Страница:
Будь милостив Пёс Дорог к тому, кто ехал впереди нас на санях, облегчая дорогу.
Мэйо, плетясь за мной, клевал носом на ходу, того и гляди отстанет, свалится в сугроб и заснет там.
– Иди вперед.
– Зачем? – вскинулся Мэйо.
– Чтобы не искать тебя потом по сугробам.
Мальчик послушно пошел впереди.
– Переставляй ноги живее.
– Я спать хочу, – пожаловался Мэйо.
– Что же ты ночью не спал?
– Я за тебя волновался! – возмутился мальчик.
– Ну вот видишь, сам виноват.
– Чиа, ты мне так и не рассказала, что там произошло.
– Какой наглый ученик.
Мэйо быстро притих, даже шагать начал быстрее.
А я раздумывала, в роли кого бы нам предстать, а то меня, кажется, знает каждый второй, кто когда-нибудь наведывался в столицу. Да и денег где бы раздобыть, а то тех, что есть у нас, надолго в Кумшу не хватит. Кумшу город торговый, там люди богатые, а значит и цены на все куда выше немаленьких столичных. Когда я сначала собиралась туда, хотела зарабатывать танцами, но теперь свободной мне оставаться только до первого танца. Подумав-подумав, я придумала одну интересную вещь.
– Мэйо, а ты какие-нибудь фокусы знаешь?
Мальчик покачал головой, глядя на меня ясными глазами.
– Ну ничего, я тебя научу. А песни?
–Песни знаю. Даже отцу нравилось, как я пою.
– Ну-ка спой.
Мэйо, чистым, хрустальным голоском затянул разухабистую кабацкую песню.
– Хорошо. Годится. Только это ты петь не будешь.
– Что ты придумала?
– Мы с тобой будем изображать ученую горную львицу и ее хозяина.
Мэйо только рот открыл.
Всю дорогу до Кумшу мы репетировали. Я заставляла мальчика заучивать новые песни: старинные героические баллады, несколько легких модных песенок.
Мы придумывали разные номера, где Мэйо отдавал мне приказы, а я старательно, а иногда не очень (надо же и развлекать зрителей), выполняла их. Я учила мальчика жонглировать яблоками, ножами и зажженными ветками. Даже в императорском замке не отказались бы посмотреть наше представление. Надеюсь, и торговый люд мы удивим.
Чем ближе к Кумшу, тем все более накатанной становилась дорога, а вскоре мы уже ехали на повозке одного из купцов, решившего быть добрым и подвезти мальчишку с большой черной кошкой.
За что в Кумшу не брали деньги, так это за въезд. Так что здесь нам удалось сэкономить. Стражник у ворот посоветовал Мэйо самый недорогой гостиный дом, в котором мы и сняли комнату на три дня, отдав хозяину за постой все сбережения. Он долго не хотел пускать в дом дикого зверя, мне даже пришлось показать несколько фокусов, доказав свою полную прирученность.
Когда мы остались одни, Мэйо устало присел на кровать и сжал в кулаке пустой кошелек.
– А на что же мы купим поесть?
Я подошла и ободряюще ткнулась носом ему в колено.
Утром следующего дня мы затемно выбрались из гостиного дома и направились к торговой площади. Хороших мест в центре было не занять, за них просто нечем заплатить, но вот обосноваться с краешку, рядом с каким-нибудь переулком, нам препятствовать никто не станет.
Мэйо расстелил захваченную с собой циновку на мостовой, достал из сумки яблоки, незажженные факелы и несколько колец, сплетенных из гибких ивовых ветвей.
Люди суетливо шли мимо, не обращая внимания на мальчишку, кто-нибудь изредка бросал любопытные взгляды на меня, но ручные горные львы в Империи не редкость, и прохожие шли дальше.
Мэйо еще раз все тщательно переложил, потом еще раз. Над Кумшу всходило солнце, тушили фонари, народу на площади прибавлялось, кое-где уже начинали свои представления наши конкуренты.
Мальчик жалобно посмотрел на меня и прошептал:
– Чиа, не могу…
Словами я подбодрить не могла, оставалось только лизнуть в нос.
Против воли Мэйо улыбнулся, утер лицо и, зажмурившись, звонким голоском завопил заученные слова:
– А вот дикая кошка! Разные фокусы умеет делать немножко! И спеть! И сплясать! И монеты сосчитать!
Кто-то заинтересованно остановился. Я быстро, чтобы не упустить внимания, встала на задние лапы, сделала несколько шагов, опустилась на все четыре, хвостом стегнув Мэйо по ногам. Мальчик отмер, посмотрел на зрителей, взял кольца, хоть руки у него и дрожали.
Мы делали все, что задумали, а после того, как на циновку упали первые монеты, Мэйо вошел во вкус. Мне и в самом деле пришлось и петь, и танцевать, и мяукать, отсчитывая разложенные в рядок монеты. А еще пройтись вдоль ряда зрителей, коих скопилось немало, с шапкой Мэйо в зубах, собирая деньги. Упитанный мужчина в расшитой золотыми нитями алой тиске милостиво похлопал меня по голове, опуская в шапку целый золотой шерл. До чего же опустилась ты, Блистательная.
Когда все закончилось и усталый Мэйо, успевший и сам навыступаться, убирал все в сумку, тот самый человек в алой тиске подошел к нему.
– Ты здорово выдрессировал свою кошку.
– Спасибо, господин, но Чернушку дрессировал мой отец.
– А где же он сам?
– Отец давно умер. Я путешествую с сестрой.
– Отчего же она не выступала с вами?
– Она не умеет ни петь, ни жонглировать, да и Чернушка ее не слушает. Она ждет нас в гостинице.
– Это хорошо, что ты не один путешествуешь. Мне очень понравилось твое представление, и я хотел бы, чтобы ты завтра выступил у меня дома со своей Чернушкой. Хочу порадовать жену и детей.
– Я… Мне надо посоветоваться с сестрой.
– Хорошо. Не думаю, чтобы она была против. Я щедро заплачу. Пусть и она с тобой приходит. Если надумаешь, видишь вон тот дом с белой крышей, я предупрежу слуг о твоем приходе. Меня зовут господин Акшен.
Я ткнула носом Мэйо под колено.
– Спасибо, господин. А насколько щедро?
– Сколько ты там заработал? Не больше пятидесяти шерлов? Я заплачу пятьдесят, а если очень понравишься, могу и накинуть.
Мэйо, приободренный еще одним тычком, низко поклонился, когда он распрямился, господин Акшен уже растворился в толпе.
В гостином доме мы подсчитали заработок за день – получилось тридцать четыре шерла и треть шерла мелочи. Совсем неплохо!
– Чиа, как ты думаешь, нам следует выступать у этого господина? Или нам хватит денег?
Подойдя к окну, я, подцепив когтями занавески, задвинула их, прислушалась к происходящему в коридоре. Никого. И, преобразившись ровно настолько, чтобы говорить по-человечески, обрушилась на ученика.
– Я же предупреждала тебя, чтобы ты не называл меня Чиа! А ты и на площади ляпнул и здесь! Где ты проболтаешься в следующий раз?!
Мальчик сник.
– Я же тихонько.
– У тех, кто может нас искать, острый слух!
Мэйо опустил голову и вдруг начал всхлипывать.
– Прости, я больше не буду.
Растерявшись, я не знала, что делать, но он постепенно успокоился сам.
– Ладно. Что уж теперь. Да, мы неплохо заработали, но этих денег хватит дней на десять, не больше. Так что придется, пожалуй, идти к этому Акшену. Он показался мне порядочным человеком.
– А чего он так расспрашивал про отца, про сестру?
– Не знаю. Но он не пригласил бы тебя придти с сестрой, если бы хотел заманить в ловушку. Я думаю, стоит идти. Это сегодня мы столько собрали, завтра зрелище может приесться, и нам не дадут ни медяка. Вместе с деньгами, что мы заработаем у Акшена, получится кругленькая сумма.
В коридоре послышались шаги. Мы притихли, глядя друг на друга. В дверь тихо постучали. Я быстро преобразилась в кошку.
– Кто там? – спросил Мэйо.
– Это хозяин, юный господин. Не желаете ли, чтобы вам и вашей зверюшке принесли еды?
Старый хитрец разузнал, что мы заработали денег, и решил помочь нам их потратить.
Я посмотрела на невольно сглотнувшего слюну Мэйо и кивнула мальчику.
– Да, желаю.
Несмотря на свою хитрость, хозяин нисколько не набавил, когда просил плату за лепешки, изюм, молоко, половинку жареного цыпленка и кусок сырой говядины.
Мэйо, уминавший курицу с лепешками с отвращением посмотрел на меня.
– И тебе не противно есть сырое мясо?
Я только фыркнула, придерживая сочный шмат лапой и с наслаждением вгрызаясь в него.
– Да, господин предупреждал о твоем приходе, – он завел нас внутрь. – Подожди здесь, я сообщу господину.
Нам достаточно долго пришлось томиться на циновке у входной двери, пока нашли господина Акшена, собрали всех его домочадцев и приготовили комнату для представления.
Дом Акшена был богатым не только снаружи, но и внутри. Богатство и роскошь торчали изо всех щелей, будто ничем иным: ни знатностью рода, ни деяниями предков, ни собственной славой – господин Акшен похвастаться не мог.
В большой комнате на стульях и скамьях восседали члены семьи этого господина. Лица всех женщин, даже маленьких девочек, как положено в знатных домах, скрывали темные вуали. Хотя на самом деле женщина должна носить вуаль только вне собственного дома. Исключение – мелхайя, наследница рода или клана, ей вуаль совсем не нужна, она и женщиной вовсе как бы не считается, ну и женщины – главы родов и кланов. А вот горожанкам и крестьянкам лица скрывать не разрешалось. Но, видимо, Акшену хотелось, чтобы у него все было как в самых знатных домах. Дети и жена, дородная темноволосая женщина, были обряжены в дорогие тончайшие шелка и мягкий андский бархат, в их одежде звездами сияли драгоценности. За блистательным семейством притулились любопытствующие слуги. Их никто не гнал.
Для нас расстелили широкий ковер с толстым ворсом, и Мэйо, преодолев робость пред всем этим блеском, принялся раскладывать наши нехитрые принадлежности.
– А кыса не укусит? – спросил, нарушив тишину, маленький мальчик на коленях у супруги Акшена.
Мэйо вздрогнул от неожиданности.
– Нет, Чернушка не кусается. Она очень добрая. А сейчас мы вам покажем все, что умеем!
Семейство Акшена, да и сам господин, были в восторге. Напоследок мне еще и младших Акшенов, облепивших меня, как репьи, пришлось покатать на спине. Самый младший стоял рядом с отцом, дергал его за полу кафтана и жалобно просил оставить чудесную кысу дома.
Мэйо это сильно испугало, и он быстро засобирался.
– А может и в самом деле? – спросил Акшен, поглаживая меня за ушами.
Мальчик испуганно покачал головой, прижавшись ко мне, чувствовалось, что ему хочется оказаться как можно дальше отсюда.
– Ну что же… Жаль. Вот, – он протянул Мэйо кошелек, судя по виду там было явно больше пятидесяти шерлов.
– Спасибо! – Мэйо поспешно откланялся.
Из глубины дома доносился рев насильно уносимого от меня младшего Акшена.
Мэйо шел чуть ли не в припрыжку, его не пугали ни темные улицы, ни подозрительные тени в переулках. Заботиться о безопасности мальчишка представил мне.
– Сколько денег! – оказавшись в комнате, Мэйо первым делом развязал кошелек. Новенькие монетки, размером с ноготь большого пальца, переливались теплым желтым светом. Золото. Восемьдесят золотых шерлов.
Пересчитав, Мэйо торопливо прибрал деньги обратно в кошелек и спрятал его в сумку.
– А что мы будем делать теперь?
Я полупреобразилась.
– Отвернись.
Мальчик послушно отвернулся.
Полностью преобразившись в человека, я завернулась в одеяло.
– Можешь поворачиваться. Теперь нам кое-что нужно купить и переселиться отсюда куда-нибудь подальше, туда, где тебя никто не узнает.
– Зачем? – удивился Мэйо.
– Не все же время мне оставаться кошкой. Кошачий облик связывает мне руки. Завтра возьмешь той мелочи, что мы нам набросали на площади, пойдешь к травнику, купишь то, что я скажу.
Как только за слугой захлопнулась дверь, я приняла человеческий облик и начала разбирать покупки Мэйо. Отлично, есть все, что нужно.
– Травник очень удивлялся такому выбору, – сказал Мальчик с кровати, внимательно наблюдая за мной.
– Пусть удивляется. Все равно ему ни о чем не догадаться, – я смочила тряпицу в бесцветной жидкости и принялась тереть татуировку над правой бровью. Кожу защипало. Распухнет, но ничего, потерпим. Закончив с татуировкой, я высыпала в одну из мисок пылеобразный порошок из пакетика, что принес Мэйо, добавила воды, размешав все до однообразной кашицы, потом туда же положила густой темно-зеленой смолы и сметаны.
Мальчик наблюдал, как я мажу получившейся смесью на две трети укороченные волосы, не остались без внимания брови и ресницы. Через некоторое время я вымыла волосы, и тщательно втерла в них желтовато-коричневый густой настой. По комнате поплыл запах горечи.
– Зачем ты это делаешь? – не выдержал, наконец, Мэйо.
– Высохну, узнаешь.
Когда волосы высохли, я больше не напоминала чистокровную виларку, так, полукровку разве что. Все решат, что благородную кровь во мне разбавили тил-мерской или аднской. Волосы стали желтовато-рыжими, жесткими и прямыми, тот же оттенок приобрели брови и ресницы, в напоминание о кошке на лбу остался только красный след, который исчезнет к утру.
– Вот это да! Теперь тебя и не узнать, – Мэйо посмотрел на просвет рыжые пряди.
– Хорошо бы и тебя порыжить, а то никто не поверит, что ты мой брат.
Мальчик от такого предложения даже отшатнулся и яростно замотал головой.
– Я же могу быть и твоим сводным братом!
– Ну как скажешь, а то смотри, травы у меня еще остались.
Покидали гостиницу мы по-разному: я через окно, а Мэйо через дверь. Преображаться мне сейчас нельзя, а то вся моя маскировка просто-напросто исчезнет: волосы и брови примут изначальный вид. Мальчик объяснил хозяину, на вопрос о том, где же кошка, что он вчера поздно вечером ее продал. Хозяин удивился, но ничего не сказал. А мы, встретившись за углом, направились в противоположный конец города, туда, где было больше вероятности, что никто не узнает Мэйо.
Никто не хотел пропустить такого зрелища, как императорские скачки.
В прошлый раз победил тил-мерец, чем Император был очень недоволен. В этот раз наездники уделяли тренировкам куда больше времени, опасаясь императорского гнева.
Зрители уже заняли свои места, а Император как всегда задерживался, считая, ниже своего достоинства приходить вовремя. Подданные должны ждать его, а не он подданных. Но вот, наконец, трубы возвестили прибытие первого лица. Император разместился в своей ложе, и на скаковое поле начали выводить лошадей, попона каждой несла на себе цвета владельца скакуна.
Первыми вели трех красавцев из императорских конюшен. Горячие скакуны стригли ушами и вставали на дыбы от приветственных криков.
– Ну как, Тайри?! – Император обернулся к сидевшему слева от него мощного телосложения мужчине с длинными густыми рыжеватыми волосами, собранными в хвост на затылке. – Сегодня я сумел тебя перещеголять?
– Несомненно, ваше императорское величество. В этот раз вы решили сделать ставку на лошадей тил-мерских кровей? – темно-карие глаза императорского собеседника смеялись.
– Да, – Император довольно улыбнулся. – А то мне надоело, что эти рыжие[14] все время побеждают. Так почему бы моим наездникам не побеждать на их лошадях?
Действительно, все остальные лошади уступали императорским скакунам статью. Пока на поле не вывели белоснежного жеребца в зеленой попоне, по бокам которой красовались янтарные кони.
Император резко привстал, вскинув брови.
Горячий скакун, слыша ропот зрителей, артачился, выгибал лебединую шею, чуть ли не поднимал двоих конюхов на поводьях.
– Что это? – Император с гневом обернулся к главе клана Тайри.
– Скакун, ваше императорское величество. Хорошо, правда? Выращен на виларских землях.
– Надеюсь, это не один из твоих родственников? – хмыкнул Император. – Где ты только прятал такое сокровище? – слова Тайри о том, что конь выращен в Империи, заметно его смягчили – появилась возможность утереть нос соседям.
– Я его не скрывал. Баргаш рос на пастбищах Тайри вместе с другими скакунами.
– Что ты делаешь с ним после победы? – с алчным блеском в глазах поинтересовался Император.
– Посвящу Маргш. Только ей пристало ездить на белых конях.
Император закусил губу. Значит, конь ему не достанется, нельзя отнимать жертву у богини, тем более у самой богини смерти.
Глашатаи протрубили начало скачек, лошади остановились у натянутой веревки…
Военный министр Империи отчего-то вдруг пожелал поговорить со смотрителем свечей императорских покоев. Это многих бы заинтересовало, если бы хоть кто-нибудь видел, как неприметный старик скользнул в ложу министра, где, кроме того, никого больше не было. Гость плотно прикрыл дверь, чтобы ничье случайное ухо не уловило ни слова. И внимательные глаза военного министра впились в собеседника.
– Какие новости?
Глава воинов скай-линь хихикнул, вспомнив, что другой его собеседник недавно спрашивал о том же и интересовался тем же.
– Какие новости интересуют господина? У меня их много, разных.
В синих глазах министра вспыхнул гнев, породистое лицо исказилось.
– Ты знаешь, что меня интересует!
– Откуда же я могу знать, господин. Я обычный человек, а не огненноглазый шэнт и мысли читать не умею.
Военный министр с трудом справился с собой – не стоило забывать, кто этот хлипкий старик с жидкой бороденкой, заплетенной в косу.
– Есть какие-нибудь новости о девчонке?
– Господин, тот человек, которому вы доверили это дело, очень опытен, но времени прошло слишком мало…
О ярости военного министра ходили легенды, она принесла ему многие победы на поле брани. Не смог он ее укротить и сейчас, вцепившись в плечо скай-линя. Но тот не сделал ни малейшей попытки высвободиться, даже выражение кротких глаз не поменялось, а министру показалось, что он ухватился за металл, а не за человеческую плоть.
– Войска Адна стоят у наших границ! – капельки слюны летели прямо в лицо старику. – Они ждут только одного – открытия перехода! А эта девчонка – ключ к нему! Наверняка аднские шпионы сейчас тоже разыскивают ее! Понимаешь ты это! – военный министр тряхнул своего собеседника, как кот крысенка.
– Я все понимаю. Как только появятся новости, я вам их сообщу.
– Мне нужны не новости, мне нужно знание, что она безвестно погибла где-нибудь под забором. Тогда переход Каеш будет закрыт, так же как и переход Шевер.
– Но купцы очень этим не довольны. Удобные торговые пути закрылись, им приходится делать немалый крюк, чтобы доставить товары через другие переходы.
– Плевать на купцов! Я хочу, чтобы все переходы закрылись! Только тогда Империя будет в безопасности!
Даже скай-линю захотелось отодвинуться от военного министра, чтобы не обжечься об огонь безумия, горящего в его глазах.
Защититься… Но ведь не только переходы с горными кланами защищают Империю, есть ведь еще армия. Та великая армия, что когда-то создала эту самую Империю. О ней мог бы спросить министра глава белых воинов, только не стал. Каждый знал, что за то время, что оборотни защищают узкие горные проходы к Империи, за то время, что их крепости стали замками в переходах, обленилась армия, перестала быть защитой. Так только – на парадах покрасоваться, да изредка с Тил-Мером погрызться на границе.
Император с удовольствием отметил, как посол Тил-Мера, почтенный Энк-Тан с досадой стукнул кулаком по колену, когда Баргаш обогнал выставленного тил-мерцами вороного жеребца. Красивое зрелище было. Будто день и ночь помчались ноздря в ноздрю прекрасные кони, а потом белоснежный легко ушел вперед. Император даже не расстроился, что выставленные им скакуны и вовсе отстали.
– Жалко. Такого красавца и в жертву, – посетовал он, обернувшись к Тайри.
– Я знал, ваше величество, что вас это расстроит, но жертву отменять нельзя, поэтому я позволил себе пригнать еще одного коня. Он единокровный брат Баргаша, от тех же отца и матери, но младше, и ничем не отличим от старшего брата, кроме масти. Хотите, можем пойти посмотреть?
Император с тоской покосился на нетерпеливо переминающегося на месте распорядителя церемоний.
– Сейчас не получится. Нужно объявить завершение скачек, раздать призы…
Девушка в темной вуали, все время молча сидевшая рядом с Императором, вдруг подала голос:
– Я приготовила торжественный танец в честь победителя.
Тяжело вздохнув, Император кивнул.
– Да, Ксаниш. Мы все жаждем увидеть твой танец. Позже, Тайри! Мы непременно посмотрим скакуна позже.
Глава клана Тайри улыбнулся вслед торжественной процессии, выходящей из ложи. Уж он-то знал, чем можно порадовать своего четырнадцатилетнего правителя.
Всем оделили боги красавицу: высоким чистым лбом; глубокими, как безлунное небо, темными глазами в опахалах густых ресниц; пушистыми блестящими волосами; прекрасным гибким телом, глядя на которое любой мужчина забывал обо всем, – только ума забыли вложить в прелестную головку. Ксаниш, несмотря на то, что перешагнула двадцатилетний рубеж, была наивна, как маленькая девочка, но зато не в меру обидчива и злопамятна. Немало золота из кошеля Тассана ушло, чтобы потакать капризам дочери, или задабривать тех, кого она обидела. Удача, казалось, постучала в дверь, когда пропала любимая шайньяр Императора из клана Каеш. Тассан знал, что его дочь танцует с мечом не хуже, он тут же появился с ней при дворе. Но и тут прекрасная Ксаниш так и не проявила себя, не сумев покорить сердце Императора, чтобы занять почетное место рядом с ним. Она все так же, как привыкла дома, капризничала, обижалась на любое, даже хвалебное, слово и – уже порядком вывела Императора из себя. Тассан чувствовал – еще немного, и его дочь попросят покинуть императорский замок.
Сейчас же Ксаниш гордо вышагивала за Императором, ни дать ни взять утка, возомнившая себя соколом.
– Шатрен, постой!
Тассан оглянулся, недоумевая, кто мог назвать его по имени. По пятам за главой клана спешили двое в черных одеждах, на которых серебряными нитями были вышиты перья. Глава клана Балоог и с ним какой-то юноша, кажется, сын.
Балооги так редко покидали свой замок-крепость, что Тассан почти забыл, как они выглядят, а потому невольно вздрогнул, стоило этой парочке приблизиться. Кожа у оборотней Багалов сероватая, волосы торчат прядями, будто перья, глаза пронзительные, желтые, и при бледном лице неожиданно яркие алые губы. Не красавцы. Такой выйдет в темном переулке навстречу, сам все отдашь, даже если не попросит, лишь бы живым остаться.
– Здравствуй, Горх, – вспомнил Тассан имя главы одного из пяти кланов.
– Приветствую тебя, брат! – и Балоог сжал Тассана в объятьях.
Шатрен, не ожидавший такой сердечности, малость опешил.
– Что привело тебя в императорский замок? Насколько я знаю, вы редко покидаете горы.
– Да, ты прав, – Горх дружелюбно улыбнулся. – Но сейчас в Империи неспокойно. Захотелось свежих сплетен послушать, чтобы знать, что в мире творится. Да и на скачки посмотреть.
Тассан вежливо покивал, не зная как избавиться от неожиданного собеседника. Император, вместе с Ксаниш, давно скрылись из виду.
– А ты не выставлялся?
– Нет, ты же знаешь, возле нашей крепости нет пастбищ, нам негде выращивать коней. Это у Тайри луга и поля…
– Ясно. А это правда, что Шеверы напали на Каеш и вырезали их подчистую? – продолжал любопытствовать Балоог.
– Правда. Уцелела только мелхайя, наследница клана. Она в это время как раз в императорском замке была.
– А что же Тайри не пришли Каеш на помощь? Они же ближайшие соседи и лучшие друзья.
Тассан только плечами пожал.
– Извини, но сейчас в честь победителя скачек будет танцевать моя дочь, я хотел бы посмотреть.
– Ох! Это ты извини! Не знал, что отвлекаю. Нам бы тоже хотелось посмотреть.
И назойливые Балооги последовали за Тассаном.
Мэйо, плетясь за мной, клевал носом на ходу, того и гляди отстанет, свалится в сугроб и заснет там.
– Иди вперед.
– Зачем? – вскинулся Мэйо.
– Чтобы не искать тебя потом по сугробам.
Мальчик послушно пошел впереди.
– Переставляй ноги живее.
– Я спать хочу, – пожаловался Мэйо.
– Что же ты ночью не спал?
– Я за тебя волновался! – возмутился мальчик.
– Ну вот видишь, сам виноват.
– Чиа, ты мне так и не рассказала, что там произошло.
– Какой наглый ученик.
Мэйо быстро притих, даже шагать начал быстрее.
А я раздумывала, в роли кого бы нам предстать, а то меня, кажется, знает каждый второй, кто когда-нибудь наведывался в столицу. Да и денег где бы раздобыть, а то тех, что есть у нас, надолго в Кумшу не хватит. Кумшу город торговый, там люди богатые, а значит и цены на все куда выше немаленьких столичных. Когда я сначала собиралась туда, хотела зарабатывать танцами, но теперь свободной мне оставаться только до первого танца. Подумав-подумав, я придумала одну интересную вещь.
– Мэйо, а ты какие-нибудь фокусы знаешь?
Мальчик покачал головой, глядя на меня ясными глазами.
– Ну ничего, я тебя научу. А песни?
–Песни знаю. Даже отцу нравилось, как я пою.
– Ну-ка спой.
Мэйо, чистым, хрустальным голоском затянул разухабистую кабацкую песню.
– Хорошо. Годится. Только это ты петь не будешь.
– Что ты придумала?
– Мы с тобой будем изображать ученую горную львицу и ее хозяина.
Мэйо только рот открыл.
Всю дорогу до Кумшу мы репетировали. Я заставляла мальчика заучивать новые песни: старинные героические баллады, несколько легких модных песенок.
Мы придумывали разные номера, где Мэйо отдавал мне приказы, а я старательно, а иногда не очень (надо же и развлекать зрителей), выполняла их. Я учила мальчика жонглировать яблоками, ножами и зажженными ветками. Даже в императорском замке не отказались бы посмотреть наше представление. Надеюсь, и торговый люд мы удивим.
Чем ближе к Кумшу, тем все более накатанной становилась дорога, а вскоре мы уже ехали на повозке одного из купцов, решившего быть добрым и подвезти мальчишку с большой черной кошкой.
За что в Кумшу не брали деньги, так это за въезд. Так что здесь нам удалось сэкономить. Стражник у ворот посоветовал Мэйо самый недорогой гостиный дом, в котором мы и сняли комнату на три дня, отдав хозяину за постой все сбережения. Он долго не хотел пускать в дом дикого зверя, мне даже пришлось показать несколько фокусов, доказав свою полную прирученность.
Когда мы остались одни, Мэйо устало присел на кровать и сжал в кулаке пустой кошелек.
– А на что же мы купим поесть?
Я подошла и ободряюще ткнулась носом ему в колено.
Утром следующего дня мы затемно выбрались из гостиного дома и направились к торговой площади. Хороших мест в центре было не занять, за них просто нечем заплатить, но вот обосноваться с краешку, рядом с каким-нибудь переулком, нам препятствовать никто не станет.
Мэйо расстелил захваченную с собой циновку на мостовой, достал из сумки яблоки, незажженные факелы и несколько колец, сплетенных из гибких ивовых ветвей.
Люди суетливо шли мимо, не обращая внимания на мальчишку, кто-нибудь изредка бросал любопытные взгляды на меня, но ручные горные львы в Империи не редкость, и прохожие шли дальше.
Мэйо еще раз все тщательно переложил, потом еще раз. Над Кумшу всходило солнце, тушили фонари, народу на площади прибавлялось, кое-где уже начинали свои представления наши конкуренты.
Мальчик жалобно посмотрел на меня и прошептал:
– Чиа, не могу…
Словами я подбодрить не могла, оставалось только лизнуть в нос.
Против воли Мэйо улыбнулся, утер лицо и, зажмурившись, звонким голоском завопил заученные слова:
– А вот дикая кошка! Разные фокусы умеет делать немножко! И спеть! И сплясать! И монеты сосчитать!
Кто-то заинтересованно остановился. Я быстро, чтобы не упустить внимания, встала на задние лапы, сделала несколько шагов, опустилась на все четыре, хвостом стегнув Мэйо по ногам. Мальчик отмер, посмотрел на зрителей, взял кольца, хоть руки у него и дрожали.
Мы делали все, что задумали, а после того, как на циновку упали первые монеты, Мэйо вошел во вкус. Мне и в самом деле пришлось и петь, и танцевать, и мяукать, отсчитывая разложенные в рядок монеты. А еще пройтись вдоль ряда зрителей, коих скопилось немало, с шапкой Мэйо в зубах, собирая деньги. Упитанный мужчина в расшитой золотыми нитями алой тиске милостиво похлопал меня по голове, опуская в шапку целый золотой шерл. До чего же опустилась ты, Блистательная.
Когда все закончилось и усталый Мэйо, успевший и сам навыступаться, убирал все в сумку, тот самый человек в алой тиске подошел к нему.
– Ты здорово выдрессировал свою кошку.
– Спасибо, господин, но Чернушку дрессировал мой отец.
– А где же он сам?
– Отец давно умер. Я путешествую с сестрой.
– Отчего же она не выступала с вами?
– Она не умеет ни петь, ни жонглировать, да и Чернушка ее не слушает. Она ждет нас в гостинице.
– Это хорошо, что ты не один путешествуешь. Мне очень понравилось твое представление, и я хотел бы, чтобы ты завтра выступил у меня дома со своей Чернушкой. Хочу порадовать жену и детей.
– Я… Мне надо посоветоваться с сестрой.
– Хорошо. Не думаю, чтобы она была против. Я щедро заплачу. Пусть и она с тобой приходит. Если надумаешь, видишь вон тот дом с белой крышей, я предупрежу слуг о твоем приходе. Меня зовут господин Акшен.
Я ткнула носом Мэйо под колено.
– Спасибо, господин. А насколько щедро?
– Сколько ты там заработал? Не больше пятидесяти шерлов? Я заплачу пятьдесят, а если очень понравишься, могу и накинуть.
Мэйо, приободренный еще одним тычком, низко поклонился, когда он распрямился, господин Акшен уже растворился в толпе.
В гостином доме мы подсчитали заработок за день – получилось тридцать четыре шерла и треть шерла мелочи. Совсем неплохо!
– Чиа, как ты думаешь, нам следует выступать у этого господина? Или нам хватит денег?
Подойдя к окну, я, подцепив когтями занавески, задвинула их, прислушалась к происходящему в коридоре. Никого. И, преобразившись ровно настолько, чтобы говорить по-человечески, обрушилась на ученика.
– Я же предупреждала тебя, чтобы ты не называл меня Чиа! А ты и на площади ляпнул и здесь! Где ты проболтаешься в следующий раз?!
Мальчик сник.
– Я же тихонько.
– У тех, кто может нас искать, острый слух!
Мэйо опустил голову и вдруг начал всхлипывать.
– Прости, я больше не буду.
Растерявшись, я не знала, что делать, но он постепенно успокоился сам.
– Ладно. Что уж теперь. Да, мы неплохо заработали, но этих денег хватит дней на десять, не больше. Так что придется, пожалуй, идти к этому Акшену. Он показался мне порядочным человеком.
– А чего он так расспрашивал про отца, про сестру?
– Не знаю. Но он не пригласил бы тебя придти с сестрой, если бы хотел заманить в ловушку. Я думаю, стоит идти. Это сегодня мы столько собрали, завтра зрелище может приесться, и нам не дадут ни медяка. Вместе с деньгами, что мы заработаем у Акшена, получится кругленькая сумма.
В коридоре послышались шаги. Мы притихли, глядя друг на друга. В дверь тихо постучали. Я быстро преобразилась в кошку.
– Кто там? – спросил Мэйо.
– Это хозяин, юный господин. Не желаете ли, чтобы вам и вашей зверюшке принесли еды?
Старый хитрец разузнал, что мы заработали денег, и решил помочь нам их потратить.
Я посмотрела на невольно сглотнувшего слюну Мэйо и кивнула мальчику.
– Да, желаю.
Несмотря на свою хитрость, хозяин нисколько не набавил, когда просил плату за лепешки, изюм, молоко, половинку жареного цыпленка и кусок сырой говядины.
Мэйо, уминавший курицу с лепешками с отвращением посмотрел на меня.
– И тебе не противно есть сырое мясо?
Я только фыркнула, придерживая сочный шмат лапой и с наслаждением вгрызаясь в него.
***
После полудня следующего дня мы стояли у порога дома Акшена, и высокий невозмутимый слуга, с волосами сколотыми в пучок на макушке длинной острой шпилькой, молча выслушал Мэйо.– Да, господин предупреждал о твоем приходе, – он завел нас внутрь. – Подожди здесь, я сообщу господину.
Нам достаточно долго пришлось томиться на циновке у входной двери, пока нашли господина Акшена, собрали всех его домочадцев и приготовили комнату для представления.
Дом Акшена был богатым не только снаружи, но и внутри. Богатство и роскошь торчали изо всех щелей, будто ничем иным: ни знатностью рода, ни деяниями предков, ни собственной славой – господин Акшен похвастаться не мог.
В большой комнате на стульях и скамьях восседали члены семьи этого господина. Лица всех женщин, даже маленьких девочек, как положено в знатных домах, скрывали темные вуали. Хотя на самом деле женщина должна носить вуаль только вне собственного дома. Исключение – мелхайя, наследница рода или клана, ей вуаль совсем не нужна, она и женщиной вовсе как бы не считается, ну и женщины – главы родов и кланов. А вот горожанкам и крестьянкам лица скрывать не разрешалось. Но, видимо, Акшену хотелось, чтобы у него все было как в самых знатных домах. Дети и жена, дородная темноволосая женщина, были обряжены в дорогие тончайшие шелка и мягкий андский бархат, в их одежде звездами сияли драгоценности. За блистательным семейством притулились любопытствующие слуги. Их никто не гнал.
Для нас расстелили широкий ковер с толстым ворсом, и Мэйо, преодолев робость пред всем этим блеском, принялся раскладывать наши нехитрые принадлежности.
– А кыса не укусит? – спросил, нарушив тишину, маленький мальчик на коленях у супруги Акшена.
Мэйо вздрогнул от неожиданности.
– Нет, Чернушка не кусается. Она очень добрая. А сейчас мы вам покажем все, что умеем!
Семейство Акшена, да и сам господин, были в восторге. Напоследок мне еще и младших Акшенов, облепивших меня, как репьи, пришлось покатать на спине. Самый младший стоял рядом с отцом, дергал его за полу кафтана и жалобно просил оставить чудесную кысу дома.
Мэйо это сильно испугало, и он быстро засобирался.
– А может и в самом деле? – спросил Акшен, поглаживая меня за ушами.
Мальчик испуганно покачал головой, прижавшись ко мне, чувствовалось, что ему хочется оказаться как можно дальше отсюда.
– Ну что же… Жаль. Вот, – он протянул Мэйо кошелек, судя по виду там было явно больше пятидесяти шерлов.
– Спасибо! – Мэйо поспешно откланялся.
Из глубины дома доносился рев насильно уносимого от меня младшего Акшена.
Мэйо шел чуть ли не в припрыжку, его не пугали ни темные улицы, ни подозрительные тени в переулках. Заботиться о безопасности мальчишка представил мне.
– Сколько денег! – оказавшись в комнате, Мэйо первым делом развязал кошелек. Новенькие монетки, размером с ноготь большого пальца, переливались теплым желтым светом. Золото. Восемьдесят золотых шерлов.
Пересчитав, Мэйо торопливо прибрал деньги обратно в кошелек и спрятал его в сумку.
– А что мы будем делать теперь?
Я полупреобразилась.
– Отвернись.
Мальчик послушно отвернулся.
Полностью преобразившись в человека, я завернулась в одеяло.
– Можешь поворачиваться. Теперь нам кое-что нужно купить и переселиться отсюда куда-нибудь подальше, туда, где тебя никто не узнает.
– Зачем? – удивился Мэйо.
– Не все же время мне оставаться кошкой. Кошачий облик связывает мне руки. Завтра возьмешь той мелочи, что мы нам набросали на площади, пойдешь к травнику, купишь то, что я скажу.
***
Недоумевая, слуга все же принес то, что просил Мэйо, – кувшин горячей воды, горшочек сметаны, таз и глубокую миску.Как только за слугой захлопнулась дверь, я приняла человеческий облик и начала разбирать покупки Мэйо. Отлично, есть все, что нужно.
– Травник очень удивлялся такому выбору, – сказал Мальчик с кровати, внимательно наблюдая за мной.
– Пусть удивляется. Все равно ему ни о чем не догадаться, – я смочила тряпицу в бесцветной жидкости и принялась тереть татуировку над правой бровью. Кожу защипало. Распухнет, но ничего, потерпим. Закончив с татуировкой, я высыпала в одну из мисок пылеобразный порошок из пакетика, что принес Мэйо, добавила воды, размешав все до однообразной кашицы, потом туда же положила густой темно-зеленой смолы и сметаны.
Мальчик наблюдал, как я мажу получившейся смесью на две трети укороченные волосы, не остались без внимания брови и ресницы. Через некоторое время я вымыла волосы, и тщательно втерла в них желтовато-коричневый густой настой. По комнате поплыл запах горечи.
– Зачем ты это делаешь? – не выдержал, наконец, Мэйо.
– Высохну, узнаешь.
Когда волосы высохли, я больше не напоминала чистокровную виларку, так, полукровку разве что. Все решат, что благородную кровь во мне разбавили тил-мерской или аднской. Волосы стали желтовато-рыжими, жесткими и прямыми, тот же оттенок приобрели брови и ресницы, в напоминание о кошке на лбу остался только красный след, который исчезнет к утру.
– Вот это да! Теперь тебя и не узнать, – Мэйо посмотрел на просвет рыжые пряди.
– Хорошо бы и тебя порыжить, а то никто не поверит, что ты мой брат.
Мальчик от такого предложения даже отшатнулся и яростно замотал головой.
– Я же могу быть и твоим сводным братом!
– Ну как скажешь, а то смотри, травы у меня еще остались.
Покидали гостиницу мы по-разному: я через окно, а Мэйо через дверь. Преображаться мне сейчас нельзя, а то вся моя маскировка просто-напросто исчезнет: волосы и брови примут изначальный вид. Мальчик объяснил хозяину, на вопрос о том, где же кошка, что он вчера поздно вечером ее продал. Хозяин удивился, но ничего не сказал. А мы, встретившись за углом, направились в противоположный конец города, туда, где было больше вероятности, что никто не узнает Мэйо.
***
В воздух взвились сотни голубей, ослепительно-белых на фоне надвигающихся темных снежных туч. Реяли яркие флаги: синие с золотом – императорские; алые с охристой обезьяной – Тассан; белые с черным вороном – Балоог; зеленые с янтарным конем – Тайри; не было, правда, серого двух оттенков флага Шевер и рыже-черного флага Каеш, но зато их заменяли личные флаги вельмож и флаги дружественных государств. Вился с краю даже золотисто-белый флаг Тил-Мера.Никто не хотел пропустить такого зрелища, как императорские скачки.
В прошлый раз победил тил-мерец, чем Император был очень недоволен. В этот раз наездники уделяли тренировкам куда больше времени, опасаясь императорского гнева.
Зрители уже заняли свои места, а Император как всегда задерживался, считая, ниже своего достоинства приходить вовремя. Подданные должны ждать его, а не он подданных. Но вот, наконец, трубы возвестили прибытие первого лица. Император разместился в своей ложе, и на скаковое поле начали выводить лошадей, попона каждой несла на себе цвета владельца скакуна.
Первыми вели трех красавцев из императорских конюшен. Горячие скакуны стригли ушами и вставали на дыбы от приветственных криков.
– Ну как, Тайри?! – Император обернулся к сидевшему слева от него мощного телосложения мужчине с длинными густыми рыжеватыми волосами, собранными в хвост на затылке. – Сегодня я сумел тебя перещеголять?
– Несомненно, ваше императорское величество. В этот раз вы решили сделать ставку на лошадей тил-мерских кровей? – темно-карие глаза императорского собеседника смеялись.
– Да, – Император довольно улыбнулся. – А то мне надоело, что эти рыжие[14] все время побеждают. Так почему бы моим наездникам не побеждать на их лошадях?
Действительно, все остальные лошади уступали императорским скакунам статью. Пока на поле не вывели белоснежного жеребца в зеленой попоне, по бокам которой красовались янтарные кони.
Император резко привстал, вскинув брови.
Горячий скакун, слыша ропот зрителей, артачился, выгибал лебединую шею, чуть ли не поднимал двоих конюхов на поводьях.
– Что это? – Император с гневом обернулся к главе клана Тайри.
– Скакун, ваше императорское величество. Хорошо, правда? Выращен на виларских землях.
– Надеюсь, это не один из твоих родственников? – хмыкнул Император. – Где ты только прятал такое сокровище? – слова Тайри о том, что конь выращен в Империи, заметно его смягчили – появилась возможность утереть нос соседям.
– Я его не скрывал. Баргаш рос на пастбищах Тайри вместе с другими скакунами.
– Что ты делаешь с ним после победы? – с алчным блеском в глазах поинтересовался Император.
– Посвящу Маргш. Только ей пристало ездить на белых конях.
Император закусил губу. Значит, конь ему не достанется, нельзя отнимать жертву у богини, тем более у самой богини смерти.
Глашатаи протрубили начало скачек, лошади остановились у натянутой веревки…
***
Двух других собеседников скачки не интересовали, хоть и сидели они на одних из лучших мест. Беседа их была не столь эмоциональна, но куда более значительна.Военный министр Империи отчего-то вдруг пожелал поговорить со смотрителем свечей императорских покоев. Это многих бы заинтересовало, если бы хоть кто-нибудь видел, как неприметный старик скользнул в ложу министра, где, кроме того, никого больше не было. Гость плотно прикрыл дверь, чтобы ничье случайное ухо не уловило ни слова. И внимательные глаза военного министра впились в собеседника.
– Какие новости?
Глава воинов скай-линь хихикнул, вспомнив, что другой его собеседник недавно спрашивал о том же и интересовался тем же.
– Какие новости интересуют господина? У меня их много, разных.
В синих глазах министра вспыхнул гнев, породистое лицо исказилось.
– Ты знаешь, что меня интересует!
– Откуда же я могу знать, господин. Я обычный человек, а не огненноглазый шэнт и мысли читать не умею.
Военный министр с трудом справился с собой – не стоило забывать, кто этот хлипкий старик с жидкой бороденкой, заплетенной в косу.
– Есть какие-нибудь новости о девчонке?
– Господин, тот человек, которому вы доверили это дело, очень опытен, но времени прошло слишком мало…
О ярости военного министра ходили легенды, она принесла ему многие победы на поле брани. Не смог он ее укротить и сейчас, вцепившись в плечо скай-линя. Но тот не сделал ни малейшей попытки высвободиться, даже выражение кротких глаз не поменялось, а министру показалось, что он ухватился за металл, а не за человеческую плоть.
– Войска Адна стоят у наших границ! – капельки слюны летели прямо в лицо старику. – Они ждут только одного – открытия перехода! А эта девчонка – ключ к нему! Наверняка аднские шпионы сейчас тоже разыскивают ее! Понимаешь ты это! – военный министр тряхнул своего собеседника, как кот крысенка.
– Я все понимаю. Как только появятся новости, я вам их сообщу.
– Мне нужны не новости, мне нужно знание, что она безвестно погибла где-нибудь под забором. Тогда переход Каеш будет закрыт, так же как и переход Шевер.
– Но купцы очень этим не довольны. Удобные торговые пути закрылись, им приходится делать немалый крюк, чтобы доставить товары через другие переходы.
– Плевать на купцов! Я хочу, чтобы все переходы закрылись! Только тогда Империя будет в безопасности!
Даже скай-линю захотелось отодвинуться от военного министра, чтобы не обжечься об огонь безумия, горящего в его глазах.
Защититься… Но ведь не только переходы с горными кланами защищают Империю, есть ведь еще армия. Та великая армия, что когда-то создала эту самую Империю. О ней мог бы спросить министра глава белых воинов, только не стал. Каждый знал, что за то время, что оборотни защищают узкие горные проходы к Империи, за то время, что их крепости стали замками в переходах, обленилась армия, перестала быть защитой. Так только – на парадах покрасоваться, да изредка с Тил-Мером погрызться на границе.
***
Белоснежный жеребец, выставленный на скачки главой клана Тайри, победил, опередив соперников на восемь корпусов. Все, кто ни присутствовал на скачках, с восхищением следили, как легкий, будто облако, несомое небесным ветром, конь пронесся по полю.Император с удовольствием отметил, как посол Тил-Мера, почтенный Энк-Тан с досадой стукнул кулаком по колену, когда Баргаш обогнал выставленного тил-мерцами вороного жеребца. Красивое зрелище было. Будто день и ночь помчались ноздря в ноздрю прекрасные кони, а потом белоснежный легко ушел вперед. Император даже не расстроился, что выставленные им скакуны и вовсе отстали.
– Жалко. Такого красавца и в жертву, – посетовал он, обернувшись к Тайри.
– Я знал, ваше величество, что вас это расстроит, но жертву отменять нельзя, поэтому я позволил себе пригнать еще одного коня. Он единокровный брат Баргаша, от тех же отца и матери, но младше, и ничем не отличим от старшего брата, кроме масти. Хотите, можем пойти посмотреть?
Император с тоской покосился на нетерпеливо переминающегося на месте распорядителя церемоний.
– Сейчас не получится. Нужно объявить завершение скачек, раздать призы…
Девушка в темной вуали, все время молча сидевшая рядом с Императором, вдруг подала голос:
– Я приготовила торжественный танец в честь победителя.
Тяжело вздохнув, Император кивнул.
– Да, Ксаниш. Мы все жаждем увидеть твой танец. Позже, Тайри! Мы непременно посмотрим скакуна позже.
Глава клана Тайри улыбнулся вслед торжественной процессии, выходящей из ложи. Уж он-то знал, чем можно порадовать своего четырнадцатилетнего правителя.
***
Глава клана Тассан не присутствовал в ложе Императора, ему хватало того, что там находится его дочь, прекрасная Ксаниш.Всем оделили боги красавицу: высоким чистым лбом; глубокими, как безлунное небо, темными глазами в опахалах густых ресниц; пушистыми блестящими волосами; прекрасным гибким телом, глядя на которое любой мужчина забывал обо всем, – только ума забыли вложить в прелестную головку. Ксаниш, несмотря на то, что перешагнула двадцатилетний рубеж, была наивна, как маленькая девочка, но зато не в меру обидчива и злопамятна. Немало золота из кошеля Тассана ушло, чтобы потакать капризам дочери, или задабривать тех, кого она обидела. Удача, казалось, постучала в дверь, когда пропала любимая шайньяр Императора из клана Каеш. Тассан знал, что его дочь танцует с мечом не хуже, он тут же появился с ней при дворе. Но и тут прекрасная Ксаниш так и не проявила себя, не сумев покорить сердце Императора, чтобы занять почетное место рядом с ним. Она все так же, как привыкла дома, капризничала, обижалась на любое, даже хвалебное, слово и – уже порядком вывела Императора из себя. Тассан чувствовал – еще немного, и его дочь попросят покинуть императорский замок.
Сейчас же Ксаниш гордо вышагивала за Императором, ни дать ни взять утка, возомнившая себя соколом.
– Шатрен, постой!
Тассан оглянулся, недоумевая, кто мог назвать его по имени. По пятам за главой клана спешили двое в черных одеждах, на которых серебряными нитями были вышиты перья. Глава клана Балоог и с ним какой-то юноша, кажется, сын.
Балооги так редко покидали свой замок-крепость, что Тассан почти забыл, как они выглядят, а потому невольно вздрогнул, стоило этой парочке приблизиться. Кожа у оборотней Багалов сероватая, волосы торчат прядями, будто перья, глаза пронзительные, желтые, и при бледном лице неожиданно яркие алые губы. Не красавцы. Такой выйдет в темном переулке навстречу, сам все отдашь, даже если не попросит, лишь бы живым остаться.
– Здравствуй, Горх, – вспомнил Тассан имя главы одного из пяти кланов.
– Приветствую тебя, брат! – и Балоог сжал Тассана в объятьях.
Шатрен, не ожидавший такой сердечности, малость опешил.
– Что привело тебя в императорский замок? Насколько я знаю, вы редко покидаете горы.
– Да, ты прав, – Горх дружелюбно улыбнулся. – Но сейчас в Империи неспокойно. Захотелось свежих сплетен послушать, чтобы знать, что в мире творится. Да и на скачки посмотреть.
Тассан вежливо покивал, не зная как избавиться от неожиданного собеседника. Император, вместе с Ксаниш, давно скрылись из виду.
– А ты не выставлялся?
– Нет, ты же знаешь, возле нашей крепости нет пастбищ, нам негде выращивать коней. Это у Тайри луга и поля…
– Ясно. А это правда, что Шеверы напали на Каеш и вырезали их подчистую? – продолжал любопытствовать Балоог.
– Правда. Уцелела только мелхайя, наследница клана. Она в это время как раз в императорском замке была.
– А что же Тайри не пришли Каеш на помощь? Они же ближайшие соседи и лучшие друзья.
Тассан только плечами пожал.
– Извини, но сейчас в честь победителя скачек будет танцевать моя дочь, я хотел бы посмотреть.
– Ох! Это ты извини! Не знал, что отвлекаю. Нам бы тоже хотелось посмотреть.
И назойливые Балооги последовали за Тассаном.