Грин Мэри. Поцелуй разбойника

   К ним подошел мистер Торнби.
   – Не хотите ли взглянуть на столовую, мисс?
   – Да, с удовольствием. – Она взяла Ника под руку, и они спустились вниз.
   За столами, поставленными в ряд, сидели дети всех возрастов. Они встретили из восторженными криками. Ник засмеялся и помахал им рукой.
   – Они всегда рады меня видеть, – объяснил он Серине, стараясь перекричать шум. Он повел ее между столами, мимоходом ероша детские головки. Дети счастливо смеялись. Они выглядели чистенькими и опрятными – девочки в одинаковых платьицах, а мальчики в курточках и брючках.
   На другом конце зала виднелся проход на кухню, которая представляла собой несколько комнат с каменными стенами. Огромный очаг пылал жаром, а над ним на крюках висели котлы и на вертеле жарилась свиная туша. Вращался вертел при помощи хитроумного приспособления из колесиков и канатов, которое приводила в движение собака, бегущая внутри цилиндрической клетки.
   – Мистер Ник! – воскликнула кухарка в переднике, заляпанном соусами. – Хотите попробовать? – И добавила, обращаясь к Серине: – Он всегда страсть какой голодный.
   – Да, но готовить он не любит, – ехидно произнесла Серина, бросив многозначительный взгляд в его сторону.
   Кухарка вытерла руки о передник и промокнула круглое лицо полотенцем.
   – Садитесь-ка, я принесу вам жаркое из крольчатины с гарниром из репы. Сегодня у нас особое меню. – Она засмеялась, и Серина невольно засмеялась вместе с ней.
   Ник усадил Серину за маленький столик у окна, где, очевидно, ели слуги. На подносе были разложены вилки, ножи, ложки и тарелки. Все сверкало чистотой, нигде не было видно ни пятнышка. Горничные и слуги сновали туда-сюда. Двое слуг несли котел.
   – Это жаркое, – сказал Ник.
   – Сколько человек здесь работает? – спросила Серина.
   – Двадцать пять. Иногда к нам нанимаются добровольцы из бедняков. Два священника согласились давать по утрам уроки. Как я уже говорил, сиротский приют у многих находит поддержку. Основал я его три года назад. Сейчас почти все долги выплачены, и как только я полностью выплачу залог, тут же распрощаюсь со своей преступной деятельностью. – Он говорил тихо, чтобы его слышала только она, и Серина поняла, что он никогда бы ей не доверился, если бы в ту памятную ночь она не сорвала с него маску.
   – Ну вот, – улыбнулась кухарка, поставив перед ними две миски с дымящимся кушаньем. С соседнего стола она взяла два ломтя хлеба.
   – Это Мейвис Корк, наша главная повариха, – пояснил Ник. – Я ей часто говорю, что она могла бы пойти в кухарки к самому королю Георгу – так хорошо она готовит. – Он подмигнул молодой женщине, и Серина ощутила укол ревности.
   – Уж лучше я буду готовить для малышей. Им легче угодить. А король Георг – дай Бог – ему здоровья – большой привереда. – И кухарка заразительно расхохоталась.
   Серина с аппетитом принялась за жаркое. Еда простая, но намного вкуснее, чем ее собственная стряпня. Она зажмурилась, пробуя подливу.
   – Как вкусно! – искренне похвалила она. Кухарка присела в реверансе.
   – Спасибо, мисс. Я стараюсь. Малыши не должны голодать.
   Серина съела все до последнего кусочка и попросила добавки. Собрав подливку хлебом, она умиротворенно вздохнула, вполне довольная жизнью. Ник тоже доел свою порцию и понимающе подмигнул ей.
   – Впервые твой желудок насытился с тех пор, как ты покинула свой дом.
   – У леди нет желудка, – надменно процедила она. Он насмешливо вскинул брови.
   – Ну да, конечно, я и забыл, что ты аристократка до кончиков поломанных ногтей.
   Серина хотела его отчитать, но вместо этого рассмеялась.
   – Ты невыносим.
   – А ты прелестна, когда смеешься, – сказал он, любуясь ее личиком. – Смейся почаще.
   Она покраснела.
   – Не вижу повода для веселья. Но еда превосходная – ничего не скажешь.
   – Ты очень переменилась с тех пор, как приехала в Лондон. Избалованная аристократка исчезла.
   – Может, аристократка была не такая избалованная, как тебе казалось. Ты не всегда прав.
   Он отодвинул миску и откинулся на спинку стула, заложив руки за голову.
   – Я доверяю своей интуиции.
   – Но интуиция может и подвести, – возразила она и высокомерно вскинула подбородок.
   – Только не в отношении тебя. Я уже сказал, что мы предназначены друг для друга и наши пути пересеклись не случайно.
   – Мне ничего не известно об этом, но мы встретились, и эта встреча перевернула мою жизнь. – При этих ее словах в глазах его вспыхнуло пламя, а на губах заиграла ленивая усмешка. – Ты перевернул мою жизнь.
   – А ты – мою. И я этому рад. – Он поднялся. – Продолжим прогулку.
   Серина с радостью приняла его приглашение. Ник отнес миски в посудомоечную – темную комнату в полуподвальном помещении. Она поежилась, вспомнив свои сражения с ведрами и тряпками.
   Мейвис помахала им на прощание, одновременно что-то помешивая в котле. Серина пожалела, что у нее нет времени расспросить ее о кулинарных секретах, которые до знакомства с Ником были для нее тайной за семью печатями.
   Они шли вдоль Темзы, и свежий ветер играл ее волосами. Серина накинула капюшон, чтобы укрыться от холода.
   По реке неторопливо плыли баржи, маленькие лодочки сновали, как чайки на волнах. Лодочник предложил переправить их на другой берег, но Ник покачал головой:
   – В другой раз, старина.
   Стая голубей вспорхнула с моста и полетела к городу. Серина смотрела на птиц затаив дыхание. Если бы еще солнце выглянуло из-за туч, день был бы чудесным.
   – Я покажу тебе собор Святого Павла в следующий раз. Он недалеко отсюда. А дальше к востоку – Тауэр.
   – Где обезглавливали преступников и томились в застенках короли?
   – Именно так. К сожалению, Тауэр имеет довольно мрачную историю.
   Серина вздрогнула – на нее словно повеяло могильным холодом.
   – Ты замерзла? Давай вернемся. – Ник повел ее по узкой улочке, которая вскоре вышла на широкий проспект. Их обступила пестрая толпа – кто в дорогих плащах, кто в лохмотьях.
   Экипажи и фермерские подводы грохотали по булыжной мостовой. Лошади вскидывали головы и ржали, приветствуя друг друга. На углу валялась перевернутая повозка с углем, и двое кучеров переругивались, выясняя, кто виноват.
   Какофония звуков и запахов окружила Серину, и она тщетно пыталась разобраться в многоголосом гуле.
   Ник купил пакетик леденцов и едва успел увернуться от портшеза, который несли четверо дюжих носильщиков. Серина взглянула на человека, сидевшего в портшезе, и в ужасе отшатнулась. Ей показалось, что она увидела Лютера Хиллиарда.
   – Ты побледнела, Серина. Тебе холодно? – Она кивнула, и Ник предложил: – Вернемся домой. Хватит на сегодня впечатлений.
   Она шла за ним, ничего не видя. Но если Лютер в Лондоне, она в безопасности только в своей тюрьме. И Серина бросилась бежать.

Глава 13

   Ник нагнал ее в конце улицы и схватил за руку.
   – Что ты делаешь? Ты ведь обещала, что никуда не убежишь! Я поверил тебе! – Его лицо побагровело от гнева.
   Она вырвалась и сердито сверкнула глазами.
   – Я не собиралась убегать от тебя, идиот! Я бежала к твоему дому. – Она прижала ладони к лицу, и слезы потекли по ее щекам.
   – Откуда мне было знать? – Смущение и злость отразились на его лице. – Ты понеслась как сумасшедшая, не сказав ни слова.
   – Ты не доверяешь мне ни капли! Я же сказала, что не убегу, а ты усомнился в моей честности! – Она вытирала слезы, но они все текли, и ужас ночных кошмаров заставлял ее трястись от страха.
   – Что тебя так напугало? – спросил он, обнимая ее за плечи.
   Она вытерла глаза, раздумывая, стоит ли посвящать его в свою тайну. Он, конечно, захочет ей помочь и разыщет Лютера, но этого-то как раз и нельзя допустить. Лютер уже убил отца. Ничто не помешает ему еще раз обагрить руки кровью.
   – Мне показалось, что я увидела одного человека, – пробормотала она.
   – И ты его боишься.
   – Да. Он жаждет моей смерти.
   – Смерти? – Ник быстро увел ее с многолюдной улицы в переулок. Вскоре они очутились рядом с домом, который она не так давно ненавидела, а теперь считала своим единственным надежным убежищем. Ник отпер дверь, и они вошли в полутемный холл.
   Пройдя на кухню, он усадил ее на стул и развязал завязки ее плаща.
   – Я приготовлю чай и нагрею воду, чтобы ты могла помыться. В кладовке под лестницей стоит ванна.
   – Ты сделаешь это ради меня? – спросила она, удивленная и обрадованная его заботой.
   – Мне больно видеть как ты расстроена и напугана, – вздохнул Ник, снимая плащ и камзол. Он развел огонь, и языки пламени весело заплясали в очаге, распространяя тепло.
   Постепенно Серина успокоилась и согрелась. Ник поставил перед ней чашку горячего чая, и она благодарно улыбнулась ему.
   – Серина, расскажи мне все.
   – Чтобы ты отправился сражаться с драконом? – спросила она грустно.
   – Я уверен, что смогу тебе помочь.
   – Ты меня растрогал, Ник.
   Он опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.
   – Мы с тобой были ближе, чем друзья, но до сих пор не доверяем друг другу. Мы чужие, а я знаю тебя лучше, чем кого бы то ни было. Странные у нас с тобой отношения.
   Она кивнула и дотронулась ладонью до его щеки.
   – Да, но я больше не считаю себя пленницей.
   – Я тоже думаю, что это уже в прошлом. Но если ты захочешь уйти, мне придется жить в постоянном страхе, что меня разоблачат. – Он не стал ждать, что она ответит, и пошел за ванной. Притащив ее на кухню, он налил воды в котел над очагом. Он делал это для нее, и сердце Серины понемногу оттаивало. Ник совсем не похож на разбойника. Нет в нем ни жестокости, ни ненависти. «Ах, Ник», – вздохнула она.
   – Я не собираюсь иметь дело с властями, и на то есть множество причин, – отрезала она и содрогнулась, представив, что будет, если она донесет на Лютера. Он такой лицемер, да к тому же имеет связи. Наверняка повернет дело так, что виноватой в смерти отца окажется она сама. Что он сделал с телом? Что сказал слугам? Отец, каким бы он ни был, заслужил, чтобы его похоронили достойно.
   – У тебя есть родственники-мужчины, которые могли бы тебя защитить? – спросил Ник.
   Она покачала головой.
   – После смерти матери я жила с отцом и слугами. Друзей у нас почти не осталось – отец со всеми рассорился.
   – Слуги, наверное, волнуются, – предположил Ник и налил себе чаю. – Они обратятся к властям в Сомерсете, и тебя начнут разыскивать.
   – Они поступят так, как прикажет им мой дядя, – грустно сказала она.
   Ник пристально посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд.
   – Так это от него ты скрываешься? – догадался он и встал, забирая у нее пустую чашку. – Рассказывай, что случилось.
   Она послушно кивнула.
   – Он убил моего отца. Я все видела, спрятавшись за портьерой. Перед этим я выходила на террасу подышать воздухом перед сном, и окно было открыто.
   Ник порывисто обнял ее.
   – Но этого нельзя так оставить! Заяви в суд.
   – Никто мне не поверит. Я всего лишь женщина, а мой дядя влиятельный человек. Он восстановит суд против меня.
   Ник погладил ее по голове, и она немного успокоилась. Теперь она чувствовала себя слабой и усталой.
   – Я мог бы помочь тебе привлечь его к суду.
   – А я не хочу, чтобы ты в это вмешивался, Ник, – решительно заявила она. – Когда наши пути разойдутся, а это рано или поздно случится, я не хочу быть тебе обязанной. – Она посмотрела ему в глаза. В них она увидела удивление, подозрение, разочарование.
   – Я бы ни за что не стал требовать с тебя платы за свою услугу, – процедил он. – Помочь тебе – мой долг.
   – Но я была бы тебе признательна. В любом случае я не думаю, что ты сможешь мне помочь. Я найду способ отомстить за смерть отца, правда, пока еще не знаю как.
   Он обхватил ладонями ее лицо.
   – Похоже, ты не прочь присоединиться к разбойничьему братству. Но мстить рискованно. Ты можешь погибнуть.
   – Но сначала распрощается с жизнью мой дядя, – пообещала она, понимая, что у нее не хватит духу убить Лютера, даже если он заслуживает смерти. Она и мухи-то не обидит, не говоря уже о том, чтобы убить человека. Лучше бы она не заводила этот разговор.
   Ник молчал, размышляя о том, что поведала ему Серима.
   Ведь он сразу почувствовал, что у нее есть какая-то тайна, и теперь он знает, в чем она заключается. Ее отца убили. Он содрогнулся. Бедная девочка, здорово же ей досталось. Он вложил в ее руки чашку с горячим чаем. Ладони ее были холодны как лед. Ее сотрясала дрожь.
   – Ты даже не успела оплакать его смерть, Серина?
   – Я была в шоке и до сих пор еще не оправилась от удара. У меня не было времени горевать.
   – Но нельзя же все держать в себе!
   – Я не могу сейчас думать об отце. Я испытываю к нему и любовь, и ненависть. И оплакивать его нелегко. Прежде чем думать о том, что случилось, надо обрести опору под ногами.
   В ее словах звучало отчаяние, и сердце Ника преисполнилось сочувствия. Он решил пока не выспрашивать у нее детали. Но он знал, что непременно отомстит за нее. Впрочем, она еще не полностью доверяет ему. Доверие – вот чего не хватает им обоим.
   Вода в котле закипела, и Ник вылил ее в ванну.
   – После горячей ванны тебе станет гораздо лучше, – ласково сказал он. Кружевные оборки манжет намокли, и он снял их и закатал рукава. Это напомнило ему детство, когда он помогал наполнять ванну для матери еще до того, как они очутились в нишей дыре, никому не нужные и всеми покинутые. Горькие воспоминания были такими ясными и четкими, как будто все произошло вчера.
   – Зачем ты это делаешь? – тихо спросила она.
   – Тебе нужна дружеская забота, только и всего, – пожал он плечами, пробуя воду. – Я пойду наверх и принесу мыло, а ты пока раздевайся. И не волнуйся, двери заперты, и мы в доме одни.
   Она улыбнулась одними губами, но глаза остались серьезными.
   – Правда? А тебя не стоит бояться?
   Он усмехнулся и ущипнул ее за покрасневший нос, проходя мимо.
   – Может, и стоит.
   Когда он вернулся через несколько минут, она стояла перед огнем. Ее обнаженная спина выглядела худенькой и беззащитной. Он отложил мыло, подошел к ней и обнял за талию, крепко прижав к себе. Ее волосы распустились и колыхались перед его глазами шелковистой волной.
   Он положил ей голову на плечо и наклонился, чтобы бросить взгляд на ее упругие груди. Взяв их в ладони, он провел пальцами по затвердевшим соскам. Она не отстранилась.
   Он едва сдерживался, чтобы не овладеть ею тут же, на полу. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, как он держал ее в объятиях и они познали высшее блаженство. И сейчас он снова готов повторить все то, что было между ними. Она тоже этого хочет – он чувствует.
   Каждая клеточка ее тела возбуждала в нем ответную страсть. У него закружилась голова – таким сильным было желание. Она затрепетала в его руках, и глубокий вздох сорвался с ее губ.
   – Вода остынет, – прошептала она.
   Он с трудом заставил себя разжать объятия. Ее перламутровая кожа мерцала в оранжевых отсветах пламени, соски казались золотисто-коричневыми на фоне бледной кожи.
   Он зажмурил глаза, а она тем временем шагнула в ванну. Вода скрыла ее только до пояса, и он мог любоваться ее округлой грудью, налившейся желанием. Ее влажные губы призывно приоткрылись.
   – Дай мне, пожалуйста, мыло, – попросила она, и эти ее сводящие с ума губы растянулись в лукавую улыбку. Она протянула руку, и он вложил в ее ладонь кусок мыла. Хорошо, что он догадался купить французское мыло самого лучшего качества, с ароматом роз.
   Она принялась намыливать себя, а он стоял и смотрел, как мыльная пена обволакивает нежные изгибы ее тела. Не выдержав пытки, он опустился на колени перед ванной.
   – Позволь мне помочь тебе.
   Серина заметила огонь в его глазах и послушно отдала ему мыло. Он улыбнулся и, взяв ее ногу, приподнял над ванной и, намылив руку, просунул пальцы между пальцами ее ноги. Она извивалась, но он держал ее крепко, насколько это возможно мыльными руками, и поглаживал чувствительный изгиб стопы и узкую лодыжку. Его ладонь скользнула вверх, все выше и выше, и сладкая истома разлилась по ее телу.
   Сердце забилось быстрее, и ее бросило в жар.
   Его руки ласкали ее бедро, пальцы отыскали ее тайное местечко, и она тихо вскрикнула, испытывая сладкое томление.
   Неужели трагические перемены в жизни сделали ее такой легкомысленной, или страсть дремала в ней до поры?
   Она постанывала, пока он ласкал другую ее ногу, не обойдя вниманием ни один пальчик, ни один изгиб.
   – Ты само совершенство, – хрипло прошептал он. – Ты создана для любви.
   – Но я не каждому позволю щекотать мне пятки, – засмеялась она.
   Он погрузил руки в воду, и его ладони скользнули вдоль ее бедер. Обхватив ее за талию, он пристально посмотрел ей в глаза, и лицо его исказилось от страсти. Он впился губами в ее рот, и у нее захватило дух.
   Его язык касался ее языка, заставляя ее сердце мчаться вскачь, как обезумевшая лошадь. Он прижал ее к себе, не заботясь о том, что его рубашка намокнет.
   – Ах, Ник, – прошептала она, когда он наконец оторвался от ее губ. Поцелуй вскружил ей голову.
   Он усмехнулся, догадавшись о произведенном эффекте.
   – У тебя самые пленительные губы, какие мне доводилось целовать.
   – Не желаю слышать твои льстивые комплименты, – нахмурилась она, сгорая от желания продолжить знакомство с таинствами любви.
   Он положил ей руку на шею и снова поцеловал. Наконец он поднял голову и глухо застонал. Она засмеялась и коснулась ступней его груди.
   – Ты стонешь, как раненый медведь.
   – Да, я ранен, и только ты можешь меня исцелить, – заявил он, опуская руку в ванну. Он принялся ласкать ее влажную расщелину, а другой сжал грудь, доведя ее до грани, за которой начинается сладкое забытье наслаждения, но вдруг внезапно отпустил, и она ощутила неудовлетворенность и досаду.
   Одежда его намокла, и Серина с трудом развязала его панталоны, приспустив их до бедер, и его мужское естество оказалось в ее ладони. На щеках его вспыхнул румянец, глаза сверкнули.
   – Ты меня убиваешь, – прошептал он с мукой в голосе. Натянув панталоны, он вытащил ее из ванны, заливая водой пол, и понес вверх по лестнице к себе в спальню.
   Она вздрогнула от холода, но он накрыл ее одеялом и, сняв одежду, лег рядом с ней. Их руки переплелись, он вошел в нее и стал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее, с каждым разом исторгая из нее стон наслаждения. Она выкрикивала его имя как заклинание.
   Он обнял ее так крепко, что она едва могла дышать. По телу его пробежала дрожь, и он впился в ее рот неистовым поцелуем, который сделал еще слаще секунды блаженства.
   Полуденное осеннее солнце озарило простыни, сияя вокруг головы ее возлюбленного золотистым ореолом. Ник выглядел помолодевшим и беззаботным. Любовь преобразила его.
   – Мне так хорошо с тобой, – прошептал он, коснувшись пальцем ее подбородка.
   Она улыбнулась.
   – А мне с тобой.
   Он прилег рядом с ней и оперся на локоть.
   – Ты воспламеняешь меня одним взглядом. Мне все время хочется ласкать тебя, обнимать, пить мед твоей любви.
   – Это называется «похоть», Ник, – нравоучительно произнесла она, гладя его по щеке.
   – И как только у тебя язык повернулся поставить рядом слово «похоть» и мое имя, – сонно пробормотал он.
   – Простыни намокли, – вздохнула она и придвинулась к нему ближе. Ник перевернулся на спину и притянул ее к себе. Она прильнула к нему и подумала, засыпая, что в одной постели с любимым не так уж и плохо, даже на мокрых простынях.

Глава 14

   На следующее утро Серина проснулась в постели Ника одна. Солнце уже поднялось. Прижав ладони к горящим щекам, она вспоминала подробности прошлой ночи… и то, как его поцелуи заставляли ее плакать от счастья.
   «Интересно, где он научился таким изощренным ласкам?» – подумала она, но тут же отбросила эти мысли, почувствовав, как в душе ее зашевелился червячок ревности. Счастье подобно хрустальному сосуду, и если его уронить, оно разбивается на тысячи осколков. Надо обращаться с ним с величайшей осторожностью.
   В доме царила тишина. Куда ушел Ник? Она завернулась в одеяло и спустилась на кухню. Там его тоже не было, и огонь в очаге потух. Из ванной вылили воду и убрали ее под лестницу. Рядом с миской на столе лежала записка:
 
   Милая Серина!
   Мне надо выйти по делу. Ложись в постель, и я тебе приснюсь. А когда вернусь, разбужу тебя поцелуем.
   Ник.
 
   Серина улыбнулась и прижала записку к груди. Наверное, это любовь, иначе отчего так колотится сердце? Опасное это чувство – оно лишает разума и делает человека уязвимым.
   Свое платье она обнаружила на стуле. Одевшись, она спрятала волосы под чепчик, чтобы больше походить на служанку. В этой части Лондона не стоит привлекать к себе внимание. Лютер может ее узнать. Эта мысль сразу испортила ей настроение.
   Умывшись и расчесав волосы, она села за стол и стала ждать возвращения Ника. Почувствовав голод, она поела хлеба с сыром, а на десерт яблоко.
   Устав от ожидания, она подошла к двери черного хода и слегка толкнула ее. Дверь была не заперта. Очевидно, Ник решил ей поверить.
   «Значит, можно уйти и больше не возвращаться», – подумала она.
   Да, заманчиво, но нельзя же уйти вот так, не попрощавшись. Она уйдет, когда наступит подходящий момент. И все-таки как тяжело даже думать об этом! Она все больше к нему привязывается и вскоре не сможет с ним расстаться.
   Серина вздохнула. Ей предоставлена свобода, и она может делать что хочет. Может, навестить Мейвис в сиротском приюте и предложить ей помощь? Идея ей понравилась, и она быстро нацарапала несколько строк на его же записке и оставила ее на столе.
   День выдался холодным, дул ледяной ветер. По булыжной мостовой перекатывалась газета, взлетая под порывами ветра, как хищная птица. Крепко сжимая под мышкой рисовальные принадлежности, Серина ускорила шаг, опасаясь встречи с Лютером.
   Проходя мимо кофейни, она уловила аппетитный запах жареного мяса и свежего кофе. И сразу захотелось есть, хотя она только что позавтракала.
   Серина благополучно добралась до сиротского приюта. Рабочие как раз прибивали вывеску над входом. «Сиротский приют сэра Джеймса», – прочла она. Ник назвал приют именем своего любимого дяди, который вытащил «го из нищеты. Незримое присутствие «этого благородного человека ощущалось здесь во всем.
   Когда она вошла в холл, там было пусто, за столом никого. Она прошла через пустую столовую, и шаги ее гулко отдавались под сводами потолка. Небольшая группка детей сидела на лавочке вдоль стены, и священник читал им Библию. Двое детей помахали ей, и она, улыбнувшись, помахала им в ответ.
   На кухне кипела работа, служанки сновали туда-сюда как пчелки. Никто не обращал на нее внимания. Серина отыскала глазами Мейвис, которая стояла у очага, и подошла к ней.
   – Я бы хотела чем-нибудь помочь, – проговорила она смущенно. – Что мне делать? Правда, я почти ничего не умею, но быстро научусь.
   Карие глаза Мейвис радостно блеснули.
   – Ах, мисс Серина, пара лишних рук нам не помешает. Если хотите, почистите репу. – Она подвела Серину к лавке, на которой стояла бочка с грязной водой, на дне которой виднелись желтые репы.
   – Поскребите их вот так, потом сполосните в чистой воде и нашинкуйте.
   Серина с опаской покосилась на длинный острый нож, гадая, что означает слово «нашинковать». Помыть и почистить не так уж и сложно, решила она, кладя свой сверток на стол и снимая плащ.
   – Не часто мистер Ник приводит сюда своих друзей. И в первый раз нам предлагают помощь. Я очень рада, что вы пришли.
   Серина кивнула и принялась за дело.
   – Мне хотелось сюда прийти, – призналась она. И это была правда. Дети наполняли приют веселым жизнерадостным смехом. И это так разительно отличалось от мрачного дома, в котором она провела большую часть своей жизни.
   Опустив руки в холодную воду, она бросила неуверенный взгляд на щетку, лежавшую рядом. С ее помощью она почистила корнеплод и вымыла его в чистой воде. Теперь надо снять кожицу и нашинковать. Нож такой острый, а репка твердая как камень, и кожица у нее плотная, как лошадиная шкура.
   Серина покосилась на Мейвис, но та командовала служанками, которые разливали содержимое большого котла по кастрюлям. Служанки бросали любопытные взгляды в сторону Серины, но не подходили к ней.
   Серина вертела в руках репку, решая, с какой стороны начать ее чистить, как вдруг дверь распахнулась, и по ногам потянуло сквозняком.
   – Помочь? – спросил низкий голос у самого ее уха, и она, подскочив от неожиданности, выронила репу.
   – Ник! Как ты меня напугал! – воскликнула она, вскинув на него глаза.
   – Прости, но я не мог не предложить свою помощь. – Он поднял руки, сдаваясь. – Только не убивай – у тебя такой острый нож!
   Ника поприветствовал нестройный хор голосов, и он кивнул служанкам, снимая плащ и треуголку.
   – Я покажу этой служанке, как правильно чистить репу, – обратился он к Мейвис, предложившей ему чашку чаю.
   Он подмигнул Серине, и она стиснула рукоятку ножа. Нет, она непременно отрежет ему нос, как только ей представится случай!
   Ник поднял репку и обмакнул в воду.
   – Где ты был сегодня утром? – спросила она, протягивая ему нож.
   – А ты по мне соскучилась? – хитро прищурился он, разрезая репку на четыре части. – Так будет легче чистить, – пояснил он.
   – Нет, я вовсе не скучала и очень обрадовалась, когда, проснувшись, не обнаружила тебя рядом, – мстительно солгала она.