Страница:
Подход к богатству и принципам его распределения с позиции оценочных суждений людей о полезности соответствующих благ лег в основу утилитаристского учения и теории предельной полезности.
И. Бентам, как и другие ученые-экономисты, которые внесли свой особый вклад в развитие учения утилитаризма (так, например, еще Дж. Милль первый высказал сомнение в отношении предположения о том, что для людей, располагающих разными доходами, существует одинаковый порядок извлечения полезности), исходил из того, что общественное богатство состоит из достижения наибольшего счастья для максимального числа людей.
В связи с этим учение утилитаризма, по крайней мере в механизмах реализации, не многим отличается от теории полного равенства, поскольку идея утилитаризма о неодинаковой функции индивидуальной полезности для людей с разным уровнем дохода позволяет теоретически обосновать перераспределение части дохода между высоко– и низкодоходными группами населения (при помощи прогрессивного налогообложения и трансфертных платежей). В этой связи заметим, что многообразные формы государственного вмешательства, характерные для социально-экономического развития в ХХ в., и широкое использование нерыночного перераспределения богатства и сформировали эгалитарную (уравнительную) модель распределения доходов. Принятие в рамках корпоративного общества и социального государства законов о минимальной заработной плате, о социальном страховании рабочих в случае безработицы, о социальном обеспечении нетрудоспособных и наиболее бедных слоев общества предопределили отход от рыночной справедливости и рыночной модели распределения доходов к эгалитарной модели их распределения. Как известно, наиболее крайняя форма уравнительной справедливости, трактуемая как установление полного равенства, ведет к снижению трудовой и предпринимательской активности и как следствие этого к социальному иждивенчеству.
Это объясняется тем, что основное место в реализации уравнительной (статичной) модели распределения доходов отводится системе прогрессивного налогообложения, которая в сочетании с организацией программы трансфертных платежей является инструментом по выравниванию уровня доходов населения. По мнению Л.И. Якобсона, шкалы прогрессивного налогообложения необходимо рассматривать в комплексе со шкалами разного рода социальных выплат, имеющихся в конкретном обществе. Объективным же критерием для применения прогрессивного налогообложения доходов высокодоходных групп населения будет являться их удельный вес в совокупных доходах общества.
Однако в механизме перераспределения доходов через трансфертные платежи имеются серьезные недостатки, так как организация управления ими оказалась очень дорогостоящей и сильно бюрократизированной. А. Окун в своих работах сравнивал организацию трансфертных платежей с «дырявым ведром», а размер «утечки из ведра» он характеризовал как административные издержки и социально-экономические потери общества, обусловленные дестимулирующими последствиями на субъектов экономики как от предоставления самих трансфертных платежей, так и от введения системы прогрессивного налогообложения.
Другим важным недостатком статичных моделей распределения доходов (в рамках эгалитарного подхода к решению проблемы бедности) является то, что множество социальных пособий и слабый контроль за их целевым использованием создают проблему, вошедшую в экономическую литературу под названием «ловушка бедности». Имеется в виду ситуация, когда возможность достижения материального положения обеспечивается не за счет стимулов к труду, а за счет получения разного рода пособий. Еще один важный момент в рамках этой проблемы – то, что данные социальные пособия стали важным фактором, способствующим дезинтеграции института семьи, поскольку их предоставление носит в основном категориальный характер, – например, их действие распространяется на одиноких матерей или стариков и т. д.
Далее отметим, что парадигма социального развития, которая лежит в основе корпоративного общества и социального государства, предполагает в основном статичную модель распределения доходов между высоко– и низкодоходными группами населения. Данная парадигма и легла в основу теории благосостояния, которая была описана немецким ученым А. Вагнером еще в конце XIX в., что по времени совпало с этапом перехода от капитализма свободной конкуренции к корпоративному обществу. Реализация основных положений, заложенных в теорию благосостояния, дала возможность при сохранении основ рыночной экономики создать новую парадигму социального развития, а именно – социальное государство.
Особое место в теории благосостояния экономическая наука отводит концепции А. Маршалла об излишках потребителя и излишках производителя. Достоинством маршалловской концепции богатства является то, что она сочетает как производственный, так и потребительский подходы к проблеме общественного богатства. Это дает возможность ее широкого использования для аналитических целей, например для оценки распределения налогового бремени и оптимизации уровня налогообложения, а также объема предоставляемых субсидий, направляемых на стимулирование процесса потребления. В этой связи А. Маршалл писал, что неравномерность богатства есть серьезный дефект в экономическом устройстве, и поэтому его уменьшение, достигнутое средствами, которые не подрывают мотивов свободной инициативы, можно рассматривать как общественное достижение.
Определенный вклад в понимание общественного богатства внесла теория рационального потребительского поведения, особая заслуга в разработке которой принадлежит немецкому статистику Эрнсту Энгелю, который описал кривые, связывающие доходы и структуру расходов на потребление. Законы Энгеля имеют большое практическое значение, поскольку используются для сравнительного анализа благосостояния человека, региона и страны в целом.
Все вышеописанные подходы к пониманию общественного богатства (а также концепция инфляционных ожиданий и концепции предельной и средней склонности к потреблению и сбережению в текущем и долгосрочном периодах) предполагают исследование общественного богатства с позиции микроэкономики, поэтому в дальнейшем перейдем к рассмотрению понятия общественного богатства и общественного благосостояния, исходя из основ макроэкономики.
В связи с тем, что существует немало объективных причин нерационального с точки зрения общества поведения потребителей (в том числе и асимметрия информации), особое значение приобретает социальная теория общественного богатства, опирающаяся на использование метода «социальные затраты – социальные выгоды». Сторонники теории синергетического эффекта делают принципиальный вывод, что общество не сумма индивидуальной полезности отдельных потребителей, а единое целое.
Макроэкономическое понимание общественного богатства сформировалось в первой половине ХХ в. (на этапе становления корпоративного общества и социального государства) под воздействием идей кейнсианского макроэкономического анализа равновесия валового общественного продукта и концепции построения системы национальных счетов.
В дальнейшем новые идеи и направления экономической мысли, такие как неоклассическая экономическая теория, посткейнсианство, неоклассический синтез, монетаризм и т. п., развивались на базе идей представителей классической экономической теории и кейнсианства. Практически все концепции допускают применение мер государственного регулирования и перераспределения доходов. С точки зрения проводимого в данной работе исследования различия между ними заключаются в пропорциях между рынком и государством. Так, неоклассики и монетаристы в вопросах перераспределения сводят роль государства к минимуму. Последователи Кейнса, напротив, считают, что государство должно играть в процессах перераспределения более активную роль и стимулировать экономический рост.
Эволюция взглядов на проблему распределения доходов представляет собой практический интерес, поскольку отчасти позволяет понять логику действий правительства, занимающегося решением данной проблемы. При этом изменения экономической мысли относительно распределения доходов рассматривались в целях исследования, проводимого в данной работе, поскольку больший интерес представляет ответ на вопрос о воздействии, которое оказывает уровень социального развития на экономический рост.
Парадигма экономического роста, направленная на развитие человеческого и экологического факторов в системе общественного прогресса, а также на качественные и структурные преобразования в экономике, в связи с политикой государства по поддержке процесса потребления дала импульс социальной теории общественного богатства. В рамках данной теории были достаточно детально проанализированы понятия «социальный оптимум», «внешние эффекты» и порядок их трансформации в систему экономических инструментов, таких как налоги, субсидии и цены. Комплексный подход к оценке экономического и социального эффектов лег в основу теории общественного благосостояния. Поскольку такой чисто экономический показатель, как валовой национальный продукт в пересчете на душу населения, является недостаточным для свободной оценки уровня социально-экономического развития страны, в современной методике ООН используется новый индекс социального развития, построенный с учетом трех основных критериев. Это – возможность вести долгую и здоровую жизнь, приобрести школьное образование и профессиональную подготовку, а также достичь такого уровня дохода, который позволит обеспечить минимальные потребности.
Как видно из приведенных выше основных положений теории общественного благосостояния, центральное место в ней (определяющее парадигму социально-экономического развития общества) независимо от макро– или микроэкономического подхода занимает концепция распределения доходов населения и соответствующие им модели распределения богатства, к рассмотрению которых и перейдем.
Так, если рассматривать государство как действительность в себе, которая относительно индивидов стоит выше и совершенно отдельно от них, то общественное благосостояние W – функция общественного благосостояния государства, UE – потребление m благ n индивидами общества,
где xij – это количества благ j, потребленных индивидами i.
В теории индивидуализма государственный институт не является действительностью в собственном смысле слова, он лишь инструмент, которым индивиды пользуются в своих личных интересах внерыночными путями. Потребитель «независим» по отношению ко всем тем благам, что он потребляет – будь это благо, поставляемое рынком или государством. Значит, общественное благосостояние W напрямую зависит лишь от функций полезности индивидов U1, …, Un. Функция общественного благосостояния выглядит так:
Если не вдаваться в споры о философской обоснованности понятия общественного благосостояния в индивидуализме, то это понятие ставит следующую проблему: в каждом обществе существуют пределы независимости потребителя. Государство будет пользоваться своим правом накладывать ограничения, навязывая потребителям определенные предпочтения с целью «облагодетельствовать их помимо их воли». Трудно не согласиться, что общественный патернализм над индивидуальными предпочтениями иногда оправдан. Исходя из этого патерналистского отношения, можно считать, что в реальности собственные предпочтения государства (UE) вступают в сложное взаимодействие с предпочтениями индивидов, и записать:
Общественный вес, придаваемый UE, можно рассматривать как меру государственного патернализма, принятого в сообществе. Для иллюстрации данного утверждения рассмотрим понятие «социально значимые блага».
Социально значимыми благами называют частные блага, потребление которых – вопрос, представляющий определенный общественный интерес. В отношении этих благ рынок может функционировать нормально, что и позволяет достичь оптимума по Парето, когда рассматривается совокупность индивидов. Если потребитель совершенно «независим», т. е. если функция общественного благосостояния строго индивидуалистская, то для данного распределения ресурсов рыночное равновесие соответствует максимуму общественного благосостояния.
Тем не менее общество может считать, что индивиды не могут сами правильно судить о своем «подлинном» благосостоянии, и полагает:
• что они плохо информированы;
• что их образование не позволяет им должным образом обрабатывать доступную им информацию;
• что существуют общественные ценности, которые выше индивидуальной свободы выбора.
Поэтому следует различать так называемые социальные предпочтения, а именно те, которые бы предъявили индивиды, если бы они обладали таким уровнем информированности, образованности и гражданской ответственности, которого хотело бы общество, и реально предъявленные предпочтения.
Аллокация ресурсов, отличная от той, которая присуща рынку с совершенной конкуренцией, предполагает патерналистское вмешательство в процесс производства и обмена различных благ (товаров и услуг), потребляемых индивидами. Обязательное образование, обязательные медицинские осмотры, ограничения на потребление определенных товаров (спиртное, табак, наркотические препараты) – это классические примеры подобного вмешательства, отчасти оправданные логикой патернализма. Речь в данном случае идет не о том, чтобы решать проблему внешних эффектов, а о том, чтобы с учетом общественной необходимости «уберечь индивидов от них самих» или «осчастливить помимо их собственной воли», т. е. патерналистские меры будут ставить своей целью изменить рынок, даже если это рынок с совершенной конкуренцией, так, чтобы достичь равновесия, соответствующего социальным предпочтениям.
Даже в обществах, которые серьезно заботятся об уважении прав личности, всегда бывают случаи, когда для патерналистского вмешательства группы «просвещенных» деятелей имеются веские основания. Прекрасный тому пример – контроль за продажей лекарств. Конечно, можно себе представить рынок, где свободно продаются любые препараты, вплоть до самых ядовитых. Безусловно, в длительной перспективе такой рынок функционировал бы эффективно – даже резонно предполагать, что случаи проб и ошибок отдельных потребителей позволили бы ускорить темпы прогресса в медицине. Тем не менее, пожалуй, стоит сэкономить на таких пробах и ошибках, положившись в этой области на группу «просвещенных» медиков и фармацевтов.
Проблема государственного патернализма состоит в том, что он всегда в большей или меньшей степени основан на авторитарных действиях. Есть опасность, что он станет прикрытием для волеизъявления государственных чиновников и послужит оправданием любого государственного вмешательства. Поэтому многие авторы во имя «этики свободы» отвергают даже саму идею социально значимых благ.
Вместе с тем определение общественного благосостояния с точки зрения индивидуализма предполагает, что можно выяснить предпочтения индивидов и свести их в один комплексный показатель (т. е. можно построить функцию общественного благосостояния). Однако доказано, что технически невозможно построить показатель такого рода, соблюдая при этом некие минимальные нормы этического и логического порядка («теорема о невозможности» Кеннета Эрроу). Таким образом, есть опасность, что значение показателя общественного благосостояния будет зависеть не столько от предпочтений индивидов, сведенных в этот показатель, сколько от того, каким образом они сводились. Поэтому можно допустить возможность определять оптимальные решения социального характера не на основе некоего показателя сведенных воедино предпочтений индивидов (функции общественного благосостояния), а на основе простой функции государственного предпочтения, соответствующей только предпочтениям ответственных лиц, принимающих государственные решения. Это равносильно предположению о том, что в условиях представительной демократии предпочтения «представителей», избранных голосованием, достаточно прямо соотносятся с предпочтениями тех, кто их избирал. Даже если этот анализ вдохновлен посылками индивидуализма, он вполне логично сможет привести к положениям органической школы (не из философских, а из практических соображений).
Несмотря на те пределы, о которых было сказано, и за исключением тех случаев, когда в явном виде упоминается обратное, теория благосостояния придерживается по преимуществу индивидуалистского определения общественного благосостояния. Она также предполагает – опять же когда явно не утверждается обратное, – что функции полезности индивидов независимы и что всякое увеличение полезности одного без уменьшения полезности других соответствует росту общественного благосостояния.
Это представляет собой не что иное, как критерий Парето. Но это выражение не обязательно будет истинным, например, если значения индивидуальной полезности независимы по причине альтруизма или зависти.
Одна из основных причин, почему индивидуалистское определение общественного благосостояния представляет такой интерес, состоит в том, что это определение позволяет простым способом охарактеризовать экономические решения. Полностью он описывается значениями полезности индивидов – членов изучаемого сообщества.
Так, по первой теореме экономики благосостояния конкурентное равновесие – оптимум по Парето, по крайней мере если этот оптимум существует и если выполняется ряд условий. Тогда свобода принятия решений, направленных на оптимизацию полезности у индивидов и предприятий на рынке, приводит к тому, что решения в ситуациях общественного выбора будут совпадать с решениями, которые были бы выбраны централизованно и которые удовлетворяют критерию оптимума по Парето. Это означает, что сигналы, посылаемые индивидам в виде цен, достаточны для того, чтобы избегать неэффективного использования полезности индивидов.
Однако достигнутый оптимум зависит от первоначального распределения ресурсов. Критерий Парето позволяет лишь удостоверяться в том, что мы находимся на границе общественной эффективности. Для того чтобы сопоставлять показатели общественного благосостояния для разных точек оптимума, лежащих на этой границе, нужно знать функцию общественного благосостояния W. Если предположить, что эта функция относится к индивидуалистскому типу, то в случае двух индивидов или групп A и B она будет выглядеть так: W = W(UA, UB). На координатной плоскостиUAUB на рис. 1.3 эта функция выражена совокупностью общественных кривых безразличия, которые являются проекциями горизонтальных срезов плоскости W(UA, UB) в трехмерном пространствеWUAUB. Значит, каждая кривая такова, что для некоего заранее заданного значения W: W(UA, UB) = W
Понятие функции общественного благосостояния введено А. Бергсоном (1938) и П. Самуэльсоном (1947). В самом общем виде функция общественного благосостояния, или SWF, записывается следующим образом: W = W(r1, …, ri, …, rm), где r – это переменные, влияющие на значение общественного благосостояния. Чаще всего предполагается, что r – переменные исключительно экономические, но очевидно, что свое влияние может оказывать и множество других факторов (этических, социальных, политических и т. п.). Например, если в функции, построенной на принципах индивидуализма, r влияют на общественное благосостояние только посредством функций полезности индивидов, то в сообществе, состоящем из n лиц,
Функция W может быть определена относительно индивидуальных полезностей, так как этого достаточно для того, чтобы строить кривые безразличия U, и, следовательно, для того, чтобы подбирать на границе общественной эффективности оптимум, который максимизирует общественное благосостояние.
При этом следует:
– либо предположить, что W такова, что всякое возрастание полезности UA, каким бы оно ни было, по определению расценивается как более общественно предпочтительное, чем возрастание полезности UB. Но в таком случае эта SWF, называемая еще «этической диктатурой», ставит больше новых вопросов, чем разрешает сама;
– либо иметь в распоряжении функции полезности индивидов не только количественных, но еще и сопоставимых между собой (т. е. таких, что MRS между полезностью индивида i и полезностью индивида j остается неизменным).
Самые широко используемые формы SWF, опирающиеся на последнюю гипотезу, следующие:
– функции бентамовского типа, W = ΣUi (благосостояние определяется как сумма «удовольствий и тягот» и позволяет получить «наибольшее счастье для наибольшего числа людей», как этого хотел И. Бентам);
– так называемые неоутилитаристские функции, или функции типа Харсаньи, которые вычисляют общественное благосостояние как средневзвешенную сумму полезностей индивидов:
– функции роулсовского типа (по имени философа Джона Роулса). Целью было достигнуть максимальной полезности для индивида, имеющего наименьшую полезность (принцип макси-мин). Функция благосостояния, которую следует максимизировать: W = min(Ui). По Роулсу это то, чего желали бы индивиды, которые бы двигались «под вуалью неведения» (т. е. они должны были выбирать общественные решения, не зная своего будущего положения в обществе).
Графически (на рис. 1.4 а, б, в, г, д, е, ж) приведенные выше функции соответствуют:
1) общественным линейным кривым безразличия с наклоном – 1 (Бентам), с отрицательным наклоном (неоутилитаризм) (рис. 1.4а и 1.4б);
2) гиперболическим общественным кривым безразличия (равносторонним для функций Нэша и неравносторонним для необобщенных функций Нэша) (рис. 1.4в и 1.4 г);
4) линейным общественным кривым безразличия: вертикальным (рис. 1.4е) или горизонтальным (рис. 1.4ж) (критерий Роулса в случае, если граница общественной эффективности содержит возрастающие сегменты, что предполагает существование взаимозависимостей, происходящих от проявлений альтруизма и/или зависти). В случае, изображенном на рис. 1.4е, форма границы общественной эффективности такова, что максимизированная полезность – поскольку она самая низкая – равна A и находится в точке ZA. В случае, изображенном на рис. 1.4ж, максимизированная эффективность – поскольку она самая низкая – равна B в точке ZB.
И. Бентам, как и другие ученые-экономисты, которые внесли свой особый вклад в развитие учения утилитаризма (так, например, еще Дж. Милль первый высказал сомнение в отношении предположения о том, что для людей, располагающих разными доходами, существует одинаковый порядок извлечения полезности), исходил из того, что общественное богатство состоит из достижения наибольшего счастья для максимального числа людей.
В связи с этим учение утилитаризма, по крайней мере в механизмах реализации, не многим отличается от теории полного равенства, поскольку идея утилитаризма о неодинаковой функции индивидуальной полезности для людей с разным уровнем дохода позволяет теоретически обосновать перераспределение части дохода между высоко– и низкодоходными группами населения (при помощи прогрессивного налогообложения и трансфертных платежей). В этой связи заметим, что многообразные формы государственного вмешательства, характерные для социально-экономического развития в ХХ в., и широкое использование нерыночного перераспределения богатства и сформировали эгалитарную (уравнительную) модель распределения доходов. Принятие в рамках корпоративного общества и социального государства законов о минимальной заработной плате, о социальном страховании рабочих в случае безработицы, о социальном обеспечении нетрудоспособных и наиболее бедных слоев общества предопределили отход от рыночной справедливости и рыночной модели распределения доходов к эгалитарной модели их распределения. Как известно, наиболее крайняя форма уравнительной справедливости, трактуемая как установление полного равенства, ведет к снижению трудовой и предпринимательской активности и как следствие этого к социальному иждивенчеству.
Это объясняется тем, что основное место в реализации уравнительной (статичной) модели распределения доходов отводится системе прогрессивного налогообложения, которая в сочетании с организацией программы трансфертных платежей является инструментом по выравниванию уровня доходов населения. По мнению Л.И. Якобсона, шкалы прогрессивного налогообложения необходимо рассматривать в комплексе со шкалами разного рода социальных выплат, имеющихся в конкретном обществе. Объективным же критерием для применения прогрессивного налогообложения доходов высокодоходных групп населения будет являться их удельный вес в совокупных доходах общества.
Однако в механизме перераспределения доходов через трансфертные платежи имеются серьезные недостатки, так как организация управления ими оказалась очень дорогостоящей и сильно бюрократизированной. А. Окун в своих работах сравнивал организацию трансфертных платежей с «дырявым ведром», а размер «утечки из ведра» он характеризовал как административные издержки и социально-экономические потери общества, обусловленные дестимулирующими последствиями на субъектов экономики как от предоставления самих трансфертных платежей, так и от введения системы прогрессивного налогообложения.
Другим важным недостатком статичных моделей распределения доходов (в рамках эгалитарного подхода к решению проблемы бедности) является то, что множество социальных пособий и слабый контроль за их целевым использованием создают проблему, вошедшую в экономическую литературу под названием «ловушка бедности». Имеется в виду ситуация, когда возможность достижения материального положения обеспечивается не за счет стимулов к труду, а за счет получения разного рода пособий. Еще один важный момент в рамках этой проблемы – то, что данные социальные пособия стали важным фактором, способствующим дезинтеграции института семьи, поскольку их предоставление носит в основном категориальный характер, – например, их действие распространяется на одиноких матерей или стариков и т. д.
Далее отметим, что парадигма социального развития, которая лежит в основе корпоративного общества и социального государства, предполагает в основном статичную модель распределения доходов между высоко– и низкодоходными группами населения. Данная парадигма и легла в основу теории благосостояния, которая была описана немецким ученым А. Вагнером еще в конце XIX в., что по времени совпало с этапом перехода от капитализма свободной конкуренции к корпоративному обществу. Реализация основных положений, заложенных в теорию благосостояния, дала возможность при сохранении основ рыночной экономики создать новую парадигму социального развития, а именно – социальное государство.
Особое место в теории благосостояния экономическая наука отводит концепции А. Маршалла об излишках потребителя и излишках производителя. Достоинством маршалловской концепции богатства является то, что она сочетает как производственный, так и потребительский подходы к проблеме общественного богатства. Это дает возможность ее широкого использования для аналитических целей, например для оценки распределения налогового бремени и оптимизации уровня налогообложения, а также объема предоставляемых субсидий, направляемых на стимулирование процесса потребления. В этой связи А. Маршалл писал, что неравномерность богатства есть серьезный дефект в экономическом устройстве, и поэтому его уменьшение, достигнутое средствами, которые не подрывают мотивов свободной инициативы, можно рассматривать как общественное достижение.
Определенный вклад в понимание общественного богатства внесла теория рационального потребительского поведения, особая заслуга в разработке которой принадлежит немецкому статистику Эрнсту Энгелю, который описал кривые, связывающие доходы и структуру расходов на потребление. Законы Энгеля имеют большое практическое значение, поскольку используются для сравнительного анализа благосостояния человека, региона и страны в целом.
Все вышеописанные подходы к пониманию общественного богатства (а также концепция инфляционных ожиданий и концепции предельной и средней склонности к потреблению и сбережению в текущем и долгосрочном периодах) предполагают исследование общественного богатства с позиции микроэкономики, поэтому в дальнейшем перейдем к рассмотрению понятия общественного богатства и общественного благосостояния, исходя из основ макроэкономики.
В связи с тем, что существует немало объективных причин нерационального с точки зрения общества поведения потребителей (в том числе и асимметрия информации), особое значение приобретает социальная теория общественного богатства, опирающаяся на использование метода «социальные затраты – социальные выгоды». Сторонники теории синергетического эффекта делают принципиальный вывод, что общество не сумма индивидуальной полезности отдельных потребителей, а единое целое.
Макроэкономическое понимание общественного богатства сформировалось в первой половине ХХ в. (на этапе становления корпоративного общества и социального государства) под воздействием идей кейнсианского макроэкономического анализа равновесия валового общественного продукта и концепции построения системы национальных счетов.
В дальнейшем новые идеи и направления экономической мысли, такие как неоклассическая экономическая теория, посткейнсианство, неоклассический синтез, монетаризм и т. п., развивались на базе идей представителей классической экономической теории и кейнсианства. Практически все концепции допускают применение мер государственного регулирования и перераспределения доходов. С точки зрения проводимого в данной работе исследования различия между ними заключаются в пропорциях между рынком и государством. Так, неоклассики и монетаристы в вопросах перераспределения сводят роль государства к минимуму. Последователи Кейнса, напротив, считают, что государство должно играть в процессах перераспределения более активную роль и стимулировать экономический рост.
Эволюция взглядов на проблему распределения доходов представляет собой практический интерес, поскольку отчасти позволяет понять логику действий правительства, занимающегося решением данной проблемы. При этом изменения экономической мысли относительно распределения доходов рассматривались в целях исследования, проводимого в данной работе, поскольку больший интерес представляет ответ на вопрос о воздействии, которое оказывает уровень социального развития на экономический рост.
Парадигма экономического роста, направленная на развитие человеческого и экологического факторов в системе общественного прогресса, а также на качественные и структурные преобразования в экономике, в связи с политикой государства по поддержке процесса потребления дала импульс социальной теории общественного богатства. В рамках данной теории были достаточно детально проанализированы понятия «социальный оптимум», «внешние эффекты» и порядок их трансформации в систему экономических инструментов, таких как налоги, субсидии и цены. Комплексный подход к оценке экономического и социального эффектов лег в основу теории общественного благосостояния. Поскольку такой чисто экономический показатель, как валовой национальный продукт в пересчете на душу населения, является недостаточным для свободной оценки уровня социально-экономического развития страны, в современной методике ООН используется новый индекс социального развития, построенный с учетом трех основных критериев. Это – возможность вести долгую и здоровую жизнь, приобрести школьное образование и профессиональную подготовку, а также достичь такого уровня дохода, который позволит обеспечить минимальные потребности.
Как видно из приведенных выше основных положений теории общественного благосостояния, центральное место в ней (определяющее парадигму социально-экономического развития общества) независимо от макро– или микроэкономического подхода занимает концепция распределения доходов населения и соответствующие им модели распределения богатства, к рассмотрению которых и перейдем.
Так, если рассматривать государство как действительность в себе, которая относительно индивидов стоит выше и совершенно отдельно от них, то общественное благосостояние W – функция общественного благосостояния государства, UE – потребление m благ n индивидами общества,
где xij – это количества благ j, потребленных индивидами i.
В теории индивидуализма государственный институт не является действительностью в собственном смысле слова, он лишь инструмент, которым индивиды пользуются в своих личных интересах внерыночными путями. Потребитель «независим» по отношению ко всем тем благам, что он потребляет – будь это благо, поставляемое рынком или государством. Значит, общественное благосостояние W напрямую зависит лишь от функций полезности индивидов U1, …, Un. Функция общественного благосостояния выглядит так:
Если не вдаваться в споры о философской обоснованности понятия общественного благосостояния в индивидуализме, то это понятие ставит следующую проблему: в каждом обществе существуют пределы независимости потребителя. Государство будет пользоваться своим правом накладывать ограничения, навязывая потребителям определенные предпочтения с целью «облагодетельствовать их помимо их воли». Трудно не согласиться, что общественный патернализм над индивидуальными предпочтениями иногда оправдан. Исходя из этого патерналистского отношения, можно считать, что в реальности собственные предпочтения государства (UE) вступают в сложное взаимодействие с предпочтениями индивидов, и записать:
Общественный вес, придаваемый UE, можно рассматривать как меру государственного патернализма, принятого в сообществе. Для иллюстрации данного утверждения рассмотрим понятие «социально значимые блага».
Социально значимыми благами называют частные блага, потребление которых – вопрос, представляющий определенный общественный интерес. В отношении этих благ рынок может функционировать нормально, что и позволяет достичь оптимума по Парето, когда рассматривается совокупность индивидов. Если потребитель совершенно «независим», т. е. если функция общественного благосостояния строго индивидуалистская, то для данного распределения ресурсов рыночное равновесие соответствует максимуму общественного благосостояния.
Тем не менее общество может считать, что индивиды не могут сами правильно судить о своем «подлинном» благосостоянии, и полагает:
• что они плохо информированы;
• что их образование не позволяет им должным образом обрабатывать доступную им информацию;
• что существуют общественные ценности, которые выше индивидуальной свободы выбора.
Поэтому следует различать так называемые социальные предпочтения, а именно те, которые бы предъявили индивиды, если бы они обладали таким уровнем информированности, образованности и гражданской ответственности, которого хотело бы общество, и реально предъявленные предпочтения.
Аллокация ресурсов, отличная от той, которая присуща рынку с совершенной конкуренцией, предполагает патерналистское вмешательство в процесс производства и обмена различных благ (товаров и услуг), потребляемых индивидами. Обязательное образование, обязательные медицинские осмотры, ограничения на потребление определенных товаров (спиртное, табак, наркотические препараты) – это классические примеры подобного вмешательства, отчасти оправданные логикой патернализма. Речь в данном случае идет не о том, чтобы решать проблему внешних эффектов, а о том, чтобы с учетом общественной необходимости «уберечь индивидов от них самих» или «осчастливить помимо их собственной воли», т. е. патерналистские меры будут ставить своей целью изменить рынок, даже если это рынок с совершенной конкуренцией, так, чтобы достичь равновесия, соответствующего социальным предпочтениям.
Даже в обществах, которые серьезно заботятся об уважении прав личности, всегда бывают случаи, когда для патерналистского вмешательства группы «просвещенных» деятелей имеются веские основания. Прекрасный тому пример – контроль за продажей лекарств. Конечно, можно себе представить рынок, где свободно продаются любые препараты, вплоть до самых ядовитых. Безусловно, в длительной перспективе такой рынок функционировал бы эффективно – даже резонно предполагать, что случаи проб и ошибок отдельных потребителей позволили бы ускорить темпы прогресса в медицине. Тем не менее, пожалуй, стоит сэкономить на таких пробах и ошибках, положившись в этой области на группу «просвещенных» медиков и фармацевтов.
Проблема государственного патернализма состоит в том, что он всегда в большей или меньшей степени основан на авторитарных действиях. Есть опасность, что он станет прикрытием для волеизъявления государственных чиновников и послужит оправданием любого государственного вмешательства. Поэтому многие авторы во имя «этики свободы» отвергают даже саму идею социально значимых благ.
Вместе с тем определение общественного благосостояния с точки зрения индивидуализма предполагает, что можно выяснить предпочтения индивидов и свести их в один комплексный показатель (т. е. можно построить функцию общественного благосостояния). Однако доказано, что технически невозможно построить показатель такого рода, соблюдая при этом некие минимальные нормы этического и логического порядка («теорема о невозможности» Кеннета Эрроу). Таким образом, есть опасность, что значение показателя общественного благосостояния будет зависеть не столько от предпочтений индивидов, сведенных в этот показатель, сколько от того, каким образом они сводились. Поэтому можно допустить возможность определять оптимальные решения социального характера не на основе некоего показателя сведенных воедино предпочтений индивидов (функции общественного благосостояния), а на основе простой функции государственного предпочтения, соответствующей только предпочтениям ответственных лиц, принимающих государственные решения. Это равносильно предположению о том, что в условиях представительной демократии предпочтения «представителей», избранных голосованием, достаточно прямо соотносятся с предпочтениями тех, кто их избирал. Даже если этот анализ вдохновлен посылками индивидуализма, он вполне логично сможет привести к положениям органической школы (не из философских, а из практических соображений).
Несмотря на те пределы, о которых было сказано, и за исключением тех случаев, когда в явном виде упоминается обратное, теория благосостояния придерживается по преимуществу индивидуалистского определения общественного благосостояния. Она также предполагает – опять же когда явно не утверждается обратное, – что функции полезности индивидов независимы и что всякое увеличение полезности одного без уменьшения полезности других соответствует росту общественного благосостояния.
Это представляет собой не что иное, как критерий Парето. Но это выражение не обязательно будет истинным, например, если значения индивидуальной полезности независимы по причине альтруизма или зависти.
Одна из основных причин, почему индивидуалистское определение общественного благосостояния представляет такой интерес, состоит в том, что это определение позволяет простым способом охарактеризовать экономические решения. Полностью он описывается значениями полезности индивидов – членов изучаемого сообщества.
Так, по первой теореме экономики благосостояния конкурентное равновесие – оптимум по Парето, по крайней мере если этот оптимум существует и если выполняется ряд условий. Тогда свобода принятия решений, направленных на оптимизацию полезности у индивидов и предприятий на рынке, приводит к тому, что решения в ситуациях общественного выбора будут совпадать с решениями, которые были бы выбраны централизованно и которые удовлетворяют критерию оптимума по Парето. Это означает, что сигналы, посылаемые индивидам в виде цен, достаточны для того, чтобы избегать неэффективного использования полезности индивидов.
Однако достигнутый оптимум зависит от первоначального распределения ресурсов. Критерий Парето позволяет лишь удостоверяться в том, что мы находимся на границе общественной эффективности. Для того чтобы сопоставлять показатели общественного благосостояния для разных точек оптимума, лежащих на этой границе, нужно знать функцию общественного благосостояния W. Если предположить, что эта функция относится к индивидуалистскому типу, то в случае двух индивидов или групп A и B она будет выглядеть так: W = W(UA, UB). На координатной плоскостиUAUB на рис. 1.3 эта функция выражена совокупностью общественных кривых безразличия, которые являются проекциями горизонтальных срезов плоскости W(UA, UB) в трехмерном пространствеWUAUB. Значит, каждая кривая такова, что для некоего заранее заданного значения W: W(UA, UB) = W
Рис. 1.3. Общественные кривые безразличия и выбор оптимума по ПаретоОбщественные кривые безразличия позволяют среди всех возможных оптимумов по Парето (т. е. лежащих на границе общественной эффективности) выбирать тот, который позволяет максимизировать значение общественного благосостояния (точка Z на рис. 1.3, соответствующая общественной кривой безразличия, лежащей выше всех других). Этот оптимум соответствует особому распределению начальных ресурсов (и, как следует непосредственно из изображенного на рис. 1.3, особому числовому значению отношения между значениями полезностей групп A и B). Мы видим, что на основе функции общественного благосостояния и общественных кривых безразличия, которые из нее вытекают, можно подбирать оптимум, соответствующий распределению ресурсов (а следовательно, и полезностей), общественно признанному наилучшим. Функция общественного благосостояния учитывает критерии равенства и справедливости распределения в выборе общественных решений и, таким образом, позволяет классифицировать оптимумы по Парето.
Понятие функции общественного благосостояния введено А. Бергсоном (1938) и П. Самуэльсоном (1947). В самом общем виде функция общественного благосостояния, или SWF, записывается следующим образом: W = W(r1, …, ri, …, rm), где r – это переменные, влияющие на значение общественного благосостояния. Чаще всего предполагается, что r – переменные исключительно экономические, но очевидно, что свое влияние может оказывать и множество других факторов (этических, социальных, политических и т. п.). Например, если в функции, построенной на принципах индивидуализма, r влияют на общественное благосостояние только посредством функций полезности индивидов, то в сообществе, состоящем из n лиц,
Функция W может быть определена относительно индивидуальных полезностей, так как этого достаточно для того, чтобы строить кривые безразличия U, и, следовательно, для того, чтобы подбирать на границе общественной эффективности оптимум, который максимизирует общественное благосостояние.
При этом следует:
– либо предположить, что W такова, что всякое возрастание полезности UA, каким бы оно ни было, по определению расценивается как более общественно предпочтительное, чем возрастание полезности UB. Но в таком случае эта SWF, называемая еще «этической диктатурой», ставит больше новых вопросов, чем разрешает сама;
– либо иметь в распоряжении функции полезности индивидов не только количественных, но еще и сопоставимых между собой (т. е. таких, что MRS между полезностью индивида i и полезностью индивида j остается неизменным).
Самые широко используемые формы SWF, опирающиеся на последнюю гипотезу, следующие:
– функции бентамовского типа, W = ΣUi (благосостояние определяется как сумма «удовольствий и тягот» и позволяет получить «наибольшее счастье для наибольшего числа людей», как этого хотел И. Бентам);
– так называемые неоутилитаристские функции, или функции типа Харсаньи, которые вычисляют общественное благосостояние как средневзвешенную сумму полезностей индивидов:
– функции роулсовского типа (по имени философа Джона Роулса). Целью было достигнуть максимальной полезности для индивида, имеющего наименьшую полезность (принцип макси-мин). Функция благосостояния, которую следует максимизировать: W = min(Ui). По Роулсу это то, чего желали бы индивиды, которые бы двигались «под вуалью неведения» (т. е. они должны были выбирать общественные решения, не зная своего будущего положения в обществе).
Графически (на рис. 1.4 а, б, в, г, д, е, ж) приведенные выше функции соответствуют:
1) общественным линейным кривым безразличия с наклоном – 1 (Бентам), с отрицательным наклоном (неоутилитаризм) (рис. 1.4а и 1.4б);
2) гиперболическим общественным кривым безразличия (равносторонним для функций Нэша и неравносторонним для необобщенных функций Нэша) (рис. 1.4в и 1.4 г);
Рис. 1.4. Форма общественных кривых безразличия в зависимости от функций общественного благосостояния3) общественным кривым безразличия с прямым углом к биссектрисе первого квадранта, являющейся осью симметрии (критерий Роулса в случае, если граница общественной эффективности – постоянно убывающая) (рис. 1.4д). Оптимум в таком случае находится в Z0, такой что UA = UB; критерий Роулса дает тот же результат, что эгалитаристский критерий – рис. 1.4д);
4) линейным общественным кривым безразличия: вертикальным (рис. 1.4е) или горизонтальным (рис. 1.4ж) (критерий Роулса в случае, если граница общественной эффективности содержит возрастающие сегменты, что предполагает существование взаимозависимостей, происходящих от проявлений альтруизма и/или зависти). В случае, изображенном на рис. 1.4е, форма границы общественной эффективности такова, что максимизированная полезность – поскольку она самая низкая – равна A и находится в точке ZA. В случае, изображенном на рис. 1.4ж, максимизированная эффективность – поскольку она самая низкая – равна B в точке ZB.