Страница:
Франс замолчал.
— Не хотела чего?
— Не хотела выходить за меня замуж.
— Ты хочешь сказать, не хотела подчиниться твоему приказу выйти за тебя замуж?
Она сказала это легко, потому что теперь это уже не имело значения, но Франс напрягся.
— У меня не было выбора.
По безоблачному небу пробежала тучка.
— Знаю, ты тогда так и думал, но сейчас…
— Я и сейчас так думаю. — Франс вытащил из-под нее руку и сел, опустив ноги на ковер. — Как может женщина, выросшая без отца, желать такой же судьбы для своего ребенка?
Лаура тоже села. Натянула простыню на грудь. Какой у него холодный голос. Голос обвинителя. Удивительно, но без одежды чувствуешь себя такой беззащитной.
— Мои родители совершили бы ошибку, оставшись вместе.
— Так, наверное, принято в нынешней Англии, но…
— Что ты имеешь в виду? — Она потянулась за халатом.
— Разве не ясно? — Франс встал и начал одеваться. — Чтобы ребенок появился на свет, нужны двое. Чтобы он вырос, тоже нужны двое.
— Не всегда. Если родители не любят друг друга…
— В браке любовь не обязательна, — холодно сказал он. — Взрослые люди вполне способны обо всем договориться.
«Любовь не обязательна». Эти слова поразили ее.
— Ты имеешь в виду… как мы? Ее, бесстрастный тон неприятно задел Франса. Он чувствовал на себе ее взгляд. Рассердилась, но почему? Это он должен сердиться. Подобно ему, Лаура выросла без отца. Должна бы понимать, сколь аморальны были ее попытки оставить дочь без одного из родителей. Так нет же, понаставила барьеров, превратила его в какого-то злодея, в человека, насильно заставившего ее сделать то, что должно.
Ладно, это все позади. Они поженились.
Более того, они счастливы. Им нравится одно и то же, им хорошо вместе, у них отличное взаимопонимание в постели. Что еще надо? Любовь, о которой со слепым упрямством постоянно твердила его мать?
Нет. Их брак тому доказательство. Неужели Лаура сама этого не видит? Он вздохнул и повернулся к ней. Бледная, глаза опасно блестят… Неужели что-то сказанное им оскорбило ее? Но это же правда.
— Да, как мы. Наш брак удался, ведь так? Лаура не ответила. Франс еще раз вздохнул.
— Возможно, мне следовало сказать, что я тоже рос без отца.
— Вот как.
Голос все тот же, бесстрастный, неживой — Да. Может быть, нам стоит поговорить об этом.
— О чем?
— Сама знаешь. О нашем детстве.
— Если хочешь. — Она сложила руки на груди.
Что же он делает? Говорит, как робот, а чувствует себя человеком, ступившим на замерзший пруд и обнаружившим, что лед тоньше, чем ему думалось. Спокойно, помолчи, но его уже понесло.
— Может быть, это поможет тебе понять, почему для меня так важно, чтобы у нашей дочери, у Марии, был отец. — Франс открыл стеклянную дверь и вышел на террасу. Лаура после некоторого колебания последовала за ним.
— Ты назвал ее Марией. Это испанское имя?
— Да, испанское — тоже, но в основе — библейское, культ Девы Марии очень силен в католических странах. Но это имя дала девочке ты.
— Я назвала мою девочку Мэри…
— Нашу девочку. Удачный выбор. Мою мать тоже звали Марией. Она, кстати, была родом из Италии.
— Ты не рассказывал мне о своей матери.
— А ты о своем отце. — Он прислонился к стене. — Она была артисткой.
— Там, в Италии?
— Нет, ее семья переехала сюда еще до войны. Она хотела играть в театре, но у нее что-то не получилось. В общем, в Мадриде ей встретился мой отец. — Он нахмурился и сунул руки в карманы.
— И какой же он был?
— Самоуверенный и эгоистичный мерзавец. — Франс криво усмехнулся. — Узнав, что она беременна, он сразу же бросил ее.
— Мне очень жаль, — тихо сказала Лаура.
— Жаль… — Он покачал головой. — Мать пыталась разыскать его, она его любила. Ну а ему женщина с ребенком была не нужна.
— И она растила тебя одна?
— Да. И все время твердила, как любит его. В конце концов я возненавидел этого человека. За что можно любить такого мерзавца?
— Но ведь он оставил тебе что-то? Эта ферма…»
Франс горько рассмеялся.
— Оставил? Он оставил мне только ненависть к нему. Это все я купил, работая как проклятый. — Он посмотрел на Лауру, и глаза его блеснули. — Взял, так сказать, реванш.
— Франс. — Она подошла к нему и протянула руку. Он отвернулся. — Мне так жаль .
— Не надо меня жалеть. Мне не нравятся хнычущие мужчины. Я рассказал тебе об этом только потому, чтобы ты знала, что я чувствую иногда, думая о нашей девочке. Какая жизнь была бы у нее, у тебя, если бы…
— Не говори так! У меня была работа и карьера. У нас все было бы хорошо.
— Без отца? Без мужа?
Опять эта мужская самоуверенность! Ей хотелось встряхнуть его, но она подумала о том, как обошлась с ним жизнь, и только кивнула.
— Возможно, ты прав. Мне повезло больше, чем твоей матери. Отец моей дочери оказался достойным человеком. Он не бросил меня. Он на мне женился.
— Ты так говоришь, дорогая, словно я принес себя в жертву.
Лаура посмотрела ему в глаза, боясь задать вопрос.
— А разве нет?
Сердце остановилось. Может быть, она ошиблась? Может быть, он женился на ней по одним причинам, а теперь эти причины изменились?
— Нет. Я рад, что женился на тебе.
— Правда?
— Конечно. Я поступил так, как было нужно.
Как было нужно. Вот так. У нее защипало глаза. Какая же ты дура, Лаура.
— А Кончита знает? О твоем отце?
— Кончита? А какое отношение…
— Ответь мне. Он кивнул.
— Да, я рассказал ей, когда собирался на ней жениться. Полагал, что она должна знать правду.
— Конечно, любовница должна знать правду. Но не я, не жена. — Франс протянул к ней руку, но она отступила. — И, наверное, она знает, что ты женился на мне, потому что так было нужно.
— Не понимаю, чего ты добиваешься, дорогая.
Лаура покачала головой.
— Знаешь, хочу попросить тебя: не называй меня так.
— Как?
— Дорогая. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. — Меня это раздражает. Слишком аффектированно.
Его глаза потемнели. Перестань, прекрати, твердила себе Лаура, но какая-то другая женщина, униженная, оскорбленная и кипящая от злости, не слушала голоса благоразумия.
— Тебе надо было сказать мне об этом раньше. — жестко заметил он. — Буду рад сделать одолжение.
— Спасибо. И еще один вопрос. Ты рассказал Кончите об обстоятельствах нашего брака?
— В этом не было необходимости.
— Но она знает, что мы поженились после рождения дочери?
— Наверное. Считать умеет каждый…
— Верно. Считать умеет каждый. — Она вздохнула. — Интересно, Робин говорил точно также.
— Робин… — Франс посмотрел на нее так, словно она сошла с ума. Может быть. У нее разрывалось сердце. Все, кто знает ее мужа, знают и то, почему он на ней женился. Тем более, Кончита. — А какое Робин имеет отношение к этому?
— Никакого. Я просто вспомнила, как мы лежали однажды в постели и разговаривали… знаешь, как разговаривают после… после секса. Так вот, я упомянула одну знакомую, внезапно решившую выйти замуж, и Робин подсчитал и… — Она вскрикнула — Франс схватил ее за плечо. — Мне больно!
— Как ты смеешь рассказывать мне об этом? — Он так встряхнул ее, что Лаура чуть не упала. — Думаешь, я хочу это слышать? Ни стыда, ни уважения!
— А что тебя так расстроило? Робин это прошлое. — Лаура помолчала. — В отличие от твоей любовницы.
— Кончиты?
— Кончиты, которая заходит выпить кофе, звонит тебе по сто раз в день. Закрывается с тобой в кабинете…
Франс сказал что-то резкое по-испански, снял руку с ее плеча и отступил.
— Не понимаю, что здесь происходит. Кончита ушла из моей жизни.
— А Робин — из моей.
Он сложил руки на груди и пристально посмотрел на нее.
— Может быть, но ты постоянно упоминаешь о нем.
— Естественно. Мы ведь были близки. Ты, например, рассказываешь, как тебе нравится коррида, а я вспоминаю Робина. Он был без ума о г футбола.
В футболе Робин разбирался не больше, чем она в корриде, и вообще Лаура давно уже не думала о своем бывшем любовнике, но сейчас это не имело значения. Она любила мужа, а муж… муж не мог жить без некоего замшелого кодекса чести. И, по всей вероятности, без женщины, на которой так и не женился.
— Я так понимаю, ты сожалеешь о том, что вышла замуж за меня, а не за него?
— Что за вопрос? Ты ведь просто не оставил мне выбора, помнишь?
— Я сделал то, что…
— Если ты произнесешь это еще раз, — ее голос дрогнул, — я брошу в тебя чем-нибудь.
Его лицо потемнело.
— Вероятно, — сдерживаясь, сказал он, — мы наговорили сегодня лишнего.
Лаура видела, что муж рассержен и пытается не дать волю чувствам, понимала, что и ей нужно последовать его примеру. Однако осторожность и благоразумие уже отступили перед мучительным осознанием простого факта: она по глупости влюбилась в человека, который никогда ее не полюбит.
— Возможно, нам следовало сказать это все раньше.
— Лаура, я знаю, что тебе пришлось нелегко. Эта перемена в твоей жизни…
Франс замолчал и выжидающе посмотрел на нее. Она помолчала, а когда заговорила, то сказала совсем не то, чего он ждал.
— Ты прав. Мне тяжело. Я живу здесь, в глуши, без друзей, вдали от дома . — Лаура всхлипнула. Как бы ей хотелось, чтобы все было иначе, чтобы она не влюбилась в это место, в этого мужчину! — Но ты никогда не думал об этом.
— У меня не было выбора!
— Не кричи на меня!
— Я не кричу! — взревел Франс — Просто хочу напомнить, как ты до этого дошла. Этот твой драгоценный любовничек бросил тебя — Ну и что?
— А то, что ты от горя переспала со мной — Нет!
— Ну извини, если я что-то перепутал. Освежи мою память, дорогая. Мы встретились. Ты отрывалась на вечеринке, позабыв обо всем на свете, и в итоге оказалась в постели с первым попавшимся на глаза мужчиной.
— Не правда!
— Нет? Что ж, тогда давай попробуем по-другому. Мы встретились. Ты была пьяна. И из-за этого тебе показалось, что переспать с незнакомцем…
Лаура ударила его по щеке. Франс схватил ее за руку и притянул к себе Она чувствовала, как колотится его сердце, чувствовала его гнев, исходящий жаркой волной.
— Мне было плохо. — Голос у нее задрожал, но в глазах, блестевших от слез, таился вызов. — Ты это знаешь.
— Так плохо, что ты улеглась в постель с первым встречным?
— Нет! Все было не так, и ты это знаешь. Все было по-другому.
— Неужели?
— Да…
Франс смотрел на нее, ожидая, что она скажет что-то еще, объяснит… Что было по-другому? Уж не собирается ли она заговорить о любви? Но такого чувства не существует. Если она скажет, что любит его, он…
— Так что? — спросил он, ненавидя себя и за этот холодный тон, и за то, как замерло в груди сердце в ожидании ответа. Ответа, ставшего вдруг таким важным. — Что было по-другому, когда мы занимались с тобой любовью?
Лаура вырвала руку из тисков его пальцев. Выпрямилась и подняла голову — все мечты валялись у ее ног, как разбитое зеркало.
— По-другому, — сказала она, зная: единственное, что у нее осталось, это гордость, и только ложь поможет ей сохранить эту гордость, — потому что я от тебя забеременела.
Глава 11
— Не хотела чего?
— Не хотела выходить за меня замуж.
— Ты хочешь сказать, не хотела подчиниться твоему приказу выйти за тебя замуж?
Она сказала это легко, потому что теперь это уже не имело значения, но Франс напрягся.
— У меня не было выбора.
По безоблачному небу пробежала тучка.
— Знаю, ты тогда так и думал, но сейчас…
— Я и сейчас так думаю. — Франс вытащил из-под нее руку и сел, опустив ноги на ковер. — Как может женщина, выросшая без отца, желать такой же судьбы для своего ребенка?
Лаура тоже села. Натянула простыню на грудь. Какой у него холодный голос. Голос обвинителя. Удивительно, но без одежды чувствуешь себя такой беззащитной.
— Мои родители совершили бы ошибку, оставшись вместе.
— Так, наверное, принято в нынешней Англии, но…
— Что ты имеешь в виду? — Она потянулась за халатом.
— Разве не ясно? — Франс встал и начал одеваться. — Чтобы ребенок появился на свет, нужны двое. Чтобы он вырос, тоже нужны двое.
— Не всегда. Если родители не любят друг друга…
— В браке любовь не обязательна, — холодно сказал он. — Взрослые люди вполне способны обо всем договориться.
«Любовь не обязательна». Эти слова поразили ее.
— Ты имеешь в виду… как мы? Ее, бесстрастный тон неприятно задел Франса. Он чувствовал на себе ее взгляд. Рассердилась, но почему? Это он должен сердиться. Подобно ему, Лаура выросла без отца. Должна бы понимать, сколь аморальны были ее попытки оставить дочь без одного из родителей. Так нет же, понаставила барьеров, превратила его в какого-то злодея, в человека, насильно заставившего ее сделать то, что должно.
Ладно, это все позади. Они поженились.
Более того, они счастливы. Им нравится одно и то же, им хорошо вместе, у них отличное взаимопонимание в постели. Что еще надо? Любовь, о которой со слепым упрямством постоянно твердила его мать?
Нет. Их брак тому доказательство. Неужели Лаура сама этого не видит? Он вздохнул и повернулся к ней. Бледная, глаза опасно блестят… Неужели что-то сказанное им оскорбило ее? Но это же правда.
— Да, как мы. Наш брак удался, ведь так? Лаура не ответила. Франс еще раз вздохнул.
— Возможно, мне следовало сказать, что я тоже рос без отца.
— Вот как.
Голос все тот же, бесстрастный, неживой — Да. Может быть, нам стоит поговорить об этом.
— О чем?
— Сама знаешь. О нашем детстве.
— Если хочешь. — Она сложила руки на груди.
Что же он делает? Говорит, как робот, а чувствует себя человеком, ступившим на замерзший пруд и обнаружившим, что лед тоньше, чем ему думалось. Спокойно, помолчи, но его уже понесло.
— Может быть, это поможет тебе понять, почему для меня так важно, чтобы у нашей дочери, у Марии, был отец. — Франс открыл стеклянную дверь и вышел на террасу. Лаура после некоторого колебания последовала за ним.
— Ты назвал ее Марией. Это испанское имя?
— Да, испанское — тоже, но в основе — библейское, культ Девы Марии очень силен в католических странах. Но это имя дала девочке ты.
— Я назвала мою девочку Мэри…
— Нашу девочку. Удачный выбор. Мою мать тоже звали Марией. Она, кстати, была родом из Италии.
— Ты не рассказывал мне о своей матери.
— А ты о своем отце. — Он прислонился к стене. — Она была артисткой.
— Там, в Италии?
— Нет, ее семья переехала сюда еще до войны. Она хотела играть в театре, но у нее что-то не получилось. В общем, в Мадриде ей встретился мой отец. — Он нахмурился и сунул руки в карманы.
— И какой же он был?
— Самоуверенный и эгоистичный мерзавец. — Франс криво усмехнулся. — Узнав, что она беременна, он сразу же бросил ее.
— Мне очень жаль, — тихо сказала Лаура.
— Жаль… — Он покачал головой. — Мать пыталась разыскать его, она его любила. Ну а ему женщина с ребенком была не нужна.
— И она растила тебя одна?
— Да. И все время твердила, как любит его. В конце концов я возненавидел этого человека. За что можно любить такого мерзавца?
— Но ведь он оставил тебе что-то? Эта ферма…»
Франс горько рассмеялся.
— Оставил? Он оставил мне только ненависть к нему. Это все я купил, работая как проклятый. — Он посмотрел на Лауру, и глаза его блеснули. — Взял, так сказать, реванш.
— Франс. — Она подошла к нему и протянула руку. Он отвернулся. — Мне так жаль .
— Не надо меня жалеть. Мне не нравятся хнычущие мужчины. Я рассказал тебе об этом только потому, чтобы ты знала, что я чувствую иногда, думая о нашей девочке. Какая жизнь была бы у нее, у тебя, если бы…
— Не говори так! У меня была работа и карьера. У нас все было бы хорошо.
— Без отца? Без мужа?
Опять эта мужская самоуверенность! Ей хотелось встряхнуть его, но она подумала о том, как обошлась с ним жизнь, и только кивнула.
— Возможно, ты прав. Мне повезло больше, чем твоей матери. Отец моей дочери оказался достойным человеком. Он не бросил меня. Он на мне женился.
— Ты так говоришь, дорогая, словно я принес себя в жертву.
Лаура посмотрела ему в глаза, боясь задать вопрос.
— А разве нет?
Сердце остановилось. Может быть, она ошиблась? Может быть, он женился на ней по одним причинам, а теперь эти причины изменились?
— Нет. Я рад, что женился на тебе.
— Правда?
— Конечно. Я поступил так, как было нужно.
Как было нужно. Вот так. У нее защипало глаза. Какая же ты дура, Лаура.
— А Кончита знает? О твоем отце?
— Кончита? А какое отношение…
— Ответь мне. Он кивнул.
— Да, я рассказал ей, когда собирался на ней жениться. Полагал, что она должна знать правду.
— Конечно, любовница должна знать правду. Но не я, не жена. — Франс протянул к ней руку, но она отступила. — И, наверное, она знает, что ты женился на мне, потому что так было нужно.
— Не понимаю, чего ты добиваешься, дорогая.
Лаура покачала головой.
— Знаешь, хочу попросить тебя: не называй меня так.
— Как?
— Дорогая. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. — Меня это раздражает. Слишком аффектированно.
Его глаза потемнели. Перестань, прекрати, твердила себе Лаура, но какая-то другая женщина, униженная, оскорбленная и кипящая от злости, не слушала голоса благоразумия.
— Тебе надо было сказать мне об этом раньше. — жестко заметил он. — Буду рад сделать одолжение.
— Спасибо. И еще один вопрос. Ты рассказал Кончите об обстоятельствах нашего брака?
— В этом не было необходимости.
— Но она знает, что мы поженились после рождения дочери?
— Наверное. Считать умеет каждый…
— Верно. Считать умеет каждый. — Она вздохнула. — Интересно, Робин говорил точно также.
— Робин… — Франс посмотрел на нее так, словно она сошла с ума. Может быть. У нее разрывалось сердце. Все, кто знает ее мужа, знают и то, почему он на ней женился. Тем более, Кончита. — А какое Робин имеет отношение к этому?
— Никакого. Я просто вспомнила, как мы лежали однажды в постели и разговаривали… знаешь, как разговаривают после… после секса. Так вот, я упомянула одну знакомую, внезапно решившую выйти замуж, и Робин подсчитал и… — Она вскрикнула — Франс схватил ее за плечо. — Мне больно!
— Как ты смеешь рассказывать мне об этом? — Он так встряхнул ее, что Лаура чуть не упала. — Думаешь, я хочу это слышать? Ни стыда, ни уважения!
— А что тебя так расстроило? Робин это прошлое. — Лаура помолчала. — В отличие от твоей любовницы.
— Кончиты?
— Кончиты, которая заходит выпить кофе, звонит тебе по сто раз в день. Закрывается с тобой в кабинете…
Франс сказал что-то резкое по-испански, снял руку с ее плеча и отступил.
— Не понимаю, что здесь происходит. Кончита ушла из моей жизни.
— А Робин — из моей.
Он сложил руки на груди и пристально посмотрел на нее.
— Может быть, но ты постоянно упоминаешь о нем.
— Естественно. Мы ведь были близки. Ты, например, рассказываешь, как тебе нравится коррида, а я вспоминаю Робина. Он был без ума о г футбола.
В футболе Робин разбирался не больше, чем она в корриде, и вообще Лаура давно уже не думала о своем бывшем любовнике, но сейчас это не имело значения. Она любила мужа, а муж… муж не мог жить без некоего замшелого кодекса чести. И, по всей вероятности, без женщины, на которой так и не женился.
— Я так понимаю, ты сожалеешь о том, что вышла замуж за меня, а не за него?
— Что за вопрос? Ты ведь просто не оставил мне выбора, помнишь?
— Я сделал то, что…
— Если ты произнесешь это еще раз, — ее голос дрогнул, — я брошу в тебя чем-нибудь.
Его лицо потемнело.
— Вероятно, — сдерживаясь, сказал он, — мы наговорили сегодня лишнего.
Лаура видела, что муж рассержен и пытается не дать волю чувствам, понимала, что и ей нужно последовать его примеру. Однако осторожность и благоразумие уже отступили перед мучительным осознанием простого факта: она по глупости влюбилась в человека, который никогда ее не полюбит.
— Возможно, нам следовало сказать это все раньше.
— Лаура, я знаю, что тебе пришлось нелегко. Эта перемена в твоей жизни…
Франс замолчал и выжидающе посмотрел на нее. Она помолчала, а когда заговорила, то сказала совсем не то, чего он ждал.
— Ты прав. Мне тяжело. Я живу здесь, в глуши, без друзей, вдали от дома . — Лаура всхлипнула. Как бы ей хотелось, чтобы все было иначе, чтобы она не влюбилась в это место, в этого мужчину! — Но ты никогда не думал об этом.
— У меня не было выбора!
— Не кричи на меня!
— Я не кричу! — взревел Франс — Просто хочу напомнить, как ты до этого дошла. Этот твой драгоценный любовничек бросил тебя — Ну и что?
— А то, что ты от горя переспала со мной — Нет!
— Ну извини, если я что-то перепутал. Освежи мою память, дорогая. Мы встретились. Ты отрывалась на вечеринке, позабыв обо всем на свете, и в итоге оказалась в постели с первым попавшимся на глаза мужчиной.
— Не правда!
— Нет? Что ж, тогда давай попробуем по-другому. Мы встретились. Ты была пьяна. И из-за этого тебе показалось, что переспать с незнакомцем…
Лаура ударила его по щеке. Франс схватил ее за руку и притянул к себе Она чувствовала, как колотится его сердце, чувствовала его гнев, исходящий жаркой волной.
— Мне было плохо. — Голос у нее задрожал, но в глазах, блестевших от слез, таился вызов. — Ты это знаешь.
— Так плохо, что ты улеглась в постель с первым встречным?
— Нет! Все было не так, и ты это знаешь. Все было по-другому.
— Неужели?
— Да…
Франс смотрел на нее, ожидая, что она скажет что-то еще, объяснит… Что было по-другому? Уж не собирается ли она заговорить о любви? Но такого чувства не существует. Если она скажет, что любит его, он…
— Так что? — спросил он, ненавидя себя и за этот холодный тон, и за то, как замерло в груди сердце в ожидании ответа. Ответа, ставшего вдруг таким важным. — Что было по-другому, когда мы занимались с тобой любовью?
Лаура вырвала руку из тисков его пальцев. Выпрямилась и подняла голову — все мечты валялись у ее ног, как разбитое зеркало.
— По-другому, — сказала она, зная: единственное, что у нее осталось, это гордость, и только ложь поможет ей сохранить эту гордость, — потому что я от тебя забеременела.
Глава 11
Бледный лондонский солнечный свет, не способный оживить даже золотые осенние листья, вяло втекал в окна комнаты для гостей в шикарной двухэтажной квартире Патриции Дженкинс. Комната, обычно светлая и веселая, казалась мрачной.
Патриция, только что вернувшаяся домой, некоторое время постояла у двери, наблюдая за Лаурой. Сестра сидела в обитом синим бархатом кресле с дочкой на руках и пыталась — судя по всему, безуспешно — накормить ее.
Изобразив на лице улыбку, Патриция бодро вошла в комнату и включила лампу.
— Темно, как в подвале, — жизнерадостно заметила она и, подойдя к окну, развела пошире шторы, потом включила еще одну лампу. — Если так пойдет и дальше, придется забыть о естественном освещении.
Она взглянула на сестру, но та казалась полностью занятой своим делом. Девочка капризничала. У Лауры был такой вид, будто она давно уже поняла свое полное фиаско в роли матери.
Патриция вздохнула.
— Лаура?
— Что?
— Милая, почему бы не попробовать бутылочку?
— Она уже попила из бутылочки, утром.
— Ну и хорошо. Но если у тебя какие-то проблемы…
— У меня нет никаких проблем. Просто сейчас на все нужно больше времени. Это вполне нормально.
— Ну так перейди на искусственное питание. В книгах говорится…
— Я знаю, что там говорится. — Лаура переложила ребенка на другую руку.
— Да, но… — Лаура вопросительно посмотрела на сестру. Ладно, сказала себе Патриция, будем дипломатичны. Воспользуемся советом Криса: когда имеешь дело с упрямцем, говори то, что нужно, но при этом улыбайся. — Конечно, ты все сама знаешь. Однако, может быть, ты что-то пропустила или не так поняла…
— Я не верю во все это, — сердито оборвала ее Лаура. — Ты читаешь книгу, еще не родив ребенка, и сразу становишься знатоком. Чушь…
— Чушь, — согласилась Патриция, чувствуя, что теряет терпение. — Я твоя сестра. И я люблю вас обеих.
— И что?
— А то, что я считаю, Мэри надо перевести на бутылочку. И не смотри на меня так, словно хочешь убить. У тебя стресс и…
— Нет у меня никакого стресса.
— У тебя стресс, и ты хочешь отделаться от меня.
— Вот как?
— Да, так. Ты совсем себя распустила. — Черт, вот тебе и выдержка и дипломатичность. Патриция закрыла глаза и попыталась успокоиться. — Извини, милая. Это я не слежу за своим языком.
— Ты права, — грустно согласилась Лаура. — Пожалуйста, возьми ее, ладно?
Патриция подошла к креслу и взяла девочку на руки.
— Ну вот, молодчина, — заворковала она. — Жаль только, что тетя Патриция не сможет тебя покормить.
— Пусть лучше будет «тетя Пэт», — сказала Лаура, поднимаясь и застегивая блузку. — А теперь пойдем и поищем кухню. Одна я здесь заблужусь.
Отворилась дверь, в комнату вошла Чевита.
— Извините, госпожа Мендес, я бы отнесла девочку наверх, если вы не против. Она ведь уже уснула.
Лаура забрала Мэри у сестры, поцеловала дочку в лобик и осторожно передала няне.
— Она сегодня немного капризничает. Если проснется…
— Я сразу же позову вас, — успокоила ее женщина.
— Спасибо, Чевита.
Когда няня ушла, Патриция улыбнулась сестре.
— Эта Чевита очень приятная и ответственная особа.
— Несомненно.
— Хочешь кофе?
— Очень.
Сестры отправились на кухню. Патриция захлопотала у плиты, а Лаура достала сливки из холодильника и сахар из шкафа. Через несколько минут они сидели за столом.
— Отличный кофе.
— Мой единственный кулинарный талант. — Патриция усмехнулась. — Наша кухарка всегда с легким сердцем берет выходной. Знает, что от меня неприятностей ждать не надо.
— Я помню, какие пирожные ты делала, когда мы были еще детьми.
— А ты всегда говорила только о хорошем и никогда о том, что тебя огорчало. Похоже, ничего не изменилось.
— Меня и сейчас ничего не огорчает. — Лаура поставила чашку на стол.
— Ты ушла от мужа.
— Я ушла от человека, за которого мне не стоило выходить замуж. — Патриция вздохнула, а Лаура закатила глаза. — Насколько я помню, ты всегда так вздыхала, когда хотела сунуть нос в чьи-то дела.
— Вот и хорошо. Тогда я смело могу задать тебе вполне очевидный вопрос.
— Не знаю, что за вопрос, но спрашивай. Только не жди ответа.
Патриция откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Если тебе не стоило выходить за него замуж…
— Не стоило.
— Тогда почему же ты вышла? Лаура рассмеялась. Подойдя к плите, она плеснула себе еще кофе и вопросительно взглянула на сестру. Та покачала головой.
— Мне нельзя много кофеина. Но все же… Ты не выглядишь женщиной, которая выходит замуж за мужчину против своей воли.
— Ну а я вот вышла. Но потом поумнела и поняла, что не хочу, чтобы он сломал жизнь мне и моей…
— Ты плачешь?
— Нет. — Но слезы уже так и текли по щекам. — С чего бы это мне плакать? — Она закрыла лицо руками.
— Лора. — Патриция подошла к сестре и обняла ее за плечи. — Пожалуйста, расскажи мне, что случилось? Когда ты поняла, что замужество было ошибкой?
— Я знала это уже тогда, когда выходила за него замуж.
— Но я же разговаривала с тобой по телефону не менее десятка раз, когда ты уже жила у него, в Испании, и мне казалось, что ты довольна.
— Мне тоже. — Лаура рассмеялась сквозь слезы.
— Подожди. Я же помню. Вначале у тебя был такой тоскливый, неживой голос. Потом все вроде наладилось. Я собиралась тебя навестить, но примерно через месяц…
— Через шесть недель, — поправила сестру Лаура. — Через шесть недель и одну ночь…
Она покраснела и достала из кармана салфетку.
— Ну хорошо. Пусть будет так. — Патриция откашлялась. — Ты скажешь, что я сошла с ума, но мне тогда казалось, что ты счастлива. Так счастлива, как никогда в жизни.
— Я хорошая актриса.
— Из нас с тобой никудышные актрисы. Поэтому в школе ни тебе, ни мне так и не удалось сыграть Золушку. Нам доставались только роли злых сестер.
— Помню. — Лаура невесело усмехнулась. — Мы могли бы все испортить.
— Вот именно. — Патриция протянула сестре носовой платок. — Высморкайся.
Лаура послушно высморкалась, вытерла глаза и вздохнула.
— Ты права, я действительно была счастлива.
— И?
— А потом это прошло, и я уехала.
— Вот, значит, как? — Патриция взяла сестру за руку. — Ты была счастлива, а потом это прошло, и ты собрала вещи и уехала?
— Да, — сказала Лаура и расплакалась так, что у Патриции защемило сердце. — Он не любит меня.
— А он вообще-то любил тебя, когда просил выйти за него замуж?
— Франс ни о чем меня не просил, только шантажировал. Иначе я никогда бы не согласилась.
— Вот как. Значит, я была права, когда сказала Крису, что здесь что-то сомнительное. Понимаешь, мама представила все как некое романтическое приключение. Дерзкий испанец и прекрасная англичанка. Они встречаются… ночь страсти… продолжение в Лондоне…
— Ничего подобного. Кроме ночи страсти.
Все остальное Франс придумал, чтобы не расстраивать маму.
— Я предположила нечто в этом роде. — Патриция потрепала сестру по плечу. — Мы ведь перезванивались, вместе обедали, и ты ни разу не упомянула, что встречаешься с кем-то. Вот почему для меня известие о твоей беременности стало таким сюрпризом.
— Он пригрозил, что отнимет у меня Мэри, если я не выйду за него.
— Что? Как бы он это сделал?
— У него были документы. Какие-то постановления. Он говорил, что имеет связи.
— Подлец!
— Так что у меня не было выбора. Потом целые шесть недель мы жили как бы в состоянии перемирия. Разные комнаты, разная жизнь. И вдруг что-то случилось. Все изменилось. Я поняла, что он совсем не холодный и бесчувственный, каким мне казался. Я… влюбилась в него. То есть я думала, что влюбилась. А на самом деле нет. Зачем женщине влюбляться в мужчину, который ее не любит?
— Не знаю, — тихо сказала Патриция. — Может быть, ты мне объяснишь?
— Секс, — дрогнувшим голосом произнесла Лаура, — Секс и только. Больше ничего и не было.
— Секс способен быть замечательным доказательством любви, если, конечно, повезет сразу двоим.
— В нашем случае этого не произошло. Просто… — Лаура покачала головой. — Я действительно влюбилась в него. Никогда не думала, что смогу любить мужчину так, как полюбила Франса. Но он меня никогда не любил. Женился на мне только из-за дочери.
— Ты вышла замуж за него по этой же причине?
— Ты что, не слушала? — Лаура хлопнула ладонью по столу и вскочила. — У меня не было выбора. И я не люблю Франса больше. Ненавижу его, презираю. И всегда буду презирать!
— Подожди! — крикнула Патриция, но сестра уже выбежала из комнаты. — Лора!
— Не надо. — На пороге появился Крис. — Ей надо побыть одной. Классический случай.
— Ты, как всегда, прав. — Она подошла к мужу, поцеловала, обняла, думая о том, почему некоторые женщины в их семье не могут влюбиться и жить счастливо и спокойно, не мучая себя и других.
Лаура сидела в кресле, подобрав под себя ноги, и смотрела в окно.
На город уже легла ночь. Там, дома, тоже ночь, но другая, не такая, как здесь. Ни сигналов проезжающих по улице машин, ни фонарей, ни ярких огней рекламы. Небо черное, усеянное звездами; мягко шумят деревья в саду. Там, дома…
Дома? Что еще за мысли? Я дома здесь, в Лондоне. Там, в Испании, все чужое. Там все его, Франса.
Она откинула голову на спинку кресла. Все дело в усталости. Она вымоталась физически и эмоционально. Прошла всего неделя… или больше? Какой сегодня день? Из дома она уехала в…
Черт побери, опять! Что же это такое? — Я дома, — сказала она, словно убеждая саму себя. В конце концов даже Франс понял, что ей нужно вернуться в свой мир. Иначе он ее не отпустил бы.
После той ссоры ей не понадобилось много времени, чтобы принять решение. Она твердо знала, что уйдет от него и что ее ничто и никто не остановит. Любовь, все то, что она испытывала к Франсу, обернулось ненавистью и презрением.
Лаура собирала вещи, когда услышала, как внизу громыхнула дверь. На лестнице послышались тяжелые шаги Франса. Надо было запереть дверь, с опозданием подумала она, и в следующую секунду он уже остановился у порога, огромный и грозный.
— Что это ты делаешь? — сердито спросил Франс.
Ей удалось скрыть охватившую ее панику за спокойным ответом.
— А на что, по-твоему, это похоже? — Она положила в чемодан стопку белья. — Я ухожу от тебя.
— Нет, ты не уйдешь, — категорически заявил он, захлопывая за собой дверь.
— Уйду. — Лаура повернулась и посмотрела на него. Ее поразило его перекошенное злобой лицо. — И не пытайся меня остановить.
Он шагнул к ней. Ей хотелось убежать, спрятаться от него, но она заставила себя остаться на месте.
Франс захлопнул крышку чемодана.
— Ты моя жена.
— Ненадолго. — Лаура прошла мимо него к шкафу. — Дома я сразу…
— Ты дома!
— В Лондоне я сразу начну процедуру развода.
— Я не дам согласия. Она рассмеялась.
— Ты не дашь согласия? Извини, но мне оно и не потребуется.
— Потребуется, еще как потребуется. И вообще, об этом и речи быть не может. Я не позволю тебе уйти из этого дома.
— Нет? — Ее охватила ярость. — А что ты сделаешь? Запрешь меня в комнате? Прикуешь к стене? Я ухожу от тебя. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше.
Франс сложил руки на груди и взглянул на нее. В его глазах застыла холодная ненависть.
— Хорошо. Уходи. Ты мне не нужна.
— Верно, я тебе не нужна, и так было с самого начала.
— Не приписывай мне свои мысли.
— Я говорю правду. Впрочем, это все не имеет сейчас никакого значения. Я ухожу и забираю с собой дочь.
— Нет! Она останется со мной.
— Мэри моя дочь, я ее родила. И я возьму ее с собой. — Лаура отвернулась, схватила какие-то тряпки с полки и швырнула их в чемодан. — Я гражданка Соединенного Королевства, и моя дочь тоже.
— Но она и гражданка Испании.
— Не собираюсь с тобой спорить. Вопрос решен. Если ты попытаешься мне помешать, я позвоню в посольство.
— Звони куда хочешь. Это Испания, и ты моя жена.
— Сейчас двадцатый век, и ты безумец, если думаешь, что я оставлю дочь с человеком, у которого нет сердца.
— У меня есть сердце.
Что-то в его голосе заставило ее взглянуть на него, но ни выражение лица Франса, ни его поза не изменились. Он стоял, словно гранитная скала.
— У тебя ничего не получится. — Лаура закрыла оба чемодана. — Отойди, пожалуйста, и не мешай мне. Долорес готовит Мэри, и мне нужно поспешить на самолет. Меня встретит Крис. Он оттуда, из Лондона, уже позаботился о билетах. Ты так и не понял, что есть люди с более широкими возможностями.
— Ты втянула в это дело постороннего?
— Крис не посторонний. Он муж моей сестры. Кстати, если я не прилечу, все поймут, что ты удержал меня насильно.
Она не стала упоминать о том, что Крис советовал ей не делать ничего сгоряча. Он просил позвать к телефону Франса и, лишь уяснив, что Лаура этого ни за что не сделает, со вздохом согласился помочь ей.
— Так ты этого хочешь? — с нескрываемым презрением спросил Франс. — Превратить все в скандал? В войну, в которой не будет победителей?
— Я сделаю все, что нужно, чтобы забрать мою дочь. — Гордо подняв голову, Лаура подошла к нему. — Ты произносишь речи об ответственности, о долге. Но никогда не говорил о том, что действительно важно, о том, что должна понять моя малютка. Например, о любви.
— О любви? — Франс презрительно поджал губы. — Ее не существует в природе.
— Ее нет в тебе. — У Лауры защипало глаза. — Поэтому я и ухожу от тебя.
Некоторое время они оба молча смотрели друг на друга. Потом она отвернулась и отошла к окну.
— Буду благодарна, если ты не станешь чинить препятствий и позволишь мне взять с собой Чевиту. Хотя бы на первое время. И новый дом, и новая няня — слишком большая нагрузка на психику ребенка.
Франс не ответил. Лаура повернулась к нему, и в какое-то мгновение в его глазах мелькнуло… нечто. Нечто такое, что чуть не бросило ее к нему. Но уже в следующую секунду иллюзия рассеялась, и она поняла, что выдает желаемое за действительное.
— Я буду проводить с дочерью столько времени, сколько пожелаю, — угрюмо сказал он.
Патриция, только что вернувшаяся домой, некоторое время постояла у двери, наблюдая за Лаурой. Сестра сидела в обитом синим бархатом кресле с дочкой на руках и пыталась — судя по всему, безуспешно — накормить ее.
Изобразив на лице улыбку, Патриция бодро вошла в комнату и включила лампу.
— Темно, как в подвале, — жизнерадостно заметила она и, подойдя к окну, развела пошире шторы, потом включила еще одну лампу. — Если так пойдет и дальше, придется забыть о естественном освещении.
Она взглянула на сестру, но та казалась полностью занятой своим делом. Девочка капризничала. У Лауры был такой вид, будто она давно уже поняла свое полное фиаско в роли матери.
Патриция вздохнула.
— Лаура?
— Что?
— Милая, почему бы не попробовать бутылочку?
— Она уже попила из бутылочки, утром.
— Ну и хорошо. Но если у тебя какие-то проблемы…
— У меня нет никаких проблем. Просто сейчас на все нужно больше времени. Это вполне нормально.
— Ну так перейди на искусственное питание. В книгах говорится…
— Я знаю, что там говорится. — Лаура переложила ребенка на другую руку.
— Да, но… — Лаура вопросительно посмотрела на сестру. Ладно, сказала себе Патриция, будем дипломатичны. Воспользуемся советом Криса: когда имеешь дело с упрямцем, говори то, что нужно, но при этом улыбайся. — Конечно, ты все сама знаешь. Однако, может быть, ты что-то пропустила или не так поняла…
— Я не верю во все это, — сердито оборвала ее Лаура. — Ты читаешь книгу, еще не родив ребенка, и сразу становишься знатоком. Чушь…
— Чушь, — согласилась Патриция, чувствуя, что теряет терпение. — Я твоя сестра. И я люблю вас обеих.
— И что?
— А то, что я считаю, Мэри надо перевести на бутылочку. И не смотри на меня так, словно хочешь убить. У тебя стресс и…
— Нет у меня никакого стресса.
— У тебя стресс, и ты хочешь отделаться от меня.
— Вот как?
— Да, так. Ты совсем себя распустила. — Черт, вот тебе и выдержка и дипломатичность. Патриция закрыла глаза и попыталась успокоиться. — Извини, милая. Это я не слежу за своим языком.
— Ты права, — грустно согласилась Лаура. — Пожалуйста, возьми ее, ладно?
Патриция подошла к креслу и взяла девочку на руки.
— Ну вот, молодчина, — заворковала она. — Жаль только, что тетя Патриция не сможет тебя покормить.
— Пусть лучше будет «тетя Пэт», — сказала Лаура, поднимаясь и застегивая блузку. — А теперь пойдем и поищем кухню. Одна я здесь заблужусь.
Отворилась дверь, в комнату вошла Чевита.
— Извините, госпожа Мендес, я бы отнесла девочку наверх, если вы не против. Она ведь уже уснула.
Лаура забрала Мэри у сестры, поцеловала дочку в лобик и осторожно передала няне.
— Она сегодня немного капризничает. Если проснется…
— Я сразу же позову вас, — успокоила ее женщина.
— Спасибо, Чевита.
Когда няня ушла, Патриция улыбнулась сестре.
— Эта Чевита очень приятная и ответственная особа.
— Несомненно.
— Хочешь кофе?
— Очень.
Сестры отправились на кухню. Патриция захлопотала у плиты, а Лаура достала сливки из холодильника и сахар из шкафа. Через несколько минут они сидели за столом.
— Отличный кофе.
— Мой единственный кулинарный талант. — Патриция усмехнулась. — Наша кухарка всегда с легким сердцем берет выходной. Знает, что от меня неприятностей ждать не надо.
— Я помню, какие пирожные ты делала, когда мы были еще детьми.
— А ты всегда говорила только о хорошем и никогда о том, что тебя огорчало. Похоже, ничего не изменилось.
— Меня и сейчас ничего не огорчает. — Лаура поставила чашку на стол.
— Ты ушла от мужа.
— Я ушла от человека, за которого мне не стоило выходить замуж. — Патриция вздохнула, а Лаура закатила глаза. — Насколько я помню, ты всегда так вздыхала, когда хотела сунуть нос в чьи-то дела.
— Вот и хорошо. Тогда я смело могу задать тебе вполне очевидный вопрос.
— Не знаю, что за вопрос, но спрашивай. Только не жди ответа.
Патриция откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Если тебе не стоило выходить за него замуж…
— Не стоило.
— Тогда почему же ты вышла? Лаура рассмеялась. Подойдя к плите, она плеснула себе еще кофе и вопросительно взглянула на сестру. Та покачала головой.
— Мне нельзя много кофеина. Но все же… Ты не выглядишь женщиной, которая выходит замуж за мужчину против своей воли.
— Ну а я вот вышла. Но потом поумнела и поняла, что не хочу, чтобы он сломал жизнь мне и моей…
— Ты плачешь?
— Нет. — Но слезы уже так и текли по щекам. — С чего бы это мне плакать? — Она закрыла лицо руками.
— Лора. — Патриция подошла к сестре и обняла ее за плечи. — Пожалуйста, расскажи мне, что случилось? Когда ты поняла, что замужество было ошибкой?
— Я знала это уже тогда, когда выходила за него замуж.
— Но я же разговаривала с тобой по телефону не менее десятка раз, когда ты уже жила у него, в Испании, и мне казалось, что ты довольна.
— Мне тоже. — Лаура рассмеялась сквозь слезы.
— Подожди. Я же помню. Вначале у тебя был такой тоскливый, неживой голос. Потом все вроде наладилось. Я собиралась тебя навестить, но примерно через месяц…
— Через шесть недель, — поправила сестру Лаура. — Через шесть недель и одну ночь…
Она покраснела и достала из кармана салфетку.
— Ну хорошо. Пусть будет так. — Патриция откашлялась. — Ты скажешь, что я сошла с ума, но мне тогда казалось, что ты счастлива. Так счастлива, как никогда в жизни.
— Я хорошая актриса.
— Из нас с тобой никудышные актрисы. Поэтому в школе ни тебе, ни мне так и не удалось сыграть Золушку. Нам доставались только роли злых сестер.
— Помню. — Лаура невесело усмехнулась. — Мы могли бы все испортить.
— Вот именно. — Патриция протянула сестре носовой платок. — Высморкайся.
Лаура послушно высморкалась, вытерла глаза и вздохнула.
— Ты права, я действительно была счастлива.
— И?
— А потом это прошло, и я уехала.
— Вот, значит, как? — Патриция взяла сестру за руку. — Ты была счастлива, а потом это прошло, и ты собрала вещи и уехала?
— Да, — сказала Лаура и расплакалась так, что у Патриции защемило сердце. — Он не любит меня.
— А он вообще-то любил тебя, когда просил выйти за него замуж?
— Франс ни о чем меня не просил, только шантажировал. Иначе я никогда бы не согласилась.
— Вот как. Значит, я была права, когда сказала Крису, что здесь что-то сомнительное. Понимаешь, мама представила все как некое романтическое приключение. Дерзкий испанец и прекрасная англичанка. Они встречаются… ночь страсти… продолжение в Лондоне…
— Ничего подобного. Кроме ночи страсти.
Все остальное Франс придумал, чтобы не расстраивать маму.
— Я предположила нечто в этом роде. — Патриция потрепала сестру по плечу. — Мы ведь перезванивались, вместе обедали, и ты ни разу не упомянула, что встречаешься с кем-то. Вот почему для меня известие о твоей беременности стало таким сюрпризом.
— Он пригрозил, что отнимет у меня Мэри, если я не выйду за него.
— Что? Как бы он это сделал?
— У него были документы. Какие-то постановления. Он говорил, что имеет связи.
— Подлец!
— Так что у меня не было выбора. Потом целые шесть недель мы жили как бы в состоянии перемирия. Разные комнаты, разная жизнь. И вдруг что-то случилось. Все изменилось. Я поняла, что он совсем не холодный и бесчувственный, каким мне казался. Я… влюбилась в него. То есть я думала, что влюбилась. А на самом деле нет. Зачем женщине влюбляться в мужчину, который ее не любит?
— Не знаю, — тихо сказала Патриция. — Может быть, ты мне объяснишь?
— Секс, — дрогнувшим голосом произнесла Лаура, — Секс и только. Больше ничего и не было.
— Секс способен быть замечательным доказательством любви, если, конечно, повезет сразу двоим.
— В нашем случае этого не произошло. Просто… — Лаура покачала головой. — Я действительно влюбилась в него. Никогда не думала, что смогу любить мужчину так, как полюбила Франса. Но он меня никогда не любил. Женился на мне только из-за дочери.
— Ты вышла замуж за него по этой же причине?
— Ты что, не слушала? — Лаура хлопнула ладонью по столу и вскочила. — У меня не было выбора. И я не люблю Франса больше. Ненавижу его, презираю. И всегда буду презирать!
— Подожди! — крикнула Патриция, но сестра уже выбежала из комнаты. — Лора!
— Не надо. — На пороге появился Крис. — Ей надо побыть одной. Классический случай.
— Ты, как всегда, прав. — Она подошла к мужу, поцеловала, обняла, думая о том, почему некоторые женщины в их семье не могут влюбиться и жить счастливо и спокойно, не мучая себя и других.
Лаура сидела в кресле, подобрав под себя ноги, и смотрела в окно.
На город уже легла ночь. Там, дома, тоже ночь, но другая, не такая, как здесь. Ни сигналов проезжающих по улице машин, ни фонарей, ни ярких огней рекламы. Небо черное, усеянное звездами; мягко шумят деревья в саду. Там, дома…
Дома? Что еще за мысли? Я дома здесь, в Лондоне. Там, в Испании, все чужое. Там все его, Франса.
Она откинула голову на спинку кресла. Все дело в усталости. Она вымоталась физически и эмоционально. Прошла всего неделя… или больше? Какой сегодня день? Из дома она уехала в…
Черт побери, опять! Что же это такое? — Я дома, — сказала она, словно убеждая саму себя. В конце концов даже Франс понял, что ей нужно вернуться в свой мир. Иначе он ее не отпустил бы.
После той ссоры ей не понадобилось много времени, чтобы принять решение. Она твердо знала, что уйдет от него и что ее ничто и никто не остановит. Любовь, все то, что она испытывала к Франсу, обернулось ненавистью и презрением.
Лаура собирала вещи, когда услышала, как внизу громыхнула дверь. На лестнице послышались тяжелые шаги Франса. Надо было запереть дверь, с опозданием подумала она, и в следующую секунду он уже остановился у порога, огромный и грозный.
— Что это ты делаешь? — сердито спросил Франс.
Ей удалось скрыть охватившую ее панику за спокойным ответом.
— А на что, по-твоему, это похоже? — Она положила в чемодан стопку белья. — Я ухожу от тебя.
— Нет, ты не уйдешь, — категорически заявил он, захлопывая за собой дверь.
— Уйду. — Лаура повернулась и посмотрела на него. Ее поразило его перекошенное злобой лицо. — И не пытайся меня остановить.
Он шагнул к ней. Ей хотелось убежать, спрятаться от него, но она заставила себя остаться на месте.
Франс захлопнул крышку чемодана.
— Ты моя жена.
— Ненадолго. — Лаура прошла мимо него к шкафу. — Дома я сразу…
— Ты дома!
— В Лондоне я сразу начну процедуру развода.
— Я не дам согласия. Она рассмеялась.
— Ты не дашь согласия? Извини, но мне оно и не потребуется.
— Потребуется, еще как потребуется. И вообще, об этом и речи быть не может. Я не позволю тебе уйти из этого дома.
— Нет? — Ее охватила ярость. — А что ты сделаешь? Запрешь меня в комнате? Прикуешь к стене? Я ухожу от тебя. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше.
Франс сложил руки на груди и взглянул на нее. В его глазах застыла холодная ненависть.
— Хорошо. Уходи. Ты мне не нужна.
— Верно, я тебе не нужна, и так было с самого начала.
— Не приписывай мне свои мысли.
— Я говорю правду. Впрочем, это все не имеет сейчас никакого значения. Я ухожу и забираю с собой дочь.
— Нет! Она останется со мной.
— Мэри моя дочь, я ее родила. И я возьму ее с собой. — Лаура отвернулась, схватила какие-то тряпки с полки и швырнула их в чемодан. — Я гражданка Соединенного Королевства, и моя дочь тоже.
— Но она и гражданка Испании.
— Не собираюсь с тобой спорить. Вопрос решен. Если ты попытаешься мне помешать, я позвоню в посольство.
— Звони куда хочешь. Это Испания, и ты моя жена.
— Сейчас двадцатый век, и ты безумец, если думаешь, что я оставлю дочь с человеком, у которого нет сердца.
— У меня есть сердце.
Что-то в его голосе заставило ее взглянуть на него, но ни выражение лица Франса, ни его поза не изменились. Он стоял, словно гранитная скала.
— У тебя ничего не получится. — Лаура закрыла оба чемодана. — Отойди, пожалуйста, и не мешай мне. Долорес готовит Мэри, и мне нужно поспешить на самолет. Меня встретит Крис. Он оттуда, из Лондона, уже позаботился о билетах. Ты так и не понял, что есть люди с более широкими возможностями.
— Ты втянула в это дело постороннего?
— Крис не посторонний. Он муж моей сестры. Кстати, если я не прилечу, все поймут, что ты удержал меня насильно.
Она не стала упоминать о том, что Крис советовал ей не делать ничего сгоряча. Он просил позвать к телефону Франса и, лишь уяснив, что Лаура этого ни за что не сделает, со вздохом согласился помочь ей.
— Так ты этого хочешь? — с нескрываемым презрением спросил Франс. — Превратить все в скандал? В войну, в которой не будет победителей?
— Я сделаю все, что нужно, чтобы забрать мою дочь. — Гордо подняв голову, Лаура подошла к нему. — Ты произносишь речи об ответственности, о долге. Но никогда не говорил о том, что действительно важно, о том, что должна понять моя малютка. Например, о любви.
— О любви? — Франс презрительно поджал губы. — Ее не существует в природе.
— Ее нет в тебе. — У Лауры защипало глаза. — Поэтому я и ухожу от тебя.
Некоторое время они оба молча смотрели друг на друга. Потом она отвернулась и отошла к окну.
— Буду благодарна, если ты не станешь чинить препятствий и позволишь мне взять с собой Чевиту. Хотя бы на первое время. И новый дом, и новая няня — слишком большая нагрузка на психику ребенка.
Франс не ответил. Лаура повернулась к нему, и в какое-то мгновение в его глазах мелькнуло… нечто. Нечто такое, что чуть не бросило ее к нему. Но уже в следующую секунду иллюзия рассеялась, и она поняла, что выдает желаемое за действительное.
— Я буду проводить с дочерью столько времени, сколько пожелаю, — угрюмо сказал он.