– Эй ты, сукин сын, а ну отпусти ее! – взревел мужской голос.
   Но не этот голос заставил Курта замереть на месте. И даже не крошечные мальчишеские кулачки, отчаянно заколотившие его по ноге. Нет, его словно холодной водой окатило от пронзительного детского крика:
   – Не смейте обижать мою маму!
   Похоже, мир сошел с ума. За что приняться? Защищаться от мужчины? Отдирать от ноги ребенка? Или…
   Курт действовал, не рассуждая: стряхнул с себя мальчишку, пригнулся, отступая от удара незнакомца, а когда тот снова замахнулся левой, встретил его апперкотом в челюсть.
   Защитник Лорелеи заморгал и рухнул, словно срубленное дерево.
   – Джозеф! – взвизгнула она. Мальчишка снова набросился на Курта. На этот раз он изменил тактику и впился ему в ногу зубами.
   – Mein Gottf – прорычал Курт. Кусаться пацаненок умел: боль была нешуточная.
   Схватив мальца за шиворот, Курт не без труда отодрал его от себя и поднял на вытянутой руке.
   – Лорелея! Утихомирь этого щенка!
   Та хлопотала над поверженным… своим любовником – кем же еще?! Подняв голову, она уставилась на Курта, словно на дьявола во плоти.
   – Ты… ты… – Она вскочила, выхватила у него мальчишку и прижала к себе, гладя по голове и успокаивая.
   Лучше бы меня погладила, мрачно подумал Курт. Умеет же чертов шкет кусаться!
   Человек на полу застонал и сел.
   Мальчик на руках у Лорелеи зашелся в плаче.
   Мир сошел с ума, снова сказал себе Курт. Разобраться в этой бредовой ситуации не смогли бы, пожалуй, даже все психоаналитики мира во главе с самим Фрейдом!
   Мальчик называет Лорелею мамой. Мужчина бросается ее защищать. Этот мальчишка… ее сын? А мужчина? Муж? Любовник? Выходит, она ведет двойную жизнь? Черт побери, как же он сглупил, когда предложил ей выйти за него замуж! Дернул же его черт навязывать руку и сердце женщине, которая в дартмурской глуши прячет ревнивого любовника и бесстрашного сына с острыми-преострыми зубами!
   – Похоже, – проговорил он наконец ледяным тоном, – твоя бабушка о многом мне не рассказала.
   – Не смейте ругать маму! – Мальчуган вздернул голову.
   – Тише, милый, – мягко сказала Лорелея, бросив на Курта убийственный взгляд. – Бабушка ничего не знает.
   Курт уставился на нее, как на умалишенную.
   – То есть как? У тебя ребенок, муж…
   – Он маме не муж, – снова влез в разговор мальчишка. – Если бы он был мамин муж, то он был бы мой папа, а у меня папы нет.
   Лорелея поморщилась. В первый раз на ее памяти Уильям вообще заговорил о том, что у него нет папы. Лучшего времени выбрать не мог!
   – Не нужен тебе никакой папа, – ответила она и крепче прижала его к себе. – У тебя есть я.
   – Вот так и я Джозефу сказал, – со слезами в голосе сообщил мальчик, – а то он спросил, не хочу ли я, чтобы он стал моим папой.
   – Черт побери! – Джозеф вскочил на ноги. – Уильям, разве я просил тебя об, этом рассказывать? Лорелея…
   – Ты спросил моего сына, не хочет ли он, чтобы ты стал его папой? – недоверчиво повторила она.
   – Да, хотел узнать, как он к этому отнесется, – сумрачно ответил Джозеф. – Прощупать почву, так сказать. Прежде чем идти с этим к тебе…
   – Как же так можно? О чем ты только думал?
   – Сейчас я думаю только о том, что этот сукин сын мне чуть челюсть не сломал, – проговорил Джозеф, ощупывая подбородок и морщась.
   – Следи за языком, приятель, – сухо предупредил Курт.
   – Да ты кто такой, черт побери? Вломился сюда, набросился на Лорелею…
   – Он на меня не набрасывался. И он прав: не ругайся при Уильяме.
   – Мама, я уже знаю, что «сукин сын» – нехорошие слова, – снова вмешался мальчуган, очевидно желая выручить Джозефа. – И что «черт» нехорошее слово, тоже знаю. Или еще, если сказать…
   – Уильям, золотко, – простонала Лорелея, – где Джимми? Пойди на улицу, поиграй с ним!
   – Джимми заболел. Когда мы поймали рыбу, его стошнило. Поэтому мы пошли домой.
   – Ага, понятно. Тогда… пойди в гостиную, посмотри мультики по телевизору.
   – Ты же мне не разрешаешь днем смотреть мультики!
   – А сегодня разрешаю. Сегодня особенный день.
   – Это уж точно, – с мрачным сарказмом заметил Курт. – Не каждый день тебе приходится разнимать своих любовников!
   – Мама, а кто такой любовник?
   – Иди к себе в комнату, солнышко! – Лорелея бросила на Курта сердитый взгляд. – Ты что, последний стыд потерял? Такое говорить при ребенке!
   Курт ответил не сразу. Он сдерживался из последних сил: мысль о том, что Лорелея, тая в его объятиях, дожидалась возвращения любовника, выводила его из себя.
   – Мне просто интересно стало – может быть, для тебя это дело привычное.
   – Вообще-то это совершенно тебя не касается, но Джозеф мне не… Мы просто друзья.
   – Да неужто? Что ж, по крайней мере теперь я понял, почему мне никто ничего не рассказал. Вы с графиней боялись, что я не проглочу наживку, если буду знать о ребенке!
   – Черт побери, Курт…
   – Ты что, последний стыд потеряла? – зло передразнил он. – Прекрати ругаться при ребенке!
   Лорелея тяжело сглотнула.
   – Ты приехал сюда, ничего обо мне не зная. И…
   – Верно. И выставил себя круглым идиотом! Какую же ловкую шутку вы едва со мной не сыграли!
   – Не понимаю, о чем ты.
   – Признаю, это было умно придумано. – Он презрительно скривил губы. – Разом получаешь и мужа, и состояние! Все, что требовалось от вас с графиней – завлечь меня в сети, заставив думать, что это я тебя принуждаю к замужеству…
   – Что за чушь! Говорю тебе, графиня ничего не знает! Может быть, тебе стоило не ее расспрашивать, а поинтересоваться о моей жизни у меня самой?
   – О чем это вы? – потирая челюсть, поинтересовался Джозеф. – Что еще за графиня?
   – Сваха-любительница, – прорычал Курт, не сводя с Лорелеи горящего, как уголь, взгляда. – И думаешь, я поверю, что она не подозревает об этой твоей двойной жизни?
   – Знаешь что?! – Гнев заставил Лорелею забыть об осторожности. – Плевать мне, во что ты веришь! Убирайся из этого дома – и из моей жизни!
   – Ну наконец-то мы пришли к согласию! Курт направился к двери. Лорелея едва не застонала от облегчения. Наконец-то! Слава Богу, сходства Уильяма с собой он не заметил. Он уходит – уходит из ее жизни и из жизни ее сына, чтобы никогда больше не вернуться…
   И… и пойдет прямо к ее бабушке – эта мысль заставила ее вздрогнуть. Курт не поверил ни единому ее слову: разумеется, отсюда он отправится прямиком к графине, повторит свои обвинения, расскажет об Уильяме… Что же будет с больной старой женщиной, когда он откроет ей правду – да еще таким способом?! И дополнит эту и без того великолепную картину своими нелепыми домыслами!
   – Курт! – позвала она, поцеловав сына в макушку и спустив его с рук. – Подожди.
   Он молча обернулся. В его глазах еще полыхала ярость, и Лорелея поняла, что с ним лучше быть поосторожнее.
   – Нам нужно поговорить.
   – Мне с тобой больше говорить не о чем.
   – Пожалуйста, дай мне пять минут, чтобы все здесь уладить! Подожди на заднем крыльце. Там тихо, спокойно…
   Тихо и спокойно! Как будто его сейчас волнует красота пейзажа! Когда он только что узнал, что две хитрые ведьмы обманули его, использовали, обвели вокруг пальца…
   – Ты напрасно тратишь время. – Скрестив руки на груди, Курт бросил на нее угрюмый взгляд. – Что бы ты ни сказала, моего решения это не изменит. Я сделаю с «Дамским изяществом» то, что следовало сделать с самого начала.
   – Да плевать мне на «Дамское изящество»! Просто… просто… – Лорелея беспомощно покосилась на Джозефа и своего сына. – Пожалуйста, подожди на заднем крыльце. Пять минут. Такое одолжение ты мне можешь сделать? Черт побери, она лгала ему, издевалась над ним, заманивала его в сети, а теперь еще он должен делать ей одолжение?!
   Курт взглянул на молчаливых участников этой сцены. Мужчина положил руку на плечо мальчика, словно пытаясь его защитить. Что ж, по крайней мере он понимает, что к чему. Ребенок, живущий с такой мамашей, явно нуждается в защите. Однако мальчишка молодец. С какой отвагой набросился он на большого страшного дядю, посмевшего обидеть его мать! И, кажется, готов в любую минуту повторить свой подвиг: кулачки сжаты, темноволосая голова гордо вскинута, глазенки сердито блестят… Что-то знакомое есть в этом мальчугане. Очень знакомое…
   – Курт! – Лорелея положила руку ему на плечо. – Прошу тебя. Пожалуйста.
   Что ж, приятно слышать в голосе гордой принцессы покорность и мольбу.
   – Пять минут, – коротко ответил он. – И ни секундой больше…
   Полчаса спустя, сидя на заднем крыльце, Курт уже в который раз спрашивал себя, какого черта он здесь делает. О чем хочет поговорить с ним Лорелея? Будет убеждать в своей невиновности, уверять, что вовсе не собиралась заманивать его в сети? Так он и поверил.
   Двадцать минут назад послышался стук входной двери, а затем – сердитый рев автомобильного мотора. Джозеф убрался восвояси.
   Правильно – пусть дома посидит, свернутую челюсть полечит.
   Но Лорелея так и не появилась. Должно быть, успокаивает малыша.
   Любопытно, что еще придумает эта интриганка с невинными глазками и серебристым смехом?
   Курт оперся локтями о колени. А Лорелея права, здесь в самом деле хорошо: тихо, спокойно…
   На какую еще ложь способна эта мошенница?
   Курт наклонился вперед, сцепил руки между коленями.
   Ловко же бабушка с внучкой все продумали! Поманить простака женщиной, прелестей которой ему однажды уже довелось отведать, разжечь его страсть, изображая недотрогу, затем надавить на жалость…
   Ловко, что и говорить. Подвел их фактор времени. Мальчишка вернулся с рыбалки слишком рано – до того, как Лорелея успела затащить своего простофилю в постель.
   Теперь Курт не сомневался: в ту, первую ночь она прекрасно знала, кто он. И не вспышка страсти толкнула ее в era объятия, а холодный расчет.
   Однако… расставить сети и выжидать целых пять лет? Курт нахмурился. Что-то здесь не сходится. Пять лет выдержки – многовато даже для самой хитроумной интриги.
   Ладно. Быть может, в ту ночь она была с ним искренна. Но это не значит, что не спланировано все остальное. Бабушка и внучка решили поправить свои финансовые дела за его счет: графиня забросила наживку, Лорелея подсекла и начала вытягивать крючок…
   Не в силах больше сидеть на месте, Курт вскочил и сбежал вниз по ступенькам. Пора домой. Графине он сказал неправду – никаких дел в Лондоне у него не было. Единственное дело – Лорелея. Но теперь с этим делом покончено.
   Он уже почти видел, как сидит в какой-нибудь венской кофейне вместе с Амалией или Ирен, или еще с кем-нибудь из доброй полудюжины женщин, которые всегда готовы улыбнуться и сказать ему «да», которые ни за что не отвергли бы его брачное предложение… Которые не прячут в деревне ни любовников, ни сыновей.
   Страшно подумать, в какую историю он мог вляпаться. Интересно, когда Лорелея собиралась сообщить ему о сыне – в день свадьбы или некоторое время спустя? И чей это ребенок? Кто спал с Лорелеей и заронил в нее свое семя? Впрочем, какая разница! Сегодня он улетает домой, и больше они не увидятся. Не все ли равно, что им владело – гнев, плотское желание? Теперь он наконец-то обрел рассудок.
   Подумать только – чуть-чуть не женился на женщине, которую совершенно не знает!
   Ребенок помог ему вернуться к здравому смыслу. Разом приобрести готовую семью – и жену, и сына? Ну уж нет, спасибо!
   И все же Лорелея могла бы стать ему хорошей женой… Она умна, красива, страстная натура. Не только в постели, но и в работе – всю душу вкладывает в дело. Надо признать, это ему понравилось. Она бы легко вошла в его мир, где признание и уважение покупаются за деньги. А если бы кто-то намекнул на сомнительное происхождение и нелегкую юность ее мужа, Лорелея одним взглядом сумела бы поставить наглеца на место.
   Она, как и ее бабушка, умеет за себя постоять. Сильная и отважная женщина. Необычное качество, особенно при такой красоте. Как правило, красавицы с детских лет привыкают во всем полагаться на мужчин. Но Лорелея не из таких.
   Похоже, силу характера она передала сыну. Курт невольно улыбнулся, вспомнив, как этот постреленок на него накинулся. Сколько же ему лет? Четыре? Пять? Сам Курт в этом возрасте тоже умел драться – на улице слабые не выживают. Будь у него сын, Курт хотел бы, чтобы он был таким же. Смелым. Уверенным в себе. Будь у него сын…
   У Курта перехватило дыхание. Возраст ребенка подходит… Да нет, не может быть! Он же предохранялся! Он был осторожен! Черт побери, он всегда соблюдал осторожность…
   – Курт!
   Обернувшись, он поспешил Лорелее навстречу. Схватил ее за плечи, едва удержавшись, чтобы не встряхнуть как следует.
   – Он мой?
   Притворяться, что не понимает, о чем речь, Лорелея не стала. Этого вопроса она ждала, к этому вопросу готовилась, пока укладывала сына в постель и пела ему колыбельные. Только поэтому она сумела встретить взгляд Курта и солгать ему в глаза.
   – Нет, – спокойно ответила она, – не твой.
   Пальцы Курта больно впились ей в плечи.
   Она замерла, сохраняя, как отчаянно надеялась, внешнее спокойствие. Несколько томительно долгих секунд спустя он отпустил ее, и Лорелея мысленно поблагодарила ангела-хранителя.
   – Тогда чей? Этого твоего приятеля – драчуна-неудачника?
   Лорелея покачала головой. Ее вдруг пробрала дрожь, и она сунула руки в карманы шортов.
   – Я же сказала, Джозеф – просто друг. Даже не друг – так, добрый знакомый. У него сын того же возраста, что и Уильям, и мальчики постоянно играют вместе.
   – Ты вдова? В разводе? Кто отец мальчика?
   – Это что, допрос?
   – Я просто спрашиваю.
   – Тогда я просто отвечаю. Я никогда не была замужем. Уильям – мой сын. Вот и все, что тебе нужно знать.
   – Уильям? На мой вкус, для такого малыша имя чересчур солидное. Почему ты не зовешь его Билл или Билли?
   – Не твое дело, как я его зову, – отрезала Лорелея.
   – Осторожнее, mein Liebling, – сверкнул он предостерегающей улыбкой. – Не так давно ты умоляла меня остаться и выслушать просьбу о каком-то одолжении.
   – Я этого не говорила.
   – И не нужно – и так понятно. Так вот, я остался не для того, чтобы выслушивать новые оскорбления. Знаешь, это не лучший способ добиться своего.
   Что ж, он прав. Лорелея хотела лишь прекратить его расспросы об Уильяме. Слишком много вопросов, на которые у нее нет ответов.
   – Извини.
   – Ты даже извиняешься, словно к черту посылаешь. – Курт рассмеялся.
   – Я действительно прошу прощения. Ты прав. Я попросила тебя остаться, и ты согласился. – Она покосилась на дом. Спальня Уильяма на втором этаже – но все же лучше не рисковать. – Давай отойдем немного от дома. Вон к тем соснам.
   – Как хочешь, – пожал плечами Курт.
   В молчании они дошли до сосновой рощи. Здесь было тенисто и прохладно; Лорелея снова вздрогнула.
   – Ты замерзла, – заметил Курт.
   – Со мной все в порядке. – Она остановилась и повернулась к нему. – Я понимаю, как ты… расстроен всем происшедшим.
   Курт резко рассмеялся, и Лорелея почувствовала, что краснеет.
   – Хорошо. Больше чем расстроен. Бабушка убедила тебя, что я могу… могу быть заинтересована в браке с тобой. А теперь ты думаешь, что мы обе заманили тебя в ловушку.
   – Продолжай, – скрестив руки, поторопил ее Курт. – Как же все было на самом деле?
   – Мы никуда тебя не заманивали. По крайней мере я. До вчерашнего дня я понятия не имела, кто ты такой. И, разумеется, у меня нет ни малейшего желания выходить за тебя замуж. – Она помолчала. – Но случилось так, что ты узнал о моем… о моей двойной жизни. – Лорелея глубоко вздохнула. – Как ты узнал об этом доме? Я держала его в тайне от всех.
   – Я умею платить за чужие тайны.
   – Ты назвал это место моим любовным гнездышком. – Порыв ветра бросил прядь льняных волос ей на лицо, и она раздраженно откинула волосы назад. – И ошибся. Я купила дом после рождения сына. Иначе не смогла бы скрыть его существование.
   – Ты скрываешь сына, потому что он рожден вне брака?
   – Конечно нет! Он мой сын. Я горжусь им. И люблю его всем сердцем.
   – Однако отца у него нет. – Курт сжал губы. – Ребенок не должен отвечать за ошибки родителей. Если отец не желал его признать…
   – Отец Уильяма и не подозревает о его существовании. Я решила, что так будет лучше. У нас была… очень недолгая связь.
   – Всякий человек имеет право знать, что у него растет сын. И всякий сын имеет право знать своего отца.
   – Черт возьми, Курт, не читай мне нравоучений! Тебе легко говорить – ты не знаешь… – Усилием воли Лорелея овладела собой. – Поверь мне, отцу сообщать не стоило. В этом не было никакого смысла.
   Она снова вздрогнула, и Курт, выругавшись сквозь зубы, обнял ее за плечи и привлек к себе, поближе к теплу своего тела.
   – А графиня? Она была бы счастлива узнать, что у нее есть правнук.
   – Графиня живет в мире своих фантазий, – вздохнула Лорелея. – Балы, лакеи, белые перчатки…
   – А внебрачные дети – позор для семьи.
   Лорелея кивнула. Они повернули в обратную сторону, к дому.
   – Вот именно. Я хотела ей сказать, но… у нее случился сердечный приступ. Как я могла вывалить на нее, больную, такое известие? Решила подождать. Ждала и ждала. И чем дольше ждала, тем труднее становилось заговорить.
   – Так всегда бывает.
   – Да.
   – Теперь понятно, почему она так жаждет выдать тебя замуж. Ее волнует будущее рода фон Левенштейнов. – Помолчав, он добавил – тихо, почти шепотом: – А меня – будущее рода Рудольштадтов.
   Лорелея молчала и не осмеливалась поднять глаза. Он остановился и повернулся к ней.
   – Думаю, графиня об этом знает. Возможно, поэтому она полагала, что я приму ее безумный план.
   – Не оправдывай ее. Ты ведь сам признаешь, что план безумный.
   Курт осторожно накрыл пальцами ее губы, призывая к молчанию.
   – Поначалу я так и думал. Но затем мне начало казаться, что некоторый смысл в ее идее есть. – Голос его сделался хриплым. – Я женюсь на прекрасной принцессе, графиня сохранит свое достояние, а в один прекрасный день на свет появится наследник наших семейств – Рудольштадт-Левенштейн…
   – Курт!
   – Но, – продолжал он, склоняя голову и приближая лицо к ее лицу, – я недооценил прекрасную принцессу. Она не согласилась продать душу дьяволу – ни за какие блага мира.
   – Ты не…
   – Тише. – На ресницах у Лорелеи заблестели слезы, и Курт осторожно смахнул их кончиками пальцев. – Все хорошо, mein Liebling. Поищу себе жену где-нибудь в другом месте. – Пальцы его зарылись в льняную копну ее волос: – А знаешь, мы ведь могли бы стать хорошей парой. Помнишь ту ночь? Ты и я… это было что-то невероятное.
   Лорелея встретила его взгляд. Она уже солгала ему – о самом важном, что только есть на свете, – могла ли она солгать еще раз?
   – Да, верно. – Голос ее дрогнул. – Курт, я хочу, чтобы ты знал: никогда, никогда больше, ни раньше, ни позже, я не испытывала того, что тогда… в ту ночь… с тобой…
   Он склонил голову и прильнул к ее губам – сперва мягко, затем со всевозрастающей жаждой. Она подалась ему навстречу и приоткрыла губы. Сердце ее билось с отчаянным, сумасшедшим восторгом.
   – Лорелея! – простонал Курт, оторвавшись от ее губ, но неотрывно глядя в колдовские синие озера глаз. Он уже забыл, что к нему «вернулся рассудок», забыл, что возвращается домой, что чужой ребенок ему не нужен… забыл обо всем на свете. – Милая, прекрасная моя Лорелея, давай начнем сначала. Представим, что мы только познакомились. Я приглашу тебя в ресторан. Или в театр. Или на прогулку в парк. Куда захочешь;
   – Мама!

4

   Детский голосок заставил их отпрянуть друг от друга. На крыльце стоял Уильям – босиком, взлохмаченный, с потрепанным плюшевым мишкой в руках.
   – Да, милый! – откликнулась Лорелея, всматриваясь в лицо сына. Что он успел увидеть? И что – услышать? Она шагнула к нему, чтобы его обнять, но малыш сделал шаг назад. – Что случилось? Плохой сон приснился?
   – Мама, почему этот дядя не ушел?! – воскликнул мальчик, не сводя глаз с Курта. – Ты же сказала, что он уйдет!
   – Он уже уходит, – быстро ответила Лорелея.
   Курт покачал головой.
   – Не так быстро, – улыбнулся он. Затем подошел к крыльцу, присел, чтобы не смотреть на мальчика сверху вниз, и с серьезным видом протянул ему руку: – Что ж, думаю, нам пора познакомиться как следует. Тебя зовут Уильям, верно? А я – Курт.
   – Какое странное имя! Никогда такого не слышал!
   – Потому что оно не английское. Я из Австрии.
   – А где это?
   – В Европе. Далеко-далеко на востоке, за морем.
   – А у тебя дети есть?
   – Нет, к сожалению.
   – А ты тоже хочешь жениться на маме, как дядя Джозеф?
   – Уильям! – предостерегающе проговорила Лорелея, но голос Курта перекрыл ее предупреждение:
   – А если бы я ответил «да», что бы ты сказал?
   – Курт! – Лорелея потянулась к малышу и взяла его на руки. – Не беспокойся, Уильям, я никогда не выйду замуж. Нам и вдвоем неплохо, верно?
   – Мама, а почему ты не хочешь выйти замуж? Тогда у меня будет папа. Я с ним буду ходить в поход, как Джимми с дядей Джозефом.
   – Милый, давай поговорим об этом в другой раз.
   – Почему ты не хочешь замуж за Курта? Ну правда, мам? Знаешь, мне иногда очень хочется, чтобы у меня был папа. Только не такой, как дядя Джозеф. А то он совсем драться не умеет!
   Курт фыркнул. Лорелея обожгла его сердитым взглядом.
   – Уильям, солнышко, – прошептала она, – сейчас действительно не время…
   – А ты видела, как он дяде Джозефу врезал?
   – Уильям, немедленно прекрати!
   – Бац в челюсть, – продолжал Уильям, увлеченно размахивая плюшевым мишкой, – и дядя Джозеф в отключке!
   – Уильям, да послушай же меня…
   – Вилли.
   Лорелея удивленно перевела взгляд на Курта.
   – Как ты его назвал?
   – Вилли. «Билл» по-немецки.
   – Спасибо, я знаю. – Почувствовав, что крыльцо уплывает у нее из-под ног, Лорелея поспешно опустила сына на пол и схватилась за перила. – Моего сына зовут Уильям. А не Билл и тем более не Вилли. Курт, у тебя точно не осталось никаких дел в Лондоне?
   – А мне кажется, он больше похож на Вилли.
   – Точно, мам, мне Вилли гораздо больше нравится! Это австрийское имя, да?
   – Ja, – улыбнулся Курт.
   – А это тоже по-австрийски?
   – По-немецки. Все австрийцы говорят по-немецки. «Ja» значит «да».
   – Вилли – это здорово! А Уильям мне совсем не нравится, это скучное имя. Мама, почему ты меня всегда зовешь Уильямом?
   – До сих пор ты не жаловался, – пробормотала Лорелея, бессильно опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и возвела глаза к небу.
   – Курт, а зачем ты поцеловал мою маму? Лорелея затрясла головой и закрыла лицо руками.
   – Видишь ли, – проговорил Курт, усаживая мальчугана к себе на колени, – мне очень захотелось ее поцеловать. Она ведь настоящая красавица, твоя мама.
   – Ага, и еще она умная! – с гордостью отозвался мальчик. – Она управляет большим магазином. В Лондоне. Знаешь, где Лондон?
   – Знаю, – с серьезным видом ответил Курт.
   – Мама Меня возила в Лондон. Мы ходили в парк.
   – Угу.
   – И в музей!
   – Хватит, Уильям, – проговорила Лорелея, с трудом поднимаясь на ноги. – Попрощайся с герром Рудольштадтом и иди в дом.
   – А я думал, его зовут Курт!
   – Так и есть. – Курт спустил мальчика с колен и тоже встал. – Рудольштадт – это моя фамилия. A «repp» значит «мистер».
   – А-а.
   Лорелея почувствовала, что больше не вынесет. Ладно бы эти двое говорили только об именах и о немецком языке – но они ведь и ее обсуждают, не стесняясь ее присутствием! Может быть, все это дурной сон? Если так, давно пора просыпаться!
   – Курт. – Она сделала глубокий вдох. – Спасибо за то, что дождался меня. Спасибо, что согласился со мной поговорить, И спасибо за понимание.
   – Всегда пожалуйста.
   – Я не ожидала… – Лорелея опустила ладонь на голову сына. – Не думала, что будет так легко убедить тебя… ну, ты понимаешь.
   – Держать сегодняшние события в секрете? – Он пожал плечами. – Когда и как открыть правду графине – решать тебе.
   – Спасибо. Разреши, я уложу Уильяма, а потом провожу тебя до…
   – Только не откладывай, договорились?
   – Конечно. – В ее улыбке сквозило облегчение: хотя Курт Рудольштадт и заставил ее изрядно поволноваться, на поверку он оказался вовсе не чудовищем. – Непременно поговорю с бабушкой на этой неделе, когда полечу в Вену.
   – Завтра, – уточнил Курт. Лорелея недоуменно заморгала.
   – Прости?
   – Я сказал, ты полетишь в Вену завтра. – Он нахмурился. – Мой самолет, должно быть, уже улетел, но мне не составит труда заказать билеты. – И улыбнулся Уильяму. – Вилли, ты ведь еще никогда не летал на самолете?
   – Его зовут Уильям, – резко ответила Лорелея и отступила на шаг, прижав к себе сына. – О чем ты говоришь? Какой самолет? Мы не полетим с тобой – ни он, ни я.
   Курт встретился с ней взглядом. Он все еще улыбался, но в улыбке чувствовалась сталь, от которой у Лорелеи мороз пробежал по коже.
   – Я позволил тебе самой решать, когда и как открыть правду графине. Но что касается всего остального… Лорелея, ты знаешь, чего я хочу.
   На миг она потеряла дар речи.
   – Но ты не можешь… ты же не думаешь…