Юрист элегантно поднялся. Вуди и миссис Хармон открыли каждый свою створку двери. Ножки стульев царапали потемневший от времени сосновый паркет. Джейми встряхнулся, рой его мыслей рассыпался, он встал. Все уже покинули комнату. Через приоткрытые створки дверей было видно, как его мать и мистер Брайер живо обсуждают что-то с Пеблсом, а Рон при всем честном народе болтает с Вуди.
   На затекших ногах Джейми просеменил к окну. Пять, да нет, шесть дохлых майских жуков лежали на наружном подоконнике. «Никто не умирал внутри дома». Не может быть. Жуки мрут каждый день, просто люди считают только людей. Микробы. Джейми побился бы об заклад, что микробы тоже умирают.
   Взгляд юноши скользил по четким линиям, оставшимся на травяном ковре от косилки. Лужайка уходила к горизонту. Близкому горизонту: земля потихоньку поднималась от дома. Неровная линия пугал занозила горизонт. Трава на границе с голубым небом, почти молочным от зноя, как полированная. «Три сотни акров или что-то в этом роде. Много. Насколько? Больше, чем городской квартал? Конечно! Как они назывались, такие здоровые куски земли в деревне, где я был на каникулах? Концессии, что ли? Было там по сотне акров? Три таких вот концессии! Да, здоровый кусок. Вполне хватит, чтоб там были реки, озера, леса. Много. Можно построить ферму. Большую, классную ферму.
   Сколько стоит ферма?»
   Двери скрипнули за спиной. Глаза юноши сфокусировались на тусклом пыльном стекле в десяти сантиметрах от носа. Он обернулся. Мистер Брайер широкой серой спиной прислонился к створке двери. Джейми от нечего делать принялся изучать квадратную комнату. Зеркала. По зеркалу на каждой стене плюс одно в углу. Стулья разбились на беспорядочные группки, как будто они за дружеской беседой. О своем. Не для джейминых ушей. Большой стол, над ним на стене надпись в черной рамке. Юноша подошел прочитать. «Никаких домашних животных. Никаких птиц. Никаких рыб». Под тремя строчками запрещений красивый, но бестолковый узор.
   Мистер Брайер все еще загораживал спиной дверь. Джейми выдвинул средний ящик стола. Скрепки. Старинные ручки, те, которые окунали в чернильницы, не авторучки. У авторучек бывают иногда золотые перья. Монетка. Шиллинг. Порылся еще. Несколько шиллингов, несколько пенсов. «Мертвые деньги» – называл их Джейми, Деньги, которые люди швырнули в ящик стола или тумбочки, а потом забыли. Деньги, которые останутся мертвыми, пропавшими без вести. Если только Джейми не найдет их и не вернет к жизни.
   Брайер потерся лопаткой о косяк, потом кивнул кому-то.
   Нижний ящик был глубоким, со стопками карточек, болтающихся на длинной шпильке. Каждая стопка помечена именем. Карточки на людей! Возбуждение, чуть ли не сексуальное возбуждение охватило Джейми. Секретные досье! Первая стопочка: «Эндрюс». Джейми повернул карточку, чтобы посмотреть с конца.
   Финансовое положение. Кто она такая, «Эндрюс, Елизавета»?
   Выдвинул ящик подальше. «Брайер Роб. Дж». Здесь потолще, чем у «Эндрюс, Елизаветы». Мистер Брайер сунул одну руку в карман, другой жестикулировал в проеме двери.
   Джейми повернул карточки утлом, продолжил шмон. «Халифакс, Джейн Ревекка». Юноша вытащил обе стопочки. Розовая большая пометка и две голубые поменьше. Большие – розовая и голубая – для женщины и для мужчины и по две маленькие для отпрысков. Их, выходит, сделали наследниками по половому признаку. Дядю Эфраима посетила странная мысль о создании семьи путем вынужденного совместного проживания? Как бы там ни было, идея возбуждает своей неясностью. Не взрослых, конечно. Обе стопки выскользнули и упали на пол. Джейми их задвинул потихоньку носком ботинка под стол. «Выпали в результате несчастного случая». Потом будет еще время прибрать к рукам и спрятать. Дядя Эфраим, конечно, старый ублюдок с загибонами, но Джейми лично не видит ничего плохого в том, чтобы поспособствовать стариковским планам – переспать с кем надо.
   Джейми кивнул в сторону надписи в черной рамке. – На пишущей машинке, – не повернув головы, пояснил он, заметив, что подошел Брайер.
   – Джейми, можно просить тебя об одолжении? – спросил мужчина.
   – Конечно. Что такое?
   – Я приехал в чужой машине. Твоя мать любезно предложила отвезти меня обратно в мотель, забрать машину и вещи. Не могли бы вы с братом присмотреть, пока нас не будет, за моими девочками?
   – О ч-ч-чем речь!
   – О-о, ты так любезен, Джейми. Идешь сам к нам в няньки. Ты уверен, что твой брат не будет возражать? – Угол его рта поехал вверх.
   – Он у меня будет как шелковый. – Джейми заулыбался.
   – Понятное дело. Осмотрели бы пока дом. Порасспросите для начала миссис Хармон. И поласковей со старушенцией. Мы – одна нога здесь, другая там.
   – Располагайте своим временем без стеснения. Месяц вашего отсутствия нас не отяготит. Управимся.
   – Ты доверишь мне свою мать?
   – Если вы доверите мне вашу дочку.
   – Дело. Даешь, значит, нам пять минут, от силы шесть? Не то чтобы я тебе не доверял, Джейми, но вот брат твой, ну… у него дурной глаз.
   – Брат – испорченный в конец, точно, но не берите в голову. Я пригляжу за ним.
   – Там вон стул. Сымпровизируй пока поводок и хлыстик. Что тебе привезти?
   – Два гамбургера, выпечку, большое жаркое, шоколадный коктейль.
   – Представляю на материнское утверждение. Подпись получена. До скорого.
   Пиджак Рона украшал спинку старого кресла-качалки у крыльца. Сам Рон в просторной рубашке с короткими рукавами сидел рядышком с Вуди. Занят он был тем, что водил бруском по лезвию серпа.
   – Не так нежно, парень. Это сталь, а не пудинг. Рон ушел с головой в работу, изогнутое лезвие начало нежно петь. Вуди откинулся, достал из кармана рубахи окурок, поглядел на него, убрал обратно.
   – Чего ты? Давай, – сказал Рон.
   – Не-е. Нехорошо.
   – Эфраимовы правила?
   – Ага. Никакого курева, никакой ханки, никакого кофе. Внутри Дома.
   – А мы – снаружи.
   – Дом до границы. Похожей на выдернутый корень, – рукой Вуди махнул туда, где брусчатку сменял гравий.
   – Теперь их не обязательно выполнять, твои правила, ты ж знаешь.
   – Знаю, знаю. – Он снова вытащил бычок и опять убрал. – Нет, нехорошо.
   – Должно быть, он был необыкновенным человеком. – Похоже, что так.
   – Правил понаписал целую кучу.
   – Похоже, что так.
   Джейми все держался сзади, слушал.
   Рон попробовал лезвие серпа большим пальцем, плюнул на брусок, снова принялся точить. Вуди кивнул, оперся спиной на дубовые перила. Рон повернулся в его сторону.
   – Никогда его не видал, я тебе говорил? Ни дядю, ни двоюродного дядю, никого не видал. Расскажи-ка о нем.
   – Что?
   – Ну… Как он умер? Никто так и не рассказал мне.
   – Умер, следуя правилам. Пытаясь следовать.
   – Так-так-так.
   – Никто не должен умирать внутри Дома. Цветы там нельзя держать, даже растения в горшках. Никаких домашних животных. Он даже жуков старался внутрь не пускать. Фанатик он был. Настоящий фанатик. Серпы внутрь носить тоже не разрешал. Два-три года назад хозяин простудился. Доктор не взял его в свою клинику. Так он пошел и записался в спортклуб. Членом стал. Был, пока мог. Так и не ушел. Был членом, пока не помер. Вот так.
   – Так где он умер-то? – торопил Рон.
   – В Доме. – Вуди кисло улыбнулся. – Помер в Доме.
   – Как? Как умер?
   – Сломал спину. Потом сердце лопнуло. В погреб он свалился. А помер у входной двери. Выполз наверх по ступенькам. Через холл.
   – Чтобы на помощь позвать?
   Еще чего. Чтобы следовать правилу. Знал, что помирает, понял? Мимо телефона прополз. Вылезти пытался. Из Дома. Так на коврике у двери и помер. – А дома, что, не было никого, помочь?
   – Выходной. По выходным – ни одной живой души. Он одиночество любил, хозяин-то. Женщину пускал – для уборки. – Рон подумал про миссис Хармон. – Особенно для зеркал. Очень он за зеркалами следил. А сам я сегодня первый раз в холле был. Первый раз за двадцать четыре года. – В голосе было скорее удивление, чем обида.
   Джейми кашлянул. Вуди обернулся, а Рон сделал вид, будто давно заметил, что там стоит брат. Рон никогда не признавался, что его застали врасплох. Старик встал и забрал у него серп.
   – У меня тут обязанности, хозяева молодые.
   – Спасибо за интересную беседу, – крикнул Рон вдогонку удаляющейся спине, – и за урок точильного ремесла.

Глава 2

   Рон с Джейми договорились: Рон отправился на поиски Баунти, а Джейми – Харвест. Джейми пошел обратно через комнату, где проходило «чтение». «Выпавшие» карточки все так же прятались под столом. За вертящимся стулом находилась узкая дверь. «Такие вот двери ведут в сокровенные покои», – подумал Джейми. Комната за дверью обманула ожидания. Зеркало, стол и стул занимали ее почти целиком. В тонконогом столе был только один незапирающийся ящик. Там лежал изысканный письменный прибор, два пузырька индийских чернил и листы бумаги для пишущей машинки, «Вот где сочинялись правила», – догадался Джейми. Из комнаты вели две двери. Джейми выбрал самую узкую. Еще одна комнатка. Пустая на этот раз, не считая двух зеркал с богатыми круглыми рамами. Тут была целая вереница комнаток. Некоторые почти без мебели, другие – пустые совершенно, не считая зеркал, разумеется. Да, любил Эфраим зеркала. Может, он коллекционировал старинные зеркала? Редкие старинные и ЦЕННЫЕ зеркала. Хотя некоторые из них выглядели безнадежно современными. Тут тайна, завещание явно давало это понять. Дорогая тайна. Тайник с золотом? Придется делиться, он в курсе. С мамой и с Брайером. И тем не менее. Тайник, это самое… Кое-что ведь причитается нашедшему. А найдет – он. В этом Джейми уверен. У него нюх на золото.
   Джейми открыл следующую дверь и понял, что сделал полный круг. Лабиринт чертов. Попробовал снова. Надо держаться все время левой стороны, нравится дверь или нет. После нескольких комнат пришлось повернуть вправо. Еще четыре комнаты и коридор. Юноша понял систему: поделенная на маленькие большая комната. Он вернулся на две комнаты назад, посмотрел еще раз: у «внешних» комнат одинаковая отделка на «внешних» стенах. Джейми сделал заметку в особом отсеке своего мозга с табличкой «Частные владения. Для утирания носа другим на будущее». Затем была большая комната, забитая чем попало, как старый чердак. Потом узкая лестница без перил в конце коридора. Задняя лестница, для прислуги, решил Джейми. Неподходящее место для спрятанных сокровищ.
   На первой лестничной площадке Джейми обнаружил дубовую дверь, которая должна была, по его мнению, вести в спальни. Ступеньки шли дальше. На чердак, надо полагать. Это уже больше похоже – место сокровенное, тайное.
   Квадратная маленькая площадка с двумя дверьми. Юноша выбрал поуже. Ему пришлось наклониться, извернуться. Не туда! Джейми оказался на метровой полоске между низким парапетом и скатом крыши, посмотрел по сторонам, на мгновение показалось, что он не один. Просто ощущение. Но сильное! Может, птица какая сверху смотрит, что еще там наверху может быть? Джейми повернулся, чтобы уйти, и не ушел. Почему? Что за сумасшедшая сила заставила его стать ногой на парапет? Зачем он посмотрел вниз, на жесткую безжалостную брусчатку двумя этажами ниже?
   Джейми отшатнулся, пытаясь принять более безопасное положение. Кровь стучала в ушах. Юноша приказывал ноге встать обратно, но та отказывалась подчиняться, и он балансировал с трудом. Выступили слезы. Теплая, ядовитая желчь подкатила к горлу. Нога начала ныть, болеть. Потом дрожать. «Вниз так легко. Расслабься, Джейми, и все! Расслабься – и все!» И, как массаж, невидимые пальцы ласкают взбугрившиеся мышцы бедра, голени, соблазняют, расслабляют.
   Усилием воли, какого еще не приходилось применять ни разу в своей жизни, Джейми дал части своего разума подчиниться русалочьему пению, чтоб другой частью заставить ногу отползти подальше вглубь. Он завис над аллеей.
   Как будто кому-то надо было выяснить что-то внутри Джейми. Но кому выяснять? И что? Этого он не мог понять.
   Проблевавшись, он открыл дверь и спустился, спотыкаясь, по лестнице. Теперь-то уж он действительно искал Харвест. А может, и не ее: кого-нибудь, неважно кого, теплого, нормального, человеческого.
   Они сидели на кухне, ели пышки, приготовленные миссис Хармон.
   – Теплые, – сказал Рон, чавкая полным ртом. – С голубикой!
   – Эта… С голу…
   – А молока нет или сока какого? – спросил Джейми с порога.
   Харвест вскочила, принесла пакет из холодильника. Двух больших стаканов с трудом хватило, чтобы залить жгучий вкус блевотины.
   – Ну и грязный же ты, Джейми, – заметила Харвест. – Куда это ты залез? Боюсь, что ты не нашел клад. Зато, судя по твоему виду, нос к носу столкнулся с привидением. Джейми отломил кусок пышки, не спеша прожевал.
   – Вон еще правила, – сказал Джейми и показал рукой поверх головы Рона.
   Баунти проскользнула за спиной Рона и застыла руки боки, вперившись взором в надпись: «Режущие, колюще инструменты всегда должны быть остро наточены, после использования обязательно возвращать на отведенное им место».
   Резонно, – заметил Рон, читая сквозь треугольник, образованный ее мягкой рукой и еще более мягким бедром. – И рисуночек еще, офигительный, как всегда.
   – Эфраим рисовал, сам. – Джейми слизнул с губы пышку.
   – С чего это ты взял?
   – Там его набор в стола Ручки чудные, пузырьки с чернилами.
   – Для каллиграфии, – предположил Рон.
   – Вроде того.
   – Так. А еще ты там чего нашел, Джейми?
   – Да ничего. Лестницу на крышу и целый лабиринт из комнаток. Я думаю, когда-то это была большая комната. Для балов. А сейчас она нарезана на маленькие отдельные комнатки.
   – Эфраим, наверное, боялся открытого пространства. – Кто его знает? Чудной старикан, факт. Ладно. А вы, девушки?
   Колдунов искали, – Харвест улыбнулась в ответ, – да вот не нашли. Зато нашли кое-что получше, Пруд, где поплавать, за Колдовским Холмом. Странные вещи про него рассказывает миссис Хармон. Место пользуется популярностью у влюбленных. Романтическое. Маленький круглый холм. Верхушка всегда была лысая. Не росло ничего. Теперь вся в траве. Туда влюбленные приходят и клятвы верности дают друг другу.
   Согласно данным миссис Хармон, пруд бездонный. Лет сто тому назад влюбленные имели обыкновение барахтаться там голышом. – Она продолжила глухим, загробным голосом: – И вот однажды двое вошли в воду, чтобы не выйти из нее уже никогда. Колдуны их сцапали, я так понимаю. – Девушка улыбнулась.
   Джейми понимающе усмехнулся. – Ну? Кто завтра? Только не расколитесь папе или миссис Халифакс, что он бездонный. Идет?
   – Я – за, – сказал Джейми.
   – Как ты, Рон? – спросила Баунти.
   Она так и не дождалась ответа: в кухню вошла миссис Хармон. Под мышкой она держала швабру и метлу и еще по ведру в каждой руке, из кармана передника торчала метелка для пыли.
   – У меня выходной сегодня, как вам известно, – констатировала она, не обращаясь ни к кому персонально.
   – Шикарные пышки, – сказал Рон.
   – Н-да? Хм. Может и так. Мне все равно. Я свое дело сделала. Комнаты наверху готовы. На моей памяти там никто никогда не жил. Затхлые, может, слегка. Эй, ты! – Она сверкнула глазами на Харвест. – Пошевеливайся. Я т-тебе покажу! Где их черти носят, новеньких-то? Ваших папу-маму. Первый раз вижу такое безобразие.
   Она вышла, вихляя задом. Харвест с недовольным видом последовала за ней. Впрочем, не без любопытства. В чулане послышалось звяканье раскладываемых по местам принадлежностей.
   Джейми вынул из холодильника новый пакет молока, открыл его и понюхал содержимое.
   – Свежее, свежее, – сказал Рон и повернулся к Баунти. – В жизни не видал такого привереду по части пищи.
   Джейми налил молока, взял из стоящей на столе вазы яблоко и рухнул в кресло. Жуткая усталость вдруг навалилась на него.
   – Когда ж они вернутся? – спросил он в пространство. – Уморят голодом совсем.
   – Спокойствие, – сказал Рон.
   – Они сейчас как раз «познают» друг друга, – предположила Баунти.
   – Грязные мысли, – улыбнулся Рон.
   – Чего-о? Высокие чувства!
   Джейми посмотрел на девушку, потом на брата. – Не смешите меня. В их-то возрасте?
   – В их возрасте только дольше получается. – Баунти вскинула бровь. – И я лично в этом ничего плохого не нахожу!
   Джейми отгрыз кусок и тут же обследовал яблоко. Свежайшая белая мякоть была изгажена слизистым коричневым желобком. Хвостик личинки скрылся в яблочных недрах. Не раздумывая, Джейми откусил еще. Он жевал, а часть его сознания спрашивала: «Зачем? Зачем ты это сделал?» Язык отступал, виляя, вглубь рта, напутанный уже одной возможностью общения с соками отнюдь не яблочными. Лицо юноши приняло равномерно бледный оттенок. Ком желчи поднялся и, уступая натиску, опустился обратно в желудок. Мороз охватил кишки – как порыв ветра. Что-то не так. Совершенно не так!
   Джейми вспомнил, как однажды вытаскивал изо рта хрящ. Давно, еще голос не ломался. Он помнил до сих пор свою растерянность: эту гадость словно привязали тогда к нижней губе бесконечно растягивающейся слюнявой ниткой, которая никогда не порвется. Теперь он чувствовал себя этим хрящом. Отвратную мокрую струну натягивали, вытягивали из его мозга невидимым ртом. Чьим ртом?
   Послышались тяжелые звуки шагов спускающейся по лестнице миссис Хармон и бодрый звон каблучков Харвест. Затем радостные возгласы девушки:
   – Наконец-то! Мы тут оголодали совсем! Где жратва? Джейми прошел вслед за Роном в прихожую и увидел, как Харвест освободила мистера Брайера от распертых изнутри бумажных пакетов. Миссис Хармон задержалась на лестнице, заглядывая вниз. Лицо у нее было сморщенное, как обычно, однако пристальный наблюдатель обнаружил бы в расположении локтей и плеч признаки некоторого расслабления, облегчения. – Шампанское, – восхитилась Харвест. – Шампанское с гамбургерами! Какой удивительный декаданс! Тоненькая девушка приняла из рук отца позвякивающую сумку, и тут миссис Хармон точно выросла на несколько дюймов:
   – Напитки?! В Доме никогда не…
   Ревекка Халифакс в это время пятилась через входную дверь в прихожую, обнимая две охапки цветок хризантем и ярко-желтых роз.
   – Цветы, – выдавила домоправительница через решетку своих зубов – Существуют правила, вы же знаете! Строгие!
   – Существовали правила, миссис Хармон, – прервал ее мистер Брайер. – Существовали. Все течет, все меняется, как известно. Неужели вы не любите цветы, миссис Хармон?
   – Когда они на своем месте, мистер Брайер.
   – И где это место, миссис Хармон?
   Не здесь. И потом, – она долго подыскивала слова, – они высасывают воздух. А обрезать цветы внутри дома, – это впускать смерть, это уж точно. У мистера Брайера отвисла челюсть.
   – Нам нравятся цветы, миссис Хармон, – сказал он МЯГКО. Джейми подумалось, что вряд ли стоит вызывать на еще большую мягкость и сделал себе заметку. У экономки, видно, возникли сходные соображения. Она шмыгнула мимо новых хозяев, сорвала свою соломенную шляпу с вешалки и ушла. Дверь закрылась за ней, клацнув нарочито неторопливо, и этот звук был громче пощечины. – Не оставить ли цветы, Векки, на столе в холле? – предложил Брайер. – Перекусим сейчас, потом поищем для них вазу.
   Баунти толкнула ногой Харвест и, многозначительно подняв бровь, шепнула:
   – Векки.
   Харвест улыбнулась.
   Гамбургеры и коктейли были чуть теплыми. Впрочем, шампанское поправило дело. Когда вторая бутылка была прикончена, обе девушки уже открыто хихикали каждый раз, когда Ревекку называли Векки, а Роберта Бобом.
   – Знаете, – Боб откинулся на деревянном стуле и поднял стакан к свету, наблюдая, как лопаются пузырьки, – как это ни смешно звучит, я действительно рад, что уже дома.
   – И не говори, – вставила Векки, – чудеса. Мы здесь были-то от силы час, а как уехали, ну, за покупками, – девочки опять толкнули друг друга, – такое чувство, будто… Словно ты в отпуске уже давно и тянет домой.
   Джейми не покидал дома с тех пор, как попал в него, но то, что имела в виду мать, понял прекрасно. Только что-то не по себе ему стало от этого.
   – Мы тут побеседовали с Вуди, – сказал он.
   – Да-а? Тот еще тип, – заметил Боб.
   – Рон с ним, похоже, поладил. Насчет себя – не скажу. Голос смешной у него.
   – Чем это? – спросила Харвест.
   – Не знаю. Что-то такое… Как если проиграть этот голос на магнитофоне, получится молитва Господу, а если задом наперед – то Дьяволу.
   – Это оттого, что он. – Векки заколебалась, – не вполне привлекательный.
   – Милая миссис Халифакс, – прервала ее Баунти, – то есть Векки! Да он потрясающий урод! А морщины? Видели? Черные! Да там грязь в глубине! Столетняя грязь! Провалиться мне, если он мылся хоть раз с тех времен, когда был грудным младенцем. Если он когда-то был им. Его просто выкопали и даже не промыли как следует!
   – Так, довольно! – Боб Брайер постучал вилкой по пустому стакану. – Человек все-таки работает с землей. Надо уметь быть снисходительными, хоть иногда. И вообще, спать пора. Завтра трудный день. Будем сокровища искать. Эфраим оставил нам с Векки «все содержащееся, явное и сокрытое», так? Короче. Мы в середине дня пойдем к юристам за нашими пятью тысячами и копией описи. Н-да. Старикан, Эфраим в смысле, был слегка, э-э. эксцентричен.
   – Чокнутый, – прервала его старшая дочь.
   Боб нахмурился. «Сокрытое», похоже, здесь ключевое слово. Вот пусть ваше подсознание и поработает в течение ночи. Что сокрыто и где сокрыто.
   Баунти вдруг хлопнула в ладоши:
   – Ве-черинку. Ве-черинку. Время начинать вечеринку!
   – Время спать, во-первых. Харвест, сколько здесь ванных комнат и где?
   – Одна всего, пап. С великолепной старинной ванной. Огромной, на смешных ножках. Вдвоем мыться можно. – Что за странные мысли, молодая леди. Где?
   – Поднимешься наверх, свернешь направо и упрешься.
   – Ясно. Сначала девушки. Какова ночная диспозиция?
   – Пять дверей в ряд. Миссис Хармон мне показывала. Посередине – ничейная. Чтоб не шастали, я понимаю. – Она хихикнула. – Тебе направо, пап, в следующей – ребята: вместе. Налево дверь миссис Халифакс.
   – Ревекка. Или Векки, если угодно, – вставила Ревекка.
   – Хорошо, хорошо. В любом случае, вы – слева, а мы с Баунти – в следующей. Я полагаю, миссис Хармон все тщательно продумала. Как нам всем «не уронить себя».
   – Думаю, миссис Хармон себя до сих пор «не уронила», – сказал Боб.
   – Старая крыса! – фыркнула Баунти.
   Роберт нахмурился.
   – Цыц, девки! Рон, Джейми, может, вынесете мусор, вдвоем? – Он показал на бумажный хлам на столе. – И принесите сумки из машин. Оставьте их наверху, у лестницы, каждый отберет свое.
   Прямо из кухни можно было попасть в гостиную с довольно вычурным камином за китайским панно.
   – Здесь можно будет посидеть, – промолвила Векки, принимая из рук Боба стакан бренди, – у камелька.
   – Похоже, что тут не топили сотню-другую лет, – заметил Боб.
   – Надо будет позаботиться о дровишках, если мы правда остаемся здесь. Дело к осени.
   Векки отхлебнула, вытащила сигареты. Боб дал ей прикурить со вздохом облегчения и тут же вытащил из кармана трубку.
   – Пепельницы. Нужны пепельницы. Завтра будем в городе, купим. – Он задумался – Да, есть ведь камин. Душу из нее вон, из этой миссис Хармон! Бутылки. Окурки. Вертеп разврата.
   Векки покачала головой:
   – Боб.
   – Что, Векки?
   – Осень. Думаешь, мы здесь останемся?
   – Стоит подумать.
   – Что ты этим хочешь сказать?
   – Ну, взять меня. Я могу работать здесь. Мне-то можно не возвращаться. Программист. Компьютер, голова, руки с собой. Все, что еще нужно, – свободная телефонная линия. А ты?
   – Я? У меня ничего срочного. Ну, позвоню в школу. – Преподаешь?
   – Нет. Учусь. Переучиваюсь. Работала в ателье. Раскрой. Несчастный случай. Слава Богу, хоть застрахована была. Получаю теперь за частичную трудоспособность. Плюс дети помогают. И алименты – когда они есть. Перемогаемся.
   – В разводе?
   – Да. Десять лет вместе прожили. Для меня семейная жизнь как костер, у которого оба греются. Десять лет поддерживала огонь я, а он – грелся. Потом перестала, огонь погас.
   – А что за несчастный случай?
   Векки слегка передернуло, она обхватила плечи руками, потом показала левую ладонь. Тонкий красный шрам шел от выемки между большим и остальными пальцами через всю ладонь.
   – Нож. Электрический нож. С «защитой от дурака». Не от всякого, выходит.
   Боб сделал шаг, провел вдоль шрама кончиком пальца:
   – Не можешь работать?
   – Абсолютно! Рука, действительно, неуклюжая стала немножко, но не в этом дело. Это глупо, я знаю, но мне страшно. Вид или звук электрического ножа приводит меня в ужас. Неспособна психологически.
   – Не вини себя. Достаточно, чтобы любого из колеи выбить. А помимо работы? Есть у тебя кто-нибудь? – У меня были мужчины с тех пор, как я развелась, я не монахиня. Но постоянно – нет.
   – И у меня. Разведен, а постоянной привязанности – нет.
   Они улыбнулись друг другу, смутились, и вдруг поняли, что одни. Боб выбил трубку в камин и допил бренди.
   – Время. Время ложиться.
   Женщина догадалась, что он избегает слова «постель», и даже немножко возгордилась им, его тактом.
   – Наверное. Тебе десять минут на душ. На завтрак яичницу с беконом?
   – Недурно.
   – Тогда: спокойной ночи.