Страница:
Наконец, разглашению влияния Распутина существенно содействовал он сам, рекламируя где только мог свою близость к Царской семье. Дошел он даже до того, что во время одного из своих пьяных пиршеств, а именно в загородном московском ресторане Яр, в пьяном виде, указывая на надетую на нем расшитую рубашку русского покроя, кричал: "Сашка сама шила!".
{101}
9.
События последнего периода царствования Николая II столь тесно сплели его имя, равно, как имя Александры Феодоровны, с именем Распутина, что, пытаясь разобраться в основных свойствах ума и характера последнего русского самодержца и его супруги, поневоле приходится останавливаться и на этом роковом для России человеке.
Чем был Распутин по существу, обладал ли он какими либо исключительными силами и способностями, принадлежал ли он к какой либо религиозной секте, наконец, был ли он орудием врагов России и, если был, то сознательным или бессознательным? - вот вопросы, которые ставила себе русская общественность перед революцией, ставит себе и поныне, ибо почитать их за вполне выясненные и решение их в том или ином смысле признавать общепризнанным - до сих пор нельзя.
Итак, прежде всего, обладал ли Распутин какими то оккультными способностями? На этот вопрос, как на многие другие, проливают некоторый свет данные, собранные чрезвычайной следственной комиссией, учрежденной временным правительством для расследования действий министров царского правительства. {102} Судя по этим данным, приведенным, между прочим, в статье члена комиссии, б. прокурора Виленской Судебной Палаты А. Ф. Романова, напечатанной во второй книге "Русской Летописи" (Париж, 1922 г.), Распутина отнюдь нельзя признать личностью заурядной; природа его была сложная, не сразу поддающаяся разъяснению.
Родился Распутин в 1871 году в селе Покровском Тюменского уезда Тобольской губернии. Смолоду обнаружил он бурный темперамент, проявлявшийся то в повышенной религиозности и столь присущем русскому человеку богоискательстве, то в чрезвычайной физической страстности, переходящей в эротоманию.
Впрочем, медицина давно установила сочетание у людей экзальтированных религиозного фанатизма с повышенной половой страстностью.
Как бы то ни было, у Распутина уже в молодые годы чередовались периоды крайнего разгула с приступами покаяния, молитвенного экстаза и влечения к паломничеству по святым местам.
Посетил он в такие периоды по-видимому все главнейшие русские монастыри, побывал он и в Иерусалиме.
В период молитвенного углубления были им написаны и его духовные размышления, составленные, вопреки распространенному мнению о подделке, им самим, как это установила, по словам А. Ф. Романова, специальная экспертиза. Словом, в Распутине совмещались две крайности - явление, также свойственное русской природе и имеющее, однако, одну общую основу - бурную страстность. По меткому выражению Достоевского, про таких лиц "никогда вперед не знаешь, в монастырь ли они поступят, или деревню сожгут".
Можно, кроме того, считать вполне {103} установленным, что Распутин обладал силою гипнотического внушения, доходившей до степени необычайной. Каким то внутренним напряжением сосредоточением своей воли он, в отдельных случаях, достигал результатов столь же неожиданных, сколь и исключительных. Впрочем, судя по показаниям б. товарища министра внутренних дел Белецкого он эту силу в себе воспитывал не только лично сам, но и обращался с этой целью к профессиональным гипнотизерам, у которых и брал практические уроки.
Впрочем, вдаваться в эту, столь до сих пор мало исследованную, область я не намерен. Несомненно, однако, что и положительная наука все более склонна признавать за неоспоримые факты многое из того, что сравнительно недавно считалось измышлением грубого суеверия и непроходимого невежества. Сила воздействия человеческого духа на материальные явления все более научно подтверждается, а сфера этого воздействия все более расширяется.
Но можно одновременно с этим утверждать, что у большинства лиц, обладающих таинственной внутренней силой, проявляется она лишь спорадически и сравнительно редко, причем при разгульной жизни легко утрачивается. Вследствие этого, однажды провозгласившие себя чудотворцами и прорицателями вынуждены для поддержания своего обаяния прибегать к заведомым фокусам, иначе говоря, просто превращаться в шарлатанов
Таков был по всем данным и Распутин, т. е. в отдельных случаях, при помощи концентрации своей воли, он становился посредником между какой то неведомой оккультной силой и производимыми ею материальными явлениями, но в большинстве случаев он был лишь хитрым {104} шарлатаном, умело пользующимся случайным стечением обстоятельств для укрепления своего положения.
По вопросу о принадлежности Распутина к какой либо определенной секте можно придти к еще более определенному выводу. Дело в том, что вопрос этот весьма интересовал группу членов Государственной Думы еще в 1912 году в связи с распространившимися тогда сведениями о возраставшем влиянии Распутина при Дворе, а в особенности об его систематическом вмешательстве в дела православной Церкви. А. И. Гучков решил этот вопрос вынести на трибуну Государственной Думы. Надо было, однако, найти для этого какой-нибудь законный повод. Таким поводом явилась, наложенная администрацией, кара на газету "Голос Москвы" за напечатание ей открытого письма некоего Новоселова, образовавшего в Москве особый духовно-религиозный кружок. В письме этом говорилось о той опасности, которой подвергается православная Церковь от вмешательства в ее действия и распоряжения отдельных лиц, с православием имеющих мало общего.
Таким образом, дабы связать запрос по поводу административной кары, наложенной на "Голос Москвы", с Распутиным, надо было выяснить, поскольку он в православном смысле является еретиком и принадлежит ли он к недозволенной законом религиозной секте. Подозревался же Распутин к принадлежности к хлыстовству.
Обратились с этой целью к известному знатоку русского сектантства Бонч-Бруевичу, тому самому, который впоследствии объявился убежденным большевиком и стал управляющим делами совета народных комиссаров.{105} Бонч-Бруевич, через посредство баронессы В. И. Икскуль, охотно познакомился с Распутиным, вел с ним продолжительные беседы на различные темы, причем выказал к нему некоторую симпатию. Результат своего знакомства с Распутиным и его религиозными воззрениями Бонч-Бруевич доложил в собрании членов октябристской партии. Пришел он к тому выводу, что ни к какой определенной секте Распутин не принадлежит и в состав ее не входит, но ближе всего его взгляды подходят именно к хлыстовству. Доклад Бонч-Бруевича был, однако, в общем для Распутина благоприятным.
К такому же выводу пришла в 1917 году и вышеупомянутая чрезвычайная следственная комиссия.
Запрос, внесенный в Государственную Думу весной 1912 г. по поводу Распутина, впрочем, по существу никогда Государственной Думой обсужден не был. Он был передан в общем порядке в комиссию по запросам, которая, в виду близкого уже в то время окончания полномочий 3-ей Государственной Думы, его не рассмотрела, вследствие чего он автоматически отпал. Тем не менее, один факт внесения этого запроса и те несколько слов, которые были сказаны по его поводу А. И. Гучковым, произвели огромное впечатление в широких общественных кругах, едва ли не впервые узнавших таким путем о значении той роли, которую играл Распутин. К этому надо прибавить, что крайне левые, как думские, так и общественные круги, никогда с Распутиным и его влиянием не боролись. В их глазах он, очевидно, лишь содействовал тому, чего и они добивались крушению государственного и общественного строя. {106} К каким бы сектантским взглядам Распутин ни был склонен, во всяком случае, во время своих паломничеств, благодаря беседам с представителями духовенства, со старообрядческими начетчиками и несомненному общению с различными сектами, он нахватался множества текстов и разнообразных отрывков из Священного Писания. Это давало ему возможность уснащать свою речь множеством цитат, которыми он, отчасти сознательно, отчасти вследствие своего невежества, затуманивал смысл своих речей.
Усвоить его рассуждения было вообще затруднительно, но именно к этому и стремятся все, выдающие себя за прорицателей.
С таким умственным багажом, в период религиозной настроенности, появляется Распутин в Петербурге и здесь, отчасти при помощи присущего ему искреннего богоискательства, отчасти путем притворства и хитрости, очаровывает мистически настроенного ректора Петербургской Духовной Академии (впоследствии епископа Кронштадтского) Феофана; проникает затем к честолюбивому, но горячо верующему епископу саратовскому Гермогену.
Через этих двух иерархов знакомится он с товарищем обер-прокурора Св. Синода, Даманским, и, наконец, постепенно расширяя круг своего знакомства, образует около себя кружок всецело подчиняющихся его влиянию заведомо истеричных женщин, из которых некоторые уже ранее состояли его поклонницами. Среди них оказывается и А. А. Танеева, впоследствии по кратковременному браку Вырубова. Не малую роль в установлении за Распутиным в известных кругах репутации лица, осененного особой благодатью, играет и Г. П. Сазонов, редактор-издатель газеты "Россия". {107} Наконец, при помощи Феофана и Вырубовой, проникает Распутин во дворец, как раз во время одного из острых болезненных кризисов Наследника и здесь ему, как я уже упомянул не то посчастливилось случайно, не то удалось сознательно связать свое посещение с улучшением состояния здоровья Наследника.
При дворе, в присутствии Царицы, Распутин держит себя, разумеется, вполне чинно, умело сохраняя при этом все внешние приемы простого безискуственного русского человека и выказывая полное пренебрежение к придворному этикету. Так, к Царю и Царице он обращается неизменно на "ты" и держится с ними вполне непринужденно. Само собой разумеется, что он стремится выказать при этом чрезвычайную религиозность и присущим ему красочным языком непрестанно говорит о Божьей благодати и ее разнообразных проявлениях. При этом он выказывает полное презрение к мирским благам и не только лично ничего для себя не добивается, но даже отказывается от всяких материальных пособий, что не мешает ему, когда его положение укрепляется, проводить ходатайства других лиц, которые и снабжают его за это денежными средствами.
По мере, пополнения своих средств, он обзаводится собственной квартирой, сперва на Английском проспекте, а потом на Гороховой. До тех пор он жил то на квартире Даманского, то у Сазонова, у которых и питался.
Расширяя свои связи в мире высшего духовенства, он начинает вмешиваться в дела Св. Синода. Его стараниями возводится в сан епископа некий Варнава, лишенный всякого образовательного ценза. Распутин добивается назначения {108} на Петербургскую Митрополичью кафедру Питирима взамен, восставшего против распутинского вмешательства в дела Церкви, Митрополита Владимира, переведенного из за этого в Киев и, наконец, внушает Императрице желание немедленно канонизировать бывшего Тобольского епископа Иоанна Максимовича, прах которого покоился в Тобольске.
Последнее ему понадобилось, во-первых, для того, чтобы похвалиться у себя на родине степенью своего значения, а, во-вторых, и это едва ли не главное, он, конечно, надеялся, что на открытие мощей приедут Царь и Царица, причем посетят проездом и его родное село Покровское.
Однако по мере расширения круга лиц, ублажавших Распутина, по мере увеличения у него самого денежных средств, его плотская страстная природа берет все более верх, а боговдохновенность и даже религиозность понемногу исчезают.
Дикие кутежи, иногда сопряженные со скандалами, повторяются все чаще, наконец, принимают почти хронически характер.
Особенную огласку получает один скандал, произведенный им на пароходе на Волге, когда капитан парохода, не взирая на похвальбу Распутина о близости к Царской семье, ссадил его на берег, и другой - в московском загородном ресторане "Яр", о котором я уже упомянул выше. Усиленное потребление вина, страстное влечение и наглое приставание к женщинам, выступают все ярче наружу и становятся достоянием все более широких кругов. Перед теми лицами, от которых он не мог скрыть своего поведения, но с мнением которых по тем или иным основаниям считался, он оправдывался положением, проповедуемым некоторыми русскими {109} сектами "не согрешишь, не покаешься". Таким лицом была, между прочим, и Вырубова, неизменно скрывавшая от Царицы развращенность Распутина, но сама отнюдь не находившаяся в неведении его поведения.
Первоначально своей близостью ко двору Распутин пользовался только для вмешательства в церковные дела, в чем ему одно время помогали близкие сношения с Феофаном и с Гермогеном.
Но дружба с ним этих лиц продолжается недолго. Убедившись в истинным свойствах Распутина, они прилагают все усилия к его развенчанию, но оказывается уже поздно. Положение его при дворе настолько окрепло, вера в него Государыни настолько утвердилась, что все старания Гермогена и Феофана не только остались тщетными, но еще они же сами от этого пострадали: Гермоген ссылается в Жировецкий монастырь, Феофан из Кронштадта переводится в какую то отдаленную от столицы епархию.
По мере того, как слух о влиянии Распутина распространяется, причем влияние его значительно преувеличивалось, различные ловкие люди решают им воспользоваться для достижения своих целей через его посредство.
Не следует при этом забывать, что людская молва изображала Распутина весьма различно. Наряду со слухами о его влиянии и возможности добиться через его посредство чего угодно, распространялось и то, что он святой человек, бессребреник, который помогает обращающимся к нему людям из побуждений христианской любви.
Все это приводит к тому, что у Распутина организуются формальные приемы и число посетителей на них достигает многих десятков. При этом среди обращающихся к нему за той или {110} иной помощью, наряду с теми, которые подкрепляют свои прошения материальными подношениями и обещаниями крупных денежных сумм, бывают и такие, которые не только ничего не приносят, но еще и сами просят о денежной помощи.
Как это на первый взгляд ни странно, но Распутин стремился помочь и тем и другим. Дело в том, что у самого Распутина, по мере его возвышения, неудержимо развивалось своеобразное честолюбие. Играть видную роль, быть почитаемым за всемогущую силу, стать на равную ногу с людьми, находящимися по общественному положению неизмеримо выше его, - все это тешило его самолюбие и он охотно поддерживал и такие просьбы, исполнение которых не приносило ему лично никаких прямых выгод. Возможно, впрочем, что он рассчитывал таким путем увеличить в общественном представлении степень своей силы, что и на деле вело и к ее фактическому разрастанию.
Дела, которые брался проводить Распутин, делились на две резко различные категории. Одни из них касались устройства судьбы сравнительно маленьких людей: выдачи им пособий, увеличения получаемой пенсии, продвижения на службе в ее низших степенях. По отношению к таким людям он, в большинстве случаев, ограничивался снабжением их короткими записками к знакомым и незнакомым ему высокопоставленным липам. Записки эти, неизменно начинавшиеся со слов "милай, дорогой", для некоторых лиц, увы! имели такую обязательную силу, что снабженные ими просители были обеспечены в удовлетворении своих ходатайств.
Но была и другая категория дел, исполнение коих приносило Распутину крупную выгоду. Просьбы эти касались различных денежных дел, как {111} то концессий, получения поставок и казенных подрядов, а во время войны к этому присоединились еще просьбы о зачислении куда-либо в тыл призванных в войска.
Прямых ходатайств со стороны Распутина о предоставлении кому либо ответственных должностей, однако, не поступало.
Известно лишь один случай, когда, по просьбе Распутина, покровительствуемый им управляющий пермской казенной палатой, Ордынский-Танаевский, был назначен губернатором и притом в его родную Тобольскую губернию, о чем Распутина известил его, облетевшей всю Россию, столь характерной для него, телеграммой: "Доспел тебя губернатором".
Понемногу пьяный разгул, в который его сознательно втягивали, стремившиеся в том или ином отношении его использовать, различные беспринципные дельцы и карьеристы, сначала заглушает, а затем и окончательно уничтожает в нем ту его вторую природу, которая по временам влекла его к покаянию, аскетизму и молитвенному экстазу. В результате, к тому времени приблизительно к началу 1915 года - когда он, через посредство всецело порабощенной им Вырубовой, получает весьма значительное влияние на Императрицу, мысли его направлены уже исключительно к обеспечению собственного благосостояния.
Так, согласно упомянутым выше показаниям С. П. Белецкого, в то время, когда последний имел с ним дело, в конце 1915 г., у Распутина не было никаких идейных побуждений и к каждому делу он подходил с точки зрения личных интересов или интересов Вырубовой. Эти последние интересы Распутин мог по справедливости почитать за собственные.
Наконец, дошло до того, что в совершенно {112} интимном кругу Распутин перестал даже прикидываться "Божьим человеком". Он, например, не обижался, когда, приставленный к нему А. Н. Хвостовым, в целях его охраны, жандармский офицер Комиссаров, сумевший войти с ним в дружбу, на его попытки вернуться в разговоре к духовным темам, бесцеремонно ему говорил: "ты божественность-то эту брось; будем говорить попросту"! {113}
10.
Ненормальное положение, занятое Распутиным на ступенях трона, оказало несомненное влияние на повышение революционной настроенности в русской общественности. Но с исторической точки зрения небезынтересно выяснить и другой вопрос, далеко еще не разрешенный, а именно: действовал ли Распутин исключительно по собственным побуждениям, или он был по временам орудием в чьих то чужих руках и в таком случае пользовались ли им различные люди только для своих личных целей, или же он попадал в руки и к агентам врагов России?
Для разъяснения этого вопроса надо, прежде всего, обратиться к определению характера лиц, составлявших окружение Распутина. По составу своему окружение это было до чрезвычайности пестрое и разнообразное. Наиболее близкие ему люди принадлежали к числу искренно поверивших в его боговдохновенность. Собирались эти приближенные, в период самого разгара распутинской известности, преимущественно у него на квартире, в большинстве случаев по воскресеньям "на чай" или "на уху". Постоянными посетителями этих собраний, в достаточной степени многолюдных, были почти исключительно женщины, как А. А. Вырубова, девица Головина; его давнишние {114} почитательницы - г-жи Лахтина и Гущина, а также некоторые другие, менее им прельщенные, как, например, фрейлина Никитина, служившая связью между Распутиным и Штюрмером.
В сущности, все эти женщины были определенные психопатки, едва ли не страдавшие половой психопатией.
Иногда в этом кружке появлялись и случайные посетители и посетительницы, приводимые простым любопытством и желанием поближе посмотреть на человека, которому молва приписывала исключительную силу и значение. Бывали здесь, разумеется, и лица, стремившиеся использовать Распутина в своих личных целях, но политическим центром кружок этот не был. Для большинства в этом кружке Распутин был божество, искренно почитаемое выразителем велений, исходящих свыше.
Так продолжалось приблизительно до начала 1915 года, когда к Распутину проложили дорожку различные честолюбцы, сулившие ему великие блага за проведение их к верхам власти.
Едва ли не первым из таких был кн. Шаховской, добившийся через Распутина и неизбежную в подобных случаях Вырубову назначения министром торговли и промышленности. Следом за ним избрал тот же путь, снедаемый честолюбием, А. Н. Хвостов, впервые завязавший сношения с Распутиным еще в бытность свою нижегородским губернатором. Уже тогда он решил, что скорее добьется своих честолюбивых замыслов, если перейдет в ряды общественности, разумеется, той, которая выставляла на своем знамени беспредельную приверженность самодержавному строю и носителям царской власти. В 1912 году он попадает в члены 4-ой Государственной Думы и, хотя никаких особенных {115} талантов здесь не проявляет, но все же умудряется быть избранным в лидеры крайней правой фракции нижней законодательной палаты, где, конечно, продолжает выставлять на показ свою преданность царской власти. Убедившись, однако, что этого недостаточно для получения министерского портфеля, он обращается к другим средствам, а именно к сближению с тем же Распутиным, а в особенности с А. А. Вырубовой.
Летом 1915 г. возникает парламентский блок и одновременно завязывается в среде совета министров борьба двух, резко противоположных, течений. Одно из них, возглавляемое членами совета пользующимися симпатиями и доверием прогрессивно настроенных общественных кругов, настаивает на сближении с общественностью, другое, наоборот, утверждает, что на общественное мнение не следует обращать никакого внимания.
В это самое время А. Н. Хвостов начинает усиленно посещать Вырубову. При этом он ей твердит о своей преданности Царю и Царице и пытается доказать, что он один способен, будучи поставлен во главе внутреннего управления страной, справиться со всеми задачами, выдвинутыми войной. Само собой разумеется, что он одновременно высказывается против всяких соглашений с парламентским блоком, называя такие соглашения не иначе, как капитуляцией власти перед безответственными политиканами, побуждаемыми исключительно личными честолюбивыми замыслами. Выражает он, конечно, и преклонение перед Распутиным. Г-жа Вырубова, уже увлеченная к тому времени своей ролью закулисной силы, без участия которой не решается ни один важный государственный вопрос, принимает на {116} себя роль предстательницы перед Царицей за А. Н. Хвостова и, совместно с Распутиным, достигает назначения этого беспринципного честолюбца на должность министра внутренних дел. Усердно содействует этому назначению, тоже завязавший к этому времени близкие отношения с Вырубовой, бывший директор департамента полиции С. П. Белецкий, который, в свою очередь, одновременно назначается товарищем министра внутренних дел.
С появлением у власти этих двух лиц, отличавшихся необыкновенной природной склонностью к интриге, все важные правительственные назначения происходят не иначе, как согласно задуманным ими тайным планам. Прежде всего они стремятся всецело подчинить своим замыслам Распутина, а, затем, заручившись его сообщничеством; они, отчасти через его посредство, отчасти путем своего личного воздействия, превращают Вырубову в свое послушное орудие.
В этих видах они заключают с Распутиным определенное соглашение, согласно которому за ежемесячное денежное вознаграждение, выплачиваемое ему из сумм департамента полиции, Распутин соглашается помимо них никаких дел не проводить и никаких ходатайств не поддерживать. Цель здесь преследовалась двойная: с одной стороны они хотели таким путем сделаться полными господами положения, с другой - надеялись успокоить общественное мнение, встревоженное влиянием Распутина, по возможности завуалировав это влияние.
В этот период, конца 1915 г. и начала 1916 года, все высшие назначения происходят не иначе, как согласно планам, выработанным А. Н. Хвостовым совместно с Белецким, причем надо признать, что они искали людей, способных, по их {117} мнению, успешно справиться с соответствующими отраслями управления.
Доказательством этого служат происшедшие за тот период назначения таких лиц, которые ни Вырубову, ни Распутина совершенно не знали и даже не подозревали, что своим возвышением они обязаны их влиянию. Так именно происходит назначение А. Н. Волжина обер-прокурором Св. Синода и А. Н. Наумова министром земледелия. Правда, удержаться на своих должностях эти лица не могли, так как сойтись с Распутиным определенно не пожелали, а он этого не прощал и принялся уже по собственному почину их всячески дискредитировать. (ldn-knigi; см. А. Н. Наумов "Из уцелевших воспоминаний, 1868-1917" том I и том II, Нью-Йорк 1954г.)
Хвостов, как известно, тоже сравнительно не долго удержался у власти.
Убедившись, что Распутин понемногу перестает соблюдать заключенное с ним соглашение, что влияние его, получившее самую широкую огласку, вызывает все нарастающее общественное негодование и способно привести существующей строй к катастрофе, Хвостов, ничем не смущаясь, задумывает просто насильственно устранить самого Распутина, т. е. прекратить его земное существование. Узнав об этом намерении и, вероятно, сомневаясь в его удачном осуществлении, а также думая лично больше выгадать защищая Распутина, Белецкий раскрывает замысел Хвостова. Немедленным последствием является увольнение Хвостова от должности, причем не избегает опалы и сам Белецкий, также в скорости отставленный от всякой власти. (ldn-knigi, см. на нашей стр. - Генерал А. И. СПИРИДОВИЧ "Великая Война и Февральская Революция 1914 -1917 г.г. книга II, Нью-Йорк 1960)
{101}
9.
События последнего периода царствования Николая II столь тесно сплели его имя, равно, как имя Александры Феодоровны, с именем Распутина, что, пытаясь разобраться в основных свойствах ума и характера последнего русского самодержца и его супруги, поневоле приходится останавливаться и на этом роковом для России человеке.
Чем был Распутин по существу, обладал ли он какими либо исключительными силами и способностями, принадлежал ли он к какой либо религиозной секте, наконец, был ли он орудием врагов России и, если был, то сознательным или бессознательным? - вот вопросы, которые ставила себе русская общественность перед революцией, ставит себе и поныне, ибо почитать их за вполне выясненные и решение их в том или ином смысле признавать общепризнанным - до сих пор нельзя.
Итак, прежде всего, обладал ли Распутин какими то оккультными способностями? На этот вопрос, как на многие другие, проливают некоторый свет данные, собранные чрезвычайной следственной комиссией, учрежденной временным правительством для расследования действий министров царского правительства. {102} Судя по этим данным, приведенным, между прочим, в статье члена комиссии, б. прокурора Виленской Судебной Палаты А. Ф. Романова, напечатанной во второй книге "Русской Летописи" (Париж, 1922 г.), Распутина отнюдь нельзя признать личностью заурядной; природа его была сложная, не сразу поддающаяся разъяснению.
Родился Распутин в 1871 году в селе Покровском Тюменского уезда Тобольской губернии. Смолоду обнаружил он бурный темперамент, проявлявшийся то в повышенной религиозности и столь присущем русскому человеку богоискательстве, то в чрезвычайной физической страстности, переходящей в эротоманию.
Впрочем, медицина давно установила сочетание у людей экзальтированных религиозного фанатизма с повышенной половой страстностью.
Как бы то ни было, у Распутина уже в молодые годы чередовались периоды крайнего разгула с приступами покаяния, молитвенного экстаза и влечения к паломничеству по святым местам.
Посетил он в такие периоды по-видимому все главнейшие русские монастыри, побывал он и в Иерусалиме.
В период молитвенного углубления были им написаны и его духовные размышления, составленные, вопреки распространенному мнению о подделке, им самим, как это установила, по словам А. Ф. Романова, специальная экспертиза. Словом, в Распутине совмещались две крайности - явление, также свойственное русской природе и имеющее, однако, одну общую основу - бурную страстность. По меткому выражению Достоевского, про таких лиц "никогда вперед не знаешь, в монастырь ли они поступят, или деревню сожгут".
Можно, кроме того, считать вполне {103} установленным, что Распутин обладал силою гипнотического внушения, доходившей до степени необычайной. Каким то внутренним напряжением сосредоточением своей воли он, в отдельных случаях, достигал результатов столь же неожиданных, сколь и исключительных. Впрочем, судя по показаниям б. товарища министра внутренних дел Белецкого он эту силу в себе воспитывал не только лично сам, но и обращался с этой целью к профессиональным гипнотизерам, у которых и брал практические уроки.
Впрочем, вдаваться в эту, столь до сих пор мало исследованную, область я не намерен. Несомненно, однако, что и положительная наука все более склонна признавать за неоспоримые факты многое из того, что сравнительно недавно считалось измышлением грубого суеверия и непроходимого невежества. Сила воздействия человеческого духа на материальные явления все более научно подтверждается, а сфера этого воздействия все более расширяется.
Но можно одновременно с этим утверждать, что у большинства лиц, обладающих таинственной внутренней силой, проявляется она лишь спорадически и сравнительно редко, причем при разгульной жизни легко утрачивается. Вследствие этого, однажды провозгласившие себя чудотворцами и прорицателями вынуждены для поддержания своего обаяния прибегать к заведомым фокусам, иначе говоря, просто превращаться в шарлатанов
Таков был по всем данным и Распутин, т. е. в отдельных случаях, при помощи концентрации своей воли, он становился посредником между какой то неведомой оккультной силой и производимыми ею материальными явлениями, но в большинстве случаев он был лишь хитрым {104} шарлатаном, умело пользующимся случайным стечением обстоятельств для укрепления своего положения.
По вопросу о принадлежности Распутина к какой либо определенной секте можно придти к еще более определенному выводу. Дело в том, что вопрос этот весьма интересовал группу членов Государственной Думы еще в 1912 году в связи с распространившимися тогда сведениями о возраставшем влиянии Распутина при Дворе, а в особенности об его систематическом вмешательстве в дела православной Церкви. А. И. Гучков решил этот вопрос вынести на трибуну Государственной Думы. Надо было, однако, найти для этого какой-нибудь законный повод. Таким поводом явилась, наложенная администрацией, кара на газету "Голос Москвы" за напечатание ей открытого письма некоего Новоселова, образовавшего в Москве особый духовно-религиозный кружок. В письме этом говорилось о той опасности, которой подвергается православная Церковь от вмешательства в ее действия и распоряжения отдельных лиц, с православием имеющих мало общего.
Таким образом, дабы связать запрос по поводу административной кары, наложенной на "Голос Москвы", с Распутиным, надо было выяснить, поскольку он в православном смысле является еретиком и принадлежит ли он к недозволенной законом религиозной секте. Подозревался же Распутин к принадлежности к хлыстовству.
Обратились с этой целью к известному знатоку русского сектантства Бонч-Бруевичу, тому самому, который впоследствии объявился убежденным большевиком и стал управляющим делами совета народных комиссаров.{105} Бонч-Бруевич, через посредство баронессы В. И. Икскуль, охотно познакомился с Распутиным, вел с ним продолжительные беседы на различные темы, причем выказал к нему некоторую симпатию. Результат своего знакомства с Распутиным и его религиозными воззрениями Бонч-Бруевич доложил в собрании членов октябристской партии. Пришел он к тому выводу, что ни к какой определенной секте Распутин не принадлежит и в состав ее не входит, но ближе всего его взгляды подходят именно к хлыстовству. Доклад Бонч-Бруевича был, однако, в общем для Распутина благоприятным.
К такому же выводу пришла в 1917 году и вышеупомянутая чрезвычайная следственная комиссия.
Запрос, внесенный в Государственную Думу весной 1912 г. по поводу Распутина, впрочем, по существу никогда Государственной Думой обсужден не был. Он был передан в общем порядке в комиссию по запросам, которая, в виду близкого уже в то время окончания полномочий 3-ей Государственной Думы, его не рассмотрела, вследствие чего он автоматически отпал. Тем не менее, один факт внесения этого запроса и те несколько слов, которые были сказаны по его поводу А. И. Гучковым, произвели огромное впечатление в широких общественных кругах, едва ли не впервые узнавших таким путем о значении той роли, которую играл Распутин. К этому надо прибавить, что крайне левые, как думские, так и общественные круги, никогда с Распутиным и его влиянием не боролись. В их глазах он, очевидно, лишь содействовал тому, чего и они добивались крушению государственного и общественного строя. {106} К каким бы сектантским взглядам Распутин ни был склонен, во всяком случае, во время своих паломничеств, благодаря беседам с представителями духовенства, со старообрядческими начетчиками и несомненному общению с различными сектами, он нахватался множества текстов и разнообразных отрывков из Священного Писания. Это давало ему возможность уснащать свою речь множеством цитат, которыми он, отчасти сознательно, отчасти вследствие своего невежества, затуманивал смысл своих речей.
Усвоить его рассуждения было вообще затруднительно, но именно к этому и стремятся все, выдающие себя за прорицателей.
С таким умственным багажом, в период религиозной настроенности, появляется Распутин в Петербурге и здесь, отчасти при помощи присущего ему искреннего богоискательства, отчасти путем притворства и хитрости, очаровывает мистически настроенного ректора Петербургской Духовной Академии (впоследствии епископа Кронштадтского) Феофана; проникает затем к честолюбивому, но горячо верующему епископу саратовскому Гермогену.
Через этих двух иерархов знакомится он с товарищем обер-прокурора Св. Синода, Даманским, и, наконец, постепенно расширяя круг своего знакомства, образует около себя кружок всецело подчиняющихся его влиянию заведомо истеричных женщин, из которых некоторые уже ранее состояли его поклонницами. Среди них оказывается и А. А. Танеева, впоследствии по кратковременному браку Вырубова. Не малую роль в установлении за Распутиным в известных кругах репутации лица, осененного особой благодатью, играет и Г. П. Сазонов, редактор-издатель газеты "Россия". {107} Наконец, при помощи Феофана и Вырубовой, проникает Распутин во дворец, как раз во время одного из острых болезненных кризисов Наследника и здесь ему, как я уже упомянул не то посчастливилось случайно, не то удалось сознательно связать свое посещение с улучшением состояния здоровья Наследника.
При дворе, в присутствии Царицы, Распутин держит себя, разумеется, вполне чинно, умело сохраняя при этом все внешние приемы простого безискуственного русского человека и выказывая полное пренебрежение к придворному этикету. Так, к Царю и Царице он обращается неизменно на "ты" и держится с ними вполне непринужденно. Само собой разумеется, что он стремится выказать при этом чрезвычайную религиозность и присущим ему красочным языком непрестанно говорит о Божьей благодати и ее разнообразных проявлениях. При этом он выказывает полное презрение к мирским благам и не только лично ничего для себя не добивается, но даже отказывается от всяких материальных пособий, что не мешает ему, когда его положение укрепляется, проводить ходатайства других лиц, которые и снабжают его за это денежными средствами.
По мере, пополнения своих средств, он обзаводится собственной квартирой, сперва на Английском проспекте, а потом на Гороховой. До тех пор он жил то на квартире Даманского, то у Сазонова, у которых и питался.
Расширяя свои связи в мире высшего духовенства, он начинает вмешиваться в дела Св. Синода. Его стараниями возводится в сан епископа некий Варнава, лишенный всякого образовательного ценза. Распутин добивается назначения {108} на Петербургскую Митрополичью кафедру Питирима взамен, восставшего против распутинского вмешательства в дела Церкви, Митрополита Владимира, переведенного из за этого в Киев и, наконец, внушает Императрице желание немедленно канонизировать бывшего Тобольского епископа Иоанна Максимовича, прах которого покоился в Тобольске.
Последнее ему понадобилось, во-первых, для того, чтобы похвалиться у себя на родине степенью своего значения, а, во-вторых, и это едва ли не главное, он, конечно, надеялся, что на открытие мощей приедут Царь и Царица, причем посетят проездом и его родное село Покровское.
Однако по мере расширения круга лиц, ублажавших Распутина, по мере увеличения у него самого денежных средств, его плотская страстная природа берет все более верх, а боговдохновенность и даже религиозность понемногу исчезают.
Дикие кутежи, иногда сопряженные со скандалами, повторяются все чаще, наконец, принимают почти хронически характер.
Особенную огласку получает один скандал, произведенный им на пароходе на Волге, когда капитан парохода, не взирая на похвальбу Распутина о близости к Царской семье, ссадил его на берег, и другой - в московском загородном ресторане "Яр", о котором я уже упомянул выше. Усиленное потребление вина, страстное влечение и наглое приставание к женщинам, выступают все ярче наружу и становятся достоянием все более широких кругов. Перед теми лицами, от которых он не мог скрыть своего поведения, но с мнением которых по тем или иным основаниям считался, он оправдывался положением, проповедуемым некоторыми русскими {109} сектами "не согрешишь, не покаешься". Таким лицом была, между прочим, и Вырубова, неизменно скрывавшая от Царицы развращенность Распутина, но сама отнюдь не находившаяся в неведении его поведения.
Первоначально своей близостью ко двору Распутин пользовался только для вмешательства в церковные дела, в чем ему одно время помогали близкие сношения с Феофаном и с Гермогеном.
Но дружба с ним этих лиц продолжается недолго. Убедившись в истинным свойствах Распутина, они прилагают все усилия к его развенчанию, но оказывается уже поздно. Положение его при дворе настолько окрепло, вера в него Государыни настолько утвердилась, что все старания Гермогена и Феофана не только остались тщетными, но еще они же сами от этого пострадали: Гермоген ссылается в Жировецкий монастырь, Феофан из Кронштадта переводится в какую то отдаленную от столицы епархию.
По мере того, как слух о влиянии Распутина распространяется, причем влияние его значительно преувеличивалось, различные ловкие люди решают им воспользоваться для достижения своих целей через его посредство.
Не следует при этом забывать, что людская молва изображала Распутина весьма различно. Наряду со слухами о его влиянии и возможности добиться через его посредство чего угодно, распространялось и то, что он святой человек, бессребреник, который помогает обращающимся к нему людям из побуждений христианской любви.
Все это приводит к тому, что у Распутина организуются формальные приемы и число посетителей на них достигает многих десятков. При этом среди обращающихся к нему за той или {110} иной помощью, наряду с теми, которые подкрепляют свои прошения материальными подношениями и обещаниями крупных денежных сумм, бывают и такие, которые не только ничего не приносят, но еще и сами просят о денежной помощи.
Как это на первый взгляд ни странно, но Распутин стремился помочь и тем и другим. Дело в том, что у самого Распутина, по мере его возвышения, неудержимо развивалось своеобразное честолюбие. Играть видную роль, быть почитаемым за всемогущую силу, стать на равную ногу с людьми, находящимися по общественному положению неизмеримо выше его, - все это тешило его самолюбие и он охотно поддерживал и такие просьбы, исполнение которых не приносило ему лично никаких прямых выгод. Возможно, впрочем, что он рассчитывал таким путем увеличить в общественном представлении степень своей силы, что и на деле вело и к ее фактическому разрастанию.
Дела, которые брался проводить Распутин, делились на две резко различные категории. Одни из них касались устройства судьбы сравнительно маленьких людей: выдачи им пособий, увеличения получаемой пенсии, продвижения на службе в ее низших степенях. По отношению к таким людям он, в большинстве случаев, ограничивался снабжением их короткими записками к знакомым и незнакомым ему высокопоставленным липам. Записки эти, неизменно начинавшиеся со слов "милай, дорогой", для некоторых лиц, увы! имели такую обязательную силу, что снабженные ими просители были обеспечены в удовлетворении своих ходатайств.
Но была и другая категория дел, исполнение коих приносило Распутину крупную выгоду. Просьбы эти касались различных денежных дел, как {111} то концессий, получения поставок и казенных подрядов, а во время войны к этому присоединились еще просьбы о зачислении куда-либо в тыл призванных в войска.
Прямых ходатайств со стороны Распутина о предоставлении кому либо ответственных должностей, однако, не поступало.
Известно лишь один случай, когда, по просьбе Распутина, покровительствуемый им управляющий пермской казенной палатой, Ордынский-Танаевский, был назначен губернатором и притом в его родную Тобольскую губернию, о чем Распутина известил его, облетевшей всю Россию, столь характерной для него, телеграммой: "Доспел тебя губернатором".
Понемногу пьяный разгул, в который его сознательно втягивали, стремившиеся в том или ином отношении его использовать, различные беспринципные дельцы и карьеристы, сначала заглушает, а затем и окончательно уничтожает в нем ту его вторую природу, которая по временам влекла его к покаянию, аскетизму и молитвенному экстазу. В результате, к тому времени приблизительно к началу 1915 года - когда он, через посредство всецело порабощенной им Вырубовой, получает весьма значительное влияние на Императрицу, мысли его направлены уже исключительно к обеспечению собственного благосостояния.
Так, согласно упомянутым выше показаниям С. П. Белецкого, в то время, когда последний имел с ним дело, в конце 1915 г., у Распутина не было никаких идейных побуждений и к каждому делу он подходил с точки зрения личных интересов или интересов Вырубовой. Эти последние интересы Распутин мог по справедливости почитать за собственные.
Наконец, дошло до того, что в совершенно {112} интимном кругу Распутин перестал даже прикидываться "Божьим человеком". Он, например, не обижался, когда, приставленный к нему А. Н. Хвостовым, в целях его охраны, жандармский офицер Комиссаров, сумевший войти с ним в дружбу, на его попытки вернуться в разговоре к духовным темам, бесцеремонно ему говорил: "ты божественность-то эту брось; будем говорить попросту"! {113}
10.
Ненормальное положение, занятое Распутиным на ступенях трона, оказало несомненное влияние на повышение революционной настроенности в русской общественности. Но с исторической точки зрения небезынтересно выяснить и другой вопрос, далеко еще не разрешенный, а именно: действовал ли Распутин исключительно по собственным побуждениям, или он был по временам орудием в чьих то чужих руках и в таком случае пользовались ли им различные люди только для своих личных целей, или же он попадал в руки и к агентам врагов России?
Для разъяснения этого вопроса надо, прежде всего, обратиться к определению характера лиц, составлявших окружение Распутина. По составу своему окружение это было до чрезвычайности пестрое и разнообразное. Наиболее близкие ему люди принадлежали к числу искренно поверивших в его боговдохновенность. Собирались эти приближенные, в период самого разгара распутинской известности, преимущественно у него на квартире, в большинстве случаев по воскресеньям "на чай" или "на уху". Постоянными посетителями этих собраний, в достаточной степени многолюдных, были почти исключительно женщины, как А. А. Вырубова, девица Головина; его давнишние {114} почитательницы - г-жи Лахтина и Гущина, а также некоторые другие, менее им прельщенные, как, например, фрейлина Никитина, служившая связью между Распутиным и Штюрмером.
В сущности, все эти женщины были определенные психопатки, едва ли не страдавшие половой психопатией.
Иногда в этом кружке появлялись и случайные посетители и посетительницы, приводимые простым любопытством и желанием поближе посмотреть на человека, которому молва приписывала исключительную силу и значение. Бывали здесь, разумеется, и лица, стремившиеся использовать Распутина в своих личных целях, но политическим центром кружок этот не был. Для большинства в этом кружке Распутин был божество, искренно почитаемое выразителем велений, исходящих свыше.
Так продолжалось приблизительно до начала 1915 года, когда к Распутину проложили дорожку различные честолюбцы, сулившие ему великие блага за проведение их к верхам власти.
Едва ли не первым из таких был кн. Шаховской, добившийся через Распутина и неизбежную в подобных случаях Вырубову назначения министром торговли и промышленности. Следом за ним избрал тот же путь, снедаемый честолюбием, А. Н. Хвостов, впервые завязавший сношения с Распутиным еще в бытность свою нижегородским губернатором. Уже тогда он решил, что скорее добьется своих честолюбивых замыслов, если перейдет в ряды общественности, разумеется, той, которая выставляла на своем знамени беспредельную приверженность самодержавному строю и носителям царской власти. В 1912 году он попадает в члены 4-ой Государственной Думы и, хотя никаких особенных {115} талантов здесь не проявляет, но все же умудряется быть избранным в лидеры крайней правой фракции нижней законодательной палаты, где, конечно, продолжает выставлять на показ свою преданность царской власти. Убедившись, однако, что этого недостаточно для получения министерского портфеля, он обращается к другим средствам, а именно к сближению с тем же Распутиным, а в особенности с А. А. Вырубовой.
Летом 1915 г. возникает парламентский блок и одновременно завязывается в среде совета министров борьба двух, резко противоположных, течений. Одно из них, возглавляемое членами совета пользующимися симпатиями и доверием прогрессивно настроенных общественных кругов, настаивает на сближении с общественностью, другое, наоборот, утверждает, что на общественное мнение не следует обращать никакого внимания.
В это самое время А. Н. Хвостов начинает усиленно посещать Вырубову. При этом он ей твердит о своей преданности Царю и Царице и пытается доказать, что он один способен, будучи поставлен во главе внутреннего управления страной, справиться со всеми задачами, выдвинутыми войной. Само собой разумеется, что он одновременно высказывается против всяких соглашений с парламентским блоком, называя такие соглашения не иначе, как капитуляцией власти перед безответственными политиканами, побуждаемыми исключительно личными честолюбивыми замыслами. Выражает он, конечно, и преклонение перед Распутиным. Г-жа Вырубова, уже увлеченная к тому времени своей ролью закулисной силы, без участия которой не решается ни один важный государственный вопрос, принимает на {116} себя роль предстательницы перед Царицей за А. Н. Хвостова и, совместно с Распутиным, достигает назначения этого беспринципного честолюбца на должность министра внутренних дел. Усердно содействует этому назначению, тоже завязавший к этому времени близкие отношения с Вырубовой, бывший директор департамента полиции С. П. Белецкий, который, в свою очередь, одновременно назначается товарищем министра внутренних дел.
С появлением у власти этих двух лиц, отличавшихся необыкновенной природной склонностью к интриге, все важные правительственные назначения происходят не иначе, как согласно задуманным ими тайным планам. Прежде всего они стремятся всецело подчинить своим замыслам Распутина, а, затем, заручившись его сообщничеством; они, отчасти через его посредство, отчасти путем своего личного воздействия, превращают Вырубову в свое послушное орудие.
В этих видах они заключают с Распутиным определенное соглашение, согласно которому за ежемесячное денежное вознаграждение, выплачиваемое ему из сумм департамента полиции, Распутин соглашается помимо них никаких дел не проводить и никаких ходатайств не поддерживать. Цель здесь преследовалась двойная: с одной стороны они хотели таким путем сделаться полными господами положения, с другой - надеялись успокоить общественное мнение, встревоженное влиянием Распутина, по возможности завуалировав это влияние.
В этот период, конца 1915 г. и начала 1916 года, все высшие назначения происходят не иначе, как согласно планам, выработанным А. Н. Хвостовым совместно с Белецким, причем надо признать, что они искали людей, способных, по их {117} мнению, успешно справиться с соответствующими отраслями управления.
Доказательством этого служат происшедшие за тот период назначения таких лиц, которые ни Вырубову, ни Распутина совершенно не знали и даже не подозревали, что своим возвышением они обязаны их влиянию. Так именно происходит назначение А. Н. Волжина обер-прокурором Св. Синода и А. Н. Наумова министром земледелия. Правда, удержаться на своих должностях эти лица не могли, так как сойтись с Распутиным определенно не пожелали, а он этого не прощал и принялся уже по собственному почину их всячески дискредитировать. (ldn-knigi; см. А. Н. Наумов "Из уцелевших воспоминаний, 1868-1917" том I и том II, Нью-Йорк 1954г.)
Хвостов, как известно, тоже сравнительно не долго удержался у власти.
Убедившись, что Распутин понемногу перестает соблюдать заключенное с ним соглашение, что влияние его, получившее самую широкую огласку, вызывает все нарастающее общественное негодование и способно привести существующей строй к катастрофе, Хвостов, ничем не смущаясь, задумывает просто насильственно устранить самого Распутина, т. е. прекратить его земное существование. Узнав об этом намерении и, вероятно, сомневаясь в его удачном осуществлении, а также думая лично больше выгадать защищая Распутина, Белецкий раскрывает замысел Хвостова. Немедленным последствием является увольнение Хвостова от должности, причем не избегает опалы и сам Белецкий, также в скорости отставленный от всякой власти. (ldn-knigi, см. на нашей стр. - Генерал А. И. СПИРИДОВИЧ "Великая Война и Февральская Революция 1914 -1917 г.г. книга II, Нью-Йорк 1960)