Страница:
— Я тоже.
Ее вкатили в комнату с белыми стенами и ярким, как солнце, бившим с потолка светом.
— Вы только расслабьтесь, миссис Крэнстон, — сказал ей чей-то голос.
Лаура ощутила легкое жжение в руке иголка от капельницы уже проникла под кожу.
— Начали, — произнес доктор, и женщина провалилась в беспамятство.
Она не знала, сколько прошло времени; ее несло на легком облаке, а долгожданный крик ребенка все не звучал и не звучал. Словно издалека до нее доносился голос врача, резкий, требовательный, и другие голоса, сдержанно-обеспокоенные. Она слышала какие-то цифры, кто-то говорил о крови, о…
Лаура заставила себя открыть глаза. Свет чуть не ослепил ее. Над ней склонилась медсестра, и Лаура попыталась шевельнуть губами, потому что ей вдруг остро захотелось сказать кому-нибудь, что у ее ребенка есть отец, что она никогда не забудет его самого и тот час в его объятиях…
И затем все вдруг померкло: она летела по длинному, уходящему в глубину тоннелю, и теплое весеннее утро превратилось в знойную августовскую ночь. Она была не в родильном доме, а на вилле, и ее жизнь обещала вот-вот измениться… к лучшему.
Должно быть, это и есть тот самый Франсиско Мендес. Еще тогда, когда Патриция убеждала ее, используя весь арсенал средств — разве что не стояла на руках, — познакомиться с этим мужчиной, Лаура про себя окрестила его «мачо». Высокий, красивый и не сводит с меня глаз с того момента, как только я вошла в комнату.
— Он друг Криса и приехал сюда для закупки какого-то оборудования, — по секрету сообщила Патриция, наблюдая за тем, как сестра расчесывает свои длинные темные волосы. — Ну мама и пригласила его провести у нас уик-энд. — Она усмехнулась. — Надо же ей выдать дочку замуж.
— Прекрати! — Лаура недовольно поморщилась. Впрочем, удивляться нечему. Ей бы следовало знать, что мать не откажется от мысли устроить жизнь двух еще незамужних дочерей. Джоанну ей не достать — та сейчас где-то в Европе; а потому все усилия Глории сконцентрировались на Лауре. Мать, конечно, не знает, что ее Дочь поклялась не связываться с мужчинами, впрочем, если бы и знала, ее бы это не остановило.
— Роскошный мужчина, — зашептала Патриция, — и невероятно богатый. Ему, возможно, не хватает утонченности, но все равно он нечто особенное.
— Как мило, — фыркнула Лаура.
— А зовут его Франсиско Мендес. Сексуально, да?
— Да, — вежливо ответила Лаура. — И кто он, латиноамериканец?
— Испанец, настоящий сеньор. — Патриция хихикнула.
Лаура, в общем-то, ожидала, что сестра попытается познакомить ее с кем-то, но не думала, что Патриция сыграет так тонко. Вместо того чтобы показать Лауре Франсиско Мендеса, показала ее саму этому кабальеро. По крайней мере, именно так решила Лаура, заметив смуглого незнакомца, постоянно пялившегося на нее. Время от времени он улыбался. Как и сейчас. Она улыбнулась в ответ, скорее из вежливости — он не принадлежал к ее типу мужчин. Впрочем, мужчин ее типа больше не существовало. Или, точнее, никто из мужчин не считал ее, Лауру, своим типом. И так будет, наверное, до конца жизни.
Поднеся к губам бокал с вином, она сделала добрый глоток, после чего повернулась к незнакомцу спиной. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас улыбаться.
Вино пошло хорошо, возможно, потому, что это был ее второй или даже третий бокал. Вообще-то она не пила красного вина, просто на подносе у официанта стояли бокалы именно с этим напитком. Почему бы и не выпить, подумала Лаура, вновь прикладываясь к бокалу.
Поводом для приезда сюда была годовщина брака Кена и Бетси, но поначалу Лаура отказалась.
— Я не могу, мама, — сказала она, когда Глория позвонила. Хотя поехать ей хотелось. Когда все собирались вместе — братья с женами, сестры, их дети — получалось шумно, весело и интересно. — Мне очень жаль, — добавила Лаура, — но в этот уик-энд я буду на свадьбе.
Но потом все изменилось…
«Мачо» снова таращился на нее, его взгляд блуждал по ее шее. Патриция посоветовала ей поднять волосы в высокую прическу, и Лаура покорно подчинилась сестре, о чем теперь жалела, чувствуя себя весьма непривычно с голой, словно выставленной напоказ шеей под пристальным взглядом Франсиско Мендеса. Ее так и тянуло повернуться и ответить ему тем же, но он мог интерпретировать такой жест по-своему, а это было бы глупо. Глупостей же в ее жизни и без того хватало.
Она отпила еще вина. Не так уж и плохо, по крайней мере, по сравнению с первым бокалом. Может быть, к красному вину надо привыкнуть, как и ко многому другому. Лаура хмыкнула. Какая-то женщина, стоявшая рядом, обернулась и посмотрела на нее.
— Все в порядке, — сказала Лаура в ответ на ее вопросительно поднятые брови. — Я подумала кое о чем и…
Женщина кивнула и отвернулась, а Лаура сделала очередной долгий глоток. В конце концов, все не столь уж плохо, хотя вписаться в компанию ей не удалось. Но кто бы мог подумать, что в ее жизни все так обернется.
Мужчина, с которым она встречалась почти полгода, одновременно, как выяснилось, встречался с ее лучшей подругой. Банальный случай, если бы не одно обстоятельство. Он не просто встречался с Шейлой, но и успел обручиться с ней. Была назначена дата свадьбы, проведена вся необходимая подготовка, и Лауре досталась роль подружки невесты.
— Даже не верится — я ведь ни разу не видела твоего жениха, — сказала она однажды Шейле, и та, также ни о чем не догадываясь, объяснила, что он много путешествует.
Лаура прикончила бокал и, оглянувшись, заметила еще одного официанта с подносом.
— Официант!
Бокалов с вином на подносе не оказалось — только невысокие стаканы с какой-то бесцветной жидкостью, куда были опущены крохотные пластмассовые шпаги с нанизанными на них оливками и луковками.
— Ловко, — с улыбкой заметила Лаура и заменила свой пустой бокал на стакан с луковкой. Коктейля было явно мало, и она, сунув сумочку под мышку, прихватила второй стакан, уже с оливкой.
Официант поднял бровь.
— Спасибо, — бросила Лаура, сделав вид, что не заметила многозначительного намека, и сделала глоток из первого стакана. — Ого, — выдохнула она и повторила ту же процедуру со вторым стаканом…
Робин действительно много путешествовал. Вот только ни она, ни Шейла не знали, что путешествовал он главным образом между их квартирами. Подумав об этом — ну и наивной же, нет, глупой дурой она была! — Лаура чуть не рассмеялась.
Все вышло наружу месяц назад. Робин, должно быть, осознал, что не в состоянии более совмещать две роли, тем более, в преддверии серьезных перемен. Однажды вечером он позвонил ей и, заметно нервничая, сказал, что им необходимо срочно встретиться, что ему нужно сообщить ей нечто важное.
Лаура сбегала в ближайший винный магазин, купила бутылку шампанского и, вернувшись, положила ее в холодильник. У нее кружилась голова — конечно, он собирается сделать ей предложение.
Вместо этого Робин объявил, что загнал себя в западню, что его жизнь сплошной кошмар, что он обручен с другой женщиной. И пока она в ужасе молча таращилась на него, пояснил, кто именно ее более удачливая соперница.
— Шутишь, — сказала Лаура, обретя наконец способность говорить.
Робин пожал плечами, застенчиво ухмыльнулся — подумать только, ухмыльнулся! — и это ее добило. Она кричала, визжала, бросала в него чем попало — вазой, ведерком со льдом для не дождавшейся своего часа бутылки шампанского, — и он счел за лучшее ретироваться.
Глубоко вздохнув, Лаура поднесла к губам стакан и проглотила половину мартини…
В конце концов ей удалось все это пережить. Робин был не такой уж большой потерей: мужчина, не способный хранить, верность, не тот, кого ей хотелось бы иметь мужем. Нужно было только как-то разобраться с надвигающейся свадьбой. Разумеется, идти и смотреть на то, как сочетаются браком ее подруга и бывший любовник, она не собиралась. Но не собиралась и лить слезы.
Это она решила твердо — никаких слез. Никаких сожалений. Заказать пиццу, выпить злосчастную бутылку «шипучки», и… к черту Робина! Пусть его забирает Шейла.
Все шло прекрасно, или почти прекрасно, до того дня, когда пришло приглашение на свадьбу. К нему прилагалась короткая записка от Шейлы с вежливой просьбой передать купленное для роли подружки невесты платье девушке, которая займет ее место.
Лаура разорвала и приглашение, и записку на мелкие кусочки, сложила их в конверт и отправила счастливой парочке. Вот тогда она поняла, что либо расплачется, либо устроит скандал, явившись на торжественное событие, где и выскажет вслух свое мнение об их браке. Но и одной ей этот уик-энд не пережить. Она набрала номер и весело, насколько хватило сил, сообщила матери об изменении в планах и своем желании приехать.
— С Робином? — уточнила Глория и, услышав ответ, издала лишь многозначительное «о?».
Трудно сказать, что ей удалось выведать у Патриции, но, встретив Лауру, приехавшую из Лондона на поезде, мать лишь обняла ее и прошептала:
— В любом случае он никогда мне не нравился.
Лаура вздохнула, Робин не нравился никому. Ни ее секретарше, выразившей желание «убить негодяя», ни Патриции, ни Крису Дженкинсу, ни вообще кому бы то ни было, у кого в голове имелись мозги. Кроме нее… Надо же быть такой тупой!..
— Канапе, мисс?
Лаура вскинула голову, улыбнулась официанту, поставила пустой стакан на поднос и взяла нечто крохотное и мягкое.
— С чем оно?
— Полагаю, с лобстером, мисс. Точно, лобстер, и притом донельзя вкусный, подумала она, отправляя канапе в рот. Теперь надо только запить его еще одним мартини, тем, что с луковкой, но… стакан оказался пустым.
Как же так, когда это она успела? Впрочем, проблема решается легко. Она поставила на поднос второй стакан и отправилась на поиски выпивки.
— Мисс?
Мужской голос, с сильным акцентом, прямо за спиной. Лаура глубоко вдохнула, сложила губы в улыбке и обернулась. Как и ожидалось, это был ее испанец, «мачо». Вблизи он выглядел не так хорошо. Подбородок недостаточно волевой, а нос чересчур длинный. И вообще этот тип очень напоминает Робина.
— Мисс, — повторил он, беря ее за руку с тем, чтобы в следующую секунду запечатлеть на ее коже мокрый, слюнявый поцелуй. Лаура отдернула руку, с трудом подавляя желание вытереть ее собственным платьем.
— Привет, — вежливо сказала она.
— Привет, — ответил он и улыбнулся так широко, что она заметила пломбу на нижнем коренном зубе. — Я спросил, кто эта красивая леди с зеленоватыми глазами, и мне ответили, что это Лаура Крэнстон. Все так, да?
— Да, — сказала Лаура. — Спасибо за комплимент, сеньор.
— Сеньор, — повторил он и рассмеялся. — Как интересно вы меня называете, мисс Крэнстон.
— У меня не очень хорошее произношение, но…
Она еще говорила что-то, однако без всякого интереса; ей не хотелось общаться с человеком, напоминающим Робина, пусть даже отдаленно.
Робин, этот никчемный мерзавец! Этот подлый негодяй! Этот лживый… Впрочем, все мужчины лжецы. Она узнала об этом давно. Отец лгал матери. И Лауре тоже. Каждый раз, когда она залезала к нему на колени и просила не уходить.
— Это в последний раз, ангел, — говорил он, и каждый раз обманывал.
Что же не так с женщинами, носящими фамилию Крэнстон? В чем изъян? Неужели они так ничему и не научились? Она только надеялась, что у Патриции…
— ..смешная шутка, а?
Лаура автоматически рассмеялась. Какими бы шутками ни забавлял ее новый знакомый, то, о чем она думала, было куда смешнее. Вот вам отличная шутка. «Как узнать, что мужчина лжет?» — «Он лжет, если шевелит губами».
Робин… Боже, как он ее обманывал, уверял, что любит, а сейчас стоит в Лондоне у алтаря и обещает любить и быть верным уже другой.
Хватит, одернула себя Лаура и, не дослушав очередной шутки кабальеро, взяла его за руку и сказала, что все было очень-очень мило. Потом отпустила руку и, стараясь не замечать обиженного выражения в мягких, щенячьих глазах, направилась к выходу из зала. В библиотеке струнный квартет выпиливал нечто совершенно обратное тому, что пытался изобразить местный скрипач в столовой.
Сквозь толпу ловко пробирался, балансируя подносом, уже знакомый ей официант.
— Эй, — сказала Лаура ему в спину. Конечно, не самый лучший способ привлечь к себе внимание: мать наверняка бы подняла бровь и высказала ей свое недовольство, но… Официант повернулся, и Лаура ловко сняла с подноса стакан. В нем плескалась какая-то янтарная жидкость и кусочки фруктов. Она поднесла стакан к носу, понюхала, пригубила, икнула и приложилась еще раз.
Мимо прошла, держа под руку мужа, Патриция.
— Осторожнее, — тихонько пропела она, а то надерешься.
— Спасибо за добрый совет, — сказала Лаура, и сестра удалилась.
Пэт, конечно, права. Если не быть осторожной, дело кончится плохо. Из трех сестер Крэнстон только Джоанна могла долго не пьянеть, а ее-то здесь и не было. Где ты, сестричка? В Германии, Италии или Франции? Впрочем, где бы Джоанна ни находилась, она наверняка веселилась на всю катушку.
Что ж, она будет осторожной. Ей не хотелось напиваться. В конце концов, это ведь приличная вечеринка. А для Кена и Бетси, отмечающих очередную годовщину своего счастливого брака, даже торжество. Ни к чему портить им праздник. Бетси этого не заслужила, пусть даже она и не родная сестра, а… а кто?
Лаура допила остатки янтарной жидкости и поставила пустой стакан на стол.
Как все сложно: сестры… братья… мужья… Она икнула, усмехнулась и побрела через всю библиотеку.
— Следи за собой, малышка, — прошептала Лаура. — Если уж ты не в состоянии вспомнить, кем тебе приходится Бетси, то, пожалуй, стоит остановиться…
Хотя… к черту все! Ей хочется выпить, и она уже взрослая. Значит, может пить сколько хочется. Она икнула. Громко. Хихикнула и закрыла рот ладошкой.
— Извините.
Кто-то засмеялся. Не над ней, конечно. Просто на вечеринках люди смеются, вот и все. Для того они и ходят на вечеринки, чтобы повеселиться. Не все же явились сюда, стараясь найти забвение…
Что ей сейчас нужно, так это глоток свежего воздуха. Прохладный ветерок на пылающие щеки. Лаура взяла курс на двери.
Самое замечательное в ее истории то, что Робин клялся, будто не хочет жениться. Вообще. Она сказала, что ничего не имеет против, и поначалу так оно и было. Что такое брак, если не взаимные обещания двух людей? Обещания, которые они не намерены выполнять. По крайней мере, мужчина точно не намерен.
Она приоткрыла дверь, вышла на улицу и вдохнула мягкий ночной воздух.
А что касается секса… Может ли брак улучшить то, что изначально было не так уж восхитительно? Секс — это секс, вот и все. Просто секс, а не та прекрасная фантазия, в которую склонны превращать его люди.
Тем не менее по прошествии нескольких месяцев она начала думать, что быть замужем, возможно, не так уж и плохо. Не оставаться одной после долгого рабочего дня в офисе, не читать в одиночестве воскресную газету.
Вскоре выяснилось, что взгляды на брак изменились не только у нее. У Робина тоже. Действительно смешно. Он тоже решил, что хочет жениться. Только не на ней.
Лаура сглотнула. Надо перестать думать об этом. О нем. Обо всем, чего не хватало ей и что он нашел в Шейле.
Надо поесть. Если не считать того жалкого канапе с лобстером, она уже несколько часов не ела. А в доме такой отличный буфет: устрицы, лобстеры, салат с крабами, копченые ребрышки, лосось, перепела.
Интересно, что в меню на свадьбе Робина? Она скорчила гримасу. Жениху бы подошло змеиное брюхо.
А это что? Чей-то взгляд, она почувствовала его затылком. Охо-хо. Значит, «мачо» все же последовал за ней. Больше некому. Нет, она не станет поворачиваться, не доставит ему такого удовольствия. Пусть кабальеро испытает свои чары на другой, на той, кому еще интересны такие игры.
Робин не играл в игры, он был выше этого. По крайней мере, так она поначалу считала. Именно это ей в нем и нравилось.
Они познакомились на какой-то благотворительной вечеринке. Тогда к ней клеились не менее дюжины мужчин, но никто из них не придумал ничего оригинальнее, чем «Извините, а мы раньше не встречались?» или «Должен сказать, что вы здесь самая красивая женщина». Робин не кружил вокруг да около; он сразу дал ей свою визитку и сказал, что слышал о ней от одного из своих клиентов.
— Мне охарактеризовали вас как одного из лучших консультантов по капиталовложениям в Лондоне.
Лаура улыбнулась.
— Не «одного из». Я — лучшая! С этого начались их отношения. Они часто встречались, но у каждого была своя жизнь. Так они решили. Раздельное существование, никакой зависимости — все это они обсудили откровенно и прагматично. Никаких обменов ключами, никаких зубных щеток в чужой квартире.
Интересно, оставил ли Робин зубную щетку в ванной Шейлы?
— Черт! — сказала Лаура, стукнув кулаком по перилам из тика.
Снова захотелось выпить. Где-то здесь должен быть бар. Кто-то говорил о барбекю, и снизу действительно тянуло дымком. А где барбекю, там и бар. , Она шагнула к ступенькам. Они были широкие и ровные, и прежде у нее никогда не возникало с ними никаких проблем, но сегодня ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть уже на первом шаге.
— Бокал белого совиньона, пожалуйста, — сказала Лаура бармену. — Язык подвел ее так же, как и ноги. Получилось нечто вроде «бока белва свиньона», и она едва не рассмеялась. Бармен как-то странно посмотрел на нее, и ей ничего не оставалось, как ответить ему твердым взглядом, сопровождаемым легким движением бровей. — Ну? — сказала Лаура.
Он наконец налил ей вино и подал бокал, но рука у нее почему-то дрогнула. Бледно-золотистая жидкость плеснула через край. Она нахмурилась, слизнула капли с запястья, выпила то, что оставалось в бокале, и взглянула на бармена.
— Еще.
— Извините, мадам. — Он покачал головой.
— Если у вас нет белого, налейте красного. — Лаура улыбнулась, давая понять, что она не из тех, кто устраивает скандалы по мелочам. Однако бармен не улыбнулся.
— Мне действительно, очень жаль, мадам, но я полагаю, что с вас хватит.
Лаура прищурилась и подалась вперед, при этом ее повело в сторону. Впрочем, что с того? Лето, жара… не каждый выдержит.
— Что вы хотите этим сказать? Это бар или нет? Вы бармен. Ваше дело наливать людям то, что у вас просят, и не быть занудой.
— Буду счастлив предложить вам кофе. Он говорил тихо, но все вокруг замолчали, и его слова были отчетливо слышны. Лаура покраснела.
— Вы хотите сказать, что я пьяна?
— Нет, но…
— Тогда налейте мне выпить.
— Мадам, — бармен наклонился к ней, — как насчет кофе?
— Вы знаете, кто я? — Лаура сама поразилась, услышав свой голос. Она даже удивленно моргнула, но ее язык, похоже, уже жил собственной жизнью. — Вы знаете…
— Он знает. И если вы не закроете свой очаровательный ротик, этот будут знать все. Голос раздался у нее прямо, за спиной.
Низкий, с легким акцентом, мужской. «Мачо», подумала Лаура и обернулась.
— Вы, наверное, решили, что у вас появился шанс… — сказала она, но не довела мысль до конца.
Мужчина был другой. Этот еще не попадался ей на глаза. Может, она немного и перебрала — к черту, конечно, перебрала, — но такого бы запомнила.
Высокий, широкоплечий, намного крупнее того парня, которого пыталась подсунуть ей Патриция. Темные волосы цвета полуночи, хмурые глаза — как грозовые облака, лицо, которое было бы красивым, если бы его не портила тяжелая квадратная челюсть, и рот, чувственный и одновременно жесткий.
У нее перехватило дыхание. Будь она трезвой, она бы не призналась в этом даже самой себе. Но она не была трезвой. Да, о таком можно только мечтать. Возможно, она о таком и мечтала. Настоящий мужчина. Но то, что она делает или говорит, его совершенно не касается.
— Извините? — Лаура выпрямилась, и это оказалось ошибкой. Голова закружилась…
— Я сказал…
— Я слышала, что вы сказали. — Она ткнула пальцем в его шелковую рубашку, под которой оказалась твердая грудь. — Так вот, позвольте сказать вам кое-что, мистер. Я не нуждаюсь в ваших све… советах. И на надо мне уза… указывать.
Он посмотрел на нее так, что в других обстоятельствах она, наверное, не выдержала бы его взгляда.
— Вы пьяны, сеньора.
— Я не сеньора. Я не замужем. Никоим образом.
— В моей стране так называют всех незнакомых женщин, замужних и незамужних. — Он взял ее за локоть. Лаура сердито посмотрела на него и сделала попытку освободиться, но у нее ничего не получилось. — И мы не любим, когда пьяные женщины делают из себя посмешище.
Он говорил тихо, чтобы никто из любопытных ничего не слышал, и она понимала, что надо подыграть, отойти с ним, не устраивать шоу, но, черт побери, она не собирается выслушивать чьи-то приказы, а уж тем более исходящие от мужчины.
— Меня не интересует ни ваша страна, ни то, что вам нравится или не нравится в женщинах. Отпустите меня.
— Послушайте…
— Отпустите, — повторила Лаура и, когда он не отпустил, прищурилась, подняла ногу и с силой ударила каблуком наглеца по подъему стопы.
Это было больно. На занятиях по самообороне, которые Лаура когда-то посещала, инструктор советовал вкладывать в удар весь вес и всю энергию.
Незнакомец даже не пошевелился. Вместо этого он обнял ее и под смех и аплодисменты зрителей повел подальше от освещенного дома, в глубь темного сада.
— Вы… скотина! — крикнула Лаура, колотя по его груди. — Кем вы себя возомнили?
— Я Франсиско Эдуарде Мендес, — холодно ответил он. — А вы сеньора Крэнстон, испорченная, избалованная…
— Франс? — Лаура открыла глаза. Над ней горел яркий свет.
— Мы ее теряем, — произнес незнакомый голос, и все снова погрузилось в тишину и мрак.
Глава 3
Ее вкатили в комнату с белыми стенами и ярким, как солнце, бившим с потолка светом.
— Вы только расслабьтесь, миссис Крэнстон, — сказал ей чей-то голос.
Лаура ощутила легкое жжение в руке иголка от капельницы уже проникла под кожу.
— Начали, — произнес доктор, и женщина провалилась в беспамятство.
Она не знала, сколько прошло времени; ее несло на легком облаке, а долгожданный крик ребенка все не звучал и не звучал. Словно издалека до нее доносился голос врача, резкий, требовательный, и другие голоса, сдержанно-обеспокоенные. Она слышала какие-то цифры, кто-то говорил о крови, о…
Лаура заставила себя открыть глаза. Свет чуть не ослепил ее. Над ней склонилась медсестра, и Лаура попыталась шевельнуть губами, потому что ей вдруг остро захотелось сказать кому-нибудь, что у ее ребенка есть отец, что она никогда не забудет его самого и тот час в его объятиях…
И затем все вдруг померкло: она летела по длинному, уходящему в глубину тоннелю, и теплое весеннее утро превратилось в знойную августовскую ночь. Она была не в родильном доме, а на вилле, и ее жизнь обещала вот-вот измениться… к лучшему.
Должно быть, это и есть тот самый Франсиско Мендес. Еще тогда, когда Патриция убеждала ее, используя весь арсенал средств — разве что не стояла на руках, — познакомиться с этим мужчиной, Лаура про себя окрестила его «мачо». Высокий, красивый и не сводит с меня глаз с того момента, как только я вошла в комнату.
— Он друг Криса и приехал сюда для закупки какого-то оборудования, — по секрету сообщила Патриция, наблюдая за тем, как сестра расчесывает свои длинные темные волосы. — Ну мама и пригласила его провести у нас уик-энд. — Она усмехнулась. — Надо же ей выдать дочку замуж.
— Прекрати! — Лаура недовольно поморщилась. Впрочем, удивляться нечему. Ей бы следовало знать, что мать не откажется от мысли устроить жизнь двух еще незамужних дочерей. Джоанну ей не достать — та сейчас где-то в Европе; а потому все усилия Глории сконцентрировались на Лауре. Мать, конечно, не знает, что ее Дочь поклялась не связываться с мужчинами, впрочем, если бы и знала, ее бы это не остановило.
— Роскошный мужчина, — зашептала Патриция, — и невероятно богатый. Ему, возможно, не хватает утонченности, но все равно он нечто особенное.
— Как мило, — фыркнула Лаура.
— А зовут его Франсиско Мендес. Сексуально, да?
— Да, — вежливо ответила Лаура. — И кто он, латиноамериканец?
— Испанец, настоящий сеньор. — Патриция хихикнула.
Лаура, в общем-то, ожидала, что сестра попытается познакомить ее с кем-то, но не думала, что Патриция сыграет так тонко. Вместо того чтобы показать Лауре Франсиско Мендеса, показала ее саму этому кабальеро. По крайней мере, именно так решила Лаура, заметив смуглого незнакомца, постоянно пялившегося на нее. Время от времени он улыбался. Как и сейчас. Она улыбнулась в ответ, скорее из вежливости — он не принадлежал к ее типу мужчин. Впрочем, мужчин ее типа больше не существовало. Или, точнее, никто из мужчин не считал ее, Лауру, своим типом. И так будет, наверное, до конца жизни.
Поднеся к губам бокал с вином, она сделала добрый глоток, после чего повернулась к незнакомцу спиной. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас улыбаться.
Вино пошло хорошо, возможно, потому, что это был ее второй или даже третий бокал. Вообще-то она не пила красного вина, просто на подносе у официанта стояли бокалы именно с этим напитком. Почему бы и не выпить, подумала Лаура, вновь прикладываясь к бокалу.
Поводом для приезда сюда была годовщина брака Кена и Бетси, но поначалу Лаура отказалась.
— Я не могу, мама, — сказала она, когда Глория позвонила. Хотя поехать ей хотелось. Когда все собирались вместе — братья с женами, сестры, их дети — получалось шумно, весело и интересно. — Мне очень жаль, — добавила Лаура, — но в этот уик-энд я буду на свадьбе.
Но потом все изменилось…
«Мачо» снова таращился на нее, его взгляд блуждал по ее шее. Патриция посоветовала ей поднять волосы в высокую прическу, и Лаура покорно подчинилась сестре, о чем теперь жалела, чувствуя себя весьма непривычно с голой, словно выставленной напоказ шеей под пристальным взглядом Франсиско Мендеса. Ее так и тянуло повернуться и ответить ему тем же, но он мог интерпретировать такой жест по-своему, а это было бы глупо. Глупостей же в ее жизни и без того хватало.
Она отпила еще вина. Не так уж и плохо, по крайней мере, по сравнению с первым бокалом. Может быть, к красному вину надо привыкнуть, как и ко многому другому. Лаура хмыкнула. Какая-то женщина, стоявшая рядом, обернулась и посмотрела на нее.
— Все в порядке, — сказала Лаура в ответ на ее вопросительно поднятые брови. — Я подумала кое о чем и…
Женщина кивнула и отвернулась, а Лаура сделала очередной долгий глоток. В конце концов, все не столь уж плохо, хотя вписаться в компанию ей не удалось. Но кто бы мог подумать, что в ее жизни все так обернется.
Мужчина, с которым она встречалась почти полгода, одновременно, как выяснилось, встречался с ее лучшей подругой. Банальный случай, если бы не одно обстоятельство. Он не просто встречался с Шейлой, но и успел обручиться с ней. Была назначена дата свадьбы, проведена вся необходимая подготовка, и Лауре досталась роль подружки невесты.
— Даже не верится — я ведь ни разу не видела твоего жениха, — сказала она однажды Шейле, и та, также ни о чем не догадываясь, объяснила, что он много путешествует.
Лаура прикончила бокал и, оглянувшись, заметила еще одного официанта с подносом.
— Официант!
Бокалов с вином на подносе не оказалось — только невысокие стаканы с какой-то бесцветной жидкостью, куда были опущены крохотные пластмассовые шпаги с нанизанными на них оливками и луковками.
— Ловко, — с улыбкой заметила Лаура и заменила свой пустой бокал на стакан с луковкой. Коктейля было явно мало, и она, сунув сумочку под мышку, прихватила второй стакан, уже с оливкой.
Официант поднял бровь.
— Спасибо, — бросила Лаура, сделав вид, что не заметила многозначительного намека, и сделала глоток из первого стакана. — Ого, — выдохнула она и повторила ту же процедуру со вторым стаканом…
Робин действительно много путешествовал. Вот только ни она, ни Шейла не знали, что путешествовал он главным образом между их квартирами. Подумав об этом — ну и наивной же, нет, глупой дурой она была! — Лаура чуть не рассмеялась.
Все вышло наружу месяц назад. Робин, должно быть, осознал, что не в состоянии более совмещать две роли, тем более, в преддверии серьезных перемен. Однажды вечером он позвонил ей и, заметно нервничая, сказал, что им необходимо срочно встретиться, что ему нужно сообщить ей нечто важное.
Лаура сбегала в ближайший винный магазин, купила бутылку шампанского и, вернувшись, положила ее в холодильник. У нее кружилась голова — конечно, он собирается сделать ей предложение.
Вместо этого Робин объявил, что загнал себя в западню, что его жизнь сплошной кошмар, что он обручен с другой женщиной. И пока она в ужасе молча таращилась на него, пояснил, кто именно ее более удачливая соперница.
— Шутишь, — сказала Лаура, обретя наконец способность говорить.
Робин пожал плечами, застенчиво ухмыльнулся — подумать только, ухмыльнулся! — и это ее добило. Она кричала, визжала, бросала в него чем попало — вазой, ведерком со льдом для не дождавшейся своего часа бутылки шампанского, — и он счел за лучшее ретироваться.
Глубоко вздохнув, Лаура поднесла к губам стакан и проглотила половину мартини…
В конце концов ей удалось все это пережить. Робин был не такой уж большой потерей: мужчина, не способный хранить, верность, не тот, кого ей хотелось бы иметь мужем. Нужно было только как-то разобраться с надвигающейся свадьбой. Разумеется, идти и смотреть на то, как сочетаются браком ее подруга и бывший любовник, она не собиралась. Но не собиралась и лить слезы.
Это она решила твердо — никаких слез. Никаких сожалений. Заказать пиццу, выпить злосчастную бутылку «шипучки», и… к черту Робина! Пусть его забирает Шейла.
Все шло прекрасно, или почти прекрасно, до того дня, когда пришло приглашение на свадьбу. К нему прилагалась короткая записка от Шейлы с вежливой просьбой передать купленное для роли подружки невесты платье девушке, которая займет ее место.
Лаура разорвала и приглашение, и записку на мелкие кусочки, сложила их в конверт и отправила счастливой парочке. Вот тогда она поняла, что либо расплачется, либо устроит скандал, явившись на торжественное событие, где и выскажет вслух свое мнение об их браке. Но и одной ей этот уик-энд не пережить. Она набрала номер и весело, насколько хватило сил, сообщила матери об изменении в планах и своем желании приехать.
— С Робином? — уточнила Глория и, услышав ответ, издала лишь многозначительное «о?».
Трудно сказать, что ей удалось выведать у Патриции, но, встретив Лауру, приехавшую из Лондона на поезде, мать лишь обняла ее и прошептала:
— В любом случае он никогда мне не нравился.
Лаура вздохнула, Робин не нравился никому. Ни ее секретарше, выразившей желание «убить негодяя», ни Патриции, ни Крису Дженкинсу, ни вообще кому бы то ни было, у кого в голове имелись мозги. Кроме нее… Надо же быть такой тупой!..
— Канапе, мисс?
Лаура вскинула голову, улыбнулась официанту, поставила пустой стакан на поднос и взяла нечто крохотное и мягкое.
— С чем оно?
— Полагаю, с лобстером, мисс. Точно, лобстер, и притом донельзя вкусный, подумала она, отправляя канапе в рот. Теперь надо только запить его еще одним мартини, тем, что с луковкой, но… стакан оказался пустым.
Как же так, когда это она успела? Впрочем, проблема решается легко. Она поставила на поднос второй стакан и отправилась на поиски выпивки.
— Мисс?
Мужской голос, с сильным акцентом, прямо за спиной. Лаура глубоко вдохнула, сложила губы в улыбке и обернулась. Как и ожидалось, это был ее испанец, «мачо». Вблизи он выглядел не так хорошо. Подбородок недостаточно волевой, а нос чересчур длинный. И вообще этот тип очень напоминает Робина.
— Мисс, — повторил он, беря ее за руку с тем, чтобы в следующую секунду запечатлеть на ее коже мокрый, слюнявый поцелуй. Лаура отдернула руку, с трудом подавляя желание вытереть ее собственным платьем.
— Привет, — вежливо сказала она.
— Привет, — ответил он и улыбнулся так широко, что она заметила пломбу на нижнем коренном зубе. — Я спросил, кто эта красивая леди с зеленоватыми глазами, и мне ответили, что это Лаура Крэнстон. Все так, да?
— Да, — сказала Лаура. — Спасибо за комплимент, сеньор.
— Сеньор, — повторил он и рассмеялся. — Как интересно вы меня называете, мисс Крэнстон.
— У меня не очень хорошее произношение, но…
Она еще говорила что-то, однако без всякого интереса; ей не хотелось общаться с человеком, напоминающим Робина, пусть даже отдаленно.
Робин, этот никчемный мерзавец! Этот подлый негодяй! Этот лживый… Впрочем, все мужчины лжецы. Она узнала об этом давно. Отец лгал матери. И Лауре тоже. Каждый раз, когда она залезала к нему на колени и просила не уходить.
— Это в последний раз, ангел, — говорил он, и каждый раз обманывал.
Что же не так с женщинами, носящими фамилию Крэнстон? В чем изъян? Неужели они так ничему и не научились? Она только надеялась, что у Патриции…
— ..смешная шутка, а?
Лаура автоматически рассмеялась. Какими бы шутками ни забавлял ее новый знакомый, то, о чем она думала, было куда смешнее. Вот вам отличная шутка. «Как узнать, что мужчина лжет?» — «Он лжет, если шевелит губами».
Робин… Боже, как он ее обманывал, уверял, что любит, а сейчас стоит в Лондоне у алтаря и обещает любить и быть верным уже другой.
Хватит, одернула себя Лаура и, не дослушав очередной шутки кабальеро, взяла его за руку и сказала, что все было очень-очень мило. Потом отпустила руку и, стараясь не замечать обиженного выражения в мягких, щенячьих глазах, направилась к выходу из зала. В библиотеке струнный квартет выпиливал нечто совершенно обратное тому, что пытался изобразить местный скрипач в столовой.
Сквозь толпу ловко пробирался, балансируя подносом, уже знакомый ей официант.
— Эй, — сказала Лаура ему в спину. Конечно, не самый лучший способ привлечь к себе внимание: мать наверняка бы подняла бровь и высказала ей свое недовольство, но… Официант повернулся, и Лаура ловко сняла с подноса стакан. В нем плескалась какая-то янтарная жидкость и кусочки фруктов. Она поднесла стакан к носу, понюхала, пригубила, икнула и приложилась еще раз.
Мимо прошла, держа под руку мужа, Патриция.
— Осторожнее, — тихонько пропела она, а то надерешься.
— Спасибо за добрый совет, — сказала Лаура, и сестра удалилась.
Пэт, конечно, права. Если не быть осторожной, дело кончится плохо. Из трех сестер Крэнстон только Джоанна могла долго не пьянеть, а ее-то здесь и не было. Где ты, сестричка? В Германии, Италии или Франции? Впрочем, где бы Джоанна ни находилась, она наверняка веселилась на всю катушку.
Что ж, она будет осторожной. Ей не хотелось напиваться. В конце концов, это ведь приличная вечеринка. А для Кена и Бетси, отмечающих очередную годовщину своего счастливого брака, даже торжество. Ни к чему портить им праздник. Бетси этого не заслужила, пусть даже она и не родная сестра, а… а кто?
Лаура допила остатки янтарной жидкости и поставила пустой стакан на стол.
Как все сложно: сестры… братья… мужья… Она икнула, усмехнулась и побрела через всю библиотеку.
— Следи за собой, малышка, — прошептала Лаура. — Если уж ты не в состоянии вспомнить, кем тебе приходится Бетси, то, пожалуй, стоит остановиться…
Хотя… к черту все! Ей хочется выпить, и она уже взрослая. Значит, может пить сколько хочется. Она икнула. Громко. Хихикнула и закрыла рот ладошкой.
— Извините.
Кто-то засмеялся. Не над ней, конечно. Просто на вечеринках люди смеются, вот и все. Для того они и ходят на вечеринки, чтобы повеселиться. Не все же явились сюда, стараясь найти забвение…
Что ей сейчас нужно, так это глоток свежего воздуха. Прохладный ветерок на пылающие щеки. Лаура взяла курс на двери.
Самое замечательное в ее истории то, что Робин клялся, будто не хочет жениться. Вообще. Она сказала, что ничего не имеет против, и поначалу так оно и было. Что такое брак, если не взаимные обещания двух людей? Обещания, которые они не намерены выполнять. По крайней мере, мужчина точно не намерен.
Она приоткрыла дверь, вышла на улицу и вдохнула мягкий ночной воздух.
А что касается секса… Может ли брак улучшить то, что изначально было не так уж восхитительно? Секс — это секс, вот и все. Просто секс, а не та прекрасная фантазия, в которую склонны превращать его люди.
Тем не менее по прошествии нескольких месяцев она начала думать, что быть замужем, возможно, не так уж и плохо. Не оставаться одной после долгого рабочего дня в офисе, не читать в одиночестве воскресную газету.
Вскоре выяснилось, что взгляды на брак изменились не только у нее. У Робина тоже. Действительно смешно. Он тоже решил, что хочет жениться. Только не на ней.
Лаура сглотнула. Надо перестать думать об этом. О нем. Обо всем, чего не хватало ей и что он нашел в Шейле.
Надо поесть. Если не считать того жалкого канапе с лобстером, она уже несколько часов не ела. А в доме такой отличный буфет: устрицы, лобстеры, салат с крабами, копченые ребрышки, лосось, перепела.
Интересно, что в меню на свадьбе Робина? Она скорчила гримасу. Жениху бы подошло змеиное брюхо.
А это что? Чей-то взгляд, она почувствовала его затылком. Охо-хо. Значит, «мачо» все же последовал за ней. Больше некому. Нет, она не станет поворачиваться, не доставит ему такого удовольствия. Пусть кабальеро испытает свои чары на другой, на той, кому еще интересны такие игры.
Робин не играл в игры, он был выше этого. По крайней мере, так она поначалу считала. Именно это ей в нем и нравилось.
Они познакомились на какой-то благотворительной вечеринке. Тогда к ней клеились не менее дюжины мужчин, но никто из них не придумал ничего оригинальнее, чем «Извините, а мы раньше не встречались?» или «Должен сказать, что вы здесь самая красивая женщина». Робин не кружил вокруг да около; он сразу дал ей свою визитку и сказал, что слышал о ней от одного из своих клиентов.
— Мне охарактеризовали вас как одного из лучших консультантов по капиталовложениям в Лондоне.
Лаура улыбнулась.
— Не «одного из». Я — лучшая! С этого начались их отношения. Они часто встречались, но у каждого была своя жизнь. Так они решили. Раздельное существование, никакой зависимости — все это они обсудили откровенно и прагматично. Никаких обменов ключами, никаких зубных щеток в чужой квартире.
Интересно, оставил ли Робин зубную щетку в ванной Шейлы?
— Черт! — сказала Лаура, стукнув кулаком по перилам из тика.
Снова захотелось выпить. Где-то здесь должен быть бар. Кто-то говорил о барбекю, и снизу действительно тянуло дымком. А где барбекю, там и бар. , Она шагнула к ступенькам. Они были широкие и ровные, и прежде у нее никогда не возникало с ними никаких проблем, но сегодня ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть уже на первом шаге.
— Бокал белого совиньона, пожалуйста, — сказала Лаура бармену. — Язык подвел ее так же, как и ноги. Получилось нечто вроде «бока белва свиньона», и она едва не рассмеялась. Бармен как-то странно посмотрел на нее, и ей ничего не оставалось, как ответить ему твердым взглядом, сопровождаемым легким движением бровей. — Ну? — сказала Лаура.
Он наконец налил ей вино и подал бокал, но рука у нее почему-то дрогнула. Бледно-золотистая жидкость плеснула через край. Она нахмурилась, слизнула капли с запястья, выпила то, что оставалось в бокале, и взглянула на бармена.
— Еще.
— Извините, мадам. — Он покачал головой.
— Если у вас нет белого, налейте красного. — Лаура улыбнулась, давая понять, что она не из тех, кто устраивает скандалы по мелочам. Однако бармен не улыбнулся.
— Мне действительно, очень жаль, мадам, но я полагаю, что с вас хватит.
Лаура прищурилась и подалась вперед, при этом ее повело в сторону. Впрочем, что с того? Лето, жара… не каждый выдержит.
— Что вы хотите этим сказать? Это бар или нет? Вы бармен. Ваше дело наливать людям то, что у вас просят, и не быть занудой.
— Буду счастлив предложить вам кофе. Он говорил тихо, но все вокруг замолчали, и его слова были отчетливо слышны. Лаура покраснела.
— Вы хотите сказать, что я пьяна?
— Нет, но…
— Тогда налейте мне выпить.
— Мадам, — бармен наклонился к ней, — как насчет кофе?
— Вы знаете, кто я? — Лаура сама поразилась, услышав свой голос. Она даже удивленно моргнула, но ее язык, похоже, уже жил собственной жизнью. — Вы знаете…
— Он знает. И если вы не закроете свой очаровательный ротик, этот будут знать все. Голос раздался у нее прямо, за спиной.
Низкий, с легким акцентом, мужской. «Мачо», подумала Лаура и обернулась.
— Вы, наверное, решили, что у вас появился шанс… — сказала она, но не довела мысль до конца.
Мужчина был другой. Этот еще не попадался ей на глаза. Может, она немного и перебрала — к черту, конечно, перебрала, — но такого бы запомнила.
Высокий, широкоплечий, намного крупнее того парня, которого пыталась подсунуть ей Патриция. Темные волосы цвета полуночи, хмурые глаза — как грозовые облака, лицо, которое было бы красивым, если бы его не портила тяжелая квадратная челюсть, и рот, чувственный и одновременно жесткий.
У нее перехватило дыхание. Будь она трезвой, она бы не призналась в этом даже самой себе. Но она не была трезвой. Да, о таком можно только мечтать. Возможно, она о таком и мечтала. Настоящий мужчина. Но то, что она делает или говорит, его совершенно не касается.
— Извините? — Лаура выпрямилась, и это оказалось ошибкой. Голова закружилась…
— Я сказал…
— Я слышала, что вы сказали. — Она ткнула пальцем в его шелковую рубашку, под которой оказалась твердая грудь. — Так вот, позвольте сказать вам кое-что, мистер. Я не нуждаюсь в ваших све… советах. И на надо мне уза… указывать.
Он посмотрел на нее так, что в других обстоятельствах она, наверное, не выдержала бы его взгляда.
— Вы пьяны, сеньора.
— Я не сеньора. Я не замужем. Никоим образом.
— В моей стране так называют всех незнакомых женщин, замужних и незамужних. — Он взял ее за локоть. Лаура сердито посмотрела на него и сделала попытку освободиться, но у нее ничего не получилось. — И мы не любим, когда пьяные женщины делают из себя посмешище.
Он говорил тихо, чтобы никто из любопытных ничего не слышал, и она понимала, что надо подыграть, отойти с ним, не устраивать шоу, но, черт побери, она не собирается выслушивать чьи-то приказы, а уж тем более исходящие от мужчины.
— Меня не интересует ни ваша страна, ни то, что вам нравится или не нравится в женщинах. Отпустите меня.
— Послушайте…
— Отпустите, — повторила Лаура и, когда он не отпустил, прищурилась, подняла ногу и с силой ударила каблуком наглеца по подъему стопы.
Это было больно. На занятиях по самообороне, которые Лаура когда-то посещала, инструктор советовал вкладывать в удар весь вес и всю энергию.
Незнакомец даже не пошевелился. Вместо этого он обнял ее и под смех и аплодисменты зрителей повел подальше от освещенного дома, в глубь темного сада.
— Вы… скотина! — крикнула Лаура, колотя по его груди. — Кем вы себя возомнили?
— Я Франсиско Эдуарде Мендес, — холодно ответил он. — А вы сеньора Крэнстон, испорченная, избалованная…
— Франс? — Лаура открыла глаза. Над ней горел яркий свет.
— Мы ее теряем, — произнес незнакомый голос, и все снова погрузилось в тишину и мрак.
Глава 3
Франс, Франс, где ты? Этого крика не слышал никто, голос отдавался эхом только у нее в голове.
Сон, это лишь сон, снова и снова повторяла Лаура. Открой глаза, и ты проснешься. Но глаза не открывались, веки словно свинцом налились. Чем сильнее она хотела проснуться, тем крепче удерживал ее сон. И все равно Лаура не сдавалась. Что-то говорило ей: стоит только уступить окутывающему ее мраку, как дорога назад, к жизни, закроется навсегда.
В конце концов тьма начала ослаблять хватку. Она плыла в густом сером тумане. Через него, как сквозь вату, к ней пробивались голоса. Они требовали, чтобы она открыла глаза и вынырнула из сна.
— Очнитесь, Лаура.
— Ну же, миссис Крэнстон. Откройте глаза.
— Лора, милочка, пожалуйста, пожалуйста, посмотри на меня.
— Доченька, дорогая, мы — с тобой!
— Лаура, ты сильная, ты можешь… Она узнавала голоса. Доктор. Медсестра. Патриция. Мать. Отчим… Но что они здесь делают? Что? — в отчаянии спрашивала она, чувствуя, как ее снова уносит в темноту… но голоса не отступали, не отпускали ее.
— Лаура, — повторял доктор, — очнитесь. Пора просыпаться.
— О, дорогая, — умоляла Глория, — пожалуйста, взгляни на мать. Можешь?
— Лора, — требовала Патриция, — прекрати эту дурацкую игру и немедленно открой глаза!
Она почти улыбнулась. Лорой ее называла только Пэт.
А потом на ее руки легла чья-то рука. Теплые сильные пальцы переплелись с ее, слабыми и холодеющими.
— Лаура, — прошептал голос у самого ее уха. — Вы должны открыть глаза и посмотреть на меня.
Франс? Неужели это он? Сидит рядом с ней, говорит такие нужные слова? Нет, конечно, нет. Это всего лишь сон, сон, преследующий ее уже несколько месяцев, дурацкий сон, потому что Франс уже тогда дал понять, что не желает больше видеть ее.
Да и ей не хочется его видеть. То, что тогда произошло между ними, было ошибкой.
Ужасной и постыдной ошибкой!. Надо забыть тепло его рук, нежность его губ, экстаз, охвативший ее, когда она ощутила его в глубине своего тела…
Та ночь. Боже, та ночь! Она занималась любовью с Франсом… только это была не любовь. Это был секс, секс с незнакомцем. Да, он дал ей то, чего она хотела, страсть, вытеснившую из мыслей все остальное. Но потом, когда все осталось позади, она почувствовала такое презрение к себе, что вырвалась из объятий Франса, убежала в ванную, заперла дверь и привалилась к ней, дрожа от страха, что он последует за ней…
Моля Бога, чтобы он пришел.
Опасения были напрасными. В дверь никто не постучал. Никто не тронул ручку. Никто не сказал «Лаура, вернись ко мне». Когда она в конце концов вышла из ванной, Франс уже ушел. Внизу его тоже не было. Ни послания, ни записки. Ни телефонного звонка на автоответчике в Лондоне. За все прошедшие месяцы — ничего.
Один час. Один невероятный, волшебный, ужасный час, вот и все, что было.
Нет, не все. Сердце ее ожило. Франсиско Мендес дал ей больше, чем ту ночь.
Он дал ей ребенка.
Долгие часы мук. Патриция, державшая ее за руку. Решение доктора ускорить роды…
— Франс? — прошептала Лаура. — Франс? — И очнулась, чтобы оказаться в мире холодной реальности. — Мой ребенок… моя малышка…
Она дотронулась рукой до живота. Живот оказался плоским. Ребенок родился — дочь, она знала это заранее, — но где он? Что-то пошло не так. Теперь Лаура вспомнила. Доктор твердил ей: «Держитесь!» Медсестра куда-то выходила. Пакет с донорской кровью, висевший над ней. Иголка, воткнутая в вену…
Лаура приподнялась. Голова закружилась.
— Где мой ребенок? — Лаура?
Она повернула голову. Дверь открылась, и в комнату хлынул яркий свет. Люди… силуэты…
— Лаура, — сказала мать. — О, дорогая! — В следующую секунду Глория обняла дочь, и Лаура расплакалась.
Сон, это лишь сон, снова и снова повторяла Лаура. Открой глаза, и ты проснешься. Но глаза не открывались, веки словно свинцом налились. Чем сильнее она хотела проснуться, тем крепче удерживал ее сон. И все равно Лаура не сдавалась. Что-то говорило ей: стоит только уступить окутывающему ее мраку, как дорога назад, к жизни, закроется навсегда.
В конце концов тьма начала ослаблять хватку. Она плыла в густом сером тумане. Через него, как сквозь вату, к ней пробивались голоса. Они требовали, чтобы она открыла глаза и вынырнула из сна.
— Очнитесь, Лаура.
— Ну же, миссис Крэнстон. Откройте глаза.
— Лора, милочка, пожалуйста, пожалуйста, посмотри на меня.
— Доченька, дорогая, мы — с тобой!
— Лаура, ты сильная, ты можешь… Она узнавала голоса. Доктор. Медсестра. Патриция. Мать. Отчим… Но что они здесь делают? Что? — в отчаянии спрашивала она, чувствуя, как ее снова уносит в темноту… но голоса не отступали, не отпускали ее.
— Лаура, — повторял доктор, — очнитесь. Пора просыпаться.
— О, дорогая, — умоляла Глория, — пожалуйста, взгляни на мать. Можешь?
— Лора, — требовала Патриция, — прекрати эту дурацкую игру и немедленно открой глаза!
Она почти улыбнулась. Лорой ее называла только Пэт.
А потом на ее руки легла чья-то рука. Теплые сильные пальцы переплелись с ее, слабыми и холодеющими.
— Лаура, — прошептал голос у самого ее уха. — Вы должны открыть глаза и посмотреть на меня.
Франс? Неужели это он? Сидит рядом с ней, говорит такие нужные слова? Нет, конечно, нет. Это всего лишь сон, сон, преследующий ее уже несколько месяцев, дурацкий сон, потому что Франс уже тогда дал понять, что не желает больше видеть ее.
Да и ей не хочется его видеть. То, что тогда произошло между ними, было ошибкой.
Ужасной и постыдной ошибкой!. Надо забыть тепло его рук, нежность его губ, экстаз, охвативший ее, когда она ощутила его в глубине своего тела…
Та ночь. Боже, та ночь! Она занималась любовью с Франсом… только это была не любовь. Это был секс, секс с незнакомцем. Да, он дал ей то, чего она хотела, страсть, вытеснившую из мыслей все остальное. Но потом, когда все осталось позади, она почувствовала такое презрение к себе, что вырвалась из объятий Франса, убежала в ванную, заперла дверь и привалилась к ней, дрожа от страха, что он последует за ней…
Моля Бога, чтобы он пришел.
Опасения были напрасными. В дверь никто не постучал. Никто не тронул ручку. Никто не сказал «Лаура, вернись ко мне». Когда она в конце концов вышла из ванной, Франс уже ушел. Внизу его тоже не было. Ни послания, ни записки. Ни телефонного звонка на автоответчике в Лондоне. За все прошедшие месяцы — ничего.
Один час. Один невероятный, волшебный, ужасный час, вот и все, что было.
Нет, не все. Сердце ее ожило. Франсиско Мендес дал ей больше, чем ту ночь.
Он дал ей ребенка.
Долгие часы мук. Патриция, державшая ее за руку. Решение доктора ускорить роды…
— Франс? — прошептала Лаура. — Франс? — И очнулась, чтобы оказаться в мире холодной реальности. — Мой ребенок… моя малышка…
Она дотронулась рукой до живота. Живот оказался плоским. Ребенок родился — дочь, она знала это заранее, — но где он? Что-то пошло не так. Теперь Лаура вспомнила. Доктор твердил ей: «Держитесь!» Медсестра куда-то выходила. Пакет с донорской кровью, висевший над ней. Иголка, воткнутая в вену…
Лаура приподнялась. Голова закружилась.
— Где мой ребенок? — Лаура?
Она повернула голову. Дверь открылась, и в комнату хлынул яркий свет. Люди… силуэты…
— Лаура, — сказала мать. — О, дорогая! — В следующую секунду Глория обняла дочь, и Лаура расплакалась.