Сложность работы с источниками приводила к тому, что историки, занимающиеся периодом раннего Средневековья, «темных веков» в Ирландии и Уэльсе, нередко высказывали мнение о невозможности написания адекватной работы, освещающей историю этих стран в раннее Средневековье. Профессор Венди Дэвис считает: «Невозможно написать историю раннесредневекового Уэльса так, чтобы она отвечала требованиям современной науки, поскольку доступные нам источники не помогают в решении даже простейших проблем»[72]. С такой формулировкой уже применительно к Ирландии согласен исследователь ранней истории острова Дави О Кронин. Он указывал на парадоксальное явление: историку доступно слишком много источников по этому периоду, и трудность, с его точки зрения, заключается в том, чтобы решить, какой материал стоит использовать, а какой отринуть? В отличие от Ф. Бирна Д. О Кронин не стремится и не считает нужным привлекать все возможные источники[73].
   Несмотря на влияние антинативистов в среде историков, многие авторы подобно Д. О Кронину признают уникальное положение Ирландии в раннее Средневековье. Речь идет об отсутствии римской власти в древней Ирландии, о более чем тысячелетнем (вплоть до скандинавской экспансии) непрерывном развитии местной культуры, во многом отличающейся от культуры континентальной Европы (однако принятие христианства в V в. ставит под сомнение такую непрерывность). Признается оригинальность если не кельтской, то, по крайней мере, ирландской церкви[74].
   В русской исторической науке проблемам социально-политической истории раннесредневековой Ирландии была посвящена только одна обобщающая монография – работа С. В. Шкунаева «Община и общество западных кельтов» (М., 1989). Уникальность этой монографии, по сей день не потерявшей своего значения, в том, что вопросам общины и общинного землепользования у кельтов в западной историографии уделялось и продолжает уделяться крайне мало внимания. Так, даже в последней подробнейшей фундаментальной монографии Фергуса Келли «Сельское хозяйство в древней Ирландии» («Early Irish Farming») ирландской родовой общине и ее земле, составлявшей бо́льшую часть хозяйственно используемых земель, посвящена всего одна страница[75].
   С. В. Шкунаев рассматривал в своей работе ирландские раннесредневековые законодательные трактаты, наиболее известные из которых: обширный свод законодательных трактатов «Великая Старина» («Senchas Már»), входящий в него трактат о социальных статусах «Малое Наставление» («Uraicecht Becc»), трактат о статусах «Críth Gablach», сочинение о королевских правах и обязанностях «Завещание Моранна» («Audacht Morainn») и др. На основании этих источников Шкунаев приходит к выводу о длительной архаичности древнеирландского общества, которое накануне и несколько веков спустя после принятия христианства находилось на более архаичной стадии, чем Галлия I в. до н. э., уже забывшая институт царской власти. По Шкунаеву общая земля родовой общины (fine) сохранялась в Ирландии в эпоху раннего Средневековья. Земля эта делилась на уделы свободных общинников, продажа, расхищение и отчуждение которых регулировались рядом древних законов[76].
   Шкунаев затрагивает и проблемы функционирования ирландской родовой общины в контексте малого племенного королевства (туата) и в связи с королевской властью. Так, для исследователя раннеирландских законов становится очевидным, что «давние традиции совместного пользования пастбищными угодиями, поддержания в порядке дорог и т. д. переориентируются, превращаясь в узел связей соседского типа»[77]. Можно добавить, что это могут быть связи на уровне одного или нескольких туатов или даже на уровне пятины, как мы это видим в житии св. Бригиты Когитоса. Важно помнить здесь и объединяющую роль власти короля и членов королевского рода, клиенты которого обязаны были следить за порядком и расчищать свой участок дороги во время зимнего гостевания (cóe)[78].
   Что касается уже упоминавшейся статьи К. О Лохланна «Дороги в древней Ирландии» («Roadways in ancient Ireland»)[79], она посвящена не только пяти главным дорогам Ирландии, но и в целом дорогам в Ирландии до прихода англо-нормандцев. О Лохланн предупреждает читателя, что его работа впервые поднимает эту тему и что разные аспекты дороги в раннеирландском обществе еще ждут своих исследователей. К сожалению, тема эта, поднятая ирландским историком, так и осталась без внимания последующих исследователей.
   Автор настаивает на первенстве континентальных и островных кельтов в дорожном строительстве и считает, что римляне в Галлии и Британии в основном заимствовали кельтскую дорожную систему. В свете археологических данных это мнение, по крайней мере, заслуживает внимания[80]. О Лохланн анализирует в своей работе различные древне– и среднеирландские топонимические термины, относящиеся к дороге, а также рассматривает иерархию дорог в ранней Ирландии.
   Во второй части своей работы автор пытается локализовать пять главных дорог Ирландии на всем их протяжении, используя все доступные ему источники. К сожалению, бо́льшая часть источников, на основании которых прослеживается направление дорог, не указана, и сам анализ данных раннеирландской литературы и анналов остается «за кадром». Нам предоставлена только локализация дорог посредством современной ирландской топонимики и довольно подробная карта. Наибольшее возражение вызывает вывод автора о том, что пять дорог вообще не сходились в Таре, в отличие от общепринятого в традиционной литературе представления. Археологическая разведка и аэрофотосъемка позволяет нам достоверно утверждать, что дороги действительно сходились в Таре, и данные письменных источников, таким образом, подтверждаются. Однако в этом случае все равно остается проблема Шлиге Мор, которая шла от современного Голуэя до современного Дублина. Судя по всему, эта дорога образовывала особое ответвление, которое достигало Тары.

Глава III. Предание о пяти дорогах в «Ночном видении Фингена»

   Древнее ирландское предание «Ночное видение Фингена» («Airne Fíngein») посвящено чудесам, сопровождавшим рождение Конна. Согласно издателю повести Ж. Вандриесу текст был написан в древнеирландский период между IX и X вв. Повесть представляет для нас интерес уникальным совмещением пространства и знания в конкретном мифе. Отношение к мифологическому пространству в повести объясняет историю появления пяти дорог. Два восприятия пространства – вертикальное и горизонтальное – отражены в различных хронотопах древнеирландских преданий. Обратимся к одному из ирландских мифологических хронотопов, а именно к тому, что присутствует в «Ночном видении…». В предании говорится о том, как Финген мак Лухта и женщина из сида, Ротниам, встретились на холме Друйм Фингейн в ночь на Самайн. Хронотоп встречи характерен для любого мифологического сюжета: в нем наблюдается единство времени и пространства, и, более того, в «Ночном видении…» говорится о своего рода мифологической повторяемости этой встречи – «Женщина из сида всегда беседовала с ним каждый Самайн» (Boí ben shíde iarom oc aithige Fhinghein Samain do grés)[81]. Ротниам рассказывает Фингену истории о чудесах, что проявились в ночь рождения Конна[82]. В то время как разворачивается действие историй, в ту же самую ночь Финген и Ротниам остаются на том же самом холме, и только сверхъестественный дар женщины позволяет им присутствовать одновременно в нескольких местах Ирландии. Знание (fius) женщины странствует отдельно от нее самой. Ó этого мотива есть параллели и в других ранних ирландских текстах: например, в самом раннем тексте о Бране, сыне Фебала, поэме «Разговор друида Брана и провидицы Фебала над Лох Фебуйл» («Imbaccaldam in druad Brain ocus inna banfhátho Febuil»)[83]. Rothníam можно рассматривать как ирландское соответствие валлийской Арианрод «колесо+сияние» или галльской богини судьбы (?) *Argantorota. Х. Биркхан считает Арианрод лунарной богиней того же круга, что и средиземноморские богини судьбы Тюхе, Немесис или Фортуна[84]. Лунарный характер Ротниам, действующей ночью, тоже очевиден.
   Другим важным моментом в «Ночном видении Фингена» является мотив бодрствования. Символическое воздержание Фингена от сна: «хотя долго мое ночное видение, я не упаду духом» (ñid fota mo airne, ním béra for drochmenmain) позволяет ему задавать определенные вопросы. Параллели этого мотива можно найти в позднейшей артуровской традиции. «Бодрствующий» – это широко известный инициатический символ, а преодоление сна обозначает сопричастность героя трансцендентной ясности, свободной от случайностей материального и индивидуального существования.
   Фрагмент, описывающий пять священных дорог Ирландии, вероятно, является одним из первоначальных источников старин мест, содержащих историю манифестации дорог в ту ночь. Дороги перечислены наряду с другими дарами (búada), появившимися в ночь рождения Конна. Наиболее очевидное значение этих дорог заключается в их положении как линий, соединяющих Тару и пять углов страны. Таким образом, наш текст устанавливает очередную привилегию Тары как «королевского центра». Фрагмент из «Ночного видения…» полон неясных топонимов и имен героев, и я хотел бы рассмотреть сначала сам отрывок. Чтение основано на рукописи D IV.2. (D; fo. 46a2 – fo. 46b1), которую К. Майер датирует концом XIV в., и рукописях XV в.: «Книге из Лисмора» (L; fo. 138b), «Книге из Фермоя» (А; fo. 24b1), «Liber Flavus Fergusiorum» (B; fo. 28a1).
   «Ocus cid búaid n-aile, a ben ?» or Fingen. – «Ní hansa,» or in ben. «Cóic prímróit hÉrenn. Ní frítha cosinnocht, 7 ní rulatar ríg ná carpait : .i. Sligi Midluachra innocht fouair Midluachair mac Damairne, .i. mac ríg Sruba Brain oc torachtain feisi Temrach. Ocus Sligi Cúaland fouair Fer Fí mac Éogabail ria mescuirib síde oc torachtain feisi Temrach. Ocus Slige Asail fouair Asal mac Úmóir maic Doir Domblais ria n-díbergaib Mide oc techt do Themraig. Ocus Sligi Dhala fouair Sétna Secderg mac Dornbuide ria n-druídib Iarmuman oc saigid fheisi Temrach. Ocus Sligi Mór .i. Escir Riadai; is sí roinnes Éirinn, fouair Nár mac Óengusa Umaill ria lathaib gaile Irruis Domnand oc cosnam, comtis hé cétnarístais Temraig. Ocus nís túargabsat na cóic róit sin cosinnocht for Éirinn». Is ann ro gab Fingen rann aile béus :
 
Ce béo i tairisium chian
ním imgaib toirse rodian
ním geib format aidche nduib
fri feis int slúaig i Temraig[85].
 
   «А какой еще дар, о женщина?» – спросил Финген. «Нетрудно ответить», – сказала женщина. – «Пять главных дорог Ирландии. Они не были найдены до сей ночи, и ни короли, ни колесницы не ездили: то есть Шлиге Мидлуахра (дорога Мидлуахайра), что нашел в сию ночь Мидлуахайр, сын Дамарьне, то есть сын короля Срув Брайн, проезжая на Пир Тары. И Шлиге Куаланн (дорога Куалу), что нашел Фер Фи, сын Эогавала, перед разбойниками из сида, проезжая на Пир Тары. И Шлиге Ассайл (дорога Асала), что нашел Асал, сын Умора, сына Дора Домбласа, перед разбойниками из Миде по пути в Тару. И Шлиге Дала (дорога Дала), что нашел Шетна Шекдерг, сын Дорнбуде, перед друидами Иармумана, торопясь на Пир Тары. И Шлиге Мор (Великая Дорога), то есть Эшкир Риада, именно она делит Ирландию. Нашел ее Нар, сын Ойнгуса из Умалла, перед храбрыми воинами из Иррус Домнанн, меряясь силами с ними, чтобы первым достичь Тары. И не появлялись до сей ночи эти дороги в Ирландии». Тогда спел Финген другую песнь:
 
Хоть я долго стою,
я не очень устал;
не завидую в черной ночи
пиру людей в Таре.
 
   Во-первых, я хотел бы обратить внимание на слово, обозначающее в тексте манифестацию дорог. Это слово búaid со спектром значений «победа, совершенство, чудо, дар, трофей». Такой дар (búaid) может быть назван положительным аналогом или противовесом гейса-табу в жизни героя[86]. Сам термин гейс (geis), вероятно, связан с глаголом guidid «молиться, молить». Общее значение этого термина в раннеирландской литературе – табу, нарушение которого (coll, milliud) приводило к разрушительным последствиям или даже смерти героя. Каждый герой ранней ирландской традиции наделялся определенным количеством гейсов при рождении. Обычно друиды, обладающие властью над сверхъестественным, или сами сверхъестественные существа давали гейсы будущим героям и королям[87]. Также с búada, в нашем случае они фактически даны Ротниам, женщиной из сида, в ночь рождения Конна, и, таким образом, все эти чудеса непосредственно связаны с Конном и являются его сверхъестественными достоинствами. При этом búada имеют космический характер и не манифестируются в самом герое.
   Рождение Конна, этого легендарного короля, обеспечило правильное время и обстоятельства для манифестации чудес. Т. О’Рахилли считал, что Конн, эпоним Коннахта, был божественным предком этого народа. Существительное conn в др.-ирл. означало «смысл, разум; голова», что позволило Т. О’Рахилли назвать Конна одним из богов мудрости потустороннего мира ирландской мифологии подобно валлийскому «голове потустороннего мира» – Pwyll penn Annwvyn[88]. (Не сама ли голова Конна/Конн-голова знает о дорогах и других объектах, проявляя это знание в мире?) Важно, что Конн Кетхатах однажды назван Cond Crínna «Конн Мудрый» (LL 364.5)[89], где Crínna – производное от crín «старый, увядший». О’Рахилли считает эту форму аналогом галльск. Senocondus «Старая Голова»[90]. (Не отвергая окончательно аргументов О’Рахилли, представляется возможным предположить, что подобное божество могло послужить моделью для псевдоисторического короля. Это еще более вероятно, если мы примем во внимание более осторожную точку зрения, согласно которой слово connacht могло изначально обозначать «главенство» или «господство» (северной династии) от conn (cond «голова»), а позже было воспринято как «потомки Конна», и «псевдоисторический» персонаж Конн Кетхатах происходит от слова Connacht, а не наоборот[91].) Итак, после рождения бога разума и смысла в мире устанавливается порядок: появляются реки, леса и долины, совершается вторичная космогония. Эта вторичная космогония, сопровождающая рождение Конна, и описана в повести «Ночное видение Фингена», в диннхенхас Темайр Луахра и других диннхенхас. Появление пяти деревьев и пяти дорог после рождения Конна можно отнести, как писал С. В. Шкунаев, к сакральной традиции, а не исторической или легендарной[92].
   В то же время известно, что Конн Кетхатах считался одним из родоначальников гойделов в Ирландии и предком королей из династии И Нейллов. Таким образом, появление пяти дорог в традиции совпадает с переселением этих этнических групп.
   Вообще во всех традициях существует подобное упоминание о какой-то вещи, которая, начиная с определенного времени, была утеряна или спрятана, как, например, soma в Индии или haoma в Иране, Грааль в произведениях артуровского цикла.
   В нашем случае манифестация сокровенных чудес, их проявление в космосе из пред-существования следует за появлением в мире божественного короля или бога мудрости и порядка. Рождение короля часто имеет космогонические ассоциации в ритуалах и мифологиях многих культур[93]. Рождение монарха в рассматриваемом фрагменте можно воспринимать как интронизацию, которая сопровождается появлением на пиру в Таре пяти героев с пяти сторон. Интересно сопоставить наш сюжет с заговором «На поставление царя» из «Атхарваведы», где говорится: «Да изберут тебя племена на царствование, | Тебя – эти пять божественных сторон света!»; и далее «Счастливые пути многие разнообразные, | сойдясь все вместе создали тебе (царю. – Г. Б.) свободное пространство» (III.4.2,7)[94]. Согласно комментарию Т. Я. Елизаренковой это могут быть «счастливые пути» (pathya revátir) или персонификация: «божества счастливых путей и благосостояния». В последнем случае подобные божества аналогичны по своим функциям пяти героям нашего текста. Этот пассаж из «Атхарваведы» нужно иметь в виду и впоследствии, когда будет идти речь о месте пяти дорог в мифологическом пространстве.
   Здесь может быть упомянута параллель из такого отдаленного региона, как Непал: во время радостных событий в жизни королевской семьи, таких как рождение принца, член королевской семьи распределял еду среди нуждающихся подданных. Во время таких событий для благословения королевской семьи призывались боги. В такие моменты от короля ожидалось выполнение его священной обязанности: снабжение всем необходимым своих подданных[95]. Этот ритуал очень похож на Пир Тары, во время которого король выступал в роли щедрого, по-королевски гостеприимного правителя.
   Даже в раннее Новое время ирландские поэты всегда связывали чудеса ночи рождения Конна с этим предком королевской династии И Нейллов и с северной половиной Ирландии как его доменом. В знаменитом «споре филидов» (Iomarbhagh na bhFileadh) в начале XVII в. по поводу первенства северной или южной династии (И Нейллов или Эоганахтов) в Ирландии те же самые чудеса Конна выдвигались северной стороной в защиту своей позиции. Лугайд О Клери, один из северных поэтов, называл все búada, упомянутые в «Ночном видении Фингена», «дарами ему (Конну. – Г. Б.) от Царя Небесного» (a thiodhaicthe ón Rígh do nímh)[96].
   Сейчас необходимо пристальнее взглянуть на сами дороги, как они появляются на сцене в «Ночном видении…», а точнее, обсудить, какая именно дорога называлась slige? Я перевожу это древнеирландское слово как «дорога». Slige – отглагольное существительное от sligid «рубит, валит, расчищает», таким образом, slige – это вырубленный или расчищенный земельный участок, каковым и являлась древняя ирландская большая дорога. Несколько более точных определений slige можно найти в древнеирландских законах. Один из таких текстов был недавно опубликован Ф. Келли из рукописи Н. 3.18 (no. 1337). Иная версия этого текста находится в «Словаре Кормака». Основываясь на языковых критериях, Ф. Келли датирует закон примерно 700 г. (по ранней форме предглагольной частицы di-, сохраненной в di-s-cuet). В нем дается определение slige наряду с другими категориями дорог: «Что такое большая дорога? Нетрудно, две колесницы могут проехать по ней одна мимо другой; она создана для встречи двух колесниц, т. е. колесницы короля и колесницы епископа, так что каждая из них может проехать мимо другой» (Caide int slige? Ní, di-s-cuet da carput sech in aile; doronad fri imairecc da carpat .i. carpat rig carpat espuic ara ndichet cechtar naisech araile)[97]. Slige определяется как одна из королевских дорог, и у нее высшее место в иерархии этих дорог. Важно, что в этом самом раннем описании slige такой вид дорог ассоциируется с колесницами и королями, так же как в вышеупомянутом фрагменте из «Ночного видения…». В древнеирландской литературе колесница всегда является атрибутом короля, героя или аббата, неудивительно, что «королевский центр» Тара связан с пятинами королевскими дорогами. Таким образом, можно составить впечатление, какие дороги имеет в виду автор «Ночного видения…», когда он перечисляет пять sligeda среди других чудес.
   Королевское значение slige подтверждается в предании очевидной связью пяти дорог с королями (ní rulatar ríg ná carpait) и с «королевским центром» Тарой.
   Обсуждая мифологические проблемы, исследователь сталкивается с необходимостью как-то определить существующие отношения времени и пространства в той или иной мифологеме, ирландской мифологеме пяти королевских дорог в нашем случае. Невозможно рассматривать мифологические тексты, разделяя пространство и время. Взаимные связи и зависимость мифологического пространства и мифологического времени в таких текстах позволяют нам говорить об определенном общем «поле» (в этом поле можно рассматривать также мифологическое знание). Время и пространство в мифологии и литературе тесно переплетены. Эта глубокая связь временных и пространственных отношений, отраженная в мифологических текстах, может быть названа мифологическим хронотопом[98]. Термин основан на эйнштейновской теории относительности и был введен в литературоведение М. Бахтиным. Хронотоп – это категория, которую невозможно объяснить вкратце. Он может действовать как средство при анализе текстов в соответствии с пропорциями и природой временных и пространственных категорий в тексте. Важной чертой этого феномена в отличие от большей части других случаев использования времени и пространства в литературном анализе является тот факт, что ни время, ни пространство не доминирует, они глубоко взаимосвязаны. Как писал М. Бахтин: «Время как бы густеет, обретает плоть, становится художественно видимым; так же пространство густеет и становится зависимым от движений времени, сюжета и истории. Хронотоп характеризуют пересечение координат и смешение индикаторов»[99].
   Время и пространство связаны друг с другом в мифологическом хронотопе, из-за их неоднородности мифологический хронотоп часто приобретает странные пропорции и существенно отличается от хронотопа повседневности. Пространство в кельтской мифологии (и особенно в ирландских текстах) сложно организовано как горизонтально, так и вертикально. Горизонтальное пространство нагляднее всего отображено в средневековых ирландских топографических «справочниках» (DinnshenchasAcallamh na Senórach и т. п.); само географическое положение острова предоставляло «ученым людям» модель ограниченной плоской местности как потенциальный источник мифологического освоения.
   Что касается вертикального деления мира в кельтской мифологии, то такое деление довольно бедно представлено. Мы не располагаем такой же богатой и вычурной кельтской космологией, как в скандинавской мифологии. Тем не менее какие-то следы вертикального деления пространства сохранились и в кельтских материалах, чему необходимо посвятить небольшое отступление. Обычная индоевропейская модель деления состоит из трех миров: верхнего, среднего и нижнего на оси мирового древа, и не только люди и сверхъестественные существа, но и животные принадлежат разным мирам.
   Следы вертикального взгляда на пространство сохранились в нескольких кельтских преданиях о сверхъестественных превращениях, но наиболее убедительный пример может быть найден в поэме из самых ранних материалов о Бране, сыне Фебала. Поэма «Разговор друида Брана и провидицы Фебала над Лох Фебуйл» («Immaccallam in druad Brain ocus inna banfhátho Febuil») согласно ее исследователю Дж. Карни написана в начале VII в. Она посвящена сокрытому сокровищу потусторонних женщин в колодце рядом со Срув Брайн. В первой части, где друид обращается к провидице, он описывает волшебный полет своего знания или его способности к познанию (fius) к верхним облакам (co ardníulu), в то время как его тело остается в Дун Брайн. Затем его знание достигает «чистого колодца» (tiprait nglan) с драгоценными камнями под защитой потусторонних женщин[100]. Полет знания начинается в среднем мире людей, где в Дун Брайн остаются сопровождающие друида. Затем его знание переходит в верхний мир облаков (здесь важно отметить разные значения слова nél от «облака» до «экстаза, смерти»). И наконец, его знание ныряет глубоко в потусторонний колодец нижнего мира. Примечательно, что Ротниам в «Ночном видении Фингена» действует подобным же образом, и пока ее тело остается на Друйм Фингейн, ее знание путешествует по стране.