Гущина Дарья. Дитя магии

   — Не обожгись, — слышу я предупреждение и осторожно дотрагиваюсь до блюдца. Надо же, не исчезает… Аккуратно беру чашку и, подув на кофе, делаю глоток.
   — Блин, а?..
   Я, немного придя в себя, внимательно смотрю на бабушку, чувствуя, что меня начинает распирать от любопытства.
   — А что еще ты умеешь? — спрашиваю я вкрадчиво.
   — А что конкретно тебя интересует? — копируя мои интонации, спрашивает она.
   — Не знаю, — замялась я. — Я ведь, получается, теперь про тебя совсем ничего не знаю…
   — Ты и про себя почти ничего не знаешь, — замечает бабушка, а я, забыв про кофе, настораживаюсь и внимательно смотрю на нее: — В каком смысле?..
   — В прямом, — отвечает она и продолжает рассказ, а я, замерев от изумления, слушаю ее и, с трудом заставляю себя верить ей…
   Мой отец — сильнейший маг, моя мама — могущественная ведьма. Давным-давно известный волшебник по имени Звездочет предсказал, что от их союза родится дитя магии, ребенок, чья невиданная сила будет способна изгнать затаившихся Древних богов во Внутренний мир. А родилась я — человек, без единого намека на волшебный дар.
   — И вот уже двадцать циклов все члены Лиги светил бьются над этой загадкой и не могут понять, что же произошло, — негромко добавляет бабушка, замолчав.
   Молчу и я, рассеянно прислушиваясь к затихающему треску поленьев. Мир вокруг меня застывает, утратив черты реальности, и на мгновение мне опять чудится, что все случившееся — это сон, а рассказ бабушки — плод моей больной фантазии. С каждой минутой я жду, что вот-вот проснусь и все вернется на свои места — я окажусь у себя дома, а ифрит, родительская книга, висящая в воздухе кружка кофе — в моем воображении…
   Самое интересное, что в какой-то момент я действительно просыпаюсь, но, против ожидания, оказываюсь не дома, в постели, а в том самом, бабушкином кресле. Комнату заливают яркие потоки солнечного света, словно давая мне понять, что уже давно пора вставать.
   Потянувшись, я сажусь, уронив на пол плед, которым, видимо, меня ночью заботливо укутала бабушка, и вот тут снова начинаются чудеса. Словно почувствовав, что я проснулась, кресло само двигается с места и едет к двери! Я, громко завизжав от неожиданности, с ногами забираюсь на этот «транспорт» даже боясь предположить, куда он меня доставит.
   А кресло, спокойно миновав самостоятельно распахнувшуюся дверь, деловито поволокло меня в ванную. Можно подумать, дороги я туда не знаю и сама ни за что не доберусь! Однако все мои попытки спрыгнуть с кресла полностью провалились: стоило мне приготовиться к прыжку, как подлокотники мертвой хваткой вцеплялись в мои руки, а этот летающий пират поднялся почти под потолок. Так что пришлось угомониться и терпеливо ждать, пока он притащит меня в пункт назначения.
   Собственно, в ванной оно тоже не собиралось оставлять меня в покое. Едва я почистила зубы и умылась, как кресло, даже не дождавшись, пока я вытрусь полотенцем, снова меня куда-то поволокло. Я громко вопила, неприлично ругалась, угрожала, но оно продолжало путь, не обращая на мои слова никакого внимания. Зато на мои возгласы обратила внимание бабушка.
   — Лекс, не стоит так разоряться, — заметила она, когда кресло доставило меня в столовую, где бабушка терпеливо поджидала меня за накрытым столом. — Оно всего лишь выполняло мои указания.
   Я бросаю на нее сердитый взгляд и бурчу:
   — Можно подумать, сама я не в состоянии…
   — Не дуйся, — улыбается бабушка, — просто я знаю, как долго ты любишь валяться в постели по утрам, а потом плескаться в ванной. Сегодня на это у нас просто нет времени.
   — А в чем дело? — с набитым ртом осведомилась я, активно поглощая омлет с гренками.
   — Сегодня же ты отправляешься к Звездочету и останешься у него в учениках, — спокойно отвечает она, подмигнув кофейнику, который проворно бросился подливать кофе в мою опустевшую кружку.
   — Что?! — вытаращилась я, едва не подавившись недоеденным куском и громко закашлявшись.
   — Что слышала. — Волшебница невозмутимо смотрит на меня, мелкими глотками потягивая свой любимый травяной чай (кофе она на дух не переносила и держала этот напиток на кухне исключительно ради меня).
   Я дожевываю-таки свой несчастный омлет, судорожно сглатываю и грозно смотрю на бабушку.
   — С ним я уже обо всем договорилась, — тем временем неторопливо продолжает она, — все документы готовы, твои вещи я уже собрала, и ты отправляешься сегодня же.
   — Но… — пытаюсь возразить я.
   — Никаких «но»! — безапелляционно заявляет она, а я в очередной раз едва не подавилась, с горя, глотнув горячий кофе, и, обжегшись, выплюнула его прямо на чистую скатерть.
   Стол, совершив невероятный кульбит, проворно увернулся от результата моего гнева, каким-то чудом не уронив при этом ни одной тарелки, а на его место из кухни поспешила половая тряпка. Остудив обожженный язык, я с мрачным видом смотрю на бабушку.
   — Лекси, — снова начинает говорить она, однако я возмущенно прерываю ее, замахав руками:
   — Ни слова больше! Дай хоть поесть по-человечески!
   — Ладно, — кивает бабушка, вставая и направляясь к выходу, — я жду тебя в библиотеке. Не задерживайся.
   Не задерживайся! Нет, ну надо же, а?! Я нарочно медленно принимаюсь разжевывать бутерброд. С каких это пор моей жизнью стали распоряжаться все, кроме меня?! Там я, видите ли, не их круга и ни на что больше права не имею, тут почему-то тоже обязана куда-то топать непонятно зачем!.. Я начинаю яростно намазывать на кусок хлеба масло, раздумывая над тем, что же значили слова бабушки. А не тот ли это Звездочет, который чего-то там предсказал моим родителям?
   — Тот, тот, — раздается откуда-то приглушенный голос ифрита.
   — Тогда с какого перепуга я должна к нему ехать? — осведомилась я, оглядываясь в поисках своего нахального хранителя.
   — Ну, твоей бабушке виднее, — возражает он, и не думая показываться мне на глаза, — и уже в который раз виднее, чем нам с тобой.
   — Это мы еще посмотрим, — воинственно бурчу я, краем глаза замечая появившийся на краю стола странный кувшин: жестяной, низкий, приплюснутый, с длинным носиком и витой ручкой. Кувшин, где, судя, по звукам, и скрывался мой джинн.
   Я рассеянно беру кувшин и начинаю с возрастающим интересом его разглядывать, то дергая за носик, то пытаясь открыть намертво приделанную крышку, чем вызываю бурю протеста со стороны ифрита.
   — Поставь на место! — воет он, пока я бьюсь над крышкой. — Не трогай! Это же уникальный экземпляр! Второго такого нет нигде в мире! Брось, а то уронишь!!!
   — Нет, подожди. — Мне было чертовски любопытно узнать, как эта штука работает и как там может помещаться джинн, поэтому я, оставив без внимания его вытье, азартно доламываю «уникальный экземпляр» и добиваюсь-таки своего — вырванная крышка отлетает в сторону, а из кувшина с воплем вырывается сноп красно-желтого пламени.
   — Ну и сволочь же ты! — стонет мой хранитель, принимая свой обычный вид, и горестно разглядывает безнадежно испорченный кувшин, — Ты хоть знаешь, что держишь в руках?! Это же древняя лампа работы самого Элла Длиннорукого! Пятьсот первый цикл от времен правления Ария Великолепного!
   — Ну и что? — наивно вопрошаю я.
   — Невежда! — Возмущению моего джинна нет предела, а в его черных глазах светится искреннее презрение к моей никчемной персоне. — Да что ты в этом понимаешь?!
   — Ничего, — пожимаю плечами я, вставая. — Кстати, а как этот уникальный экземпляр оказался у тебя?
   — Не твое дело, — обиженно и, как мне показалось, несколько смущенно бурчит ифрит.
   — Спер, — сразу же догадываюсь я, выходя из столовой и поднимаясь по лестнице.
   — Спер?! — обижается он. — И ничего подобного! Я его просто одолжил! На время…
   — Ну да, — хмыкнула я, — мой хранитель — злостный вор. Всю жизнь о таком мечтала.
   — Зато меня ни разу не поймали, — не растерялся джинн. — Так что твое обвинение не основывается ни на чем, кроме догадок.
   — Да ты сам только что все подтвердил! — рассмеялась я.
   — Э-э-э… Да ну тебя. — Ифрит, загнанный в угол, расстраивается и демонстративно замолкает, а я, ухмыльнувшись, захожу в библиотеку, где меня поджидает бабушка.
   Она сидит за большим столом («Венианское дерево, работа Кое Беззубого, пятый цикл правления Зета Восьмого!» — восторженно ухнул мой ифрит) и листает какую-то папку. Когда я зашла, бабушка предложила мне сесть напротив нее в старинное мягкое кресло («Ультрамариновое дерево с островов Либоре, работа Дика Бродячего, десятый цикл со времен свержения династии Гой, — спешит доложить мне джинн. — Бешеных денег стоит!»), затем подняла на меня глаза и попросила подождать пару минут. И пока она разбиралась с документами, я шепотом велела своему хранителю заткнуться и опознавать редкие экземпляры про себя. Ифрит надулся и, удрав от меня, полетел на экскурсию, бормоча себе под нос имена мастеров и циклы изготовления.
   Наконец, волшебница, пробормотав что-то угрожающее по адресу какого-то негодяя, откладывает в сторону бумаги и снисходит до меня.
   — Мы остановились на том, что ты меня собираешься куда-то послать, — любезно напоминаю я.
   — Да, знаю, — кивает она. — Всю прошлую ночь я не сомкнула глаз и кое-что поняла. Раз ты смогла самостоятельно, без посторонней помощи призвать своего хранителя, значит, кое-какие способности в тебе все же дремлют, просто надо суметь их распознать и разбудить. И для этого тебе нужно отправится к Звездочету — он, конечно, нелюдим и мрачноват, но сумеет научить колдовать даже камни.
   — А ты? — с надеждой спрашиваю я.
   — Нет, солнце мое, у меня нет права учить магии, — грустно улыбается бабушка. — Это не так-то просто заслужить.
   — Но почему именно к нему? — продолжаю настырно допытываться я, заподозрив, что бабуля от меня что-то скрывает.
   — Гм… — Волшебница замялась, не зная, говорить мне или нет, когда в разговор нахально встревает джинн.
   — Потому что он сделает из тебя приличную ведьму, — насмешливо замечает хранитель. — Строгая дисциплина, максимум зубрежки, минимум свободного времени, куча книг и никаких конных прогулок.
   — Что?! — взвилась я. — Не поеду!!!
   — Не слушай его, — вмешивается бабушка. — Прогулки тебе никто запрещать не будет, но в остальном твой хранитель прав: он-то точно сумеет вдолбить в тебя хоть какие-то знания. А, кроме того, в конце учебы Звездочет по традиции составляет на ученика Карту жизни с подробным разбором прошлого, предсказанием будущего и описанием силы и способностей. Может, хоть это несколько прояснит твою дальнейшую судьбу.
   — Сидеть в каменной клетке… — уныло бормочу себе под нос, — зубрить всякую гадость…
   — Нет, не совсем так. Точнее, совсем не так. Учиться терпению и трудолюбию, набираться знаний, которые помогут тебе в дальнейшем, — наставительно предрекает волшебница. — Поверь, все не так уж плохо, и нечего делать из этого трагедию всей жизни.
   Я обреченно смотрю на бабушку и читаю в ее строгих синих глазах свой приговор. Все, кончилась моя свободная жизнь веселой вольной птички. Пора взрослеть.
   — Чего делать-то надо? — уныло спрашиваю я.
   — Во-первых, доехать, — принимается объяснять она и взмахом руки разворачивает передо мной большую карту. — Замок Звездочета находится к северу от нас, у подножия Облачных гор.
   — Далековато! — дружно присвистнули мы с ифритом.
   — Ничего, доберетесь, — успокаивает нас бабушка, — пара недель — и вы на месте. Путь до гор проходит через шесть городов и восемь небольших деревень (на карте точками зажглись населенные пункты), так что ночевать под открытым небом тебе не придется, а денег на дорогу я тебе дам. Далее. Оповещающее письмо Звездочету я уже отправила, так что он будет тебя ждать. Как приедешь, покажешь ему эту бумагу, — на мои колени опускается серебристый лист, исписанный черными чернилами и скрепленный той самой печатью, которую я видела на родительской книге заклинаний. — А потом начнется самое сложное — экзамен.
   — Какой еще экзамен? — пугаюсь я.
   — Проверочный, — хладнокровно поясняет бабушка. — Звездочет прогонит тебя по всем нужным ему предметам. Иначе как он поймет, сгодишься ты в ученики или нет?
   Тут уж я окончательно приуныла, совсем некстати припомнив свои многочисленные прогулы, сорванные уроки и скандалы с преподавателями. Угу. Кажется, я попадаю…
   — Это будет весело, — с ухмылкой замечает джинн, никак не отреагировав на мой убийственный взгляд.
   — Надеюсь, ты не посрамишь мое имя, — строго добавляет волшебница. — Я приложила много сил, дабы уговорить Звездочета принять тебя, так что изволь потрудиться. У тебя будет две недели на подготовку. Пожалуй, с собой в дорогу я дам тебе несколько книг.
   Она прошлась вдоль шкафов, что-то бормоча себе под нос и вынимая оттуда книги, которые сами собой аккуратной стопкой складывались на столе. С каждой книгой я кисла все больше и больше, и когда после десятой бабушка повернулась ко мне, заметив, что этого «пока» хватит, я перевела дух. Не подумайте, я любила читать, но только с одним условием — книга должна меня интересовать, а ни «Грамматика древнеарийского языка», ни тем более «История развития древологии» к этому ну никак не относились…
   — Я постараюсь тебя навещать, — заметив мое состояние, смягчается волшебница, — хоть Звездочет это и не приветствует. И с твоими родителями поговорю…
   — Нет! — встрепенулась я. — Не надо!
   — Неужели ты так никогда и не сможешь простить их? — тихо спрашивает она, внимательно посмотрев мне в глаза.
   — Не знаю! — мрачно отрезала я. — То, что они от меня все скрывали — это я понять могу. Меня взбесило совсем другое — то, что они отказались принять меня, человека, в своей треклятый круг.
   — Это пройдет, — попыталась успокоить меня бабушка.
   — У них — может быть, у меня — не знаю, — покачала головой я.
   — Время рассудит, — подытоживает джинн, спикировав на мое плечо.
   — Действительно, — кивает она. — Бери книги и пошли вниз.
   Пока мы спускались по лестнице, я прощальным взглядом окидывала каждую дверь, каждый темный закоулок, каждую картину, каждый подсвечник, молча прощаясь с родным замком на неопределенный срок. Кстати, а почему неопределенный?
   — Бабушка, а, сколько мне предстоит там прожить? — тихо спрашиваю я.
   — Если не будешь увиливать от учебы, то полтора цикла, — прямо отвечает она.
   Сколько?! Полтора цикла?! С ума сойти!
   — Это только для получения степени ученика чародея, — добавляет волшебница, — а если ты захочешь пойти выше и получить магическую степень, то и больше.
   — Что за степени? — не упустила случая полюбопытствовать я.
   — О, их много, так что давай не будем в это углубляться, — отмахнулась она. — Ты для начала хотя бы звание ученика защити, а там посмотрим.
   — Не поняла?! Меня что, считают непроходимой тупицей, не способной даже на такую мелочь, как получение первой ученой степени?!
   Я была возмущена до глубины души! Не надейтесь! И не дождетесь! Из кожи вон вылезу, но поступлю к Звездочету и непременно получу Карту жизни!
   — Ишь ты, чего захотела! — ухмыляется джинн. — Думаешь, это так же просто, как залезть на Дуб-прародитель? Не выйдет, милая, потому что шевелить мозгами всегда труднее, чем мышцами.
   — Посмотрим, — бурчу я.
   — Посмотрим, — спокойно отзывается мой хранитель.
   Мы выходим во двор, где меня уже поджидает, переминаясь с ноги на ногу, мой верный Ветер. Теперь-то я знаю, каким образом бабушка за одну ночь вылечила его… Пока я обхожу коня со всех сторон, проверяя надежность ремней и креплений, мимоходом шаря по походным сумкам, бабушка привязывает к седлу сверток с книгами, после чего вручает мне еще один конверт.
   — Спрячь это подальше и при въезде на постоялый двор показывай письмо управляющему, — наставляет она. — Это право на бесплатный ночлег, ужин и завтрак. На постоялых дворах подолгу не задерживайся. Молодой симпатичной девушке опасно путешествовать одной.
   — Но я смогу за себя постоять! — возмущаюсь я.
   — Ага, сможешь, если это будет один-два бандита, а если шайка? — резонно замечает бабушка. — Поэтому много денег я тебе тоже не дам, только необходимую сумму. И вот еще что — никаких ночных путешествий!
   — Постарайся добираться до ночлега к восходу Двойной луны. И никаких безумных поступков, слышишь?
   — Слышу, — бодро отвечаю я: несмотря на удручающее обстоятельство, поджидающее меня в конце пути, две недели самостоятельной вольной жизни и путешествий будоражили душу, пробуждая тихо дремавший доныне дух нездорового авантюризма.
   — Ифрит, — обращается она к хранителю, — я очень надеюсь, что ты присмотришь за ней как следует!
   — Будет сделано! — докладывает джинн, на всякий случай строго посмотрев на меня.
   — Ну, в путь, — бабушка крепко обнимает меня на прощание, — и да благословят тебя светлые звезды…
   Что-то вздрагивает и сжимается у меня в груди при мысли о том, что я нескоро увижу ее родное светлое лицо. И только сейчас до меня доходит то, что возврата в прежнюю жизнь уже нет. Больше не будет ночных побегов из окна, теплых встреч с городскими друзьями на концертах и полуночных ярмарках, долгих прогулок по лесу и легкой бесшабашной жизни под крылышком у родителей… Мне придется самой заботиться о себе и самой отвечать за себя. Как нескоро я теперь увижусь со всеми и… с Максом. А вдруг он приедет на каникулы, а меня здесь уже нет?..
   — Я обязательно все ему расскажу, — тихо вмешивается в поток моих мыслей бабушка, — Не волнуйся.
   — Да, пожалуйся, — прошу я, еще раз обнимая ее и взбираясь в седло, — до встречи.
   — До встречи, моя милая, — прощается она, мимолетно смахивая прозрачную слезинку.
   Ветер, словно почувствовав свободу, резво устремляется по дороге, указанной бабушкой. Но на холме я останавливаю его, чтобы еще раз взглянуть на старинный, увитый плющом замок, спрятанный в самом сердце леса, и маленькую светлую фигурку, замершую на поляне с поднятой в жесте прощания рукой. Пока, бабуля, обещаюсь не опозорить тебя и вытрясти из Звездочета титул ученика. Так что не переживай!
   — Ифрит, ты запомнил дорогу?
   — Разумеется, — каким-то чересчур серьезным голосом отвечает он, и тихо добавляет: — Я еще никогда так далеко не уходил от родового поместья… Не думал, что это будет так тяжело…
   — Не переживай, — пытаюсь утешить его я. — Ведь я с тобой!
   — Вот это меня больше всего и беспокоит, — с сарказмом замечает джинн.

ГЛАВА 3
Беспокойная ночь

   — Лекс, не выпендривайся, ешь, — увещевал меня ифрит, пока я с явным отвращением ковыряла вилкой остывшие котлеты.
   Я кинула на него мрачный взгляд, попробовала пожевать один маленький кусочек, но тотчас же тихонько выплюнула его, так и не проглотив.
   — Фу, какая гадость! — сморщилась я, отодвигая тарелку.
   — Чтоб тебя черти съели, избалованная девчонка, — пробормотал раздосадованный хранитель. — Ну что тебя здесь не устраивает, а?
   — Мясо, — бурчу я, — я ненавижу мясо!
   — Нет, вы только посмотрите на нее! — простонал он. — Мясо она ненавидит, видите ли! Ну а раз нету здесь ничего другого, так что, ты с голоду пухнуть будешь, да?
   — Буду! — гордо вздернула подбородок я. — Буду, только убери от меня это ужасное мясо!
   — А ну ешь, я сказал! — потеряв последнее терпение, рявкнул джинн, грохнув кулаком по столу так, что вся стоящая на нем посуда с жалобным звоном посыпалась на пол.
   Сидящий за соседними столиками народ дружно изменился в лице и вытаращился на меня. Ну да, для них-то посуда вдруг сама по себе подпрыгнула в воздухе… Я сладко улыбнулась уставившимся на меня вытянутым физиономиям и сквозь зубы прошипела притихшему ифриту:
   — Угомонись-ка, солнце мое. Разошелся тут. Лучше пойди и поищи что-нибудь путное поесть.
   — Что, например? — угрюмо поинтересовался он.
   — Все, что найдешь, но только не животного происхождения.
   — Слушаюсь, — уныло возвестил хранитель, испарившись, а я, вытянув ноги, принялась с рассеянным видом таращиться куда-то в сторону.
   За десять дней пути я уже успела всякого насмотреться, в том числе и на завсегдатаев постоялых дворов подобного типа, которые (в смысле, люди) являли собой некую серую безликую массу, деловито снующую по делам и выклянчивающую у управляющих скидку на ночлег или обед. Хотя и среди них встречались весьма примечательные личности, за которыми я наблюдала с любопытством. Все-таки почти всю свою сознательную жизнь я провела в окрестностях родового поместья, и чужие нравы и обычаи были для меня в диковинку. Например, молча есть. Собьется в кучу, большое семейство и поглощает себе ужин, и даже приятного аппетита друг другу не пожелают. Мы вот за едой всегда что-нибудь обсуждали…
   Мои размышления прервал чей-то гневный вопль:
   — Где мой рис?!
   Я усмехнулась: джинн взялся за дело. Бедняга, я его за эти дни совсем загоняла. Но кто же виноват, что по бабушкиному письму мне выдавали исключительно дежурное блюдо, в которое непременно входило что-нибудь мясное? Мясо я тихонько выкидывала, а хранителя посылала за чем-нибудь другим. Он ворчал, рычал, вопил, но я ничего не могла с собой поделать. С детства ненавижу мясо. Я выросла в лесу, среди зверюшек и птичек, и просто не могла себе представить, как таких чудесных милых созданий можно поедать! Для меня это было сродни людоедству. А самый сильный шок в связи с этим пережила тогда, когда однажды папа взял меня на охоту. Кода я увидела несчастного загнанного олененка, окруженного злобными собаками, у меня случилась сильнейшая истерика и я рыдала до тех пор, пока зверюшку не отпустили в лес, а папа клятвенно не пообещал мне, что не только сам перестанет охотиться, но и другим запретит.
   — Держи, чудовище. — Ифрит, воровато оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами никто не наблюдает, опустил на стол поднос, на котором стояла чашка с дымящимся рисом и тарелка салата.
   — Спасибо, ты настоящий друг, — с чувством поблагодарила я, принимаясь за еду.
   — Да ладно, чего уж там, — буркнул он, как-то странно наблюдая за тем, как я активно поглощаю еду, и добавил: — Подкормить бы тебя надо, а то совсем в дороге отощала.
   Я едва не поперхнулась салатом, прыснув:
   — Кто?! Я?! Да я всю жизнь такой была!
   — Родителей твоих пороть надо! — авторитетно заявил хранитель, неодобрительно качая головой. — Заморили ребенка голодом!
   Меня начал разбирать смех. Фыркнув пару раз, я низко склонилась над тарелками, чтобы не обижать заботливого джинна, а он продолжал ворчать себе под нос все время, пока я заканчивала ужинать.
   — Кстати, Лекс, — вдруг перешел на серьезный тон ифрит, — ты не находишь, что вон тот тип за противоположным столиком за тобой наблюдает?
   — Гм? — удивилась я, замерев с поднятой кружкой. — Кто?
   — Во-о-он в том темном углу, — показал мой хранитель на какого-то странного человека, который сидел в дальнем углу зала. — Да нет в том, в правом. И не надо так таращиться на него! Хочешь, чтобы он обо всем догадался?
   Я поспешно приняла ничем не заинтересованный вид и рассеянно осмотрелась по сторонам. Точно. Наблюдает. Физиономию разглядеть, как ни пыталась, не смогла, зато почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Собственно место, откуда на меня так настырно пялились, было полностью скрыто тенью, так что не видно было даже столика.
   Я задумчиво отпила кофе. Бабушка, что ли, решила меня подстраховать и послала какого-нибудь слугу? Да нет, зачем ей это? Ладно бы один день проследить, но все остальные?.. Это просто глупо, а моя бабуля была женщиной мудрой. Тогда кто? Я терялась в догадках.
   — Странный товарищ, — заметил джинн, — готов побиться об заклад, что я его уже где-то встречал.
   Я едва не поперхнулась. Вспомнила! Два последних дня меня повсюду преследовали глюки — мне казалось, что за нами кто-то едет, а позавчера один довольно странный тип зашел на постоялый двор следом за мной. Я еще внимание на него обратила, потому как он очень выделялся из толпы: на постоялых дворах собирался народ простой, открытый, а этот, едва успел зайти, так сразу прошмыгнул за такой вот темный столик, даже не снимая шляпы и не опуская воротника длинного черного плаща.
   — Как думаешь, это не бабушкины проделки? — осведомилась я у своего хранителя.
   — Вряд ли, — хмыкнул он, — я же с тобой, а мне она доверяет. Нет, что-то тут нечисто…
   — Ладно, ну его, — встала из-за стола я, — утро вечера мудренее. Не знаю, как ты, а я хочу спать.
   — А я бы на твоем месте поступил по-другому, — с осуждением заметил ифрит.
   — Вот и поступай, — посоветовала я. — А мне сейчас катастрофически нужен отдых.
   Я демонстративно зевнула и, обогнув столик, не спеша, отправилась наверх, чувствуя, как таинственный взгляд буквально буравит мой затылок. Хранитель, пробормотав что-то про разведку боем, заявил, чтобы я двигала спать, а он пока побудет здесь и покараулит того типа.
   Поднимаясь, я пожелала спокойной ночи «случайно» оказавшемуся в этот момент на лестнице хозяину постоялого двора и, увильнув от разговора, насколько мне понравился ужин, поспешила в свою комнату.
   На постоялых дворах все комнаты были стандартными. Кровать, столик, кресло, шкаф, ковер и две двери, кроме входной, — одна в ванную комнату, вторая на балкон. Зайдя к себе, я первым делом настежь распахнула окно, впустив в душную спальню прохладный сумрак южной ночи, а потом занялась сумками. Любимое занятие по вечерам, угу. Мой ифрит, отвечавший за сохранность имущества, имел отвратительную привычку с утра пораньше, с восходом Светлой звезды, начинать лазить по сумкам в поисках возможной пропажи, а приводить все в порядок после него было сущим наказанием, не говоря уже о том, что он совершенно не давал мне спать.