Гуэрра Тонино. И плывет корабль

   Фучилетто быстро подходит к шкафу и удивленно восклицает:
   - Книга! Она открылась!
   Подняв книгу, он разглядывает ее, показывает остальным:
   - Смотрите-ка... "Джоконда".
   На странице книги действительно репродукция знаменитого портрета Леонардо.
   Книжка открылась на "Джоконде".
   Он подходит к сидящим и показывает:
   - Смотрите! "Джоконда".
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Просто невероятно! Какой потрясающий медиум!
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Вы правы! Поразительное совпадение!
   Руффо Сальтини не может сдержать волнения. Она обращается к медиуму и лепечет едва слышно:
   - О-о-о-о... "Джоконда"... Она мне говорила. Именно "Джоконда"!.. Эдмея...
   Медиум слегка качает головой, откинутой на бархатную спинку кресла; на его бледном лице блуждает какая-то потусторонняя улыбка.
   Граф ди Бассано, охваченный необычайным волнением, вскакивает с места.
   - Я больше не могу здесь оставаться! Это жестоко... Не могу! Простите!
   Он направляется к двери и выходит.
   Руффо Сальтини никак не придет в себя. Фучилетто, стоящий позади нее, спрашивает:
   - Можно я тоже задам вопрос?
   Ему отвечает сам медиум, отрицательно покачав головой.
   ФУЧИЛЕТТО (не в силах сдержаться, на ухо маэстро Альбертини). Не хочет. Она, хитрюга, поняла, что человек, который... так хорошо ее знает, может задать вопросик...
   Маэстро подавляет ехидный смешок.
   РУФФО САЛЬТИНИ. Тссс!
   Теперь медиум поднимает обе руки ладонями к себе и машет кистями - как бы в знак приветствия или прощания.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Смотрите, именно таким жестом она выражала свою признательность...
   Медиум начинает проявлять признаки мучительного перевоплощения; подергавшись, словно марионетка, он наконец затихает, уронив голову на грудь.
   И тут вдруг появляется женская фигура в белом одеянии; лицо ее прикрывает кружевная накидка; впечатление такое, что это действительно призрак Тетуа. Минута всеобщего смятения. Руффо Сальтини, лишаясь чувств, успевает выдохнуть:
   - Эд-мея... Эд-мея...
   Первым приходит в себя маэстро Альбертини.
   - Да что же это такое... Кто ты? Включите свет!
   Он вскакивает и бежит к лампе под абажуром.
   - Что за глупые шуточки!
   В этот момент мнимый призрак исчезает, выскользнув за дверь.
   ВАЛЕНЬЯНИ (изо всех сил стараясь не упасть в обморок). Кто это был? Скажите мне - кто?.. Нет, вы скажите!.. А-а-ах!..
   Наш отважный романьолец Фучилетто, выскочив из библиотеки, бежит вдогонку за призраком, а дирижер тем временем пытается всех успокоить:
   - Это же шутка! Над нами просто подшутили!
   Он пробует привести в чувство Валеньяни, хлопая ее ладонью по щекам; поднять лежащую в обмороке на диване Руффо Сальтини:
   - Да что с тобой! Открой глаза, дурочка! Инес, да будет тебе, нашла из-за чего в обморок падать!
   Через открытую дверь видно, как бегущий по коридору Фучилетто хватает фигуру, закутанную в белое покрывало, и тут же разражается веселыми криками:
   - Да это ты?! Вы только посмотрите... Иди-ка сюда, покажись всем, шут гороховый!.. - Он тузит незадачливого шутника, волоча его за собой, срывает у него с головы шаль. - Полюбуйтесь-ка на вашего призрака!.. - И, разражаясь хохотом, добавляет: - Это же граф ди Бассано!
   Призрак - а им действительно оказывается граф ди Бассано, напяливший на себя один из дорогих театральных костюмов покойной певицы, - обессиленно прислоняется к двери ближайшей каюты и со слезами в голосе говорит:
   - Пусти меня, пусти!.. Оставьте ее в покое...
   ФУЧИЛЕТТО. Да он у нас великий актер! Давайте поаплодируем ему, браво! На какой-то миг даже я поверил!
   Молодой человек с подведенными глазами вырывает у него из рук кружевную шаль, истерически кричит:
   - Это профанация! Будьте вы прокляты! - и убегает прочь.
   Но Фучилетто никак не уймет свой пыл:
   - Эй, да они тут все из-за тебя чуть со страху не умерли! (Смеясь, он возвращается в библиотеку.)
   ФУЧИЛЕТТО (за кадром). И вы, маэстро, тоже... простите меня!.. По-моему, у вас до сих пор еще поджилки трясутся! А Инес? Где она? Все еще без чувств?!
   В коридоре из-за угла, за который свернул граф ди Бассано, появляется Орландо. На лице у него написан немой вопрос - как у человека, силящегося понять, что происходит.
   46. ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ
   По залитой лунным светом палубе прогуливаются, беседуя, оба маэстро Рубетти и монахиня.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Вообще тебе лучше помолчать: вдохи и выдохи нужно делать в ритме шагов.
   Неожиданно перед ними появляется девочка лет пяти-шести.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Глядите-ка! А эта синьорина откуда взялась?
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Я ее никогда раньше не видел!
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Что ты здесь делаешь в такой поздний час? Ты кто? А она премиленькая!
   Он подходит к девочке, которая стоит и спокойно смотрит на них огромными глазищами, такими яркими на маленьком смуглом личике. Волосы девочки заплетены в косы.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Да, она очень мила!
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Ты знаешь, какая ты хорошенькая? И какие косички у тебя красивые! (Вкрадчиво проводит ладонью по волосам девочки.) Ну что за прелесть!
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Ладно, Вольфганг, оставь ее в покое...
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Как же тебя зовут? (Снова гладит ее по головке.)
   В этот момент на палубе появляется незнакомая женщина; схватив девочку и присев на корточки, она, словно желая защитить, прижимает ее к груди. Затем, произнеся несколько взволнованных фраз на каком-то славянском языке, берет девочку на руки и уходит.
   Теперь на палубе собираются какие-то новые пассажиры; на фоне лунного неба вырисовываются их черные силуэты.
   Оба маэстро Рубетти и монахиня оторопело смотрят на них.
   А этих женщин и мужчин разного возраста много, и все они молчат. У них красивые лица цыганского типа - настороженные и гордые.
   Один из матросов спешит погасить костерок, который эти люди разложили прямо на палубе.
   МАТРОС. Вы что, пожар тут решили устроить?! Не понимаю, что ты там говоришь!
   И, пытаясь, чтобы его самого поняли, добавляет:
   - Огонь здесь нет! Нельзя огонь!
   ДРУГОЙ МАТРОС. Нельзя разводить огонь на палубе! (Подойдя к одной из женщин, заботливо.) Ну как тут ваша бабуля?
   Кто-то из незнакомцев пытается объясниться на своем языке, но его не понимают.
   В неверном предутреннем свете на палубе торопливо натягивают полотняный тент для этих новых пассажиров.
   МАТРОС. Тяни! Натягивай сильнее! Давай, подтяни-ка еще!
   Куффари в пеньюаре и ночном чепце с тревогой наблюдает за происходящим.
   Подошедший бас Зилоев пытается выразить свою симпатию этим людям.
   ЗИЛОЕВ. Здравствуйте! Где же это вы раньше были, а? Какая красавица!
   Увидев Ильдебранду, он покровительственно обнимает ее за плечи.
   КУФФАРИ. Илья, что это за люди?
   ЗИЛОЕВ. Право, не знаю, я...
   С капитанского мостика доносится голос Фучилетто:
   - Ильдебранда!
   Остальные певцы, покинув в такую рань свои постели, собрались, заспанные, наверху и с любопытством наблюдают за развитием странных событий.
   ФУЧИЛЕТТО. Это сербы.
   РУФФО САЛЬТИНИ. Поднимайся сюда!
   ЗИЛОЕВ. Погодите, надо же узнать...
   Между тем капитан дает объяснения публике:
   - Пока мы оставили этих людей на палубе, но уже начали готовить подходящее помещение в трюме, чтобы они не мешали работе экипажа и не беспокоили господ пассажиров.
   РУФФО САЛЬТИНИ. Но, капитан, как же это получилось... как все эти люди попали на судно?..
   КАПИТАН. В связи с убийством австрийского эрцгерцога в Сараеве Австрия объявила войну Сербии, и тамошнее население, испугавшись вторжения войск, разъяренных гнусным покушением, решило укрыться в Италии. Вот эти люди и пустились по морю на чем попало.
   Группа пассажиров с удивлением и тревогой слушает эту коротенькую речь капитана.
   Один лишь Орландо отошел в сторонку и смешался с сербскими беженцами. Он в домашнем халате, его жидкие волосы растрепаны.
   Прислушиваясь к странному говору незнакомцев, он спрашивает:
   - Ничего не понимаю. На каком языке они говорят?
   МАТРОС. Синьор, это сербы.
   ОРЛАНДО. А как они все попали на судно?
   МАТРОС. Нынче ночью мы подобрали их в море. Это беженцы. Так мы по крайней мере думаем.
   Появляется один из поваров с бачком и поварешкой и начинает раздавать всем горячую похлебку.
   Орландо наклоняется к маленькой девочке, спящей на одеяле, разостланном прямо на палубе.
   - Здравствуйте, синьорина. Как, вы еще спите?
   Капитан продолжает давать пояснения гостям:
   - Наш судовой врач, конечно, всех их осмотрит. Мои офицеры и я сам с помощью переводчиков уже поговорили с большинством мужчин; это пастухи, крестьяне, цыгане. Мы подобрали их в море ночью. Среди них есть и студенты, преследуемые полицией... скорее всего необоснованно...
   Орландо продолжает бродить среди беженцев, сбившихся кучками, сидящих на битенгах или на бухтах канатов; лица сербских парней - почти детские у одних и покрытые первым пушком у других - выражают суровую решимость.
   В группе столпившихся на капитанском мостике пассажиров (в кое-как накинутых халатах и с сеточками на волосах) ощущаются растерянность, недовольство, безотчетная нетерпимость.
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Ты слышал? Какие-то цыгане из табора... Их полиция разыскивает.
   РИКОТЭН. Но послушайте, капитан, по какому праву вы вынуждаете нас совершать путешествие вместе с этими людьми, взявшимися невесть откуда?
   ДАМА-ПРОДЮСЕР. Он прав...
   КАПИТАН. Да ведь их плоты были перегружены и в любую минуту могли опрокинуться!
   СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Я полагаю, что... вы могли бы... избавить нас...
   КАПИТАН. Подобрав этих женщин... этих детей... эти несчастные семьи, я только выполнил свой долг!
   Все снова и снова оглядываются на сербов, завладевших нижней палубой.
   Небо посветлело. Наступает рассвет.
   47. САЛОН-РЕСТОРАН "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   К обеду почти все сербские беженцы столпились у огромных окон салона-ресторана и, широко раскрыв глаза, удивленно разглядывают роскошную обстановку и невиданные яства.
   Сабатино Лепори, держа карту вин, дает указания почтительно склонившемуся перед ним официанту:
   - Вчерашний помар был не из лучших. Я бы посоветовал жене и друзьям попробовать что-нибудь из белых вин... Ну, скажем, шабли. На нем и остановимся. Я же сохраняю верность своему шампанскому "Rayon de Soleil"... Только пусть его хорошенько охладят.
   Метрдотель ходит по залу, встревоженный назойливым любопытством беженцев.
   За столом капитана болтают о том о сем.
   КАПЕЛЛАН. Один из этих остановил меня и сказал, что его дед был итальянцем из Валь-ди-Сузы.
   ОФИЦЕР ЭСПОЗИТО. Эй, вы там! Идите отсюда, идите!
   Он делает угрожающие знаки сербам, которые толпятся за окнами как раз напротив капитанского стола.
   Многие из гостей, например медиум, не могут оторвать глаз от беженцев.
   Рикотэн же наслаждается своими спагетти, стараясь навернуть на вилку побольше.
   РИКОТЭН. Вот как с ними надо управляться, смотри!
   БАНКИР. Нет, спагетти ты есть не умеешь!
   Дочка Куффари никак не усядется за стол, все ее внимание поглощено людьми, собравшимися там, за окнами.
   Мать окликает ее:
   - Моника, садись же!
   Девочка опускается на стул, но теперь уже певица оглядывается беспокойно, сурово.
   Мать фон Руперта невозмутимо потягивает свой бульон; а ее сын, поправляя салфетку, ухитряется украдкой бросать взгляды в сторону беженцев.
   За капитанским столом Зилоев окликает Фучилетто:
   - Аурелиано, оглянись-ка.
   Прямо за спиной певца стоит, улыбаясь, красавица смуглянка.
   Фучилетто тотчас оборачивается к ней и говорит:
   - Что угодно прекрасной смуглянке? А?
   Русский бас, первым сделавший такое открытие, довольно улыбается.
   ЗИЛОЕВ. Правда, хороша? Красотка! (Подняв бокал.) За прекрасные глаза дикарки!
   МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ (сотрапезникам, доверительно). Честно говоря, мне как-то неловко есть на глазах у этих людей.
   МОНАХИНЯ. Божественное провидение позаботится и о них.
   Прислуга получает приказ опустить шторы.
   Маэстро Рубетти-второй поворачивается к монахине.
   - И правда, позаботилось...
   СЭР РЕДЖИНАЛЬД (раздраженно, но и с облегчением). Наконец-то догадались.
   А вот его супругу, леди Вайолет, такая мера удивляет.
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Но... зачем же?
   Зилоев шутливо говорит официанту, опускающему шторы у его окна:
   - Да не надо! Что ты делаешь! Я хочу любоваться своей невестой!
   Леди Вайолет молча поднимается из-за стола, идет за подносом и начинает накладывать на него всякую снедь.
   СЭР РЕДЖИНАЛЬД (с трудом сдерживая недовольство выходкой жены). Вайолет... прошу тебя!
   Потом обращается с риторическим вопросом к секретарю:
   - Эндрю, как по-вашему, что она собирается делать?
   СЕКРЕТАРЬ ДОНГБИ. Я полагаю, сэр, она хочет отнести еду людям, которые стоят там, на палубе.
   Баронет все еще пытается образумить жену:
   - Вайолет! Ради бога... Твои намерения, возможно, и похвальны, но это уж чересчур... Филантропия какая-то... Эндрю!
   СЕКРЕТАРЬ ДОНГБИ. Сэр?
   СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Эндрю, прошу вас, пусть вернется за стол!
   С этими словами он поднимается, но секретарь опережает его.
   - Я иду, сэр. - Он подходит к леди Вайолет, которая держит в руках уже полный поднос. - Please, сэр Реджинальд хотел бы...
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Я не нуждаюсь в помощи. (Одному из официантов.) Следуйте за мной с сервировочным столиком...
   В разговор вмешивается метрдотель:
   - Госпожа Донгби, простите, но там, на палубе, уже устроена столовая...
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Ну и хорошо, значит, сегодня им перепадет кое-что еще...
   МЕТРДОТЕЛЬ. Прошу прощения, но вам лучше послушать меня...
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ (официанту). Пошли! (Метрдотелю.) Откройте, пожалуйста, дверь.
   МЕТРДОТЕЛЬ. Извините.
   Он услужливо отдергивает шторы и открывает перед леди Вайолет большую застекленную дверь.
   За столом Куффари маленькая Моника спрашивает:
   - Мама, можно я тоже отнесу им свой суп?
   Мать ничего не отвечает, но с секретарем все же решает посоветоваться.
   - Ты не думаешь, что мне надо последовать ее примеру?
   Вместо секретаря ей отвечает концертмейстер:
   - Нет, Ильдебранда, по-моему, это неуместно.
   ДОЧКА КУФФАРИ. Ну пожалуйста, разреши мне тоже!
   КУФФАРИ. Помолчи!
   48. НИЖНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Третий офицер быстро направляется к леди Вайолет, уже обходящей сербов со своим подносом.
   - Мадам, дайте поднос мне, я понесу его... - Поскольку леди Вайолет не соглашается, он добавляет: - Тогда я должен вас сопровождать. Прошу! - и начинает прокладывать ей дорогу. - Матрос Оле! Скажи этим людям, чтобы они отошли назад!
   Судовой врач между тем пытается осмотреть какого-то ребенка и уговаривает его с поистине неаполитанским терпением:
   - Давай-ка сядем вот так... Теперь посмотрим, может, ты тоже у нас певец... Скажи: а-а-а-а! Ну, смелее. Открывай рот. Открывай!
   ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Дети, не наваливайтесь, здесь всем хватит! Подождите, я сам, я сам!
   Но никто его не слушает - детские ручонки жадно хватают с подноса все подряд.
   ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Мадам, будьте благоразумны, вернитесь в салон, а я здесь сам обо всем позабочусь... Эй, ты зачем столько взял, тебе что, мало?!
   Многие мужчины с интересом поглядывают на леди Вайолет. Смотрит на нее и стоящий позади красивый цыган с шапкой черных кудрей. Она поворачивается к нему, словно притянутая магнитом, но тотчас маскирует свое возбуждение показной озабоченностью:
   - Офицер! Разрежьте торты! И сами раздайте детям, чтоб всем досталось!
   Какая-то женщина, сидящая прямо на палубе, берет ее руку.
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Вам что?
   Это цыганка. Она внимательно рассматривает ладонь леди Вайолет. Сначала ее что-то смущает, но потом она разражается неудержимым звонким смехом. Хохоча, цыганка закрывает лицо руками; уж не разгадала ли она какую-то тайну, что-то постыдное?
   Леди Вайолет в растерянности оглядывается по сторонам и невольно тоже начинает улыбаться.
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Что такое? Ну что же?
   Но цыганка не отвечает, она не может ничего сказать, настолько неприлично ее "открытие".
   ЦЫГАНКА. Нет, нет... (Мотает головой и очень заразительно, от души хохочет.)
   ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. Ну что, что ты там увидела? (Окружающим, растерянно, но заинтересованно.) Отчего она смеется?
   Между тем ее самое уже начинает разбирать смех; взглянув на свою ладонь, леди Вайолет разражается хохотом - громким, безудержным, очистительным.
   49. КАЮТА КАПИТАНА. ДЕНЬ
   Генерал, премьер-министр и начальник полиции Великого герцога Гогенцуллера выражают свое решительное неудовольствие поведением капитана, который спокойно и с достоинством сидит за своим письменным столом.
   ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Это совершенно недопустимо!.. Какая-то банда сербских анархистов захватывает судно, а капитан не принимает никаких мер, чтобы воспрепятствовать этому.
   КАПИТАН. Позвольте. Любой капитан обязан подобрать в море терпящих бедствие, таков основной закон морского кодекса... Оказание помощи - наш долг...
   НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вам, капитан, конечно, известно, что среди тех, кого вы так мягко именуете беженцами, скрываются профессиональные убийцы...
   ПРЕМЬЕР-МИНИСТР (очень решительно и твердо). Совершенно верно!
   ГЕНЕРАЛ (поднявшись с места). Вы подвергаете опасности жизнь Его высочества. (Далее говорит на смеси немецкого и итальянского.) Мы выражаем протест вашему правительству.
   Капитан тоже встает, его внушительная фигура возвышается над столом.
   КАПИТАН. За безопасность Его высочества на этом судне... отвечаю я все двадцать четыре часа в сутки... Когда мы приняли потерпевших бедствие на борт, я приказал своим офицерам произвести проверку и изолировать тех, кто представляет потенциальную опасность.
   НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Это очень слабая мера, капитан, поскольку ваши так называемые беженцы свободно разгуливают по всему судну - и на палубе, и в баре, и в коридорах, и в салонах...
   50. САЛОН-БАР "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Начинается "очистка" всех помещений от сербских беженцев. Они действительно заняли салон-бар, устроившись на диванах, и офицер Партексано с помощью одного из поваров пытается выпроводить их оттуда.
   ПАРТЕКСАНО. Кок, ты говоришь на их языке, скажи этим людям, что здесь им находиться нельзя. Пусть уходят отсюда. Это приказ капитана. Надо очистить салон!
   ПОВАР ВАЛЕНТИНО (по-сербски). Вы должны уйти отсюда. Здесь оставаться нельзя. Ясно? Ты, твоя жена, твои дети и все остальные - давайте-ка убирайтесь.
   Видно, как за окнами матросы сгоняют с места сербов, расположившихся прямо на палубе.
   ОДИН ИЗ МАТРОСОВ. Ну-ка поднимайтесь! Всем перейти на корму!
   В салон между тем заходит седовласый старичок - один из братьев Рубетти. Не обращая внимания на весь этот шум и перебранку, он направляется прямо к бармену.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Здравствуйте!
   БАРМЕН. Здравствуйте!
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Пожалуйста, коробку печенья. Самого лучшего, разумеется!
   БАРМЕН. У нас есть бисквит в шоколаде. Желаете?
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Да, благодарю. Сколько с меня? Сколько? Вот, возьмите. (Уплатив деньги, с довольным видом уходит.)
   Появляется пятерка матросов, вызванных на подмогу.
   ПАРТЕКСАНО. Всех выставить на палубу! Живо!
   В группе сербов шум, возгласы гнева и возмущения.
   ПОВАР (по-сербски). Может, вы считаете, что лучше было отправиться на дно - кормить рыб? Ну так чего ж вы? Благодарите капитана, что он вас спас! А отсюда надо уйти!
   Но сербы упорствуют, доказывают что-то все сразу, возмущаются, жалуются; они устали, измучены. Среди беженцев есть больные, много беременных женщин.
   Матросы делают все, чтобы выполнить приказ, не прибегая к насилию.
   МАТРОС ОЛЕ. Всем выйти на палубу! Здесь оставаться запрещено!
   Одна из женщин не желает подниматься с дивана; кто-то из младших офицеров обращается к ее мужу:
   - Пусть поднимется! - но, увидев, что она в положении, добавляет: - Да вы что, все тут беременные?!
   Кое-кто уже пускает в ход кулаки. Матросы хватают отдельных сербов и силой выталкивают их из салона. Никакие мольбы и объяснения в расчет уже не принимаются.
   ОДИН ИЗ СЕРБОВ. Скоро родить...
   МАТРОС ОЛЕ. Ну и что? Не имеет значения!
   ДРУГОЙ СЕРБ. Я хочу говорить с капитаном. Где капитан?
   Все хотят что-то спросить, сказать, объяснить. Становится очевидно, что освободить салон можно, лишь прибегнув к самым решительным мерам. Матросы толстым канатом перегораживают палубу перед входом в салон-бар.
   Теперь это граница, которую беженцам переходить запрещено.
   Офицер Партексано продолжает энергично наводить порядок:
   - Не заставляйте нас применять силу! Все должны выйти на палубу, ну, поживее! - И, обернувшись к повару, добавляет: - Объяснил ты им или нет, что они должны очистить помещение? - И тут же отдает новое распоряжение подчиненным: - Матросам выстроиться на палубе. Втолкуйте им как-нибудь, что мы готовим для них помещение на нижней палубе.
   51. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА "ГЛОРИИ Н.". ДЕНЬ
   Операция по выдворению продолжается и на корме. Здесь тоже натянут канат ограждения и офицеры пытаются навести порядок.
   ПАРТЕКСАНО. Вы не имеете права выходить за эти канаты без разрешения вахтенного матроса. Давай, переводи!
   МАТРОС ОЛЕ. Слушаюсь! (Переводит.)
   Остальные матросы снимают между тем белье с веревок, натянутых беженцами по всей корме.
   ОДИН ИЗ МАТРОСОВ. Убрать эти тряпки, ясно?
   Ему приходится немного повоевать с отчаянно кричащими женщинами. Отовсюду сыплются проклятия. Но главное уже сделано.
   ПАРТЕКСАНО. Ну что, все поняли? Отсюда чтоб ни ногой...
   Но вот к натянутому канату подходит старик Рубетти, игнорирующий всю эту кутерьму. Он ищет сербскую девочку, которую мы видели прошлой ночью на палубе. Узнав ее, маэстро Рубетти-первый зовет:
   - Оленька... иди сюда! Иди сюда, моя хорошая!
   Девочка спрыгивает с какого-то ящика и идет к Рубетти, поднырнув под натянутый канат.
   МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Любишь печенье? Бери... Это все тебе... (Протягивая открытую коробку, гладит девочку по головке.) Попробуй... положи в рот. Ах, какое у тебя хорошенькое платьице!
   Он прикасается к ее юбочке. Но, заметив обращенный на него свирепый взгляд одного из мужчин - должно быть, цыгана, - спрашивает с совершенно невинным видом:
   - Это ваша девочка? Какая миленькая! (По-русски.) Красивая! Я просто угощал ее печеньем... Бери, Оленька!.. (Отдав коробку девочке, напоследок проводит ладонью по ее косичкам.)
   62. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
   По коридору идет Ильдебранда. Во всей фигуре певицы - тревога и страх, заставляющий ее то и дело оглядываться, словно она хочет убедиться, что за ней никто не гонится. Развевающееся шелковое манто еще больше подчеркивает смятение ее чувств.
   53. КАЮТА КУФФАРИ. ДЕНЬ
   Войдя в каюту, певица срывает с себя палантин из лисьего меха и бросается к шкатулке с драгоценностями. Она складывает туда не только все украшения, разбросанные на туалетном столике, но даже длинную нитку жемчуга, которую постоянно носит на шее. Ильдебранда явно чего-то боится и мечется со шкатулкой по каюте в поисках какого-нибудь укромного местечка, где можно было бы ее спрятать.
   54. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
   Оба телохранителя Великого герцога Гогенцуллера мерным шагом прохаживаются у дверей каюты Его высочества.
   55. КАЮТА ВЕЛИКОГО ГЕРЦОГА. ДЕНЬ
   Юный Великий герцог и его слепая сестра спокойно играют в шахматы вблизи большого иллюминатора.
   Зато неспокоен премьер-министр; он нервно расхаживает по каюте и наконец, не выдержав, замечает:
   - Вот вам и еще одно подтверждение того, что на итальянцев полагаться нельзя. Вы, Ваше высочество, имели возможность убедиться, насколько я был прав, предупреждая о рискованности этого путешествия.
   Но на его слова никто не обращает внимания.
   Принцесса Лериния, отпив глоток из своего бокала, подзадоривает брата:
   - Ну, смелее, ходи же...
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Дай подумать... (Про себя.) Если я пойду ладьей...
   Премьер-министр, сознавая, что он здесь лишний, откланивается:
   - Ваше высочество... - Но прежде, чем уйти, он замечает: - Простите, но из соображений безопасности я должен просить вас не покидать каюту до тех пор, пока на палубе не будет наведен порядок.
   Принцесса Лериния поворачивает к нему свое лицо с невидящими глазами и непонятно почему вдруг начинает смеяться.
   Великий герцог настроен менее сурово.
   - Ну, это уж, наверное, слишком. Но как бы там ни было, благодарю вас.
   ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Прошу прощения. (Загадочно улыбнувшись, выходит из каюты.)
   ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Я никакой опасности не чувствую... (Легким движением пальцев нащупывает на доске фигуру и передвигает ее.) Ну вот тебе шах и мат.
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. С тобой невозможно играть: ты всегда выигрываешь! (Поднимается из-за стола. Лицо у него обиженное.) Под предлогом, что тебе приходится нащупывать фигуры, ты сдвигаешь их с места!
   ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Сыграем еще раз?
   Юноша не отвечает.
   ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Что с тобой?..
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Я боюсь.
   ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Чего?
   ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Не знаю. Все так сложно!
   Словно обессилев, он опускается в небольшое кресло, стоящее рядом с кроватью.
   Принцесса Лериния тянется к нему.
   ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Ничего сложного!
   Она шарит в воздухе рукой, пока Великий герцог не берет ее руку в свою и не пожимает ее.
   ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Послушай... Ты помнишь это? (Начинает тихо напевать по-немецки грустную песню.)
   Музыкальная фонограмма