Роксана откинулась на спинку кресла и устало вытянула ноги. Хардкастл налил ей лучшего вина. Он широко улыбался и вообще находился в хорошем настроении, что бывало с ним довольно редко. Вульф и Джиллиан молча стояли у стены.
   — Ты хорошо потрудилась, Роксана, — обратился к ней Хардкастл, наливая вино и себе. — Потеряв Медлея, Адамант лишится всех преимуществ. Осталось нанести еще несколько ударов — и построенное им здание рассыплется, как карточный домик. Жаль, что у тебя не было возможности прикончить его, но это неважно. Я передумал. Я не хочу, чтобы он умер сразу. Я хочу, чтобы прежде он помучился. Убить Адаманта недостаточно. Я хочу унизить его, доказав, что вонючим реформаторам не удалось справиться с консерваторами. Мне мало, чтобы он просто умер, я хочу сломить его волю.
   Роксана безразлично пожала плечами и отхлебнула из бокала. Пока Советник разглагольствовал, она рассматривала Джиллиан Хардкастл и колдуна Вульфа. Оба выглядели неважно. У Джиллиан были разбиты губы, она держалась неуклюже, пыталась скрыть боль. Вульф казался усталым и осунувшимся. Под глазами у него появились темные круги, а взгляд был не вполне осмысленным, рассеянным, будто он прислушивался к какому-то внутреннему голосу. Когда наконец до Роксаны дошло, что Хардкастл замолчал, она спросила:
   — Ну хорошо. Каковы дальнейшие приказания?
   — Нужно лишить Адаманта всякой поддержки, — сказал Хардкастл. — Медлея у него больше нет. На кого еще он может полагаться? На Стражей — Хока и Фишер. Они фактически стали его наемниками, несмотря на свой знаменитый нейтралитет. Если убрать их с дороги, Адамант проиграл.
   Роксана кивнула.
   — Я могу расправиться с ними поодиночке, но убить сразу обоих довольно трудно, — она улыбнулась, — хотя и забавно.
   — Не нужно их убивать, — спокойно возразил Хардкастл. — Я хочу взять их в плен. Они слишком часто вставали на моем пути и должны заплатить за это. Я хочу, чтобы они молили о смерти, которая не будет торопиться.
   — Я не могу гарантировать, что захвачу обоих живыми. Одного — возможно, но не обоих.
   — Я так и думал, поэтому обеспечил тебе подмогу. — Хардкастл дернул за шнурок звонка. Последовала короткая, тягостная пауза, затем дверь открылась и в кабинет вошли Пайк и Да-Силва. Роксана исподтишка рассматривала их из своего кресла.
   Пайк — высокий и мускулистый мужчина лет двадцати пяти, с открытым лицом и неприятной улыбкой. Его движения изящны, а кольчуга казалась на нем невесомой. Таких, как он, полно в любой школе гладиаторов. Да-Силва, наоборот, низенький и коренастый, с широкой грудью и гипертрофированными мускулами борца. Он на несколько лет старше Пайка и выглядел соответственно. Лицо тяжелое, скуластое и тупое, кроме того, он постоянно хмурился. Да-Силва всегда носил не только меч, но и дубинку из мореного дуба, залитую свинцом с обоих концов.
   Каждый из них был достаточно опытным наемником, но, начав работать вместе, они приобрели репутацию непобедимых воинов. Роксана рассматривала обоих мужчин долго, придирчиво, а затем перевела взгляд на Хардкастла.
   — Зачем вам они? У вас есть я.
   — Я хочу захватить Хока и Фишер живыми, — ответил Хардкастл. — Единственный способ сделать это без больших потерь — обеспечить численный перевес. Пайк и Да-Силва командуют отрядом из пятидесяти наемников. Ты поведешь их против Адаманта. Вульф обеспечит магическую защиту. Ясно?
   Роксана пожала плечами.
   — Вы — хозяин, Хардкастл. Что делать, когда мы захватим Хока и Фишер?
   — Я приготовил для них одно местечко. Пайк и Да-Силва ознакомят тебя с деталями. Адамант и его люди скоро выйдут на улицу. Проследите за ними, выберите место и действуйте. На этот раз никаких извинений — надо взять Хока и Фишер живыми. У меня есть кое-какие планы на их счет.
   Джеймс Адамант снова вывел своих людей на улицы Хай-Степс, решив продолжить агитацию, пока участки для голосования еще открыты. Никто из его подчиненных ничего не сказал, но все понимали, что хозяин хочет убедиться в своей популярности после неприятных событий.
   Итак, они в последний раз вышли на улицу, уставшие, с тяжестью на сердце. Адамант шел впереди, рядом с ним Даниель; Хок и Фишер следовали за кандидатом. Сторонники Адаманта разошлись по домам после неудачного окончания праздничного банкета, и поэтому, его охраняли только шестеро наемников. Беркло и Кинсайд защищали тылы. Это было прямо скажем, далеко не то оптимистически настроенное войско, какое сопровождало кандидата в предыдущий раз, ведь с тех пор многое изменилось. Неудачный банкет оставил свои следы. Адамант шел крупным шагом, как будто пытался убежать от недавних воспоминаний и снова приобрести уверенность в себе. Свита с большим трудом поспевала за ним. Хок и Фишер шли с обнаженным оружием — где гарантия, что Хардкастл не решится еще на одно покушение?
   Даниель предполагалось оставить дома, но женщина настояла на своем. И она была права. Ее присутствие может помочь при голосовании, а отсутствие вызовет вопросы, на которые Адамант вряд ли ответит. Прежде чем выйти, Даниель бросила последнюю порцию порошка в огонь. Адамант только кивнул и отвернулся. Они шли рука об руку и улыбались встречным, но между собой не обменялись и пятью словами.
   Хок вздохнул. Как будто ему больше не о чем беспокоиться. Медлей исчез вместе со знаменитой Роксаной, но пока трудно судить о том, какие сведения он передал Хардкастлу. Да и не столь важно по сравнению с ущербом, нанесенным самоуверенности Адаманта. Ведь он слепо доверял Стефану Медлею и позволил ему вести кампанию. Теперь консультанта нет, и Адамант не знал, на кого и на что он может полагаться. А самое главное — Адамант обнаружил, что больше не может доверять Мортису. Лонгарм и его люди вообще не должны были проникнуть в дом, видно, разум мертвеца снова помутился, а чары его ослабли. Он обещал, что больше такое не повторится, и Адамант сделал вид, что верит.
   На очередном углу Адамант остановился, чтобы произнести очередную речь. Как всегда, собралась толпа слушателей. Даже сейчас — после того, что случилось, — он не потерял способности зачаровывать людей своим голосом. Возможно, Адамант все еще верил в свое дело, хотя был не очень уверен в себе. Начало речи оказалось удачным. Толпа заразилась энтузиазмом и бурно выражала одобрение. Беркло и Кинсайд незаметно передвигались среди слушателей, следя за порядком. Хок и Фишер устало прислонились к стене, ощущая себя ненужными. Но внезапно восторженные возгласы толпы сменились воплями ужаса: из боковой улицы появилось пятьдесят наемников с мечами в руках.
   Они прорвались сквозь толпу, рубя всех, кто попадал под руку. Беркло и Кинсайд вытащили мечи и вступили в бой, кося нападающих, как траву. Кинсайд двигался и работал оружием с такой скоростью, что его очертания буквально расплывались. Но их было только двое, и волна наемников обтекла обоих, даже не замедлив хода. Оказавшись окруженными Беркло и Кинсайд встали спиной к спине и продолжали отбиваться. Наемники Адаманта пытались остановить нападавших. Силы были слишком неравны. Хок и Фишер поспешно выдвинулись вперед и встали между нападающими и Адамантом. Даниель прижалась к спине мужа.
   Первый наемник напал на Фишер, видимо, посчитав ее более легким противником. Изабель изящно отразила удар и ответным выпадом меча перерезала ему горло, после чего снова встала в боевую позицию. Хок выкрикивал военный клич Северных Земель и размахивал топором, нанося короткие жестокие удары и разбрасывая наседавших наемников. Улица превратилась в настоящее поле боя; воздух пропитался запахом крови. Адамант бился, как дуэлянт, а не уличный боец, и все, что он мог сделать, — не позволить оттеснить себя. Даниель сжимала в руке кинжал в надежде, что, когда придет время, у нее хватит сил пустить оружие в ход.
   Хок и Фишер яростно сражались бок о бок, и наемники ничего не могли поделать с ними. Беркло и Кинсайд, разделенные нападавшими, дрались уже поодиночке и, получив по дюжине опасных ран, отказывались сдаваться. Перед ними горой лежали убитые. Внезапно, будто из ниоткуда, появилась Роксана. Она громко засмеялась, когда ее меч сверкнул в воздухе и ударил Кинсайда по ноге. Нога подогнулась, Кинсайд упал на колено, Роксана проскользнула мимо него, ухмыляясь, и направилась к Хоку и Фишер. За ней следовали Пайк и Да-Силва. Меч Пайка отразил выпад Беркло, а тяжелая деревянная дубинка Да-Силвы ударила старого воина в бок, сломав ему ребра. Беркло закашлялся кровью и упал. Наемники окружили обоих воинов, собираясь прикончить поверженных врагов.
   Роксана с яростью набросилась на Фишер. Натиск ее оказался настолько стремителен, что Изабель пришлось отступить. Хок попытался защитить жену, но на него тут же набросились Пайк и Да-Силва. Пайк орудовал топором, а Да-Силва дубинкой.
   Роксана наносила удары и парировала выпады Фишер. Она теснила и теснила ее, пока та не прижалась спиной к стене — дальше отступать было некуда. Фишер отлично владела мечом, но Роксана тоже была опытным, нечеловечески сильным бойцом и редко когда уставала.
   Отчаяние на мгновение придало Фишер новые силы, она сделала выпад и рассекла мечом кожаную куртку наемницы, нанеся ей длинную, но неглубокую рану вдоль ребер. Роксана даже не поморщилась, а ее ответная атака снова прижала Фишер к стене. Силы Изабель начали убывать, и как раз в этот момент сбоку возник еще один наемник и оглушил ее эфесом меча. Из рассеченной раны потекла кровь. Роксана и наемник ударили ее еще раз, и Изабель, потеряв сознание, упала на булыжник. Роксана пнула ее башмаком в голову и рассмеялась.
   Хок, увидев, что жена упала, гневно зарычал. Он яростно взмахнул топором, и Пайк был вынужден отступить — топор Хока пробил доспехи Пайка, и тот упал. Хок шагнул вперед, чтобы добить врага, но в этот момент взметнулась дубинка Да-Силвы. Хок отшатнулся и издал воинственный клич, призывая противника подойти поближе. Адамант сражался мечом, удерживая наемников на расстоянии. Ему казалось, что их целью было не убить его, а взять в плен. Тем не менее они рубили Адаманта точно так же, как плотник обрабатывает деревянный чурбан. Кровь лилась из его ран, заливая нарядную одежду. Сзади раздался крик Даниель, и Адамант увидел, как она отчаянно, из последних сил борется с усмехающимся наемником. Адамант пронзил насильника мечом, вызвав гнев и желание отомстить за товарища у нападавших. На Адаманта обрушилась лавина ударов, и он понял, что долго не сможет продержаться. Один из наемников выбил из его рук оружие и сделал выпад. Даниель вскрикнула и бросилась вперед, чтобы защитить мужа. Она ухватилась обеими руками за лезвие меча и упала. Адамант хрипло вскрикнул, поднял меч и проткнул наемника, ранившего его жену, но на его месте оказались двое других, и их лица не обещали ничего хорошего. В отчаянии Адамант поднял голову и закричал, обращаясь к темному небу:
   — Черт тебя побери, Мортис! Ты обещал защищать нас! Помоги!
   Наемники ошеломленно застыли на месте. И вдруг изо рта у них хлынула кровь, они стали падать на землю, беспомощно суча ногами и корчась от мук. Адамант округлившимися глазами смотрел, как налетчики падают один за другим, сотрясаемые спазмами и харкая кровью. Через несколько секунд все было кончено. Адамант склонился над Даниель. Он взял ее за руку, и она в ответ крепко сжала его ладонь. Дыхание Даниель было частым и неровным, лицо покрылось потом.
   — От меня одни неприятности? — прошептала она.
   — Молчи, — мягко сказал Адамант. — Надо показать твою рану доктору.
   Даниель покачала головой.
   — Немножко поздновато, Джеймс. Прости меня.
   — За что?
   — За все.
   — Мне не за что прощать тебя, Денни. Лучше помолчи и побереги силы.
   Даниель внезапно глубоко вздохнула и прижала ладонь к ране. Сердце Адаманта чуть не остановилось, прежде чем он понял, что она удивленно улыбается.
   — Моя рана… она больше не болит. Что произошло, Джеймс?
   «Просто я сделал свою работу, — прозвучал внутри них тихий голос Мортиса. — Рана исцелена. Но вам лучше как можно скорее отправиться домой. Я почти исчерпал свои силы и не знаю, как долго смогу защищать вас».
   Его голос стих. Адамант, ошалевший от счастья, помог Даниель подняться на ноги и огляделся. Вокруг лежали мертвые и умирающие, он опять помрачнел и хрипло спросил у Хока:
   — Где Беркло и Кинсайд?
   — Мертвы, — ответил Хок.
   — А ваша жена?
   — Ее схватили. Должно быть, Роксана и двое ее дружков тоже находятся под магической защитой.
   Адамант устало потер раскалывающуюся голову.
   — Мне очень жаль. Столько погибших, и все из-за меня.
   Хок повернулся и поглядел на него яростным взглядом.
   — Не говорите чепухи! За все отвечает только один человек — Хардкастл. А Изабель не погибла, и я хочу освободить ее. Вы с Даниель сумеете добраться до дома без меня?
   — Думаю, что да. Мортис снова охраняет нас.
   — Хорошо. Идите домой и никуда не выходите, пока не станут известны результаты выборов. Я найду Изабель, а затем нанесу визит Хардкастлу. Это уже не политика. Это личное дело.
 
   Стефан Медлей сидел на грязной кровати в тускло освещенной комнате, уставясь перед собой невидящим взором. Он сидел так с тех пор, как ушла Роксана, пытался понять, что ему делать дальше, но не мог ни на чем сосредоточиться. Всего за несколько мгновений весь его мир рухнул, и он остался один в грязной маленькой таверне, в которую ни за что не вошел бы при дневном свете.
   Когда он бывал здесь с Роксаной, все выглядело совсем иначе. Тогда они смотрели только друг на друга. Теперь же он впервые заметил, как здесь бедно и убого. Еще хуже было на душе. Он устало потер разболевшиеся виски и попытался собраться с мыслями. Ему небезопасно находиться в Хейвене. У Адаманта нет выбора — он уверен, что Медлей переметнулся на сторону врага. К тому же он первоклассный дуэлянт. Даже если допустить, что Адамант не станет убивать человека, который когда-то был его другом, вес равно в партии Реформ много тех, кто ненавидит предателей и скор на расправу.
   Предатель. Слово грубое, но верное.
   Хардкастл тоже начнет искать его, как только Роксана расскажет, что он не собирается переходить на его сторону. Медлей слишком долго оскорблял Хардкастла и слишком часто расстраивал его планы. А всем известно, что этот человек никогда не прощает обид.
   Медлей задумался. Если у него так много врагов, то нет никаких шансов, что ему вообще удастся выбраться из Хейвена. А, с другой стороны, если серьезно, хочет ли он покинуть Хейвен? Здесь, конечно, помойная яма, а не город, но это его родина. Все, кого он знал, все, что его интересовало, находилось в Хейвене.
   Но теперь для него все кончено. Он сжег мосты ради любви к женщине, которая не любила его. Друзья отрекутся от него, карьера закончена, будущее… Медлей вздохнул и опустил голову на руки. Ему хотелось заплакать, но даже на слезы не осталось сил.
   В его жизни почти не было женщин. Судя по всему, их не интересовал тихий молодой человек, который увлекался только политикой. Юные красавицы, с их играми и смехом, с их простодушием, уходили к другим мужчинам, а Медлей оставался один. Он, правда, знал нескольких женщин, которые видели в нем потенциального делового партнера. В Хейвене брак по-прежнему был наилучшим способом улучшить материальное и общественное положение. Иногда Медлей чувствовал себя так одиноко, что его искушало желание ответить «да», согласиться вступить в брак с женщиной, которую нашла для него семья, но в последний момент он отказывался, потому что не мог поступиться своей гордостью. Больше у него ничего не было Но Роксана… Роксана — это совсем другое. Она не пустоголовая, напудренная и надушенная девица из новой аристократии. Не расчетливая женщина, рассматривающая брак как выгодную сделку. Роксана сверкала, словно бриллиант, и знала, что такое настоящая свобода. Находясь рядом с ней, ощущаешь радость жизни во всей полноте. Стефан мог раскрыть перед Роксаной свою душу, мог сказать ей то, чего не сказал бы никому другому. Он никогда не был так счастлив, как в те драгоценные мгновения встреч, которые проводил вместе с ней! Он никогда их не забудет…
   Оглядываясь назад, Медлей еще раз убедился, что ничего не понимает в женщинах. Ведь легко было догадаться, что девушка, ставшая живой легендой, ничего не сможет найти в таком человеке, как он. Роксана со своей красотой и славой была достойна иметь партнером такого же героя, как она сама. Зачем ей обращать внимание на заурядного второстепенного политика, каких полно в городе? Как он вообще мог поверить, что небезразличен ей?
   До встречи с Роксаной Медлей даже не догадывался, насколько тускла и одинока его жизнь. Полюбив ее, он в первый раз ощутил себя полноценным человеком.
   Но Роксана ушла — и он снова один.
   Один. Стефан только теперь оценил, как безнадежно звучит это слово. Оно постоянно присутствовало в мыслях, пока перед его внутренним взором разворачивались мрачные картины будущего: карьера закончена; он предал друга и коллегу в разгар выборов, больше никто никогда не станет доверять ему. Друзья отвернутся, родственники тоже — он слишком часто действовал вразрез с желаниями семьи, чтобы надеяться на ее поддержку.
   У него не осталось надежды. Надежда только у тех, у кого есть будущее.
   Правда, был один выход. Он знал, как достичь мира и покоя. Тогда, возможно, его поймут и простят.
   Медлей достал из башмака нож — короткий, с острым лезвием — и долго разглядывал его, одновременно обдумывая то, что ему предстояло. Он не хотел и в этом деле допустить ошибки. Положив нож, закатал рукава. Некоторое время глядел на свои руки, как будто никогда раньше не видел длинных голубых вен и мелких волосков, покрывающих бледную и тонкую кожу. Взяв нож, он машинально вытер лезвие о штанину и улыбнулся. Как будто это имеет какое-то значение! Потом приставил лезвие к левому запястью, но вынужден был остановиться. Руки сильно дрожали. Тяжелое дыхание со свистом вырывалось из груди, а по коже бегали мурашки. Он сосредоточился, призвал на помощь остатки храбрости — и рука обрела твердость. Стальное лезвие тускло сияло в свете лампы. Стефан надавил ножом на кожу, и она разошлась. Из раны хлынула кровь, и от боли он прикусил губу. Скрипя зубами, провел ножом поперек запястья. Боль была ужасной, и Стефан застонал вслух, чувствуя, как лопаются сухожилия. Сразу же перехватив нож левой рукой, пока не онемели пальцы, резанул по правому запястью. Рука вновь задрожала, и для полной уверенности ему пришлось сделать еще два разреза.
   Нож выскользнул из пальцев и упал на пол. Стефан заплакал. По лицу струились слезы, он задыхался от рыданий. Из ран хлестала кровь. Он начал ощущать слабость и головокружение. Лег на кровать и закрыл глаза, надеясь, что ужасная боль, которая, как огнем, охватила руки до локтей, утихнет. Он не думал, что будет так больно. Рыдания буквально сотрясали его тело. Стефан крепко сжал губы, он не хотел, чтобы кто-нибудь услышал их и пришел на помощь.
   Затем началась тошнота — все происходило не так, как он представлял себе. Было обидно и стыдно оттого, что не удастся с достоинством уйти из жизни. Он видел, как сжимаются его пальцы, но больше не ощущал их. Кровь все еще текла из ран. Он и не знал, что у людей столько крови.
   Стефан взглянул на потолок и закрыл глаза.
   Я любил тебя, Роксана. Я действительно любил тебя.
   Тьма сомкнулась вокруг Медлея.

8. СПАСИТЕЛИ

   Роксана рассвирепела, и наемники старались держаться подальше от нее. Пайк и Да-Силва исчезли в тот момент, когда они добрались до дома, приспособленного Хардкастлом под тюрьму для Стражей, якобы для того, чтобы запереть плененную Фишер, но на самом деле, чтобы убраться подальше от Роксаны, пока она снова не начала буйствовать и хвататься за меч. Двадцать наемников, которым Хардкастл приказал охранять тюрьму, соображали не так быстро, и ярость Роксаны обрушилась на них. Они отступали подальше, соглашаясь или отрицательно качая головами в ответ на все ее реплики. Но это ровно ничего не значило, и они просто старались прижаться к стенам. Роксана шагала взад и вперед, рыча и что-то бормоча себе под нос. Она никогда не чувствовала такой злости и, самое главное, не понимала, что именно разозлило ее. Хотя…
   Если бы Роксана не настояла на том, чтобы Вульф наложил защитные чары на нее, Пайка и Да-Силву, они погибли бы вместе с отрядом. Она ужасно не любила, когда погибали ее подчиненные, считала это личным оскорблением.
   Кроме того, им не удалось захватить вместе с Фишер и Хока. А ведь она хотела взять обоих Стражей.
   Живая легенда не может позволить себе подобной неудачи, иначе она перестает быть легендой.
   Но главным образом она злилась из-за того, каким образом они захватили капитана Фишер. С тех пор как Роксана оказалась в Хейвене, ей не терпелось скрестить клинки с этим легендарным капитаном, но поединка не получилось — кто-то из-за спины оглушил Фишер. Далеко не лучший способ победить достойную соперницу. Если все станет известно, на Роксану будут смотреть как на обыкновенного наемного убийцу. И, что самое главное, ей не позволили лично убить Фишер — Хардкастл приказал захватить ее живой и доставить для допроса. Роксана фыркнула — она знала, что речь идет о пытке.
   Мрачно озираясь, она шагала взад-вперед, и наемники избегали ее взгляда. Здание, служившее тюрьмой, было одним из дешевых разваливающихся доходных домов. Таков стиль Хардкастла, таковы его делишки. Дешево и грязно. Вообще вся операция, по мнению Роксаны, отличалась дурным вкусом. Она была воином, и грязные политические игры не импонировали ее натуре; она убила многих людей, ей даже доводилось пытать пленников; она получала удовольствие при виде крови, но только в пылу битвы, когда судьбу решали храбрость и оружие, а не грязные планы и закулисные махинации. Если бы кто-нибудь обнаружил у Роксаны честь, она бы рассмеялась ему в лицо, но это… это уж слишком…
   Она мельком подумала, что сказал бы Медлей, но решительно отбросила пришедшую в голову мысль.
   Несколько глубоких вдохов успокоили Роксану, и она убрала руку с эфеса меча. Перестали искать возможные пути отступления и перепуганные наемники. Но тут вернулись Пайк и Да-Силва. Роксана бросила на них яростный взгляд и спросила ледяным тоном:
   — Ну?
   — Спит, как ребенок, — сказал Пайк. — Но мы на всякий случай связали ей руки и ноги.
   Роксана кивнула.
   — Пойду взгляну на нее, а затем отправлюсь к Хардкастлу с докладом. А вы оставайтесь здесь.
   Пайк и Да-Силва молча наблюдали, как Роксана исчезла в соседней комнате, где находилась связанная Фишер. Подождав, пока за Роксаной захлопнулась дверь, друзья переглянулись.
   — Она становится неуправляемой, — понизив голос, буркнул Да-Силва.
   — Если бы я не знал эту сумасшедшую, мог бы поклясться, что ее замучила совесть, — сказал Пайк. — Все-таки Хардкастл должен понимать, что использовать Роксану в политических интригах рискованно. Все знают — она чокнутая. На поле боя ее безумие не имеет значения, но мы не можем допустить, чтобы она вышла из-под контроля в Хейвене. Ей известно слишком много.
   — Значит, ее надо пустить в расход?
   — В политике все средства хороши. Хардкастл приказал убрать Роксану.
   — Кто из нас ее убьет?
   Пайк ухмыльнулся.
   — Я не имел в виду поединок. Полагаю, ей нужно подсунуть бокал вина с быстродействующим ядом, а когда она умрет, отрубить голову. За ее голову в Нижних Королевствах назначена хорошая цена.
   — Мне нравится твоя идея, — одобрил Да-Силва.
   Роксана приникла к двери и слушала. Хороший слух не раз спасал ее на поле битвы. Она догадывалась, что Пайк и Да-Силва что-то затевают, но обыденность, с которой они обсуждали способ ее убийства, вывела ее из себя. Конечно, приказ исходил от Хардкастла — Пайк не врет, да сами они и не осмелились бы самостоятельно принять такое решение.
   Итак, Хардкастл продал ее паре наемных убийц. Роксана хотела ворваться в комнату и зарубить обоих мечом, но они не одни, а она не столь безумна, чтобы вступать в бой с двадцатью двумя вооруженными людьми. Нет, нужно выбраться отсюда и хорошенько все обдумать. Но прежде…
   Роксана открыла дверь и вошла в комнату, сделав вид, что не заметила внезапной тишины.
   — Я отправляюсь к Хардкастлу. Тщательно следите за Фишер, но не калечьте ее. Хардкастл оставил это удовольствие себе.
   Кивнув Пайку и Да-Силве, Роксана направилась к двери, боясь, что они сейчас остановят ее под каким-либо предлогом. Она напряженно ожидала тихого свиста стали, вынимаемой из ножен, вслед за которым последует удар в незащищенную спину. Но ничего не произошло. Едва ли не разочарованная, Роксана вышла на улицу и постаралась побыстрее затеряться в толпе.
   Она все еще не представляла толком, что делать дальше. Черт ее забери, если она будет продолжать работу на Хардкастла, но, с другой стороны, так просто уйти от него нельзя. Она погубит свою репутацию, если покинет нанимателя в разгар борьбы. Наемницу мало интересовало, что думают люди о ее честности, но профессиональная репутация — совсем другое дело.