– Однако я смогла вчера с ним управиться, и это вовсе не тяжело. Вы же сами видели, как я из него стреляю, ваше превосходительство...
   – Одно дело – подобрать лучемёт и выстрелить. А совсем другое – бежать с такой махиной в атаку. Вы не сдюжите.
   Хадсон окончательно сникла, Березину показалось, что сейчас она разревётся.
   – Дайте мне сроку месяц, ваше превосходительство, – тихо попросила американка. – Я наращу свой мускульный коэффициент. Не отнимайте у меня шанс, ваше превосходительство.
   Задумавшись ненадолго, генерал нашёл компромисс.
   – Хорошо. На задания будете ходить с лазерной «тулкой». А на учебные стрельбы – пожалуйста, не возражаю, можете с лучемётом. Через месяц вернёмся к этому разговору.
   – Огромное спасибо, ваше превосходительство!
   – Не за что. До свидания.
   Благополучно спровадив рассыпающуюся в благодарностях девицу, Березин докурил трубку и снова заглянул в почтовый ящик, где уже снова накопилось больше десятка посланий, в основном кадровые приказы – повышение в должности, присвоение очередного звания, увольнения в запас и тому подобное. Среди документов оказался и наградной лист, подготовленный лейтенантом Окамото. Погибшего Краузе занести навечно в списки части, Чукарин представлен к Георгию второй степени, Хадсон к медали «За отвагу». Что ж, девица честно заслужила награду. Посмотрим, как у неё пойдут дела. За месяц ей придётся накачать мускулатуру на двадцать процентов, это практически нереально. Впрочем, срок она себе назначила сама.
   – К вам посетитель, – снова пробубнил компьютер.
   Экий горячий выдался денёк, визитёры пошли косяком, только успевай отбрыкиваться.
   – Кто и зачем?
   – Полковник Лихачёв, военная контрразведка Псковской базы.
   Ну, этот вряд ли станет беспокоить по пустякам.
   – Дать контакт, – распорядился Березин.
   Он быстро завизировал наградной лист и заслал его на отправку, затем свернул работу с корреспонденцией, и перед ним появился полковник Лихачёв, бравый верзила казачьих кровей, чернявый и горбоносый, как турок.
   – Здравия желаю, товарищ генерал! – рявкнул он.
   – Вольно. С чем припожаловали?
   – По поводу Эвелин Хадсон из вашего взвода, товарищ генерал, – отрапортовал полковник.
   – Вы имеете ввиду взвод, которым командует лейтенант Окамото? – с нажимом уточнил Березин.
   – Так точно, – подтвердил Лихачёв. – По моим сведениям, Хадсон сегодня обращалась непосредственно к вам, товарищ генерал.
   – Было дело. Полагаю, вы в курсе, о чём шёл разговор? – Генерал прищурился.
   – Естественно, товарищ генерал, – заявил особист без тени смущения. – Мы держим под контролем все контакты Хадсон. Она у нас находится в текущей разработке.
   Березин помрачнел. Выходит, с этой напористой девицей далеко не всё так просто.
   – Доложите по порядку, что за ней числится, – велел он.
   – Особой конкретики нет. Но кое-что настораживает.
   – Например?
   – Она у нас по контракту, естественно. На вербовочном пункте ей предложили для начала базу Гранд-Форкс, которая, кстати, находится в её родном штате, Северной Дакоте. Хадсон отказалась, – Лихачёв сделал многозначительную паузу.
   – Возможно, ей захотелось экзотики? – предположил генерал.
   – На такой случай к её услугам были также Окинава, Мукусо и Норумба, – не уловив иронии, парировал полковник. – Однако Хадсон попросила направить её в Россию, конкретнее, на Псковскую базу. По условиям целевого контракта она имела право такого выбора. В качестве компромисса её разместили на базе в Лиможе с гарантией, что при первой же возможности её переведут в Псков. Когда тяжело ранили Йоко Иши, в псковской группе открылась вакансия. Так она попала к нам. Разумеется, мы сразу поставили её под контроль техническими спецсредствами.
   – И что, есть результаты?
   – Пока она чиста со всех боков, – развёл руками полковник. – Конечно же, мы проработали её биографию, проверили контакты в Лиможе и Пскове. Но пока никаких результатов. Возможно, она глубоко законспирирована.
   – У меня напрашивается другое объяснение, – возразил Березин. – Наверное, девица попросту тщеславна. А на Псковской базе отбою нет от журналистов, и ей захотелось погреться в лучах славы.
   – Судя по её психологическому портрету, такое вполне возможно, – согласился контрразведчик. – Но пока не исключена возможность, что Хадсон работает на североамериканскую разведку. Псковские заводы и лаборатории – для них лакомый кусочек, и в прошлом году они пытались к ним подобраться.
   – Да, помню, тогда их военного атташе выставили из России, – кивнул Березин.
   – Хадсон проявляет немалое рвение в изучении русского языка, – продолжал полковник. – Уже неплохо им владеет на разговорном уровне. Вы сегодня в этом убедились.
   – Ну, это ещё не улика...
   – Разумеется. Однако она довольно быстро свела знакомство с несколькими научными сотрудниками. В том числе с ведущими специалистами, которые имеют высший допуск секретности. Если конкретно, с Фатимой Саидовой.
   – Саидова... Что-то припоминаю... Кандидат физико-математических, красотка, вылитая шемаханская княжна. Правильно?
   – Верно, товарищ генерал. Таким образом, не исключена возможность утечки секретных данных, – заключил контрразведчик.
   – Что ж, продолжайте наблюдать, – распорядился Березин. – Если будут новости, немедля доложите мне.
   – Слушаюсь, товарищ генерал. Разрешите отключиться?
   – Погодите. Как там мальчик из-под Гомеля, здоров?
   – В пределах нормы. Конечно, у него шоковая реакция, но адаптолог надеется, что скоро всё пройдёт. Девчата из лаборатории взяли над парнишкой шефство, завалили фруктами.
   – А что нового по банковской волоките?
   – Пока ничего, трудно ведь подступиться, товарищ генерал, – пожаловался Лихачёв. – Хотя принцип афёры предельно ясен, многое проходит через цепочки офшорных фирм в Квебеке и Курдистане, а там сам чёрт ногу сломит. Вы ведь в курсе, что такое офшоры в молодых странах?
   – Понимаю, не маленький, – кивнул Березин.
   – Нам из Ясенева дали кое-какие намётки, так что с мёртвой точки сдвинулись. В целом схема простая, можно сказать, стандартная. Допустим, вы контролируете несколько счетов, через которые осуществляется финансирование ооновских программ. К примеру, три, на каждый из них приходит по миллиону ежемесячно. А выплаты со счетов идут частями. И можно проделать этакий фокус: вы сегодня сняли полмиллиона с одного счёта и пустили в оборот. Через неделю покрыли недостачу со второго счёта. Ещё через неделю закрыли брешь с третьего счёта. Ну, а там, глядишь, либо новые начисления подоспеют, либо полмиллиона вернутся с процентами.
   – Трёхнедельный оборот, не слишком ли быстро? – усомнился генерал.
   – Если это криминальная сфера, почему бы и нет? – разъяснил особист. – Скажем, закуплена крупная партия кокаина в Колумбии. Нужно переправить её на север и там продать местным оптовикам. Вся операция займёт как раз от двух до трёх недель, а прибыль почти стопроцентная.
   – Пока выглядит логично. Но ведь и риск немалый: вдруг товар накроется на таможне, как тогда вернуть деньги?
   – Никакого риска нет. Если это дипломатическая почта.
   – Ого! – насторожился Березин. – Это ваша гипотеза или есть факты?
   – Вам это проще выяснить, чем мне, товарищ генерал. Ведь вы связаны с Ракитским. Мидовская разведка тоже не лыком шита.
   Березин укоризненно насупил брови.
   – Сдаётся мне, вы слишком многое недоговариваете, – упрекнул он Лихачёва.
   – Только то, в чём нет стопроцентной уверенности. Прошу понять меня правильно, товарищ генерал. Когда я получу конкретные доказательства, немедля вам о них сообщу.
   – Что ж, вы правы, пожалуй, – пришлось Березину сменить гнев на милость. – Так я жду от вас результатов, а не версий. Желаю успехов.
   – До свидания, товарищ генерал.
   От разговора с особистом осталось тихое чувство досады. Тот не сообщил ничего существенного касательно банковских махинаций, хотя безусловно вышел на след. И нажать на Лихачёва не получится: хоть и приписан полковник к Псковской базе, у него своё начальство.
   Вернувшись в свой виртуальный кабинет, Березин первым делом набросал послание Ракитскому с просьбой о встрече и, отослав зашифрованную депешу, занялся прочисткой трубки. Предстояло ещё составить циркуляр о выявлении и реализации складских излишков, чтобы разослать его по всем региональным базам. Но канцелярскую рутину генерал тихо ненавидел.

Глава 6

   Растянувшийся на полу пещеры и блаженно зажмурившийся Кхан впитывал кожей щедрый сноп ультрафиолетовых лучей, струящийся с потолка. По изнанке сомкнутых век плавали радужные световые пятна.
   Прогревшись вдоволь, он протянул клешню и выключил кварцевые лампы. Сноровисто цепляясь щупальцами за поручни, соскользнул по ступенькам, погрузился в воду, разжал жаберные щели, наладил базовое дыхание. В плотной жидкостной среде к оптическому зрению добавилось прощупывание сонаром, и окружающий мир снова обрёл чёткие объёмные очертания.
   Кхан размял сфинктерные мышцы ходового сопла и, вытянувшись как струна, сделал на малом ходу несколько кругов по бассейну. Отдохнул он превосходно, пора приниматься за дело.
   Вставив компьютерные шунты в гнёзда, он для начала соединился с БарбараКхан. Та ещё спала в своей тесной квартирке, свернувшись калачиком под простынёй.
   Ещё раз Кхан проверил цепочку своих рассуждений. Обработав Паттона, этот пси-клон успешно выполнил свою задачу, и надобность в нём отпала. Контролировать её дальше чересчур хлопотно, а оставлять в живых без контроля недопустимо.
   Повинуясь воле своего хозяина, проснувшаяся БарбараКхан встала с кровати, побрела на кухню. Порылась в ящике стола, найдя длинный кухонный нож, вернулась в комнату, окинула равнодушным взглядом царивший в ней кавардак: всюду разбросано несвежее бельё, гигиенические прокладки, косметические принадлежности. Она взяла валявшуюся на стуле сумочку, отрезала её тонкий кожаный ремешок и завязала на нём узел, соорудив петлю. Затем, встав на стул, привязала другой конец ремешка к потолочной люстре.
   Кхан почувствовал, как тревожно забурлил взбаламученный разум пси-клона, когда петля затянулась на горле. Куцая тень прежней Барбары ещё жила глубоко под спудом, в закоулках подсознания, и она, почуяв неладное, изо всех сил пыталась высвободиться, разжать крепкую хватку чужого сознания.
   Из любопытства Кхан чуть ослабил контроль, и до него донёсся сдавленный вопль ужаса и протеста. Бунтующее слабосильное ничтожество собралось в комок, натужилось, тщетно стараясь отторгнуть своего властелина. С тем же успехом прибойная волна могла попытаться обрушить прибрежный утёс.
   Некоторое время Кхан забавлялся, постепенно убавляя зажим и предоставляя бьющейся в истерике Барбаре почти полную свободу действий, затем снова брал её в тиски, плющил и скручивал, приводя к полной покорности. Словно бы коралловый червяк, вдавленный брюхом Кхана в ил, копошился под его грузной тушей, а он то приподнимался, то наваливался на добычу всем весом.
   Впрочем, он быстро пресытился этой прощальной забавой. БарбараКхан оттолкнула ногами стул, тот упал с резким стуком. Агонизирующее тело закачалось на ремешке, мигом затянувшаяся петля переломила гортанный хрящ. Челюсти клацнули, прокусывая вываленный язык.
   До Кхана донеслось эхо дичайшей муки, такой свирепой и многогранной, что заблокировать её оказалось нелегко. Предельно сузив спектр контроля, Кхан удовольствовался режимом наблюдателя и пристально следил за предсмертными корчами пси-клона, особенно заинтересованный тем, как опрастываются кишечник и мочевой пузырь и экскременты стекают по дрыгающимся ногам. Вскоре мозг Барбары, лишившийся притока свежей крови, окончательно погиб; когда её сознание помутилось и угасло, Кхан даже испытал нечто вроде сожаления.
   Чтобы добраться до Паттона, пришлось выстроить длинную прихотливую цепочку из пси-клонов. Каждый из них, передав эстафету следующему, подвергался умерщвлению без особых затей. Но то были сплошь самцы, и ощущения юной самки оказались для Кхана внове. Кажется, они даже вызвали в нём некоторую душевную смуту. Да, без сомнения, нечто исподволь разладилось в его психическом устройстве, словно бы между безукоризненно пригнанными движущимися деталями вклинилась досадная случайная песчинка.
   Пружинисто оттолкнувшись щупальцами, Кхан поплыл вдоль бортика в дальний конец бассейна, где притулился небольшой продолговатый валун. На его макушке рос миниатюрный садик для медитаций: шесть радужных актиний, три плюмажника, по центру – звездоцвет.
   Сосредоточившись на зыблющихся растениях, Кхан предпринял глубокую медитацию, приступая к процедуре очистки зашлакованного сознания. Методично вскрывая слой за слоем, он обнаружил наконец потайную занозу – восхитительное бурное наслаждение, которое БарбараКхан испытала вчера, совокупившись с телом Паттона. Когда она извивалась в оргазме, сладчайшие содрогания её матки привели Кхана в полный восторг. Однако воспоминание пришлось закапсулировать и удалить вместе со всеми его корешками.
   Впредь ему надлежало проявлять предельную осторожность и не поддаваться каверзным искушениям. Однако и зарекаться наотрез не стоит, это ведёт к утере ментальной пластичности. Хотя Кхан вовсе не разделял страсть декаподов к безоглядному риску, но тем не менее вдруг ему пришло на ум, что пси-контакт с млекопитающими необычайно притягателен именно в силу своей повышенной опасности.
* * *
   – Поешь, – сказала Фатима. – Ну, пожалуйста.
   – Не хочу апельсинов, – ответил мальчик.
   Он лежал на спине, изучая трещинку в потолке лазарета безучастным взглядом. Белки у него испещрили густые алые прожилки, под глазами залегли сиреневые полукружия.
   Фатима бочком присела на койку рядом с ним, держа на весу оранжевую рыхлую дольку.
   – А чего ты хочешь? – Она положила дольку на блюдце и отёрла сок с пальцев кусочком расползающегося лигнина.
   – Бульбы. Жареной.
   – Не надо капризничать, – попросила Фатима преувеличенно спокойным голосом, скатывая влажный лигнин в шарик. – Врач велел тебе давать побольше фруктов.
   – А я не хочу их. Надоело. Во рту кисло.
   Штукатурку рассекала трещина, похожая на веточку. Словно дерево росло там, наверху, и вдруг просунуло ветку сквозь потолок. Безлистую, осеннюю.
   – Я ничего не помню... – проговорил мальчик. – Хочу вспомнить вчерашнее. И не могу. Не получается.
   Меж его выгоревшими тонкими бровями залегла складка, он тщетно силился нащупать воспоминание, окутанное неосознанным спасительным запретом, словно непроницаемой сферой Шварцшильда.
   – Ну-ну, тебе незачем волноваться, – Фатима попыталась успокоить его. – Давай-ка я тебе очищу банан...
   Маленький упрямец помотал головой. Он всё понукал пробуксовывающую память, и Фатиме стало боязно при мысли, что вот-вот чёрная дыра беспамятства в его мозгу взорвётся, превратившись в сверхновую. Надеясь отвлечь мальчика, она торопливо сдирала вязнущую под ногтями банановую кожуру.
   По ту сторону двери кто-то постучался, и в палату заглянула Эвелин Хадсон.
   – Привет, – промурлыкала она, энергично вскинув двуперстие к голубой пилотке.
   – Hi, – откликнулась обрадованная Фатима.
   – Мне в лаборатории сказали, что ты здесь. Не помешаю?
   – Заходи.
   Войдя, десантница сняла пилотку, покрутила её в руках и, сложив пополам, продела под погон мундира.
   – Как дела, Владик? – спросила она.
   Мальчик ничего не ответил, всё так же безучастно глядя в потолок.
   – Он обедать отказывается, – пожаловалась Фатима.
   – Я бульбы хочу, – пробормотал Владлен.
   – Что такое бульба? – спросила американка.
   С её появлением в палате словно бы просветлело, сгустившаяся было напряжённость развеялась.
   – Potato, – объяснила Фатима. – Национальное лакомство.
   – Оу, тут в ларьке есть картофельные чипсы. Как насчёт чипсов, Владлен?
   – Не хочу. Это не то.
   – Вот, полюбуйся. Капризничает.
   – Ничего страшного, – рассудила Эвелин. – Значит, сыт.
   Наступившее молчание нарушила сигнальная трель, и Фатима вынула сотовый телефон из кармана халата.
   – Слушаю. Да, я в лазарете. Нормально. Даже так? Минутку.
   Не выключая телефон, она повернулась к Эвелин:
   – Меня вызывают в лабораторию, срочно. Посидишь с Владленом?
   – Конечно. Я сейчас в свободной смене.
   – Вот и чудненько, – кивнула Фатима и пробормотала в трубку: – Сейчас приду.
   – Кстати, Фатима, у тебя в лаборатории найдётся кусок освинцованного кабеля? – спросила Эвелин.
   – Надо поискать. А зачем тебе?
   – Собственно говоря, мне листовой свинец нужен. Фунта два.
   – Так бы сразу и сказала. Надо правильно формулировать техническое задание. Вот уж чего-чего, а этого добра у меня там навалом.
   Прежде чем выйти из палаты, Фатима окинула мальчика испытующим взглядом. Владлен всё так же пристально разглядывал потолок, но чёрный провал в памяти, похоже, перестал его мучить.
   Когда Фатима скрылась за дверью, Эвелин присела на табурет рядом с койкой, ритмично сжимая в кулаке ворсистый мячик лимонного цвета.
   – Как ты себя чувствуешь?
   – Хорошо, – с запинкой ответил мальчик. – А вас как зовут?
   – Эвелин.
   – Я вас помню. Вы меня вчера несли на руках. Верно?
   – Да.
   – Больше я ничего не могу вспомнить, – виновато промолвил он. – Голова как чужая. Она меня не слушается.
   – Наверное, от лекарств. Это должно пройти, – обнадёжила его десантница и переложила мячик в другую руку.
   – Тётя Эвелин, а что это у вас? – повернув голову, полюбопытствовал Владлен.
   – Теннисный мячик.
   – Зачем?
   – Чтобы быть сильной.
   – А второго такого у вас нету?
   – Есть.
   – Дадите мне? Я тоже хочу быть сильным, – чуть оживился Владлен и добавил: – Я когда вырасту, буду чужаков убивать. Я их всех поубиваю.
   – Хорошо. Будет тебе мячик, – пообещала Эвелин. – В следующий раз принесу.
   – А в кобуре у вас пистолет? – продолжал расспросы мальчик.
   – Бластер.
   – Покажите. Пожалуйста.
   Десантница расстегнула кобуру, извлекла увесистый тупорылый бластер, подбросила его на ладони.
   – Вот. Нравится?
   – Ух ты... – приподнявшись на койке, Владлен умоляюще протянул худенькую загорелую руку. – Дайте подержать. Я осторожно.
   – Держи, – разрешила Эвелин.
   Зачарованно разглядывая бластер, мальчик сжал ребристую рукоятку так, что побелели костяшки пальцев.
   – Он заряженный?
   – Да. Впрочем, там два предохранителя. Просто так не выстрелит.
   Вдоволь налюбовавшись, Владлен вернул бластер десантнице.
   – Тётя Эвелин, а вы замужем? – спросил он.
   – Нет, а что? – ответила американка, пряча оружие в кобуру.
   – Ничего, – Владлен отвёл глаза. – Я просто так спросил...
   Выйдя из медчасти, Фатима торопливо зашагала по магистральному переходу базы.
   Сущее наваждение, ведь Эвелин ни капли не похожа на Йоко. И лицо, и фигура совсем другие. Однако в повадке сквозит неуловимое сходство. И такой же тончайший жасминный дурман исходит от кожи. Вот, совсем близко, рядышком, только руку протянуть. Но вязкая робость гнездится в сердце, и на кончиках пальцев сгущается электричество неприкаянной нежности.
   Стоило Фатиме пройти насквозь жилой комплекс и свернуть к лабораторному сектору, тут же, здрасьте-насте, навстречу ей топает Щёголев. Как завидел её, так и встал столбом посреди коридора.
   – Здравствуй, Фатима.
   – Добрый день.
   Пришлось ей, хочешь не хочешь, остановиться, поскольку нахально ухмыляющийся дылда загородил дорогу. Не бочком же протискиваться мимо.
   – Ты из лазарета? Ну, как там парнишка себя чувствует?
   Вот же напасть, за сегодня она уже в третий раз напарывается на этого патлатого козла с томными глазами. И всякий раз, когда он с ней заговаривает, внизу живота всё сжимается, словно в трусики шустро лезет волосатая липкая ручища. На редкость сексуально озабоченный тип. Ну его в болото.
   – Сносно. Слушай, Сергей, там в лаборатории аврал. Некогда мне.
   Однако Щёголев и не думал посторониться.
   – У меня вечером собирается компашка своих ребят, – развязно сообщил он. – Может, присоединишься?
   Просто руки чешутся влепить ему оплеуху, чтоб впредь не привязывался.
   – Не имею ни малейшего желания. Пропусти.
   – Как знаешь...
   Разочарованный Щёголев отступил в сторону, и Фатима заспешила по коридору дальше.
   Одуренно красива персияночка, даже когда злится. Глазищи мечут антрацитовые молнии, точёные ноздри раздуваются. С такой норовистой кобылкой намучаешься, пока взнуздаешь. Зато уж потом лихие скачки обеспечены.
   Он смотрел ей вслед, закусив губу. Аж до неприличия хороша фигурка, тонкая и гибкая, как хлыст, ноги от зубов растут. Уже одна только походочка шибает, как двести двадцать вольт по яйцам. Неужто и вправду она мужиков на дух не переносит... Ладно, разберёмся.
   Красотка скрылась за углом, и Щёголев направился дальше своей дорогой, в наблюдательный пункт вивария.
   По табло над входом справа налево бежала строка, набранная крупным багровым шрифтом: «Зона повышенной опасности. Посторонним вход строго воспрещён!»
   Достав из нагрудного кармана личную карточку, Щёголев сунул её в щель на косяке, и гидропривод медленно распахнул перед ним толстую бронированную дверь.
   – Добрый день, Сергей Георгиевич, – томно улыбнулась ему сидящая перед линейкой мониторов стажёрка из Кембриджа Джейн Галахер.
   – Приветствую. Как там наш новичок?
   – Всё так же, абсолютно неконтактен. Хотя стал принимать пищу.
   – Что ж, для начала неплохо, – пробурчал Щёголев, через плечо Джейн разглядывая своих подопечных на мониторах.
   Большинство пленных медузняков пребывало в послеобеденной дрёме. Те, что бодрствовали, беспокойно прохаживались по своим боксам из угла в угол, косолапо загребая студенистыми ножищами.
   Разумеется, внимание Щёголева сразу же приковал декапод, который разлёгся на пористой подстилке террариума и нежился под мелким водяным крошевом, сыплющимся на него из потолочных форсунок.
   Молодцы солдатики, удружили. Из этой твари сразу кучу диссеров можно запросто выкроить, на всех эмэнэсов хватит с лихвой, чтобы остепениться. Это же обалдеть, до чего развесистая тема. Кажется, подвалил наконец долгожданный шанс пробиться в членкоры. Чем чёрт не шутит, пока бог спит.
   Вчера вечером Щёголев извёл почти литр лабораторного спирта, угощая доблестного Чукарина и расспрашивая, каким манером тому посчастливилось-таки добыть декапода живьём. Лихой сержант смачно хрупал маринованными чукотскими огурчиками, опрокидывал одну стопку за другой и на разные лады твердил одно и то же: «Я, бля, кэ-эк въебенил ему по кумполу, он брык – и готов». Так что конструктивной научной информации почерпнуть не удалось, а с утра Щёголев места себе не находил от сурового сушняка.
   – Сколько он сегодня съел? – спросил он.
   – Полтора литра свиной.
   Значит, пленник по крайней мере не собирается уморить себя голодом.
   – Добрый знак, – в задумчивости Щёголев прошёлся по тесной комнатке из угла в угол. – Попробую с ним поговорить.
   – Успеха вам, Сергей Георгиевич! – с энтузиазмом пожелала Джейн.
   – Спасибо.
   Покосившись на стажёрку, мысленно Щёголев послал её ко всем чертям. Эта лупоглазая рыжая коровища мясо-молочной ирландской породы явно положила на него глаз. Ну, уж нетушки, он свой инструмент не в дровах нашёл. Эх, персияночка...
   Он приложил палец к биометрическому замку на двери вивария, и красный сигнальный огонёк замка сменился зелёным. Щёголев повернул кремальеру, открыл дверь и вошёл вовнутрь.
   Двойная линейка мониторов тихо поплыла, закачалась, подёрнутая волнистой горячей плёнкой. Джейн Галахер торопливо выдернула платочек из-за обшлага и промокнула им глаза. Пресвятая Дева, он держится с ней так, будто ничего не замечает. И в нём нет ни капли пресловутой русской задушевности. Доброжелателен и корректен, точно стопроцентный янки. Экологически чистый колотый лёд с неизменным keep smiling. В горле заворочался ребристый ком, она прикусила зубами кулак, чтобы не расплакаться.
   Щёголев уселся на стул перед смотровым окном и легонько постучал ногтем по никелированной окантовке. Во влажном сумраке за толстым триплексом шевельнулись щупальца потревоженного декапода. Пленник приподнялся на подстилке и выжидательно уставился на Щёголева. Его круглые перламутровые глаза походили на кошачьи – слабо флуоресцирующие, с зелёным отливом.
   Если вчера у декапода наблюдался полный аутизм, то теперь его реакции явно приходят в норму. Во-первых, он стал принимать пищу, во-вторых, начал проявлять интерес к происходящему вокруг. Совсем хорошо.
   Включив динамики, Щёголев укрепил на лацкане халата снабжённую прищепкой капсулу микрофона.
   – Хванк, – прицокнув языком, поздоровался он.
   В ответ из динамиков донёсся скрипучий шамкающий голос, а после секундной заминки киберпереводчик выдал перевод.
   – Сунь вы щупальце в анальное отверстие, незаконнорождённый вне клана, три позора тебе на хвост.
   – Ну-ну, зачем же так браниться, – миролюбиво проворчал ксенолог по-русски.
   – Оскорблён я до дна. Это у медузняки говорится «хванк», не мы, – объяснил через киберпереводчика декапод, наставив щупальце на Щёголева и чуть покачивая кончиком вверх-вниз. – Сказать в декапод «хванк» – значит маленький позор.