Страница:
Грейс не могла вообразить, каково это жить с сознании того, что ты не только ужасно расстроила отца, но и стала причиной его смерти.
Хриплый голос зазвучал эхом у нее в голове: «Ты убила вою мать, Грейс».
Хотя да. Могла. И она никому бы этого не пожелала, не говоря уже о таком нежном и невинном создании, как Мелли. Только что тут можно сделать?
Грейс не могла больше этого выносить.
После церкви она постучала в дверь сэра Джона. Мелли гуляла с Фреем по саду. Грейс видела их из окна второго этажа. Они сосредоточенно беседовали.
После объявления имен Грейс решилась. Она больше не могла выносить это положение. Оно приносило ей слишком много страданий. Она уедет, прежде чем имена объявят вновь, уедет от Доминика Вульфа, Вульфстона и всего, что разрывает ее сердце. Она вернется в Лондон и начнет паковать вещи для поездки в Египет с миссис Чивер.
Но прежде чем она это сделает, ей придется поговорить с сэром Джоном.
– Да, Грейсток, – сказал он. – В чем дело?
– Я не Грейсток, сэр Джон. – Она подошла к его кровати. Нежный аромат трав не мог скрыть смрада болезни. Она старалась сохранить спокойное выражение лица. – Я Грейс, Грейс Мерридью. Я была в школе с Мелли, помните?
Сэр Джон в смущении нахмурил брови.
– Как ты можешь быть Грейс Мерридью? Ты же Грейсток!
– Посмотрите на меня, сэр Джон! Я покрасила волосы и нарисовала на лице веснушки. – Грейс старалась не смотреть на опухоль на его животе, проглядывающую через рубашку. Хотя, уговаривала она себя, раз бабушка Уигмор прикладывала к ней припарки, то поэтому она и кажется больше.
По взгляду старика она видела, как он постепенно осознает, что произошло.
– И впрямь Грейс Мерридью. Ты обманула нас? Но почему? – Он был так изумлен и озадачен, что на мгновение Грейс стало стыдно, что она расстраивает человека, который и так плохо себя чувствует.
– Мелли знала, кто я такая, все это время. – Она набрала побольше воздуха. – Вообще-то именно Мелли попросила меня это сделать.
– Но зачем?
– Она ужасно несчастна, сэр Джон. Она не хочет этого брака. Как и Доминик Вульф.
– Они не знают, что лучше для…
– Они знают, что они хотят! И чего не хотят. Например, Мелли скорее всего будет это отрицать, но, по-моему, ей все больше и больше начинает нравиться Фрей… мистер Неттертон.
– Мне и самому этот парень очень нравится, – сказал сэр Джон. – Но он беден, как церковная мышь. К тому же он содержит свою овдовевшую мать и сестер. Я не собираюсь обрекать Мелли на нищету, разрешив ей выйти замуж за Фрея Неттертона.
– Но ведь не всегда же он будет бедным. Он единственный наследник своего дяди, а его дядя очень…
Сэр Джон оборвал ее резким жестом.
– Неттертоны живучие. Седди проживет до ста лет. Он не пьет, не курит и не играет. – Он недоверчиво покачал головой. – Если вспомнить о моей дикой юности… Сейчас-то я уже просто старый зануда.
Он вспомнил что-то и хитро посмотрел на Грейс.
– Я не хочу, чтобы Мелли жила впроголодь, экономя каждое пенни со священником, когда она может быть хозяйкой богатого дома и жить в достатке.
– Даже если это счастливая жизнь впроголодь?
– Брак не гарантирует счастье. А вот деньги гарантируют комфорт и удобство.
– Вы хотите гарантировать ее несчастье браком с человеком, который ее не желает.
– Возможно, сейчас лорд д'Акр ее и не желает, но…
– Он любит меня. Меня. – Все-таки она сказала об этом. – А я люблю его.
Старик пристально посмотрел на Грейс.
– Но он согласился жениться на моей Мелли! – Да.
– Из-за денег.
– Не из-за денег, – гордо возразила Грейс. – Из-за дома. Из-за места, где его семья жила на протяжении шестисот лет.
– Но ему же наплевать…
– Нет, не наплевать, поверьте мне. Просто он прячет свои чувства глубже, чем остальные. – Грейс пробовала придумать, как довести это до его сознания. – Это его дом. Он это только что понял, но ему так же нужно быть частью Вульфстона, как и людям, живущим здесь и нуждающимся в нем… И поэтому я уезжаю.
– Хорошо.
Грейс потеряла дар речи.
– Я думала, вы любите Мелли.
– Люблю. И я делаю то, что лучше для нее, даже если она сама этого не понимает. Пока не понимает. – Он откинулся на подушках и закрыл глаза. Спор был окончен.
Грейс промолвила, еле сдерживая себя:
– Тогда прощайте. Не… не могу сказать, что не испытываю к вам никакой обиды, сэр Джон. Но я буду молиться о вашем выздоровлении. И знайте… вы ошибаетесь, пытаясь навязать им этот брак, ошибаетесь глубже, чем когда-либо сможете понять.
Она сидела, свернувшись калачиком в большом кресле в библиотеке. Ужин закончился. Это была ее последняя ночь в Вульфстоне. Она уже сделала распоряжения, чтобы уехать на рассвете. Доминику она ничего не сказала. Она знала, что он начнет возмущаться, а это ей сейчас было не нужно. Но все остальные знали. Она уже попрощалась.
Мелли, погруженная в свое горе, ушла наверх, чтобы посидеть с отцом. Грейс знала, что это всего-навсего предлог, поскольку к этому моменту ее отец крепко спал. Поэтому Грейс удалилась в библиотеку к своей любимой книге со стихами.
Отложи же час расставания, повторила про себя Грейс. Но теперь было слишком поздно. Круг объятий был уже разорван. Доминик женится на Мелли. Через несколько дней имена объявят во второй раз. Она не может остаться и наблюдать за всем этим. Для этого у нее не хватит благородства.
Она оглядела комнату. Тяжелый труд вернул ее из состояния пыльного запустения к красоте. Она закрыла глаза. Она любила это место. Она любила Доминика. Как она могла уехать?
Но как она могла остаться?
Грейс взглянула наверх. Доминик бесшумно вошел в комнату и пристально на нее смотрел.
– Никак не могу решить, когда твои глаза красивее: когда в них отражается солнце, как в море, или когда они похожи на колокольчики, искупавшиеся в утренней росе? – сказал он, подходя к ней.
– И давно ты там стоишь?
Вместо ответа Доминик нагнулся и поцеловал ее в губы. У нее был вкус страсти, нежности и отчаяния. Грейс закрыла глаза и ответила на поцелуй. Это их последний поцелуй. Когда Доминик оторвался от нее на мгновение, она положила руки ему на плечи и сказала:
– Все, хватит.
– Почему?
– Потому что я больше не могу. Нет, я не хочу разговаривать об этом, просто скажи мне, зачем ты сюда пришел.
– Давай поднимемся ко мне. Полежим, поговорим.
– Нет, я не могу. Здесь слишком много людей. Нас обнаружат, и моя репутация будет уничтожена.
Доминик вздохнул, развернулся и пошел прочь. На мгновение показалось, что он оставляет ее, и ее сердце сжалось. Она не хотела расставаться вот так.
Но Доминик отошел, чтобы только запереть дверь. Он вернулся, подхватил Грейс на руки и понес ее, будто она ничего не весила. Кровь шумела у нее в ушах.
Грейс собрала волю в кулак и произнесла:
– Я же сказала нет, Доминик. – Но вышло это у нее неубедительно.
С невинным видом он присел с ней на диван, только вряд ли это можно назвать сидением. Он отклонился на подлокотник дивана и положил ее на колени. Она вяло попробовала сесть, но он притянул ее к себе, и, по правде сказать, его объятия были для нее как рай. Рай и ад вместе. Он собирается жениться на Мелли, напомнила она себе. И как всегда от этой мысли у Грейс стало тяжело на сердце.
– Я не переношу, когда ты расстраиваешься, – сказал он.
– Я не переношу эту ситуацию. Он поцеловал ее.
– Я знаю, но единственное простое решение – это застрелить сэра Джона и Мелли. Что, разумеется, придется делать мне. Только после этого мне придется убить еще и Фрея, что будет уже сложнее. Во-первых, он мой лучший друг, во-вторых, он и сам неплохо стреляет. А затем еще будут различные возможные свидетели, и, разумеется, мне придется пристрелить и их, но после этого придется избавляться от всех этих тел, а я ненавижу копать.
Грейс невольно засмеялась.
– Можешь смеяться, но я действительно ненавижу это, – заверил он ее. – Разумеется, ты думаешь, что раз я владелец замка, то могу приказать крестьянам сделать это, но вот о чем ты не подумала, так это о том, что, чтобы скрыть мои ужасные преступления, мне придется убить также и всех крестьян, так что для копания не останется больше никого. Кроме меня. – Он состроил рожицу. – А это было бы ужасно! Я люблю тебя, Грейс, но, хотя я и готов убить за тебя любого, копание совсем другое дело!
И тут, разумеется, она рассмеялась. И расплакалась.
– Ты просто смешон. Я не понимаю, как ты можешь шутить, когда…
Доминик поцеловал ее. Грейс поцеловала его от всего сердца, со всем желанием, со всей страстью. А затем выскользнула из его объятий и открыла дверь.
Она остановилась у двери и сказала:
– Спокойной… спокойной ночи. – И прежде чем Доминик успел что-либо сделать, вышла. Она наклонилась на мгновение и прошептала: – Спокойной ночи, любимый, – и побежала наверх в спальню.
Ей нужно было убежать от него. Когда он смотрел на нее вот так – с желанием и отчаянием в глазах, силы изменяли ей. А если он поцелует ее опять, что всего-навсего дело времени, ей уже ничто не поможет.
Теперь она поняла, что Доминик имел в виду, когда просил ее стать его любовницей. Это не было оскорблением. Он предлагал это от чистого сердца.
Но Грейс этого было недостаточно. Дети, общество друзей и семьи – была ли она готова пожертвовать всем этим? Нет. Но если никакого другого выхода не было, она была готова подумать над этим.
Брак с Мелли все еще можно предотвратить. Он предотвратил бы его, она не сомневалась, если бы не верил, что брак и любовь не могут сосуществовать. Но Доминик не верил в это, и Грейс не могла придумать, как доказать ему это. Поэтому ей придется уехать.
Ее звали Египет и пирамиды. Ее первая, самая надежная мечта.
Грейс проснулась от хора птиц, певших перед рассветом. Она полежала немного, наслаждаясь погожим утром. Ей казалось, что птицы поют здесь лучше, чем где-либо еще в Англии. Она вылезла из кровати в прохладный серый воздух сумерек и как можно быстрее оделась. Мелли тихо лежала на своей кровати. Сложно было понять, спит она или нет, хотя Грейс подозревала, что подруга не спит, но Мелли ничего не сказала, поэтому и Грейс промолчала.
Хотя ей было грустно. Между ними теперь образовалась пропасть. Возможно, когда-нибудь Грейс сможет понять, но сейчас у нее на это просто не было сил. Она была слишком зла и расстроена.
Она попрощалась с Мелли прошлой ночью, когда они ложились спать. Они поплакали как по их дружбе, так и по всему остальному.
Она поедет в Лондон, где сейчас находится ее сестра Пруденс. Грейс любила всех своих сестер, но в данный момент ей была нужна Пруденс, старшая.
Большую часть жизни Пруденс заменяла Грейс мать. Сейчас она выполняла эту роль вместе с тетушкой Гасси, но когда Грейс было тяжело на сердце, она болела или сердилась, она обращалась к Пруденс. А прямо сейчас Грейс было тяжело на сердце, она сердилась, и ей нужно было утешение старшей сестры.
Ее чемодан был уже внизу. Грейс упаковала ночную рубашку и некоторые мелочи в небольшую сумку и договорилась с Абдулом, что одолжит одну из его карет, кучера и грума. Она хотела заплатить ему, но он лишь отмахнулся.
Она попрощалась со всеми прошлой ночью, хотя намеревалась просто тихо ускользнуть. Она не хотела видеть… никого.
Грейс злилась на Доминика, хотя знала, что он ничего не может сделать, ведь он тоже был в ловушке.
Грейс ненавидела эту ситуацию, которая превращала ее в сварливую женщину. Она даже злилась на сэра Джона, что было уж совсем несправедливо – бедняга боролся со смертью и думал лишь о благополучии дочери.
Не нужно было вообще сюда приезжать. Настолько проще мечтать о любви, чем на самом деле оказаться в ее объятиях. Любовь – это пытка. Почему ей никто об этом не рассказывал?
Грейс закрыла за собой дверь и на цыпочках спустилась вниз, не в силах устоять перед искушением поставить ноги в те углубления, что сделали ноги его предков. К ее удивлению, миссис Стоукс уже была за работой, и любимый завтрак Грейс ждал ее – хлеб, ломтик ветчины, яйцо-пашот, кофе и тост с медом.
– Вы же не считаете, что мы с Инид отпустим вас в долгое путешествие без хорошего завтрака? А теперь ешьте, пока еще горячее, мисс.
Грейс посмотрела на горшочек с медом, и тут на нее нахлынули воспоминания.
– А есть что-нибудь, кроме меда? Что-то мне не хочется его сегодня, – сказала она миссис Стоукс. А про себя подумала: «И вряд ли когда-нибудь захочется».
– Есть брусничный джем, если хотите, мисс. Особенный, шропширский. Бруснику собирал Билли Финн только вчера, и я сама сделала джем, – сказала миссис Стоукс.
– Замечательно, миссис Стоукс. Благодарю вас.
После завтрака Грейс взяла несколько яблок и морковок и отправилась на конюшню, чтобы попрощаться с лошадьми, которых так полюбила. На дворе грумы уже запрягали карету. Грейс поспешила внутрь.
Кобылы ждали ее, как каждое утро, с тихим ржанием высовывая головы через двери денников. Первым делом Грейс пошла попрощаться с жеребенком, но тот проигнорировал ее. Он жадно пил молоко, и его хвостик мерно подрагивал от удовольствия. Грейс рассмеялась и скормила яблоко его матери и ее сестре в соседнем деннике.
Она угостила морковкой коня Доминика.
– Присматривай за ним, Экс. – Конь взял морковку, но когда Грейс попробовала погладить его, отпрянул в испуге. – Вы подходите друг другу! Оба большие, красивые, благородные и глупые!
Грейс услышала, как карету подали к крыльцу, и поспешно попрощалась с серебристой кобылой, на которую стала смотреть как на свою собственную.
– Прощай, Мисти, дорогая. Я буду скучать по нашим утренним прогулкам. – Мисти нежными губами взяла яблоко у нее из рук, а Грейс погладила ее бархатный нос и обняла за шею на прощание.
Когда она уходила, ее ноги подгибались. Так легко передумать, поседлать Мисти и отправиться на прогулку… как всегда… только…
Абдул ждал ее в холле.
– Вы оказываете мне честь, Абдул, – сказала Грейс. Его улыбка была хитрой.
– Возможно, ситт. Но я пришел также и поспорить с вами.
– Поспорить со мной?
– Вы убегаете, но вам нужно остаться и бороться.
– Я ничего не могу сделать. Абдул в отчаянии всплеснул руками.
– Я не понимаю, как англичанам удалось завоевать почти весь мир. Вы, он и вторая девушка, все вы говорите: «Я ничего не могу сделать». И вы все несчастные. Я говорю – убейте старика и покончите с этим.
Абдул не мог говорить серьезно. Грейс улыбнулась, покачала головой и повернулась к выходу, но он поймал ее за руку.
– Ситт, я знаю Доминика Вульфа десять лет, с тех пор как он вырос, и должен сказать, что он никогда, никогда не смотрел на женщину так, как на вас. Он всегда преследовал женщин, которых не мог получить: женщин со старыми или отсутствующими мужьями – женщин, которые никогда не хотели от него больше, чем он был готов им дать.
Абдул слегка встряхнул руку Грейс.
– Никогда еще не желал он молодую девственницу! Она покраснела от его прямолинейности. Она больше не была девственница. Грейс высвободила руку.
– Ты обратился не к тому человеку. Абдул вновь всплеснул руками.
– Он упрям как мул. Но за этим упрямством, ситт, он в… как вы говорите? – Он сделал быстрое движение руками.
– Смятение?
– Да, в смятении. И дело не только в том, что он возжелал молодую девственницу. Он еще никогда не вмешивался в жизнь других людей. Только когда купил меня, и все для того, чтобы спасти мою честь. – На мгновение Абдул прикрыл руками свое мужское достоинство. – Слава Богу и Доминику Вульфу. Меня должны были сделать евнухом. Вы знаете, что такое евнух? – Он совершил несколько выразительных рубящих движений руками.
Грейс кивнула, сильно покраснев.
– Каждый раз, лежа между ног женщины, я радуюсь состраданию Доминика Вульфа, а поскольку я сладострастный, то я радуюсь часто! Но он… у него много черных теней. Слишком много, и я сказал себе: Абдул, это твоя задача. Но он как листок на ветру. – Абдул показал руками листок, безвольно летящий туда, куда его гонит ветер. – Но теперь, внезапно, в этом месте, где, как он говорит, он не хочет находиться, он помогает этому маленькому мальчику, тому старику, этой женщине и ее семье, тому фермеру со сломанной крышей и так далее, и так далее. Я работаю целый день, чтобы перестроить поместье… и это было место, которое он поклялся уничтожить.
– Я рада. – Грейс наклонилась за своим саквояжем, но Абдул выхватил его у нее из рук.
– Спросите себя, что вызвало эту перемену, ситт. Грейс покачала головой, не желая его слушать.
– Вы, только вы! Вы затронули что-то внутри его, пробудили ту часть его души, которую я никогда не видел. Поэтому вы должны остаться и сражаться. Сражаться за свое счастье, за это поместье и за сердце и счастье Доминика Вульфа.
Грейс посмотрела на Абдула.
– Я уже отдала свое сердце Доминику Вульфу, – сказала она тихо. – Это ничего не изменило, а теперь мне нужно идти, если позволите.
– Разумеется, ситт, – сказал Абдул спокойно, как будто никакого разговора между ними только что не было, и вынес ее вещи наружу.
Грейс взглянула на горгулью.
– До свидания, мисс Горгулья, – прошептала она. – Заботься о нем и обо всех в этом доме. Помоги ему понять, что он должен жить здесь. – Слезы жгли ей глаза. – Пусть он будет счастлив!
Она вышла на крыльцо и остановилась как вкопанная. Все слуги собрались на ступеньках, чтобы попрощаться с ней. Только-только начался восход.
Миссис Стоукс и Инид сделали шаг вперед и протянули ей корзинку. Лицо миссис Стоукс было напряженным и красным, Инид не скрывала слез.
– Кое-какие мелочи, на случай если вы проголодаетесь по дороге, мисс.
Сестры Тикел отдали ей сумку яблок и еще несколько лимонов от их матери.
– Лимоны так помогли вашим веснушкам, мисс. – И они разрыдались в голос.
Билли Финн, одетый в униформу восточного покроя, сжимал потрепанный букет полевых цветов, которые и протянул ей со словами:
– Здесь есть розмарин, это чтобы вы не забыли вернуться к нам.
Грейс поблагодарила и обняла его.
– Я буду скучать по тебе, Билли, – прошептала она.
Они все выстроились в ряд, чтобы попрощаться с ней, трясли ее руку, совали ей маленькие подарки и желали безопасного путешествия. Даже дедушка Таскер подошел к ней и сунул ей в руку розу в горшке.
– Точно такие же розы выращивала матушка его сиятельства. Она любила их, и, мне кажется, вам они тоже нравятся, – сказал старик. Грейс поблагодарила его срывающимся голосом.
Наконец к ней подошла бабушка Уигмор, как всегда цветущая и пышущая здоровьем. Из всех людей, собравшихся здесь, она единственная, казалось, не была расстроена. Она обняла Грейс.
– Прощайте, Леди. Не волнуйтесь, вы вернетесь к нам в Вульфстон. Я знаю. – Она прикоснулась к сердцу и отдала Грейс маленький шелковистый мешочек. – Спите на нем, Леди, пусть вам снятся счастливые сны. – Мешочек пах розами и травами.
Грейс поцеловала бабушку в щеку.
– Присматривайте за ним, бабушка.
– Не волнуйся, милая, присмотрю.
Абдул подал ей руку и подсадил в карету, что было очень стати, потому что девушка уже ничего не видела из-за навернувшихся на глаза слез.
– Не могли бы вы попрощаться с лордом д'Акром за меня? – попросила она его. – Я не смогла сделать это вчера вечером.
– Разумеется, ситт, – заверил он ее и добавил по-арабски – Да дарует вам Бог приятную дорогу. – Он подоткнул плед вокруг нее и спрятал различные мелочи и пустяки, которые ей подарили, оставив ей только букет Билли Финна, который она отказалась отдавать. Все это время она смотрела из окна, разглядывала лица людей, которые стали ей так дороги за такое короткое время.
Грейс взглянула на окно второго этажа и увидела Мелли в ночной рубашке и шали. Мелли прижала ладонь к стеклу.
Через несколько окон от нее стоял Фрей, одетый в халат с богатой вышивкой. Должно быть, его разбудил шум подаваемого экипажа. Когда их глаза встретились, он поднял руку в безмолвном прощании и перекрестил ее, благословляя путешествие. Грейс молча поблагодарила его, и карета дернулась, отправляясь в путь.
Она перевела взгляд на третье окно, но оно оставалось холодным и пустым. За ним не было видно никакого движения, никакого признака высокого мужчины с темными волосами и яркими золотистыми глазами.
Грейс еще раз помахала остальным на прощание, уже не видя никого. Билли Финн бежал за каретой несколько сотен ярдов, но она потеряла его из виду, когда они повернули за поворот. Грейс смотрела в окно, но Вульфстон и его люди превратились в размытое слезами пятно.
Глава 18
Карета проехала между воротными столбами с волками на вершинах, и ее рыдания стали громче. Она вытирала глаза и щеки руками.
– Вот, возьми. – Доминик, сидевший в темном углу кареты, протянул ей носовой платок.
Грейс подскочила на месте.
– Ты откуда здесь взялся?
Доминик пододвинулся к ней и начал вытирать ее слезы.
– Я все время здесь сидел. Ты была слишком занята, рассматривая окна, чтобы заметить меня. – Он нежно улыбнулся ей. – Твои глаза как тонущие фиалки.
– В последний раз они были как искупавшиеся в утренней росе колокольчики, – сказала Грейс резко, выхватила платок у него из рук и отодвинулась на другую сторону кареты, где он не мог до нее дотянуться. – Почему ты здесь? – Она стала резкими движениями вытирать лицо.
– Я еду с тобой.
– Но я ведь уезжаю от тебя!
– Да, я знаю. Именно поэтому я с тобой и еду. – Доминик забрал у нее платок и продолжил вытирать ей глаза. – Ты же не думаешь, что я позволю тебе уехать одной? Нет, если ты убегаешь, то мы убежим вдвоем.
Она вновь выхватила платок из его рук.
– Я могу сама справиться. И я не убегаю.
– Нет? А мне кажется, что именно убегаешь. – Доминик заполучил платок и сказал: – Не суетись, любимая, дай я это сделаю.
Грейс не совсем поняла, что он имел в виду – поехать с ней или вытереть ее щеки.
– Но ты же не можешь поехать со мной, когда я уезжаю от тебя?
– Ты моя мечта, помнишь? У меня нет другого выхода. Слезы вновь заполнили ее глаза. Доминик нежно промокнул их. Она оттолкнула его руки и сказала:
– Но… как насчет Вульфстона? И Мелли? И сэра Джона?
– А что с ними такое? Если они тоже хотят поехать, они могут воспользоваться своей собственной каретой. Тут места хватит только для нас двоих.
– Но ведь Фрей будет объявлять имена во второй раз на этой неделе.
Доминик пожал плечами.
– Фрей делает то, что должен делать. Грейс недоверчиво посмотрела на него.
– А как же Мелли?
Он осмотрел ее щеки и нашел еще одно влажное место.
– Не думаю, что она будет возражать против того, чтобы я съездил в Лондон.
– Я не буду твоей любовницей. Доминик изумленно посмотрел на нее.
– И не думай об этом! Я не позволю себе оскорбить тебя таким предложением, хотя я и считаю, что это неплохое положение для некоторых женщин. Но не для тебя!
Грейс резко пересела на другой конец скамейки и подозрительно посмотрела на него.
– Что ты замышляешь?
– Я еду в Лондон с визитом к королеве.
– Будь серьезнее! Доминик улыбнулся и добавил:
– Я провожу тебя до твоей семьи. – Он говорил вполне искренне.
– Правда?
– Правда, это длинная поездка. Грейс подумала.
– Но ты обещаешь, что не будет никаких глупостей? Доминик притворно вздохнул:
– Умеешь ты испортить удовольствие. Хорошо, обещаю. Она попробовала не улыбаться, затем спохватилась:
– Но если мы поедем вместе, и Особенно если мы будем останавливаться в одной и той же гостинице, моя репутация будет уничтожена. Я погибла.
– Погибла? – Доминик покачал головой и твердо сказал: – Я не дам и волосу упасть с твоей головы, не говорю уже о том, чтобы погубить тебя. Я все продумал. Мы переночуем в Челтнеме у моих друзей. Женатых друзей.
– Но я же буду с тобой в крытой карете на протяжении двух дней.
– Чепуха! У меня с собой есть дама, которая будет тебя сопровождать. Не говоря уже о кучере и двух грумах.
Грейс внимательно осмотрела карету.
– Ну и где же тогда эта дама? Доминик взмахнул рукой.
– Она впереди, рядом с кучером. Путешествует внутри, только когда идет дождь. Она предпочитает выводить из себя других собак, мимо которых мы проезжаем, и чувствовать, как ее обдувает ветром.
– Других собак… ты же не… это же не Шеба? Доминик ухмыльнулся.
– Ты привел свою собаку мне в спутницы?
– Она очень хорошая спутница, – возмутился Доминик. – Она еще никогда не подпустила ко мне ни одну кошку!
Хриплый голос зазвучал эхом у нее в голове: «Ты убила вою мать, Грейс».
Хотя да. Могла. И она никому бы этого не пожелала, не говоря уже о таком нежном и невинном создании, как Мелли. Только что тут можно сделать?
Грейс не могла больше этого выносить.
После церкви она постучала в дверь сэра Джона. Мелли гуляла с Фреем по саду. Грейс видела их из окна второго этажа. Они сосредоточенно беседовали.
После объявления имен Грейс решилась. Она больше не могла выносить это положение. Оно приносило ей слишком много страданий. Она уедет, прежде чем имена объявят вновь, уедет от Доминика Вульфа, Вульфстона и всего, что разрывает ее сердце. Она вернется в Лондон и начнет паковать вещи для поездки в Египет с миссис Чивер.
Но прежде чем она это сделает, ей придется поговорить с сэром Джоном.
– Да, Грейсток, – сказал он. – В чем дело?
– Я не Грейсток, сэр Джон. – Она подошла к его кровати. Нежный аромат трав не мог скрыть смрада болезни. Она старалась сохранить спокойное выражение лица. – Я Грейс, Грейс Мерридью. Я была в школе с Мелли, помните?
Сэр Джон в смущении нахмурил брови.
– Как ты можешь быть Грейс Мерридью? Ты же Грейсток!
– Посмотрите на меня, сэр Джон! Я покрасила волосы и нарисовала на лице веснушки. – Грейс старалась не смотреть на опухоль на его животе, проглядывающую через рубашку. Хотя, уговаривала она себя, раз бабушка Уигмор прикладывала к ней припарки, то поэтому она и кажется больше.
По взгляду старика она видела, как он постепенно осознает, что произошло.
– И впрямь Грейс Мерридью. Ты обманула нас? Но почему? – Он был так изумлен и озадачен, что на мгновение Грейс стало стыдно, что она расстраивает человека, который и так плохо себя чувствует.
– Мелли знала, кто я такая, все это время. – Она набрала побольше воздуха. – Вообще-то именно Мелли попросила меня это сделать.
– Но зачем?
– Она ужасно несчастна, сэр Джон. Она не хочет этого брака. Как и Доминик Вульф.
– Они не знают, что лучше для…
– Они знают, что они хотят! И чего не хотят. Например, Мелли скорее всего будет это отрицать, но, по-моему, ей все больше и больше начинает нравиться Фрей… мистер Неттертон.
– Мне и самому этот парень очень нравится, – сказал сэр Джон. – Но он беден, как церковная мышь. К тому же он содержит свою овдовевшую мать и сестер. Я не собираюсь обрекать Мелли на нищету, разрешив ей выйти замуж за Фрея Неттертона.
– Но ведь не всегда же он будет бедным. Он единственный наследник своего дяди, а его дядя очень…
Сэр Джон оборвал ее резким жестом.
– Неттертоны живучие. Седди проживет до ста лет. Он не пьет, не курит и не играет. – Он недоверчиво покачал головой. – Если вспомнить о моей дикой юности… Сейчас-то я уже просто старый зануда.
Он вспомнил что-то и хитро посмотрел на Грейс.
– Я не хочу, чтобы Мелли жила впроголодь, экономя каждое пенни со священником, когда она может быть хозяйкой богатого дома и жить в достатке.
– Даже если это счастливая жизнь впроголодь?
– Брак не гарантирует счастье. А вот деньги гарантируют комфорт и удобство.
– Вы хотите гарантировать ее несчастье браком с человеком, который ее не желает.
– Возможно, сейчас лорд д'Акр ее и не желает, но…
– Он любит меня. Меня. – Все-таки она сказала об этом. – А я люблю его.
Старик пристально посмотрел на Грейс.
– Но он согласился жениться на моей Мелли! – Да.
– Из-за денег.
– Не из-за денег, – гордо возразила Грейс. – Из-за дома. Из-за места, где его семья жила на протяжении шестисот лет.
– Но ему же наплевать…
– Нет, не наплевать, поверьте мне. Просто он прячет свои чувства глубже, чем остальные. – Грейс пробовала придумать, как довести это до его сознания. – Это его дом. Он это только что понял, но ему так же нужно быть частью Вульфстона, как и людям, живущим здесь и нуждающимся в нем… И поэтому я уезжаю.
– Хорошо.
Грейс потеряла дар речи.
– Я думала, вы любите Мелли.
– Люблю. И я делаю то, что лучше для нее, даже если она сама этого не понимает. Пока не понимает. – Он откинулся на подушках и закрыл глаза. Спор был окончен.
Грейс промолвила, еле сдерживая себя:
– Тогда прощайте. Не… не могу сказать, что не испытываю к вам никакой обиды, сэр Джон. Но я буду молиться о вашем выздоровлении. И знайте… вы ошибаетесь, пытаясь навязать им этот брак, ошибаетесь глубже, чем когда-либо сможете понять.
Трясущимися руками Грейс закрыла маленькую книжку в кожаной обложке. Это стихотворение поэта из Андалузии Ибн-Сафр аль-Марини было ее любимым. Такое красивое и такое грустное!
Полночи я провел
В ее объятьях.
Часть в поцелуях – в ней,
Пока знамя рассвета
Не призвало нас уйти
И круг наших объятий
Не был разорван.
О роковая ночь!
Отложи час расставания!
Она сидела, свернувшись калачиком в большом кресле в библиотеке. Ужин закончился. Это была ее последняя ночь в Вульфстоне. Она уже сделала распоряжения, чтобы уехать на рассвете. Доминику она ничего не сказала. Она знала, что он начнет возмущаться, а это ей сейчас было не нужно. Но все остальные знали. Она уже попрощалась.
Мелли, погруженная в свое горе, ушла наверх, чтобы посидеть с отцом. Грейс знала, что это всего-навсего предлог, поскольку к этому моменту ее отец крепко спал. Поэтому Грейс удалилась в библиотеку к своей любимой книге со стихами.
Отложи же час расставания, повторила про себя Грейс. Но теперь было слишком поздно. Круг объятий был уже разорван. Доминик женится на Мелли. Через несколько дней имена объявят во второй раз. Она не может остаться и наблюдать за всем этим. Для этого у нее не хватит благородства.
Она оглядела комнату. Тяжелый труд вернул ее из состояния пыльного запустения к красоте. Она закрыла глаза. Она любила это место. Она любила Доминика. Как она могла уехать?
Но как она могла остаться?
Грейс взглянула наверх. Доминик бесшумно вошел в комнату и пристально на нее смотрел.
– Никак не могу решить, когда твои глаза красивее: когда в них отражается солнце, как в море, или когда они похожи на колокольчики, искупавшиеся в утренней росе? – сказал он, подходя к ней.
– И давно ты там стоишь?
Вместо ответа Доминик нагнулся и поцеловал ее в губы. У нее был вкус страсти, нежности и отчаяния. Грейс закрыла глаза и ответила на поцелуй. Это их последний поцелуй. Когда Доминик оторвался от нее на мгновение, она положила руки ему на плечи и сказала:
– Все, хватит.
– Почему?
– Потому что я больше не могу. Нет, я не хочу разговаривать об этом, просто скажи мне, зачем ты сюда пришел.
– Давай поднимемся ко мне. Полежим, поговорим.
– Нет, я не могу. Здесь слишком много людей. Нас обнаружат, и моя репутация будет уничтожена.
Доминик вздохнул, развернулся и пошел прочь. На мгновение показалось, что он оставляет ее, и ее сердце сжалось. Она не хотела расставаться вот так.
Но Доминик отошел, чтобы только запереть дверь. Он вернулся, подхватил Грейс на руки и понес ее, будто она ничего не весила. Кровь шумела у нее в ушах.
Грейс собрала волю в кулак и произнесла:
– Я же сказала нет, Доминик. – Но вышло это у нее неубедительно.
С невинным видом он присел с ней на диван, только вряд ли это можно назвать сидением. Он отклонился на подлокотник дивана и положил ее на колени. Она вяло попробовала сесть, но он притянул ее к себе, и, по правде сказать, его объятия были для нее как рай. Рай и ад вместе. Он собирается жениться на Мелли, напомнила она себе. И как всегда от этой мысли у Грейс стало тяжело на сердце.
– Я не переношу, когда ты расстраиваешься, – сказал он.
– Я не переношу эту ситуацию. Он поцеловал ее.
– Я знаю, но единственное простое решение – это застрелить сэра Джона и Мелли. Что, разумеется, придется делать мне. Только после этого мне придется убить еще и Фрея, что будет уже сложнее. Во-первых, он мой лучший друг, во-вторых, он и сам неплохо стреляет. А затем еще будут различные возможные свидетели, и, разумеется, мне придется пристрелить и их, но после этого придется избавляться от всех этих тел, а я ненавижу копать.
Грейс невольно засмеялась.
– Можешь смеяться, но я действительно ненавижу это, – заверил он ее. – Разумеется, ты думаешь, что раз я владелец замка, то могу приказать крестьянам сделать это, но вот о чем ты не подумала, так это о том, что, чтобы скрыть мои ужасные преступления, мне придется убить также и всех крестьян, так что для копания не останется больше никого. Кроме меня. – Он состроил рожицу. – А это было бы ужасно! Я люблю тебя, Грейс, но, хотя я и готов убить за тебя любого, копание совсем другое дело!
И тут, разумеется, она рассмеялась. И расплакалась.
– Ты просто смешон. Я не понимаю, как ты можешь шутить, когда…
Доминик поцеловал ее. Грейс поцеловала его от всего сердца, со всем желанием, со всей страстью. А затем выскользнула из его объятий и открыла дверь.
Она остановилась у двери и сказала:
– Спокойной… спокойной ночи. – И прежде чем Доминик успел что-либо сделать, вышла. Она наклонилась на мгновение и прошептала: – Спокойной ночи, любимый, – и побежала наверх в спальню.
Ей нужно было убежать от него. Когда он смотрел на нее вот так – с желанием и отчаянием в глазах, силы изменяли ей. А если он поцелует ее опять, что всего-навсего дело времени, ей уже ничто не поможет.
Теперь она поняла, что Доминик имел в виду, когда просил ее стать его любовницей. Это не было оскорблением. Он предлагал это от чистого сердца.
Но Грейс этого было недостаточно. Дети, общество друзей и семьи – была ли она готова пожертвовать всем этим? Нет. Но если никакого другого выхода не было, она была готова подумать над этим.
Брак с Мелли все еще можно предотвратить. Он предотвратил бы его, она не сомневалась, если бы не верил, что брак и любовь не могут сосуществовать. Но Доминик не верил в это, и Грейс не могла придумать, как доказать ему это. Поэтому ей придется уехать.
Ее звали Египет и пирамиды. Ее первая, самая надежная мечта.
Грейс проснулась от хора птиц, певших перед рассветом. Она полежала немного, наслаждаясь погожим утром. Ей казалось, что птицы поют здесь лучше, чем где-либо еще в Англии. Она вылезла из кровати в прохладный серый воздух сумерек и как можно быстрее оделась. Мелли тихо лежала на своей кровати. Сложно было понять, спит она или нет, хотя Грейс подозревала, что подруга не спит, но Мелли ничего не сказала, поэтому и Грейс промолчала.
Хотя ей было грустно. Между ними теперь образовалась пропасть. Возможно, когда-нибудь Грейс сможет понять, но сейчас у нее на это просто не было сил. Она была слишком зла и расстроена.
Она попрощалась с Мелли прошлой ночью, когда они ложились спать. Они поплакали как по их дружбе, так и по всему остальному.
Она поедет в Лондон, где сейчас находится ее сестра Пруденс. Грейс любила всех своих сестер, но в данный момент ей была нужна Пруденс, старшая.
Большую часть жизни Пруденс заменяла Грейс мать. Сейчас она выполняла эту роль вместе с тетушкой Гасси, но когда Грейс было тяжело на сердце, она болела или сердилась, она обращалась к Пруденс. А прямо сейчас Грейс было тяжело на сердце, она сердилась, и ей нужно было утешение старшей сестры.
Ее чемодан был уже внизу. Грейс упаковала ночную рубашку и некоторые мелочи в небольшую сумку и договорилась с Абдулом, что одолжит одну из его карет, кучера и грума. Она хотела заплатить ему, но он лишь отмахнулся.
Она попрощалась со всеми прошлой ночью, хотя намеревалась просто тихо ускользнуть. Она не хотела видеть… никого.
Грейс злилась на Доминика, хотя знала, что он ничего не может сделать, ведь он тоже был в ловушке.
Грейс ненавидела эту ситуацию, которая превращала ее в сварливую женщину. Она даже злилась на сэра Джона, что было уж совсем несправедливо – бедняга боролся со смертью и думал лишь о благополучии дочери.
Не нужно было вообще сюда приезжать. Настолько проще мечтать о любви, чем на самом деле оказаться в ее объятиях. Любовь – это пытка. Почему ей никто об этом не рассказывал?
Грейс закрыла за собой дверь и на цыпочках спустилась вниз, не в силах устоять перед искушением поставить ноги в те углубления, что сделали ноги его предков. К ее удивлению, миссис Стоукс уже была за работой, и любимый завтрак Грейс ждал ее – хлеб, ломтик ветчины, яйцо-пашот, кофе и тост с медом.
– Вы же не считаете, что мы с Инид отпустим вас в долгое путешествие без хорошего завтрака? А теперь ешьте, пока еще горячее, мисс.
Грейс посмотрела на горшочек с медом, и тут на нее нахлынули воспоминания.
– А есть что-нибудь, кроме меда? Что-то мне не хочется его сегодня, – сказала она миссис Стоукс. А про себя подумала: «И вряд ли когда-нибудь захочется».
– Есть брусничный джем, если хотите, мисс. Особенный, шропширский. Бруснику собирал Билли Финн только вчера, и я сама сделала джем, – сказала миссис Стоукс.
– Замечательно, миссис Стоукс. Благодарю вас.
После завтрака Грейс взяла несколько яблок и морковок и отправилась на конюшню, чтобы попрощаться с лошадьми, которых так полюбила. На дворе грумы уже запрягали карету. Грейс поспешила внутрь.
Кобылы ждали ее, как каждое утро, с тихим ржанием высовывая головы через двери денников. Первым делом Грейс пошла попрощаться с жеребенком, но тот проигнорировал ее. Он жадно пил молоко, и его хвостик мерно подрагивал от удовольствия. Грейс рассмеялась и скормила яблоко его матери и ее сестре в соседнем деннике.
Она угостила морковкой коня Доминика.
– Присматривай за ним, Экс. – Конь взял морковку, но когда Грейс попробовала погладить его, отпрянул в испуге. – Вы подходите друг другу! Оба большие, красивые, благородные и глупые!
Грейс услышала, как карету подали к крыльцу, и поспешно попрощалась с серебристой кобылой, на которую стала смотреть как на свою собственную.
– Прощай, Мисти, дорогая. Я буду скучать по нашим утренним прогулкам. – Мисти нежными губами взяла яблоко у нее из рук, а Грейс погладила ее бархатный нос и обняла за шею на прощание.
Когда она уходила, ее ноги подгибались. Так легко передумать, поседлать Мисти и отправиться на прогулку… как всегда… только…
Абдул ждал ее в холле.
– Вы оказываете мне честь, Абдул, – сказала Грейс. Его улыбка была хитрой.
– Возможно, ситт. Но я пришел также и поспорить с вами.
– Поспорить со мной?
– Вы убегаете, но вам нужно остаться и бороться.
– Я ничего не могу сделать. Абдул в отчаянии всплеснул руками.
– Я не понимаю, как англичанам удалось завоевать почти весь мир. Вы, он и вторая девушка, все вы говорите: «Я ничего не могу сделать». И вы все несчастные. Я говорю – убейте старика и покончите с этим.
Абдул не мог говорить серьезно. Грейс улыбнулась, покачала головой и повернулась к выходу, но он поймал ее за руку.
– Ситт, я знаю Доминика Вульфа десять лет, с тех пор как он вырос, и должен сказать, что он никогда, никогда не смотрел на женщину так, как на вас. Он всегда преследовал женщин, которых не мог получить: женщин со старыми или отсутствующими мужьями – женщин, которые никогда не хотели от него больше, чем он был готов им дать.
Абдул слегка встряхнул руку Грейс.
– Никогда еще не желал он молодую девственницу! Она покраснела от его прямолинейности. Она больше не была девственница. Грейс высвободила руку.
– Ты обратился не к тому человеку. Абдул вновь всплеснул руками.
– Он упрям как мул. Но за этим упрямством, ситт, он в… как вы говорите? – Он сделал быстрое движение руками.
– Смятение?
– Да, в смятении. И дело не только в том, что он возжелал молодую девственницу. Он еще никогда не вмешивался в жизнь других людей. Только когда купил меня, и все для того, чтобы спасти мою честь. – На мгновение Абдул прикрыл руками свое мужское достоинство. – Слава Богу и Доминику Вульфу. Меня должны были сделать евнухом. Вы знаете, что такое евнух? – Он совершил несколько выразительных рубящих движений руками.
Грейс кивнула, сильно покраснев.
– Каждый раз, лежа между ног женщины, я радуюсь состраданию Доминика Вульфа, а поскольку я сладострастный, то я радуюсь часто! Но он… у него много черных теней. Слишком много, и я сказал себе: Абдул, это твоя задача. Но он как листок на ветру. – Абдул показал руками листок, безвольно летящий туда, куда его гонит ветер. – Но теперь, внезапно, в этом месте, где, как он говорит, он не хочет находиться, он помогает этому маленькому мальчику, тому старику, этой женщине и ее семье, тому фермеру со сломанной крышей и так далее, и так далее. Я работаю целый день, чтобы перестроить поместье… и это было место, которое он поклялся уничтожить.
– Я рада. – Грейс наклонилась за своим саквояжем, но Абдул выхватил его у нее из рук.
– Спросите себя, что вызвало эту перемену, ситт. Грейс покачала головой, не желая его слушать.
– Вы, только вы! Вы затронули что-то внутри его, пробудили ту часть его души, которую я никогда не видел. Поэтому вы должны остаться и сражаться. Сражаться за свое счастье, за это поместье и за сердце и счастье Доминика Вульфа.
Грейс посмотрела на Абдула.
– Я уже отдала свое сердце Доминику Вульфу, – сказала она тихо. – Это ничего не изменило, а теперь мне нужно идти, если позволите.
– Разумеется, ситт, – сказал Абдул спокойно, как будто никакого разговора между ними только что не было, и вынес ее вещи наружу.
Грейс взглянула на горгулью.
– До свидания, мисс Горгулья, – прошептала она. – Заботься о нем и обо всех в этом доме. Помоги ему понять, что он должен жить здесь. – Слезы жгли ей глаза. – Пусть он будет счастлив!
Она вышла на крыльцо и остановилась как вкопанная. Все слуги собрались на ступеньках, чтобы попрощаться с ней. Только-только начался восход.
Миссис Стоукс и Инид сделали шаг вперед и протянули ей корзинку. Лицо миссис Стоукс было напряженным и красным, Инид не скрывала слез.
– Кое-какие мелочи, на случай если вы проголодаетесь по дороге, мисс.
Сестры Тикел отдали ей сумку яблок и еще несколько лимонов от их матери.
– Лимоны так помогли вашим веснушкам, мисс. – И они разрыдались в голос.
Билли Финн, одетый в униформу восточного покроя, сжимал потрепанный букет полевых цветов, которые и протянул ей со словами:
– Здесь есть розмарин, это чтобы вы не забыли вернуться к нам.
Грейс поблагодарила и обняла его.
– Я буду скучать по тебе, Билли, – прошептала она.
Они все выстроились в ряд, чтобы попрощаться с ней, трясли ее руку, совали ей маленькие подарки и желали безопасного путешествия. Даже дедушка Таскер подошел к ней и сунул ей в руку розу в горшке.
– Точно такие же розы выращивала матушка его сиятельства. Она любила их, и, мне кажется, вам они тоже нравятся, – сказал старик. Грейс поблагодарила его срывающимся голосом.
Наконец к ней подошла бабушка Уигмор, как всегда цветущая и пышущая здоровьем. Из всех людей, собравшихся здесь, она единственная, казалось, не была расстроена. Она обняла Грейс.
– Прощайте, Леди. Не волнуйтесь, вы вернетесь к нам в Вульфстон. Я знаю. – Она прикоснулась к сердцу и отдала Грейс маленький шелковистый мешочек. – Спите на нем, Леди, пусть вам снятся счастливые сны. – Мешочек пах розами и травами.
Грейс поцеловала бабушку в щеку.
– Присматривайте за ним, бабушка.
– Не волнуйся, милая, присмотрю.
Абдул подал ей руку и подсадил в карету, что было очень стати, потому что девушка уже ничего не видела из-за навернувшихся на глаза слез.
– Не могли бы вы попрощаться с лордом д'Акром за меня? – попросила она его. – Я не смогла сделать это вчера вечером.
– Разумеется, ситт, – заверил он ее и добавил по-арабски – Да дарует вам Бог приятную дорогу. – Он подоткнул плед вокруг нее и спрятал различные мелочи и пустяки, которые ей подарили, оставив ей только букет Билли Финна, который она отказалась отдавать. Все это время она смотрела из окна, разглядывала лица людей, которые стали ей так дороги за такое короткое время.
Грейс взглянула на окно второго этажа и увидела Мелли в ночной рубашке и шали. Мелли прижала ладонь к стеклу.
Через несколько окон от нее стоял Фрей, одетый в халат с богатой вышивкой. Должно быть, его разбудил шум подаваемого экипажа. Когда их глаза встретились, он поднял руку в безмолвном прощании и перекрестил ее, благословляя путешествие. Грейс молча поблагодарила его, и карета дернулась, отправляясь в путь.
Она перевела взгляд на третье окно, но оно оставалось холодным и пустым. За ним не было видно никакого движения, никакого признака высокого мужчины с темными волосами и яркими золотистыми глазами.
Грейс еще раз помахала остальным на прощание, уже не видя никого. Билли Финн бежал за каретой несколько сотен ярдов, но она потеряла его из виду, когда они повернули за поворот. Грейс смотрела в окно, но Вульфстон и его люди превратились в размытое слезами пятно.
Глава 18
Ты моя жизнь, любовь и сердце,
Ты мир весь для меня.
Лишь прикажи, и
Буду жить иль умру за тебя.
Роберт Херрик
Карета проехала между воротными столбами с волками на вершинах, и ее рыдания стали громче. Она вытирала глаза и щеки руками.
– Вот, возьми. – Доминик, сидевший в темном углу кареты, протянул ей носовой платок.
Грейс подскочила на месте.
– Ты откуда здесь взялся?
Доминик пододвинулся к ней и начал вытирать ее слезы.
– Я все время здесь сидел. Ты была слишком занята, рассматривая окна, чтобы заметить меня. – Он нежно улыбнулся ей. – Твои глаза как тонущие фиалки.
– В последний раз они были как искупавшиеся в утренней росе колокольчики, – сказала Грейс резко, выхватила платок у него из рук и отодвинулась на другую сторону кареты, где он не мог до нее дотянуться. – Почему ты здесь? – Она стала резкими движениями вытирать лицо.
– Я еду с тобой.
– Но я ведь уезжаю от тебя!
– Да, я знаю. Именно поэтому я с тобой и еду. – Доминик забрал у нее платок и продолжил вытирать ей глаза. – Ты же не думаешь, что я позволю тебе уехать одной? Нет, если ты убегаешь, то мы убежим вдвоем.
Она вновь выхватила платок из его рук.
– Я могу сама справиться. И я не убегаю.
– Нет? А мне кажется, что именно убегаешь. – Доминик заполучил платок и сказал: – Не суетись, любимая, дай я это сделаю.
Грейс не совсем поняла, что он имел в виду – поехать с ней или вытереть ее щеки.
– Но ты же не можешь поехать со мной, когда я уезжаю от тебя?
– Ты моя мечта, помнишь? У меня нет другого выхода. Слезы вновь заполнили ее глаза. Доминик нежно промокнул их. Она оттолкнула его руки и сказала:
– Но… как насчет Вульфстона? И Мелли? И сэра Джона?
– А что с ними такое? Если они тоже хотят поехать, они могут воспользоваться своей собственной каретой. Тут места хватит только для нас двоих.
– Но ведь Фрей будет объявлять имена во второй раз на этой неделе.
Доминик пожал плечами.
– Фрей делает то, что должен делать. Грейс недоверчиво посмотрела на него.
– А как же Мелли?
Он осмотрел ее щеки и нашел еще одно влажное место.
– Не думаю, что она будет возражать против того, чтобы я съездил в Лондон.
– Я не буду твоей любовницей. Доминик изумленно посмотрел на нее.
– И не думай об этом! Я не позволю себе оскорбить тебя таким предложением, хотя я и считаю, что это неплохое положение для некоторых женщин. Но не для тебя!
Грейс резко пересела на другой конец скамейки и подозрительно посмотрела на него.
– Что ты замышляешь?
– Я еду в Лондон с визитом к королеве.
– Будь серьезнее! Доминик улыбнулся и добавил:
– Я провожу тебя до твоей семьи. – Он говорил вполне искренне.
– Правда?
– Правда, это длинная поездка. Грейс подумала.
– Но ты обещаешь, что не будет никаких глупостей? Доминик притворно вздохнул:
– Умеешь ты испортить удовольствие. Хорошо, обещаю. Она попробовала не улыбаться, затем спохватилась:
– Но если мы поедем вместе, и Особенно если мы будем останавливаться в одной и той же гостинице, моя репутация будет уничтожена. Я погибла.
– Погибла? – Доминик покачал головой и твердо сказал: – Я не дам и волосу упасть с твоей головы, не говорю уже о том, чтобы погубить тебя. Я все продумал. Мы переночуем в Челтнеме у моих друзей. Женатых друзей.
– Но я же буду с тобой в крытой карете на протяжении двух дней.
– Чепуха! У меня с собой есть дама, которая будет тебя сопровождать. Не говоря уже о кучере и двух грумах.
Грейс внимательно осмотрела карету.
– Ну и где же тогда эта дама? Доминик взмахнул рукой.
– Она впереди, рядом с кучером. Путешествует внутри, только когда идет дождь. Она предпочитает выводить из себя других собак, мимо которых мы проезжаем, и чувствовать, как ее обдувает ветром.
– Других собак… ты же не… это же не Шеба? Доминик ухмыльнулся.
– Ты привел свою собаку мне в спутницы?
– Она очень хорошая спутница, – возмутился Доминик. – Она еще никогда не подпустила ко мне ни одну кошку!