Страница:
Мортиры установили на деревянные лафеты и расположили в наиболее уязвимых местах за крепостной стеной. По приказу Глеба их замаскировали специальными щитами, хотя это была, пожалуй, излишняя предосторожность, вряд ли кто-нибудь из современников князя Владислава смог бы догадаться о назначении этих устройств.
Теперь оставалось лишь ждать подхода основных татарских сил.
Теперь оставалось лишь ждать подхода основных татарских сил.
2
Первое, что увидел Крушинский, миновав защитное поле и проходную базы, был гладкий сферический корпус посадочной шлюпки незнакомой ему конструкции. Это могло означать лишь одно: на орбитальную верфь пришвартовался чужой звездолет, не принадлежащий флоту Федерации.
Событие это само по себе было достаточно необычным, но чтобы на посадочную площадку военной базы пропустили чужую шлюпку — такого еще не случалось.
Крушинский неплохо изучил историю федеративного флота и не мог припомнить ни одного аналога. Должно было произойти нечто чрезвычайное, или гость оказался настолько важен, что руководство базы пошло на нарушение основного устава. Дежурный сержант на удивленные расспросы Крушинского лишь равнодушно пожал плечами.
— Какой-то купец, скупщик редкостей, а почему его пропустили, об этом ты спроси полковника. С тех пор, как регулярные рейсы из метрополии стали редкостью, устав нарушают сплошь и рядом.
Погрузившись в текучку накопившихся за его отсутствие дел, на время Крушинский забыл о госте.
Свою двухнедельную отлучку с базы он заранее оформил как очередной отпуск и позаботился о том, чтобы соответствующие документы, корешки билетов пассажирских транспортов и гостиничные счета были представлены в канцелярию.
Небольшое тайное общество ветеранов Земли помогало своим членам в подобной ситуации, и Крушинский не сомневался, что его двухнедельное отсутствие не вызовет лишних вопросов начальства.
Разделавшись с первоочередной текучкой, он решил встретиться с председателем совета ветеранов Александром Красиным.
Лейтенант Красин принял его довольно суховато. Он не одобрял участия Крушинского в штурме манфреймовского замка, полагая, что оно привлечет к нему излишнее внимание и вряд ли останется не замеченным начальством.
До сих пор тайну своей организации от руководства базы им удалось сохранить только благодаря тому, что ветераны, по сути, не предпринимали никаких активных действий и лишь поддерживали друг друга в случае крайней необходимости. Кроме этого, деятельность общества сводилась к бесконечным разговорам и разработке бесчисленных планов.
Крушинский не без основания начал подозревать, что руководство базы прекрасно осведомлено о работе совета ветеранов и не предпринимает никаких мер лишь потому, что решило: в его деятельности больше пользы, чем вреда. Совет служил своеобразным клапаном для стравливания недовольства, и, поговорив на его собраниях, поругав начальство и помечтав о том, насколько изменится жизнь на базе после того, как ветераны возьмут управление в свои руки, они возвращались к повседневным обязанностям.
Тем не менее некоторая польза от деятельности совета, несомненно, была и для членов этой организации. Хотя бы в получении нужной информации и в защите от излишних придирок — вступивший в совет новичок автоматически становился своим в армейском коллективе базы.
Провожая его к воротам парка, — все свои встречи они старались проводить вне помещений базы, нашпигованных подслушивающими устройствами, Красин спросил:
— Ты хоть понимаешь, какую бурю мне пришлось выдержать, когда полковник срочно потребовал прервать твой отпуск?
— Зачем я ему понадобился?
— Он забыл об этом сообщить. Но с тех пор, как прибыл купец с Арометана, он мне ни минуты не дает покоя. Сразу же отправляйся к нему и постарайся выкрутиться, чтобы не пострадали те, кто тебя прикрывал.
Крушинский основательно подготовился к визиту. Запасся всеми необходимыми документами, несколько раз даже прорепетировал легенду своего пребывания на курорте Браены и раздобыл у знакомых ребят подходящие фотографии пляжных девчонок. Но все это оказалось совершенно излишним.
К удивлению Крушинского, полковник вообще не вспомнил о его незаконном отсутствии и сразу же приступил к делу.
— Нам предложена очень выгодная сделка. Вы, конечно, понимаете, в каком трудном финансовом положении оказалась база с тех пор, как регулярные рейсы имперского флота в этот район прекратились. Так вот, теперь появился реальный шанс его поправить. Арометянина, обратившегося к нам со столь заманчивым предложением, зовут Иммануил Фруст. Этот человек весьма известен в торговом мире. Его состояния достаточно для того, чтобы купить три такие базы, как наша. Так вот, Фруст прибыл сюда специально, чтобы приобрести некий предмет антиквариата, какую-то старинную книгу.
Полковник замолчал и несколько секунд с интересом разглядывал Крушинского, словно увидел его впервые. Под ледяным пристальным взглядом его серых глаз Юрий чувствовал себя школьником, только что совершившим очередную пакость и попавшимся на глаза строгому учителю.
— Мало ли чудачеств бывает у денежных мешков, при чем тут наша база? попробовал он хоть отчасти восстановить уверенность.
— Фруст считает, вам должно быть кое-что известно об этом предмете. Он проделал долгий путь от Арометана и потратил на это путешествие почти два месяца. Кроме того, он зафрахтовал специальный корабль, влетевший ему в кругленькую сумму. — Полковник сделал долгую паузу, продолжая внимательно разглядывать Крушинского. — Причина, заставившая его поступить столь не ординарно, должна быть достаточно весомой. Награда, которую он обещал нам, столь значительна, что невольно наводит на мысль о необычайной ценности предмета, который он желает приобрести.
Полковник вновь замолчал, достал из столика ароматическую сигару, долго ее разминал и, не предложив Крушинскому, закурил, словно был в комнате один.
— Так вот, я хотел бы знать об этой книге все, что вам о ней известно, прежде чем эта информация попадет к Фрусту.
— Но, сэр, я не понимаю даже, о чем идет речь. Я не имел дела с редкими книгами, — вполне искренне ответил Крушинский, не упустив тем не менее случая сбить с полковника излишнюю спесь заветным словечком «сэр». Все подчиненные прекрасно знали, как Коноплянников ненавидел это уставное обращение, и при случае использовали его, чтобы вывести начальника из равновесия. Но на этот раз трюк не удался, полковник лишь поморщился и продолжал своим скрипучим голосом:
— В таком случае вы должны встретиться с Фрустом и выяснить все возможное. Недаром же он пожелал увидеть именно вас! На базе полторы тысячи персонала, но заинтересовал его почему-то один Крушинский.
— Я вижу, что это выглядит достаточно странно, и тем не менее совершенно не понимаю, в чем дело.
— Ну хорошо. Идите. Ваша беседа будет прослушиваться. И от того, как вы ее проведете, напрямую зависит ваше служебное положение. Постарайтесь выведать у этого денежного мешка как можно больше полезных сведений. Позже мы решим, каким образом можно будет извлечь из этой информации наибольшую пользу для базы.
В этом Крушинский совершенно не сомневался, тем более что полковник искрение полагал, будто его личные интересы это и есть интересы базы.
Фрусту отвели апартаменты в гостевой вилле, всегда пустовавшей в ожидании прибытия какого-нибудь высокого начальства, и то, что Коноплянников приказал ее расконсервировать и подготовить для совершенно постороннего человека, никогда не носившего военной формы, поразило Крушинского больше всего остального. Однако сюрпризы на этом не кончились.
Еще не переступив порога виллы, Крушинский почувствовал странный запах. Пахло не слишком неприятно — но совершенно необычно. И лишь войдя в жилое помещение, Юрий понял причину этого странного запаха. Фруст не был гуманоидом. И хотя Федерация в принципе поддерживала отношения с двумя расами негуманоидов, Крушинскому никогда не приходилось сталкиваться лицом к лицу с разумным существом, совершенно не похожим на человека.
Впрочем, Фруст сделал все от него зависящее, чтобы смягчить шок от первого впечатления при встрече с представителями человеческой расы.
Его тело было покрыто толстым слоем биопласта, воспроизводящего очертания человеческой фигуры и полностью скрывавшее от глаз внешний вид инопланетянина.
Только по необычайно большому росту можно было судить, что на самом деле он значительно крупнее любого человеческого существа.
Лицо, вылепленное из того же биопласта, казалось неподвижной мертвой маской, на котором жили только маленькие, близко посаженные темные глаза.
— Прошу вас, располагайтесь за этим столом, сейчас принесут кофе или любые напитки, какие вы пожелаете.
Голос шел откуда-то из района грудной клетки, губы при этом оставались неподвижны. Скорей всего под одеждой скрывалось портативное переговорное устройство, и первые несколько минут Крушинский не мог отделаться от ощущения, что он разговаривает с роботом или какой-то механической куклой. Но потом, после нескольких живых и вполне эмоциональных фраз его собеседника это неприятное ощущение прошло.
— Извините, что встречаю вас в таком виде. Кроме причин чисто эмоциональных, я вынужден защищать свою кожу от слишком для меня сухого и горячего воздуха, которым вы дышите.
— В таком случае и я должен извиниться за то, что не сумел перед встречей придать своему телу вид, к которому вы привыкли.
Губы его собеседника чуть дрогнули в гримаске, означавшей, очевидно, улыбку, и Юрий невольно удивился тому, какой совершенной может быть конструкция биопластовой оболочки.
Следуя обычаю космических торговцев, хозяин не спешил приступать к делу. Он дождался, пока робот-слуга вкатил тележку с напитками и фруктами, отослал его и собственноручно принялся сервировать стол, демонстрируя тем самым свое уважение к гостю.
Юрию не приходилось раньше бывать в этой вилле, и теперь он с любопытством осмотрелся. Здесь было не меньше пяти комнат. В центральной, где они сидели, располагался большой высокочастотный камин, от которого шла волна живого тепла. Обстановка поражала роскошью, несвойственной любым другим помещениям базы. Крушинский чувствовал себя так, словно, перейдя из одной казармы в другую, неожиданно попал в отель международного класса.
Впрочем, почти сразу же он с удивлением обнаружил, что большая часть обстановки принадлежит хозяину и, скорее всего, приехала вместе с ним.
Все эти вазы, ковры, странной формы кушетки, необычные картины, хрустальные украшения в виде огромных шаров, блестевших разноцветными огнями, попросту не могли появиться на базе, не вызвав среди персонала бесконечные пересуды.
В целом обстановка производила непривычное ощущение какой-то театральной декорации и этим словно дополняла такую же обманчивую внешность хозяина. Скорее всего, всем этим вещам предназначалась одна-единственная, строго функциональная роль — произвести на посетителя впечатление солидности.
Крушинского не покидало ощущение, что хозяин совершенно равнодушен ко всем этим дорогим безделушкам и, скорее всего, подбирал их специально для гуманоидов.
Фруст тем временем закончил сервировку стола и предложил гостю занять за ним предназначенное ему место.
Прежде чем сесть, Крушинский попытался определить направление, с которого скрытые камеры фиксировали их беседу, но аппаратуру здесь устанавливали профессионалы, и он ничего не заметил.
Потянувшись к бокалу с редкостным ароканским тоником, Крушинский старался не смотреть на грубо вылепленное лицо Фруста, своим неестественным цветом и видом напоминавшее посмертную маску.
Видимо, для изготовления биопласта не нашлось хорошего скульптора гуманоида. Наверно, Фруст произвел бы гораздо лучшее впечатление в своем естественном виде, каким бы безобразным ни был облик существа, скрывающегося под покровом биопласта. «Разве что… Разве что оболочка скрывает нечто слишком хорошо знакомое…» Крушинский от этого предположения весь подобрался.
Зато напиток превзошел все его ожидания. В глубине бокала вспыхивали и гасли колючие рубиновые звездочки, живущие собственной, независимой от окружающей обстановки жизнью, а вкус и аромат напомнили Юрию лучшее вино его юности.
Наконец хозяин решил, что приличия соблюдены полностью, и приступил к делу.
— На моей планете, в отличие от вас, гуманоидов, каждый род занимается каким-то определенным делом. Мои предки собирали художественные и культурные ценности по всем доступным им мирам, и из поколения в поколение вместе с ценнейшей коллекцией передавалась легенда о древней Книге, которая могла бы стать венцом коллекции моего рода. Вначале это была всего лишь легенда, но со временем, предприняв ряд очень сложных изысканий, мне удалось установить, что Книга существовала на самом деле. Больше того, мне удалось совершенно определенно доказать, что она не погибла в пожаре, не утрачена безвозвратно, что она существует в своем первозданном физическом виде в вашей пространственно-временной реальности, и тогда ее поиски стали делом всей моей жизни.
Последняя фраза показалась Юрию не совсем понятной: что имел в виду Фруст под словами «ваша пространственно-временная реальность» — уж не хочет ли он сказать, что сам к ней не принадлежит, или это намек на некое знание обстоятельств, связанных с появлением на Земле-2 Яровцева, Крушинского, да и всех остальных сотрудников базы? Но иностранец, тем более инопланетянин, никоим образом не должен был знать того факта, что вербовочные службы Федерации вот уже много лет незаконно использовали в собственных интересах случайно обнаруженный на одной из планет пространственно-временной туннель, связавший между собой Землю-1 с Землей-2.
Инопланетянин вызывал в нем стремительно возраставший интерес, настолько большой, что он уже не раз пожалел о том, что беседа фиксируется подслушивающими устройствами, заставляя его избегать опасных вопросов. Он словно шел по заминированному полю.
Фруст между тем продолжал свой рассказ:
— Долгие поиски привели меня на вашу планету, и теперь я должен рассказать вам о самой Книге, вырезанной на липовых досках. Причем резались на ней не только письмена. На первой доске изображен витязь, едущий на белом коне. Да, да, это так, хотя в это трудно поверить! — воскликнул Фруст, подливая в бокал Крушинского новую порцию тоника. — Несмотря на то, что Книга выполнена резной клинописью, на ее первой странице есть цветная фреска. Насколько мне известно, это единственный случай рисунка на подобной книге. Но дело не только в этом. — Неожиданно голос Фруста снизился до едва слышного шепота: — Говорят, эта картина со временем изменяется. Витязь может уехать, появятся новые персонажи, вот только пейзаж всегда остается прежним. На рисунке виден город на берегу озера с четырьмя церквями с белокаменными стенами… Если выйти из ворот вашей базы и пройти три километра к северу, вы сможете увидеть этот город…
Фруст остановился с кувшином в руке, его глаза горели каким-то мрачным внутренним огнем.
— Мне нужна эта Книга — и поверьте, я не остановлюсь ни перед какими расходами. Мой род очень богат, вознаграждение за помощь может быть очень большим. Его хватит для того, чтобы навсегда расстаться с вашей солдатской жизнью. Вы поселитесь на лучшем планетарном курорте — любые женщины, любые сокровища — все, что вы пожелаете, будет к вашим услугам.
— Но позвольте, — прервал наконец Крушинский этот сладостный поток обещаний, — я никогда не слышал ни о чем подобном! У русичей полно резных досок, которые заменяют им бумагу, но я никогда не видел на них картин.
— Возможно. Но у вас есть друг, который наверняка видел эту Книгу.
— В таком случае, почему бы вам не обратиться к нему самому?
— Это достаточно сложно. В настоящий момент он находится в осажденном городе. И, кроме того, для переговоров с ним мне понадобится ваша помощь.
Фруст, словно ему было жарко, расстегнул ворот рубахи и нагнулся, подливая Крушинскому в стакан очередную порцию напитка. На его мертвой искусственной коже не блестело ни единой капли пота, но зато на шее сверкнула золотая цепочка — единственное украшение, которое Юрий заметил.
Когда Фруст нагнулся, тяжелый предмет величиной с наперсток выскользнул из-под рубашки и закачался в метре от лица Крушинского.
Золотой столбик, обвитый врезанной спиралью, заканчивался перекладиной с тремя углублениями. Эту форму невозможно было не узнать и невозможно было спутать с чем-нибудь другим.
Если до этого Крушинский позволил себе несколько расслабиться, уж слишком все происходящее смахивало на дурной любительский спектакль, то теперь он вновь весь подобрался, словно хищная кошка, готовая к прыжку.
— Вы ведь видели его, не так ли? — спросил Фруст, вновь пряча спираль под рубахой.
Событие это само по себе было достаточно необычным, но чтобы на посадочную площадку военной базы пропустили чужую шлюпку — такого еще не случалось.
Крушинский неплохо изучил историю федеративного флота и не мог припомнить ни одного аналога. Должно было произойти нечто чрезвычайное, или гость оказался настолько важен, что руководство базы пошло на нарушение основного устава. Дежурный сержант на удивленные расспросы Крушинского лишь равнодушно пожал плечами.
— Какой-то купец, скупщик редкостей, а почему его пропустили, об этом ты спроси полковника. С тех пор, как регулярные рейсы из метрополии стали редкостью, устав нарушают сплошь и рядом.
Погрузившись в текучку накопившихся за его отсутствие дел, на время Крушинский забыл о госте.
Свою двухнедельную отлучку с базы он заранее оформил как очередной отпуск и позаботился о том, чтобы соответствующие документы, корешки билетов пассажирских транспортов и гостиничные счета были представлены в канцелярию.
Небольшое тайное общество ветеранов Земли помогало своим членам в подобной ситуации, и Крушинский не сомневался, что его двухнедельное отсутствие не вызовет лишних вопросов начальства.
Разделавшись с первоочередной текучкой, он решил встретиться с председателем совета ветеранов Александром Красиным.
Лейтенант Красин принял его довольно суховато. Он не одобрял участия Крушинского в штурме манфреймовского замка, полагая, что оно привлечет к нему излишнее внимание и вряд ли останется не замеченным начальством.
До сих пор тайну своей организации от руководства базы им удалось сохранить только благодаря тому, что ветераны, по сути, не предпринимали никаких активных действий и лишь поддерживали друг друга в случае крайней необходимости. Кроме этого, деятельность общества сводилась к бесконечным разговорам и разработке бесчисленных планов.
Крушинский не без основания начал подозревать, что руководство базы прекрасно осведомлено о работе совета ветеранов и не предпринимает никаких мер лишь потому, что решило: в его деятельности больше пользы, чем вреда. Совет служил своеобразным клапаном для стравливания недовольства, и, поговорив на его собраниях, поругав начальство и помечтав о том, насколько изменится жизнь на базе после того, как ветераны возьмут управление в свои руки, они возвращались к повседневным обязанностям.
Тем не менее некоторая польза от деятельности совета, несомненно, была и для членов этой организации. Хотя бы в получении нужной информации и в защите от излишних придирок — вступивший в совет новичок автоматически становился своим в армейском коллективе базы.
Провожая его к воротам парка, — все свои встречи они старались проводить вне помещений базы, нашпигованных подслушивающими устройствами, Красин спросил:
— Ты хоть понимаешь, какую бурю мне пришлось выдержать, когда полковник срочно потребовал прервать твой отпуск?
— Зачем я ему понадобился?
— Он забыл об этом сообщить. Но с тех пор, как прибыл купец с Арометана, он мне ни минуты не дает покоя. Сразу же отправляйся к нему и постарайся выкрутиться, чтобы не пострадали те, кто тебя прикрывал.
Крушинский основательно подготовился к визиту. Запасся всеми необходимыми документами, несколько раз даже прорепетировал легенду своего пребывания на курорте Браены и раздобыл у знакомых ребят подходящие фотографии пляжных девчонок. Но все это оказалось совершенно излишним.
К удивлению Крушинского, полковник вообще не вспомнил о его незаконном отсутствии и сразу же приступил к делу.
— Нам предложена очень выгодная сделка. Вы, конечно, понимаете, в каком трудном финансовом положении оказалась база с тех пор, как регулярные рейсы имперского флота в этот район прекратились. Так вот, теперь появился реальный шанс его поправить. Арометянина, обратившегося к нам со столь заманчивым предложением, зовут Иммануил Фруст. Этот человек весьма известен в торговом мире. Его состояния достаточно для того, чтобы купить три такие базы, как наша. Так вот, Фруст прибыл сюда специально, чтобы приобрести некий предмет антиквариата, какую-то старинную книгу.
Полковник замолчал и несколько секунд с интересом разглядывал Крушинского, словно увидел его впервые. Под ледяным пристальным взглядом его серых глаз Юрий чувствовал себя школьником, только что совершившим очередную пакость и попавшимся на глаза строгому учителю.
— Мало ли чудачеств бывает у денежных мешков, при чем тут наша база? попробовал он хоть отчасти восстановить уверенность.
— Фруст считает, вам должно быть кое-что известно об этом предмете. Он проделал долгий путь от Арометана и потратил на это путешествие почти два месяца. Кроме того, он зафрахтовал специальный корабль, влетевший ему в кругленькую сумму. — Полковник сделал долгую паузу, продолжая внимательно разглядывать Крушинского. — Причина, заставившая его поступить столь не ординарно, должна быть достаточно весомой. Награда, которую он обещал нам, столь значительна, что невольно наводит на мысль о необычайной ценности предмета, который он желает приобрести.
Полковник вновь замолчал, достал из столика ароматическую сигару, долго ее разминал и, не предложив Крушинскому, закурил, словно был в комнате один.
— Так вот, я хотел бы знать об этой книге все, что вам о ней известно, прежде чем эта информация попадет к Фрусту.
— Но, сэр, я не понимаю даже, о чем идет речь. Я не имел дела с редкими книгами, — вполне искренне ответил Крушинский, не упустив тем не менее случая сбить с полковника излишнюю спесь заветным словечком «сэр». Все подчиненные прекрасно знали, как Коноплянников ненавидел это уставное обращение, и при случае использовали его, чтобы вывести начальника из равновесия. Но на этот раз трюк не удался, полковник лишь поморщился и продолжал своим скрипучим голосом:
— В таком случае вы должны встретиться с Фрустом и выяснить все возможное. Недаром же он пожелал увидеть именно вас! На базе полторы тысячи персонала, но заинтересовал его почему-то один Крушинский.
— Я вижу, что это выглядит достаточно странно, и тем не менее совершенно не понимаю, в чем дело.
— Ну хорошо. Идите. Ваша беседа будет прослушиваться. И от того, как вы ее проведете, напрямую зависит ваше служебное положение. Постарайтесь выведать у этого денежного мешка как можно больше полезных сведений. Позже мы решим, каким образом можно будет извлечь из этой информации наибольшую пользу для базы.
В этом Крушинский совершенно не сомневался, тем более что полковник искрение полагал, будто его личные интересы это и есть интересы базы.
Фрусту отвели апартаменты в гостевой вилле, всегда пустовавшей в ожидании прибытия какого-нибудь высокого начальства, и то, что Коноплянников приказал ее расконсервировать и подготовить для совершенно постороннего человека, никогда не носившего военной формы, поразило Крушинского больше всего остального. Однако сюрпризы на этом не кончились.
Еще не переступив порога виллы, Крушинский почувствовал странный запах. Пахло не слишком неприятно — но совершенно необычно. И лишь войдя в жилое помещение, Юрий понял причину этого странного запаха. Фруст не был гуманоидом. И хотя Федерация в принципе поддерживала отношения с двумя расами негуманоидов, Крушинскому никогда не приходилось сталкиваться лицом к лицу с разумным существом, совершенно не похожим на человека.
Впрочем, Фруст сделал все от него зависящее, чтобы смягчить шок от первого впечатления при встрече с представителями человеческой расы.
Его тело было покрыто толстым слоем биопласта, воспроизводящего очертания человеческой фигуры и полностью скрывавшее от глаз внешний вид инопланетянина.
Только по необычайно большому росту можно было судить, что на самом деле он значительно крупнее любого человеческого существа.
Лицо, вылепленное из того же биопласта, казалось неподвижной мертвой маской, на котором жили только маленькие, близко посаженные темные глаза.
— Прошу вас, располагайтесь за этим столом, сейчас принесут кофе или любые напитки, какие вы пожелаете.
Голос шел откуда-то из района грудной клетки, губы при этом оставались неподвижны. Скорей всего под одеждой скрывалось портативное переговорное устройство, и первые несколько минут Крушинский не мог отделаться от ощущения, что он разговаривает с роботом или какой-то механической куклой. Но потом, после нескольких живых и вполне эмоциональных фраз его собеседника это неприятное ощущение прошло.
— Извините, что встречаю вас в таком виде. Кроме причин чисто эмоциональных, я вынужден защищать свою кожу от слишком для меня сухого и горячего воздуха, которым вы дышите.
— В таком случае и я должен извиниться за то, что не сумел перед встречей придать своему телу вид, к которому вы привыкли.
Губы его собеседника чуть дрогнули в гримаске, означавшей, очевидно, улыбку, и Юрий невольно удивился тому, какой совершенной может быть конструкция биопластовой оболочки.
Следуя обычаю космических торговцев, хозяин не спешил приступать к делу. Он дождался, пока робот-слуга вкатил тележку с напитками и фруктами, отослал его и собственноручно принялся сервировать стол, демонстрируя тем самым свое уважение к гостю.
Юрию не приходилось раньше бывать в этой вилле, и теперь он с любопытством осмотрелся. Здесь было не меньше пяти комнат. В центральной, где они сидели, располагался большой высокочастотный камин, от которого шла волна живого тепла. Обстановка поражала роскошью, несвойственной любым другим помещениям базы. Крушинский чувствовал себя так, словно, перейдя из одной казармы в другую, неожиданно попал в отель международного класса.
Впрочем, почти сразу же он с удивлением обнаружил, что большая часть обстановки принадлежит хозяину и, скорее всего, приехала вместе с ним.
Все эти вазы, ковры, странной формы кушетки, необычные картины, хрустальные украшения в виде огромных шаров, блестевших разноцветными огнями, попросту не могли появиться на базе, не вызвав среди персонала бесконечные пересуды.
В целом обстановка производила непривычное ощущение какой-то театральной декорации и этим словно дополняла такую же обманчивую внешность хозяина. Скорее всего, всем этим вещам предназначалась одна-единственная, строго функциональная роль — произвести на посетителя впечатление солидности.
Крушинского не покидало ощущение, что хозяин совершенно равнодушен ко всем этим дорогим безделушкам и, скорее всего, подбирал их специально для гуманоидов.
Фруст тем временем закончил сервировку стола и предложил гостю занять за ним предназначенное ему место.
Прежде чем сесть, Крушинский попытался определить направление, с которого скрытые камеры фиксировали их беседу, но аппаратуру здесь устанавливали профессионалы, и он ничего не заметил.
Потянувшись к бокалу с редкостным ароканским тоником, Крушинский старался не смотреть на грубо вылепленное лицо Фруста, своим неестественным цветом и видом напоминавшее посмертную маску.
Видимо, для изготовления биопласта не нашлось хорошего скульптора гуманоида. Наверно, Фруст произвел бы гораздо лучшее впечатление в своем естественном виде, каким бы безобразным ни был облик существа, скрывающегося под покровом биопласта. «Разве что… Разве что оболочка скрывает нечто слишком хорошо знакомое…» Крушинский от этого предположения весь подобрался.
Зато напиток превзошел все его ожидания. В глубине бокала вспыхивали и гасли колючие рубиновые звездочки, живущие собственной, независимой от окружающей обстановки жизнью, а вкус и аромат напомнили Юрию лучшее вино его юности.
Наконец хозяин решил, что приличия соблюдены полностью, и приступил к делу.
— На моей планете, в отличие от вас, гуманоидов, каждый род занимается каким-то определенным делом. Мои предки собирали художественные и культурные ценности по всем доступным им мирам, и из поколения в поколение вместе с ценнейшей коллекцией передавалась легенда о древней Книге, которая могла бы стать венцом коллекции моего рода. Вначале это была всего лишь легенда, но со временем, предприняв ряд очень сложных изысканий, мне удалось установить, что Книга существовала на самом деле. Больше того, мне удалось совершенно определенно доказать, что она не погибла в пожаре, не утрачена безвозвратно, что она существует в своем первозданном физическом виде в вашей пространственно-временной реальности, и тогда ее поиски стали делом всей моей жизни.
Последняя фраза показалась Юрию не совсем понятной: что имел в виду Фруст под словами «ваша пространственно-временная реальность» — уж не хочет ли он сказать, что сам к ней не принадлежит, или это намек на некое знание обстоятельств, связанных с появлением на Земле-2 Яровцева, Крушинского, да и всех остальных сотрудников базы? Но иностранец, тем более инопланетянин, никоим образом не должен был знать того факта, что вербовочные службы Федерации вот уже много лет незаконно использовали в собственных интересах случайно обнаруженный на одной из планет пространственно-временной туннель, связавший между собой Землю-1 с Землей-2.
Инопланетянин вызывал в нем стремительно возраставший интерес, настолько большой, что он уже не раз пожалел о том, что беседа фиксируется подслушивающими устройствами, заставляя его избегать опасных вопросов. Он словно шел по заминированному полю.
Фруст между тем продолжал свой рассказ:
— Долгие поиски привели меня на вашу планету, и теперь я должен рассказать вам о самой Книге, вырезанной на липовых досках. Причем резались на ней не только письмена. На первой доске изображен витязь, едущий на белом коне. Да, да, это так, хотя в это трудно поверить! — воскликнул Фруст, подливая в бокал Крушинского новую порцию тоника. — Несмотря на то, что Книга выполнена резной клинописью, на ее первой странице есть цветная фреска. Насколько мне известно, это единственный случай рисунка на подобной книге. Но дело не только в этом. — Неожиданно голос Фруста снизился до едва слышного шепота: — Говорят, эта картина со временем изменяется. Витязь может уехать, появятся новые персонажи, вот только пейзаж всегда остается прежним. На рисунке виден город на берегу озера с четырьмя церквями с белокаменными стенами… Если выйти из ворот вашей базы и пройти три километра к северу, вы сможете увидеть этот город…
Фруст остановился с кувшином в руке, его глаза горели каким-то мрачным внутренним огнем.
— Мне нужна эта Книга — и поверьте, я не остановлюсь ни перед какими расходами. Мой род очень богат, вознаграждение за помощь может быть очень большим. Его хватит для того, чтобы навсегда расстаться с вашей солдатской жизнью. Вы поселитесь на лучшем планетарном курорте — любые женщины, любые сокровища — все, что вы пожелаете, будет к вашим услугам.
— Но позвольте, — прервал наконец Крушинский этот сладостный поток обещаний, — я никогда не слышал ни о чем подобном! У русичей полно резных досок, которые заменяют им бумагу, но я никогда не видел на них картин.
— Возможно. Но у вас есть друг, который наверняка видел эту Книгу.
— В таком случае, почему бы вам не обратиться к нему самому?
— Это достаточно сложно. В настоящий момент он находится в осажденном городе. И, кроме того, для переговоров с ним мне понадобится ваша помощь.
Фруст, словно ему было жарко, расстегнул ворот рубахи и нагнулся, подливая Крушинскому в стакан очередную порцию напитка. На его мертвой искусственной коже не блестело ни единой капли пота, но зато на шее сверкнула золотая цепочка — единственное украшение, которое Юрий заметил.
Когда Фруст нагнулся, тяжелый предмет величиной с наперсток выскользнул из-под рубашки и закачался в метре от лица Крушинского.
Золотой столбик, обвитый врезанной спиралью, заканчивался перекладиной с тремя углублениями. Эту форму невозможно было не узнать и невозможно было спутать с чем-нибудь другим.
Если до этого Крушинский позволил себе несколько расслабиться, уж слишком все происходящее смахивало на дурной любительский спектакль, то теперь он вновь весь подобрался, словно хищная кошка, готовая к прыжку.
— Вы ведь видели его, не так ли? — спросил Фруст, вновь пряча спираль под рубахой.
3
Нет ничего более изматывающего, чем длительное ожидание штурма в осажденном городе. Но именно в такие моменты в людях проявляются те скрытые от постороннего взгляда черты, которые составляют суть каждой личности, а слагаясь вместе, и суть целых наций.
В любом народе в периоды больших потрясений или бедствий на поверхность всплывает различный мусор. Воспользовавшись благоприятными условиями, по ночам на улице Китежа появились шайки мародеров и грабителей, но просуществовали они недолго, княжеской дружине не пришлось даже увеличивать ночную стражу — горожане сами разобрались с этими любителями поживиться за чужой счет.
Общее несчастье сплотило горожан. Почти никто из них не надеялся остаться в живых, и люди перестали ценить вещи, которые создавались тяжким трудом. Город превратился в большую общественную коммуну.
В одном из купеческих теремов, ставших городской собственностью после гибели хозяина, сделали общественный продовольственный склад. Туда жители сносили оставшиеся у них ценности. Каравай хлеба равнялся нескольким дням человеческой жизни. И тем не менее никто не отказывался делиться последними жалкими крохами съестного с ранеными и воинами дружины. Впрочем, теперь весь город превратился в одну большую дружину. Даже женщины и дети несли на стенах ежедневные дежурства.
После первой успешной экспедиции за серой Бронислава создала свой собственный подвижный отряд по доставке продовольствия и почти все время проводила в походах вне города. Припасы, которые ей удавалось доставлять, помогли им продержаться в самые суровые дни. К сожалению, вьючные животные не могли пройти сквозь подземный ход, а на себе много не принесешь, к тому же Бронислава могла провести рядом с собой незаметно лишь небольшую группу людей.
Тем не менее через две недели после начала этих регулярных походов за продовольствием им удалось даже создать небольшой неприкосновенный запас.
К счастью, с водой в городе все обстояло благополучно, его стены с северной стороны шли по самому берегу, и сейчас, в период поздних осенних дождей, воды озера обильно наполняли колодцы и подземные ключи свежей чистой водой.
Ежедневно разведка доносила о подходе новых крупных татарских орд. Со дня на день нужно было ожидать штурма, а от Васлава не поступало никаких известий, даже Крушинский молчал, хотя от базы до города всего несколько километров.
Видимо, не все гладко прошло с его возвращением после самовольной отлучки. Глеб хорошо знал, каким непреклонным, а порой и жестоким может быть полковник, когда дело касалось неугодных ему людей. Малейший повод использовался для того, чтобы избавиться от них, и самым простым способом был перевод в штурмовую группу.
Постепенно Глеб погружался в трясину второстепенных дел и незначительных событий, все больше заслонявших собой нечто важное. Недаром Книга молчала с тех пор, как он вернулся в Китеж. Что-то он сделал не так, ошибся в чем-то очень важном, и теперь приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С каждым днем он ощущал, как нарастает сопротивление в причинно-следственном потоке событий.
Совершенно неожиданно возникла проблема с батарейной прислугой. Никто из русичей не желал иметь дело с огненными демонами. Эти мужественные, закаленные в боях воины становились испуганными детьми, как только слышали о чародействе или волховстве. Кто-то упорно распространял по городу слухи о дьявольских машинах и неизбежной божественной каре. Глеб подозревал в этом церковников, не простивших ему насильственного изъятия колоколов, но доказать ничего не мог.
В конце концов он решил продемонстрировать мортиры в действии, у него просто не оставалось другого выхода. Если сейчас ему не удастся приобрести сторонников и помощников из числа княжеских воинов, к началу решающих боев некому будет стрелять.
После долгих размышлений Глеб пришел к выводу, что подобная демонстрация перед близким штурмом может оказаться даже полезной, показав татарам, с какой страшной силой им придется иметь дело. Если его план удастся, звука выстрелов будет достаточно, чтобы посеять среди атакующих панику.
Одну из мортир по его приказу подняли на стену и установили на виду у татарского войска. Осаждающие не обратили на нее никакого внимания, видимо, приняв это металлическое сооружение за обычный котел для смолы.
В день решающего испытания Глеб потребовал от князя послать на стены все резервное войско. Он не пытался объяснить дружинникам сути происходящего, лишь сказал, что перед ними машина для бросания греческого огня. Похоже, ему никто не поверил. Вся дружина русичей, укрывшись за широкими зубцами стен от татарских стрел, ожидала вызова демона.
Глебу пришлось самому выполнять роль заряжающего, наводчика и даже подносчика зарядов. Никто не желал приближаться к дьявольской машине.
Наконец все было готово. Для первого выстрела Глеб выбрал цель, по которой невозможно промахнуться, — атакующую кавалерийскую лаву. Каждый день с утра до вечера татарская конница демонстрировала один и тот же прием: с дикими воплями сотни две всадников во весь опор неслись к городским стенам. Когда до них оставалось несколько метров, татары выпускали тучу стрел и поворачивали обратно.
С виду малоэффективная, эта тактика, используемая в течение длительного времени, приводила к положительному результату, психологически изматывая противника. Кроме того, стреляя залпами из луков с близкого расстояния, татары, пусть ненамного, но зато почти каждый раз уменьшали число защитников города.
Попадая под ответный обстрел лучников, укрытых за каменными стенами, они несли ощутимые потери, но, имея огромное численное превосходство, совершенно с ними не считались. Теперь кое-что должно было измениться.
Глеб решил использовать мортиру в качестве обычного орудия для стрельбы прямой наводкой. С расстояния в несколько десятков метров это должно было получиться вполне эффективно.
Как только вдалеке показалась очередная волна атакующих всадников, Глеб запалил пеньковый, заранее пропитанный селитрой фитиль и неожиданно почувствовал, как холодные мурашки забегали по спине.
Когда отливали ствол мортиры, его толщину определил набросок, сделанный без серьезных расчетов. Глеб руководствовался лишь здравым смыслом и тем немногим, что помнил о музейных бронзовых пушках Земли. Он не знал точных характеристик сплава, добытого из церковных колоколов, он не знал, есть ли в этом конкретном стволе, в метре от которого он стоял, скрытые раковины и другие дефекты.
У него не было никакой возможности провести предварительные испытания.
На секунду мелькнула мысль, что первый выстрел следовало произвести, пользуясь дистанционным фитилем. Он тут же отбросил ее — он должен был показать княжеским дружинникам, что демона вполне можно приручить и направить против врага. Он не мог проявить сейчас даже ничтожной толики страха, он не имел права даже на разумную осторожность. И, стиснув зубы, с тлеющим фитилем в руке Глеб ждал приближения татарской конницы, как ждали ее до него сотни русских воинов, не вернувшихся с городских стен.
Когда пришло нужное время, он почувствовал на секунду странную общность со всеми павшими под татарскими стрелами, изрубленными на куски, пронзенными пиками — со всеми теми, кто навсегда остался на берегу Калки. Он увидел лица зверски замученных женщин, детей, которых, как поленья, бросали в огонь татарские всадники. Эти видения пронеслись в его памяти в какую-то долю секунды перед тем, как он поднес к горстке пороха, насыпанной поверх запального отверстия, дымящийся фитиль.
И сразу же мир вокруг него потонул в огненном грохоте. Лишь через несколько секунд, после того как ветер отнес в сторону едкие облака дыма, он понял, что все-таки остался жив.
Мортиру швырнуло назад намного дальше того, на что он рассчитывал. Ее лафет ударился о зубец стены и раскололся, но это не имело ни малейшего значения, потому что ствол выдержал давление газов и заряд картечи попал точно в середину беспорядочно несущейся к стенам города татарской орды.
Для первого выстрела он не пожалел с таким трудом нарубленной из жалких остатков драгоценного металла картечи. И результат превзошел все его ожидания.
Картечь прорубила в рядах всадников широкую просеку. Но сам по себе удачный выстрел ничего не значил по сравнению с тем воем ужаса, который вырвался из тысячи татарских глоток.
В любом народе в периоды больших потрясений или бедствий на поверхность всплывает различный мусор. Воспользовавшись благоприятными условиями, по ночам на улице Китежа появились шайки мародеров и грабителей, но просуществовали они недолго, княжеской дружине не пришлось даже увеличивать ночную стражу — горожане сами разобрались с этими любителями поживиться за чужой счет.
Общее несчастье сплотило горожан. Почти никто из них не надеялся остаться в живых, и люди перестали ценить вещи, которые создавались тяжким трудом. Город превратился в большую общественную коммуну.
В одном из купеческих теремов, ставших городской собственностью после гибели хозяина, сделали общественный продовольственный склад. Туда жители сносили оставшиеся у них ценности. Каравай хлеба равнялся нескольким дням человеческой жизни. И тем не менее никто не отказывался делиться последними жалкими крохами съестного с ранеными и воинами дружины. Впрочем, теперь весь город превратился в одну большую дружину. Даже женщины и дети несли на стенах ежедневные дежурства.
После первой успешной экспедиции за серой Бронислава создала свой собственный подвижный отряд по доставке продовольствия и почти все время проводила в походах вне города. Припасы, которые ей удавалось доставлять, помогли им продержаться в самые суровые дни. К сожалению, вьючные животные не могли пройти сквозь подземный ход, а на себе много не принесешь, к тому же Бронислава могла провести рядом с собой незаметно лишь небольшую группу людей.
Тем не менее через две недели после начала этих регулярных походов за продовольствием им удалось даже создать небольшой неприкосновенный запас.
К счастью, с водой в городе все обстояло благополучно, его стены с северной стороны шли по самому берегу, и сейчас, в период поздних осенних дождей, воды озера обильно наполняли колодцы и подземные ключи свежей чистой водой.
Ежедневно разведка доносила о подходе новых крупных татарских орд. Со дня на день нужно было ожидать штурма, а от Васлава не поступало никаких известий, даже Крушинский молчал, хотя от базы до города всего несколько километров.
Видимо, не все гладко прошло с его возвращением после самовольной отлучки. Глеб хорошо знал, каким непреклонным, а порой и жестоким может быть полковник, когда дело касалось неугодных ему людей. Малейший повод использовался для того, чтобы избавиться от них, и самым простым способом был перевод в штурмовую группу.
Постепенно Глеб погружался в трясину второстепенных дел и незначительных событий, все больше заслонявших собой нечто важное. Недаром Книга молчала с тех пор, как он вернулся в Китеж. Что-то он сделал не так, ошибся в чем-то очень важном, и теперь приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С каждым днем он ощущал, как нарастает сопротивление в причинно-следственном потоке событий.
Совершенно неожиданно возникла проблема с батарейной прислугой. Никто из русичей не желал иметь дело с огненными демонами. Эти мужественные, закаленные в боях воины становились испуганными детьми, как только слышали о чародействе или волховстве. Кто-то упорно распространял по городу слухи о дьявольских машинах и неизбежной божественной каре. Глеб подозревал в этом церковников, не простивших ему насильственного изъятия колоколов, но доказать ничего не мог.
В конце концов он решил продемонстрировать мортиры в действии, у него просто не оставалось другого выхода. Если сейчас ему не удастся приобрести сторонников и помощников из числа княжеских воинов, к началу решающих боев некому будет стрелять.
После долгих размышлений Глеб пришел к выводу, что подобная демонстрация перед близким штурмом может оказаться даже полезной, показав татарам, с какой страшной силой им придется иметь дело. Если его план удастся, звука выстрелов будет достаточно, чтобы посеять среди атакующих панику.
Одну из мортир по его приказу подняли на стену и установили на виду у татарского войска. Осаждающие не обратили на нее никакого внимания, видимо, приняв это металлическое сооружение за обычный котел для смолы.
В день решающего испытания Глеб потребовал от князя послать на стены все резервное войско. Он не пытался объяснить дружинникам сути происходящего, лишь сказал, что перед ними машина для бросания греческого огня. Похоже, ему никто не поверил. Вся дружина русичей, укрывшись за широкими зубцами стен от татарских стрел, ожидала вызова демона.
Глебу пришлось самому выполнять роль заряжающего, наводчика и даже подносчика зарядов. Никто не желал приближаться к дьявольской машине.
Наконец все было готово. Для первого выстрела Глеб выбрал цель, по которой невозможно промахнуться, — атакующую кавалерийскую лаву. Каждый день с утра до вечера татарская конница демонстрировала один и тот же прием: с дикими воплями сотни две всадников во весь опор неслись к городским стенам. Когда до них оставалось несколько метров, татары выпускали тучу стрел и поворачивали обратно.
С виду малоэффективная, эта тактика, используемая в течение длительного времени, приводила к положительному результату, психологически изматывая противника. Кроме того, стреляя залпами из луков с близкого расстояния, татары, пусть ненамного, но зато почти каждый раз уменьшали число защитников города.
Попадая под ответный обстрел лучников, укрытых за каменными стенами, они несли ощутимые потери, но, имея огромное численное превосходство, совершенно с ними не считались. Теперь кое-что должно было измениться.
Глеб решил использовать мортиру в качестве обычного орудия для стрельбы прямой наводкой. С расстояния в несколько десятков метров это должно было получиться вполне эффективно.
Как только вдалеке показалась очередная волна атакующих всадников, Глеб запалил пеньковый, заранее пропитанный селитрой фитиль и неожиданно почувствовал, как холодные мурашки забегали по спине.
Когда отливали ствол мортиры, его толщину определил набросок, сделанный без серьезных расчетов. Глеб руководствовался лишь здравым смыслом и тем немногим, что помнил о музейных бронзовых пушках Земли. Он не знал точных характеристик сплава, добытого из церковных колоколов, он не знал, есть ли в этом конкретном стволе, в метре от которого он стоял, скрытые раковины и другие дефекты.
У него не было никакой возможности провести предварительные испытания.
На секунду мелькнула мысль, что первый выстрел следовало произвести, пользуясь дистанционным фитилем. Он тут же отбросил ее — он должен был показать княжеским дружинникам, что демона вполне можно приручить и направить против врага. Он не мог проявить сейчас даже ничтожной толики страха, он не имел права даже на разумную осторожность. И, стиснув зубы, с тлеющим фитилем в руке Глеб ждал приближения татарской конницы, как ждали ее до него сотни русских воинов, не вернувшихся с городских стен.
Когда пришло нужное время, он почувствовал на секунду странную общность со всеми павшими под татарскими стрелами, изрубленными на куски, пронзенными пиками — со всеми теми, кто навсегда остался на берегу Калки. Он увидел лица зверски замученных женщин, детей, которых, как поленья, бросали в огонь татарские всадники. Эти видения пронеслись в его памяти в какую-то долю секунды перед тем, как он поднес к горстке пороха, насыпанной поверх запального отверстия, дымящийся фитиль.
И сразу же мир вокруг него потонул в огненном грохоте. Лишь через несколько секунд, после того как ветер отнес в сторону едкие облака дыма, он понял, что все-таки остался жив.
Мортиру швырнуло назад намного дальше того, на что он рассчитывал. Ее лафет ударился о зубец стены и раскололся, но это не имело ни малейшего значения, потому что ствол выдержал давление газов и заряд картечи попал точно в середину беспорядочно несущейся к стенам города татарской орды.
Для первого выстрела он не пожалел с таким трудом нарубленной из жалких остатков драгоценного металла картечи. И результат превзошел все его ожидания.
Картечь прорубила в рядах всадников широкую просеку. Но сам по себе удачный выстрел ничего не значил по сравнению с тем воем ужаса, который вырвался из тысячи татарских глоток.