Грилей Андре. Последняя планета

   — Превосходно, Симус Финбар О’Нейл. Я не знаю. И, может быть, никогда не узнаю. Занесенные с Земли целую вечность тому назад, во время Великого Освоения или из какого-нибудь другого места, о котором мы ничего не знаем. Очень медленно эволюционировавшие из-за неблагоприятных условий на этой Планете. Возможно…
   — Бригада, Патрик и Колумсайл?
   — Замечательно! — она нажала на кнопку в стене, и к великому облегчению Симуса, иллюминаторы задернулись шторами.
   — И другими Великими Святыми. Таким образом, вполне вероятно, что так называемая доминирующая раса вмешалась в процесс эволюции этого вида, который, по всей вероятности, является совидом нам и им.
   — Ох.
   — Я высказала то, что подсказывает моя интуиция, Симус, — Она порывисто прикрыла ладонями огромный живот изображенного существа. — Там, где ты усматриваешь преобладание совида, ты сталкиваешься с сексуальной эксплуатацией. При нехватке женщин обладающие властью мужчины выставляют свою силу напоказ, в гаремах, насаждая проституцию.
   Расы смешиваются. Потом, когда превосходящая раса ужасается сделанному, она отрицает прошлое. Это означает, что она отрицает совидовость подчиненной расы. В результате — еще более жестокое насилие, эксплуатация, деградация миллионов существ. Ты понимаешь?
   — Как Вы сами сказали, даже таранцы — фанатики.
   — Даже они, — она криво улыбнулась. — Наконец-то мы выяснили это, — Она вернулась к креслу, опустилась в него так же изящно, как и поднялась.
   — Вы даже сказали, что фанатик извращается сам гораздо в большей степени, чем предмет своего фанатизма.
   Она снисходительно улыбнулась.
   — Хорошо соображаешь, Симус Финбар О’Нейл. Оставим в стороне предвидения социальной науки, — она нетерпеливо откинула отчет. — Держу пари, если только Настоятельнице святого монастыря это разрешается, на оставшиеся на корабле драгоценности, что доминирующая раса под именем своего мнимого превосходства совершила ужасные преступления по отношению к себе самой и другим.
   — Так на чьей же мы стороне? Надеюсь, на стороне несчастных маленьких существ?
   — Каждой расы, — она буквально набросилась на него. — Мы пытаемся восстановить мир, а не принимать ту или иную сторону в конфликте. Пойми.
   Напустив важный вид, он парировал:
   — Мне потребуется некоторое время, чтобы вспомнить хорошенько Святой Закон.
   Капитан откинулась в кресле и сказала очень примирительно:
   — Мы не имеем права быть пристрастными, Симус. Мы не можем на этом замкнуться.
   У зилонгцев есть некоторые странности, которые не укладываются в нашем представлении. Культура слишком отличная от нашей, и мы не можем влиять на нее. Поэтому нам и нужен «ретранслятор»… — у нее сорвался голос.
   — Вы имеете в виду внедрение в психику? Но я не из таких! — его прорвало.
   — А почему ты так в этом уверен? — ее проницательные голубые глаза видели его насквозь.
   Несомненно, в извилинах Потраджа хранятся данные о нем с самого детства. Он не отличался высокими способностями по восприятию психического воздействия, но мог оказывать его на других.
   Его послали на Зилонг, чтобы он впитывал в себя колебания энергии и пересылал их на корабль для расшифровки. Черт бы побрал эту женщину! — ее глаза не отпускали его. Он покорно скользнул в кресло.
   — Высказывайте уж сразу все, до конца.
   — Зилонг, возможно, последняя планета, — она положила руку ему на плечо. — Те, кто поговаривает об изменении Закона, плохо себе представляют наше истинное положение. Иначе бы они требовали более энергично. Мы не можем допустить мятежа.
   — Последняя планета? Женщина, что это значит? В космосе столько планет… Разве Господь не создал их в количестве большем, чем достаточно?
   — Симус, я имею в виду, последняя — для нас. «Иона» устала и стара. Она уже не может функционировать так же хорошо, как раньше.
   Наше странствие было самым длительным в истории Тары, и мы не знаем, сколько еще может протянуть этот корабль. По моим прикидкам — еще год-два.
   О’Нейл сурово молчал.
   — Прекрасная моральная поддержка, — невесело резюмировал он. — Положение безнадежно.
   — Неужели, Симус. В нас, кельтах, фанатизм перемешан с надеждой. Именно поэтому мы отправляемся странствовать. Когда надежда исчезает, остается парализующая существо меланхолия. Таких неисправимых оптимистов, как ты, остается совсем мало, — она немного улыбнулась. — А вот меланхолии на нашем корабле хоть отбавляй. Это невозможно исправить. Сколько свадеб среди молодых Диких Гусей было в последнее время? Я думаю, что с твоей помощью это положение можно исправить.
   — Вы полагаете, что с нами происходит то же, что и на Земле во время Великого Голода? У людей просто не осталось надежды на будущее, чтобы заводить семью?
   И снова тяжелый вздох.
   — Слишком много несчастий, слишком часты крушения, слишком много поражений, Симус, даже для такого маленького экипажа с Тары.
   Она говорила медленно, тяжело, словно на ее плечи взвалили печали сразу всех паломников.
   — А если мы не высадимся?.. — спросил О’Нейл.
   Черт побери, конечно я смогу. Но почему она все время что-то недоговаривает?
   Дейдра улыбнулась.
   — Тогда этого не произойдет, и странствие будет продолжаться.
   Она отпустила его взмахом руки.
   — Все, Симус О’Нейл. С тобой все. Пока я не получу от тебя хороших известий, я больше ничего не смогу добавить.
   Подготовка началась. Монах-психолог приготовил микстуру из лекарств и легенду О’Нейла на Зилонге, как безобидного странствующего космического менестреля. Эта роль хорошо подходила Симусу, и вероятность того, что зилонгцы разрушат защиту, специалисты оценили шестью процентами. Защита внесла коррективы и в его внешность. Теперь он выглядел, как в бытность студентом-антропологом Тарского Университета до исключения за чрезмерные возлияния («А кто из нас не пил?» — возразил тогда О’Нейл).
   Аббат спел прощальную мессу. Это было удивительно трогательно. Если бы у них не было надежды на его возвращение, сама Настоятельница приняла бы участие в «прощальном ритуале». Если бы его шансы были высоки, то чествование проводил бы помощник Аббата.
   Поскольку пел Аббат, шансы были средние.
   После Мессы он подошел к Ее Милости.
   — Я не теряю надежды получить ваше последнее благословение до отправления. Уверен, что это не повредит.
   Он преклонил колено, чтобы поцеловать Кельтский крест у нее в руке.
   Она обняла его голову.
   — Иди с Богом, О’Нейл. Возвращайся назад целым и невредимым.
   Это было торжественным благословением. Благостное прикосновение этих рук пронзило все его существо. Он был преисполнен светом, теплом, избытком любви.
   Удивительно, что Настоятельница чувствовала такую любовь к нему.
   А что, собственно, удивительного? Она была женщиной, а он был для нее ребенком.
   Ведь он тоже любил ее. Как мать. Почти…
   В ее глазах застыли слезы. Это было потрясающе. Ведь сентиментальностью их Капитан не отличалась.
   На мгновение показалось, что это оплакивание. Комок подступил к горлу.
   Хеннеси, его второй помощник, ждал вместе с женой у компрессионной камеры, ведущей к миниатюрному космическому кораблю.
   Прекрасно, парень. Твой лучший друг женился на твоей девушке, и теперь они вместе провожают тебя.
   Он пожал руку Фергусу, крепко обнял Тэсси. «Я уверен, детка, ты сделала правильный выбор. Никогда не жалей об этом». Пройдя по длинным коридорам камеры, О’Нейл подумал, что Тэсси, должно быть, действительно права.
   Ну кто бы послал сентиментального Хеннеси на такое дикое задание?
   Он прошел мимо большой группы транспортных судов — «Кевин Барри», «Томас Патрик» и «Даниэль Р. Монихан», миновал тренировочное судно «Неппа Тенди», шаттл Аббата «Майкл Коллинз», крейсерские суда «Бернард Дельвин», «Имон Кази» и «Джон Г.Кеннеди».
   В самом центре камеры швартовался его потрепанный «Имон де Валери». Уверяли, что это корабль для межзвездных перелетов. В действительности же это было расшатанное непредсказуемое корыто, растратившее себя, как и его пилот.
   В переговорном устройстве слышался звон колоколов, зовущих на вечернюю молитву. Он задраил люк корабля. Перед тем, как он нажал на кнопку старта, Потрадж пожелал ему бесстрастным механическим голосом:
   — Да пребудет с тобой Бог, Симус О’Нейл.
   В ответ на это Симус задал несколько конкретных непристойных вопросов о его предках.
   И чтобы лишить старого болтуна возможности ответить, отключил коммуникационный ввод.

3

   О’Нейл с трудом карабкался из глубокой пропасти. Сознание возвращалось к нему. Зилонгцы, тряся и подбрасывая, несли его по джунглям. Они явно недооценивали его способности перемещаться самостоятельно. Он почти пожалел, что сознание вернулось, так как был в жару, в испарине, с пересохшей глоткой.
   Неровная дорога причиняла страдание. Все же, он решил не открывать глаза и начал «считывать» окружающую обстановку — посылал в душе проклятия всем им, столпившимся в Ее тронной комнате.
   С заметными усилиями и множеством отрывистых команд, подаваемых докторшей, они внесли его в небольшое транспортире судно.
   Оно, со свистом рассекая воздух, перемещалось над джунглями, потом над каким-то широким водоемом — озером или рекой — он не успел «рассмотреть». По-видимому, его голова покоилась у нее на коленях, что само по себе было бы вполне утешительно, но не в такой ситуации.
   Джунгли кишели жизнью: крейтоновскими «пищевыми цепочками». Было множество существ, совершенно неизвестных Симусу. Но встречались среди них и огромные медведи, подозрительного вида средних размеров динозавры, стада мастодонтов, какие-то удивительные кошки, очень напоминающие саблезубых тигров с картинок.
   Словно кто-то, забрав их с Земли, разместил всех вместе и совершенно забыл об их существовании. У Симуса было впечатление, что это самое сердце джунглей. Наиболее дикие животные держались на расстоянии. А, кроме того, его захватчики совершенно оцепенели от страха и явно торопились покинуть это место.
   Затем они пересекли интенсивно возделанную равнину, часть которой занимали огромные стада крупного рогатого скота с густой шерстью.
   Будучи продуктом цивилизации, в старинных сагах которой воспевались захватнические набеги на стада, Симус смело смотрел в глаза этого рода «опасности». Но он был слишком разбит и утомлен, чтобы получать удовольствие от подобных встреч.
   Представлены были два или три типа сельскохозяйственных культур, которые обрабатывали роботы и человеческие существа (или похожие на людей), управляющие техникой.
   Ближе к Городу он «увидел» караван повозок, длинную процессию из больших телег, запряженными животными, напоминавшими приземистых неуклюжих лошадей. Караваны повозок сновали взад-вперед по равнине, развозя материалы, напоминавшие металлическую руду и лесоматериалы, и возвращались пустыми за новым грузом.
   По мере приближения к Городу стали попадаться механические средства передвижения — тяжелые, медленно перемещающиеся и гремящие, и удивительно стремительные скутера, подобные их летающему судну.
   Вдали неясно прорисовывались очертания Города. Гигантский промышленный и торговый центр, сердце Зилонга. Однако, психокинетическое чувство Симуса подсказывало ему, что это на удивление безжизненное место. Казалось, оно располагало намного меньшей людской энергией, чем крошечная «Иона».
   В натуре планета выглядела гораздо более привлекательной, чем на картах Леди Дейдры; с единственным континентом в северном полушарии — на полюсе тундра, переходящая по мере продвижения к экватору в степи, далее равнина, центром которой был Город.
   Ниже располагался покрытый снегом массивный горный хребет, окруженный слева тропическим лесом (на окраине которого приземлился Симус), а справа — пустыней. Осадки на планете преимущественно приходили с запада.
   Сам Город располагался на берегу окаймленной лугами реки, берущей начало в горах. Далее она проходила через джунгли, образуя широкий водопад, и, минуя Город, заканчивалась, широкой дельтой вливаясь в море.
   Бог мой, я, проведший всю жизнь в титановой посудине, должен был бы наслаждаться этими восхитительными пейзажами и видами. А вместо этого беспомощно валяюсь в полубессознательном состоянии с жуткой головной болью.
   Наконец, они приземлились на краю города — на такой ослепительно блестящей на солнце платформе, что кроме ощущения полной безлюдности этого места, остальное было выше его усыпленной восприимчивости.
   Я вернусь сюда потом, — слабо пообещал он.
   Вооруженные охранники помогли перенести О’Нейла на монорельсовую платформу. Сначала они миновали поросший травой луг, затем проследовали вдоль набережной медленно текущего широкого водоема, вошли в черный туннель, где Нейл охотно снова потерял бы сознание, если бы это было возможно.
   Докторша беспокойно суетилась над ним. Сказать по правде, ужасно раздражала болтовней и суетой.
   Да оставь ты меня в покое, женщина! Неужели тебе не понятно, что я больной человек? Положи мою голову к себе на колени, и очень прошу тебя, дай мне немного покоя!
   Платформа вылетела из туннеля в широко раскинувшийся большой Город. Масса высоких зданий, окрашенных в нежные пастельные тона — розовый, голубой, нежно зеленый и лимонный — мелькали то слева, то справа.
   Несмотря на дикую головную боль, он «прочел», что Город состоит преимущественно из гигантских башен, высотой в сорок и пятьдесят этажей, сооруженных из горных пород или тяжелого металла, отличающихся формой или отделкой. Казалось, размер зданий подобран под цвет. Но цвета не были нанесены, они каким-то образом были вкраплены в породу и металл. Башни были без окон, но, тем не менее, зилонгская ночь не была непроглядной. Они мерцали в лучах искусственного освещения, исходящего от фундаментов.
   Признаков какой-либо растительности не было.
   Здания разделялись площадями, широкими эспланадами, выполненными в виде шахматного узора — все это изобиловало привлекательной одеждой с разнообразной блестящей отделкой, как и у тех, из полицейского патруля.
   У некоторых одежда опускалась до колен, молоденькие женщины были обнажены до середины бедер. Симус был настолько слаб, что не обратил внимания, хороши ли бедра у женщин.
   Дорогой Создатель, — молился он, — отключи меня полностью. Если я больше не обращаю внимания на женскую, анатомию, значит, я слишком устал. Не гожусь для этой 4 жизни совершенно.
   Конечно, он очень устал, смертельно, но было впечатление, что на его вкус все-таки бедра и округлости полноваты.
   Ему удалось уловить, что кроме монорельса, по которому они сейчас двигались, по улицам взад и вперед сновало множество легких разноцветных персональных суденышек. Кроме этого, существовала широко развитая система туннелей, и время от времени монорельсовая дорога ныряла в них.
   Для таких, как Симус, рожденных и воспитанных на космическом корабле, Город представлял восхитительную панораму цивилизованной жизни, даже несмотря на невообразимую головную боль.
   Должно быть, их культура загнивает очень интенсивно, но поскольку я здесь, я просто обязан хоть чуть-чуть понаслаждаться этим разложением. Ровно настолько, чтобы не измениться самому.
   Конечно, со мной этого просто не может произойти.
   Он почувствовал, что действие наркотиков ослабевает, и решил пересмотреть свое отношение к заботам медички.
   Раз она настаивает на том, чтобы моя голова покоилась у нее на груди, я выполню миссию в части, касающейся вырождения культуры.
   Что же, немного вырождения еще никому не причиняло вреда…
   Стоило ему прижаться потеснее, изображая глубочайший транс, как платформа снова нырнула в туннель, на этот раз более протяженный. Симус пытался уловить шум потоков воды из системы водоснабжения города, но никаких инженерных сооружений подобного рода не было.
   Женщина вела себя совершенно непринужденно. Безусловно, на платформе они были не одни. Он чувствовал присутствие остальных. Но ведь было темно.
   А теперь, Симус, мой мальчик, принимай вещи такими, какие они есть.
   Помни, сознание совершенно покинуло тебя.
   Неожиданно они выскочили на поверхность и остановились перед большим комплексом башен бледно-лимонного цвета. Он почувствовал, что от комплекса исходило хаотическое человеческое излучение.
   Его собственная плоть побуждала к проворству. Женский упругий бюст превратился в источник мучений. Трудно было удержаться и не придвинуться еще чуть-чуть.
   Он успел подумать, что его, должно быть, несут в этот комплекс. Больше он уже не смог воспринимать ничего — мгновенный острый приступ боли и пустота…
   Бог, должно быть, услышал его молитву о забытьи.
   — Доброе утро, поэт О’Нейл. Сегодня вы выглядите лучше, — голос звучал, как хрупкий стеклянный колокольчик.
   Он лежал на горизонтальной кушетке в комнате без окон, освещенной рассеянным светом. Это больше походило на стоматологический кабинет на «Ионе». Да и женщина в мягком белом халате смахивала на ассистента зубного врача.
   Где я, — удивился он, — и кто эта холодная особа, так серьезно разглядывающая меня? Уж не умер ли я? На ад не похоже, потому что совсем не жарко.
   Может быть, я в раю, но почему не слышна божественная музыка, да и женщина не похожа на ангела, по крайней мере, пока не похожа.
   — Я чувствую себя отвратительно, — он помолчал, тщетно пытаясь приподняться. — Слишком слаб, откровенно говоря.
   — Это скоро пройдет, — она улыбнулась. — Вы очень интересный пациент. Чтобы удержать вас, потребовалось шесть наших санитаров. Мы… — она смутилась, — не в обиду будет сказано, но мы еще не имели дела с кем-нибудь вашего размера, поэт О’Нейл.
   Мои размеры, какого черта она имеет в виду?
   — Надеюсь, я не причинил никому вреда?
   — Только несколько синяков. Мы должны извиниться за грубое обращение. Но вы же понимаете, не каждый день в наших джунглях приземляются корабли. Первое Правило обязывает нас быть гостеприимными. Если мы были невежливы по отношению к вам, искренне просим извинения.
   Джунгли? Что за черт?
   С трудом он вспомнил Зилонг. Должно быть, они «прощупывали» меня, но, поскольку я жив, им немногое удалось выудить.
   — Я вижу, вы запрограммировали меня на ваш язык, — он почувствовал, что сказал глупость. Истинный шпион вел бы себя увереннее.
   — Это было совсем не трудно, поэт. У наших языков общие предки. Ваши… дайте мне взглянуть… — она заглянула в блокнот, — …относятся к проанглийскому и древнегальскому с некоторыми необычными чертами тевтонского, в то время, как наш — к романской группе. Мы могли бы обойтись и без перепрограммирования, если бы вы применили транслятор, который носите на поясе.
   О’Нейл оглядел себя. На нем была зилонгская юбочка серого цвета, точно такого же, как мантия менестреля. Транслятора не было, возможно, они изучали его.
   Потом он вспомнил женщину из медицинского персонала. На ее белой униформе были золотые полоски, еще более изысканные, чем тогда, в джунглях, и не менее привлекательные.
   Полоски охватывали грудь, четко обрисовывая ее, дальше спускались по бокам, подчеркивая гораздо более смело, чем в дневном костюме, все изгибы фигуры.
   Правда, в волосах было чуть больше седины, чем ему показалось утром. Тем не менее, она вполне соответствовала «настоящей» женщине.
   У меня никогда не было романа с женщиной зрелых лет. Это может быть любопытно.
   Симус О’Нейл, оставь в покое эту тему. Ты здесь для того, чтобы заниматься разведкой, а не для того, чтобы стать посмешищем в любовных делах.
   Не мели вздора. Разве любовные похождения — это не часть разведывательной миссии? У всех разведчиков, про которых ты читал в монастырской библиотеке, было достаточно времени для таких развлечений.
   И сама она не говорила «нет». Однако, она и «да» не говорила. Ты что, забыл о Законе?
   Только после приглашения!
   Ну, а если я получу такое приглашение от этой женщины?
   — Простите, — продолжала женщина в замешательстве, — за нашу вынужденную жестокость по отношению к вам. Это было необходимо… — Она явно смущалась. — …Мы думали, что это необходимо. Я надеюсь, что вы примете мои извинения, как официальные, так и мои лично.
   — Прекрасно… продолжайте, доктор.
   Она тряхнула головой, словно ее звание не имело никакого значения.
   — Моя мать учила меня не допускать фальши.
   Он попытался изобразить самую игривую улыбку, на которую был способен, но ему удалось едва приподнять губы.
   Она засмеялась, приоткрыв ряд слегка заостренных прехорошеньких зубов.
   Безусловно, их предки были плотоядными. Очко в пользу Леди Дейдры.
   — Поэт О’Нейл, Зилонг редко посещают. Три дня назад мы обнаружили неизвестную мощную активность во внешнем кольце улавливающей системы. Мы не знали, кого или что нам ожидать. Некоторые наши наиболее суеверные люди вспомнили древнее предание о рыжебородом боге, который спустится на Зилонг для того, чтобы его уничтожить. Даже мы, ученые, пришли в замешательство от вашего вида… Да, я доктор. Мое имя Самарита, я директор Центра Биологических Исследований при Институте Тела.
   Они проявили довольно пристальное внимание ко мне, потрясающее внимание, я бы сказал.
   — Рад познакомиться с вами официально, — он пытался придерживаться дружелюбного тона, — и убедиться в том, что обо мне заботятся выдающиеся ученые.
   Она залилась румянцем, все еще испытывая смущение в его присутствии.
   Не может же это помешать?
   — Я надеюсь, — она нахмурилась, — что вы приняли мои извинения. Я искренне сожалею о том, что произошло. Это было крайне негостеприимно.
   Она была серьезна. Извинения не являлись пустой формальностью. Может быть, среди них не было полного единодушия, как поступить с ним? Может быть, она представляла группу ученых, которые не разделяли официального мнения? Или это было проявлением глубоко укоренившейся вежливости?
   Во всяком случае, Потраджу и Настоятельнице было над чем поломать голову. Зилонгцы отследили присутствие «Ионы», и где-то в своей мифологии откопали рыжебородого гиганта.
   Неплохо, ребята. Еще одна оплошность с вашей стороны, и вы можете распрощаться с О’Нейлом. Вслух он сказал:
   — Я принимаю ваши извинения, доктор Самарита. Если уж подвергаться проверке, то приятно сознавать, что ее проводит такая компетентная и милосердная женщина.
   Казалось, что от смущения она готова броситься вон из комнаты.
   — Поэт О’Нейл, вы используете слова с поистине поэтическим искусством.
   Похоже, что они мастаки раздавать титулы.
   — Если вы биолог, то, во всяком случае, вы убедились, что я не бог, если не считать рыжей бороды.
   — Ваше биологическое строение представляет интерес… Я хочу сказать, что во многом оно напоминает зилонгское. Мои коллеги считают, что у вас превосходные данные.
   Казалось бы, она видела его в беспомощном состоянии, кроме того, снимала с него одежду (не говоря уже о том, какие картины рисовало его воображение). И все же, она старалась не смотреть на него, избегала его взгляда.
   — А кроме этого, что вам удалось узнать обо мне? — поинтересовался О’Нейл. — У меня такое чувство, что ничто не скрылось от вашего внимания.
   Красавица вспыхнула.
   — Извините, поэт О’Нейл, что пробы были такими тщательными. Конечно, это унизительно, когда такое происходит без согласия человека. Прошу вас простить меня.
   — Тысячу раз прощаю, — он вложил в эти слова все свое обаяние, — я прощаю вас, доктор, и на будущее.
   Уверившись в его искренности, она легко рассмеялась и села на стул у его изголовья.
   — Вы хорошо себя чувствуете? Иногда после проб бывают неприятные ощущения. Позвольте проверить пульс.
   Когда женщина склонилась над ним, О’Нейл подумал: О, если кому-то потребуется раздевать меня и изучать мою биологию, пусть лучше этим займется она.
   Он не был уверен, сохранилась ли после исследований защита.
   — Итак, вы убедились, что я не божественного происхождения? И что у меня нет намерений разрушать ваш мир?
   Она взглянула на свой жетон.
   — Агрессивность по нашим стандартам низкая, — ее пальцы задержались на его шее чуть дольше, чем это было необходимо. — Но вполне свойственна вашей биологии… Мы нашли вас крайне миролюбивым, — она снова обратилась к записям в книжке. — Поэт Симус О’Нейл, изгнанный с Тары за нарушения, не имеющие для нас никакого значения. Космический менестрель, скитающийся по мирам в поисках удачи, топлива и пищи, несущий миру свое искусство. Мы приветствуем вас на Зилонге. Сожалеем о том, что первая встреча была негостеприимной. Обещаем сделать ваше пребывание у нас приятным.
   Наконец, она взглянула на него и улыбнулась. О’Нейл почувствовал, что с его сердцем происходит что-то необычное.
   Она снова заглянула в записи и покраснела.
   — Вы позволите задать один, возможно, неуместный вопрос? Это… это не входит в круг вопросов, касающихся моей специальности. Но я чувствую, что наши студенты, изучающие поведение, не осмелятся задать вам его.
   — Ради бога, не смущайтесь.
   — Мы обратили внимание, мы не могли не обратить внимания на то, что вы поцеловали меня там, в джунглях, перед тем, как я сделала успокаивающий укол.