Страница:
Хеллер достал инструменты и очень проворно заработал руками. Вскоре устройство лежало на куске ткани у него на столе в разобранном виде. Это меня слегка встревожило.
Он стал осматривать детали одну за другой, поднося их близко к глазам. И вдруг остановился. В руках он держал тонкую металлическую штуковину длиной около дюйма.
— Засечка, — сказал он.
Увеличенную его собственным зрением, я тоже мог видеть ее на своем экране. Всего лишь крошечная V-образная засечка, нанесенная одним нашим диверсантом, чтобы поставить Хеллера в затруднительное положение.
— Смотрите! — Он протянул детальку Изе.
Но Изя, как ни крутил роговыми очками, не мог разглядеть никакой засечки. Тогда Хеллер взял большое увеличительное стекло и показал ему.
— Из-за нее в следующий компонент поступил ток уже не той величины, что нужно, — пояснил Хеллер. — Он раскалился докрасна! А ведь это были всего лишь дешевые школьные комплекты. Я как-то не сообразил.
Изя посмотрел на него непонимающе:
— Школьные комплекты?
— Нет-нет, — отмахнулся Хеллер, видно, осознав, что близок к нарушению Кодекса. — Они будут прекрасно работать. Мне только потребуется слегка его переделать, чтобы в этом месте гарантировать значения электрических величин, и ему сносу не будет. Верните-ка мне схемы.
Изя достал их, и Хеллер внес изменения. Настроен он был, казалось, весьма бодро. Этот идиот не подозревал, что дальновидность Ломбара Хисста стоила ему поражения в гонках.
— Изя, — сказал он, — что делаешь, когда проиграешь гонку?
— Прежде всего не ввязываешься в них, — отвечал Изя.
— Нет, правда, я хочу знать.
— Уезжаешь в Южную Америку. Там, в верховьях Амазонки, есть место, где живут одни муравьи-солдаты. Покой. Никаких людей. Сожрали даже репортеров. В один момент могу заказать вам место на рейс «Пан-Америкэн»! — От энтузиазма он уже чуть ли не пел.
— Нет-нет, — запротестовал Хеллер. — Вот только исправлю эту штуку, возьму другую машину и снова вызову их на состязание!
— О нет! — протянул плачущим голосом Изя.
Впрочем, и я протянул тем же голосом то же самое.
Снова вынести такое напряжение было выше моих сил. Это стало бы настоящим ЧП.
Я протянул руку к телефону, но оказалось, что держу в ней видеоэкран. Я опустил его на стол и сделал попытку, как оказалось, позвонить по своему кольту типа «бульдог». Я бегал по комнате, хлопая дверцами и пытаясь одеться.
Ютанк, моя возлюбленная турчанка, с сонным лицом высунулась из-за двери спальни:
— Что здесь такое происходит, Солтен?
Я не видел ее много дней. Но сейчас мне было совсем не до нее, и я отвечал:
— Мир рушится!
— Неужели? — протянула она, закрыла дверь, за перла ее и, очевидно, снова легла в постель.
Я же, позвольте вам сообщить, не ложился. Я знал, когда меня призывает долг! Я слышал его вопиющий глас.
Мне ответил очень обеспокоенный голос пожилой женщины. Его матери!
— Я должен поговорить с Джеем Уолтером. Немедленно! — рявкнул я.
— О Боже! — сказала она. — Боюсь, это невозможно. Он лежит в постели. Здесь побывали трое докторов и прописали ему полный покой. Даже мне нельзя к нему приближаться.
И действительно, где-то там в глубине я услышал едва различимые подавленные вопли.
Я положил трубку.
Адвокат! Я должен позвонить Гробсу! Но это оказалось затруднительным! Его номера не было в телефонной книге. Коммутатор в здании нефтяной компании «Спрут» отказался сообщить мне номер его домашнего телефона.
Ага, идея! Тем вечером он уехал домой в полицейской машине! Я знал, где он живет!
Воскресенье или не воскресенье, но мистеру Гробсу придется принять посетителя!
Фургон все еще находился в моем распоряжении, так как бюро проката в воскресенье не работало.
Я напялил на себя теплую одежду, велел подать машину к подъезду и вскоре уже ехал к центру города.
Улицы представляли собой безлюдные туннели, образованные высокими сугробами, среди которых виднелись верхушки автомобилей. Снегоочистители поработали на славу. Некоторые водители до весны не увидят своих машин!
Вскоре я уже стоял перед почтовым ящиком с надписью «Миссис Колумбария Депластырь Гробе».
Я позвонил. Адвокат был дома.
Через минуту я оказался в передней, и он впускал меня в дверь.
— Срочное дело, — с отчаянием проговорил я.
В ответ он как-то странно прошептал: «А, хорошо». После чего заговорщицки поманил меня пальцем в гостиную. В руке Гробе держал воскресную газету, и на ногах у него не было ни тапочек, ни ботинок. Из комнаты вырывался бурный поток слов — что-то вроде: «Когда я выходила за тебя, я ожидала…», «Вся моя родня то и дело говорила мне…», «Вот что я получила за то, что вышла за человека ниже себя…». Довольно неразборчиво.
Гробе прошептал:
— Повторите снова, погромче!
— Срочное дело! — прокричал я. И это было серьезно.
— Ах, черт побери! — крикнул он в ответ. — В воскресенье — и срочное дело!
Гробе схватил ботинки и надел их. Выхватил из стенного шкафа в холле галоши. Влез в пальто. Надел маленькую фетровую шляпу с загнутыми полями, какие носили многие ньюйоркцы. Схватил атташе-кейс, бросился в боковую комнату и наполнил его белыми мышами. Закрыл его. Затем он влетел в комнату, откуда доносился голос его жены, и что-то наговорил ей в том смысле, что на работе требуется его присутствие. Он выскочил за дверь. Ему вслед полетел целый шквал подушечек, флаконов с духами и пилочек для ногтей. Он утащил меня в переднюю.
— Слава Богу, Инксвитч, — сказал он. — Вы так кстати, так кстати. Я этого доброго дела не забуду! Они так редки, добрые-то дела!
Говоря это, он все подталкивал меня к выходу. Мы выбрались на улицу и влезли в теплый фургон.
Я передал ему полпинты яблочной водки, которую на всякий случай взял с собой на автогонки. «Вам это пригодится». И рассказал ему прежде всего о том, как Мэдисон намеревался похитить Уистера, отправить его в Россию, обвинить коммунистов и начать третью мировую войну.
Гробе покивал. К водке он даже не прикоснулся.
— Что ж, — сказал он, — я же говорил вам, Инксвитч. Мэдисон всегда немного зарывается. Многие считают, что его мать следует привлечь к суду за попытку убийства. Но, честно говоря, Инксвитч, он не опытней всякого другого агента по общественным связям или репортера. Просто чуть поживее, только и всего.
— И вам хоть бы что?
— А, бросьте, Инксвитч. Рано или поздно один из них все равно втянет нас в третью мировую войну. Разве не так? По крайней мере мы его задействовали.
— Вот и нет, — возразил я. — Он вышел из дела. Он сейчас на попечении трех врачей, лежит в постели и орет. И мне понятно его состояние. План его провалился, и он не может сообразить, как ему снова пробиться в газетные заголовки. Сегодня газеты были пусты.
— Воскресные? Все они печатаются в субботу. Их загрузили в машины еще до того, как начались гонки. Да, теперь я вижу, что вы правы. Ему теперь, наверное, вряд ли удастся сделать Уистера бессмертным героем за развязывание третьей мировой войны. И совсем маловероятно, что Балаболтер Свихнулсон преподнесет нам еще одну такую «драгоценную» идею. Наверное, ему придется здорово поишачить, чтобы снова попасть на первые страницы газет. И, уж право, хочу вас поблагодарить за то, что вытащили меня из дома.
— От жены, вы хотите сказать?
— Да нет же, нет, нет. Я мэра имею в виду! У нас с ним был запланирован обед.
— Он так вам неприятен?
— Да нет же, Инксвитч, нет. Вы не понимаете. Что мэр? Это всего лишь толстый слюнтяй. Вот его супруга — это да! Она бывшая эстрадная певичка из Рокси и никому никогда не прощает того, что ей не дали стать голливудской звездой. А моя-то половина по сравнению с женою мэра — пустяк. Арестовать бы ее голосовые связки за нападение и избиение с намерением убить! Не забуду ваше доброе дело. Даже несмотря на то, что доброта — это ужасная слабость, Инксвитч, и вам нужно защищаться от нее. Но что же вы, поехали, время идет.
— У вас еще одно срочное дело?
— Вот именно. Я сегодня хотел съездить в зоопарк в Бронксе, но, пока вы не пришли, просто не знал, как это мне удастся. Зоопарк получил от Роксентера пожертвования, поэтому они специально для меня по воскресным дням открывают террариум и позволяют мне кормить живыми мышами самых замечательных пресмыкающихся, каких вы имели удовольствие когда-либо видеть. Хотите со мной?
Я с содроганием отказался.
— Ладно. Тогда высадите меня у метро — я сам доберусь. И защищайтесь от доброты, Инксвитч. Она может оказаться смертельным изъяном. Она может даже открыть дверь мэдисонам, что живут на том свете.
Услышав это, я поспешно завел мотор.
Я высадил его у станции подземки и проследил за тем, как он спускается по лестнице со своим кейсом, набитым живыми мышами. Редко будущее казалось мне таким неопределенным. Тем же вечером, около десяти часов, — прошло достаточно времени — все же опасаясь, что Мэдисон еще не помер, я снова позвонил его матери. Она меня просто ошарашила!
— Умер? Ах, что вы, нет. Он не умер. Я редко видела его таким энергичным. Это вы, господин Смит?
Я выдавил из себя, что да, он самый.
— Он умчался из дому несколько часов назад. Уолтер говорил, что знает, что вас нужно будет успокоить и подбодрить, и просил, чтобы вы перезвонили на Месс-стрит, 42.
Я позвонил на Месс-стрит, 42 и сказал:
— Это Смит. Мне нужно поговорить с господином Мэдисоном.
Жизнерадостный мужской голос отвечал:
— Смит? А, господин Смит, владелец «Национальной трясины», ну конечно. Послушайте, Смит, у нас для вас есть сенсация!..
— Нет-нет, — отмахнулся я. — Я не издатель. Передайте Мэдисону, что это тот самый господин Смит.
Тот, кто говорил со мной, отошел от телефона.
Я услышал бешеное стрекотание телексов и лающие голоса. Э, да в офисе кипела работа! Но ведь Мэдисон только что умирал!
Голос Мэдисона:
— О, господин Смит. Спасибо, спасибо, что позвонили. Я знал, что вы будете беспокоиться.
— Я думал, ты умираешь или уже умер!
— Кавычки открываются: чудо медицины. Кавычки закрываются. Внутримышечное введение морфия, за ним бензедрина и внутривенное впрыскивание черных чернил вырывает Мэдисона из лап смерти. Смит, мы должны перестать цепляться за ностальгическое розовое сияние вчерашнего дня. Сейчас пора приниматься за души людей. Ибо это те времена, когда испытываются человеческие жернова. Мы — хозяева людских судеб, и я благодарен Богу за свою неукротимую волю…
— Подожди, — прервал его я. — Что ты сейчас собираешься делать?
— Смит, мы должны быть довольны, что никогда больше не будет такой возможности устроить переворот в области связей с широкой публикой. Лучше не искать неприятностей на свою голову и бросить все это. Мы должны не назад оглядываться, а сурово смотреть в лицо будущему. Гений и вдохновение торжествовали бы, если бы не этот ненадежный клиент. Но наплевать. Теперь я прибегну к обычной политике прессы, и хотя это долгий мучительный процесс, в конце пути нас ждет триумфальная процессия, и мы будем ехать, увенчанные лаврами, вот увидите.
С нарастающим в душе страхом я настойчиво повторил:
— Что ты собираешься делать?
— Смит, у нас есть первое из трех «Д», на которые опираются связи с широкой публикой, — ДОВЕРИТЕЛЬНОСТЬ, потому что вы нас еще не выставили.
Мы утратили второе «Д» — ДОСТОВЕРНОСТЬ. Нас вытурили с первых полос! А кто же поверит заметке мелким шрифтом? Но не волнуйтесь, Смит, они снова будут наши! Ведь у нас есть еще третье «Д» — ДВОЙСТВЕННОСТЬ, дискуссия! Ехал я ночью, в жуткий холод, был уверен, что чего-нибудь придумаю, и вдруг меня осенило. Противоречия! Мы можем без конца вести свою кампанию на прочном лобном месте двусмысленности. Успех нам обеспечен! А теперь вам придется меня извинить: мне сообщают, что на другом проводе меня ждет издатель из «Лос-анджелесской грязи». — Дзынь! Он положил трубку!
Я сидел, глядя на телефон. Он же ни черта мне не сказал. Я подозревал, что не понимаю этот таинственный мир связей с широкой публикой, и бросил трубку. Телефон тут же зазвонил. Голос Мэдисона: «Смотрите завтрашнюю первую страницу!» — Дзынь. Он снова исчез.
Вряд ли нужно говорить, что на следующее утро я разворачивал газету дрожащими руками.
И тут же нашел то, что искал: заголовок!
«ВУНДЕРКИНД ОБВИНЯЕТСЯ В МОШЕННИЧЕСТВЕ. МАШИНА КОНФИСКОВАНА
Уполномоченные инспектора по автогонкам прошлым вечером добились решения суда конфисковать машину, на которой Вундеркинд участвовал в субботней автогонке.
Не нашлось никого, кто мог бы это прокомментировать. Вундеркинд отказался давать прессе интервью. Сегодня весь мир автогонок потрясен зловещим решением…»
Я выскочил на улицу и купил другие газеты. Во всех говорилось более или менее одно и то же. Ничего по существу.
Этот материал передавали по радио и телевидению. Очевидно, он приобретал национальные масштабы, так как брали интервью у участников гонок на Западном побережье.
И так продолжалось весь день.
К вечеру я вспомнил о своей видеоаппаратуре. Мне стало любопытно, как к этому относится Хеллер.
Стол его был завален газетами.
— Что все это значит? — спрашивал он у Изи. — Разрази меня гром, не понимаю.
На что Изя отвечал:
— Это значит, что пригодится билет в Южную Америку. Здесь как раз у меня есть книга о муравьях-солдатах. Они намного безопасней прессы. Муравьи всего лишь разрушают, а не убивают.
— Но ведь остатки «кадиллака», — говорил Хеллер, — находятся в гараже Майка Мутационе. Я звонил ему. Никто к нему и близко не подходил. Он так обгорел, что ничего не увидишь, кроме расплавленного металла. И ни одна душа мне не звонила. Я вовсе не отказывался от интервью с прессой!
Он принялся вырезать статьи о себе, время от времени отталкивая в сторону авиабилет, который Изя то и дело совал ему под нос.
У Мэдисона весь день телефон был занят, или его самого не оказывалось на месте. Когда в его конторе снимали трубку, я слышал такое, что казалось, будто служащие попали в эпицентр урагана.
Наступило утро вторника.
Снова на первой странице!
«ВУНДЕРКИНД МОШЕННИЧАЛ. ОБНАРУЖЕН БЕНЗОПРОВОД
Сегодня уполномоченные инспектора сообщили прессе, что при обследовании дымящихся обломков машины Вундеркинда они обнаружили бензопровод, ловко упрятанный в поршнях…»
И об этом сообщили во всех газетах, по радио и телевидению.
Ну вот, подумал я, и конец всей этой истории, да и Хеллеру тоже конец!
Но наступило утро среды.
На первой странице!
«БЕГСТВО УПОЛНОМОЧЕННОГО ПО ГОНКАМ. ВУНДЕРКИНД ЗАСЛУЖИВАЕТ ПОРИЦАНИЯ
Как стало известно из надежных источников, которые мы не можем раскрыть, инспектор автогонок, чьи родственники потребовали, чтобы он остался анонимным, бежал из штата, после того как сделал признание в получении от Вундеркинда взятки за то, что якобы не заметил спрятанный в рулевом управлении Вундеркинда бензобак…»
Об этом сообщили во всех газетах, по радио и телевидению. Ага, ну что ж, подумал я, Мэдисон хитроумно поставил крест на будущих гонках. Так тому и быть.
Поэтому в среду я чувствовал себя довольно спокойно, но когда на следующий день открыл утреннюю газету…
Снова первая страница! С фотографиями!
«РАЗЪЯРЕННАЯ ТОЛПА ЖАЖДЕТ РАСПРАВЫ С ВУНДЕРКИНДОМ. ПОЛИЦИЯ ПРИБЕГАЕТ К СРЕДСТВАМ ПОДАВЛЕНИЯ МАССОВЫХ БЕСПОРЯДКОВ
Сегодня Манхэттен прятался за закрытыми дверьми и с ужасом прислушивался к яростному топоту ног орущей толпы, разыскивающей Вундеркинда…»
На фотоснимках построившаяся в боевые порядки полиция стреляла пламенем и слезоточивым газом по толпе, несущей плакаты с призывом: «Долой Вундеркинда!» Я выглянул из окна. На Пятой авеню было спокойно, как никогда.
Послеполуденные выпуски газет вышли с новыми «шапками»:
«МЭР ПРИЗЫВАЕТ ОБЪЯВИТЬ ПО ВСЕМУ ГОРОДУ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ».
Печатались новые фотографии.
Что ж, сказал я себе, этот Мэдисон действительно добился того, что нужно. Просто гений. Но он уже выпустил свою стрелу. И теперь отойдет на вторые страницы.
Пятница.
Снова первая страница!
«ОБНАРУЖЕНО УБЕЖИЩЕ ВУНДЕРКИНДА
Сегодня наши специальные репортеры наткнулись на тайное убежище Вундеркинда. Получив конфиденциальную информацию от продавца фирмы «Мороженое для хорошего настроения», который был в плохом настроении…»
И так далее, и тому подобное.
Но вот фотография! На ней Вундеркинд! Лошадиные зубы и все такое прочее. Он выглядывал из-за жалюзи окна и казался очень страшным.
Я засомневался, действительно ли он сбежал? Обратился к видеозаписям. Хеллер занимался обычными делами. В одном месте он зашел в свой кабинет, немного поломал голову над бумагами, а затем занялся учебой.
В субботу, я знал, Мэдисон уж точно истощится.
Но какое там! Снова первая страница!
«УБЕЖИЩЕ ВУНДЕРКИНДА РАЗГРОМЛЕНО
Сегодня к убежищу Вундеркинда стеклась десятитысячная толпа и с неслыханной в истории города яростью разнесла весь дом на куски!…»
Фотографии взрывающегося здания. Я всмотрелся в них повнимательней. Не мог это быть тот же самый дом, в котором Вундеркинд выглядывал из окна. Скорее он походил на фабрику. Впрочем, из-за пламени и разлетающихся обломков трудно было сказать наверняка. Я отправился на прогулку и увидел, что старые, такие раньше чистенькие, рекламы Мэдисона, прославляющие Вундеркинда, теперь сплошь покрыты надписями, очерняющими Вундеркинда. Уж воскресенье-то наверняка не принесет никаких новостей.
Но нет, принесло — и опять на первой странице?
«ЖУРНАЛ ОТМЕНЯЕТ КОНКУРС
Беспрецедентный случай: сегодня спортивный журнал «Похабные картинки» отменил конкурс с призом в 100 000 долларов для разгадавшего секрет тайного горючего Вундеркинда.
Все подробности, обещают ответственные за журнал лица, будут освещены в выпуске на этой неделе.
Но из надежных источников просочилась информация, что это имеет отношение к преступлению Вундеркинда, связанному с конкурсом…»
Ого, второй материал! Мэдисон просто неистощим!
«ТАЙНА „СЕКРЕТНОГО“ ГОРЮЧЕГО РАЗГАДАНА. ГОРЮЧЕЕ ВУНДЕРКИНДА ТЕЧЕТ
Согласно данным службы Главного прокурора штата, назвать какого, по соображениям следствия, мы пока не можем, сегодня следователи получили ценную информацию относительно якобы «секретного» горючего Вундеркинда, которому предстояло революционизировать промышленность и, в частности, автомобилестроение.
Проведя судебную экспертизу шлангов, они вынудили служащего бензоколонки, имя которого не разглашается, сообщить им название настоящего горючего.
Согласно уже готовящемуся, как некоторые предполагают, обвинительному акту, «секретное» горючее было не чем иным, как бензином компании «Спрут»!
Служащий бензоколонки, стремясь избавиться от обвинения в заговоре, показал, что некто с внешностью Вундеркинда закупил в Северной Каролине как раз накануне гонок 39 галлонов высокосортного неэтилированного бензина компании «Спрут»!»
Это сообщение с вариациями появилось во всех воскресных газетах. И много чего еще. «Похабные картинки» поместили на целой полосе рекламу предстоящего разоблачения, а на сдвоенной странице — рекламу нефтяной компании «Спрут»: «Питье промышленности и народа!»
Боги, он пробился даже в воскресные газеты! Я действительно был доволен. Гробе, веря в Мэдисона, не ошибался!
Я поспешно спустился вниз за последним номером «Похабных картинок» и — вот оно! Полное разоблачение! Согласно передовой статье, Вундеркинд пытался завоевать приз. Он сделал заявление, просто сказав: «Бензин „Спрута“!»
Тут уж я поневоле рассмеялся: все-таки этот Мэдисон — зверски гениальная личность.
Я настроился на Хеллера. Он вместе со своей группой слушал лекцию по курсу 101, «Восхищение природой», который вел господин Вудлис. Повсюду вокруг лежал снег, и классу, похоже, было холодно. Вудлис казался этаким бесхарактерным молодым человеком. Специальной пилой для распиливания льда он пытался проделать прорубь в замерзшем пруду «Гарлем Миэр» в Центральном парке и рассказывал о повадках карпа в период нереста. Дело с распилкой льда продвигалось у него неважно. Хеллер, сунув руки в карманы, в конце концов закончил за него работу, расчетливо пиная льдину каблуками своих бейсбольных шиповок. Он передал льдину девушке, и студенты стали кататься на ней, как на санках. Господин Вудлис продолжал читать лекцию Хеллеру — единственному слушающему его студенту. Кажется, преподаватель не был настроен к нему враждебно; что ж, в следующем семестре все будет иначе, когда на работу вернется мисс Симмонс.
Хеллер выглядел подавленным. Он ковырял ногой почерневший от копоти снег. Это меня очень развеселило.
Однако понедельник заставил меня призадуматься, на чьей же все-таки стороне этот Мэдисон.
Он снова попал на первые страницы, но в деле наметился иной поворот.
«"СПРУТ" ОТРИЦАЕТ СВОЮ РОЛЬ ПОДСТРЕКАТЕЛЯ В РАЗВЯЗЫВАНИИ УЛИЧНЫХ БЕСПОРЯДКОВ
Сегодня мэр заявил, что его не вызывали на общее совещание акционеров нефтяной компании «Спрут». Однако перед рассветом газета получила из внутреннего источника надежные сведения о том, что на неделе состоялось тайное совещание «Семи братьев» и обсуждение уличных беспорядков, связанных с поведением Вундеркинда.
Все должностные лица, которых удалось опросить, отрицали, что такое совещание и обсуждение имели место.
«Признавая, что в гонках он пользовался бензином компании „Спрут“, — заявил ее представитель, — Вундеркинд, очевидно, стремился втянуть нефтяные компании в свой злодейский заговор с целью подрыва всей нефтяной промышленности путем преступного нарушения правил автогонок. Я категорически отрицаю, что нефтяные компании финансировали тех, кто устраивал беспорядки. Кроме того, Вундеркинд, которому всего лишь семнадцать лет, не имел права водить машину. Это попытка бросить тень причастности к противозаконным действиям на настоящих американских патриотов из нефтяной промышленности; имеется в виду то, что, продавая Вундеркинду бензин компании „Спрут“ для его мошеннических целей, нефтяные компании сделались соучастниками преступления».
Но в газетах за вторник Мэдисона на первых страницах уже не было. Он отошел на третью страницу. Да и говорилось там совсем немного.
«ВУНДЕРКИНДУ ЗАПРЕЩЕНО ВОЖДЕНИЕ АВТОМОБИЛЯ
Нью-йоркские власти отказали Вундеркинду в выдаче местных водительских прав ввиду того, что ему, как свидетельствует компания «Спрут», всего лишь 17 лет и он является несовершеннолетним.
НАСКАР также отменил его членство в своей организации, окончательно поставив крест на его дальнейшем участии в гонках. Обвинения в мошенничестве и общественном заговоре…»
Прекрасно. Теперь я мог расслабиться. У Мэдисона получилось. Я позвонил ему в контору. Его там не было. Я позвонил его матери.
— Господин Смит? О, извините. Я не могу позвать его к телефону. Все утро он так ужасно нервничал и чувствовал себя недостаточно хорошо, чтобы…
Мэдисон отнял у нее трубку.
— Господин Смит? — Казалось, он чем-то очень удручен. — Я прошу прощения, господин Смит. Я сошел с передовой полосы. Прошлым вечером я это нутром чуял. — Ив сторону, матери: — Держи покрепче лед, пузырь соскальзывает. Господин Смит, прошу вас, не теряйте веру в меня. На эти дела требуется время. Где-то я выбрал неправильный путь. Обещаю вам: я оправдаю ваше доверие. Да-да, в самом деле. А сейчас я должен повесить трубку. Только что пришел мой психиатр.
Он и впрямь казался расстроенным. Я же — нет.
Я решил посмотреть, чем занимается Хеллер. Он находился в главной библиотеке университета. Читал Хаклуита «Навигационные описания основных морских путешествий и открытий английской нации» (1589 г.).
Он остановился на том месте, где судно обогнуло побережье Северной Америки и туземцы окружили его со всех сторон, разрубая команду на куски на сильном холоде, и застыл, глядя в пространство.
Служащий библиотеки, собирая книги, сказал:
— У вас какой-то потерянный вид. Не могу ли я помочь?
— Нет, — отвечал Хеллер. — Не думаю, что кто-то может мне помочь. Где-то я сбился с пути и пошел не в ту сторону. Но где — никак не могу понять.
— Обратитесь к студенческому психиатру, только и всего, — весело посоветовал библиотекарь.
— То, что я сбился с пути, еще не причина, чтобы делать две ошибки, — произнес Хеллер, снова возвращаясь к изучению Хаклуита.
Но я-то радовался. Ох, как я радовался! Я готов был песни петь от радости. Я благословлял Гробса, я благословлял Мэдисона. Хеллера остановили!
Не прошло и двух минут, как я оставил свой монитор. В дверь постучали. Полагая, что это рассыльный с покупками для Ютанк, я, ничего не подозревая, открыл ее.
Рат и Терб!
Я поспешно затолкал их в гостиную, осмотрел коридор, вошел и запер за собой дверь.
Он стал осматривать детали одну за другой, поднося их близко к глазам. И вдруг остановился. В руках он держал тонкую металлическую штуковину длиной около дюйма.
— Засечка, — сказал он.
Увеличенную его собственным зрением, я тоже мог видеть ее на своем экране. Всего лишь крошечная V-образная засечка, нанесенная одним нашим диверсантом, чтобы поставить Хеллера в затруднительное положение.
— Смотрите! — Он протянул детальку Изе.
Но Изя, как ни крутил роговыми очками, не мог разглядеть никакой засечки. Тогда Хеллер взял большое увеличительное стекло и показал ему.
— Из-за нее в следующий компонент поступил ток уже не той величины, что нужно, — пояснил Хеллер. — Он раскалился докрасна! А ведь это были всего лишь дешевые школьные комплекты. Я как-то не сообразил.
Изя посмотрел на него непонимающе:
— Школьные комплекты?
— Нет-нет, — отмахнулся Хеллер, видно, осознав, что близок к нарушению Кодекса. — Они будут прекрасно работать. Мне только потребуется слегка его переделать, чтобы в этом месте гарантировать значения электрических величин, и ему сносу не будет. Верните-ка мне схемы.
Изя достал их, и Хеллер внес изменения. Настроен он был, казалось, весьма бодро. Этот идиот не подозревал, что дальновидность Ломбара Хисста стоила ему поражения в гонках.
— Изя, — сказал он, — что делаешь, когда проиграешь гонку?
— Прежде всего не ввязываешься в них, — отвечал Изя.
— Нет, правда, я хочу знать.
— Уезжаешь в Южную Америку. Там, в верховьях Амазонки, есть место, где живут одни муравьи-солдаты. Покой. Никаких людей. Сожрали даже репортеров. В один момент могу заказать вам место на рейс «Пан-Америкэн»! — От энтузиазма он уже чуть ли не пел.
— Нет-нет, — запротестовал Хеллер. — Вот только исправлю эту штуку, возьму другую машину и снова вызову их на состязание!
— О нет! — протянул плачущим голосом Изя.
Впрочем, и я протянул тем же голосом то же самое.
Снова вынести такое напряжение было выше моих сил. Это стало бы настоящим ЧП.
Я протянул руку к телефону, но оказалось, что держу в ней видеоэкран. Я опустил его на стол и сделал попытку, как оказалось, позвонить по своему кольту типа «бульдог». Я бегал по комнате, хлопая дверцами и пытаясь одеться.
Ютанк, моя возлюбленная турчанка, с сонным лицом высунулась из-за двери спальни:
— Что здесь такое происходит, Солтен?
Я не видел ее много дней. Но сейчас мне было совсем не до нее, и я отвечал:
— Мир рушится!
— Неужели? — протянула она, закрыла дверь, за перла ее и, очевидно, снова легла в постель.
Я же, позвольте вам сообщить, не ложился. Я знал, когда меня призывает долг! Я слышал его вопиющий глас.
Глава 3
Я нашел телефон там, куда запихнул его ногой, — под кроватью. Мне удалось отыскать номер Мэдисона. Я заставил оператора отеля набрать его: у меня не получалось, нажимал не на те цифры.Мне ответил очень обеспокоенный голос пожилой женщины. Его матери!
— Я должен поговорить с Джеем Уолтером. Немедленно! — рявкнул я.
— О Боже! — сказала она. — Боюсь, это невозможно. Он лежит в постели. Здесь побывали трое докторов и прописали ему полный покой. Даже мне нельзя к нему приближаться.
И действительно, где-то там в глубине я услышал едва различимые подавленные вопли.
Я положил трубку.
Адвокат! Я должен позвонить Гробсу! Но это оказалось затруднительным! Его номера не было в телефонной книге. Коммутатор в здании нефтяной компании «Спрут» отказался сообщить мне номер его домашнего телефона.
Ага, идея! Тем вечером он уехал домой в полицейской машине! Я знал, где он живет!
Воскресенье или не воскресенье, но мистеру Гробсу придется принять посетителя!
Фургон все еще находился в моем распоряжении, так как бюро проката в воскресенье не работало.
Я напялил на себя теплую одежду, велел подать машину к подъезду и вскоре уже ехал к центру города.
Улицы представляли собой безлюдные туннели, образованные высокими сугробами, среди которых виднелись верхушки автомобилей. Снегоочистители поработали на славу. Некоторые водители до весны не увидят своих машин!
Вскоре я уже стоял перед почтовым ящиком с надписью «Миссис Колумбария Депластырь Гробе».
Я позвонил. Адвокат был дома.
Через минуту я оказался в передней, и он впускал меня в дверь.
— Срочное дело, — с отчаянием проговорил я.
В ответ он как-то странно прошептал: «А, хорошо». После чего заговорщицки поманил меня пальцем в гостиную. В руке Гробе держал воскресную газету, и на ногах у него не было ни тапочек, ни ботинок. Из комнаты вырывался бурный поток слов — что-то вроде: «Когда я выходила за тебя, я ожидала…», «Вся моя родня то и дело говорила мне…», «Вот что я получила за то, что вышла за человека ниже себя…». Довольно неразборчиво.
Гробе прошептал:
— Повторите снова, погромче!
— Срочное дело! — прокричал я. И это было серьезно.
— Ах, черт побери! — крикнул он в ответ. — В воскресенье — и срочное дело!
Гробе схватил ботинки и надел их. Выхватил из стенного шкафа в холле галоши. Влез в пальто. Надел маленькую фетровую шляпу с загнутыми полями, какие носили многие ньюйоркцы. Схватил атташе-кейс, бросился в боковую комнату и наполнил его белыми мышами. Закрыл его. Затем он влетел в комнату, откуда доносился голос его жены, и что-то наговорил ей в том смысле, что на работе требуется его присутствие. Он выскочил за дверь. Ему вслед полетел целый шквал подушечек, флаконов с духами и пилочек для ногтей. Он утащил меня в переднюю.
— Слава Богу, Инксвитч, — сказал он. — Вы так кстати, так кстати. Я этого доброго дела не забуду! Они так редки, добрые-то дела!
Говоря это, он все подталкивал меня к выходу. Мы выбрались на улицу и влезли в теплый фургон.
Я передал ему полпинты яблочной водки, которую на всякий случай взял с собой на автогонки. «Вам это пригодится». И рассказал ему прежде всего о том, как Мэдисон намеревался похитить Уистера, отправить его в Россию, обвинить коммунистов и начать третью мировую войну.
Гробе покивал. К водке он даже не прикоснулся.
— Что ж, — сказал он, — я же говорил вам, Инксвитч. Мэдисон всегда немного зарывается. Многие считают, что его мать следует привлечь к суду за попытку убийства. Но, честно говоря, Инксвитч, он не опытней всякого другого агента по общественным связям или репортера. Просто чуть поживее, только и всего.
— И вам хоть бы что?
— А, бросьте, Инксвитч. Рано или поздно один из них все равно втянет нас в третью мировую войну. Разве не так? По крайней мере мы его задействовали.
— Вот и нет, — возразил я. — Он вышел из дела. Он сейчас на попечении трех врачей, лежит в постели и орет. И мне понятно его состояние. План его провалился, и он не может сообразить, как ему снова пробиться в газетные заголовки. Сегодня газеты были пусты.
— Воскресные? Все они печатаются в субботу. Их загрузили в машины еще до того, как начались гонки. Да, теперь я вижу, что вы правы. Ему теперь, наверное, вряд ли удастся сделать Уистера бессмертным героем за развязывание третьей мировой войны. И совсем маловероятно, что Балаболтер Свихнулсон преподнесет нам еще одну такую «драгоценную» идею. Наверное, ему придется здорово поишачить, чтобы снова попасть на первые страницы газет. И, уж право, хочу вас поблагодарить за то, что вытащили меня из дома.
— От жены, вы хотите сказать?
— Да нет же, нет, нет. Я мэра имею в виду! У нас с ним был запланирован обед.
— Он так вам неприятен?
— Да нет же, Инксвитч, нет. Вы не понимаете. Что мэр? Это всего лишь толстый слюнтяй. Вот его супруга — это да! Она бывшая эстрадная певичка из Рокси и никому никогда не прощает того, что ей не дали стать голливудской звездой. А моя-то половина по сравнению с женою мэра — пустяк. Арестовать бы ее голосовые связки за нападение и избиение с намерением убить! Не забуду ваше доброе дело. Даже несмотря на то, что доброта — это ужасная слабость, Инксвитч, и вам нужно защищаться от нее. Но что же вы, поехали, время идет.
— У вас еще одно срочное дело?
— Вот именно. Я сегодня хотел съездить в зоопарк в Бронксе, но, пока вы не пришли, просто не знал, как это мне удастся. Зоопарк получил от Роксентера пожертвования, поэтому они специально для меня по воскресным дням открывают террариум и позволяют мне кормить живыми мышами самых замечательных пресмыкающихся, каких вы имели удовольствие когда-либо видеть. Хотите со мной?
Я с содроганием отказался.
— Ладно. Тогда высадите меня у метро — я сам доберусь. И защищайтесь от доброты, Инксвитч. Она может оказаться смертельным изъяном. Она может даже открыть дверь мэдисонам, что живут на том свете.
Услышав это, я поспешно завел мотор.
Я высадил его у станции подземки и проследил за тем, как он спускается по лестнице со своим кейсом, набитым живыми мышами. Редко будущее казалось мне таким неопределенным. Тем же вечером, около десяти часов, — прошло достаточно времени — все же опасаясь, что Мэдисон еще не помер, я снова позвонил его матери. Она меня просто ошарашила!
— Умер? Ах, что вы, нет. Он не умер. Я редко видела его таким энергичным. Это вы, господин Смит?
Я выдавил из себя, что да, он самый.
— Он умчался из дому несколько часов назад. Уолтер говорил, что знает, что вас нужно будет успокоить и подбодрить, и просил, чтобы вы перезвонили на Месс-стрит, 42.
Я позвонил на Месс-стрит, 42 и сказал:
— Это Смит. Мне нужно поговорить с господином Мэдисоном.
Жизнерадостный мужской голос отвечал:
— Смит? А, господин Смит, владелец «Национальной трясины», ну конечно. Послушайте, Смит, у нас для вас есть сенсация!..
— Нет-нет, — отмахнулся я. — Я не издатель. Передайте Мэдисону, что это тот самый господин Смит.
Тот, кто говорил со мной, отошел от телефона.
Я услышал бешеное стрекотание телексов и лающие голоса. Э, да в офисе кипела работа! Но ведь Мэдисон только что умирал!
Голос Мэдисона:
— О, господин Смит. Спасибо, спасибо, что позвонили. Я знал, что вы будете беспокоиться.
— Я думал, ты умираешь или уже умер!
— Кавычки открываются: чудо медицины. Кавычки закрываются. Внутримышечное введение морфия, за ним бензедрина и внутривенное впрыскивание черных чернил вырывает Мэдисона из лап смерти. Смит, мы должны перестать цепляться за ностальгическое розовое сияние вчерашнего дня. Сейчас пора приниматься за души людей. Ибо это те времена, когда испытываются человеческие жернова. Мы — хозяева людских судеб, и я благодарен Богу за свою неукротимую волю…
— Подожди, — прервал его я. — Что ты сейчас собираешься делать?
— Смит, мы должны быть довольны, что никогда больше не будет такой возможности устроить переворот в области связей с широкой публикой. Лучше не искать неприятностей на свою голову и бросить все это. Мы должны не назад оглядываться, а сурово смотреть в лицо будущему. Гений и вдохновение торжествовали бы, если бы не этот ненадежный клиент. Но наплевать. Теперь я прибегну к обычной политике прессы, и хотя это долгий мучительный процесс, в конце пути нас ждет триумфальная процессия, и мы будем ехать, увенчанные лаврами, вот увидите.
С нарастающим в душе страхом я настойчиво повторил:
— Что ты собираешься делать?
— Смит, у нас есть первое из трех «Д», на которые опираются связи с широкой публикой, — ДОВЕРИТЕЛЬНОСТЬ, потому что вы нас еще не выставили.
Мы утратили второе «Д» — ДОСТОВЕРНОСТЬ. Нас вытурили с первых полос! А кто же поверит заметке мелким шрифтом? Но не волнуйтесь, Смит, они снова будут наши! Ведь у нас есть еще третье «Д» — ДВОЙСТВЕННОСТЬ, дискуссия! Ехал я ночью, в жуткий холод, был уверен, что чего-нибудь придумаю, и вдруг меня осенило. Противоречия! Мы можем без конца вести свою кампанию на прочном лобном месте двусмысленности. Успех нам обеспечен! А теперь вам придется меня извинить: мне сообщают, что на другом проводе меня ждет издатель из «Лос-анджелесской грязи». — Дзынь! Он положил трубку!
Я сидел, глядя на телефон. Он же ни черта мне не сказал. Я подозревал, что не понимаю этот таинственный мир связей с широкой публикой, и бросил трубку. Телефон тут же зазвонил. Голос Мэдисона: «Смотрите завтрашнюю первую страницу!» — Дзынь. Он снова исчез.
Вряд ли нужно говорить, что на следующее утро я разворачивал газету дрожащими руками.
И тут же нашел то, что искал: заголовок!
«ВУНДЕРКИНД ОБВИНЯЕТСЯ В МОШЕННИЧЕСТВЕ. МАШИНА КОНФИСКОВАНА
Уполномоченные инспектора по автогонкам прошлым вечером добились решения суда конфисковать машину, на которой Вундеркинд участвовал в субботней автогонке.
Не нашлось никого, кто мог бы это прокомментировать. Вундеркинд отказался давать прессе интервью. Сегодня весь мир автогонок потрясен зловещим решением…»
Я выскочил на улицу и купил другие газеты. Во всех говорилось более или менее одно и то же. Ничего по существу.
Этот материал передавали по радио и телевидению. Очевидно, он приобретал национальные масштабы, так как брали интервью у участников гонок на Западном побережье.
И так продолжалось весь день.
К вечеру я вспомнил о своей видеоаппаратуре. Мне стало любопытно, как к этому относится Хеллер.
Стол его был завален газетами.
— Что все это значит? — спрашивал он у Изи. — Разрази меня гром, не понимаю.
На что Изя отвечал:
— Это значит, что пригодится билет в Южную Америку. Здесь как раз у меня есть книга о муравьях-солдатах. Они намного безопасней прессы. Муравьи всего лишь разрушают, а не убивают.
— Но ведь остатки «кадиллака», — говорил Хеллер, — находятся в гараже Майка Мутационе. Я звонил ему. Никто к нему и близко не подходил. Он так обгорел, что ничего не увидишь, кроме расплавленного металла. И ни одна душа мне не звонила. Я вовсе не отказывался от интервью с прессой!
Он принялся вырезать статьи о себе, время от времени отталкивая в сторону авиабилет, который Изя то и дело совал ему под нос.
У Мэдисона весь день телефон был занят, или его самого не оказывалось на месте. Когда в его конторе снимали трубку, я слышал такое, что казалось, будто служащие попали в эпицентр урагана.
Наступило утро вторника.
Снова на первой странице!
«ВУНДЕРКИНД МОШЕННИЧАЛ. ОБНАРУЖЕН БЕНЗОПРОВОД
Сегодня уполномоченные инспектора сообщили прессе, что при обследовании дымящихся обломков машины Вундеркинда они обнаружили бензопровод, ловко упрятанный в поршнях…»
И об этом сообщили во всех газетах, по радио и телевидению.
Ну вот, подумал я, и конец всей этой истории, да и Хеллеру тоже конец!
Но наступило утро среды.
На первой странице!
«БЕГСТВО УПОЛНОМОЧЕННОГО ПО ГОНКАМ. ВУНДЕРКИНД ЗАСЛУЖИВАЕТ ПОРИЦАНИЯ
Как стало известно из надежных источников, которые мы не можем раскрыть, инспектор автогонок, чьи родственники потребовали, чтобы он остался анонимным, бежал из штата, после того как сделал признание в получении от Вундеркинда взятки за то, что якобы не заметил спрятанный в рулевом управлении Вундеркинда бензобак…»
Об этом сообщили во всех газетах, по радио и телевидению. Ага, ну что ж, подумал я, Мэдисон хитроумно поставил крест на будущих гонках. Так тому и быть.
Поэтому в среду я чувствовал себя довольно спокойно, но когда на следующий день открыл утреннюю газету…
Снова первая страница! С фотографиями!
«РАЗЪЯРЕННАЯ ТОЛПА ЖАЖДЕТ РАСПРАВЫ С ВУНДЕРКИНДОМ. ПОЛИЦИЯ ПРИБЕГАЕТ К СРЕДСТВАМ ПОДАВЛЕНИЯ МАССОВЫХ БЕСПОРЯДКОВ
Сегодня Манхэттен прятался за закрытыми дверьми и с ужасом прислушивался к яростному топоту ног орущей толпы, разыскивающей Вундеркинда…»
На фотоснимках построившаяся в боевые порядки полиция стреляла пламенем и слезоточивым газом по толпе, несущей плакаты с призывом: «Долой Вундеркинда!» Я выглянул из окна. На Пятой авеню было спокойно, как никогда.
Послеполуденные выпуски газет вышли с новыми «шапками»:
«МЭР ПРИЗЫВАЕТ ОБЪЯВИТЬ ПО ВСЕМУ ГОРОДУ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ».
Печатались новые фотографии.
Что ж, сказал я себе, этот Мэдисон действительно добился того, что нужно. Просто гений. Но он уже выпустил свою стрелу. И теперь отойдет на вторые страницы.
Пятница.
Снова первая страница!
«ОБНАРУЖЕНО УБЕЖИЩЕ ВУНДЕРКИНДА
Сегодня наши специальные репортеры наткнулись на тайное убежище Вундеркинда. Получив конфиденциальную информацию от продавца фирмы «Мороженое для хорошего настроения», который был в плохом настроении…»
И так далее, и тому подобное.
Но вот фотография! На ней Вундеркинд! Лошадиные зубы и все такое прочее. Он выглядывал из-за жалюзи окна и казался очень страшным.
Я засомневался, действительно ли он сбежал? Обратился к видеозаписям. Хеллер занимался обычными делами. В одном месте он зашел в свой кабинет, немного поломал голову над бумагами, а затем занялся учебой.
В субботу, я знал, Мэдисон уж точно истощится.
Но какое там! Снова первая страница!
«УБЕЖИЩЕ ВУНДЕРКИНДА РАЗГРОМЛЕНО
Сегодня к убежищу Вундеркинда стеклась десятитысячная толпа и с неслыханной в истории города яростью разнесла весь дом на куски!…»
Фотографии взрывающегося здания. Я всмотрелся в них повнимательней. Не мог это быть тот же самый дом, в котором Вундеркинд выглядывал из окна. Скорее он походил на фабрику. Впрочем, из-за пламени и разлетающихся обломков трудно было сказать наверняка. Я отправился на прогулку и увидел, что старые, такие раньше чистенькие, рекламы Мэдисона, прославляющие Вундеркинда, теперь сплошь покрыты надписями, очерняющими Вундеркинда. Уж воскресенье-то наверняка не принесет никаких новостей.
Но нет, принесло — и опять на первой странице?
«ЖУРНАЛ ОТМЕНЯЕТ КОНКУРС
Беспрецедентный случай: сегодня спортивный журнал «Похабные картинки» отменил конкурс с призом в 100 000 долларов для разгадавшего секрет тайного горючего Вундеркинда.
Все подробности, обещают ответственные за журнал лица, будут освещены в выпуске на этой неделе.
Но из надежных источников просочилась информация, что это имеет отношение к преступлению Вундеркинда, связанному с конкурсом…»
Ого, второй материал! Мэдисон просто неистощим!
«ТАЙНА „СЕКРЕТНОГО“ ГОРЮЧЕГО РАЗГАДАНА. ГОРЮЧЕЕ ВУНДЕРКИНДА ТЕЧЕТ
Согласно данным службы Главного прокурора штата, назвать какого, по соображениям следствия, мы пока не можем, сегодня следователи получили ценную информацию относительно якобы «секретного» горючего Вундеркинда, которому предстояло революционизировать промышленность и, в частности, автомобилестроение.
Проведя судебную экспертизу шлангов, они вынудили служащего бензоколонки, имя которого не разглашается, сообщить им название настоящего горючего.
Согласно уже готовящемуся, как некоторые предполагают, обвинительному акту, «секретное» горючее было не чем иным, как бензином компании «Спрут»!
Служащий бензоколонки, стремясь избавиться от обвинения в заговоре, показал, что некто с внешностью Вундеркинда закупил в Северной Каролине как раз накануне гонок 39 галлонов высокосортного неэтилированного бензина компании «Спрут»!»
Это сообщение с вариациями появилось во всех воскресных газетах. И много чего еще. «Похабные картинки» поместили на целой полосе рекламу предстоящего разоблачения, а на сдвоенной странице — рекламу нефтяной компании «Спрут»: «Питье промышленности и народа!»
Боги, он пробился даже в воскресные газеты! Я действительно был доволен. Гробе, веря в Мэдисона, не ошибался!
Я поспешно спустился вниз за последним номером «Похабных картинок» и — вот оно! Полное разоблачение! Согласно передовой статье, Вундеркинд пытался завоевать приз. Он сделал заявление, просто сказав: «Бензин „Спрута“!»
Тут уж я поневоле рассмеялся: все-таки этот Мэдисон — зверски гениальная личность.
Я настроился на Хеллера. Он вместе со своей группой слушал лекцию по курсу 101, «Восхищение природой», который вел господин Вудлис. Повсюду вокруг лежал снег, и классу, похоже, было холодно. Вудлис казался этаким бесхарактерным молодым человеком. Специальной пилой для распиливания льда он пытался проделать прорубь в замерзшем пруду «Гарлем Миэр» в Центральном парке и рассказывал о повадках карпа в период нереста. Дело с распилкой льда продвигалось у него неважно. Хеллер, сунув руки в карманы, в конце концов закончил за него работу, расчетливо пиная льдину каблуками своих бейсбольных шиповок. Он передал льдину девушке, и студенты стали кататься на ней, как на санках. Господин Вудлис продолжал читать лекцию Хеллеру — единственному слушающему его студенту. Кажется, преподаватель не был настроен к нему враждебно; что ж, в следующем семестре все будет иначе, когда на работу вернется мисс Симмонс.
Хеллер выглядел подавленным. Он ковырял ногой почерневший от копоти снег. Это меня очень развеселило.
Однако понедельник заставил меня призадуматься, на чьей же все-таки стороне этот Мэдисон.
Он снова попал на первые страницы, но в деле наметился иной поворот.
«"СПРУТ" ОТРИЦАЕТ СВОЮ РОЛЬ ПОДСТРЕКАТЕЛЯ В РАЗВЯЗЫВАНИИ УЛИЧНЫХ БЕСПОРЯДКОВ
Сегодня мэр заявил, что его не вызывали на общее совещание акционеров нефтяной компании «Спрут». Однако перед рассветом газета получила из внутреннего источника надежные сведения о том, что на неделе состоялось тайное совещание «Семи братьев» и обсуждение уличных беспорядков, связанных с поведением Вундеркинда.
Все должностные лица, которых удалось опросить, отрицали, что такое совещание и обсуждение имели место.
«Признавая, что в гонках он пользовался бензином компании „Спрут“, — заявил ее представитель, — Вундеркинд, очевидно, стремился втянуть нефтяные компании в свой злодейский заговор с целью подрыва всей нефтяной промышленности путем преступного нарушения правил автогонок. Я категорически отрицаю, что нефтяные компании финансировали тех, кто устраивал беспорядки. Кроме того, Вундеркинд, которому всего лишь семнадцать лет, не имел права водить машину. Это попытка бросить тень причастности к противозаконным действиям на настоящих американских патриотов из нефтяной промышленности; имеется в виду то, что, продавая Вундеркинду бензин компании „Спрут“ для его мошеннических целей, нефтяные компании сделались соучастниками преступления».
Но в газетах за вторник Мэдисона на первых страницах уже не было. Он отошел на третью страницу. Да и говорилось там совсем немного.
«ВУНДЕРКИНДУ ЗАПРЕЩЕНО ВОЖДЕНИЕ АВТОМОБИЛЯ
Нью-йоркские власти отказали Вундеркинду в выдаче местных водительских прав ввиду того, что ему, как свидетельствует компания «Спрут», всего лишь 17 лет и он является несовершеннолетним.
НАСКАР также отменил его членство в своей организации, окончательно поставив крест на его дальнейшем участии в гонках. Обвинения в мошенничестве и общественном заговоре…»
Прекрасно. Теперь я мог расслабиться. У Мэдисона получилось. Я позвонил ему в контору. Его там не было. Я позвонил его матери.
— Господин Смит? О, извините. Я не могу позвать его к телефону. Все утро он так ужасно нервничал и чувствовал себя недостаточно хорошо, чтобы…
Мэдисон отнял у нее трубку.
— Господин Смит? — Казалось, он чем-то очень удручен. — Я прошу прощения, господин Смит. Я сошел с передовой полосы. Прошлым вечером я это нутром чуял. — Ив сторону, матери: — Держи покрепче лед, пузырь соскальзывает. Господин Смит, прошу вас, не теряйте веру в меня. На эти дела требуется время. Где-то я выбрал неправильный путь. Обещаю вам: я оправдаю ваше доверие. Да-да, в самом деле. А сейчас я должен повесить трубку. Только что пришел мой психиатр.
Он и впрямь казался расстроенным. Я же — нет.
Я решил посмотреть, чем занимается Хеллер. Он находился в главной библиотеке университета. Читал Хаклуита «Навигационные описания основных морских путешествий и открытий английской нации» (1589 г.).
Он остановился на том месте, где судно обогнуло побережье Северной Америки и туземцы окружили его со всех сторон, разрубая команду на куски на сильном холоде, и застыл, глядя в пространство.
Служащий библиотеки, собирая книги, сказал:
— У вас какой-то потерянный вид. Не могу ли я помочь?
— Нет, — отвечал Хеллер. — Не думаю, что кто-то может мне помочь. Где-то я сбился с пути и пошел не в ту сторону. Но где — никак не могу понять.
— Обратитесь к студенческому психиатру, только и всего, — весело посоветовал библиотекарь.
— То, что я сбился с пути, еще не причина, чтобы делать две ошибки, — произнес Хеллер, снова возвращаясь к изучению Хаклуита.
Но я-то радовался. Ох, как я радовался! Я готов был песни петь от радости. Я благословлял Гробса, я благословлял Мэдисона. Хеллера остановили!
Глава 5
По мнению психологов, состояние эйфории редко длится долго. Так случилось и со мной.Не прошло и двух минут, как я оставил свой монитор. В дверь постучали. Полагая, что это рассыльный с покупками для Ютанк, я, ничего не подозревая, открыл ее.
Рат и Терб!
Я поспешно затолкал их в гостиную, осмотрел коридор, вошел и запер за собой дверь.