Страница:
Деревня звалась Недомерки.
Больших полей здесь не держали, не лежала душа к пашне, не было охоты ломаться на просторном. Приварок шел с леса, да огородов, но больше всего давала речуха. Рекой ее грех назвать, на реку она не тянула, но уже и не ручей - это точно. Что-то промеж них, нету такому названия, одно слово - Речуха!
Земля со стороны деревни была жирной, как нигде. А на той стороне стеной стоял лес - тоже изрядное подспорище, если с умом, да терпением.
Бригадир, выбрав момент, когда никто не видит, пришел к раненому словом перекинуться.
– Здравствуй, арестант! - сказал давнему знакомцу. - Опять в небо полез? Первый раз, понятно - подневольный, а сейчас-то зачем?…
Ответа от него не ждал. Не те вопросы, на которые ответ интересен - праздные. А вот потом спросил главное.
– Если подвесить тебя не дам, в чистые выведу, снесешь меня до города? Мотор твой с тряпками двоих подымит?
Арестант вместо того, что прямой ответ дать, словно ортодокс какой-то давай вопросом на вопрос, сам взялся расспрашивать.
– Что, здесь и города есть?
– Один точно есть, если с последнего раза лишнего не надурили. По любому, хоть развалины, а должны остаться. Второй такой же - Неволь называется. Там собственные заморочки. Первый мне больше нравится, но надо категорически во второй. Во втором я еще ни разу не был.
– "Первый" - это ты про свой? Это по вашей классификации город? - удивился Пришлый.
А то ж! - сказал Бригадир, почувствовал, что почему-то обиделся. - Ваши, что, побольше?
– У нас, если до полумиллиона жителей - маленький.
У Бригадира челюсть отвисла. Вот врет-то! А лицом чистый остается, даже глазом не моргнет - ей-ей, а быть ему в собственному кругу Смотрящим! Полмильона… Да, на такую ораву попробуй жратвы наготовь! Все в округе объедят, до последнего листочка и друг за дружку примутся. Вот заливает! Сколько хрычмастеров надо, а они не каждый год рождаются. Сколько серых мозгоклюев надо, чтобы за всеми следить, а сколько черных, чтобы за серыми следить, а они до того в своих собственных игрищах продвинутые, смотри, сговорятся и Смотрящего выдвинут из собственного круга - тогда, пиши, пропало. Начнется чехарда - этих-то, как от пирога куснут, уже не насытишь…
– Обязательно проверю!
Зря такое ему сказал. О будущем разговаривать - чертей смешить. Они услышат: напеределывают тебе будущее в укор - не заумничай!
2.
3.
Больших полей здесь не держали, не лежала душа к пашне, не было охоты ломаться на просторном. Приварок шел с леса, да огородов, но больше всего давала речуха. Рекой ее грех назвать, на реку она не тянула, но уже и не ручей - это точно. Что-то промеж них, нету такому названия, одно слово - Речуха!
Земля со стороны деревни была жирной, как нигде. А на той стороне стеной стоял лес - тоже изрядное подспорище, если с умом, да терпением.
Бригадир, выбрав момент, когда никто не видит, пришел к раненому словом перекинуться.
– Здравствуй, арестант! - сказал давнему знакомцу. - Опять в небо полез? Первый раз, понятно - подневольный, а сейчас-то зачем?…
Ответа от него не ждал. Не те вопросы, на которые ответ интересен - праздные. А вот потом спросил главное.
– Если подвесить тебя не дам, в чистые выведу, снесешь меня до города? Мотор твой с тряпками двоих подымит?
Арестант вместо того, что прямой ответ дать, словно ортодокс какой-то давай вопросом на вопрос, сам взялся расспрашивать.
– Что, здесь и города есть?
– Один точно есть, если с последнего раза лишнего не надурили. По любому, хоть развалины, а должны остаться. Второй такой же - Неволь называется. Там собственные заморочки. Первый мне больше нравится, но надо категорически во второй. Во втором я еще ни разу не был.
– "Первый" - это ты про свой? Это по вашей классификации город? - удивился Пришлый.
А то ж! - сказал Бригадир, почувствовал, что почему-то обиделся. - Ваши, что, побольше?
– У нас, если до полумиллиона жителей - маленький.
У Бригадира челюсть отвисла. Вот врет-то! А лицом чистый остается, даже глазом не моргнет - ей-ей, а быть ему в собственному кругу Смотрящим! Полмильона… Да, на такую ораву попробуй жратвы наготовь! Все в округе объедят, до последнего листочка и друг за дружку примутся. Вот заливает! Сколько хрычмастеров надо, а они не каждый год рождаются. Сколько серых мозгоклюев надо, чтобы за всеми следить, а сколько черных, чтобы за серыми следить, а они до того в своих собственных игрищах продвинутые, смотри, сговорятся и Смотрящего выдвинут из собственного круга - тогда, пиши, пропало. Начнется чехарда - этих-то, как от пирога куснут, уже не насытишь…
– Обязательно проверю!
Зря такое ему сказал. О будущем разговаривать - чертей смешить. Они услышат: напеределывают тебе будущее в укор - не заумничай!
2.
Бригадир заканчивал свой урок, дневную норму, когда в подлеске поднялся с колен вурлак с подельником и двинулись к нему. Вурлака он почуял много раньше, еще до момента, когда тот, взгромоздившись подельнику на плечи, пересек святую межу, и до того, как личный бригадирский чур, шапкой прикрывающий от зноя, сполз на плечо, постучал корявым кулачком по макушке и взялся теребить уха, раздражаясь, что Бригадир не обращает внимания, что прыснула с дерева на дерево и разоралась сорока, а из подлеска на пашню выбежала горсть мышат и рассыпалась по сторонам, спешно зарываясь в рыхлое.
Бригадир, еще с утра, сложив одежу и оружие даже не на меже, а на дальнем "святом" углу у дубков, был, как положено к этому уроку, нагишом. Сейчас, когда эти двое (один получеловек, второй - не человек вовсе) двинулись к нему уже не скрываясь, вогнал лопату поглубже в рыхлое, чтобы только черенок торчал, благо земля позволяла - рыхлая, что перина, на такой работать не упаришься, облокотился на древко и стал ждать.
Вурлак с ходу прорычал свое горловое - не поймешь что. Подельник его, став чуть подальше, явно показывая собственное нежелание участвовать в намечавшейся сваре, тут же услужливо перевел.
– Смотрю и рукоять у тебя не из осья? - укорил он. - Неусмотрительно!.
Говорят же: не ищи свободы среди людей, а покоя в лесу. Обязательно найдется какая-нибудь упырная рожа, что захочет праздник души тебе испортить.
– По наводке пришли? За мной или случайно? - спросил Бригадир, обращаясь к получеловеку и совершенно игнорируя вурлака, даже едва ли не тылом своим к нему повернулся.
– Не знаю, это дела хозяйские.
Вурлак прыгнул. Бригадир выдернул лопату - встретил. Получилось даже лучше, чем намечал, чем продумывал до последнего собственного движения весь этот последний час. Голова осталась на лопате, а вурлак в пашне.
Поднес ближе, стал разглядывать, поворачивая в стороны. Давно не было такой быстрой и столь аккуратной работы, впору гордиться.
– Из начинающих? - спросил второго. - Сильно подсел?
Не ответил. Понятно - шок. Как серебряную лопату увидят, так млеют, глазки обтекают. Уже подумал - безнадежный, решил, что сейчас и этого рубанет, но все же спросил.
– В рабы пойдешь?
– На жизнь? - отозвался подельник.
– До трех услуг - первая сейчас же.
Кивнул, тут же спешно добавил и голосом.
– Да!
– Капай кровью на землю - посмотрю. Потом клянись на лопате.
Бригадир посмотрел как кровь сворачивается, как впитывается, палец макнул, понюхал. Не врет, недавно подсел на вурлачье.
– Тащи своего хозяина - вон туда!
– Первая услуга?
Бригадир хохотнул - приятно иметь веселого раба…
"Лопата - многофункциональна!" - загнул бы затейливое словечко городской грамотей, и Бригадир, чуточку подумав, признал бы за сим мудрецом его правоту, как и правоту лопаты в собственных руках, когда двинул бы этой лопатой ему по лбу - чтобы не выдумывал дурных лишних слов. "Лопата - творческий инструмент" - поглядывая на шишку первого, осторожно сказал бы какой-нибудь другой словесник. Это точно! Действительно, просто какое-то особое вдохновение чувствуешь, закапывая тело своего врага…
Так думал Бригадир, и другие мысли его были так же просты и незатейливы, как он сам.
Спросил у бывшего подельника вурлака то, что давно хотел спросить, только не у кого было.
– Ты дальше чувствуешь, вот скажи мне - что на все четыре стороны делается?
– Везде нормально, а вот от солнца, с походовой стороны, железо вонючее, свежее и чужое.
Бригадир нахмурился, новость была неприятная.
– Слушай, а что ты серебряной лопаты не учуял, если так нюхаст?
– Земля жиром спрятала. Знаешь, как земля пахнет? Сплошная кровь - только вызревшая. То, что в земле, то не наше.
– Да, не ваше, - согласился Бригадир, которому захотелось пофилософствовать - истосковался по умным разговорам в этой глуши, где ни одной хрычевни на три перехода. - А чье тогда?
– Ничье - не ваше тоже. Потому и покоя вам не будет, пока ее режете на пласты. Не можете жить по-простому.
– По-простому не выживешь, не прокормишься.
– Тогда на кой вас столько? Сокращать надо. Берите только то, что она вам сама дает. Слушайте ее, а не свою прорву. Кому не хватило - тот на земле лишний.
– Что-то везет мне на странную нежить, - проворчал Бригадир. - Второй такой за последние десять лет попался. Вот лихо, так лихо! Природный или деланный?
– А как нужно ответить, чтобы лопаты избежать?
– Еще и умный! - крякнул Бригадир. - Прямо ортодокс какой-то! Закостенел на уму… Топай, считай, я убийством пресытился…
Едва закончил с рабом - новым своим приобретением - да отпустил того "погулять", осмотреться (особо с той стороны, с которой пахнет неправильно), пришел Святой без лицензии.
– Как твои драконы поживают? - спросил вежливо, как здесь было принято.
Считалось, что каждый живет с собственными драконами. У некоторых они прикормлены или ленивы, есть, что рвутся наружу и только предельная собранность, воля заставляет держать их в узде. У иных негласный договор со своими драконами, и, время от времени, они друг дружку прикармливают. Этих лечат. Есть и такие, где драконы полностью взяли верх. Они ведут и командуют - человек лишь оболочка для них. Такие здесь не удерживаются. Таких старые провожают до дальнего леска и вроде как отпускают. Но Бригадир не верил - он бы не отпустил.
– Опять кого-то в меже убил?
Не угадал. Не в меже, а на пашне, но закопал уже за межой. Настоящий святой угадал бы. Это редкость, чтобы в такой маленькой деревеньке свой святой. Бригадир даже подозревал, что и вовсе не святой - тоже драконов прячет за "святостью". Но здесь порядки такие - приходи кто хочешь, оставляй все на пороге - снесут в Амбар, начинай жизнь заново. Хочешь уйти? Уходи, но без прежних вещей и эти оставь. Бригадир подозревал - некоторые, что считались опасными, недалеко потом уходили, до ближайшего распадка. А святость такая хитрая штука, полностью от веры зависящая. Любой может обрасти святостью словно скорлупой. Мало только кто про это знает. Ну, и слава Джокеру! А то бы все кинулись на эти хлеба… Бригадир сам знал ягоды правильной мутации - съел три штуки - глаза ромбом. Иди - проповедуй!
И так сейчас проповедник на проповеднике. Едва ли не в каждых выселках свой. А здесь столько, что пришлось средь них старшего назначать. Раньше только одного такого умельца знавал: на пригляд настоящего. Походя добрым словом двери в душу открывал, одну за одной, сколько бы их там не было, и даже самые потайные - заходи и греби. Только не заходил в закрома эти… так, одним глазом заглядывал и хвалил. Всякое даже мелкое, копеешное, за богатство считал - находил к тому доброе слово. От этого в душе действительно богатело. Где сейчас тот умелец?
Не бывает такого, чтобы свято место, а пусто. Новые пошли не те. Мелковаты. Лицензий от Смотрящего не имеют. Хотя… Вроде бы у того - первого - тоже не было?
– Кто на берегу дежурит? - спросил Бригадир (только для того, чтобы что-нибудь спросить - перевести разговор на чужое)
– Инок со служкой. Сейчас не так густо плывут.
Бригадир в том деле и сам помогал. Стоял на подхвате. По непривычному трясся страхом, но потом душой согрелся - чарку ему, как всякому новичку, подносили на каждом покойнике.
– К нашему берегу доброе не пристанет, одно дурное - и чего так? - жаловался Старший Святой, отпихивая от кладок очередной труп. Возни было порядочно, каждый второй труп пытался вяло сопротивляться, хватался за шест, которым пихали, и тогда по шесту набегала или ползла черная вонючая искра, и, стоящему наготове с топором служке тут же приходилось половинить шест и спихивать отсеченное в реку. Следующего приходилось пихать оставшимся обрубкой и уже Бригадиру.
Правильных шестов маловато. Но так можно всю Рощу свести. Не успевает нарастить требуемое.
Метрополия все больше затягивает округа, чувствуется ее рука, местами железная, там, где взяла хватко, но здесь и рядом еще не обхватывает, не сжимает, можно протечь промеж пальцев.
Слухи доходили: Смотрящий - их ставленник - все больше власти берет. Ловит всяких, выдергивает и переносит неизвестно куда - только слышишь, тот следопыт пропал, этот грибной человек сгинул - ни следа. Раньше тоже пропадали, но то на костяк человечий наткнешься и признаешь, то видел кто-то, либо слышал краем уха последний вопль - а теперь как в прорву, бесследно.
– Еще глубже уходить надо, - думал Бригадир. - На родное. Туда, откуда сам.
Приметы тому были.
Во-первых, сны, где он, Бригадир, не просто молодой, а совсем несмышленыш, и деду приходится вновь и вновь объяснять ему азы.
– Осенью сетки на реке забивает бурой травой, весной - раздувшимися покойниками. Лучшее время рыбной ловли - лето. Не так прибыльно, но мороки меньше и своих нервов истратишь несоразмерно.
Так объяснял дед собственную диспозицию городскому внучку, прибывшему в свои первые каникулы на подкорм.
– Весной народ дуреет, иные с голодухи лезут в такие места, куда при здравом уме не… А сытой осенью нос из хаты сунуть страшно по другим причинам - лес на зиму нажирается. Нет ничего лучше лета, помяни мое слово!
Внучок помянул, как было велено, спрятав при этом зевок. Разговоры деда надоели хуже кряканья казараг, но мамка сказала - терпи!. Без деревенского припаса в городе не продержишься - а город это все! За ним сила и будущее. Там и лицензии дают под все дела. Даже под убийство Бригадира… под убийство самого себя.
В этот момент Бригадир в первый раз проснулся. Еще не в поту, но отдышался с трудом. Перевернул подголовник на другую сторону - под другой сон. И опять сон на его личную похожесть вывел, на то, чего боялся больше всего.
Приснилось, что через улицу сам с собой переговаривается - покойным. Тот, вдруг, звать взялся, -Чего тебе там делать, сюда переходи, ты где задерживаешься?
– А ты? - не нашелся что спросить Бригадир.
Сам себе объяснил, что нормально устроился, в общежитии теперь живет…
– Каком общежитии? Какое, нахыр, может быть общежитие? - удивлялся Бригадир, но так и не понял - что сам себе объясняет, словно на все объяснения звук пропадал. Опять стал самого себя звать: - И что тебе там, на том свете делать?!
– Нет. Не могу - у нас здесь сейчас забастовка. Надо зарплату поднять…
Тут окончательно понял, что он, Бригадир, мертв и ни на коком свете, кроме другого, быть не может. Напугался и проснулся в поту. Лежал на сене и долго соображал, что сам себе хотел сказать? Что жить "там" недешево?…
– Лопату не повредил? - спросил Старший Святой.
– Нет.
– Ну, иди теперь сдай Иноку, вряд ли теперь до второй луны кто-нибудь явится поля замерять. Второго начто не прибрал?
– Стучать будет - за дятла теперь, - сказал Бригадир.
– Грешно. Ну, да ладно - ему отпустится, в грехе рожденные, в грехе живущие - греха не ведающие. А тебе за это очищаться - иди скажи Иноку, что две чарки велел налить в наказание. Потом в ключе обмойся - отрезвись.
Бригадир повеселел и попросил:
– А можно наоборот, сперва в ключик, потом чарки и на боковую? Я же здесь с ночи дежурю.
– Можно, - сказал Святой.
Бригадир подумал, что если так дальше пойдет - поверит в его святость.
– Постой! - сказал Святой. - О пришлом ничего мне сказать не хочешь?
Бригадир напрягся.
– Ну, нет, так нет, - отпустил его Святой.
Бригадир, еще с утра, сложив одежу и оружие даже не на меже, а на дальнем "святом" углу у дубков, был, как положено к этому уроку, нагишом. Сейчас, когда эти двое (один получеловек, второй - не человек вовсе) двинулись к нему уже не скрываясь, вогнал лопату поглубже в рыхлое, чтобы только черенок торчал, благо земля позволяла - рыхлая, что перина, на такой работать не упаришься, облокотился на древко и стал ждать.
Вурлак с ходу прорычал свое горловое - не поймешь что. Подельник его, став чуть подальше, явно показывая собственное нежелание участвовать в намечавшейся сваре, тут же услужливо перевел.
– Смотрю и рукоять у тебя не из осья? - укорил он. - Неусмотрительно!.
Говорят же: не ищи свободы среди людей, а покоя в лесу. Обязательно найдется какая-нибудь упырная рожа, что захочет праздник души тебе испортить.
– По наводке пришли? За мной или случайно? - спросил Бригадир, обращаясь к получеловеку и совершенно игнорируя вурлака, даже едва ли не тылом своим к нему повернулся.
– Не знаю, это дела хозяйские.
Вурлак прыгнул. Бригадир выдернул лопату - встретил. Получилось даже лучше, чем намечал, чем продумывал до последнего собственного движения весь этот последний час. Голова осталась на лопате, а вурлак в пашне.
Поднес ближе, стал разглядывать, поворачивая в стороны. Давно не было такой быстрой и столь аккуратной работы, впору гордиться.
– Из начинающих? - спросил второго. - Сильно подсел?
Не ответил. Понятно - шок. Как серебряную лопату увидят, так млеют, глазки обтекают. Уже подумал - безнадежный, решил, что сейчас и этого рубанет, но все же спросил.
– В рабы пойдешь?
– На жизнь? - отозвался подельник.
– До трех услуг - первая сейчас же.
Кивнул, тут же спешно добавил и голосом.
– Да!
– Капай кровью на землю - посмотрю. Потом клянись на лопате.
Бригадир посмотрел как кровь сворачивается, как впитывается, палец макнул, понюхал. Не врет, недавно подсел на вурлачье.
– Тащи своего хозяина - вон туда!
– Первая услуга?
Бригадир хохотнул - приятно иметь веселого раба…
"Лопата - многофункциональна!" - загнул бы затейливое словечко городской грамотей, и Бригадир, чуточку подумав, признал бы за сим мудрецом его правоту, как и правоту лопаты в собственных руках, когда двинул бы этой лопатой ему по лбу - чтобы не выдумывал дурных лишних слов. "Лопата - творческий инструмент" - поглядывая на шишку первого, осторожно сказал бы какой-нибудь другой словесник. Это точно! Действительно, просто какое-то особое вдохновение чувствуешь, закапывая тело своего врага…
Так думал Бригадир, и другие мысли его были так же просты и незатейливы, как он сам.
Спросил у бывшего подельника вурлака то, что давно хотел спросить, только не у кого было.
– Ты дальше чувствуешь, вот скажи мне - что на все четыре стороны делается?
– Везде нормально, а вот от солнца, с походовой стороны, железо вонючее, свежее и чужое.
Бригадир нахмурился, новость была неприятная.
– Слушай, а что ты серебряной лопаты не учуял, если так нюхаст?
– Земля жиром спрятала. Знаешь, как земля пахнет? Сплошная кровь - только вызревшая. То, что в земле, то не наше.
– Да, не ваше, - согласился Бригадир, которому захотелось пофилософствовать - истосковался по умным разговорам в этой глуши, где ни одной хрычевни на три перехода. - А чье тогда?
– Ничье - не ваше тоже. Потому и покоя вам не будет, пока ее режете на пласты. Не можете жить по-простому.
– По-простому не выживешь, не прокормишься.
– Тогда на кой вас столько? Сокращать надо. Берите только то, что она вам сама дает. Слушайте ее, а не свою прорву. Кому не хватило - тот на земле лишний.
– Что-то везет мне на странную нежить, - проворчал Бригадир. - Второй такой за последние десять лет попался. Вот лихо, так лихо! Природный или деланный?
– А как нужно ответить, чтобы лопаты избежать?
– Еще и умный! - крякнул Бригадир. - Прямо ортодокс какой-то! Закостенел на уму… Топай, считай, я убийством пресытился…
Едва закончил с рабом - новым своим приобретением - да отпустил того "погулять", осмотреться (особо с той стороны, с которой пахнет неправильно), пришел Святой без лицензии.
– Как твои драконы поживают? - спросил вежливо, как здесь было принято.
Считалось, что каждый живет с собственными драконами. У некоторых они прикормлены или ленивы, есть, что рвутся наружу и только предельная собранность, воля заставляет держать их в узде. У иных негласный договор со своими драконами, и, время от времени, они друг дружку прикармливают. Этих лечат. Есть и такие, где драконы полностью взяли верх. Они ведут и командуют - человек лишь оболочка для них. Такие здесь не удерживаются. Таких старые провожают до дальнего леска и вроде как отпускают. Но Бригадир не верил - он бы не отпустил.
– Опять кого-то в меже убил?
Не угадал. Не в меже, а на пашне, но закопал уже за межой. Настоящий святой угадал бы. Это редкость, чтобы в такой маленькой деревеньке свой святой. Бригадир даже подозревал, что и вовсе не святой - тоже драконов прячет за "святостью". Но здесь порядки такие - приходи кто хочешь, оставляй все на пороге - снесут в Амбар, начинай жизнь заново. Хочешь уйти? Уходи, но без прежних вещей и эти оставь. Бригадир подозревал - некоторые, что считались опасными, недалеко потом уходили, до ближайшего распадка. А святость такая хитрая штука, полностью от веры зависящая. Любой может обрасти святостью словно скорлупой. Мало только кто про это знает. Ну, и слава Джокеру! А то бы все кинулись на эти хлеба… Бригадир сам знал ягоды правильной мутации - съел три штуки - глаза ромбом. Иди - проповедуй!
И так сейчас проповедник на проповеднике. Едва ли не в каждых выселках свой. А здесь столько, что пришлось средь них старшего назначать. Раньше только одного такого умельца знавал: на пригляд настоящего. Походя добрым словом двери в душу открывал, одну за одной, сколько бы их там не было, и даже самые потайные - заходи и греби. Только не заходил в закрома эти… так, одним глазом заглядывал и хвалил. Всякое даже мелкое, копеешное, за богатство считал - находил к тому доброе слово. От этого в душе действительно богатело. Где сейчас тот умелец?
Не бывает такого, чтобы свято место, а пусто. Новые пошли не те. Мелковаты. Лицензий от Смотрящего не имеют. Хотя… Вроде бы у того - первого - тоже не было?
– Кто на берегу дежурит? - спросил Бригадир (только для того, чтобы что-нибудь спросить - перевести разговор на чужое)
– Инок со служкой. Сейчас не так густо плывут.
Бригадир в том деле и сам помогал. Стоял на подхвате. По непривычному трясся страхом, но потом душой согрелся - чарку ему, как всякому новичку, подносили на каждом покойнике.
– К нашему берегу доброе не пристанет, одно дурное - и чего так? - жаловался Старший Святой, отпихивая от кладок очередной труп. Возни было порядочно, каждый второй труп пытался вяло сопротивляться, хватался за шест, которым пихали, и тогда по шесту набегала или ползла черная вонючая искра, и, стоящему наготове с топором служке тут же приходилось половинить шест и спихивать отсеченное в реку. Следующего приходилось пихать оставшимся обрубкой и уже Бригадиру.
Правильных шестов маловато. Но так можно всю Рощу свести. Не успевает нарастить требуемое.
Метрополия все больше затягивает округа, чувствуется ее рука, местами железная, там, где взяла хватко, но здесь и рядом еще не обхватывает, не сжимает, можно протечь промеж пальцев.
Слухи доходили: Смотрящий - их ставленник - все больше власти берет. Ловит всяких, выдергивает и переносит неизвестно куда - только слышишь, тот следопыт пропал, этот грибной человек сгинул - ни следа. Раньше тоже пропадали, но то на костяк человечий наткнешься и признаешь, то видел кто-то, либо слышал краем уха последний вопль - а теперь как в прорву, бесследно.
– Еще глубже уходить надо, - думал Бригадир. - На родное. Туда, откуда сам.
Приметы тому были.
Во-первых, сны, где он, Бригадир, не просто молодой, а совсем несмышленыш, и деду приходится вновь и вновь объяснять ему азы.
– Осенью сетки на реке забивает бурой травой, весной - раздувшимися покойниками. Лучшее время рыбной ловли - лето. Не так прибыльно, но мороки меньше и своих нервов истратишь несоразмерно.
Так объяснял дед собственную диспозицию городскому внучку, прибывшему в свои первые каникулы на подкорм.
– Весной народ дуреет, иные с голодухи лезут в такие места, куда при здравом уме не… А сытой осенью нос из хаты сунуть страшно по другим причинам - лес на зиму нажирается. Нет ничего лучше лета, помяни мое слово!
Внучок помянул, как было велено, спрятав при этом зевок. Разговоры деда надоели хуже кряканья казараг, но мамка сказала - терпи!. Без деревенского припаса в городе не продержишься - а город это все! За ним сила и будущее. Там и лицензии дают под все дела. Даже под убийство Бригадира… под убийство самого себя.
В этот момент Бригадир в первый раз проснулся. Еще не в поту, но отдышался с трудом. Перевернул подголовник на другую сторону - под другой сон. И опять сон на его личную похожесть вывел, на то, чего боялся больше всего.
Приснилось, что через улицу сам с собой переговаривается - покойным. Тот, вдруг, звать взялся, -Чего тебе там делать, сюда переходи, ты где задерживаешься?
– А ты? - не нашелся что спросить Бригадир.
Сам себе объяснил, что нормально устроился, в общежитии теперь живет…
– Каком общежитии? Какое, нахыр, может быть общежитие? - удивлялся Бригадир, но так и не понял - что сам себе объясняет, словно на все объяснения звук пропадал. Опять стал самого себя звать: - И что тебе там, на том свете делать?!
– Нет. Не могу - у нас здесь сейчас забастовка. Надо зарплату поднять…
Тут окончательно понял, что он, Бригадир, мертв и ни на коком свете, кроме другого, быть не может. Напугался и проснулся в поту. Лежал на сене и долго соображал, что сам себе хотел сказать? Что жить "там" недешево?…
– Лопату не повредил? - спросил Старший Святой.
– Нет.
– Ну, иди теперь сдай Иноку, вряд ли теперь до второй луны кто-нибудь явится поля замерять. Второго начто не прибрал?
– Стучать будет - за дятла теперь, - сказал Бригадир.
– Грешно. Ну, да ладно - ему отпустится, в грехе рожденные, в грехе живущие - греха не ведающие. А тебе за это очищаться - иди скажи Иноку, что две чарки велел налить в наказание. Потом в ключе обмойся - отрезвись.
Бригадир повеселел и попросил:
– А можно наоборот, сперва в ключик, потом чарки и на боковую? Я же здесь с ночи дежурю.
– Можно, - сказал Святой.
Бригадир подумал, что если так дальше пойдет - поверит в его святость.
– Постой! - сказал Святой. - О пришлом ничего мне сказать не хочешь?
Бригадир напрягся.
– Ну, нет, так нет, - отпустил его Святой.
3.
Арестант обезножел, отказали ходилки напрочь. Здорово, видать, с верхотуры свергся. Но живуч, стал требовать чтобы имущество отдали. Прямо бредил стал этим.
Чтобы жар сбить, занесли страдальца на ту гору, где Дурной Амбар. Внутрь, конечно, не пустили, но Инок все его вещички поочередно вынес - предъявил, показал, чтобы не подумал - прикарманили. Последним самое тяжелое - наплечни с мотором, погнутым винтом и рваной металлической сеткой. Арестант, как увидел, каким рыжим налетом механизм покрылся, так запричитал на каком-то чужом языке. Должно быть, совсем забылся. Бригадир все ждал, что за такой проступок дадут ему по голове, решат, что дурное наговаривает на чужие головы. Святой стоял рядом в задумчивости, но то ли язык этот знал и не нашел в нем опасных слов, то ли решил, что этому и так хватит, достаточно на голову упал.
Про вещи бригадирского арестанта разговоров было много. За механизм здесь никто не удивлялся, знали о повозках, такими механизмами колеса вращающие. А вот про то, что прилетел… Всем было сомнительно - как из тряпок и веревок можно составить крылья человеку? Пырей опять доказывал, что можно, что было в одну из его войн нечто похожее. Но самим пробовать не стоит. Та ворона, что утке подражать пытается, рано или поздно, но утопнет.
Снесли гостя вниз и взялись лечить.
За прошедшее время особых событий не было. Верховые одну дурную экспедицию взяли в ножи - за то, что кого-то обидела или за то, что не вовремя сплавляться задумала, до полной ее расчистки… Поговаривали, что и сюда следует ждать с города карателей, особо разбираться не будут. Но обошлось. Возможно, были и не муниципальные подкормыши, а частный сектор - любители, чтобы обидеться, да на толковых карателей скинуться, финансово уже не потянули. А вот потом началось… Сейчас, впрочем, уже не так густо плыли по реке покойники, но в некоторых все еще признавали верховых.
Серединные теперь ворчали, что на весну больше будет работы, придется часть верхового участка на свою ответственность брать. Когда там еще молодняк окрепнет, чтобы топором управляться наравне? Что придется в свой сезон в верховьях подзадержаться. Весенними ветрами перезрелые ели падали, перегораживали - тогда приходилось расчищать свой уговоренный участок реки - после сильного ветра тоже уходили на несколько недель, до самого верхового урочища. Тогда обычно и низовские поднимались до самой их срединной пяди. Смоляные, прокуренные костерным дымом, ошалевшие от рыбной кухни и желающие хоть кое-какого разнообразия… Опять бабы не по времени брюхатели, а мужики, спустившись, ходили задумчивые - а не спуститься ли разом и к низовским, не наломать ли им бока? Не поотрывать ли особо ушлым то, что хоть и не кость, но диво крепким бывает? Уж они то знают! - сами недавно гуляли к верховым… Мысли эти за собой другие потягивали, и взгляды обращались на речуху - не спускается ли с претензиями верховое урочище? Так и жили. И товары путешествовали вдоль реки. У тех, кто возил, сложилась славная привычка откупаться, от побережных, и платить вперед на новую расчистку.
Бригадиру толком поговорить еще не удалось. Так, парой слов перекинуться.
– Дергать отсюда надо побыстрому, - сказал бывший метропольский арестант. - Тебе и мне.
– Почему?
– Если я узнал - те тоже узнают. Дело времени.
Куда с обломанным в лес? Далеко не уйдешь. А без него не узнаешь, что следом идет и как от этого спасаться.
Утром (все равно рано вставать - вурлака отваживать) выполнил просьбу арестанта. Тайком, обойдя дежурного служку, слазил на Амбарную гору.
Бригадир свое старое и новое прятал в Дурном Амбаре - самое надежное место. Шевельнул и откатил подкладыш, который только изображал, будто взял на себя часть нагрузки сруба - посветил длинной смоляной щепой, не заползло ли что-нибудь зловредное, гнезда не устроило? Не надо ли прижечь? Сунул руку по самое плечо, достал сверток, отложил, потом лег на спину и, обдирая бока, вполз сам, приподнял тяжелую обрезную плаху, еле сдержав чих, от посыпавшейся на трухи, положил на соседнюю и вполз в щель.
Не обращая внимания на множество завлекательного, но насквозь чужого, нашел среди вещичек арестанта то, что тот просил - квадратную гладкую черную штуковину, размером с ладонь. Заодно еще раз проверил собственное - те, что отняли. Первым делом поигрался ножом, разглядывая внезапно обострившимся зрением блестючку на рукояти, совсем такую же, как у арестанта на виске, погладил ружье. В очередной раз подумал, что к ножу вторая блестючка нужна для симметрии, что теперь ни за что этот случай не упустит…
Сейчас, когда Арестант жадно ухватил свою коробочку, взялся что-то там налаживать, жать в углах и встряхивать, Бригадир, чувствуя с принятия двух положенных за урок чарок некое благодушие, рассказал про запах, про то, что в двух днях пути ползет что-то большое - частью железное, частью живое.
Арестант как раз поднес к голове черную коробочку, прижал к блестючке своей височной и побледнел то ли от новости, то ли от того, что всасывать через нее что-то стал (так Бригадиру показалось - мозги подпитывать с воздуха).
– Каюк! - сказал арестант.
– Сломалось?
– Нам каюк. Приплыли!
– Куда? Кто?
– Сафари пришло.
Сафари - это не хорошо. Бригадир это точно знал, потому как его на Сафари уже сватали. От этой разнарядки и сюда бежал.
– Два дня?
– Час, - сказал Арестант. - Впрочем, теперь и часа нет.
И откинулся. Бригадир подумал, что умер, потом пощупал и сообразил, что тот внезапно устал - едва ли не до смерти. С бабами такое бывает.
Подхватил арестанта под мышки, выволок на воздух - быстрее оклемается. Выкрикнул Святого и всю его шарашку, рассказал, как есть - что узнал от вурлачьего подельника, а также и то, что этот новенький наговорил. Святой сразу же разослал служек по направлениям, через полчаса большая часть вернулась, подбегали, становились в затылок, нагибались к сидящему на колоде Святому, шептали ему в ухо. Бригадир к этому времени Арестанта откачал, нагнал румянцу, и сейчас только поглядывал - не набить ли щеки по новой?
Скомандовали общую эвакуацию. Подошел к Святому - спросить, что ему, Бригадиру, делать - со всеми бежать или можно все-таки раздельно? Отпустят?
Святой прищурился, зачем-то посмотрел на небо.
– С этим полудурком не уйдешь.
– Дай нам времени с полсолнца, - попросил Бригадир.
– Ни хрена! - отрезал Святой. - У тебя и десятой доли нет! Они наши ловушки смертниками вскрывают, не вручную. Гонят вперед себя двуногих - обученных.
– А амбар? Им достанется?
Святой только заскрипел зубами.
– Дай мне засесть в амбаре - все, что там есть толкового, изничтожу. Ей-ей! И живым не дамся после этого. Мне живым нельзя.
– А этот?
– Этого с собой возьму и тоже порешу, как припекать станет.
Святой глянул на дальний лес, потом на амбар.
– Не успеете.
– Если так и болтать будем, то точно не успеем!
– Волоки его пока туда. Я с Иноком переброшусь смыслом…
К возмущению Чура, Бригадир положил арестанта поперек себя - на шею. Пронес сколько смог - в горку топать тяжело. Уронил подле себя, сам едва не упал рядом, выпрямился, смахнул пот с бровей, взялся осматриваться. У подлеска уже пощелкивали выстрелы и поднимались характерные белесые дымки, который обычно оставляет дурной порох. Из закустья вынырнул Инок и стал быстро пониматься, то и дело наступая на края своей одежды и падая на колени, словно по быстрому отбивал поклоны Амбару на горе. Потом догадался подтянуть вверх и сообразить нечто вроде узла. Добрался уже краснорожим, словно хрычмастер, отстоявший день у плиты. В стороне шлепнули две-три случайные, неприцельные пули. Сходу, не сговариваясь, взяли за ворот арестанта и пошли плечом к плечу, волоча его за собой - ноги чертили линию.
– Ты никак тоже помирать? - спросил его Бригадир, когда прошли половину склона.
– Угу! Святой благословил.
– А мы не собираемся, ты уж извини. Лазейку знаю, но втроем туда не протиснешься. Понял? Потому - сваливай, пока время есть.
– Мне ваши дела побоку, я собственное решил.
– Всерьез?
– Всерьез!
– И, припечет, проситься не будешь?
– А нахыр вы мне сдались?
– Ну, ты даешь! - изумился Бригадир.
То и даю - это моя жизнь, собственная. Решил свернуть все собственное в кучу - надоело.
Добрый путь! - привычно пожелал Бригадир. - Передавай моим… привет, скажи - чтоб скоро не ждали, еще покувыркаюсь.
Не пойму, как вы сами оттуда свалить намерены?
– Есть одна идейка.
– Ну-ну… - произнес с сомнением.
Дальше совсем голо, редкие деревца, что хоть как-то, а спину прикрывали, кончились - сразу видно двое идут - третьего тянут. Бригадир, как не хотелось, решил не оборачиваться, чтобы не испугаться до времени. Амбар стал нависать, немножко не дотащили, бросили. Выше уже крутенько.
Хочешь жить - ползи сам!
Инок первый добрался. Пломбы снял. По привычке бережно положил на камешек.
– А ключ? - спросил Бригадир. - Ключ не забыл?
– Какой ключ! - отмахнулся Инок. - Ключ для вида. Давно замок не работает.
Толкнул оба створа, открывающихся по дурному - во внутрь.
– Что же не починили? Я бы справился! - сказал Бригадир.
– Вот-вот, пусти такого к замку - проходной двор будет, а не Амбар!
Такие порядки. Все свое, и в чем бы не был - в амбар и начинай жизнь заново, как бы с нуля. И имя у тебя теперь другое. Чистая страница жизни. Только борись с собственными драконами, не выпускай наружу, устава придерживайся, а остальное, как хочешь.
Бригадир первым делом одностволку отыскал и свой заплечный ранец. Только теперь понял, как соскучился. Инок створы взялся прилаживать, чтобы щели оставались в которые стрелять.
– С той стороны не поднимутся - скала сперва гладкая, потом хуже - поперек полоса рыхлого камня, крошится под рукой. Зря, что ли, здесь ставили? Все со смыслом. Один вход - один выход. Амбар крепкий. Вот только крыша… - засомневался Инок
– А что крыша?
– Зажечь могут - раз. Дурилку с катапульты забросить, и все разнести внутри - два.
– Об этом не горюй - мы им живыми нужны.
– А? Ну, если так, - сказал Инок.
Сразу видно, не особо поверил.
– Не столько мы нужны, как то, что у нас! - сказал Пришлый заползая.
Инок поверх его выглянул, присвистнул.
– Это что такое вы у них своровали, что те так озаботились? Народу-то понагнали!
Бригадир тоже выглянул и озаботился. Отпрянул и ошалелыми глазами обвел амбар. Ухватил Пришлого, подтащил к одной из вертикальных опор, там повернул, приладил к ней плечами, ноги ему раскидал, развел пошире, что не заваливался. Схватил его движок дугами каркаса, уложил между ног. Принюхался к знакомому, среди бутылей отыскал одну с неместным чужим маслом. Тоже пристроил Пришлому под руку.
– Давай. Работай!
Арестант сунул руку в железо, вогнал палец, что-то там пошевелил.
– Три часа - минимум. Разбирать надо. Еще винт прямить…
Бригадир горестно крякнул.
– Что так?
– Форпстации не хватает.
– Трындец! - заключил Бригадир. - Не продержимся!
– Посеешь в лукошко, так и пожнешь немножко, - сказал Пришлый, переходя на язык, понятный Бригадиру.
– Ты про запас, который зада не щекочет?
– Именно!
И "ушел", взялся заваливаться на бок - есть все-таки предел сил человеческих. Сжег себя на подъеме.
Бригадир в полгубы выругался (в сторонку, чтобы Инок не слышал). Взялся ревизию производить: хватать, рассматривать и бросать к стене всякую всячину. При этом ругался вслух.
Чтобы жар сбить, занесли страдальца на ту гору, где Дурной Амбар. Внутрь, конечно, не пустили, но Инок все его вещички поочередно вынес - предъявил, показал, чтобы не подумал - прикарманили. Последним самое тяжелое - наплечни с мотором, погнутым винтом и рваной металлической сеткой. Арестант, как увидел, каким рыжим налетом механизм покрылся, так запричитал на каком-то чужом языке. Должно быть, совсем забылся. Бригадир все ждал, что за такой проступок дадут ему по голове, решат, что дурное наговаривает на чужие головы. Святой стоял рядом в задумчивости, но то ли язык этот знал и не нашел в нем опасных слов, то ли решил, что этому и так хватит, достаточно на голову упал.
Про вещи бригадирского арестанта разговоров было много. За механизм здесь никто не удивлялся, знали о повозках, такими механизмами колеса вращающие. А вот про то, что прилетел… Всем было сомнительно - как из тряпок и веревок можно составить крылья человеку? Пырей опять доказывал, что можно, что было в одну из его войн нечто похожее. Но самим пробовать не стоит. Та ворона, что утке подражать пытается, рано или поздно, но утопнет.
Снесли гостя вниз и взялись лечить.
За прошедшее время особых событий не было. Верховые одну дурную экспедицию взяли в ножи - за то, что кого-то обидела или за то, что не вовремя сплавляться задумала, до полной ее расчистки… Поговаривали, что и сюда следует ждать с города карателей, особо разбираться не будут. Но обошлось. Возможно, были и не муниципальные подкормыши, а частный сектор - любители, чтобы обидеться, да на толковых карателей скинуться, финансово уже не потянули. А вот потом началось… Сейчас, впрочем, уже не так густо плыли по реке покойники, но в некоторых все еще признавали верховых.
Серединные теперь ворчали, что на весну больше будет работы, придется часть верхового участка на свою ответственность брать. Когда там еще молодняк окрепнет, чтобы топором управляться наравне? Что придется в свой сезон в верховьях подзадержаться. Весенними ветрами перезрелые ели падали, перегораживали - тогда приходилось расчищать свой уговоренный участок реки - после сильного ветра тоже уходили на несколько недель, до самого верхового урочища. Тогда обычно и низовские поднимались до самой их срединной пяди. Смоляные, прокуренные костерным дымом, ошалевшие от рыбной кухни и желающие хоть кое-какого разнообразия… Опять бабы не по времени брюхатели, а мужики, спустившись, ходили задумчивые - а не спуститься ли разом и к низовским, не наломать ли им бока? Не поотрывать ли особо ушлым то, что хоть и не кость, но диво крепким бывает? Уж они то знают! - сами недавно гуляли к верховым… Мысли эти за собой другие потягивали, и взгляды обращались на речуху - не спускается ли с претензиями верховое урочище? Так и жили. И товары путешествовали вдоль реки. У тех, кто возил, сложилась славная привычка откупаться, от побережных, и платить вперед на новую расчистку.
Бригадиру толком поговорить еще не удалось. Так, парой слов перекинуться.
– Дергать отсюда надо побыстрому, - сказал бывший метропольский арестант. - Тебе и мне.
– Почему?
– Если я узнал - те тоже узнают. Дело времени.
Куда с обломанным в лес? Далеко не уйдешь. А без него не узнаешь, что следом идет и как от этого спасаться.
Утром (все равно рано вставать - вурлака отваживать) выполнил просьбу арестанта. Тайком, обойдя дежурного служку, слазил на Амбарную гору.
Бригадир свое старое и новое прятал в Дурном Амбаре - самое надежное место. Шевельнул и откатил подкладыш, который только изображал, будто взял на себя часть нагрузки сруба - посветил длинной смоляной щепой, не заползло ли что-нибудь зловредное, гнезда не устроило? Не надо ли прижечь? Сунул руку по самое плечо, достал сверток, отложил, потом лег на спину и, обдирая бока, вполз сам, приподнял тяжелую обрезную плаху, еле сдержав чих, от посыпавшейся на трухи, положил на соседнюю и вполз в щель.
Не обращая внимания на множество завлекательного, но насквозь чужого, нашел среди вещичек арестанта то, что тот просил - квадратную гладкую черную штуковину, размером с ладонь. Заодно еще раз проверил собственное - те, что отняли. Первым делом поигрался ножом, разглядывая внезапно обострившимся зрением блестючку на рукояти, совсем такую же, как у арестанта на виске, погладил ружье. В очередной раз подумал, что к ножу вторая блестючка нужна для симметрии, что теперь ни за что этот случай не упустит…
Сейчас, когда Арестант жадно ухватил свою коробочку, взялся что-то там налаживать, жать в углах и встряхивать, Бригадир, чувствуя с принятия двух положенных за урок чарок некое благодушие, рассказал про запах, про то, что в двух днях пути ползет что-то большое - частью железное, частью живое.
Арестант как раз поднес к голове черную коробочку, прижал к блестючке своей височной и побледнел то ли от новости, то ли от того, что всасывать через нее что-то стал (так Бригадиру показалось - мозги подпитывать с воздуха).
– Каюк! - сказал арестант.
– Сломалось?
– Нам каюк. Приплыли!
– Куда? Кто?
– Сафари пришло.
Сафари - это не хорошо. Бригадир это точно знал, потому как его на Сафари уже сватали. От этой разнарядки и сюда бежал.
– Два дня?
– Час, - сказал Арестант. - Впрочем, теперь и часа нет.
И откинулся. Бригадир подумал, что умер, потом пощупал и сообразил, что тот внезапно устал - едва ли не до смерти. С бабами такое бывает.
Подхватил арестанта под мышки, выволок на воздух - быстрее оклемается. Выкрикнул Святого и всю его шарашку, рассказал, как есть - что узнал от вурлачьего подельника, а также и то, что этот новенький наговорил. Святой сразу же разослал служек по направлениям, через полчаса большая часть вернулась, подбегали, становились в затылок, нагибались к сидящему на колоде Святому, шептали ему в ухо. Бригадир к этому времени Арестанта откачал, нагнал румянцу, и сейчас только поглядывал - не набить ли щеки по новой?
Скомандовали общую эвакуацию. Подошел к Святому - спросить, что ему, Бригадиру, делать - со всеми бежать или можно все-таки раздельно? Отпустят?
Святой прищурился, зачем-то посмотрел на небо.
– С этим полудурком не уйдешь.
– Дай нам времени с полсолнца, - попросил Бригадир.
– Ни хрена! - отрезал Святой. - У тебя и десятой доли нет! Они наши ловушки смертниками вскрывают, не вручную. Гонят вперед себя двуногих - обученных.
– А амбар? Им достанется?
Святой только заскрипел зубами.
– Дай мне засесть в амбаре - все, что там есть толкового, изничтожу. Ей-ей! И живым не дамся после этого. Мне живым нельзя.
– А этот?
– Этого с собой возьму и тоже порешу, как припекать станет.
Святой глянул на дальний лес, потом на амбар.
– Не успеете.
– Если так и болтать будем, то точно не успеем!
– Волоки его пока туда. Я с Иноком переброшусь смыслом…
К возмущению Чура, Бригадир положил арестанта поперек себя - на шею. Пронес сколько смог - в горку топать тяжело. Уронил подле себя, сам едва не упал рядом, выпрямился, смахнул пот с бровей, взялся осматриваться. У подлеска уже пощелкивали выстрелы и поднимались характерные белесые дымки, который обычно оставляет дурной порох. Из закустья вынырнул Инок и стал быстро пониматься, то и дело наступая на края своей одежды и падая на колени, словно по быстрому отбивал поклоны Амбару на горе. Потом догадался подтянуть вверх и сообразить нечто вроде узла. Добрался уже краснорожим, словно хрычмастер, отстоявший день у плиты. В стороне шлепнули две-три случайные, неприцельные пули. Сходу, не сговариваясь, взяли за ворот арестанта и пошли плечом к плечу, волоча его за собой - ноги чертили линию.
– Ты никак тоже помирать? - спросил его Бригадир, когда прошли половину склона.
– Угу! Святой благословил.
– А мы не собираемся, ты уж извини. Лазейку знаю, но втроем туда не протиснешься. Понял? Потому - сваливай, пока время есть.
– Мне ваши дела побоку, я собственное решил.
– Всерьез?
– Всерьез!
– И, припечет, проситься не будешь?
– А нахыр вы мне сдались?
– Ну, ты даешь! - изумился Бригадир.
То и даю - это моя жизнь, собственная. Решил свернуть все собственное в кучу - надоело.
Добрый путь! - привычно пожелал Бригадир. - Передавай моим… привет, скажи - чтоб скоро не ждали, еще покувыркаюсь.
Не пойму, как вы сами оттуда свалить намерены?
– Есть одна идейка.
– Ну-ну… - произнес с сомнением.
Дальше совсем голо, редкие деревца, что хоть как-то, а спину прикрывали, кончились - сразу видно двое идут - третьего тянут. Бригадир, как не хотелось, решил не оборачиваться, чтобы не испугаться до времени. Амбар стал нависать, немножко не дотащили, бросили. Выше уже крутенько.
Хочешь жить - ползи сам!
Инок первый добрался. Пломбы снял. По привычке бережно положил на камешек.
– А ключ? - спросил Бригадир. - Ключ не забыл?
– Какой ключ! - отмахнулся Инок. - Ключ для вида. Давно замок не работает.
Толкнул оба створа, открывающихся по дурному - во внутрь.
– Что же не починили? Я бы справился! - сказал Бригадир.
– Вот-вот, пусти такого к замку - проходной двор будет, а не Амбар!
Такие порядки. Все свое, и в чем бы не был - в амбар и начинай жизнь заново, как бы с нуля. И имя у тебя теперь другое. Чистая страница жизни. Только борись с собственными драконами, не выпускай наружу, устава придерживайся, а остальное, как хочешь.
Бригадир первым делом одностволку отыскал и свой заплечный ранец. Только теперь понял, как соскучился. Инок створы взялся прилаживать, чтобы щели оставались в которые стрелять.
– С той стороны не поднимутся - скала сперва гладкая, потом хуже - поперек полоса рыхлого камня, крошится под рукой. Зря, что ли, здесь ставили? Все со смыслом. Один вход - один выход. Амбар крепкий. Вот только крыша… - засомневался Инок
– А что крыша?
– Зажечь могут - раз. Дурилку с катапульты забросить, и все разнести внутри - два.
– Об этом не горюй - мы им живыми нужны.
– А? Ну, если так, - сказал Инок.
Сразу видно, не особо поверил.
– Не столько мы нужны, как то, что у нас! - сказал Пришлый заползая.
Инок поверх его выглянул, присвистнул.
– Это что такое вы у них своровали, что те так озаботились? Народу-то понагнали!
Бригадир тоже выглянул и озаботился. Отпрянул и ошалелыми глазами обвел амбар. Ухватил Пришлого, подтащил к одной из вертикальных опор, там повернул, приладил к ней плечами, ноги ему раскидал, развел пошире, что не заваливался. Схватил его движок дугами каркаса, уложил между ног. Принюхался к знакомому, среди бутылей отыскал одну с неместным чужим маслом. Тоже пристроил Пришлому под руку.
– Давай. Работай!
Арестант сунул руку в железо, вогнал палец, что-то там пошевелил.
– Три часа - минимум. Разбирать надо. Еще винт прямить…
Бригадир горестно крякнул.
– Что так?
– Форпстации не хватает.
– Трындец! - заключил Бригадир. - Не продержимся!
– Посеешь в лукошко, так и пожнешь немножко, - сказал Пришлый, переходя на язык, понятный Бригадиру.
– Ты про запас, который зада не щекочет?
– Именно!
И "ушел", взялся заваливаться на бок - есть все-таки предел сил человеческих. Сжег себя на подъеме.
Бригадир в полгубы выругался (в сторонку, чтобы Инок не слышал). Взялся ревизию производить: хватать, рассматривать и бросать к стене всякую всячину. При этом ругался вслух.