Грейси Анна. Идеальный поцелуй

   Грейс отнесла овощи на кухню, почистила их и разложила на столе с чувством глубокого удовлетворения.
   Она посмотрела на огромный пустой очаг и вдруг поняла, что прежде чем стать Грейс Мерридью, поварихой, ей придется побыть Грейс Мерридью, истопником. На кухне в отличие от спальни сэра Джона не было уже сложенных дров, которые нужно было только разжечь. Тут не было даже совка для угля и ящика для дров.
   Требовалось найти какое-нибудь топливо. Оставалось только надеяться, что оно не все промокло во время дождя. Грейс зажгла лампу и вышла на улицу, чтобы обыскать служебные постройки. Первая была вся в паутине, но, к своему облегчению, Грейс обнаружила там целую груду сухих дров, колоду и топор. Вокруг колоды были раскиданы щепки, но на приготовление супа их не хватит. А куски дерева в поленнице были слишком большими – ей их не донести.
   Грейс в смятении посмотрела на топор, затем глубоко вздохнула. Она собиралась объехать весь мир и пережить множество приключений. Ей нужно уметь разводить огонь. Грейс Мерридью, дровосек!
   Подтащив большое полено к колоде, поверхность которой была испещрена тысячей зарубок от топора, Грейс взгромоздила полено на колоду и потрогала лезвие. Острое.
   Грейс глубоко вздохнула и подняла топор, как это обычно делают мужчины. Затем обрушила его на полено, вложив в это движение всю силу. Топор со свистом рассек воздух и вонзился в колоду. Тьфу ты!
   Она вытянула застрявшее лезвие и предприняла еще одну попытку, на этот раз стараясь прицелиться получше. Топор увяз в полене, но за исключением этого ничего не изменилось. Очевидно, потребуется не один удар.
   Грейс вырвала топор из древесины и взмахнула им еще раз. На этот раз топор отскочил от полена, вывернув ей руку. Как же было больно! Она потерла запястье и с ненавистью посмотрела на топор. Она разрубит это полено. Она сделает это!
   Грейс вновь взмахнула топором. Он ударил по полену, но не разрубил его. Удар! Она попробовала еще раз. И еще. И еще. Запястье болело, но у нее получалось все лучше и лучше. Грейс наконец приноровилась и начала расщеплять дерево при каждом ударе. Полено уже было почти разрублено на две половины. Она схватилась за него и попробовала разорвать его, но древесина не поддавалась, а рука все еще болела и соскользнула.
   – Ой! – вскрикнула Грейс.
   – Что, черт возьми, вы здесь делаете? – услышала она знакомый голос позади себя.

Глава 4

   Иногда глупо спешить, иногда – откладывать. Мудрые все делают в надлежащее время.

Овидий

   Грейс была слишком изумлена, чтобы что-то ответить. Ее рука горела. Сама не понимая, как это произошло, она вдруг обнаружила, что стоит лицом к лицу с лордом д'Акром.
   – Почему вы рубите дрова? Эта работа не для… – Доминик замолчал, нахмурившись. – Вы повредили руку. – Он опустил взгляд и посмотрел на ее руку, которую девушка осторожно придерживала другой рукой, пробормотал что-то на иностранном языке и сказал: – Дайте посмотреть.
   Она попыталась увернуться, но он без каких-либо усилий завладел ее ладонью.
   – Не глупите. Я могу помочь. – Доминик мягко отодвинул пальцы, которыми она прикрывала больную руку. – Это заноза, и довольно большая.
   Он поднял ее руку и внимательно осмотрел ее при свете лампы, стараясь не причинить девушке боли. Грейс прикусила губу. Она знала: когда что-то болит, нужно на чем-нибудь сосредоточиться.
   Она посмотрела по сторонам. Можно было сосредоточиться на пауке, ползущем по потолочной балке, или на мужчине, стоящем перед ней.
   Грейс не любила пауков, так что сфокусировалась на мужчине.
   Завороженная игрой света и тени на его сильном худощавом лице, она, не сводя с него взгляда, рассматривала высокие скулы, сильную, темную от щетины челюсть. Он был так близко, что она могла рассмотреть поры на его коже, ощутить его запах – нежный экзотический аромат, в котором смешались запахи мужчины и лошади. Его рот превратился в тонкую линию, губы были плотно сжаты, возможно, от злости.
   Это был прекрасный рот. Еще считая Доминика возмутительным потрепанным цыганом, Грейс уже заметила этот твердый красивый рот, созданный божественным резцом. Две глубокие четкие линии ограничивали его. Не складки, которые появляются, когда человек улыбается. Несмотря на то озорство, которое она уже замечала несколько раз в его глазах, он не производил впечатления человека, идущего по жизни смеясь.
   Доминик нежно прижал кожу вокруг занозы, и Грейс вздохнула от боли, пронзившей ее насквозь.
   – Не беспокойтесь, я вытащу ее, – сказал он глубоким голосом, который должен был успокоить ее, но вместо этого всколыхнул в ней неведомые до сих пор эмоции.
   Было достаточно плохо, когда он дразнил и задирал ее. Теперь же, когда он стал нежным и искренним… Слава Богу, он хоть рубашку надел.
   Грейс удалось ничем не выдать своего волнения.
   – Ничего, все в порядке. Просто очень неожиданно. – Девушки Мерридью умели переносить боль. И они знали, что самое последнее дело – показаться слабыми и ранимыми перед любым мужчиной. По крайней мере Грейс всегда помнила об этом.
   Доминик не сводил с нее глаз. Она чувствовала, как его взгляд прожигает ее. Он был так близко, что Грейс чувствовала его дыхание на своей коже. В какой-то момент ей даже показалось, что он собирается поцеловать ее. Она перевела взгляд на паука, устроившегося на перекладине.
   – Посмотрите на всю эту паутину. Вашей невесте, мисс Петтифер, это место совсем не понравится. Она ненавидит пауков. – Это должно ему напомнить о ней.
   – Правда? – равнодушно спросил Доминик и вновь занялся занозой. Ее рука дрожала. Она посмотрела на его склоненную голову. У него были плотные черные слегка вьющиеся волосы. Они были чуть длиннее, чем позволяла мода. Один локон упал ему на лоб. Ее рука поднялась, чтобы заправить его ему за ухо, но Грейс успела вовремя ее отдернуть.
   Боже милостивый! Она чуть было не провела пальцами по его густым волосам. Интересно, были бы они на ощупь мягкими или упругими? Она вздрогнула. Она не хотела этого знать. Он незнакомец и вдобавок жених ее подруги Мелли. Что с ней творится?
   Экзотичный, вот как следует его описать. Экзотичный и немного… притягательный. Какая чепуха, сказала она сама себе. Мужчины не могут быть притягательными.
   В углах его глаз собирались легкие морщинки, когда он щурился от яркого солнечного света. Его загорелая кожа была необычно темной. И что за предки одарили его этими странными неотразимыми глазами? Они были… Грейс дернулась, когда темные ресницы взметнулись вверх и Доминик посмотрел на нее. Его глаза, его губы были всего в нескольких сантиметрах от нее. Она стояла, пригвожденная к месту его взглядом, как ей показалось, целую вечность. Грейс сглотнула и облизнула губы.
   Его взгляд метнулся к ее губам. Грейс едва дышала.
   – Не думаю, что у вас с собой есть щипцы. Она нервно рассмеялась прозаичности его слов:
   – Разумеется, нет.
   Янтарные глаза потеплели. Он слегка пожал плечами:
   – Тогда придется действовать по старинке. – И без предупреждения его рот, такой теплый и жесткий, оказался на ее ладони, на пораненном месте.
   От неожиданности Грейс неосознанно попыталась сжать руку в кулак, но получилось так, что она обхватила ладонью его лицо. И прежде чем она успела шевельнуться, он накрыл ее руку своей, чтобы она не могла ее убрать. Их взгляды встретились. Грейс не могла отвести глаза. Она чувствовала себя беспомощной и все глубже и глубже утопала в этой золотой бесконечности.
   Боже мой, да ведь он просто вытаскивает занозу! Она закрыла глаза, чтобы отгородиться от него.
   Это было ошибкой.
   Теперь, когда она не видела перед собой этих хищных глаз, ее остальные чувства обострились. Высвободились? Да они словно с цепи сорвались и носились как бешеные, хотя Грейс не шевелилась. Его небритый подбородок был твердым и щекотал ее мягкую ладонь. Его язык ощупывал ее кожу нежно, почти чувственно. Каждое движение проходило сквозь ее тело и отдавалось в нем странными волнами. Долгая волна прокатилась по позвоночнику Грейс. Она схватила Доминика за плечо, чтобы не упасть.
   Боже, как же близко он теперь был! Его большое сильное тело обволакивало ее.
   Грейс старалась не замечать этого, просто отстраниться от всего, как она только что поступила с болью – он же просто-напросто вытаскивал занозу, – но его жар проникал в ее тело, и Грейс чувствовала себя беспомощной, взволнованной и возбужденной. Его кожа была прохладной, но она потеплела от прикосновения ее ладони. Ее пальцы непроизвольно погладили твердую линию его подбородка, чтобы еще раз насладиться ее шершавой поверхностью.
   Доминик прижимал ее к себе. Он мог почувствовать ее женственный аромат. Его пульс участился, но он подавил свой порыв. Не сейчас. Не теперь, когда она испытывает боль.
   Эта очаровательная веснушчатая компаньонка будет его. В этом не может быть никаких сомнений. Он вновь вдохнул ее аромат. Она опьяняла его. Ее маленькая мягкая ладонь нежно, ласково касалась его щеки. Доминик чувствовал, что она колеблется, ощущал, как ее пальцы дрожат под его рукой, и улыбнулся.
   У них все будет чудесно. Она была застенчивой, неопытной, но он знал, что в ней начинает просыпаться любопытство. Он это чувствовал.
   Доминик на мгновение прикрыл глаза, губами и языком пытаясь исследовать ее ладонь и найти то самое место, где вошла заноза. Вкус ее кожи, ее крови разбудил в нем что-то глубоко спрятанное, какие-то первобытные инстинкты, но он тут же вновь обрел контроль над собой.
   Доминик нежно прижал зубами ее кожу у большого пальца, в том самом месте, где была заноза. Он знал, что ей должно быть больно, но она не издала ни звука. Он ласкал языком это место, успокаивая, дразня и доставляя ей удовольствие. Ее тело обмякло и привалилось к нему, и он почувствовал слабое, еле ощутимое дрожание, которое она изо всех сил пыталась от него скрыть. Он прижал ее к себе и почувствовал, как она напрягается, а затем опять расслабляется. О да, она очень скоро будет его!
   Он крепко сжал ее руку, продлил удовольствие еще на несколько мгновений, а затем без предупреждения всосал в себя кожу. Грейс ахнула от боли и неожиданного удовольствия, и уже в следующий момент Доминик сжал конец занозы зубами и осторожно и аккуратно вытащил ее наружу.
   Доминик выплюнул ее на ладонь.
   – Большая. Давайте посмотрим, не осталось ли там чего-нибудь. – Он вновь поднял ее ладонь к свету. – Нельзя оставлять даже мельчайший кусочек дерева. Я знал человека, который умер от занозы. Произошло заражение крови, и через несколько дней его не стало.
   – Вы меня очень успокоили, – съязвила Грейс.
   Ему нравилась эта ее язвительная строгость. Она разволновалась и покраснела, но все же была полна решимости не показывать ему этого. Она ему так легко не дастся. Хищник, сидящий внутри его, улыбнулся. Он не любил легкие победы.
   Доминик бесстрастно осмотрел ее ладонь.
   – Я ничего не вижу, – сообщил он ей наконец. – Но лучше всего подержать ее минут десять в горячей воде, такой горячей, какую вы только сможете выдержать. И приглядывайте за ней. Если она вдруг покраснеет и опухнет, значит, там инфекция, и нам придется приложить припарки.
   Грейс поблагодарила его и пошатываясь пошла к двери. Ноги вдруг перестали ее слушаться. Что только что произошло?
   Это нельзя назвать поцелуем… но… о Боже! Каким облегчением было выйти на свежий, очищенный дождем воздух. Грейс не понимала, что с ней произошло в этом душном темном сарае. Ее колени чуть было не превратились в желе, когда он… сосал ее ладонь.
   Грейс опять вздрогнула. Возможно, она все же простудилась. Она вся горела, сердце колотилось как сумасшедшее. Он же казался совершенно невозмутимым. Грейс попыталась взять себя в руки.
   Доминик расправил на себе пальто.
   – Итак, я направляюсь в деревню. Распоряжусь, чтобы люди начали работать здесь с завтрашнего дня. Вы можете мне сказать, сколько человек вам понадобится?
   Грейс растерянно сморгнула, но он нетерпеливо продолжил:
   – Ладно, не важно. Я просто пришлю сюда дюжину, а вы уже потом выберете тех, кто вам нужен. Это всего лишь на две недели. Я не собираюсь оставаться здесь насовсем.
   Грейс открыла рот от изумления. Он ожидал, что она подберет ему слуг?
   – А тем временем вам лучше бы позаботиться о том, чтобы я больше не заставал вас за каким-нибудь столь же глупым занятием, как колка дров.
   Его распоряжения возмутили ее. Он что, вообразил, будто она рубила дрова для собственного развлечения? Грейс напустила на себя смирение:
   – Вы сказали, что я должна вымочить руку в горячей воде.
   Доминик коротко кивнул:
   – Да. В очень горячей.
   – И что мне нельзя колоть дрова.
   – Разумеется, нет. Она мило улыбнулась:
   – А как же мне тогда раздобыть горячую воду?
   Ей понравилось выражение его лица, когда до него дошло, зачем она вообще занялась этим небезопасным делом.
   Доминик снял пальто и закатал рукава рубашки. Руки у него были загорелые, как у настоящего цыгана, и такие же сильные и мускулистые. Рубашка его была сшита из очень тонкой материи, такой тонкой, что была почти прозрачной. Он поставил полено на колоду.
   – Отойдите, – приказал он, и Грейс послушно отступила, невольно восхищаясь им.
   Лорд д'Акр, умеет рубить дрова!
   Он поплевал на ладони и взмахнул топором. Трах! Лезвие разрубило полено на две половины. Он взял кусок побольше, положил его на колоду и вновь топор разрубил его ровно пополам. Доминик сложил половинки в аккуратную кучку в стороне, собрал щепки и бросил их в обрывок мешковины, валявшийся неподалеку.
   – Вам уже приходилось это делать, – сообразила Грейс. Он мрачно исподлобья посмотрел на нее и поднял еще одно полено. Он разрубил его одним ударом. Взял еще одно.
   Она стояла, не отрывая от него глаз, завороженная движениями топора, четким ритмом и игрой его мускулов. Ткань рубашки плотно облегала его тело. Лицо Доминика потемнело от напряжения, и девушка видела тонкую пленку пота у него на лбу.
   Мужчина выглядел великолепно: грубый, первобытный, злой. И волнующий.
   Девушка сглотнула. Она приехала сюда, чтобы спасти Мелли от этого человека. Теперь же она видела его мускулы и всю его энергичную, спокойную мужскую силу в действии. Захочет ли Мелли, чтобы ее от него спасали?
   Она вспомнила о том, как он вытаскивал у нее занозу.
   Рука сама собой поднялась ко рту. А что, если бы заноза была в губе?
   Доминик злился на себя. Это была его вина. Он был виноват в том, что она стояла в мокром измятом шерстяном платье и наблюдала за ним своими огромными глазами. Кожа ее рук была такая мягкая, почти шелковая. Ей никогда не приходилось заниматься физической работой. Ему следовало предвидеть то, что им понадобится развести огонь, чтобы вскипятить воду. Но, черт возьми, он же собирался отослать сэра Джона и его дочь обратно в Лондон, как следует отчитав на дорогу. Притащились сюда, куда их никто не приглашал! Вынудили Доминика приехать туда, где он поклялся никогда не появляться.
   И еще привезли с собой эту девушку с огромными глазами и нежной кожей.
   Он был возбужден до предела. Она не издала ни звука за все время, пока он вытаскивал занозу. Не пискнула. Только ахнула, когда он застал ее врасплох, и все. Любая другая женщина, которую он знал – за исключением одной, – ныла и плакала бы и залила его всего слезами.
   Его мать тоже умела переносить боль молча. Некоторые женщины учились этому на горьком опыте.
   Он взмахнул топором еще и еще раз, раскалывая каждое полено пополам. Это приносило облегчение. Ему нужно было выпустить пар.
   Доминик все еще чувствовал ее запах, ощущал ее вкус во рту. И он хотел большего. Черт! Он этого не планировал, но маленькая мисс Веснушка с ее мягкой шелковой кожей и большими голубыми глазами воспламеняла его кровь так, как это не удавалось еще ни одной женщине.
   Достаточно нарубив дров, Доминик положил топор. Он был потный, грязный и ненамного спокойнее, чем когда только начал. Он наклонился и поднял охапку дров, прижав их к груди.
   – Возьми щепки с мешковины, – велел он. – Их можно использовать, чтобы разжечь огонь.
   Грейс собрала четыре угла мешковины в кулачок и побежала впереди него, чтобы открыть дверь на кухню. Он старался не всматриваться в то, как она покачивала бедрами при движении, но сырая шерсть прилипла к ее телу, так что выбора не было. У него пересохло во рту.
   На широком кухонном столе лежали свежие мытые овощи. Доминик нахмурился:
   – Что все это значит?
   – Это овощи с вашего огорода. Надеюсь, вы не против. Я хотела сварить суп на ужин. Больше все равно ничего нет.
   Его брови взмыли вверх. Это что, намек на недостаток гостеприимства с его стороны? Нахальная девчонка. Доминик сердито свалил поленья рядом с большим старым камином.
   – Дай мне щепки.
   Она элегантно склонилась и положила щепки для растопки на пол рядом с ним.
   – Бумага есть?
   Грейс передала ему старую газету. Ее пальцы задели слегка его руку, и он опять уловил ее аромат. Сырая шерсть. Промокшая женщина. Черт!
   Доминик смял газету и быстро разложил щепки вокруг и над ней.
   – Я хотел спросить тебя о том, как ты обрезала постромки у лошадей.
   – А что? Лошади совсем в них запутались, были напуганы и постоянно дергались. Обрезать постромки было самым быстрым способом их освободить.
   Доминик положил последнюю щепку.
   – Согласен, но где ты взяла нож?
   – Он был у меня с собой, разумеется. Доминик недоверчиво посмотрел на нее.
   – Ты носишь с собой нож?
   Грейс надменно приподняла одну бровь.
   – Да, я никогда не путешествую без оружия. Доминик нахмурился.
   – Но леди же не… – Он замолчал. Она не была леди. Она просто нанятая компаньонка, которая, вне всяких сомнений, привыкла самостоятельно заботиться о себе. Посмотрите только, как она пыталась нарубить дров.
   Но она поняла, что он собирался сказать, и закончила фразу за него:
   – Леди путешествуют с оружием. Моя мама всегда так делала. Точно так же поступают две мои сестры и двоюродная бабушка, а также несколько других леди, которых я знаю.
   У Доминика зародилось смутное подозрение, что женщины, о которых она говорила, были вовсе не леди. Единственные леди, известные ему, которые регулярно носили с собой оружие, были женщины, добывающие себе средства к существованию по ночам. Однако он сказал только:
   – Но не ножами, бьюсь об заклад.
   – Нет, они предпочитают пистолеты. Но одна моя дальняя родственница и еще одна девушка обе носят с собой ножи. – Грейс нахмурилась и уточнила: – Точнее, у Элинор это скорее булавка, а вот у Кэсси самый настоящий нож.
   Булавка? Боже правый! Теперь происхождение Грейсток становилось яснее. Некоторые нанятые компаньонки были женщинами из хороших семейств, попавших в затруднительное положение. Другие, особенно молодые девушки, старались упрочить свое положение в жизни. Грейсток принадлежала к последней разновидности, решил он: ее выдавали мелкие детали. Он сделает девушке большое одолжение, вызволив ее из общества таких сомнительных женщин.
   Внезапно Доминик вспомнил, как она бежала под дождем в мокром облипавшем ее тело платье. Он не мог себе представить, где она могла бы спрятать нож. Она что, издевается над ним?
   – И где ты его носишь – твой нож?
   – В ботинке, – сказала она небрежно. – Теперь нужно огниво?
   Доминик молча протянул руку. В ботинке? Доминик взглянул на ее ноги. Носки ботинок выглядывали из-под грязного подола платья. Он мог бы просто задрать подол и посмотреть, шутит она или нет…
   – Не верите? Смотрите сами. – Грейс выставила ногу вперед и приподняла край платья ровно настолько, чтобы он смог увидеть костяную ручку ножа, выглядывавшую из ботинка.
   Боже правый! Да у нее и впрямь нож в ботинке. А еще у нее чудесные лодыжки.
   – Это интересно, – заметил он. Грейс удовлетворенно кивнула:
   – Я же говорила…
   – У тебя на ноге нет ни единой веснушки. – Доминик выбил искру огнивом.
   Грейс сердито вернула подол платья на место.
   – Разумеется, вполне возможно, что вторая нога просто кишит ими. Они совершенно непредсказуемые, эти веснушки. Выскакивают в самых интересных местах. – Он высек искру еще раз.
   Она недовольно фыркнула, но не стала поддерживать разговор.
   Доминик попытался в третий раз. Ничего не получалось. Он слишком отвлекался на нее. Наступив на горло своим инстинктам, он наконец поджег бумагу, и дрова начали разгораться.
   – А вы быстро разжигаете огонь, – прокомментировала Грейс.
   Доминик бросил на нее быстрый взгляд. Нет, она была абсолютно серьезна, никакой двусмысленности. Он поправил дрова в очаге и выпрямился.
   – Он должен продержаться всю ночь. – Он решительно повернулся к ней. – Итак…
   Это вывело Грейс из задумчивости.
   – Что вы хотите сказать этим «итак»? – Она не смела посмотреть ему в глаза.
   – Я велел тебе сменить эту сырую одежду.
   – И я это сделаю, как только…
   – Я привык к тому, чтобы мои приказания выполнялись незамедлительно, Грейсток.
   Грейс метнулась в сторону, пытаясь спрятаться от него за большим кухонным столом, но он молниеносным движением схватил ее за запястье.
   – Пойдем со мной, Грейсток. – Доминик потащил ее вон из кухни, обратно в парадный зал.
   Ей оставалось только молча дуться. Своевольный негодяй! Ей надоело то, что он таскает ее повсюду за собой. Он шел так быстро, что ей приходилось бежать, чтобы не отставать от него.
   Он остановился перед грудой чемоданов.
   – Который из них твой?
   – Вот этот.
   Доминик поднял его и вернулся вместе с ней обратно на кухню. Там он швырнул чемодан на стол и откинул крышку. Не обращая внимания на ее протесты, он начал рыться в ее вещах, вытаскивая все, что может ей понадобиться, чтобы полностью переодеться. Ни секунды не раздумывая, Доминик вытащил панталончики, отделанные кружевом, муслиновую рубашку и кружевную нижнюю юбку.
   – Нарядные вещи для наемной компаньонки. Жду не дождусь, когда увижу их на тебе. Или не на тебе, как повезет.
   Грейс была вне себя. Она попыталась выхватить у него белье, но он отдернул руку, и она промахнулась. С язвительной улыбкой на губах Доминик поднял ее вещи высоко над головой, а другой рукой в это время продолжал шарить в чемодане.
   Грейс пришла в бешенство.
   – У вас что, нет никакого стыда? Янтарные глаза хищно блеснули.
   – Ни капельки. А у тебя?
   Краснея за двоих, она выхватила наконец у него свое белье. Он лишь рассмеялся.
   – Итак, какое платье вы хотите надеть? Это серое или другое серое? Ну и ну, сколько серого! Скажите, вы носите серое из-за имени или…
   Она захлопнула крышку чемодана, но он вовремя отдернул руку.
   – Я думаю, что имею право сама выбирать себе одежду, – пробормотала Грейс, все еще ненавидя его, но удивленная и напуганная тем, что чуть было не прищемила ему пальцы.
   – Да, но ты этого не сделала, – сказал он угрожающим тоном. – Не знаю, сколько раз я велел тебе переодеться, но…
   – Три.
   – Что?
   Она пожала плечами:
   – Вы говорили мне об этом три раза, ну, может быть, четыре. Не помню. – Она одарила его милой насмешливой улыбкой.
   – Тогда почему же ты не переоделась? Она вновь пожала плечами:
   – Вы не можете мне приказывать, что делать. Вы не мой хозяин.
   Доминик положил руки на стол и посмотрел на нее исподлобья.
   – Нет, а ты не моя хозяюшка, пока что. Но, как бы то ни было, я хозяин в этом доме. И я приказал тебе переодеться. И ты скоро поймешь, маленькая мисс Ясные Глазки, что мои приказания лучше исполнять.
   – О, да перестаньте! И не называйте меня Ясные Глазки! Меня зовут Грейсток. И я уже говорила, что никогда не простужаюсь. Я сказала, что переоденусь, как только у меня будет время. В случае если это вдруг ускользнуло от вашего внимания, то сэр Джон серьезно болен, а в этом огромном сарае, который вы называете домом, нет слуг. Поэтому кому-то пришлось постелить кровать для сэра Джона. Кому-то пришлось разжигать огонь. Кому-то нужно раздобыть горячую воду для чая. И этот кто-то, очевидно, – она улыбнулась, – нанятая компаньонка!
   Она подождала его извинений. Он вытащил часы из кармана брюк и открыл их.
   – У тебя есть десять минут. Я подожду снаружи, пока ты переоденешься.
   Грейс в отчаянии топнула ногой.
   – Вы что, не слышали, что я сказала? Сэр Джон…
   – Находится под наблюдением врача. И никто не умрет от недостатка чая. Девять минут, – сказал он спокойно, направляясь к двери. – Если ты не будешь в сухой одежде, когда я вернусь, Грейсток, я сам сниму с тебя эту уродливую серую хламиду и все, что у тебя может быть надето под ней. Затем я вытру тебя насухо, надену на тебя эти очаровательные белые кружевные штучки и с большим сожалением покрою еще одной отвратительной серой тряпкой.
   – Вы не посмеете! – Его слова пробудили в ее воображении всевозможные, полные ярких деталей картины. В них большие загорелые руки цыгана разглаживали белое кружево на ее обнаженной коже…
   Грейс вздрогнула.
   – О, я посмею, мисс Веснушки, а поскольку у меня нет ни капли стыда, то получу при этом огромное удовольствие. – Доминик ощупал ее взглядом. – Мне еще никогда не приходилось видеть таких веснушек, и я не перестаю размышлять о том, покрывают ли они все твое тело. А если нет, то где они заканчиваются?
   Грейс поднесла руки к горлу, как бы пытаясь защититься от него.
   Его взгляд проследил за ее движением.