Страница:
— Разве? — Симус О’Нейл, да ты круглый дурак. Первое, что ты сделал в этом языческом мире — грубо нарушил их запреты.
— Такое поведение свойственно вашей культуре? — ее кожа стала пурпурной.
Она ужасно привлекательная, когда смущается.
— Просто мы не находим в этом ничего предосудительного. Если у вас так не принято, я прошу прощения в свою очередь.
— Конечно, мы целуемся, но в уединенных помещениях, и только в кругу близких или друзей.
— Мы тоже так делаем, — он решил выиграть время.
— Но ведь мы не были формально представлены друг другу. Мы не близкие и не знакомые. Ваши нормы допускают такое?
— Ну, как вам сказать… — Говори, как есть. — Мне показалось, что вы боитесь меня. Я дал вам понять, что не причиню зла.
— Понятно. Вы очень добры. Я была испугана, и вы решили меня успокоить, — она походила на Еву, вкусившую яблоко; ее лицо и фигура клонились в немом протесте, выражая очарование, испуг и виновность. — Но еще больше поразили. Это было волнующее эротическое ощущение.
И сейчас?
— Запретный плод? — сказал он, думая о Еве.
Изучая с подчеркнутым вниманием свои записи, она проговорила:
— Меня потом все расспрашивали, что я чувствовала? На что это было похоже?
— И?..
— Смеясь, я говорила, — она расхохоталась и удивительно похорошела, — что больше всего это было похоже на то, когда тебя при всех целует рыжебородый бог.
А что говорил МакМорток на занятиях по этике?
«Нет ничего приятнее, чем в поисках истины нарушать принятые правила».
— Я виноват в том, что поставил вас в затруднительное положение, — думая совсем по-другому, сказал О’Нейл.
— Таким образом, ваша культура допускает такое проявление чувств между доктором и пациентом? — она делала пометки в блокноте.
Теперь его длинный ирландский язык мог очень повредить, очень. Даже самое незначительное вранье могло привести в дальнейшем к серьезным последствиям.
— Если не бояться высокого слога, это благоприятно влияет на процесс выздоровления, если хотите знать мое мнение.
Вполне безобидное преувеличение. Он не ожидал, что его примут всерьез.
— Неужели? — она оторвалась от записей. — Да, вижу, вы вполне могли быть…
— Но не больше двух—трех раз в день.
В конечном счете, это был очень целомудренный поцелуй.
— Что вы говорите?! — она делала пометки. — Как это интересно.
— Да, были проведены специальные исследования, показавшие, что это способствует процессу восстановления, ускоряет его ужасно…
Если они не делали этого раньше, теперь будут.
— Необычайно интересно! — она снова делала пометки в блокноте, глядя куда угодно, только не на него.
— Как долго я пробуду в госпитале?
— Мы называем это Центром по изучению тела, — она, наконец, посмотрела на него. — Два дня, сегодня утро третьего.
— И это означает, — он всего лишь пошутил, — что вы задолжали мне минимум четыре, а то и все пять поцелуев. Ловлю вас на слове.
— Это поразительно, — сказала она, что-то быстро записывая. — Очаровательно. Я должна немедленно поделиться со своими коллегами-антропологами.
Дальнейшими поступками Симуса Финбара О’Нейла руководил Дьявол.
Он приподнялся с койки, одной рукой обхватил ее руки, притянул к себе, другой обнял за талию и дважды быстро ее поцеловал.
— Теперь ваша очередь, — она носила что-то наподобие тонкого, но плотного корсета под накидкой. Он позволил своей руке опуститься немного пониже; ниже было восхитительно упруго.
Она не пыталась высвободиться.
— Это не в наших обычаях, однако, ничего неприятного в этом нет, — ее губы немного подрагивали. Сделав ударение на слове «должна», она спросила: — Я должна отблагодарить вас?..
— Это зависит от вашего желания.
— Конечно, я этого хочу, поэт О’Нейл. Хотя я и являюсь директором Исследовательского Центра, у меня нет иммунитета против человеческих инстинктов.
— Рад это слышать.
Будь осторожен, Симус, мой мальчик. Твой чувственный рот доставит тебе немало хлопот. Похоже, что эта женщина считает любовь страшным грехом.
Время все расставит по своим местам.
Она с бешеной скоростью писала в блокноте.
— А что ваши люди думают делать со мной дальше? Запрут меня в клетку и станут показывать зилонгскому люду, чтобы каждый мог поглазеть на рыжебородого небожественного происхождения?
— Конечно же нет, — ее темные глаза гневно вспыхнули. — Мы не дикари! Вы будете нашим гостем, пока вашу машину не починят. Поскольку ничего, похожего на вашу технику, у нас нет, это, наверняка, займет некоторое время.
Она сунула записи под мышку и направилась к двери.
— Сейчас решается вопрос, где вас поселить. Через некоторое время техник Лондрау проведет вас по Центру Здоровья. Это приемлемо?
— Как вам будет угодно, мэм, — он вздохнул громко и покорно.
У дверей она приостановилась.
— Мы будем задавать много вопросов, вы не должны расценивать это, как проявление враждебности.
— Догадываюсь о том, что являюсь предметом для расспросов, — он изобразил самую обаятельную улыбку.
— Отлично.
Быстро и грациозно она спланировала к кушетке, наклонилась, позволив на короткое мгновение Симусу заглянуть в вырез платья, и поцеловала его в губы. Дважды.
— Теперь я в расчете с вами, поэт О’Нейл?
— За прошедшие два дня, — он запнулся.
— Дальше будет видно, — она скрылась за дверью.
Есть о чем побеспокоиться. Я просто возгордившийся юнец. Бог этого не допустит. Ничего хорошего не выйдет, если попирать принципы морали.
Но ведь она сама хотела этого. Потрадж говорил, что культура здесь идет под уклон.
Может быть, в ходе разведывательной миссии мне придется целовать каждую хорошенькую женщину этой планеты. Собственно, она сама вынудила меня к этому.
Он с удовлетворением обдумывал возможность превращения Зилонга в колоссальный гарем для себя, но вскоре решил, что это было бы слишком фантастично, и ему не следует обольщаться.
Вряд ли это позабавило бы Леди-Настоятельницу. Нет, решительно не позабавило бы.
Техник Лондрау оказался энергичным молодым человеком с очень невыразительным голосом, напоминающим чем-то голос компьютера с «Ионы». Тем не менее, утомительный обход с ним Центра Здоровья заставил Симуса более-менее отвлечься от мыслей о симпатичном боссе в белой накидке.
Центр представлял собой огромный комплекс зданий, вмещающих в себя клиники и научно-исследовательское оборудование.
Численность персонала медицинского комплекса вдвое превосходила пять сотен монахов, Диких Гусей и паломников на «Ионе», вместе взятых. Насколько мог заметить Симус, зилонгцы вряд ли располагали большими медицинскими возможностями, чем крошечный медицинский штаб монастыря, однако, они гораздо больше расходовали на охрану здоровья.
Конечно, говорил он себе, у них больше денег и больше людей. Беда в том, Симус О’Нейл, что ты просто провинциал, вся жизнь которого прошла среди странных нудноватых отшельников и прочих своеобразных типов.
Конечно, тебе показывали фильмы и рисунки, давали читать книги. Но четверть века твой мир был ограничен скорлупой корабля и пятью сотнями людей.
Сейчас ты в огромном городе, с совершенной и развитой цивилизацией. Если ты будешь неосмотрительно озираться кругом, они сочтут тебя простофилей. Придя сейчас в восторг от твоего здоровья, телосложения и жуткой рыжей бороды, они скоро поймут, что ты — просто неотесанный парень.
Особенно если не перестанешь приставать с поцелуями к солидным особам.
Правда, я уверен, что они и понятия не имеют, что такое настоящий поцелуй. Так, легкий кивок, если хотите знать мое мнение.
— Перед вами стая, над которой Директор Самарита проводит свои самые важные исследования, — прогудел Лондрау. — Обратите внимание, как здесь чисто и как хорошо с ними обращаются. Директор учит их читать и общаться. Они — не просто прирученная порода, прислуживающая нам, это дикая разновидность из района пустыни и джунглей. Однако, обратите внимание, как они спокойны и счастливы.
Стая состояла из миниатюрных существ, не более четырех футов ростом, действительно очень похожих на прогоминидов из учебника курса биологии. Часть из них поедала пищу или спала, другая играла и нянчилась с детенышами, столпившись на большом участке, имитировавшем джунгли.
Действительно, они проявляли спокойствие и кротость, нимало не смущаясь присутствиям четырех техников в белых халатах, наблюдавших за ними.
— Клетки не нужны, — хвастался Лондрау, — все они очень любят доктора Самариту.
— Это делает ей честь, — согласился О’Нейл. — Очевидно, они представляют раннюю стадию эволюционного развития. Догоминиды?
Возможно, это коренные жители планеты, и им удалось выжить рядом с колонистами с Земли, предками зилонгцев. Конечно, на Земле, если бы было возможно существование в различных экологических нишах, эти виды до — и постгоминидов могли бы веками соседствовать. Пока древний человек не занял бы все ниши.
— Конечно нет, — техник тщетно пытался сдерживать темперамент. — Совершенно очевидно, что они не имеют к нам никакого отношения.
— Я вижу, — согласился Симус с тем, что не было так очевидно для него. Он подметил достаточно схожих черт у этих понятливых, симпатичных маленьких существ, чтобы не сомневаться в том, что когда-то в прошлом они были совидны.
Ну, например, у Самариты слегка заостренные зубы. В этом нет ничего плохого, но зачем же это отрицать?
Самый интересный вопрос состоял в том, почему догоминиды с Зилонга были так похожи на догоминидов с Тары, совершенно самостоятельно развивавшихся. Параллельные, невзаимосвязанные процессы?
Или существовали доисторические посетители, которые завезли данный вид с Тары в этот мир, где он благополучно сохранился, в то время, как на Земле их собратья вымерли.
Зилонгцы так тесно сосуществовали со своими догоминидными соседями, что именно поэтому отрицали скрещивание двух видов. Трудно было ожидать от них ответа на этот вопрос.
— Возможно, вы обратили внимание, что они не ходят нагими? — прервал Лондрау его размышления.
— Действительно. Здорово, что вы обратили мое внимание на это. Я вряд ли бы заметил.
Этот малый заслуживает доверия.
— Это очень интересная история. Научившись общаться с нами, они пожелали носить одежду. Мы не препятствовали, конечно. Похоже, в процессе общения с нами они познали чувство стыда.
— Может быть, просто подражание?
Это высказывание разбило холодную сдержанность техника Лондрау.
— Какая интересная мысль, — он что-то нацарапал в своем блокноте. — Восхитительно.
Симус раздумывал над тем, может ли у него возникнуть желание заниматься сексом с хрупкими, возбужденно мечущимися женскими особями этого племени, с дерзко болтающимися грудями и тощими бедрами.
Он решил, что они были бы достаточно соблазнительны, если бы рядом не было своих женщин, или если человека возбуждало насилие по отношению к испуганному и слабому существу.
Поскольку такие фантазии никогда не посещали Симуса, он решил, что маленькие существа не угрожают его добродетели.
Прекрасно! Ведь доставило же тебе удовольствие смущение и испуг доктора?
Ну, сравнил. Она далеко не беспомощна, я думаю.
Во время экскурсии Симус сделал еще целый ряд интересных наблюдений.
Прежде всего, только небольшая часть персонала выглядела занятой работой.
Энергичные особы вроде Самариты и Лондрау составляли меньшинство, по сравнению с теми, кто явно бездельничал. В основном, все были заняты собой или вяло следили за видеомониторами.
Они лениво двигались и, казалось, были совершенно безразличны у работе. Единственное, что вызывало их интерес — появление Симуса.
На протяжении осмотра их сопровождала одна и та же группа зевак, едва слышно переговаривавшихся между собой.
— Прочь отсюда, любопытствующий сброд! — прикрикнул он один раз и, чтобы отвязаться от них, театрально взмахнул рукой.
Эта толпа в панике разбежалась, но спустя некоторое время собралась новая.
— Это было очень забавно, — прокомментировал Лондрау похоронным тоном. — Вы их напугали.
— Зато им будет о чем поговорить, — вздохнул Симус.
— Безусловно, — воскликнул его сопровождающий, записывая что-то, — Прелестно.
Во-вторых, в Центре почти не было пожилых людей. Или они были заняты в другой сфере, или на Зилонге по-другому строили отношения со стариками.
Симусу это не понравилось. Но он решил пока не расспрашивать.
И, наконец, несмотря на то, что в Центре было чисто и просторно, было хорошее освещение и свежий воздух, Симусу показалось, что работа здесь идет неважно.
Лифты зачастую не работали. Терминалы не светились, и персонал тупо взирал на пустые экраны. Несколько крупных машин — по производству крови и питания, как ему 1уманно объяснили — не действовали. Каждый раз Симусу давалось разъяснение, что эта техника на «профилактическом ремонте».
А на «Ионе»… Как постоянно сокрушалась Настоятельница, там все было в полном беспорядке. Таранцы вообще не занимались наведением порядка, не то, чтобы три раза в день, как здесь.
Фактически, чем больше беспорядка, тем лучше; если есть беспорядок, значит, идет работа.
Или, например, если немного лень работать, стоит создать видимость беспорядка, чтобы твои товарищи по путешествию думали, что ты занят сверх меры.
Справедливости ради необходимо сказать, что с обслуживанием техники, на которой Симус работал, он справлялся очень квалифицированно.
И, тем не менее, вся техника была исправна, и даже та, в которой в данную минуту не было потребности.
Любую сломанную машину, даже если она была просто резервной и никогда бы не пригодилась во время путешествия, таранцы воспринимали как личное оскорбление, как вызов его или ее чести и достоинству.
Он подвел итог увиденному для себя самого и для любого, кто слушал его на «Ионе».
С учетом избытка штатов и наличия поломанной аппаратуры, возможно, они располагают достаточными ресурсами, чтобы позволить себе и то, и другое.
— Вы извлекли что-нибудь полезное из экскурсии? — допытывалась Самарита позже, когда нашла его уставшим и почти заснувшим на койке.
— Безусловно, — отозвался он. — Можно один вопрос? Каково назначение металла, я назвал бы его серебром, который многие из вас носят вокруг шеи?
— Это? — она застенчиво дотронулась до своей шеи. — Это наши брачные обручи. В тот день, когда мой мужчина — Музыкальный Директор — и я формально поженились, он надел мне на шею это звено. А я надела ему точно такое же. Это символизирует, — она мгновение колебалась, — цепь любви, которая будет вести нас по жизни. Разве у вас нет подобного обычая?
— Мы используем кольца, вкладывая тот же смысл.
— Интересно… Вы не носите такого кольца, поэт О’Нейл?
— Космический бродяга, вроде меня, где он найдет спутницу жизни? Да и какая женщина согласится разделить со мной семейную жизнь?
Его печаль была так искренна, что он сам почти поверил в то, что говорил.
— Удивительно и печально.
— Ужасно, я бы сказал.
— Теперь, что касается вашего пребывания у нас, — ее тон стал очень официальным. — Вы можете еще несколько часов отдохнуть. А на закате придти на жизненное пространство Музыкального Директора Орнигона и разделить с нами дом. Комитет принял решение, что он и я будем вашими хозяевами. Там мы будем отдыхать. Техник-студент Хорер, наш сын, может нас развлечь, кроме того, Секретарь и Руководитель, возможно, будут нас навещать. Кроме того, кто-нибудь из наших соседей по кварталу разделит с нами прием пищи. После этого будут состязания. Такая программа вас устроит?
Все это выглядело так, словно Потрадж выдавал программу.
— А если нет? — ответил он сухо и не слишком вежливо.
И снова он увидел немую мольбу в ее глазах, как тогда, на посадочной площадке. Она медленно отвела взгляд.
Похоже, я занимаю тебя не меньше, чем ты меня, — подумал О’Нейл.
Она была из тех женщин, которых хотелось обнять. Он представил, как бешено забьется ее сердце, когда его руки обовьют ее.
Сбавь обороты, Симус. Это просто флирт, и ничего больше. Помни об этом, ты, чучело.
— Боюсь, поэт О’Нейл, что не совсем поняла вас, — медленно проговорила она. — Может быть, мы отложим намеченное?
О’Нейл заверил ее в том, что все запланированное доставит ему удовольствие.
Она оставила комнату — а, может быть, тюремную камеру? — в некотором недоумении от ответа таранца.
Почему симпатичная докторша говорила так официально? Может быть, такая манера типична для зилонгцев? Кажется, она верит в то, что он просто шатается по мирам, во всяком случае, она дала это понять.
«Директор Исследовательского Центра» и «Музыкальный Директор» по всей видимости, очень важные особы. Почему они должны развлекать и опекать бродяжку из космоса? А «Секретарь» и «Руководитель» тоже не рядовые, иначе зачем так торжественно докладывать о их визите? Почему такие персоны должны терять время с кем-то, не заслуживающим внимания?
У него впервые зародилось подозрение. Она что-то скрывает.
Он был удивлен тому, что в отдыхе должна принимать участие целая группа людей.
Остается надеяться на то, что все закончится благополучно.
— Такое поведение свойственно вашей культуре? — ее кожа стала пурпурной.
Она ужасно привлекательная, когда смущается.
— Просто мы не находим в этом ничего предосудительного. Если у вас так не принято, я прошу прощения в свою очередь.
— Конечно, мы целуемся, но в уединенных помещениях, и только в кругу близких или друзей.
— Мы тоже так делаем, — он решил выиграть время.
— Но ведь мы не были формально представлены друг другу. Мы не близкие и не знакомые. Ваши нормы допускают такое?
— Ну, как вам сказать… — Говори, как есть. — Мне показалось, что вы боитесь меня. Я дал вам понять, что не причиню зла.
— Понятно. Вы очень добры. Я была испугана, и вы решили меня успокоить, — она походила на Еву, вкусившую яблоко; ее лицо и фигура клонились в немом протесте, выражая очарование, испуг и виновность. — Но еще больше поразили. Это было волнующее эротическое ощущение.
И сейчас?
— Запретный плод? — сказал он, думая о Еве.
Изучая с подчеркнутым вниманием свои записи, она проговорила:
— Меня потом все расспрашивали, что я чувствовала? На что это было похоже?
— И?..
— Смеясь, я говорила, — она расхохоталась и удивительно похорошела, — что больше всего это было похоже на то, когда тебя при всех целует рыжебородый бог.
А что говорил МакМорток на занятиях по этике?
«Нет ничего приятнее, чем в поисках истины нарушать принятые правила».
— Я виноват в том, что поставил вас в затруднительное положение, — думая совсем по-другому, сказал О’Нейл.
— Таким образом, ваша культура допускает такое проявление чувств между доктором и пациентом? — она делала пометки в блокноте.
Теперь его длинный ирландский язык мог очень повредить, очень. Даже самое незначительное вранье могло привести в дальнейшем к серьезным последствиям.
— Если не бояться высокого слога, это благоприятно влияет на процесс выздоровления, если хотите знать мое мнение.
Вполне безобидное преувеличение. Он не ожидал, что его примут всерьез.
— Неужели? — она оторвалась от записей. — Да, вижу, вы вполне могли быть…
— Но не больше двух—трех раз в день.
В конечном счете, это был очень целомудренный поцелуй.
— Что вы говорите?! — она делала пометки. — Как это интересно.
— Да, были проведены специальные исследования, показавшие, что это способствует процессу восстановления, ускоряет его ужасно…
Если они не делали этого раньше, теперь будут.
— Необычайно интересно! — она снова делала пометки в блокноте, глядя куда угодно, только не на него.
— Как долго я пробуду в госпитале?
— Мы называем это Центром по изучению тела, — она, наконец, посмотрела на него. — Два дня, сегодня утро третьего.
— И это означает, — он всего лишь пошутил, — что вы задолжали мне минимум четыре, а то и все пять поцелуев. Ловлю вас на слове.
— Это поразительно, — сказала она, что-то быстро записывая. — Очаровательно. Я должна немедленно поделиться со своими коллегами-антропологами.
Дальнейшими поступками Симуса Финбара О’Нейла руководил Дьявол.
Он приподнялся с койки, одной рукой обхватил ее руки, притянул к себе, другой обнял за талию и дважды быстро ее поцеловал.
— Теперь ваша очередь, — она носила что-то наподобие тонкого, но плотного корсета под накидкой. Он позволил своей руке опуститься немного пониже; ниже было восхитительно упруго.
Она не пыталась высвободиться.
— Это не в наших обычаях, однако, ничего неприятного в этом нет, — ее губы немного подрагивали. Сделав ударение на слове «должна», она спросила: — Я должна отблагодарить вас?..
— Это зависит от вашего желания.
— Конечно, я этого хочу, поэт О’Нейл. Хотя я и являюсь директором Исследовательского Центра, у меня нет иммунитета против человеческих инстинктов.
— Рад это слышать.
Будь осторожен, Симус, мой мальчик. Твой чувственный рот доставит тебе немало хлопот. Похоже, что эта женщина считает любовь страшным грехом.
Время все расставит по своим местам.
Она с бешеной скоростью писала в блокноте.
— А что ваши люди думают делать со мной дальше? Запрут меня в клетку и станут показывать зилонгскому люду, чтобы каждый мог поглазеть на рыжебородого небожественного происхождения?
— Конечно же нет, — ее темные глаза гневно вспыхнули. — Мы не дикари! Вы будете нашим гостем, пока вашу машину не починят. Поскольку ничего, похожего на вашу технику, у нас нет, это, наверняка, займет некоторое время.
Она сунула записи под мышку и направилась к двери.
— Сейчас решается вопрос, где вас поселить. Через некоторое время техник Лондрау проведет вас по Центру Здоровья. Это приемлемо?
— Как вам будет угодно, мэм, — он вздохнул громко и покорно.
У дверей она приостановилась.
— Мы будем задавать много вопросов, вы не должны расценивать это, как проявление враждебности.
— Догадываюсь о том, что являюсь предметом для расспросов, — он изобразил самую обаятельную улыбку.
— Отлично.
Быстро и грациозно она спланировала к кушетке, наклонилась, позволив на короткое мгновение Симусу заглянуть в вырез платья, и поцеловала его в губы. Дважды.
— Теперь я в расчете с вами, поэт О’Нейл?
— За прошедшие два дня, — он запнулся.
— Дальше будет видно, — она скрылась за дверью.
Есть о чем побеспокоиться. Я просто возгордившийся юнец. Бог этого не допустит. Ничего хорошего не выйдет, если попирать принципы морали.
Но ведь она сама хотела этого. Потрадж говорил, что культура здесь идет под уклон.
Может быть, в ходе разведывательной миссии мне придется целовать каждую хорошенькую женщину этой планеты. Собственно, она сама вынудила меня к этому.
Он с удовлетворением обдумывал возможность превращения Зилонга в колоссальный гарем для себя, но вскоре решил, что это было бы слишком фантастично, и ему не следует обольщаться.
Вряд ли это позабавило бы Леди-Настоятельницу. Нет, решительно не позабавило бы.
Техник Лондрау оказался энергичным молодым человеком с очень невыразительным голосом, напоминающим чем-то голос компьютера с «Ионы». Тем не менее, утомительный обход с ним Центра Здоровья заставил Симуса более-менее отвлечься от мыслей о симпатичном боссе в белой накидке.
Центр представлял собой огромный комплекс зданий, вмещающих в себя клиники и научно-исследовательское оборудование.
Численность персонала медицинского комплекса вдвое превосходила пять сотен монахов, Диких Гусей и паломников на «Ионе», вместе взятых. Насколько мог заметить Симус, зилонгцы вряд ли располагали большими медицинскими возможностями, чем крошечный медицинский штаб монастыря, однако, они гораздо больше расходовали на охрану здоровья.
Конечно, говорил он себе, у них больше денег и больше людей. Беда в том, Симус О’Нейл, что ты просто провинциал, вся жизнь которого прошла среди странных нудноватых отшельников и прочих своеобразных типов.
Конечно, тебе показывали фильмы и рисунки, давали читать книги. Но четверть века твой мир был ограничен скорлупой корабля и пятью сотнями людей.
Сейчас ты в огромном городе, с совершенной и развитой цивилизацией. Если ты будешь неосмотрительно озираться кругом, они сочтут тебя простофилей. Придя сейчас в восторг от твоего здоровья, телосложения и жуткой рыжей бороды, они скоро поймут, что ты — просто неотесанный парень.
Особенно если не перестанешь приставать с поцелуями к солидным особам.
Правда, я уверен, что они и понятия не имеют, что такое настоящий поцелуй. Так, легкий кивок, если хотите знать мое мнение.
— Перед вами стая, над которой Директор Самарита проводит свои самые важные исследования, — прогудел Лондрау. — Обратите внимание, как здесь чисто и как хорошо с ними обращаются. Директор учит их читать и общаться. Они — не просто прирученная порода, прислуживающая нам, это дикая разновидность из района пустыни и джунглей. Однако, обратите внимание, как они спокойны и счастливы.
Стая состояла из миниатюрных существ, не более четырех футов ростом, действительно очень похожих на прогоминидов из учебника курса биологии. Часть из них поедала пищу или спала, другая играла и нянчилась с детенышами, столпившись на большом участке, имитировавшем джунгли.
Действительно, они проявляли спокойствие и кротость, нимало не смущаясь присутствиям четырех техников в белых халатах, наблюдавших за ними.
— Клетки не нужны, — хвастался Лондрау, — все они очень любят доктора Самариту.
— Это делает ей честь, — согласился О’Нейл. — Очевидно, они представляют раннюю стадию эволюционного развития. Догоминиды?
Возможно, это коренные жители планеты, и им удалось выжить рядом с колонистами с Земли, предками зилонгцев. Конечно, на Земле, если бы было возможно существование в различных экологических нишах, эти виды до — и постгоминидов могли бы веками соседствовать. Пока древний человек не занял бы все ниши.
— Конечно нет, — техник тщетно пытался сдерживать темперамент. — Совершенно очевидно, что они не имеют к нам никакого отношения.
— Я вижу, — согласился Симус с тем, что не было так очевидно для него. Он подметил достаточно схожих черт у этих понятливых, симпатичных маленьких существ, чтобы не сомневаться в том, что когда-то в прошлом они были совидны.
Ну, например, у Самариты слегка заостренные зубы. В этом нет ничего плохого, но зачем же это отрицать?
Самый интересный вопрос состоял в том, почему догоминиды с Зилонга были так похожи на догоминидов с Тары, совершенно самостоятельно развивавшихся. Параллельные, невзаимосвязанные процессы?
Или существовали доисторические посетители, которые завезли данный вид с Тары в этот мир, где он благополучно сохранился, в то время, как на Земле их собратья вымерли.
Зилонгцы так тесно сосуществовали со своими догоминидными соседями, что именно поэтому отрицали скрещивание двух видов. Трудно было ожидать от них ответа на этот вопрос.
— Возможно, вы обратили внимание, что они не ходят нагими? — прервал Лондрау его размышления.
— Действительно. Здорово, что вы обратили мое внимание на это. Я вряд ли бы заметил.
Этот малый заслуживает доверия.
— Это очень интересная история. Научившись общаться с нами, они пожелали носить одежду. Мы не препятствовали, конечно. Похоже, в процессе общения с нами они познали чувство стыда.
— Может быть, просто подражание?
Это высказывание разбило холодную сдержанность техника Лондрау.
— Какая интересная мысль, — он что-то нацарапал в своем блокноте. — Восхитительно.
Симус раздумывал над тем, может ли у него возникнуть желание заниматься сексом с хрупкими, возбужденно мечущимися женскими особями этого племени, с дерзко болтающимися грудями и тощими бедрами.
Он решил, что они были бы достаточно соблазнительны, если бы рядом не было своих женщин, или если человека возбуждало насилие по отношению к испуганному и слабому существу.
Поскольку такие фантазии никогда не посещали Симуса, он решил, что маленькие существа не угрожают его добродетели.
Прекрасно! Ведь доставило же тебе удовольствие смущение и испуг доктора?
Ну, сравнил. Она далеко не беспомощна, я думаю.
Во время экскурсии Симус сделал еще целый ряд интересных наблюдений.
Прежде всего, только небольшая часть персонала выглядела занятой работой.
Энергичные особы вроде Самариты и Лондрау составляли меньшинство, по сравнению с теми, кто явно бездельничал. В основном, все были заняты собой или вяло следили за видеомониторами.
Они лениво двигались и, казалось, были совершенно безразличны у работе. Единственное, что вызывало их интерес — появление Симуса.
На протяжении осмотра их сопровождала одна и та же группа зевак, едва слышно переговаривавшихся между собой.
— Прочь отсюда, любопытствующий сброд! — прикрикнул он один раз и, чтобы отвязаться от них, театрально взмахнул рукой.
Эта толпа в панике разбежалась, но спустя некоторое время собралась новая.
— Это было очень забавно, — прокомментировал Лондрау похоронным тоном. — Вы их напугали.
— Зато им будет о чем поговорить, — вздохнул Симус.
— Безусловно, — воскликнул его сопровождающий, записывая что-то, — Прелестно.
Во-вторых, в Центре почти не было пожилых людей. Или они были заняты в другой сфере, или на Зилонге по-другому строили отношения со стариками.
Симусу это не понравилось. Но он решил пока не расспрашивать.
И, наконец, несмотря на то, что в Центре было чисто и просторно, было хорошее освещение и свежий воздух, Симусу показалось, что работа здесь идет неважно.
Лифты зачастую не работали. Терминалы не светились, и персонал тупо взирал на пустые экраны. Несколько крупных машин — по производству крови и питания, как ему 1уманно объяснили — не действовали. Каждый раз Симусу давалось разъяснение, что эта техника на «профилактическом ремонте».
А на «Ионе»… Как постоянно сокрушалась Настоятельница, там все было в полном беспорядке. Таранцы вообще не занимались наведением порядка, не то, чтобы три раза в день, как здесь.
Фактически, чем больше беспорядка, тем лучше; если есть беспорядок, значит, идет работа.
Или, например, если немного лень работать, стоит создать видимость беспорядка, чтобы твои товарищи по путешествию думали, что ты занят сверх меры.
Справедливости ради необходимо сказать, что с обслуживанием техники, на которой Симус работал, он справлялся очень квалифицированно.
И, тем не менее, вся техника была исправна, и даже та, в которой в данную минуту не было потребности.
Любую сломанную машину, даже если она была просто резервной и никогда бы не пригодилась во время путешествия, таранцы воспринимали как личное оскорбление, как вызов его или ее чести и достоинству.
Он подвел итог увиденному для себя самого и для любого, кто слушал его на «Ионе».
С учетом избытка штатов и наличия поломанной аппаратуры, возможно, они располагают достаточными ресурсами, чтобы позволить себе и то, и другое.
— Вы извлекли что-нибудь полезное из экскурсии? — допытывалась Самарита позже, когда нашла его уставшим и почти заснувшим на койке.
— Безусловно, — отозвался он. — Можно один вопрос? Каково назначение металла, я назвал бы его серебром, который многие из вас носят вокруг шеи?
— Это? — она застенчиво дотронулась до своей шеи. — Это наши брачные обручи. В тот день, когда мой мужчина — Музыкальный Директор — и я формально поженились, он надел мне на шею это звено. А я надела ему точно такое же. Это символизирует, — она мгновение колебалась, — цепь любви, которая будет вести нас по жизни. Разве у вас нет подобного обычая?
— Мы используем кольца, вкладывая тот же смысл.
— Интересно… Вы не носите такого кольца, поэт О’Нейл?
— Космический бродяга, вроде меня, где он найдет спутницу жизни? Да и какая женщина согласится разделить со мной семейную жизнь?
Его печаль была так искренна, что он сам почти поверил в то, что говорил.
— Удивительно и печально.
— Ужасно, я бы сказал.
— Теперь, что касается вашего пребывания у нас, — ее тон стал очень официальным. — Вы можете еще несколько часов отдохнуть. А на закате придти на жизненное пространство Музыкального Директора Орнигона и разделить с нами дом. Комитет принял решение, что он и я будем вашими хозяевами. Там мы будем отдыхать. Техник-студент Хорер, наш сын, может нас развлечь, кроме того, Секретарь и Руководитель, возможно, будут нас навещать. Кроме того, кто-нибудь из наших соседей по кварталу разделит с нами прием пищи. После этого будут состязания. Такая программа вас устроит?
Все это выглядело так, словно Потрадж выдавал программу.
— А если нет? — ответил он сухо и не слишком вежливо.
И снова он увидел немую мольбу в ее глазах, как тогда, на посадочной площадке. Она медленно отвела взгляд.
Похоже, я занимаю тебя не меньше, чем ты меня, — подумал О’Нейл.
Она была из тех женщин, которых хотелось обнять. Он представил, как бешено забьется ее сердце, когда его руки обовьют ее.
Сбавь обороты, Симус. Это просто флирт, и ничего больше. Помни об этом, ты, чучело.
— Боюсь, поэт О’Нейл, что не совсем поняла вас, — медленно проговорила она. — Может быть, мы отложим намеченное?
О’Нейл заверил ее в том, что все запланированное доставит ему удовольствие.
Она оставила комнату — а, может быть, тюремную камеру? — в некотором недоумении от ответа таранца.
Почему симпатичная докторша говорила так официально? Может быть, такая манера типична для зилонгцев? Кажется, она верит в то, что он просто шатается по мирам, во всяком случае, она дала это понять.
«Директор Исследовательского Центра» и «Музыкальный Директор» по всей видимости, очень важные особы. Почему они должны развлекать и опекать бродяжку из космоса? А «Секретарь» и «Руководитель» тоже не рядовые, иначе зачем так торжественно докладывать о их визите? Почему такие персоны должны терять время с кем-то, не заслуживающим внимания?
У него впервые зародилось подозрение. Она что-то скрывает.
Он был удивлен тому, что в отдыхе должна принимать участие целая группа людей.
Остается надеяться на то, что все закончится благополучно.
4
О’Нейл влюбился в Лейтенанта Мариетту с первого взгляда.
Это было совсем не похоже на то расположение, которое он испытывал к остальным окружающим. Например, к Сэмми, нежной и кроткой, с которой хотелось пофлиртовать. Или к своим, на «Ионе». Даже его чувство к Тэсси не шло ни в какое сравнение с этим.
Мариетта была его судьбой, она предназначалась ему. Это была любовь на всю жизнь.
Чтобы понять это, ему потребовалось достаточно большое время — чуть больше полминуты.
Это заключение могло заметно повлиять на его миссию здесь, на Зилонге, если не произойдет ничего ужасного. Оно могло ускорить высадку «Ионы» на большом острове посреди реки, который присмотрел Потрадж. Мариетте придется оставить свое язычество. Сейчас для него все это ушло на второй план. Она была той самой Единственной Женщиной, в поисках которой он провел всю свою жизнь.
По крайней мере, последние шесть месяцев.
Начнем с того, что она отнеслась к Симу су пренебрежительно. Всем своим видом давая ему понять, что он заброшенный крикливый болтун, каприз природы, который способен ввести в заблуждение разве что старшее поколение зилонгцев, и что уж она-то с проницательностью своих девятнадцати лет видит его насквозь.
Никто не мог привлечь Симуса больше, чем женщина, не обращающая на него внимания.
Более того, она была ошеломляюще хороша собой — высокая, гибкая, стройная, с коротко подстриженными темными волосами, изящно очерченным овалом лица, выразительными губами, сверкающими глазами, изумительно стройными ногами, с прекрасной выправкой военного офицера — О моя дорогая Маржи, ты самая лучшая из всех. Трудно будет завоевать тебя, но это даже интереснее.
Она не входила в компанию Сэмми и Эрни, но и не относилась к числу друзей их сына и его «суженой», холодной чопорной темноглазой молодой женщины по имени Карина (Симус решил, что оба они, наверное, студенты).
Ее поведение, скорее, напоминало его собственное отношение к старшему поколению, свойственное ему еще в совсем недавнем прошлом.
И если старшее поколение зилонгцев находило его обаятельным и интересным, молодые просто сочли его надоедливым, если не сказать хуже. Рыжебородый бродяга — великан? Это же смертельно скучно!
Сначала Симус был явно раздосадован. В конце концов, ведь он мятежник! Разве это не должно привлекать молодежь?
Кроме того, он приветлив, и у него хорошо подвешен язык.
Ведь женщины неизменно находили его обаятельным.
Тогда почему Карина и особенно Мариетта с отвращением отвернулись, когда он отпустил незаслуживающий внимания комплимент одной пожилой гостье, пока они лакомились засахаренными фруктами? Кстати, похоже, что эти фрукты употреблялись зилонгцами перед едой вместо стаканчика спиртного на Таре.
В любом случае, либо в сиропе, либо в самих фруктах содержались вещества, вызывающие легкое опьянение. Симус чувствовал, что у него развязывается язык.
Как бы там ни было, он им не нравился. Это был вызов! Он почти забыл, что представляется им совсем не тем. Да стоит ли принимать так близко к сердцу обиду, нанесенную субъекту, за которого они его принимали?
— А чем занимаются солдаты на этой планете? — дружелюбно поинтересовался он.
— Защищают ее от захватчиков, — получил он выразительный ответ, сопровождавшийся нетерпеливым подергиванием совершенно восхитительных плеч.
— И как часто вам приходилось этим заниматься, если не считать моего визита?
— Ни разу.
— Тогда у вас не так много работы.
— Мы занимаемся самоустройством.
— Уверен, что вы с энтузиазмом станете присматривать за мной и будете моим постоянным сопровождающим — ну, чтобы не упустить из виду.
— Может так оказаться, что не все поверят в то, что вы заслуживаете такого доверия.
— Вы с этим не согласны?
— Мне абсолютно безразличны как прибывающие тысячами рыжебородые бродяги, — ее прелестные губы презрительно дернулись, — так и рыжебородые боги, которые, по легендам этих диких стай, должны принести им избавление.
— Откуда у этих народов взялись легенды?
— Спросите у них. Возможно, это память о путешественниках, забросивших их когда-то на нашу планету. Задолго до нашего появления.
— А, значит, это все-таки произошло?
— Что вы имеете в виду?
— Интересный вопрос — не течет ли в ваших жилах их кровь? — он ждал взрыва.
— Вы пытаетесь шокировать меня, подвергая сомнению официальную версию? Напрасный труд, Космический Странник О’Нейл. Должно быть, вы обратили внимание на слегка заостренные зубы?
— Ну… не у вас. А почему такая обаятельная девушка, как вы, выбрала военную карьеру?
— Все члены моей семьи занимали командные посты. Мне предназначается та же роль.
— Как только станете взрослой девушкой?
— С рождения. Почему вас это так удивляет? Разве вам было предназначено стать странствующим менестрелем? — спросила она тоном, не терпящим возражений.
— О, нет. Это был мой собственный выбор.
— Какая дикость.
— А разве вам не хотелось бы заняться чем-нибудь другим, я имею в виду, не военным делом?
— Абсурдный вопрос.
Симус с гордостью подумал: Ба, да я преуспел! Многие из них презирают официальную политику, и потом, эта злоба, очень много злобы…
Отношения между Хорером, сыном хозяев, и его невестой, были довольно странными. Они все время подкалывали друг друга и сердились. Он явно считал ее набитой дурочкой, она относилась к нему, как к тупице.
И, тем не менее, когда они выходили из апартаментов в компании великолепной Мариетты, то держались за руки.
Сэмми шептала ему торопливые объяснения. На Зилонге молодые люди обручаются с раннего детства. До этого тщательно просчитываются все данные, чтобы получить наиболее благоприятный генетический результат.
Иногда молодые сопротивляются такому порядку и отказываются жениться на своих «суженых». Это допускалось.
Мариетта, блестящая молодая женщина, нервно сообщала Сэмми, настояла на отсрочке на неопределенное время своей свадьбы с военным, которому она была предназначена. А поскольку в такой ситуации оба могут так и не обзавестись семьей, то Комитет делает исключения, особенно если претендент более беден.
Многие молодые люди принимают свою судьбу, но никогда не привязываются эмоционально к своим партнерам. Некоторые после женитьбы влюбляются друг в друга.
Карина и Хорер сейчас влюблены друг в друга, хвала Главному, хотя и пытаются это всячески скрыть.
— Они будут счастливы. Теперь мы в этом не сомневаемся, — волнуясь, заявила Сэмми.
— Точно так же и вы оказались вместе? — О’Нейл кивнул в направлении ее супруга.
— Конечно. И вот, вы видите, как удачно мы женаты. Комитет принимает очень мудрые решения, не правда ли?
О’Нейлу не показалось, что энергичная обворожительная женщина счастлива со своим меланхоличным мужем. Любят они друг друга, или нет, это выяснится позднее. Сэмми была из породы неунывающих, стремящихся убедить себя и всех окружающих в том, что все, что не делается, к лучшему.
— Мариетта славная девушка, — осторожно заявил он.
— Тогда вы ничем не отличаетесь от наших мужчин, — она улыбнулась на эту реплику. Ему показалось, что ее улыбка была почти злой. — Все они думают точно так же. Возможно, она еще встретит своего мужчину. Во всяком случае, ей придется заплатить высокую цену за это.
О’Нейл не хотел ничего знать об этой цене.
— Ее родители умерли?
— Да, — проговорила Сэмми, печально тряхнув кудрями, и Симусу показалось, что у нее прибавилось седины. — Оба убиты в сражении.
— Я думал, что здесь нет никаких захватчиков. С кем же вы сражаетесь?
Сэмми тревожно огляделась, словно боялась, что их услышат.
— Благоразумнее не обсуждать эту тему.
Ого. Кажется, ты способен не только мысленно снимать одежду с лейтенанта Мариетты, но и, вести расследование.
Это было совсем не похоже на то расположение, которое он испытывал к остальным окружающим. Например, к Сэмми, нежной и кроткой, с которой хотелось пофлиртовать. Или к своим, на «Ионе». Даже его чувство к Тэсси не шло ни в какое сравнение с этим.
Мариетта была его судьбой, она предназначалась ему. Это была любовь на всю жизнь.
Чтобы понять это, ему потребовалось достаточно большое время — чуть больше полминуты.
Это заключение могло заметно повлиять на его миссию здесь, на Зилонге, если не произойдет ничего ужасного. Оно могло ускорить высадку «Ионы» на большом острове посреди реки, который присмотрел Потрадж. Мариетте придется оставить свое язычество. Сейчас для него все это ушло на второй план. Она была той самой Единственной Женщиной, в поисках которой он провел всю свою жизнь.
По крайней мере, последние шесть месяцев.
Начнем с того, что она отнеслась к Симу су пренебрежительно. Всем своим видом давая ему понять, что он заброшенный крикливый болтун, каприз природы, который способен ввести в заблуждение разве что старшее поколение зилонгцев, и что уж она-то с проницательностью своих девятнадцати лет видит его насквозь.
Никто не мог привлечь Симуса больше, чем женщина, не обращающая на него внимания.
Более того, она была ошеломляюще хороша собой — высокая, гибкая, стройная, с коротко подстриженными темными волосами, изящно очерченным овалом лица, выразительными губами, сверкающими глазами, изумительно стройными ногами, с прекрасной выправкой военного офицера — О моя дорогая Маржи, ты самая лучшая из всех. Трудно будет завоевать тебя, но это даже интереснее.
Она не входила в компанию Сэмми и Эрни, но и не относилась к числу друзей их сына и его «суженой», холодной чопорной темноглазой молодой женщины по имени Карина (Симус решил, что оба они, наверное, студенты).
Ее поведение, скорее, напоминало его собственное отношение к старшему поколению, свойственное ему еще в совсем недавнем прошлом.
И если старшее поколение зилонгцев находило его обаятельным и интересным, молодые просто сочли его надоедливым, если не сказать хуже. Рыжебородый бродяга — великан? Это же смертельно скучно!
Сначала Симус был явно раздосадован. В конце концов, ведь он мятежник! Разве это не должно привлекать молодежь?
Кроме того, он приветлив, и у него хорошо подвешен язык.
Ведь женщины неизменно находили его обаятельным.
Тогда почему Карина и особенно Мариетта с отвращением отвернулись, когда он отпустил незаслуживающий внимания комплимент одной пожилой гостье, пока они лакомились засахаренными фруктами? Кстати, похоже, что эти фрукты употреблялись зилонгцами перед едой вместо стаканчика спиртного на Таре.
В любом случае, либо в сиропе, либо в самих фруктах содержались вещества, вызывающие легкое опьянение. Симус чувствовал, что у него развязывается язык.
Как бы там ни было, он им не нравился. Это был вызов! Он почти забыл, что представляется им совсем не тем. Да стоит ли принимать так близко к сердцу обиду, нанесенную субъекту, за которого они его принимали?
— А чем занимаются солдаты на этой планете? — дружелюбно поинтересовался он.
— Защищают ее от захватчиков, — получил он выразительный ответ, сопровождавшийся нетерпеливым подергиванием совершенно восхитительных плеч.
— И как часто вам приходилось этим заниматься, если не считать моего визита?
— Ни разу.
— Тогда у вас не так много работы.
— Мы занимаемся самоустройством.
— Уверен, что вы с энтузиазмом станете присматривать за мной и будете моим постоянным сопровождающим — ну, чтобы не упустить из виду.
— Может так оказаться, что не все поверят в то, что вы заслуживаете такого доверия.
— Вы с этим не согласны?
— Мне абсолютно безразличны как прибывающие тысячами рыжебородые бродяги, — ее прелестные губы презрительно дернулись, — так и рыжебородые боги, которые, по легендам этих диких стай, должны принести им избавление.
— Откуда у этих народов взялись легенды?
— Спросите у них. Возможно, это память о путешественниках, забросивших их когда-то на нашу планету. Задолго до нашего появления.
— А, значит, это все-таки произошло?
— Что вы имеете в виду?
— Интересный вопрос — не течет ли в ваших жилах их кровь? — он ждал взрыва.
— Вы пытаетесь шокировать меня, подвергая сомнению официальную версию? Напрасный труд, Космический Странник О’Нейл. Должно быть, вы обратили внимание на слегка заостренные зубы?
— Ну… не у вас. А почему такая обаятельная девушка, как вы, выбрала военную карьеру?
— Все члены моей семьи занимали командные посты. Мне предназначается та же роль.
— Как только станете взрослой девушкой?
— С рождения. Почему вас это так удивляет? Разве вам было предназначено стать странствующим менестрелем? — спросила она тоном, не терпящим возражений.
— О, нет. Это был мой собственный выбор.
— Какая дикость.
— А разве вам не хотелось бы заняться чем-нибудь другим, я имею в виду, не военным делом?
— Абсурдный вопрос.
Симус с гордостью подумал: Ба, да я преуспел! Многие из них презирают официальную политику, и потом, эта злоба, очень много злобы…
Отношения между Хорером, сыном хозяев, и его невестой, были довольно странными. Они все время подкалывали друг друга и сердились. Он явно считал ее набитой дурочкой, она относилась к нему, как к тупице.
И, тем не менее, когда они выходили из апартаментов в компании великолепной Мариетты, то держались за руки.
Сэмми шептала ему торопливые объяснения. На Зилонге молодые люди обручаются с раннего детства. До этого тщательно просчитываются все данные, чтобы получить наиболее благоприятный генетический результат.
Иногда молодые сопротивляются такому порядку и отказываются жениться на своих «суженых». Это допускалось.
Мариетта, блестящая молодая женщина, нервно сообщала Сэмми, настояла на отсрочке на неопределенное время своей свадьбы с военным, которому она была предназначена. А поскольку в такой ситуации оба могут так и не обзавестись семьей, то Комитет делает исключения, особенно если претендент более беден.
Многие молодые люди принимают свою судьбу, но никогда не привязываются эмоционально к своим партнерам. Некоторые после женитьбы влюбляются друг в друга.
Карина и Хорер сейчас влюблены друг в друга, хвала Главному, хотя и пытаются это всячески скрыть.
— Они будут счастливы. Теперь мы в этом не сомневаемся, — волнуясь, заявила Сэмми.
— Точно так же и вы оказались вместе? — О’Нейл кивнул в направлении ее супруга.
— Конечно. И вот, вы видите, как удачно мы женаты. Комитет принимает очень мудрые решения, не правда ли?
О’Нейлу не показалось, что энергичная обворожительная женщина счастлива со своим меланхоличным мужем. Любят они друг друга, или нет, это выяснится позднее. Сэмми была из породы неунывающих, стремящихся убедить себя и всех окружающих в том, что все, что не делается, к лучшему.
— Мариетта славная девушка, — осторожно заявил он.
— Тогда вы ничем не отличаетесь от наших мужчин, — она улыбнулась на эту реплику. Ему показалось, что ее улыбка была почти злой. — Все они думают точно так же. Возможно, она еще встретит своего мужчину. Во всяком случае, ей придется заплатить высокую цену за это.
О’Нейл не хотел ничего знать об этой цене.
— Ее родители умерли?
— Да, — проговорила Сэмми, печально тряхнув кудрями, и Симусу показалось, что у нее прибавилось седины. — Оба убиты в сражении.
— Я думал, что здесь нет никаких захватчиков. С кем же вы сражаетесь?
Сэмми тревожно огляделась, словно боялась, что их услышат.
— Благоразумнее не обсуждать эту тему.
Ого. Кажется, ты способен не только мысленно снимать одежду с лейтенанта Мариетты, но и, вести расследование.