Гуэрра Тонино. И плывет корабль

   Фотограф со своим аппаратом на треноге готовится сфотографировать Лепори и его жену, уже ставших "в позу".
   Тенор, увидев коллегу через стекло, приветствует ее с показной сердечностью:
   - Привет, дорогая!
   ЖЕНА ЛЕПОРИ. Сабатино, стань слева, вот здесь... Ну что ты делаешь! Закутайся шарфом!
   С этими словами она быстро прикрывает шарфом шею мужа, который хотел выглядеть перед объективом более непринужденно.
   ФОТОГРАФ (за кадром). Нет-нет, шарф должен ниспадать небрежно, синьор Лепори!
   ЖЕНА ЛЕПОРИ. Нельзя! У него очень чувствительное горло!
   Куффари, продумавшая между тем предложение маэстро Альбертини, встает и направляется к роялю.
   КУФФАРИ. Что ж, давайте попробуем, маэстро!
   И она начинает петь, приводя в совершенный восторг бармена, внимание которого отвлекает от певицы стоящий за окном Орландо: выразительным жестом, оттопырив мизинец и большой палец, он дает бармену понять, как ему хочется выпить.
   33. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   В ожидании выпивки Орландо, приветливо улыбнувшись белокурому секретарю Куффари, опирается о перила рядом с ним.
   Море у горизонта сливается с затянутым свинцовыми тучами небом.
   БАРМЕН. Синьор Орландо...
   Репортер встречает расторопного бармена с искренней признательностью.
   ОРЛАНДО. Душа моя! Вот спасибо!
   Обхватив желанный стакан ладонями, он возобновляет свой репортаж:
   - Итак, мы с вами путешествуем уже второй день, и все идет своим чередом. Пассажиры фотографируются, чтобы навсегда запечатлеть эти памятные мгновения. Нашему тенору Фучилетто хотелось бы стать дельфином, а обоим маэстро - китобоями...
   Чуть подальше Фучилетто, перегнувшись через перила и демонстрируя свой неуемный романьольский темперамент, развлекает других пассажиров.
   ФУЧИЛЕТТО (сначала за кадром, потом в кадре). Их уже два! Нет, три! Четыре! Вон там, смотрите, смотрите!..
   СУДОВОЙ ВРАЧ. Да тут целая стая дельфинов!
   РУФФО САЛЬТИНИ. Глядите, как прыгает вон тот! Это правда, что дельфины любят пение?
   СУДОВОЙ ВРАЧ. И певиц...
   ФУЧИЛЕТТО. Да вы взгляните только, какой резвый! Совсем как я, когда мне удается заманить в постель какую-нибудь шведочку! Говорят, дельфины умнее некоторых матросов.
   Оба маэстро Рубетти фотографируются рядом с кормовым штурвалом, надев на себя одолженные у юнг парусиновые робы.
   А супруги Донгби предпочитают сняться на фоне моря. Леди Вайолет подходит к мужу, который уже стал у фальшборта.
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ (сокрушенно). Я так плохо получаюсь на фотографиях.
   Сэр Реджинальд обнимает ее за плечи и притягивает к себе... на глазах у двух матросов, не случайно задержавшихся возле какой-то двери.
   ОРЛАНДО (за кадром). У морских путешествий есть одна особенность: через день-другой тебе начинает казаться, что ты плывешь уже бог весть сколько времени и знаком с попутчиками давным-давно.
   Свита Великого герцога тоже собралась в полном составе, чтобы сфотографироваться на память.
   ПРЕМЬЕР-МИНИСТР (Великому герцогу, по-немецки). Капитан вам чрезвычайно признателен.
   Юный Великий герцог, направляясь к капитану, отпускает шуточку в адрес своего генерала.
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ (по-немецки). Вы уже поправили свой грим, генерал? Тогда пошли! Капитан!
   Пожимает руку капитану. То же делает и генерал.
   ГЕНЕРАЛ. Guten Tag, капитан.
   КАПИТАН. Ваше высочество!.. Guten Tag, mein General! [Здравствуйте, мой генерал! (нем.)]
   Великий герцог и генерал устраиваются в первом ряду, чтобы сняться вместе с экипажем.
   ГЕНЕРАЛ (по-немецки). Я очень не люблю фотографироваться: на снимках я выгляжу лет на десять старше.
   ФОТОГРАФ. Прошу всех не шевелиться! Одну минуточку. Смотрите сюда, пожалуйста... Все готовы?
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Мой дедушка обожал свои портреты. Чуть не полжизни он провел, позируя художникам!
   КАПИТАН. Да, в те времена позировать приходилось подольше, чем теперь!
   ФОТОГРАФ. Wunderbar [прекрасно (нем.)], Ваше высочество!
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Так хорошо?
   Фрейлины принцессы Леринии прогуливаются по палубе, разговаривая по-немецки.
   Слепая принцесса стоит, опершись о перила; на лице ее блуждает слабая улыбка.
   Увидев, что она одна, премьер-министр, сияя, спешит составить ей компанию. Став с ней рядом, он после некоторых колебаний робко протягивает свою руку к руке принцессы и слегка пожимает ее.
   ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Насколько счастливее стал бы наш народ, будь власть в этих нежных руках... Мы все ждем этого дня.
   Принцесса не отвечает.
   Но сцена эта не ускользает от внимания вездесущего начальника полиции.
   Наступил черед фотографироваться девушке-видению, юной и прекрасной Доротее, которая стоит перед объективом с мамой и папой.
   Орландо в умилении наблюдает эту сцену.
   ДОРОТЕЯ (поворачиваясь к отцу). Улыбнись, папа.
   ОТЕЦ ДОРОТЕИ. Я улыбаюсь.
   Чтобы полюбоваться Доротеей, Орландо на мгновение прервал игру в карты с Рикотэном и еще двумя гостями.
   Рикотэн заливисто смеется: он выигрывает.
   Совсем в ином настроении банкир, которому не нравится, что журналист отвлекся.
   БАНКИР. Почему-то, когда сдаете вы, мы обязательно проигрываем!
   Другая группа гостей, возглавляемая знаменитым русским басом, придумала для себя новое развлечение. Музыкальный критик - он тоже в этой компании пытается заманить и Орландо.
   МУЗЫКАЛЬНЫЙ КРИТИК. Синьор Орландо, нам нужен представитель печати! Идемте с нами. Наш русский друг утверждает, будто своим глубоким басом он способен вызвать приступ каталепсии.
   ОРЛАНДО (за кадром). Что вы говорите?! Тогда я, конечно, с вами.
   34. КУХНЯ "ГЛОРИИ Н.". ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
   В кухне царит обычная суматоха, но нашу компанию это обстоятельство мало беспокоит.
   ОРЛАНДО. Добрый день, добрый день всем присутствующим!
   ПОВАРА. Здравствуйте!
   Бас Зилоев - он впереди всех - требует своим низким голосом:
   - Здравствуйте. Курицу! Пожалуйста!
   ОДИН ИЗ ПОВАРОВ. Что?
   ЗИЛОЕВ. Живую курицу!
   Краснощекий поваренок растерянно смотрит на повара.
   ПОВАРЕНОК. Он хочет живую курицу!
   ПОВАР ДЖАЧИНТО. Кто?
   Вмешивается Орландо и все разъясняет:
   - Да, дорогие друзья, простите, что мы прервали вашу чрезвычайно важную деятельность на гастрономическом поприще, но нам действительно нужна курица... Для одного эксперимента...
   Зилоев, оглядевшись по сторонам, выбирает подходящее место - огромный стол, заваленный зеленью и прочей снедью. Затем, наклонившись, он резко сдвигает в сторону тяжелую доску для разделки мяса.
   ЗИЛОЕВ. Поставим ее вот сюда...
   ОРЛАНДО. Эксперимент несколько необычный, но очень важный, и вы все будете при нем присутствовать... О... капитан нам разрешил...
   ПОВАР. Ну так берите. Вот они, куры.
   Орландо. Я не хочу заранее раскрывать секрет ЭКСПЕРИМЕНТА: если он удастся, это будет такой сюрприз!
   Несмотря на интригующий тон Орландо, повара и судомойки выказывают полное равнодушие к происходящему.
   Зилоев, долго выискивающий подходящую птицу в битком набитых клетках, наконец указывает поваренку на избранную им жертву.
   ЗИЛОЕВ. Мне вон ту!
   Орландо сразу берет на себя функции распорядителя:
   - Шеф, вы согласны? Спасибо. Спасибо, спасибо всем! Идите сюда! Идите! (Его приглашение адресовано фотографу и кинооператору, которые тоже заглянули на кухню.) Мы должны запечатлеть это событие...
   Повар приносит курицу.
   Зилоев дает указания относительно того, как правильно поставить птицу, затем сбрасывает накинутый на плечи пиджак и садится напротив курицы метрах в двух от стола.
   Работа в кухне прекратилась. Все взоры обращены на певца; сделав глубокий вдох, он "ставит диафрагму".
   Курица, хоть и не осознает своей роли в этом опыте, замерла на месте.
   Бас сосредоточивается, собирается с силами.
   ФИТЦМАЙЕР (наклонившись к уху секретаря сэра Донгби, шепотом). А вдруг она снесет яйцо?
   Секретарь с трудом сдерживает приступ смеха.
   И тут Зилоев исторгает из груди необычайно глубокую низкую ноту.
   Кинооператор крутит ручку своей камеры; фотограф готов нажать кнопку затвора.
   Птица, словно загипнотизированная этой единственной нескончаемой нотой, не двигаясь с места, поднимает правую лапку. Впечатление такое, что она приветствует зрителей, лица которых выражают живейший интерес к забавному эксперименту. Но Зилоев настроен серьезно; он вкладывает в этот опыт все свои силы. Голос его, исполненный мрачной мощи, дрожит от напряжения, и курица наконец не выдерживает.
   Бас вытягивает руку и, отчеканивая слова, говорит:
   - Смотрите, она заснула...
   Курица действительно погрузилась в сон, застыв на столе, словно мраморное изваяние.
   Один из поваров, не веря своим глазам, подходит поближе, а дама-продюсер изрекает:
   - Просто невероятно. Бедная курица!
   ПОВАР. И правда! У нее глаза закрыты!
   Должно быть, в этот момент закрылись глаза и у Орландо, так как он вдруг рухнул на пол, прямо к ногам публики.
   ФИТЦМАЙЕР. Ой, что это с ним?
   СЕКРЕТАРЬ ДОНГБИ. Он упал...
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Ему плохо?! Доктора! Позовите доктора!
   ПОДБЕЖАВШИЙ ПОВАР. Надо отнести его подальше от огня, вон туда, к иллюминатору.
   ФИТЦМАЙЕР. Держите так, чтобы ноги были выше головы.
   ОФИЦИАНТ. Ему нужен свежий воздух!
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Ароматические соли!
   ПОВАР. Водички...
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. У вас нет солей? Тогда немного уксуса!
   ПОВАР. Каплю коньяка!
   ФИТЦМАЙЕР. Я заметил, что он очень побледнел...
   МУЗЫКАЛЬНЫЙ КРИТИК. Все-таки его надо бы вынести отсюда.
   ПОВАР. Возьмите стакан воды и сбрызните ему лицо.
   Крепкие руки подхватывают Орландо с пола, относят его подальше от пышущей жаром плиты и сажают на стул. И он сидит на стуле с блаженным видом, в полузабытьи, совсем как курица.
   ФИТЦМАЙЕР. Синьор Орландо, дышите глубже.
   Бас Зилоев с удовлетворенным видом накидывает пиджак поверх русской рубахи, которую он носит навыпуск.
   У повара Фатторетто своя точка зрения на происшедшее:
   - Чтобы находиться здесь, нужна привычка. Наш Гаспароне недавно ткнулся носом прямо в творог! Ну вот, теперь синьору лучше, все прошло.
   Репортер действительно приходит в себя и, стряхнув сонное оцепенение, сразу же вспоминает об эксперименте Зилоева.
   ОРЛАНДО. А курица спит? Глядите-ка, спит! Опыт удался! Она спит... Он действительно... усыпил ее...
   И на него нападает безудержный смех, который тут же передается остальным.
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Но ведь и вы спали...
   - Вот глупая птица!.. - говорит он, не замечая сомнительной ассоциации и заливаясь смехом.
   35. САЛОН-БАР "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Маэстро Альбертини собрал в большом салоне всех певцов и держит перед ними речь.
   - Ну что ж, думаю, вы тоже не вполне удовлетворены вчерашней репетицией реквиема... Когда исполняется реквием в память об Эдмее, тут, думаю, одних ваших способностей и вашей техники мало... вы должны стремиться вложить в свое исполнение всю благодарность великой артистке, ведь мы так ее любили, и она действительно самая великая певица всех времен.
   Ильдебранда Куффари лишь опускает свои длинные ресницы.
   - Ты готова, Ильдебранда?
   Куффари дважды повторять не надо: она сразу начинает петь.
   Музыкальная фонограмма
   А вот Руффо Сальтини почему-то замешкалась и шепотом спрашивает у Фучилетто:
   - Что это за странный запах?
   Фучилетто, раздувая ноздри, принюхивается.
   36. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА. ДЕНЬ
   На палубе вся свита богача египтянина возносит молитвы аллаху.
   С противоположной стороны стоят юная красавица Доротея и Орландо, который, несмотря на свой почтенный возраст, явно взволнован тем, что они наконец остались наедине.
   Небо и море подернуты желтоватым маревом: солнце клонится к закату.
   ОРЛАНДО. Сколько мне лет?
   ДОРОТЕЯ. Что вы сказали? Я не поняла.
   ОРЛАНДО. Так сколько же?
   ДОРОТЕЯ. Ах! Право, не знаю, я совершенно не умею угадывать возраст...
   ОРЛАНДО. Ну попробуйте же, не бойтесь! (С комичной томностью откидывается на перила фальшборта.) Скажите хоть, на сколько я выгляжу, ну, смелее...
   Доротея смущенно хихикает; похоже, и она бессознательно увлеклась этой игрой в ухаживание.
   ДОРОТЕЯ. Просто не знаю... Наверно, столько, сколько моему папе.
   ОРЛАНДО. Гм. А сколько лет вашему папе?
   ДОРОТЕЯ. О, мой папа для меня всегда молод...
   Орландо польщен, но и разочарован.
   Девушка замечает приближающихся родителей.
   ДОРОТЕЯ. Простите... Мама!
   Она идет навстречу матери и отцу, прогуливающимся под ручку по палубе. Родители встречают ее ласково и заботливо.
   МАТЬ ДОРОТЕИ. Детка, что же ты так... Пойди возьми накидку...
   ДОРОТЕЯ. Мне не холодно, мама!
   МАТЬ ДОРОТЕИ. Как только солнце садится, сразу становится сыро...
   Орландо с умиленной улыбкой следит за этой сценой. Но вот все трое направляются в его сторону, и отец Доротеи, обращаясь к жене и дочери, говорит:
   - Вы только полюбуйтесь на эти краски, дорогие мои... Да, всякий закат несет на себе печать божественности.
   На пороге салона появляется Руффо Сальтини, которую преследует какой-то неприятный запах, она хочет закрыть стеклянную дверь. Между тем отец Доротеи уже подошел к репортеру, стоящему у фальшборта.
   ОТЕЦ ДОРОТЕИ. Я, синьор Орландо, по субботам целый день занимаюсь живописью... Не знаю, что бы я отдал, лишь бы написать картину, подобную вот этой. Но разве можем мы тягаться с самим Творцом?
   МАТЬ ДОРОТЕИ. Какая прелесть!
   Из салона доносится голос маэстро Альбертини:
   - Спасибо, Ильдебранда, достаточно. Теперь мне хотелось бы повторить "Domine Deus".
   Орландо пользуется удобным предлогом, чтобы ускользнуть:
   - О, там репетируют... Простите, пойду-ка взгляну...
   С этими словами он удаляется в сторону бара.
   ГОЛОС МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Лепори, становитесь здесь, рядом с Фучилетто.
   Подойдя к окнам салона-бара, Орландо видит поющих дуэтом Лепори и Фучилетто.
   Музыкальная фонограмма
   Обернувшись к нам, Орландо поясняет:
   - Это реквием...
   Отец Доротеи с наслаждением, полной грудью дышит морским воздухом, но, заметив капитана, быстро направляется к нему.
   ОТЕЦ ДОРОТЕИ. Капитан, я к вам все с той же жалобой... Этой ночью меня опять разбудило какое-то постукивание по стеклу иллюминатора! Что это такое?
   КАПИТАН. А, да, я знаю. Это наша чайка, Икар. Мы прозвали ее так потому, что однажды она сломала себе крыло. Уже много лет она летает за нами, я к ней привязался и убежден, что она приносит счастье!
   Доротея отходит от матери и приближается к Орландо, тотчас расплывающемуся в улыбке.
   ДОРОТЕЯ. Вы чувствуете, как противно пахнет? Что за вонь такая? Не чувствуете?
   Орландо в замешательстве.
   ДОРОТЕЯ (потянув носом воздух, матери). Мама... ты не знаешь, откуда этот ужасный запах?
   МАТЬ ДОРОТЕИ. Рыба, наверное... (Подносит платочек к носу.)
   ДОРОТЕЯ. Дышать невозможно...
   Тяжелый запах проник уже и в салон-бар, где поют Лепори и Фучилетто.
   Раздраженный Лепори поворачивается к коллеге и перебивает его:
   - Что это за вонь?!
   Фучилетто сразу же вскипает:
   - А почему ты смотришь на меня?
   ЛЕПОРИ. Да не смотрю я на тебя. Только здесь страшно воняет!
   ФУЧИЛЕТТО (озираясь по сторонам). Говорит, что воняет, а смотрит на меня!
   Чтобы удостовериться, он, подняв руки, нюхает у себя под мышками.
   ФУЧИЛЕТТО. От меня не воняет! Дурак!
   ЛЕПОРИ. Сам дурак!
   Фучилетто накидывается на него:
   - Вот я выдеру сейчас твои усишки и запихну их тебе в глотку! Понял, красавчик?
   После короткого "обмена любезностями" дело доходит до рукоприкладства.
   РУФФО САЛЬТИНИ (пытаясь их образумить). Аурелиано! Ну что вы оба, в самом деле! Этот ужасный запах идет снаружи, им весь воздух пропитан! Я еще раньше ему говорила!
   На палубе капитан, окруженный своими офицерами, пытается успокоить пассажиров.
   КАПИТАН. Да, господа, нам действительно приходится терпеть это зловоние, но доктор Ламела... гарантирует, что никакая инфекция нам не грозит.
   СУДОВОЙ ВРАЧ. Совершенно верно! Можете не беспокоиться!
   ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Жидкие испражнения уже пошли на убыль и до наступления вечера должны прекратиться совсем.
   37. ТРЮМ "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   ГОЛОС КАПИТАНА. Следуя советам нашего доктора... мы принимаем меры к тому, чтобы вывести носорога из трюма. Его надо поместить на палубе...
   В трюм корабля медленно опускается люлька с двумя матросами.
   Возле животного, по-прежнему распростертого на полу, стоит служитель-турок; он благодарными глазами следит за всеми этими приготовлениями и не перестает жалобно причитать на своем певучем языке.
   Голос помощника капитана. Несколько матросов-добровольцев свяжут носорога и на стропах поднимут его наверх.
   38. ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Офицеры и капитан дают пояснения столпившимся вокруг них пассажирам.
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Мы можем заверить вас, что все будет сделано быстро и аккуратно.
   39. ТРЮМ "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Огромное животное, опутанное цепями, поднимают на стропах из темного трюма наверх, к свету, к откинутой крышке люка, ведущего на палубу. У беспомощного грузного животного жалкий вид; вся операция подъема сопровождается отчаянными причитаниями служителя-турка.
   Слышен голос вахтенного офицера Партексано:
   - Приготовить насосы!
   40. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Несколько матросов и юнг суетятся вокруг лебедки, тянут стропы, на которых опутанного цепями носорога в подвешенном состоянии проносят вдоль палубы под мощными струями брандспойтов.
   ПАРТЕКСАНО. Натягивайте стропы! Натягивайте!
   ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Поднять давление!
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Матросам стать в цепь. Господ пассажиров просим не выходить за оцепление. Отойдите назад!
   ПАРТЕКСАНО. Так! Держите его здесь!
   На капитанском мостике Фучилетто, стоящий среди других певцов, не может не высказаться:
   - Вы что, хотите выбросить его в море?
   ОФИЦЕР ЭСПОЗИТО. Да нет, жалко беднягу!
   ПОМОЩНИК КАПИТАНА. Нет-нет, мы устроим его вон в той шлюпке. Доктор сказал, что ему нужен свежий воздух!
   На нижней палубе, где матросы в парусиновой робе все еще продолжают мыть огромное животное, собралось много пассажиров; они прикрываются от брызг раскрытыми зонтиками, стараясь не упустить ни одной подробности такого удивительного зрелища, такого развлечения.
   Вдруг носорог извергает струю зловонной черной жижи; в этом его спасение, теперь, надо полагать, он пойдет на поправку.
   ФУЧИЛЕТТО. Вот откуда вонь-то!
   Это восклицание явно адресовано его коллеге Лепори.
   У старого офицера Эспозито довольный вид.
   ОФИЦЕР ЭСПОЗИТО. Ну, в общем, конечно... Зато теперь ему будет лучше!
   В другой группе пассажиров бас Зилоев комментирует происходящее, черпая образы из родного русского фольклора:
   - Здорово! Он похож на Змея-Горыныча из русских народных сказок. Летающий змей!
   Служитель-турок с молитвенно-сложенными руками ищет сочувствия и поддержки у этой группы. Но присутствующий здесь маленький толстенький повар не находит ничего более остроумного, чем предложить:
   - А теперь пусть искупают тебя тоже!
   Несколько матросов, принимавших участие в операции "носорог", разделись до пояса и моются, направляя струю то на грудь, то на мускулистые руки... под пристальным и взволнованным взглядом Рикотэна...
   Бледная дама-продюсер, как всегда, начеку. Подойдя к Рикотэну, она свистящим шепотом говорит:
   - На тебя же все смотрят... вставай!
   Рикотэн, опомнившись, поднимается с битенга, на котором сидел, но все еще не может оторвать глаз от красавцев матросов.
   41. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ
   И еще одна ночь опускается на "Глорию Н.", мощно взрезающую носом чернильного цвета море.
   42. КАЮТА КУФФАРИ. НОЧЬ
   В каюте Куффари оба маэстро Рубетти и монахиня. Певица пригласила их на чай, но главным образом для того, чтобы поговорить о великой Тетуа.
   Во время рассказа Рубетти Ильдебранда буквально смотрит ему в рот: так велико ее желание постичь тайну, принесшую бессмертие покойной знаменитости.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. И вот она от обыкновенного ля переходит все выше, выше, до ми бемоль... потом до ми и наконец берет фа в третьей октаве.
   Всем разливают чай еще раз.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Нет-нет, достаточно.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Свершилось чудо! Оркестр почти смолк, публика замерла, затаила дыхание... Да я и сам слушал словно зачарованный... Никогда в жизни мне этого не забыть!
   КУФФАРИ. Но простите, маэстро, как это возможно? Диапазон почти в три октавы, без всякого усилия... обыкновенному человеку такое не дано!
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. А кто говорит, что Эдмея была обыкновенной женщиной? Сколько народу голову себе ломало, пытаясь понять ее!
   КУФФАРИ. Должно быть, она обладала каким-то секретом. Именно это я как раз и хотела узнать, маэстро... Я хотела спросить вас, как родного отца... А я... я могла бы сделать что-нибудь подобное?
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Вот послушайте. Как-то ночью Эдмея поделилась со мной... Она сказала, что во время пения у нее перед глазами появляется морская раковина...
   КУФФАРИ. Раковина?
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Да, так она и сказала: "Я вижу морскую раковину... я слежу за ее изгибами - виток за витком...
   Ильдебранда жадно впитывает в себя эти слова, она вся внимание, и чувствуется, что ее мучит ревность, даже зависть...
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. ...и голос сам поднимается, следуя за ними, без всяких усилий". Понимаете, дорогая моя? Дело было не только в ее легких, диафрагме, голосовых связках... Этот феномен можно назвать катализацией энергии.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ (за кадром). Что бы там ни говорили, а я знаю одно: Эдмея была не такая, как все, она неповторима. Таких певиц, как она, больше не будет!..
   От этих слов на красивом, тонком лице Ильдебранды Куффари становится заметней печать тяжелых душевных переживаний.
   Но вот певица остается одна. Она так погружена в свои мрачные мысли, что, когда раздается стук в дверь, откликается едва слышно:
   - Да...
   Входит ее галантный концертмейстер.
   КОНЦЕРТМЕЙСТЕР. Можно? (Закрыв за собой дверь, он приближается к Ильдебранде.) Что это ты так притихла? У тебя лицо сейчас - как у чудесного египетского сфинкса.
   Куффари со злостью оборачивается, медленно поднимается с кресла, в упор как-то странно смотрит на концертмейстера и, когда тот добавляет: "Ты восхитительна!", вместо ответа дает незадачливому красавчику звонкую пощечину.
   43. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ
   Луна на горизонте то поднимается, то опускается над пустынной палубой: бортовая качка.
   ГОЛОС ОРЛАНДО. На третью ночь нашего путешествия дела начали принимать неожиданный оборот... Все стало... как-то непонятно...
   44. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ
   Коридор безлюден и тих.
   Дверь одной из кают приоткрывается, и из нее, настороженно оглядываясь, выходит женщина в черной вуали.
   Это Руффо Сальтини. Тихонько прикрыв за собой дверь, она делает шаг-другой по коридору, но тут же, вздрогнув, останавливается.
   В нескольких метрах от нее с не меньшими предосторожностями выскальзывает в коридор Валеньяни.
   Узнав подругу, Валеньяни спрашивает:
   - Ну что?
   РУФФО САЛЬТИНИ. Тссс! Закрой дверь! Тихо!
   Обе певицы удаляются по коридору.
   45. БИБЛИОТЕКА "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ
   Группа гостей собралась вокруг медиума - секретаря директора "Ла Скала". Утонув в глубоком кресле, он уже впал в транс и издает какие-то хриплые стоны.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Он весь в испарине, даже блестит от пота.
   СЕКРЕТАРЬ-МЕДИУМ (едва слышно). Погаси...
   ФУЧИЛЕТТО. Что он говорит?
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Я не понял.
   МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. По-моему, ему мешает свет.
   С этими словами он поднимается и идет гасить лампу под абажуром; Фучилетто в это время выключает торшер. Дыхание медиума становится хриплым и прерывистым.
   В этот момент в библиотеку входят обе певицы.
   ФУЧИЛЕТТО (от неожиданности хватается за сердце). Ох, из-за вас у меня молоко в груди перегорело!
   РУФФО САЛЬТИНИ. Это все она. Не хотела идти!
   ФУЧИЛЕТТО (предостерегающим шепотом). Потише... Он уже в трансе!
   ВАЛЕНЬЯНИ. Ему плохо?
   ДАМА-ПРОДЮСЕР (поворачиваясь к Валеньяни). Садитесь здесь. (Всем остальным.) Дайте друг другу руки. Маэстро! Дайте руку мадам.
   Участники сеанса образуют цепочку.
   ФУЧИЛЕТТО. И я тоже?
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Да. (Рубетти-второму.) А вы не хотите сесть с нами?
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Спасибо. Предпочитаю не участвовать в этом деле. Если мать Анджела узнает, что я здесь, она целую неделю продержит меня на хлебе и воде.
   Все очень осторожны, переговариваются только шепотом.
   Медиум издает хриплые стоны, что-то бормочет, его лицо исказила гримаса, со лба стекают струйки пота; узел галстука распустился.
   МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Ну, смелее, задайте ему какой-нибудь вопрос.
   Первой отваживается Руффо Сальтини; после некоторых колебаний она спрашивает:
   - Эдмея... прости... я всегда хотела у тебя спросить... Какое произведение причиняло тебе больше всего страданий?
   Медиум лишь слегка шевелит пальцами на подлокотниках своего глубокого кресла.
   РУФФО САЛЬТИНИ (за кадром). Что за глупый вопрос я задала...
   Граф ди Бассано ломает руки.
   РУФФО САЛЬТИНИ (за кадром). Понимаете, однажды она мне сама сказала... Ой!!!
   Все вздрагивают от звука неожиданно выпавшей из шкафа книги.
   МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Что там упало?
   ФУЧИЛЕТТО. Я не знаю.
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Не разрывайте цепочку, это опасно.