Гуляковский Евгений Яковлевич. Красное смещение

   В центре, держа обеими руками огромный окорок только что зажаренного на костре кабана, восседал князь Васлав.
   Он ел сосредоточенно, с жадностью, отдаваясь процессу еды с нескрываемым удовольствием, и, глядя на него, Глеб не в силах был сдержать радостную улыбку.
   Он еще не задал князю ни единого вопроса, не желая разрушать ощущение необъяснимого комфорта и безопасности, всегда появлявшееся у него в обществе этого человека, зато Крушинский старался вовсю.
   — Объясни, наконец, каким образом твоя помощь подоспела вовремя, откуда вообще ты узнал о нашем походе?
   Вытерев свою необъятную бороду от потоков стекавшего по ней жира, Васлав проворчал:
   — Это я должен спросить, отроки, как вы смогли отыскать меня в северных княжествах и передать послание?
   — Послание? Какое послание? — в один голос спросили Крушинский и Глеб.
   Порывшись в карманах своей огромной куртки из грубого домотканого сукна, хорошо защищавшей тело от холода и тяжести доспехов, князь извлек на свет берестяную грамотку и протянул ее Глебу.
   Глеб читал ее долго, а потом глубоко задумался, не замечая нетерпения Крушинского. Наконец он проговорил:
   — У нас объявился неведомый друг. Никто не мог знать подробностей нашего маршрута, и тем не менее кто-то знал и о нем, и о засаде, и даже о примерном сроке, когда мы можем оказаться в этом районе.
   — Лишь один человек мог знать все это.
   — Ты имеешь в виду Фруста?
   Крушинский кивнул, а Васлав недовольно покачал головой.
   — Наверняка снова какое-нибудь волховство, знаю я этих отроков с космической базы. Да ладно, главное — мы подоспели вовремя, а теперь хватит говорить о сем. — Покончив с окороком, он отшвырнул обглоданную кость в угол, где уже скопилась их порядочная груда, расчистил перед собой поверхность стола и, пододвинув поднос с пирогом, сказал:
   — Ежели положить, что этот пирог Китеж, то ров здесь. — Он нарисовал вином прямо на поверхности стола линию, довольно точно повторявшую изгибы китежского рва, — приходилось только удивляться феноменальной памяти князя.
   — Покажите, где начало подземного прохода?
   Глеб поставил в этом месте лампаду. Тогда Васлав потребовал нарисовать расположение татарских сотен.
   — Ну, всех я не припомню, они беспрерывно находятся в движении…
   — В движении тоже можно увидеть порядок, ежели смотреть внимательно и прилежно, — прогудел князь.
   Когда Глеб с помощью Крушинского закончил на этой своеобразной карте рисовать оперативную обстановку, сложившуюся вокруг Китежа, было уже далеко за полночь.
   Васлав заразительно зевнул, потянулся и сказал, что утром они отправятся дальше, а войско пойдет к Китежу. Теперь же отроки устали, и утро вечера мудренее.
   Он решительно собрался уходить, и Глебу понадобилась вся его напористость, чтобы заставить князя объяснить, что, собственно, он имел в виду, и если он действительно собирается их сопровождать, то на кого оставит войско?
   — Я своих сотников хорошо знаю и знаю, кому поручить сие несложное дело.
   Задача, стоящая перед отрядом Васлава, и в самом деле не выглядела слишком уж сложной. Четыре сотни опытных пехотинцев и две сотни конных должны были с ней справиться без особых проблем, если только к этому времени не подойдут основные татарские силы.
   Глеб еще раз для верности показал, как должен расположиться клин после прорыва татарского заслона.
   — Вот здесь вы станете. Главное — запасти побольше продовольствия, город давно голодает, и успеть переправить запасы через подземный ход. Это займет не меньше двух дней — и все это время твое войско будет находиться в круговой обороне. Главное — заранее запасите продукты, не торопитесь с прорывом, пока не заполнят обозы. В лесах много дичи, грибов и ягод, а день, два роли не играют.
   Затем они должны будут держать вокруг подземного прохода круговую оборону, пока не переправят все припасы в город.
   Если на них нажмут слишком сильно, пусть уходят в Китеж, проход за собой им придется завалить, чтобы татары его не использовали, но с помощью артиллерии мы после возвращения сумеем прорубить в татарской осаде коридор и вернем их обратно.
   — Они останутся в Китеже. Здесь только добровольцы, они знают, что, если Китеж сдадут, татары пойдут дальше на север и доберутся до их домов.
   Больше никто не поднимал вопрос об отстранении Васлава от их похода к Оленьей топи. Они снова были вместе, и любые трудности казались теперь Глебу легко преодолимыми. Словно прочитав его мысли, Васлав спросил:
   — О Шагаре что-нибудь известно? — После рассказа о новом похищении Брониславы Васлав старался не затрагивать этой болезненной для Глеба темы. Несмотря на кажущуюся внешнюю грубость, князь обладал удивительно тонким чутьем.
   Глеб покачал головой.
   — Последний раз его видели вместе с хозяйкой, думаю, и сейчас он где-нибудь недалеко от нее.
   Они легли спать в трофейном шатре, укрывшись толстыми шерстяными попонами. От жаровни тянуло едким угаром, Васлав храпел так, что стенки шатра слегка вздрагивали, и Глеб долго не мог уснуть.
   Он думал о Брониславе, о своей несостоявшейся любви, о разрушенном татарами крае и о черной тени Манфрейма, накрывшем своим плащом не только эту страну…
   И еще он пытался представить, какие новые возможности удастся извлечь из предстоящей встречи с Фрустом. Не верилось ему, что он простой торговец.
   Слишком серьезные силы сошлись в нервном узле целой эпохи, которую представлял собой Китеж, и теперь каждая из них старалась повернуть в свою сторону колесо событий…
   Утром небольшая кавалькада покинула лагерь. Конвой сопровождал их только до тропы, ведущей в глубину Оленьей топи. По требованию Фруста на этой встрече не должно было быть посторонних.
   «Не слишком ли много требований», — с раздражением подумал Глеб, незаметно для себя пришпоривая лошадь и вырываясь вперед. Очень скоро ему пришлось вернуться обратно. Тропа сузилась, и теперь они должны были продвигаться медленно и осторожно, чтобы не провалиться в скрытые под тонкой наледью топи. Вперед выехал Васлав, хорошо знающий эти места.
   Неожиданно справа от них, тяжело захлопав крыльями, в воздух поднялась большая птица. Она показалась Глебу такой огромной, что он не сразу поверил собственным глазам. Однако Васлав среагировал мгновенно. Тетива на его луке звонко щелкнула, и птица, перевернувшись в воздухе, грузно шлепнулась в болото, метрах в десяти от них. Только теперь Глеб узнал знакомого лишь по картинкам глухаря.
   — Будет неплохой ужин, если сумеем его достать, — заметил Крушинский. Действительно, сойти с тропы в этом месте не представлялось возможным. Спешившись, они не смогли сделать в сторону ни одного шага. В конце концов Крушинский, самый легкий из них, обвязался веревкой и ползком направился к глухарю. Он достал его, но при этом по пояс провалился в ледяную трясину. Пришлось делать незапланированный привал, разжигать костер и сушить одежду. Однако добыча того стоила, они взяли с собой минимальный запас продовольствия, не желая уменьшать количество продуктов, предназначенных осажденному Китежу.
   Теперь же у них появилось несколько килограммов свежего мяса.
   Каждый раз, удаляясь от города, Глеб удивлялся богатству дикой природы этого, еще не изуродованного цивилизацией мира. В прозрачных реках плескались ильмени. Иногда совсем близко от отряда, не обращая на человека ни малейшего внимания, проходили лоси. На лесных полянах, усыпанных ярко-алой брусникой, тут и там виднелись шляпы подосиновиков, а длинные плети клюквы, увешанные крупной, с орех, ягодой, путались под ногами лошадей.
   Охотники добывали в местных лесах соболей, куниц и песцов. Медосборщики привозили в город на продажу целые подводы янтарных сотов. Не зря этот край привлекал завистливых чужеземцев.
   Продвигались медленно, и к вечеру стало ясно — к назначенному сроку они не успеют достичь закрытого со всех сторон топкими болотами Оленьего острова, где была назначена встреча.
   Крушинскому пришлось связываться с Фрустом и переносить время. Закончив переговоры, он спрятал рацию и недовольно поморщился.
   — Фруст говорит, мы должны поторопиться, дальнейшие задержки опасны. Манфреймовские шпионы на базе развили бурную деятельность, пытаясь выяснить, что происходит. О том, что ты покинул Китеж, им уже известно.
   Лошади не желали идти быстрее в этом топком болоте. Тропа то и дело исчезала, им приходилось спешиваться и вешками прощупывать путь через трясину.
   Вечер долго не наступал, хотя солнце уже скрылось за горизонтом и вся западная сторона неба окрасилась в алый цвет.
   — Сейчас мы представляем собой довольно легкую добычу. Неплохое место для новой засады, — проворчал Глеб, в сотый раз осматривая местность впереди отряда.
   — Ну, нападающим здесь тоже не развернуться, — возразил Крушинский.
   — У десантников есть реактивные ранцы для ведения боя на любой местности, а мы как на ладони, нельзя даже свернуть в сторону, чтобы укрыться.
   Впереди над болотом возвышался небольшой остров, поросший высокими соснами. Эти деревья не росли на болотистой почве, и они надеялись засветло добраться до места, где можно разбить палатки и избавиться от чувства беспомощности, которое Глеб испытывал, то и дело проваливаясь по колено в жидкую грязь. Лошадей теперь все время приходилось вести на поводу.
   До острова оставалось не более сотни метров, когда позади них в трясине что-то жутко ухнуло и раздался шлепок, словно по грязи кто-то хлопнул гигантской ладонью.
   Все трое резко остановились и развернулись, доставая оружие.
   Но болото казалось пустынным — лишь наметанный глаз Крушинского разобрал метрах в двадцати позади них какой-то странный зеленый холмик, не больше человеческого роста.
   — Этой штуки здесь раньше не было… — проговорил Крушинский, устанавливая на прицеле лазера дистанцию ближнего боя.
   — Не спеши. Не стоит стрелять, пока не разберемся, что это такое.
   — Тогда может стать уже поздно.
   — А если она взорвется? Мы стоим слишком близко, подожди, пока я посмотрю, что там. — Глеб достал электронный бинокль и повернул кольцо резкости. На экране перед ним появилась зеленая морда с огромным, отороченным белой каемкой ртом и небольшими, широко расставленными глазками. Тело этой странной твари напоминало зеленый бесформенный мешок.
   — Это какое-то животное…
   — В болоте не водятся животные таких размеров! — Крушинский буквально вырвал у него бинокль.
   — Оно похоже на гигантскую лягушку, черт меня побери, если это не какая-то манфреймовская тварь! — Он снова схватился за пистолет, и опять Глеб придержал его руку, сам не понимая толком, почему.
   Неожиданно лягушка прыгнула. Ее тело стремительно вытянулось вверх и превратилось из бесформенного мешка в четкую зеленую линию, мелькнувшую над верхушками деревьев. Через секунду животное плюхнулось в грязь на расстоянии нескольких метров от остолбеневших воинов.
   Она с такой силой ударила своим животом в поросшую замерзшей ряской поверхность болота, что жирные куски грязи заляпали всех троих с ног до головы, а над лесом вновь прокатился тот самый звук шлепка гигантской ладони.
   Сейчас потрясенных людей отделяло от монстра не более двух шагов. Опытные воины, в неопределенных и сложных ситуациях применявшие оружие почти мгновенно, не раздумывая, на этот раз стояли неподвижно, словно неведомая сила удерживала их от каких-либо действий.
   Кожа лягушки, блестящая от слизи, казалась усыпанной красными, с ноготь величиной, бородавками, и, несмотря на это, животное не выглядело безобразным.
   Поражали ее глаза, вблизи оказавшиеся размером с хорошее блюдце. Глебу все время казалось, что в глубине их мерцает скрытый огонь.
   — Сейчас она снова прыгнет, и тогда ее зубы… — почему-то шепотом произнес Крушинский, его рука вновь медленно, сантиметр за сантиметром, продвигалась к рукоятке пистолета, словно преодолевала невидимую преграду.
   — У лягушек не бывает зубов. Не вынимай пистолет, подожди.
   Глеб слегка обнажил меч, но лишь для того, чтобы взглянуть на его рукоятку. Камень выглядел серым и совершенно безжизненным.
   — Она не принадлежит к манфреймовским слугам.
   — Тогда что ей от нас надо?
   — Именно это я и стараюсь понять. — Глеб бросил оружие обратно в ножны и решительно уселся на кочку, всем своим видом демонстрируя отсутствие враждебных намерений.
   Сейчас совершенно неподвижная лягушка уже не казалась живым существом. На ее огромном теле жили только глаза да еще дыхательный мешок под нижней челюстью время от времени ритмично вздымался.
   После прыжка она пригнула передние лапы, и теперь ее голова оказалась на одном уровне с лицом Глеба. Он чувствовал, какая сила сжатых до предела мускулов скрыта в ее подготовленных к новому прыжку лапах.
   Время, казалось, остановилось, больше никто не произнес ни слова. Люди, так же как и животное, не двигались и внимательно изучали друг друга.
   Глебу отчего-то казалось, что в мерцающих огромных глазах ночного гостя тлеют искорки разума.
   Возможно, именно это ощущение заставило его остановить Крушинского, пытавшегося достать пистолет.
   — Что тебе нужно от нас? — ровным голосом произнес Глеб, не отрывая взгляда от ее глаз и понимая, каким нелепым кажется его поведение. Ответа, разумеется, не последовало.
   Лишь мелькнул на секунду красный узкий язык, быстрым движением облизал губы, и узкая щель приоткрытой пасти снова захлопнулась. Обычные лягушки не замечают неподвижных предметов, но взгляд этого существа, казалось, изучал лица стоявших совершенно неподвижно людей, перебегая с одного на другое.
   — Долго это будет продолжаться? — спросил Крушинский, начиная нервно теребить застежку на кобуре своего пистолета. Глеб лишь пожал плечами.
   — Если она не нападет первой, мы ее не тронем.
   Наконец Васлав не выдержал этого молчаливого разглядывания.
   — Вы как хотите, отроки, а я пошел. Это наверняка водяной или леший. Негоже человеку находиться рядом с подобной нечистью.
   Никто ему не возразил, и Васлав, стараясь не делать резких движений, начал осторожно отступать к краю болота.
   Поскольку это не вызвало у животного никакой ответной реакции, примеру князя последовал и Крушинский. Теперь Глеб остался один на один со своим молчаливым собеседником.
   — Так чего же ты хочешь? Для комара, даже твоего масштаба, мы все-таки великоваты…
   Словно отвечая на его вопрос, где-то в глубине Оленьей топи тяжело заухал филин, вылетая на вечернюю охоту.
   Холод и сырость постепенно пробирались под одежду. Сидеть здесь дальше, ожидая неизвестно чего, с каждой минутой становилось все более нелепо. Терпения у этой непонятной твари наверняка было больше, чем у Глеба.
   Наконец он встал и медленно, не оборачиваясь, пошел к товарищам.
   Лишь дойдя до самого края, туда, где кончались кочки и под ногой начала появляться твердая почва, он обернулся.
   Расстояние между ним и этим болотным чудищем почти не сократилось, лягушка плавными скользящими движениями, точно змея, следовала за ним по пятам и теперь, неожиданно застигнутая за этим занятием, замерла, остановив в воздухе переднюю лапу, начавшую и не завершившую шаг. Казалось, лягушка чего-то ждет.
   — Уходи, — попросил ее Глеб. — У моих друзей могут не выдержать нервы, и тогда тебе несдобровать.
   Словно услышав его наконец, она повернулась к нему боком и тихо ускользнула в надвигавшуюся с запада ночь.
   Когда под искореженной северными ветрами елью вспыхнул костер и между расставленных на ночь палаток заструился аппетитный запах жареного глухариного мяса, кто-то из них решился наконец разорвать порочный круг затягивающего как омут молчания.
   — Ты думаешь, она вернется?
   Ночь уже чертила за светлой границей костра свои обычные нестойкие образы. Взошла луна, и над болотами вновь заухал филин, словно призывая из небытия духов тьмы.
   — Не бывает лягушек таких размеров, их просто не может быть в этих краях! Она давно должна была погибнуть от голода, ведь насекомые такого размера…
   — Это не лягушка, — прервал Глеб непривычно длинную тираду Крушинского.
   — Тогда что же это?
   — Нечто, лишь внешне похожее на гигантскую лягушку. Помнишь камнетесов, доставленных на землю с Затурна?
   — Ты хочешь сказать, что ее тоже привезли сюда с какой-то другой планеты?
   — Я не знаю. Я лишь пытаюсь найти какое-то объяснение… Ее могли создать и здесь, как создают биороботов, но это сделал не Манфрейм, во всяком случае, она ему не принадлежит. Камень на рукоятке моего меча никогда не ошибается, опознавая манфреймовских подданных.
   — Вот почему ты не хотел ее убивать…
   — Да, и еще потому, что в ней не было злобы, только любопытство и безмерное удивление, вероятно, не меньшее, чем наше.
   — Ты говоришь о ней так, словно уверен, что это разумное существо.
   — В этом я почти не сомневаюсь. Когда она смотрела на меня, я почувствовал нечто… Некое поле разума, если можно так выразиться.
   — Этому тоже научил тебя Гидр?
   — Он и еще Бронислава… Она не обладала настоящей телепатией, но использовала какой-то особый вид воздействия на человеческий разум, похожий на гипноз.
   Васлав, как всегда молчаливый, почти не принимал участия в этой беседе. Князь предпочитал не говорить о том, чего не мог объяснить. Вместо этого он уделил все свое внимание подстреленному в болоте глухарю, на ощипанной туше которого уже образовалась аппетитная румяная корочка.
   Выйдя из голодного Китежа, Глеб использовал любую возможность, чтобы наесться, и еще не сумел привести в норму свой повышенный аппетит. Сейчас запах жарящейся на вертеле птицы мешал ему сосредоточиться и понять что-то важное, касающееся болотного гостя.
   Как часто бывало в подобных ситуациях, Крушинский задал вопрос, который мучил Глеба весь остаток вечера.
   — Если это создание, как ты говоришь, не принадлежит Манфрейму, то кто и зачем подбросил его у нас на пути? Я не верю в естественное происхождение такого монстра, а доставить такое чудо на космическом корабле — удовольствие не из дешевых. Пожалуй, я знаю лишь одного человека, который мог бы себе это позволить, но по-прежнему не понимаю, зачем ему понадобилось такое странное предприятие.
   — Думаю, мы это скоро узнаем. — Потянувшись за своей порцией ароматного мяса, Глеб так и застыл, наклонившись к костру и не отрывая взгляда от границы освещенного пространства.
   — Сидите тихо и не двигайтесь. У нас снова гости.
   В кустах, сбоку от них, послышался шорох, и на поляну медленно выползла огромная лягушка. Она уселась перед костром почти по-человечески, выпрямив верхнюю часть туловища и освободив передние лапы.
   — Ты тоже хочешь есть? Может быть, присоединишься к нам? — Глеб протянул ей большой кусок сочного глухариного мяса, и скользкая лапа осторожно взяла из его рук предложенную пищу.

7

   — Это вкусно. Мне кажется, я уже ела раньше что-то похожее.
   Слова возникли в голове Глеба совершенно отчетливо. Казалось, они не имели ни малейшего отношения к существу, раз за разом отправлявшему в свою огромную пасть порции глухариного мяса, но он знал, что это не так.
   — Как ты здесь оказалась? Откуда ты?
   — Я не помню. Холодно. Больно. Хотелось есть. Потом пришли вы.
   — Старик, по-моему, ты начал разговаривать сам с собой.
   — Я разговариваю с ней.
   — Значит, все-таки телепатия?
   — Да. И очень мощная. Но какая-то неумелая… Словно она недавно научилась говорить. Не мешай мне теперь. Я хочу понять, почему она здесь оказалась.
   Глеб попробовал зайти с другого конца, слова, которые он старался произносить внутри себя, как учил его Варлам, сами собой непроизвольно срывались с губ. Сейчас это не имело значения, и он был слишком сосредоточен, чтобы контролировать свою речь.
   — Но раньше, до того, как пришли мы… С какого момента ты себя помнишь?
   — Болото. Очень холодно. Раньше — не помню. Все белое. Снег.
   — Кто-то послал тебя. Кто-то хотел, чтобы ты встретила нас. Зачем?
   — Не должна подходить. Только слушать, когда говорят. Запоминать.
   — Но ты все-таки подошла.
   — Мне было страшно. Холодно, хотелось есть. Мне показалось, я тебя видела, прежде чем…
   — Прежде чем что?
   — Прежде чем ничего.
   Ее речь постепенно становилась все более осмысленной и плавной. В ней появились несуразные в этом безобразном теле человеческие нотки. Порой ему даже казалось, что она сознательно чего-то недоговаривает.
   Лягушка справилась с мясом и теперь жадно смотрела на кусок в руках Глеба. Он протянул ей его и вновь на секунду почувствовал прикосновение холодной и скользкой лапы.
   — Хорошо. Давай попробуем еще раз, — сказал он, когда лягушка окончательно насытилась. — Но ты должна мне помочь. Ты ведь хочешь узнать, откуда ты появилась?
   — Нет.
   — Нет? — Ответ обескуражил его.
   — Нет. Я не хочу вспоминать об этом.
   — Но у тебя должно быть имя… Хотя бы его ты должна вспомнить.
   — У меня нет имени.
   — Как же нам тебя называть? Люди привыкли обращаться друг к другу по имени.
   — Тогда придумай мне имя. — Ее большие выпуклые глаза отражали блики угасающего костра. Очевидно, свет раздражал эти приспособленные к ночному освещению глаза, и лягушка надолго прикрывала их тонкими кожистыми веками, в такие моменты Глебу казалось, что она уснула и он разговаривает с болотом, с камнем, с вырезанной из кочки скульптурой, но только не с живым существом.
   — Хорошо. Я буду звать тебя Неладой.
   — Мне все равно, но я не понимаю, что означает это слово.
   — Имена обычно обозначают лишь того, к кому они относятся. — Он солгал всего наполовину. К тому же он был уверен, что утром их странная гостья исчезнет, как исчезают ночные кошмары. Вряд ли ему когда-нибудь придется воспользоваться этим нелепым именем.
   Он долго не мог уснуть: от болота тянуло сыростью, а от погашенного костра в палатку шел тяжелый запах обгоревшей гнили. Наконец, уже далеко за полночь, он забылся беспокойным сном.
   Во сне он видел княжну, сидящую в черной башне ненавистного ему замка, но потом башня исчезла, и он увидел Брониславу в какой-то темной сырой и узкой пещере. Она лежала перед ним совершенно обнаженной, черные руки, выступавшие прямо из потолка пещеры, медленно разрывали ее тело и уносили в темноту куски кровавой добычи. Потоком хлестала кровь из ее разорванного тела, но женщина не издавала ни звука. Только губы силились произнести одну и ту же фразу, и он мучительно следил за их движением, стараясь понять, что она хочет сказать.
   Кошмар длился всю ночь. Лишь под утро Глебу удалось вырваться из его липких объятий.
   Весь в холодном поту он вскочил на своей походной постели.
   Полог палатки оказался отдернут, хотя он хорошо помнил, что застегнул его на ночь. Прямо ему в лицо светила полная осенняя луна. Чье-то свистящее дыхание раздавалось совсем рядом. Нащупав рукоять меча, с которым не расставался даже во время сна, он выглянул из палатки.
   Прямо над ее коньком с правой стороны возвышалась огромная голова Нелады.
   — Ты почему не спишь?
   — Не умею спать. Раньше умела, теперь должна слушать ночь.
   Он тоже прислушался к этой тяжелой ночи, стараясь унять дрожь. По-прежнему вдалеке ухал филин надрывно скрипело какое-то дерево под порывами ветра, и если внимательно всмотреться, то в глубине болота можно было заметить перемещающиеся с места на место зеленые огоньки. Возможно, это были глаза ночных животных или просто болотные огни.
   — Зачем ты дышишь на мою палатку? — спросил он, не особенно надеясь получить ответ.
   — С тобой мне не так страшно, Глеб.
   Уходя от этих слов, как малый ребенок убегая от кошмара, который все равно не в силах разрешить, он лишь поплотней застегнул полог и снова уснул, провалившись на этот раз в каменный, без сновидений, сон.
   Утром, когда он пошел к воде умываться, Нелада сидела у черного круга выгоревшего костра. Отсюда до палатки было не меньше десяти метров. Ему показалось даже, что она не изменила позы. Возможно, последний разговор с ней был частью ночного кошмара, он счел за благо не разбираться в этом.
   Прозрачное для обычных световых лучей уплотнение появилось над лесом ровно в шестнадцать пятнадцать.
   Глеб почувствовал его приближение и вскинул инфракрасный бинокль.
   — Кажется, к нам гости.
   — Наконец-то! Я уж начал опасаться, что мы напрасно проделали весь этот путь.
   Уплотнение материализовывалось, обретало форму. Защитное поле, прикрывавшее его от внешней среды, постепенно становилось все тоньше.
   Сейчас эта штуковина напоминала слегка размытую голубоватую чечевицу. Казалось, между ней и стоящими на поляне людьми проходил мощный поток нагретого воздуха, но никакого тепла не чувствовалось в холодном октябрьском ветре.
   — Для космической шлюпки эта штука явно маловата. На базе нет подобных транспортных средств.
   — Что известно о технологическом уровне развития арометян?
   — Почти ничего. Данные об этой цивилизации практически отсутствуют. Арометан находится на самом краю нашей Галактики, туда не добирался ни один федеральный звездолет.
   Свист на границе ультразвука надавил на барабанные перепонки, верхушки деревьев закачались, расступаясь от напора невидимых энергетических вихрей.
   Чечевица опустилась на мокрую траву посреди поляны. Земля зашипела, целое облако пара поднялось вверх и неторопливо поплыло над лесом. Звук стих, прекратилось всякое движение.