Но, открыв дверь, он увидел не Сина, а двух полицейских в униформе.
— Вы — Лайэм О'Рурк? — спросил старший, направив на него свет фонаря.
— Да. В чем дело?
— Я— лейтенант Энтони Фрайго. — Он, показал удостоверение. — Вы должны поехать с нами в полицейский участок и дать показания о том, где вы провели последние несколько часов.
— Я был здесь всю ночь! — пробормотал еще сонный Лайэм. — В чем дело? Что-то случилось?
— Убийство. Вы должны следовать за нами.
Глава 17
Глава 18
— Вы — Лайэм О'Рурк? — спросил старший, направив на него свет фонаря.
— Да. В чем дело?
— Я— лейтенант Энтони Фрайго. — Он, показал удостоверение. — Вы должны поехать с нами в полицейский участок и дать показания о том, где вы провели последние несколько часов.
— Я был здесь всю ночь! — пробормотал еще сонный Лайэм. — В чем дело? Что-то случилось?
— Убийство. Вы должны следовать за нами.
Глава 17
Рассвет еще только занимался, когда Лайэма привезли в полицейский участок. В узкой темноватой комнате с серым дощатым полом стояли только стол и две простых скамьи, на одну из которых лейтенант Фрайго жестом предложил сесть Лайэму. Тот отказался и стоял, пытаясь уловить смысл реплик, которыми перебрасывались лейтенант и его помощник. Наконец Лайэм с изумлением понял, что в египетском храме на ярмарке нашли этой ночью настоящую мумию. «Конечно, этого не может быть, — подумал Лайэм, — наверное, это та мумия-муляж, в которую вделан скелет из коллекции Росситера».
Вдруг в комнату стремительно ворвался пожилой человечек в поношенном мятом костюме.
— Это правда? Ночной сторож нашел на ярмарке настоящую мумию? — Он быстро вытащил из кармана карандаш и записную книжку.
— Скорее, имена свидетелей!
— Тише, Миллер, посидите пока в сторонке, — урезонил его лейтенант Фрайго.
— Но читатели должны немедленно получить информацию! — Лайэм узнал Джереми Миллера, знаменитого репортера «Чикаго ивнинг пост». — А как же свобода печати? — вскинулся тот.
Фрайго проводил Лайэма в комнату, где собрались уже другие члены Общества: Росситер, Кэннингхэм и Мэнсфилд. Женщин не было, а Лайэм надеялся увидеть Орелию. Нелепая, безумная надежда — увидеть женщину, которая бросится к любимому человеку, узнав, что ему, возможно, угрожает опасность.
Все собрались вокруг стола, на котором лежало забинтованное льняными бинтами тело. Кроме членов Общества, был мужчина, незнакомый Лайэму, в плотной защитной накидке с прорезями для рук. Лайэм подошел к столу со смешанным чувством ужаса и любопытства; очевидно, все присутствующие испытывали то же самое. Под льняными бинтами с иероглифическими надписями угадывались формы человеческого тела.
Прозвучал вопрос:
— Так это действительно настоящая мумия?
— Да, — подтвердил Кэннингхэм со своей насмешливой улыбкой, — настоящая, ручаюсь за это. А можете вообразить себе, как перепугался бедняга сторож, увидев мумии на полу? Он решил, что они оживают и выскакивают по ночам из саркофагов!
«Но если настоящая, — думал Лайэм, который был уверен, что Кэннингхэм и Росситер, согласно кивающий головой — подлинные знатоки этого дела, — то как все же объяснить подобную фантасмагорию? Кто-то выкрал труп из морга или купил его у служителя, чтобы поупражняться в искусстве мумификации, а потом зачем-то подкинул мумию в ярмарочный павильон? Какая дикая мысль…»
Раздался голос Росситера:
— Тело не могли украсть из морга, потому что для завершения работы над мумией нужно семьдесят дней. За последние два месяца не поступало никаких сведений об исчезновении тел из городских моргов. Значит, семьдесят дней назад эта женщина была еще жива, и скорее всего, произошло убийство…
— Это женское тело? — воскликнул репортер.
— Мумия новая, запах ароматических масел и других средств для бальзамирования еще очень крепкий, — заметил Росситер. — Сделана превосходно, искуснейшим мастером, с соблюдением всех правил. Великолепная работа, не правда ли джентльмены?
Лайэма покоробило неуместное восхищение Росситера. Он увидел, что Фрайго и человек в накидке — это был следователь, ведущий дела о насильственной смерти, обменялись странными взглядами. Уж не подумали ли они, что восторгающийся качеством мумифицирования Росситер — и есть мастерский исполнитель страшного дела?
Лайэм вгляделся в лица своих коллег по Обществу: восторг знатока на лице Росситера, обычная саркастическая улыбка Кэннингхэма, съежившийся Мэнсфилд.
— А где же Квигли? — спросил он.
— Неизвестно, — пожал плечами Мэнсфилд.
— Дома его нет. Странное место — этот дом. Выжившая из ума старуха-экономка говорит, что и жены там нету, — подтвердил Росситер.
Лайэм вспомнил ядовитое замечание Квигли о том, что женщины хороши, когда они превращены в мумии с забинтованным ртом… Вспомнил, что жена Квигли не присутствовала ни на одном заседании Общества.
— Так что же, Квигли — подозреваемый? — спросил Лайэм лейтенанта.
— Кто знает? — ответил тот и полез зачем-то в карман. Выражение лица Фрайго стало каким-то странным, и Лайэм с неприятным чувством задал второй вопрос: — Если не Квигли, тогда кто же?
— Ну хотя бы вы, — ответил Фрайго.
— Я? На каком основании?
Фрайго показал Лайэму на своей ладони блестящую золотую запонку с круглым изумрудом и инициалами Лайэма.
— Это моя запонка. Где вы ее нашли?
— В саркофаге, около мумии, — ответил Фрайго с победоносной улыбкой. — Так-то вот, мистер О'Рурк.
В ГОРОДКЕ УВЕСЕЛЕНИЙ НАЙДЕНА МУМИЯ,
ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО БЫЛА УБИТА И МУМИФИЦИРОВАНА МЕСТНАЯ ДЕВУШКА.
— Неужели это правда, тетя Федра? — воскликнула Орелия, читая газетные заголовки. — Какой ужас!
Они уже слышали о происшествии и о том, что членов Общества допрашивали в полиции, но свежую газету Фред принес только что. Это была «Чикаго ивнинг пост».
— Что же все-таки произошло? — спросила Федра, неохотно ковыряя вилкой кусочек цыпленка на тарелке.
Орелия прочитала:
— По иероглифическим надписям на льняных бинтах, в которые была обернута мумия, прочитанным доктором Кэннингхэмом, было установлено имя молодой женщины: Хэлли Пэппес, судомойка на одном из кораблей мистера Сэмюэля Аперса. Пропала три месяца назад. — Орелия пробежала глазами следующий абзац и сказала дрогнувшим голосом:— Тетя Федра, здесь написано, что она была сирота, и поэтому никто ее не разыскивал… такой же случай, как с бедняжкой Джиной, работавшей у Файоны.
Женщины взглянули друг на друга с одной и. той же мыслью: да, Джину могла постигнуть та же судьба. Орелия продолжала читать и вдруг вскрикнула:
— Главный подозреваемый — Лайэм О'Рурк!
— Боже мой! Он арестован? — разволновалась Федра.
— Нет. Но вызывали на допрос и взяли подписку о невыезде.
— Почему его заподозрили?
— Запонка Лайэма с инициалами и зеленым изумрудом— была найдена в саркофаге.
Орелия вспомнила, как Лайэм уронил запонки на ковер, как она нашла одну из них… Это было в ту, последнюю ночь, когда они занимались любовью.
— Что ж это такое? — прошептала Федра. — Бедный Син. Он, наверное, с ума сходит от беспокойства.
— И я тоже.
Орелия не верила, что Лайэм мог быть убийцей, хотя и сердилась на его неразумную ревность. Ну, а она сама — вела ли себя разумно? Наверное, тетя Федра все-таки была права, когда сказала про нее, что она бывает вспыльчива, а иногда и злопамятна. Вот, например, надо было бы отнести Файоне статью в «Чикаго ивнинг пост» — прочитав ее, та, конечно, обратится в полицию, чтобы выяснить судьбу Джины. Но давно Орелия поклялась, что ноги ее больше не будет в доме Файоны. Не настало ли время смягчиться?
И Орелия спросила тетку:
— Ты сказала мне, что сделала иллюстрации, которые заказали тебе для благотворительногр базара?
— Да.
— Тогда давай я их отнесу.
Федра посмотрела на нее понимающе.
— Очень мило с твоей стороны, дорогая. Ты же знаешь, как я буду рада, если ты и Файона помиритесь.
— Орелия, — сказала она невыразительным тоном.
— Я принесла тебе иллюстрации от тети Федры.
Файона взяла пакет и положила на вышитую подушку рядом с собой.
— Она попросила тебя их занести?
— Нет, я сама вызвалась.
— А почему?
Раньше Орелия ответила бы небрежно:
— Мне было по пути, — или что-нибудь в этом роде. Но теперь она сказала: — Потому что ты моя сестра, и несмотря на наши различия — а тетя Федра считает, что причина ссор — наше сходство, — я тебя люблю.
— Ах, Ора, — вздохнула Файона, — и обняла сестру. — Я ведь тоже тебя люблю. — Она помолчала и спросила: — Как ты думаешь, от кого мы с тобой унаследовали свое упрямство — от матери или от отца?
— От обоих, наверное.
Файона кивнула в знак согласия и сказала:
— Мне жаль, что ты обижалась на мои замечания. Я хотела тебе только хорошего.
Орелия поняла, что в устах Файоны это извинение.
— Давай не будем больше обострять наших отношений.
— Решено. — Файона показала на газетный заголовок:— Ты читала, что всех членов этого Общества, в котором участвовала тетя Федра, допрашивали в связи с убийством? А твой работодатель — главный подозреваемый!
— Лайэм — не убийца! — вырвалось у Орелии.
— Лайэм? — подняла брови Файона. — И ты так горячо вступаешься за него?
Орелия покраснела.
— Не думай, что между нами что-то есть. С этой работы я ушла. И никогда с ним больше не встречусь. Но я знаю, что он на убийство не способен.
— Не верю. Ты в него влюблена.
— Нет, нет, Файона. Я вступилась за него, но это не значит, что я…
— А почему бы и нет? — спокойно поглядела на нее Файона. — Его, конечно, оправдают. Он добрый человек и подходит тебе.
— Но ведь ты…
— Дело ведь в том, что он нравится тебе. Не важно, что я думала о другом кандидате.
— Да, — сказала Орелия, — ты хотела, чтобы это был Де Витт Карлтон.
— Я слышу свое имя из прелестнейших уст! — К огорчению Орелии, на солнечную террасу, вслед за мужем Файоны, вошел человек, которого она меньше всего хотела бы сейчас видеть.
— Эптон, старина, какая удача! Я и не надеялся застать у тебя снова твою невестку! — Де Витт постарался сделать вид, что последняя их встреча с Орелисй закончилась к взаимному удовлетворению.
— Да я сам не знал, что она зайдет, — возразил Эптон.
Де Витт подошел к Орелии, протягивая руку; она вымученно улыбнулась.
— Как давно мы не виделись! — вкрадчиво протянул он.
«…Но как жаль, что увиделись сегодня», — подумала Орелия и бросила сестре умоляющий взгляд, но та не сочла нужным вмешиваться.
Кинув взгляд на газетные заголовки, Эптон спросил кузена:
— Вы слышали, что произошло на ярмарке?
— Приблизительно, — отозвался. Де Витт. — Но меня возмущает, что полиция арестовывает людей нашего класса.
— Их не арестовали, — возразила Орелия. — Их только допрашивали.
— Говорят, могли и арестовать — например, О'Рурка. И вся эта суматоха — из-за девицы низшего класса.
Тут возмутилась Файона:
— Она — человек, как и мы с вами. Мне стыдно за вас, Де Витт Карлтон!
Орелия посмотрела на Файону изумленно: сестра высказала то, что сказала бы Де Витту сама Орелия.
В эту минуту Эптон положил газеты и обратился к жене:
— Ты дочитала статью до конца?
— Нет, потому что как раз пришла Орелия.
— Ну, так вот, — судьба убитой девушки была очень сходна с судьбой нашей Джины. Иммигрантка, сирота, никого близких.
— Совсем как наша Джина, — прошептала Файона. Глаза ее увлажнились. — Я была ответственна за нее. Я виновата в ее судьбе.
— Нет, Файона, твоей вины тут нет, — успокаивала сестру Орелия.
— Она была одинока, а мы не позаботились о ней.
— Мы о ней заботились. — Эптон обнял жену за плечи. — Как мы могли предвидеть такой ужасный случай?
Файона тихо плакала.
— Может быть, я принесу тебе чаю? — спросила сестру Орелия.
— Нет, я лучше пойду прилягу.
— Я провожу тебя, — сказал Эптон.
Орелия осталась на террасе вдвоем с Карлтоном. Она хотела вытереть влажные глаза и открыла свою сумочку, но, увидев в ней пистолет, быстро закрыла ее.
— Возьмите мой платок, не могу видеть, как женщины плачут.
— Я не плачу! — воскликнула Орелия. — После того, как он презрительно высказался о смерти молодой женщины, Орелии вообще не хотелось говорить с ним, но все же она сочла нужным объяснить: — Я немного расстроена в последнее время, мне нечем себя занять, я больше не работаю.
— Вас уволили?
— Нет, я сама отказалась от работы.
— Но это замечательно! — воскликнул Де Витт и сразу спросил, нахмурившись: — Это не потому, что О'Рурк начал ухаживать за вами? Он вел себя пристойно? Доверьтесь мне, если только он осмелился — я встану на вашу защиту!
— Вы… вы…
— О моя дорогая Орелия! — Де Витт нежно привлек к себе Орелию, и в этот момент она увидела из-за его плеча гневное лицо Лайэма.
— Какую милую сцену я застаю! — саркастически улыбнулся тот.
— Как вы сюда попали? — спросила она, освобождаясь от объятий Де Витта.
— Федра сказала мне, что вы здесь. Нам надо поговорить!
Де Витт повернулся к Лайэму и хмуро заявил:
— Мисс Кинсэйд уже не работает у вас, вы не имеете нрава давать ей распоряжения.
— Мы должны поговорить по личным вопросам. — Лайэм уже кричал. — Пойми, парень, ты должен оставить нас наедине!
— Оставить девушку наедине с потенциальным убийцей? Нет уж! — Де Витт снова обнял за плечи Орелию, хотя она пыталась отстраниться.
Лайэм подступил к Де Витту, его зеленые глаза потемнели.
— Убирайтесь отсюда!
— Вы спорите между собой, как будто мое мнение ничего не значит! — вмешалась Ореяия. Но мужчины не слушали ее.
— Кто вы такой, чтобы отдавать мне приказы? — закричал Де Витт.
— Вы надутый сноб, недостойный дотронуться до руки Орелии Кинсэйд. — Лайэм схватил Де Витта за воротник рубашки, с силой потряс, словно терьер крысу, и оторвал от Орелии.
— Отойдем в сторону и будем драться как мужчины! — вскричал Де Витт.
— Вы считаете себя мужчиной? — Отскочив немного в сторону, он кулаком ударил Де Витта в челюсть.
Тот упал на софу, но мигом вскочил и принял боевую стойку.
— Перестаньте! — закричала Орелия, но мужчины не обращали на нее внимания.
Лайэм прыгнул вперед и свалил Де Витта на пол.
— Вы его убили! — закричала Орелия.
— Ах, вы тревожитесь за него? — язвительно прошипел Лайэм.
— А вы хотите стать убийцей? — Орелия кинулась к Де Витту, нащупала пульс — он бился: хотя ухаживание Де Витта было не по душе Орелии, она вовсе не хотела, чтобы Лайэм попал в тюрьму за убийство соперника. Выпрямившись, она гневно воскликнула, обращаясь к Лайэму: — Зачем вы ворвались в дом моей сестры? Какое право вы имеете применять насилие?
— Я пришел за вами!
— Я не собачка, чтобы бежать следом за тем, кто меня кликнет!
— Знаю, вы поползете по пятам за Де Виттом! — Лайэм смерил поверженного врага презрительным взглядом. — Ну и ползите за ним, напрасно я пришел за вами!
Он повернулся и выбежал на улицу. Словно кинжалы впились в грудь Орелии. Снова они не поняли друг друга! Но теперь она знала, что этот мужчина сходит с ума из-за нее. Он любит ее! Она найдет способ добиться его доверия.
Вдруг в комнату стремительно ворвался пожилой человечек в поношенном мятом костюме.
— Это правда? Ночной сторож нашел на ярмарке настоящую мумию? — Он быстро вытащил из кармана карандаш и записную книжку.
— Скорее, имена свидетелей!
— Тише, Миллер, посидите пока в сторонке, — урезонил его лейтенант Фрайго.
— Но читатели должны немедленно получить информацию! — Лайэм узнал Джереми Миллера, знаменитого репортера «Чикаго ивнинг пост». — А как же свобода печати? — вскинулся тот.
Фрайго проводил Лайэма в комнату, где собрались уже другие члены Общества: Росситер, Кэннингхэм и Мэнсфилд. Женщин не было, а Лайэм надеялся увидеть Орелию. Нелепая, безумная надежда — увидеть женщину, которая бросится к любимому человеку, узнав, что ему, возможно, угрожает опасность.
Все собрались вокруг стола, на котором лежало забинтованное льняными бинтами тело. Кроме членов Общества, был мужчина, незнакомый Лайэму, в плотной защитной накидке с прорезями для рук. Лайэм подошел к столу со смешанным чувством ужаса и любопытства; очевидно, все присутствующие испытывали то же самое. Под льняными бинтами с иероглифическими надписями угадывались формы человеческого тела.
Прозвучал вопрос:
— Так это действительно настоящая мумия?
— Да, — подтвердил Кэннингхэм со своей насмешливой улыбкой, — настоящая, ручаюсь за это. А можете вообразить себе, как перепугался бедняга сторож, увидев мумии на полу? Он решил, что они оживают и выскакивают по ночам из саркофагов!
«Но если настоящая, — думал Лайэм, который был уверен, что Кэннингхэм и Росситер, согласно кивающий головой — подлинные знатоки этого дела, — то как все же объяснить подобную фантасмагорию? Кто-то выкрал труп из морга или купил его у служителя, чтобы поупражняться в искусстве мумификации, а потом зачем-то подкинул мумию в ярмарочный павильон? Какая дикая мысль…»
Раздался голос Росситера:
— Тело не могли украсть из морга, потому что для завершения работы над мумией нужно семьдесят дней. За последние два месяца не поступало никаких сведений об исчезновении тел из городских моргов. Значит, семьдесят дней назад эта женщина была еще жива, и скорее всего, произошло убийство…
— Это женское тело? — воскликнул репортер.
— Мумия новая, запах ароматических масел и других средств для бальзамирования еще очень крепкий, — заметил Росситер. — Сделана превосходно, искуснейшим мастером, с соблюдением всех правил. Великолепная работа, не правда ли джентльмены?
Лайэма покоробило неуместное восхищение Росситера. Он увидел, что Фрайго и человек в накидке — это был следователь, ведущий дела о насильственной смерти, обменялись странными взглядами. Уж не подумали ли они, что восторгающийся качеством мумифицирования Росситер — и есть мастерский исполнитель страшного дела?
Лайэм вгляделся в лица своих коллег по Обществу: восторг знатока на лице Росситера, обычная саркастическая улыбка Кэннингхэма, съежившийся Мэнсфилд.
— А где же Квигли? — спросил он.
— Неизвестно, — пожал плечами Мэнсфилд.
— Дома его нет. Странное место — этот дом. Выжившая из ума старуха-экономка говорит, что и жены там нету, — подтвердил Росситер.
Лайэм вспомнил ядовитое замечание Квигли о том, что женщины хороши, когда они превращены в мумии с забинтованным ртом… Вспомнил, что жена Квигли не присутствовала ни на одном заседании Общества.
— Так что же, Квигли — подозреваемый? — спросил Лайэм лейтенанта.
— Кто знает? — ответил тот и полез зачем-то в карман. Выражение лица Фрайго стало каким-то странным, и Лайэм с неприятным чувством задал второй вопрос: — Если не Квигли, тогда кто же?
— Ну хотя бы вы, — ответил Фрайго.
— Я? На каком основании?
Фрайго показал Лайэму на своей ладони блестящую золотую запонку с круглым изумрудом и инициалами Лайэма.
— Это моя запонка. Где вы ее нашли?
— В саркофаге, около мумии, — ответил Фрайго с победоносной улыбкой. — Так-то вот, мистер О'Рурк.
В ГОРОДКЕ УВЕСЕЛЕНИЙ НАЙДЕНА МУМИЯ,
ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО БЫЛА УБИТА И МУМИФИЦИРОВАНА МЕСТНАЯ ДЕВУШКА.
— Неужели это правда, тетя Федра? — воскликнула Орелия, читая газетные заголовки. — Какой ужас!
Они уже слышали о происшествии и о том, что членов Общества допрашивали в полиции, но свежую газету Фред принес только что. Это была «Чикаго ивнинг пост».
— Что же все-таки произошло? — спросила Федра, неохотно ковыряя вилкой кусочек цыпленка на тарелке.
Орелия прочитала:
— По иероглифическим надписям на льняных бинтах, в которые была обернута мумия, прочитанным доктором Кэннингхэмом, было установлено имя молодой женщины: Хэлли Пэппес, судомойка на одном из кораблей мистера Сэмюэля Аперса. Пропала три месяца назад. — Орелия пробежала глазами следующий абзац и сказала дрогнувшим голосом:— Тетя Федра, здесь написано, что она была сирота, и поэтому никто ее не разыскивал… такой же случай, как с бедняжкой Джиной, работавшей у Файоны.
Женщины взглянули друг на друга с одной и. той же мыслью: да, Джину могла постигнуть та же судьба. Орелия продолжала читать и вдруг вскрикнула:
— Главный подозреваемый — Лайэм О'Рурк!
— Боже мой! Он арестован? — разволновалась Федра.
— Нет. Но вызывали на допрос и взяли подписку о невыезде.
— Почему его заподозрили?
— Запонка Лайэма с инициалами и зеленым изумрудом— была найдена в саркофаге.
Орелия вспомнила, как Лайэм уронил запонки на ковер, как она нашла одну из них… Это было в ту, последнюю ночь, когда они занимались любовью.
— Что ж это такое? — прошептала Федра. — Бедный Син. Он, наверное, с ума сходит от беспокойства.
— И я тоже.
Орелия не верила, что Лайэм мог быть убийцей, хотя и сердилась на его неразумную ревность. Ну, а она сама — вела ли себя разумно? Наверное, тетя Федра все-таки была права, когда сказала про нее, что она бывает вспыльчива, а иногда и злопамятна. Вот, например, надо было бы отнести Файоне статью в «Чикаго ивнинг пост» — прочитав ее, та, конечно, обратится в полицию, чтобы выяснить судьбу Джины. Но давно Орелия поклялась, что ноги ее больше не будет в доме Файоны. Не настало ли время смягчиться?
И Орелия спросила тетку:
— Ты сказала мне, что сделала иллюстрации, которые заказали тебе для благотворительногр базара?
— Да.
— Тогда давай я их отнесу.
Федра посмотрела на нее понимающе.
— Очень мило с твоей стороны, дорогая. Ты же знаешь, как я буду рада, если ты и Файона помиритесь.
* * *
Придя на Саус Мичиган-авеню, в Ряд Миллионеров, она увидела Файону на террасе с газетой в руках. В светло-желтом платье на фоне цветущего сада Файона выглядела прелестно. «Чикаго ивнинг пост» был развернут на статье об убийстве.— Орелия, — сказала она невыразительным тоном.
— Я принесла тебе иллюстрации от тети Федры.
Файона взяла пакет и положила на вышитую подушку рядом с собой.
— Она попросила тебя их занести?
— Нет, я сама вызвалась.
— А почему?
Раньше Орелия ответила бы небрежно:
— Мне было по пути, — или что-нибудь в этом роде. Но теперь она сказала: — Потому что ты моя сестра, и несмотря на наши различия — а тетя Федра считает, что причина ссор — наше сходство, — я тебя люблю.
— Ах, Ора, — вздохнула Файона, — и обняла сестру. — Я ведь тоже тебя люблю. — Она помолчала и спросила: — Как ты думаешь, от кого мы с тобой унаследовали свое упрямство — от матери или от отца?
— От обоих, наверное.
Файона кивнула в знак согласия и сказала:
— Мне жаль, что ты обижалась на мои замечания. Я хотела тебе только хорошего.
Орелия поняла, что в устах Файоны это извинение.
— Давай не будем больше обострять наших отношений.
— Решено. — Файона показала на газетный заголовок:— Ты читала, что всех членов этого Общества, в котором участвовала тетя Федра, допрашивали в связи с убийством? А твой работодатель — главный подозреваемый!
— Лайэм — не убийца! — вырвалось у Орелии.
— Лайэм? — подняла брови Файона. — И ты так горячо вступаешься за него?
Орелия покраснела.
— Не думай, что между нами что-то есть. С этой работы я ушла. И никогда с ним больше не встречусь. Но я знаю, что он на убийство не способен.
— Не верю. Ты в него влюблена.
— Нет, нет, Файона. Я вступилась за него, но это не значит, что я…
— А почему бы и нет? — спокойно поглядела на нее Файона. — Его, конечно, оправдают. Он добрый человек и подходит тебе.
— Но ведь ты…
— Дело ведь в том, что он нравится тебе. Не важно, что я думала о другом кандидате.
— Да, — сказала Орелия, — ты хотела, чтобы это был Де Витт Карлтон.
— Я слышу свое имя из прелестнейших уст! — К огорчению Орелии, на солнечную террасу, вслед за мужем Файоны, вошел человек, которого она меньше всего хотела бы сейчас видеть.
— Эптон, старина, какая удача! Я и не надеялся застать у тебя снова твою невестку! — Де Витт постарался сделать вид, что последняя их встреча с Орелисй закончилась к взаимному удовлетворению.
— Да я сам не знал, что она зайдет, — возразил Эптон.
Де Витт подошел к Орелии, протягивая руку; она вымученно улыбнулась.
— Как давно мы не виделись! — вкрадчиво протянул он.
«…Но как жаль, что увиделись сегодня», — подумала Орелия и бросила сестре умоляющий взгляд, но та не сочла нужным вмешиваться.
Кинув взгляд на газетные заголовки, Эптон спросил кузена:
— Вы слышали, что произошло на ярмарке?
— Приблизительно, — отозвался. Де Витт. — Но меня возмущает, что полиция арестовывает людей нашего класса.
— Их не арестовали, — возразила Орелия. — Их только допрашивали.
— Говорят, могли и арестовать — например, О'Рурка. И вся эта суматоха — из-за девицы низшего класса.
Тут возмутилась Файона:
— Она — человек, как и мы с вами. Мне стыдно за вас, Де Витт Карлтон!
Орелия посмотрела на Файону изумленно: сестра высказала то, что сказала бы Де Витту сама Орелия.
В эту минуту Эптон положил газеты и обратился к жене:
— Ты дочитала статью до конца?
— Нет, потому что как раз пришла Орелия.
— Ну, так вот, — судьба убитой девушки была очень сходна с судьбой нашей Джины. Иммигрантка, сирота, никого близких.
— Совсем как наша Джина, — прошептала Файона. Глаза ее увлажнились. — Я была ответственна за нее. Я виновата в ее судьбе.
— Нет, Файона, твоей вины тут нет, — успокаивала сестру Орелия.
— Она была одинока, а мы не позаботились о ней.
— Мы о ней заботились. — Эптон обнял жену за плечи. — Как мы могли предвидеть такой ужасный случай?
Файона тихо плакала.
— Может быть, я принесу тебе чаю? — спросила сестру Орелия.
— Нет, я лучше пойду прилягу.
— Я провожу тебя, — сказал Эптон.
Орелия осталась на террасе вдвоем с Карлтоном. Она хотела вытереть влажные глаза и открыла свою сумочку, но, увидев в ней пистолет, быстро закрыла ее.
— Возьмите мой платок, не могу видеть, как женщины плачут.
— Я не плачу! — воскликнула Орелия. — После того, как он презрительно высказался о смерти молодой женщины, Орелии вообще не хотелось говорить с ним, но все же она сочла нужным объяснить: — Я немного расстроена в последнее время, мне нечем себя занять, я больше не работаю.
— Вас уволили?
— Нет, я сама отказалась от работы.
— Но это замечательно! — воскликнул Де Витт и сразу спросил, нахмурившись: — Это не потому, что О'Рурк начал ухаживать за вами? Он вел себя пристойно? Доверьтесь мне, если только он осмелился — я встану на вашу защиту!
— Вы… вы…
— О моя дорогая Орелия! — Де Витт нежно привлек к себе Орелию, и в этот момент она увидела из-за его плеча гневное лицо Лайэма.
— Какую милую сцену я застаю! — саркастически улыбнулся тот.
— Как вы сюда попали? — спросила она, освобождаясь от объятий Де Витта.
— Федра сказала мне, что вы здесь. Нам надо поговорить!
Де Витт повернулся к Лайэму и хмуро заявил:
— Мисс Кинсэйд уже не работает у вас, вы не имеете нрава давать ей распоряжения.
— Мы должны поговорить по личным вопросам. — Лайэм уже кричал. — Пойми, парень, ты должен оставить нас наедине!
— Оставить девушку наедине с потенциальным убийцей? Нет уж! — Де Витт снова обнял за плечи Орелию, хотя она пыталась отстраниться.
Лайэм подступил к Де Витту, его зеленые глаза потемнели.
— Убирайтесь отсюда!
— Вы спорите между собой, как будто мое мнение ничего не значит! — вмешалась Ореяия. Но мужчины не слушали ее.
— Кто вы такой, чтобы отдавать мне приказы? — закричал Де Витт.
— Вы надутый сноб, недостойный дотронуться до руки Орелии Кинсэйд. — Лайэм схватил Де Витта за воротник рубашки, с силой потряс, словно терьер крысу, и оторвал от Орелии.
— Отойдем в сторону и будем драться как мужчины! — вскричал Де Витт.
— Вы считаете себя мужчиной? — Отскочив немного в сторону, он кулаком ударил Де Витта в челюсть.
Тот упал на софу, но мигом вскочил и принял боевую стойку.
— Перестаньте! — закричала Орелия, но мужчины не обращали на нее внимания.
Лайэм прыгнул вперед и свалил Де Витта на пол.
— Вы его убили! — закричала Орелия.
— Ах, вы тревожитесь за него? — язвительно прошипел Лайэм.
— А вы хотите стать убийцей? — Орелия кинулась к Де Витту, нащупала пульс — он бился: хотя ухаживание Де Витта было не по душе Орелии, она вовсе не хотела, чтобы Лайэм попал в тюрьму за убийство соперника. Выпрямившись, она гневно воскликнула, обращаясь к Лайэму: — Зачем вы ворвались в дом моей сестры? Какое право вы имеете применять насилие?
— Я пришел за вами!
— Я не собачка, чтобы бежать следом за тем, кто меня кликнет!
— Знаю, вы поползете по пятам за Де Виттом! — Лайэм смерил поверженного врага презрительным взглядом. — Ну и ползите за ним, напрасно я пришел за вами!
Он повернулся и выбежал на улицу. Словно кинжалы впились в грудь Орелии. Снова они не поняли друг друга! Но теперь она знала, что этот мужчина сходит с ума из-за нее. Он любит ее! Она найдет способ добиться его доверия.
Глава 18
Лайэм мог бы поклясться, что Орелия была искренней, когда признавалась ему в любви. Как же могла она после этого обручиться с Карлтоном? Может быть, на этом настояли ее сестры, считающие Де Витта самым подходящим женихом? Когда он набросился на Карлтона, а Орелия встала на сторону этого ничтожества, Лайэм понял, что все его надежды рухнули окончательно.
Снова обманут. Или сам обманулся. И ведь не первый раз, в жизни Лайэма уже было такое. Дочь богатого клиента кокетничала с ним, завлекала его, пока он не влюбился. Но она предпочла знатного аристократа юноше, который собственными силами выбился в люди, — и с тех пор Лайэм был настороже. И все-таки поверил, что Орелия совсем другая и не обманет его!
И вот она явилась со своей теткой в дом Мэнсфилда на Большом Бульваре, сидит в противоположном конце гостиной на кроваво-красной софе вместе с Федрой и миссис Кэннингхэм, не замечая Лайэма, избегая его взгляда. Стены, обитые панелями красного дерева, словно давили на него; он задыхался в этой комнате, заставленной темной тяжелой мебелью викторианского стиля.
— Сегодня наше собрание происходит в чрезвычайных обстоятельствах, — заявил Росситер. — Прежде чем обсуждать издание книги, мы должны заняться вопросом о полицейском расследовании. На нас падает страшное подозрение, поскольку проект и строительство храма связаны с нашим Обществом.
— Виновный, конечно, Квигли, — заявил новый член Общества Эрнест Вильямсон. — Я узнал о его поведении на прошлом заседании, и лично у меня нет никаких сомнений.
— Да, Квигли был вызван на допрос, — согласился Росситер, — но откуда мы знаем, что у полиции были доказательства его виновности?
— Квигли бежал, — вмешался Тео.
— И полиция нашла запонку О'Рурка, — с ухмылкой добавил Кэннингхэм.
— Да, эта запонка, — откликнулся Росситер. — О'Рурк, вы действительно не помните, где ее потеряли?
Он помнил — в доме Кинсэйдов. Придется об этом рассказать. Но он заметил, что Орелия смотрит на него широко раскрытыми глазами. Если он расскажет об их свидании, он погубит ее репутацию.
— Понятия не имею, где я ее потерял, — отрезал он решительно, думая: «Она увидит, что я такой же джентльмен, как ее будущий муж, хоть и не получил аристократического воспитания». — Я говорил в полиции, что два вечера подряд надевал эти запонки, а потом обнаружил, что одна из них пропала.
— Интересно, — заметил Кэннингхэм. — Кто может это подтвердить?
Могла бы Орелия, но она молчала.
— Разве я здесь на допросе? — резко спросил Лайэм.
— Конечно, нет, — мягко сказала миссис Кэннингхэм. — Мы хотим снять с вас подозрение, а не помочь полиции осудить вас за убийство.
Орелия побледнела и вздрогнула, и сидящая рядом Федра накрыла своей ладонью ее руку и что-то ей зашептала. Все устремили взгляды на двух женщин. Лайэм обратил внимание на Тео — тот глядел как-то особенно пристально и казался расстроенным. «Уж не влюблен ли он в Федру?» — подумал Лайэм.
Орелия откинулась на спинку кресла с застывшим лицом.
Продолжая сжимать ее руку, Федра повернулась к Росситеру и высказала предположение:
— Разве это не может быть кто-то, не имеющий отношения к нашему Обществу любителей древности?
— Это не просто любитель! — возразил Росситер. — Это настоящий знаток! А все знатоки — члены нашего Общества. Мумия сделана с изумительным мастерством.
В тоне Росситера прозвучало восхищение, но никто не разделил его энтузиазма. Все были мрачными и подавленными, выступали неохотно и вяло. Высказали еще несколько предположений, но собрание окончилось безрезультатно.
Лайэм молчал, он решил ждать и надеяться. Ждать, чтобы сердце Орелии смягчилось. Надеяться, что она решится рассказать о той ночи, хотя бы не здесь, а в полиции. Скажет о том, как он потерял запонку. Но она не взглянула на него, не подошла к нему после заседания. «Она будет молчать, — решил он, — ведь Карлтон не возьмет в жены „испорченную голубку“.
Карета стояла у дверей. Федра на минуту задержалась в доме, прощаясь. Она решила поскорее вернуться домой, чтобы старый слуга Фред не ждал ее дольше обычного.
Орелия знала, что грум Тео где-то рядом, но сейчас она была одна и чувствовала какое-то облегчение, вырвавшись на воздух из угнетающей атмосферы дома Тео. Но тревога ее не унималась. «Как могло случиться, — думала она, — что после такой вспышки счастья она и Лайэм оказались, в беспросветном мраке?» Орелии захотелось подойти к лошадям— старый Гарольд Смелый любил, чтобы с ним поговорили и погладили по шелковистому крупу. Над входом горело два фонаря, на земле едва светилась лужа бледного света. Орелия осторожно ступала, обходя карету доктора Кэннингхэма, как вдруг почувствовала, что не может двигаться дальше. Она нагнулась и увидела кусок какой-то материи, кажется, льняной ленты, который приклеил ее туфлю к колесу кареты. Она отодрала ее от туфли и от колеса и выбросила. И тут ей показалось, что за ней кто-то наблюдает из темноты. Орелия вздрогнула, но вспомнив, что вооружена, успокоилась. В эту минуту из дома вышли ее тетка и Кэннингхэмы. Сидя в карате, Орелия вздохнула и сказала решительно:
— Я должна это сделать. Я добьюсь оправдания Лайэма.
— Вы хотите добиться оправдания О'Рурка?
Орелия вздрогнула, услышав мужской голос, обернулась и увидела Тео.
— Тео, вы нас испугали. Зачем вы здесь, мы ведь с вами попрощались, — сказала Федра. Но он молчал, не отрывая глаз от Орелии и словно прожигая ее взглядом.
— Как вы собираетесь этого добиться? — спросил он глухо, опустив глаза.
— У меня есть информация, — сдержанно ответила она, не собираясь посвящать его в свои отношения с Лайэмом. Она решила, что сегодня же утром полиция будет располагать этой информацией.
Федра взяла в руки поводья и тронула с места Гарольда Смелого. Хотя по пути к дому тетка одобрила ее решение, Орелия всю ночь испытывала мучительное беспокойство.
Наутро в полицейском участке лейтенант Энтони Фрайго измучил Орелию десятками придирчивых вопросов, но как будто бы поверил ей.
Орелия покинула участок с облегчением в душе. Карета ждала у дверей; Фред натянул вожжи, ласково понукая Гарольда Смелого:
— Ну, Гарри, пошел!
Федра, по настоянию Орелии, не присутствовала на допросе, а ожидала в карете.
— Ну, как?! — встревоженно спросила она.
— Кажется, он мне поверил.
— Но полиция не огласит твое имя? — шепотом спросила Федра: мерный стук копыт старой лошади заглушал ее голос.
— Лейтенант обещал…
— Ну слава Богу, не то опять разразился бы семейный скандал!
— Тетя Федра, — упрекнула Орелия, — ты слишком щепетильна.
— Огласка повредит тебе, дорогая. Мне-то нравилось в молодости шокировать общество! Но у тебя не тот характер. Хотя ты смело рискнула своей репутацией.
— Любой порядочный человек поступил бы так же, — возразила Орелия.
— Надеюсь, что Лайэм это оценит.
— Не надейся — он упрямый дурак.
— Не думаю, — возразила Федра, — если он похож на своего отца, то он чего-то стоит.
— Может быть. Ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой на телеграф?
Посыльный принес телеграмму из Калифорнии, когда Федры не было дома, и отказался вручить ее кому-либо другому. Орелия знала, с каким страхом и нетерпением тетка ждала эту телеграмму.
— Спасибо, дорогая, лучше я узнаю все одна.
«Узнает решение судьбы, своей и Сина», — подумала Орелия.
Орелия вспомнила, что она обещала зайти сегодня утром к Мэриэль. Надежда получить немного родственного тепла от сестры подняла ее настроение. Федра высадила племянницу у дверей дома сестры и поехала на телеграф. Орелию встретил лакей, заявивший, что «хозяева не принимают». Она все-таки вошла в холл и сразу услышала громкий спор, доносившийся из открытых дверей музыкальной гостиной.
— Уэсли, ты не сделаешь этого!
— Думаешь, я бросаюсь пустыми угрозами. Нет, дорогая, как я говорю — так и поступлю.
Раздался какой-то шум, и Орелия кинулась к дверям. Зрелище изумило ее — двое кряжистых грузчиков тащили через комнату пианино, в которое вцепилась, заливаясь слезами, хрупкая Мэриэль.
— Не веди себя словно ребенок, Мэриэль! — хрипло прозвучал голос Уэсли.
— Но это мое пианино! Отец подарил его мне, когда я была еще девочкой!
— Я твой муж и имею право на все, что ты называешь своей собственностью.
— Как вы смеете, Уэсли! — закричала Орелия, преграждая путь грузчикам. Они остановились.
— Кто дал вам право вмешиваться, Орелия Кин-сэйд? Зачем вы здесь? — закричал Уэсли.
— Чтобы прекратить это безобразие! — запальчиво ответила Орелия.
— К черту!-лицо Уэсли налилось кровью. — Эй, тащите! — крикнул он грузчикам.
— Но ведь леди…
— Это не леди! Отпихните ее!
— Уэсли! — взмолилась Мэриэль.
— Вы меня слышали, — повторил он, не обращая внимания на жену. — Если хотите, чтобы вам заплатили, вытащите отсюда этот распроклятый инструмент.
— Простите, мэм, — сказал один из грузчиков. — Отойдите, пожалуйста!
Они подкатили пианино к дверям, в которых стояла Орелия. Она взглянула на Уэсли — он был разъярен.
— Ора, пожалуйста! — жалобно закричала Мэриэль. Орелия отступила.
— Можете убираться вслед за пианино! — прорычал Уэсли.
— Не уйду, пока не увижу, что сестра в безопасности.
— Это вы всему причиной! — прошипел Уэсли, указуя обвиняющим перстом на Орелию. — Пока вы не вернулись из Италии, Мэриэль была примерной женой. Вы плохо влияете на нее. Ноги вашей не будет в моем доме!
— Ора, лучше уйди сейчас, — рыдала Мэриэль. — Я поговорю с тобой, когда все уладится…
— Не будет этого! — Уэсли торжествовал свою победу. — Ты не встретишься с сестрой, пока не раскаешься в том, что пренебрегала обязанностями жены. Тогда, может быть, я разрешу.
Мэриэль прижала к губам кулачки и выбежала из гостиной.
В отсутствии сестры Орелия перестала сдерживаться.
— Вы, сэр, — отъявленный эгоист, невежа и хам! Злая судьба послала моей сестре плохого мужа!
Снова обманут. Или сам обманулся. И ведь не первый раз, в жизни Лайэма уже было такое. Дочь богатого клиента кокетничала с ним, завлекала его, пока он не влюбился. Но она предпочла знатного аристократа юноше, который собственными силами выбился в люди, — и с тех пор Лайэм был настороже. И все-таки поверил, что Орелия совсем другая и не обманет его!
И вот она явилась со своей теткой в дом Мэнсфилда на Большом Бульваре, сидит в противоположном конце гостиной на кроваво-красной софе вместе с Федрой и миссис Кэннингхэм, не замечая Лайэма, избегая его взгляда. Стены, обитые панелями красного дерева, словно давили на него; он задыхался в этой комнате, заставленной темной тяжелой мебелью викторианского стиля.
— Сегодня наше собрание происходит в чрезвычайных обстоятельствах, — заявил Росситер. — Прежде чем обсуждать издание книги, мы должны заняться вопросом о полицейском расследовании. На нас падает страшное подозрение, поскольку проект и строительство храма связаны с нашим Обществом.
— Виновный, конечно, Квигли, — заявил новый член Общества Эрнест Вильямсон. — Я узнал о его поведении на прошлом заседании, и лично у меня нет никаких сомнений.
— Да, Квигли был вызван на допрос, — согласился Росситер, — но откуда мы знаем, что у полиции были доказательства его виновности?
— Квигли бежал, — вмешался Тео.
— И полиция нашла запонку О'Рурка, — с ухмылкой добавил Кэннингхэм.
— Да, эта запонка, — откликнулся Росситер. — О'Рурк, вы действительно не помните, где ее потеряли?
Он помнил — в доме Кинсэйдов. Придется об этом рассказать. Но он заметил, что Орелия смотрит на него широко раскрытыми глазами. Если он расскажет об их свидании, он погубит ее репутацию.
— Понятия не имею, где я ее потерял, — отрезал он решительно, думая: «Она увидит, что я такой же джентльмен, как ее будущий муж, хоть и не получил аристократического воспитания». — Я говорил в полиции, что два вечера подряд надевал эти запонки, а потом обнаружил, что одна из них пропала.
— Интересно, — заметил Кэннингхэм. — Кто может это подтвердить?
Могла бы Орелия, но она молчала.
— Разве я здесь на допросе? — резко спросил Лайэм.
— Конечно, нет, — мягко сказала миссис Кэннингхэм. — Мы хотим снять с вас подозрение, а не помочь полиции осудить вас за убийство.
Орелия побледнела и вздрогнула, и сидящая рядом Федра накрыла своей ладонью ее руку и что-то ей зашептала. Все устремили взгляды на двух женщин. Лайэм обратил внимание на Тео — тот глядел как-то особенно пристально и казался расстроенным. «Уж не влюблен ли он в Федру?» — подумал Лайэм.
Орелия откинулась на спинку кресла с застывшим лицом.
Продолжая сжимать ее руку, Федра повернулась к Росситеру и высказала предположение:
— Разве это не может быть кто-то, не имеющий отношения к нашему Обществу любителей древности?
— Это не просто любитель! — возразил Росситер. — Это настоящий знаток! А все знатоки — члены нашего Общества. Мумия сделана с изумительным мастерством.
В тоне Росситера прозвучало восхищение, но никто не разделил его энтузиазма. Все были мрачными и подавленными, выступали неохотно и вяло. Высказали еще несколько предположений, но собрание окончилось безрезультатно.
Лайэм молчал, он решил ждать и надеяться. Ждать, чтобы сердце Орелии смягчилось. Надеяться, что она решится рассказать о той ночи, хотя бы не здесь, а в полиции. Скажет о том, как он потерял запонку. Но она не взглянула на него, не подошла к нему после заседания. «Она будет молчать, — решил он, — ведь Карлтон не возьмет в жены „испорченную голубку“.
* * *
Выйдя из дома через боковую дверь, которая была ближе к конюшне, Орелия увидела Лайэма, который, вскочив в седло, умчался прочь галопом, словно беглец, которого преследуют по пятам. Сердце ее упало.Карета стояла у дверей. Федра на минуту задержалась в доме, прощаясь. Она решила поскорее вернуться домой, чтобы старый слуга Фред не ждал ее дольше обычного.
Орелия знала, что грум Тео где-то рядом, но сейчас она была одна и чувствовала какое-то облегчение, вырвавшись на воздух из угнетающей атмосферы дома Тео. Но тревога ее не унималась. «Как могло случиться, — думала она, — что после такой вспышки счастья она и Лайэм оказались, в беспросветном мраке?» Орелии захотелось подойти к лошадям— старый Гарольд Смелый любил, чтобы с ним поговорили и погладили по шелковистому крупу. Над входом горело два фонаря, на земле едва светилась лужа бледного света. Орелия осторожно ступала, обходя карету доктора Кэннингхэма, как вдруг почувствовала, что не может двигаться дальше. Она нагнулась и увидела кусок какой-то материи, кажется, льняной ленты, который приклеил ее туфлю к колесу кареты. Она отодрала ее от туфли и от колеса и выбросила. И тут ей показалось, что за ней кто-то наблюдает из темноты. Орелия вздрогнула, но вспомнив, что вооружена, успокоилась. В эту минуту из дома вышли ее тетка и Кэннингхэмы. Сидя в карате, Орелия вздохнула и сказала решительно:
— Я должна это сделать. Я добьюсь оправдания Лайэма.
— Вы хотите добиться оправдания О'Рурка?
Орелия вздрогнула, услышав мужской голос, обернулась и увидела Тео.
— Тео, вы нас испугали. Зачем вы здесь, мы ведь с вами попрощались, — сказала Федра. Но он молчал, не отрывая глаз от Орелии и словно прожигая ее взглядом.
— Как вы собираетесь этого добиться? — спросил он глухо, опустив глаза.
— У меня есть информация, — сдержанно ответила она, не собираясь посвящать его в свои отношения с Лайэмом. Она решила, что сегодня же утром полиция будет располагать этой информацией.
Федра взяла в руки поводья и тронула с места Гарольда Смелого. Хотя по пути к дому тетка одобрила ее решение, Орелия всю ночь испытывала мучительное беспокойство.
Наутро в полицейском участке лейтенант Энтони Фрайго измучил Орелию десятками придирчивых вопросов, но как будто бы поверил ей.
Орелия покинула участок с облегчением в душе. Карета ждала у дверей; Фред натянул вожжи, ласково понукая Гарольда Смелого:
— Ну, Гарри, пошел!
Федра, по настоянию Орелии, не присутствовала на допросе, а ожидала в карете.
— Ну, как?! — встревоженно спросила она.
— Кажется, он мне поверил.
— Но полиция не огласит твое имя? — шепотом спросила Федра: мерный стук копыт старой лошади заглушал ее голос.
— Лейтенант обещал…
— Ну слава Богу, не то опять разразился бы семейный скандал!
— Тетя Федра, — упрекнула Орелия, — ты слишком щепетильна.
— Огласка повредит тебе, дорогая. Мне-то нравилось в молодости шокировать общество! Но у тебя не тот характер. Хотя ты смело рискнула своей репутацией.
— Любой порядочный человек поступил бы так же, — возразила Орелия.
— Надеюсь, что Лайэм это оценит.
— Не надейся — он упрямый дурак.
— Не думаю, — возразила Федра, — если он похож на своего отца, то он чего-то стоит.
— Может быть. Ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой на телеграф?
Посыльный принес телеграмму из Калифорнии, когда Федры не было дома, и отказался вручить ее кому-либо другому. Орелия знала, с каким страхом и нетерпением тетка ждала эту телеграмму.
— Спасибо, дорогая, лучше я узнаю все одна.
«Узнает решение судьбы, своей и Сина», — подумала Орелия.
Орелия вспомнила, что она обещала зайти сегодня утром к Мэриэль. Надежда получить немного родственного тепла от сестры подняла ее настроение. Федра высадила племянницу у дверей дома сестры и поехала на телеграф. Орелию встретил лакей, заявивший, что «хозяева не принимают». Она все-таки вошла в холл и сразу услышала громкий спор, доносившийся из открытых дверей музыкальной гостиной.
— Уэсли, ты не сделаешь этого!
— Думаешь, я бросаюсь пустыми угрозами. Нет, дорогая, как я говорю — так и поступлю.
Раздался какой-то шум, и Орелия кинулась к дверям. Зрелище изумило ее — двое кряжистых грузчиков тащили через комнату пианино, в которое вцепилась, заливаясь слезами, хрупкая Мэриэль.
— Не веди себя словно ребенок, Мэриэль! — хрипло прозвучал голос Уэсли.
— Но это мое пианино! Отец подарил его мне, когда я была еще девочкой!
— Я твой муж и имею право на все, что ты называешь своей собственностью.
— Как вы смеете, Уэсли! — закричала Орелия, преграждая путь грузчикам. Они остановились.
— Кто дал вам право вмешиваться, Орелия Кин-сэйд? Зачем вы здесь? — закричал Уэсли.
— Чтобы прекратить это безобразие! — запальчиво ответила Орелия.
— К черту!-лицо Уэсли налилось кровью. — Эй, тащите! — крикнул он грузчикам.
— Но ведь леди…
— Это не леди! Отпихните ее!
— Уэсли! — взмолилась Мэриэль.
— Вы меня слышали, — повторил он, не обращая внимания на жену. — Если хотите, чтобы вам заплатили, вытащите отсюда этот распроклятый инструмент.
— Простите, мэм, — сказал один из грузчиков. — Отойдите, пожалуйста!
Они подкатили пианино к дверям, в которых стояла Орелия. Она взглянула на Уэсли — он был разъярен.
— Ора, пожалуйста! — жалобно закричала Мэриэль. Орелия отступила.
— Можете убираться вслед за пианино! — прорычал Уэсли.
— Не уйду, пока не увижу, что сестра в безопасности.
— Это вы всему причиной! — прошипел Уэсли, указуя обвиняющим перстом на Орелию. — Пока вы не вернулись из Италии, Мэриэль была примерной женой. Вы плохо влияете на нее. Ноги вашей не будет в моем доме!
— Ора, лучше уйди сейчас, — рыдала Мэриэль. — Я поговорю с тобой, когда все уладится…
— Не будет этого! — Уэсли торжествовал свою победу. — Ты не встретишься с сестрой, пока не раскаешься в том, что пренебрегала обязанностями жены. Тогда, может быть, я разрешу.
Мэриэль прижала к губам кулачки и выбежала из гостиной.
В отсутствии сестры Орелия перестала сдерживаться.
— Вы, сэр, — отъявленный эгоист, невежа и хам! Злая судьба послала моей сестре плохого мужа!