Страница:
Примерно после тридцать пятого «ну и ну» и многократных ударов такси о ручные тележки, после чего их владельцы яростно грозили нам вслед кулаками, я заметил, что мы движемся в южную сторону и что скоро нам придется взбираться на улицу Ткачей. Не говоря уж о том, что она недостаточно широка для такси, если мы намеревались вернуться в Афьон, нам бы вообще следовало ехать в противоположном направлении, чтобы перебраться через Босфор в азиатскую Турцию.
— Эй! — окликнул я таксиста, заглушая вопли пешеходов. — Ты не туда едешь!
Он нажал на тормоза и остановился. Да и, пожалуй, как раз вовремя. Такси заехало носом в корзинную лавку, и ее хозяйка барахталась в груде упавших корзин.
— Ну и ну, — проговорил таксист. Он сидел как болван. Я хлопнул его по макушке. Он обернулся, протянул руку через спинку сиденья и попытался поднять лежавший у моих ног тюк с деньгами. — Ну и ну, — повторил он. — Это и правда ваше, офицер Грис?
— Конечно, мое, — отвечал я. — И каждую неделю я могу получать столько же. А теперь давай-ка разворачивайся и поезжай домой! У меня есть дела, а дорога далека — двести восемьдесят одна миля.
В окна машины стучали. Я решил это дело уладить. Опустив одно из окошек, я выставил наружу стволы обреза, направил их в небо и жахнул. Это не возымело желательного действия, наоборот, привлекло еще больше народу. Но моя «аппаратная» выучка крепко сидела во мне. Я сунул руку в мешок, вытащил полную пригоршню жалких турецких грошей и швырнул их над головами собравшихся, целясь как можно дальше.
О чудо! Тут же вокруг образовалось достаточно свободного места, чтобы мы могли развернуться, пока людишки подбирали рассыпавшиеся куруши.
Таксист умело воспользовался ситуацией, и вскоре мы уже ехали своей дорогой.
— Машина! — возбужденно проговорил он. — Она там, в Бейоглу. Держитесь, я вас вмиг доставлю туда.
Такси с ревом промчалось мимо Египетского базара, свернуло в основной поток на подходе к мосту и вскоре уже с грохотом неслось по мосту Галата, отделяющему Золотой Рог от Босфора.
Проехав вереницу фабрик, изрыгающих дым, и покружив по каким-то сомнительным переулкам, мы наконец очутились в местечке, бывшем, возможно, когда-то поместьем, но теперь — gecekondu, что означает «заложенный ночью» и представляет собой поселок из самых захудалых лачуг, построенный на государственной земле с целью ее приобретения.
Пробуксовывая в грязи и мусоре, такси приблизилось к тому, что когда-то, возможно, было конюшней, но теперь скреплялось воедино главным образом хибарками из листового железа, которым это строение служило задней стеной.
— Позвольте, я буду вести переговоры, — попросил таксист Ахмед. — И набросьте-ка на тюк с деньгами куртку или еще что-нибудь. — Он вышел из такси и приблизился к двери.
Я сделал то, что он просил. А кроме того, глядя на субъектов, ошивавшихся вокруг, перезарядил свой обрез. Боги, вот это были трущобы!
Вскоре таксист вернулся и сделал знак, чтобы я вылезал. Тщательно заперев машину, он зашептал:
— Вот что, не издавайте никаких криков восторга и ничего такого. Это настоящая находка. Когда-то это поместье принадлежало генералу. Он был очень известный человек. У них нет никакого представления о ценности машины, поскольку ее покупали тогда, когда лира стоила в сто раз меньше того, что она стоит теперь. Поэтому не надо кричать «хуццах». И фуражку в воздух бросать не надо. Торговаться предоставьте мне.
Я согласился. Пригнувшись и пройдя сквозь каменный полуобрушившийся туннель, мы вошли в темное помещение. Послышалась громкая возня и пронзительный птичий крик. Вокруг с шумом летали встревоженные куры. Мои глаза постепенно привыкли к мраку, и я различил какой-то массивный корпус, покрытый ветхим армейским брезентом. И этот брезент был сплошь усеян куриным пометом. Справа я услышал нечто вроде злобного хихиканья. Там стоял древний старикашка с носом, как птичий клюв, и совершенно беззубый. Смех его мне напомнил о дьяволе Манко.
Из боковой двери суетливо выбежала хозяйка. За юбку ее цеплялись двое голеньких ребятишек. Она была очень толста и очень грязна.
— Где машина? — шепнул я Ахмеду.
— Да вот же, — указал он. — Не пытайтесь задирать брезент. Я уже все проверил. Она в полном порядке.
Я все-таки заглянул под брезент и увидел настолько спущенную шину, что сквозь резину проступал обод колеса. Я прошел чуть дальше… и вздрогнул: прямо в глаза мне смотрел орел! Ярко-красный, с простертыми крыльями и… с рогами! Он был намалеван на дверце.
— Генерал происходил из знатного турецкого рода Гок, — прошептал таксист. — Один из его предков, Култегин, — герой Турции. В его гербе есть изображение этого орла. Хорош, верно?
Я отпустил край брезента и вытер пальцы о солому — к ним пристал куриный помет.
— Что же там за машина? — спросил я.
— «Даймлер-бенц», — шептал Ахмед. — Только поймите правильно. Он стоит тут уже более четверти века. К нему нужно слегка руки приложить.
Тут подала голос чумазая женщина. Она словно подхватила разговор, который еще не окончился.
— И ни курушем меньше!
— Мне нужно взглянуть на регистрационные документы, — сказал Ахмед. — Откуда мне знать, что они действительны?
— Тут они, тут, — она сунула руку в карман передника, — и хозяйка машины я. Меня вам не провести! Я была у него кухаркой, и машину мне отдали за невыплаченное жалованье. Вот вам все бумаги, пожалуйста. И можете спорить хоть до хрипоты — не уступлю ни пиастра! Знаю я вас, мошенников. Эта машина имеет историческую ценность. Генерала застрелили прямо там, на заднем сиденье.
— Я думал, она пуленепробиваемая, — шепнул я Ахмеду.
— У него окно было опущено, — пояснил Ахмед и обратился к женщине: — Ну что ж, ладно, ханим. Если такое дело, то мы ее берем.
— Постой, постой, — зашептал я, потянув его за рукав, — ведь эта штука и ездить-то даже не сможет!
— Я же велел вам не показывать вида, что вы возбуждены, — прошептал Ахмед, отталкивая мою руку. — Из-за вас она еще больше цену вздрючит.
Я застонал про себя. Вот куда уйдет моя недельная прибыль. На эту груду утиля!
Ахмед и женщина крепко пожали друг другу руки.
— Я подпишу эти бумаги, как только увижу деньги, — сказала она.
Ахмед повернулся ко мне:
— Держите ключи. Я не хочу прикасаться к вашим деньгам. Бегите и принесите двадцать тысяч лир.
Я обалдел. Я чуть не рассмеялся, но вовремя вспомнил о его предостережении. Потом выбежал, развязал тюк с деньгами, взял столько, сколько мог ухватить, запер такси и бегом вернулся в сарай. Меня так и подмывало захохотать во все горло. Ведь двадцать тысяч лир — это всего лишь двести американских долларов!
Древний старикан стоял на том же месте и ехидно посмеивался.
Ахмед взял подписанные бумаги, отсчитал женщине в руку двести банкнот по сто лир и сказал, что за машиной приедут.
— Пришлось мне из-за вас поволноваться, — сказал он, когда мы тронулись в обратный путь. — Я уж боялся, что вы выдадите себя и она поймет, что мы фактически крадем у нее машину.
— Почему так дешево? — спросил я. — Это же цена ее места на свалке металлолома.
— Кажется, генерал выступал не на той стороне, — отвечал Ахмед. — Он пытался устроить контрпереворот и вернуть султана на трон. Но что там говорить — мы ведь занимаемся машинами, а не политикой. Нам нужно на улицу Йолкузаде, на станцию техобслуживания, где мне рассказали об этой истории.
Вскоре мы оказались в более цивилизованной части Бейоглу — районе Стамбула на северной стороне бухты Золотой Рог. Мы въехали на ветхую станцию обслуживания, где стояло множество грузовиков в разной степени запущенности.
К нам подошел дюжего вида турок, и они с Ахмедом отошли в сторону. Ахмед показал ему регистрационные документы. Они тихонько поговорили, и вдруг этот дюжий турок взревел во весь голос:
— Но я же сам туда ездил и смотрел ее! Ей нужны новые шины, новые шланги, новые сальники, новые выхлопные трубы, новая обивка, а из коробки передач надо выбросить дохлого кролика! Я возьмусь за это не меньше чем за…
Ахмед пытался заставить его говорить потише и увел совсем далеко. Вернувшись наконец, он сообщил мне:
— Я все-таки сбил цену. Он приведет ее в рабочее состояние, но требует плату вперед. Дайте мне пять тысяч этих стольников.
— Пятьсот тысяч лир?! — Я воззрился на него, разинув рот.
— Ну да. Деталей для таких машин больше не делают, а если они требуются, то их изготовляют вручную. Это же только пять тысяч американских долларов. Хозяева-то ее теперь мы. Нельзя нам ее там оставлять просто так. С полицией будут неприятности.
Я понял, что меня нагрели.
— Ну же, — поторапливал он, — я помогу отсчитать.
— Нет, — отказался я. — Кроме меня никто не прикоснется к моим деньгам. — Я стал доставать пачки из тюка, который уменьшился в результате этого больше чем наполовину. Ахмед принес большую корзину и увез отсчитанные деньги на тележке.
Ну ничего, это только разовый расход. Я могу в любое время позвонить в афьонское отделение банка и потребовать еще.
Мне не давала покоя мысль: как же действительно выглядит машина под этим слоем куриного помета?
Суждено было свершиться кое-каким переменам.
Они начались в тот момент, когда в поле зрения показался грубый и воинственно устремленный в небо шпиль Афьон-Карахисара. Морозный воздух плато, лежавшего на высоте трех тысяч футов, был кристально чистым, и крепость на нем высотой семьсот пятьдесят футов торчала, как палец Бога, готового вести за собой в небеса. В сем ясно виделся мне приказ делать то же самое.
— Где мне найти Мусефа и Торгута? — крикнул я шоферу. Этих двоих борцов когда-то отделал Хеллер.
Въезжая на бешеной скорости на окраину города, он крикнул мне в ответ:
— Не видал их с тех пор, как они вышли из больницы. Другие тоже, я думаю, не видели.
— Найдешь их, понятно? — скомандовал я. — И прямо сейчас!
Впереди у глинобитной лачуги из местного такси высаживался пассажир с козой. Ахмед притормозил и быстро перебросился несколькими словами с местным каменотесом.
Вскоре мы проехали по переулку и оказались в трущобах на задворках. Пройдя по замусоренному дворику, Ахмед постучал в шаткую дверь. Немного погодя она чуть-чуть приоткрылась. Водитель вернулся к такси.
— Они там. Никого не хотят видеть.
Я сунул в карман пригоршню лир и вылез из машины.
— Запри, чтобы никто не смог добраться до денег, и пойдем — вышибешь дверь ногой. Я буду рядом, за тобой.
Успокоенный тем, как я сжимаю обрез, Ахмед сделал то, что ему было велено, после чего предусмотрительно отступил в сторону. Я крикнул внутрь хибары:
— Эй, я пришел предложить вам работу!
Изнутри послышался какой-то быстрый шорох — ну прямо как будто там бегали крысы. Затем голос:
— Мы вам не верим, но все равно заходите.
Я вошел. Комната, темная и грязная, скорее походила на земляную нору, чем на жилище человека.
Мусеф и Торгут стояли в дальнем конце комнаты. Каждый из них стал тенью того, чем был прежде, потеряв, наверное, фунтов сто, отчего желтая кожа обвисла, приобретя сероватый оттенок. Одежду свою они, вероятно, продали, потому как одеты были в лохмотья. Предо мной стояли двое громил, для которых настали трудные времена. Как раз то, что мне было нужно.
— Как поживаете? — спросил я.
— Он спрашивает нас, как мы поживаем, — бросил Мусеф Торгуту. — Он что, слепой — как ты думаешь?
— Что ж, скажи ему, — посоветовал Торгут. — У него в руках двустволка.
— С тех пор как этот проклятый борец с наркотой уделал нас, никто больше не хочет нанимать нас для избиения своих врагов. Этот (…) погубил нашу репутацию, — пожаловался Мусеф.
— И все своими паршивыми приемчиками, когда мы не ждали, — вторил ему Торгут.
Они говорили о Хеллере. Они все еще верили в то, что я им сказал — будто он работал на управление по борьбе с наркотиками. Я почувствовал к ним нежность.
— У меня есть для вас постоянная работа, — сказал я. — Хочу вас нанять, чтобы вы заставляли прислугу у меня на вилле шевелиться как следует. Они неряшливы и плохо справляются со своими обязанностями: подают холодный кофе и теплую дыню, не кланяются, не целуют мне ноги.
— Хотите, чтобы мы их убили? — спросил Мусеф.
— Нет, от вас требуется вот что: позаботьтесь о том, чтобы, как только я шевельну хотя бы мизинцем, они пулей срывались с места и услужливо носились вокруг и при виде меня кланялись три раза, а когда я ухожу, целовали мне ноги.
— Мы можем поучить их свинцовыми трубами? — спросил Торгут.
— Нет, лучше плетками, — сказал я. — А если потребуется — кулаками. Будете сменять друг друга, но один должен всегда дежурить у моей двери. Всегда быть при оружии и, если кто-то, кого я не хочу видеть, попытается проникнуть в дом, стрелять в него. — Они так ненавидят Хеллера, что уж ему-то никогда не бывать у меня в доме.
— Кормежка будет? — спросил Мусеф.
— Все что вам захочется, — пообещал я. В конце концов, эти расходы лягут на базу, а не на мой карман. — Буду даже платить вам время от времени.
— Хвала Аллаху! — сказали оба разом.
— И вот еще что, — добавил я. — Если со мной и моими деньгами что-нибудь случится, то мой друг, самый могущественный банкир в Турции, имеет приказание не жалеть никаких расходов, чтобы вас разыскать и пристрелить.
— Упаси Аллах! — в один голос сказали оба.
— Только в том случае, если прислуга на вилле станет радовать меня, а я и мои деньги будем в полной сохранности, — продолжал я, — вы получите теплое местечко. — Я швырнул пригоршню лир на пол. — Вот, купите себе одежду, и жду вас у себя на вилле.
О, как они накинулись на эти лиры! Подобрав их, они стали на колени и поклонились. Я сделал над их головами милостивый знак и вышел.
Кое-каким переменам все же суждено было свершиться!
— Езжай, езжай! — велел я водителю, и мы погнали через весь город, по дороге мимо шпиля Афьон-Карахисара, в сторону гор, на виллу.
Мы въехали во двор. Нас даже не встретил привратник. Ха, они не догадывались о том, что их скоро ждет. Но целил я все же не в прислугу. БМВ оказался на месте, значит, Ютанк у себя. Я громко постучал ей в дверь и крикнул:
— Это я, открой! У меня для тебя есть новость. — Я знал, что это подействует, и не ошибся.
Она открыла.
Двое мальчишек сидели на полу, раскрашивая книжку с картинками. Я сказал:
— Я только что посовещался с моим банкиром. Он говорит, что, если моими кредитными карточками будут еще пользоваться, мое финансовое положение станет скверным. А потому, если ты сделаешь по кредитным карточкам еще хоть один заказ, пусть даже на пачку сигарет, — я указал двустволкой на мальчиков, — я застрелю их.
Она в упор посмотрела на меня, увидела победную решимость в моем пристальном взгляде и сказала:
— Ты бы это смог, (…), уж точно.
— Конечно, можешь не сомневаться, — заверил я ее. — Если тебе понадобятся деньги, можешь за ними приходить ко мне и… подползать на коленях. Тебе понятно?
Она хлопнула дверью. Но я-то знал, что она поняла. Придет, куда она денется, и на коленях будет ползать передо мной.
С этим я управился.
Я заплатил Ахмеду за день работы двести банкнот по сто лир. Двадцать тысяч лир — это больше, чем он получал за месяц. Он салютовал двумя кулаками с зажатыми в них купюрами, такой удивленный и довольный. Но ведь, по сути, он был мне единственным другом на этой планете, всегда абсолютно надежным. Когда дело касалось его, негоже было скупиться, даже если мой денежный тюк становился от этого легче.
Сегодня мне пришлось заехать еще в одно место. Там я положил свои деньги в сейф и, надев контрольную звезду и взяв последний мешок, пошел по туннелю на базу.
Боги, как же удивились антиманковцы, увидев меня! Когда я вошел в помещение, где находился их экипаж, все повскакивали на ноги.
— Когда мы вернулись назад, — заговорил Стэбб, насупив брови и тыча в мою сторону зауженной кверху головой, — то узнали, что ангарщики сделали платформу полой и экипаж «Бликсо» набил ее чем-то! Я знал, что с весом у нее какая-то лажа.
— И чем же они ее набили — вам сказали? — поинтересовался я.
— Они этого не знали, — отвечал капитан Стэбб, — а вот вы — знаете.
— Сгущенным шотландским виски, — нашелся я. — Они заполнили ее сгущенным шотландским виски, нужным мне для подкупа чиновников. Но у меня плохие новости.
— Держу пари, что так оно и есть, — молвил Стэбб. — Мы тут бились об заклад: кое-кто считает, что вы провернули это дело и хапнули себе всю добычу.
— А на самом деле, — лихо врал я, — камеры, где хранится золото, находятся в земле на глубине двух миль и далеко за пределами действия фронтового «прыгуна». Меня чуть не схватили. Пришлось пустить в ход и бластик, и полицейский режущий пистолет, пришлось стрелять из обоих стволов обреза. Можете сами убедиться, какой он черный. Но путь я себе расчистил и вот — вернулся.
— Да, — вставил один из механиков, — тут нужно столько хладнокровия…
— Уж это точно, — согласился я. — И перед тем как несправедливо обвинять меня в том, что я увиливаю от расплаты со своими подельниками, взгляните на это. Когда я узнал, что золото для нас недосягаемо, я схватил то, что мог, и дал деру.
Я передал им тяжелый мешок искусственных самоцветов.
Они высыпали часть его содержимого на стол и уставились на меня. И вот что скажу я вам: в ярком искусственном освещении камни, конечно, заиграли и засверкали.
— Только посмотрите! — воскликнул пилот, держа в руке большой лжеизумруд.
— Глядите сюда! — крикнул механик, пересыпая из ладони в ладонь горсть синтетических бриллиантов и бракованных стеклянных рубинов.
— Все они ваши, — важно сказал я. — Разделите их между собой, как вам заблагорассудится. В знак высокой оценки вашей верной помощи и чтобы компенсировать вам отсутствие золота, я все это до последнего камушка отдаю вам.
— Замечательный вы человек, Грис, — сказал капитан Стэбб с увлажнившимися глазами, — хоть вы и офицер!
Высшей похвалы у этих пиратских подонков не было.
Я вернулся к себе, и с губ моих не сходила ухмылка.
— Грис, — обратился я к своему отражению в зеркале, когда раздевался, чтобы воспользоваться заслуженным сном, — теперь уже ничто не может тебе помешать. Все трудности для тебя — всего лишь мухи, и с хитростью да с деньгами ты можешь их — раз! — и прихлопнуть. Даже Хеллера с Крэк.
Я улегся в кровать, и снились мне сны, кровавые и зверски приятные.
Вокруг меня произошли заметные перемены. Это было чудесно.
Не имея под рукой непосредственных планов, я решил, что мне лучше заняться сбором информации. Такую хорошую отговорку для себя находишь, когда в определенный момент чувствуешь себя слишком самодовольным, чтобы заниматься каким-то серьезным делом. И потом, ну как же заранее не посмаковать страдания тех, кому совсем уже скоро предстояло корчиться в муках.
Впервые у меня под рукой оказались обе видеоустановки. Работая сразу с двумя экранами, я имел возможность получить гораздо более точное представление о реакциях и действиях Крэк и Хеллера, когда они смотрели друг на друга.
Сначала я обратился к экрану графини Крэк. Но и без второго прекрасно разглядел, как она нынче выглядит. Она же мыла окно! Ее отражение в стекле на фоне мрачного утра в туманный нью-йоркский день было довольно ясным. На ней был космический комбинезон, а волосы она убрала под одну из бейсбольных кепочек Хеллера.
В оконном отражении что-то двигалось справа от нее. Кот. Он сидел на рабочем столе и умывался.
Что ж, мытье кабинетных окон, уж конечно, мне ничем не грозило. Если бы я мог всего лишь достаточно долго держать Хеллера и Крэк в простое, не давать им делать ничего серьезного, то однажды меня уведомят в том, что сообщения Хеллера не имеют никакого значения и что можно их обоих благополучно убрать. Так что мойте, графиня, окна. Это у вас получается просто прекрасно.
У нее за спиной различалось что-то еще: кто-то стоял неподвижно, глядя ей в спину.
Оказалось — Изя.
Крэк почувствовала его взгляд. Последним движением руки покончив с окном, она обернулась. Изя попятился. Потом опустился на край кушетки и… заплакал!
— Ну-ну, Изя, — сказала Крэк. — Что такое случилось на Земле?
Изя еще немного похлюпал носом, потом проговорил приглушенным голосом:
— Вы слишком красивы, чтобы жить в офисе.
Красива? В космическом комбинезоне и бейсбольной фуражке, которые были ей велики? Что это Изя задумал? Какую-нибудь аферу, не сомневался я. Мне очень хотелось дождаться и увидеть, какую же именно.
— Но, Изя, ведь этот офис красивый, — возразила Крэк
— Нет-нет, — запротестовал он, — красивый, но для вас недостаточно. Вы заслуживаете великолепной квартиры.
Она, похоже, призадумалась, потом заявила:
— Ну что ж, у меня есть кредитная карточка. Может, я смогу с ее помощью снять такую квартиру.
У меня тут же волосы встали дыбом.
Затем Изя изрек нечто такое, что просто согрело мне сердце. Все же я в сущности сознавал, что он надежный и истинно верный человек.
— Нет, нет, нет! — возразил он. — Я отвечаю за мистера Джета. Коль дело касается квартир, то я их буду снимать. Пожалуйста, пообещайте мне, что вы этого не сделаете. Ничего достаточно красивого вы бы не нашли.
Я не мог взять в толк, за чем он охотится — за комиссионным вознаграждением, что ли?
На видеоустановке Хеллера я видел только лифты и коридоры. Но вот появился офис. Хеллер только что туда вошел. Посмотрел на Изю, спросил:
— Что стряслось?
Изя снова плакал на обоих экранах, беспомощно указывая на Крэк.
— Дорогая, — сказал Хеллер, — пойди, пожалуйста, в «комнату для размышлений» и прибери там. Закрой дверь, чтобы я мог выяснить суть дела, не то он снова захочет спрыгнуть откуда-нибудь раньше, чем я успею отговорить его от этого.
— Что стряслось, Изя? — спросил он опять, когда Крэк закрыла дверь.
Вытирая глаза ладонью, тот запричитал:
— Бармен считает, что она кинозвезда или скоро будет ею. Люди из рекламного агентства, что у нас по коридору, пристают ко мне, чтобы я упросил ее участвовать в конкурсе «Мисс Америка» — они бы тогда заключили с ней контракт, чтоб использовать ее в рекламе кока-колы. Бац-Бац твердит, что она самая красивая женщина на планете. А я… я неудачник и поэтому заставляю ее, бездомную, жить здесь.
— Что ж, — сказал Хеллер, — купите квартиру или еще что-нибудь.
Изя снова зарыдал:
— В том-то вся и штука. Мы почти ничего не получаем от операций с ценными бумагами. Налоговая служба докучает нам, но мы не в состоянии им платить. И когда совсем недавно я зашел сюда и увидел ее опять, то понял, что обрекаю ее на нищету и убожество. Это так меня угнетает, так угнетает, что просто невмоготу!
— Похоже, я вас понял, — сказал Хеллер. — Пойду и немного разбогатею.
Изя привел меня в изумление. Мне казалось, что он придумал какое-то исключительно ловкое надувательство, но этот тип вдруг вскочил, замахал руками и крикнул:
— Нет, нет, нет! Не пытайтесь убедить кого-нибудь снова в вас стрелять, чтобы получить за это вознаграждение. Это слишком опасно!
— Придумаю что-нибудь другое, — засмеявшись, пообещал Хеллер.
— Ну вот, вы отнимаете у меня мою работу, и поделом мне. Но прошу вас, очень прошу: обещайте мне, что не сделаете никакой глупости!
— Постараюсь — только это я и могу пообещать, — ответил Хеллер.
Крэк вышла из соседней комнаты, засовывая в наволочку подушку. Изя тут же рванулся к двери и убежал.
— Что все это значит? — удивилась Крэк.
— Он считает, что ты слишком красива, — отвечал Хеллер. — Но и я так считаю. Особенно с нью-йоркской сажей самой высшей марки на носу.
Она запустила в него подушкой. Он поймал ее на лету и, возвращая ее, поцеловал графиню. Оба моих экрана вспыхнули ярким светом.
Но Хеллер недолго удерживал Крэк в объятиях. Он отпустил ее и направился к бару, а графиня осталась стоять, глядя ему вслед. Хеллер поднял газету, которую, должно быть, кто-то читал до него, и стал ее просматривать.
— Деньги, — бормотал он про себя. — Деньги, деньги, деньги. Эта планета вертится не на оси. Она вертится на деньгах! — Передо мной промелькнула страница с комиксами, и я не успел разобрать, что там теперь происходит с. Багзом Банни.
— Эй! — окликнул я таксиста, заглушая вопли пешеходов. — Ты не туда едешь!
Он нажал на тормоза и остановился. Да и, пожалуй, как раз вовремя. Такси заехало носом в корзинную лавку, и ее хозяйка барахталась в груде упавших корзин.
— Ну и ну, — проговорил таксист. Он сидел как болван. Я хлопнул его по макушке. Он обернулся, протянул руку через спинку сиденья и попытался поднять лежавший у моих ног тюк с деньгами. — Ну и ну, — повторил он. — Это и правда ваше, офицер Грис?
— Конечно, мое, — отвечал я. — И каждую неделю я могу получать столько же. А теперь давай-ка разворачивайся и поезжай домой! У меня есть дела, а дорога далека — двести восемьдесят одна миля.
В окна машины стучали. Я решил это дело уладить. Опустив одно из окошек, я выставил наружу стволы обреза, направил их в небо и жахнул. Это не возымело желательного действия, наоборот, привлекло еще больше народу. Но моя «аппаратная» выучка крепко сидела во мне. Я сунул руку в мешок, вытащил полную пригоршню жалких турецких грошей и швырнул их над головами собравшихся, целясь как можно дальше.
О чудо! Тут же вокруг образовалось достаточно свободного места, чтобы мы могли развернуться, пока людишки подбирали рассыпавшиеся куруши.
Таксист умело воспользовался ситуацией, и вскоре мы уже ехали своей дорогой.
— Машина! — возбужденно проговорил он. — Она там, в Бейоглу. Держитесь, я вас вмиг доставлю туда.
Такси с ревом промчалось мимо Египетского базара, свернуло в основной поток на подходе к мосту и вскоре уже с грохотом неслось по мосту Галата, отделяющему Золотой Рог от Босфора.
Проехав вереницу фабрик, изрыгающих дым, и покружив по каким-то сомнительным переулкам, мы наконец очутились в местечке, бывшем, возможно, когда-то поместьем, но теперь — gecekondu, что означает «заложенный ночью» и представляет собой поселок из самых захудалых лачуг, построенный на государственной земле с целью ее приобретения.
Пробуксовывая в грязи и мусоре, такси приблизилось к тому, что когда-то, возможно, было конюшней, но теперь скреплялось воедино главным образом хибарками из листового железа, которым это строение служило задней стеной.
— Позвольте, я буду вести переговоры, — попросил таксист Ахмед. — И набросьте-ка на тюк с деньгами куртку или еще что-нибудь. — Он вышел из такси и приблизился к двери.
Я сделал то, что он просил. А кроме того, глядя на субъектов, ошивавшихся вокруг, перезарядил свой обрез. Боги, вот это были трущобы!
Вскоре таксист вернулся и сделал знак, чтобы я вылезал. Тщательно заперев машину, он зашептал:
— Вот что, не издавайте никаких криков восторга и ничего такого. Это настоящая находка. Когда-то это поместье принадлежало генералу. Он был очень известный человек. У них нет никакого представления о ценности машины, поскольку ее покупали тогда, когда лира стоила в сто раз меньше того, что она стоит теперь. Поэтому не надо кричать «хуццах». И фуражку в воздух бросать не надо. Торговаться предоставьте мне.
Я согласился. Пригнувшись и пройдя сквозь каменный полуобрушившийся туннель, мы вошли в темное помещение. Послышалась громкая возня и пронзительный птичий крик. Вокруг с шумом летали встревоженные куры. Мои глаза постепенно привыкли к мраку, и я различил какой-то массивный корпус, покрытый ветхим армейским брезентом. И этот брезент был сплошь усеян куриным пометом. Справа я услышал нечто вроде злобного хихиканья. Там стоял древний старикашка с носом, как птичий клюв, и совершенно беззубый. Смех его мне напомнил о дьяволе Манко.
Из боковой двери суетливо выбежала хозяйка. За юбку ее цеплялись двое голеньких ребятишек. Она была очень толста и очень грязна.
— Где машина? — шепнул я Ахмеду.
— Да вот же, — указал он. — Не пытайтесь задирать брезент. Я уже все проверил. Она в полном порядке.
Я все-таки заглянул под брезент и увидел настолько спущенную шину, что сквозь резину проступал обод колеса. Я прошел чуть дальше… и вздрогнул: прямо в глаза мне смотрел орел! Ярко-красный, с простертыми крыльями и… с рогами! Он был намалеван на дверце.
— Генерал происходил из знатного турецкого рода Гок, — прошептал таксист. — Один из его предков, Култегин, — герой Турции. В его гербе есть изображение этого орла. Хорош, верно?
Я отпустил край брезента и вытер пальцы о солому — к ним пристал куриный помет.
— Что же там за машина? — спросил я.
— «Даймлер-бенц», — шептал Ахмед. — Только поймите правильно. Он стоит тут уже более четверти века. К нему нужно слегка руки приложить.
Тут подала голос чумазая женщина. Она словно подхватила разговор, который еще не окончился.
— И ни курушем меньше!
— Мне нужно взглянуть на регистрационные документы, — сказал Ахмед. — Откуда мне знать, что они действительны?
— Тут они, тут, — она сунула руку в карман передника, — и хозяйка машины я. Меня вам не провести! Я была у него кухаркой, и машину мне отдали за невыплаченное жалованье. Вот вам все бумаги, пожалуйста. И можете спорить хоть до хрипоты — не уступлю ни пиастра! Знаю я вас, мошенников. Эта машина имеет историческую ценность. Генерала застрелили прямо там, на заднем сиденье.
— Я думал, она пуленепробиваемая, — шепнул я Ахмеду.
— У него окно было опущено, — пояснил Ахмед и обратился к женщине: — Ну что ж, ладно, ханим. Если такое дело, то мы ее берем.
— Постой, постой, — зашептал я, потянув его за рукав, — ведь эта штука и ездить-то даже не сможет!
— Я же велел вам не показывать вида, что вы возбуждены, — прошептал Ахмед, отталкивая мою руку. — Из-за вас она еще больше цену вздрючит.
Я застонал про себя. Вот куда уйдет моя недельная прибыль. На эту груду утиля!
Ахмед и женщина крепко пожали друг другу руки.
— Я подпишу эти бумаги, как только увижу деньги, — сказала она.
Ахмед повернулся ко мне:
— Держите ключи. Я не хочу прикасаться к вашим деньгам. Бегите и принесите двадцать тысяч лир.
Я обалдел. Я чуть не рассмеялся, но вовремя вспомнил о его предостережении. Потом выбежал, развязал тюк с деньгами, взял столько, сколько мог ухватить, запер такси и бегом вернулся в сарай. Меня так и подмывало захохотать во все горло. Ведь двадцать тысяч лир — это всего лишь двести американских долларов!
Древний старикан стоял на том же месте и ехидно посмеивался.
Ахмед взял подписанные бумаги, отсчитал женщине в руку двести банкнот по сто лир и сказал, что за машиной приедут.
— Пришлось мне из-за вас поволноваться, — сказал он, когда мы тронулись в обратный путь. — Я уж боялся, что вы выдадите себя и она поймет, что мы фактически крадем у нее машину.
— Почему так дешево? — спросил я. — Это же цена ее места на свалке металлолома.
— Кажется, генерал выступал не на той стороне, — отвечал Ахмед. — Он пытался устроить контрпереворот и вернуть султана на трон. Но что там говорить — мы ведь занимаемся машинами, а не политикой. Нам нужно на улицу Йолкузаде, на станцию техобслуживания, где мне рассказали об этой истории.
Вскоре мы оказались в более цивилизованной части Бейоглу — районе Стамбула на северной стороне бухты Золотой Рог. Мы въехали на ветхую станцию обслуживания, где стояло множество грузовиков в разной степени запущенности.
К нам подошел дюжего вида турок, и они с Ахмедом отошли в сторону. Ахмед показал ему регистрационные документы. Они тихонько поговорили, и вдруг этот дюжий турок взревел во весь голос:
— Но я же сам туда ездил и смотрел ее! Ей нужны новые шины, новые шланги, новые сальники, новые выхлопные трубы, новая обивка, а из коробки передач надо выбросить дохлого кролика! Я возьмусь за это не меньше чем за…
Ахмед пытался заставить его говорить потише и увел совсем далеко. Вернувшись наконец, он сообщил мне:
— Я все-таки сбил цену. Он приведет ее в рабочее состояние, но требует плату вперед. Дайте мне пять тысяч этих стольников.
— Пятьсот тысяч лир?! — Я воззрился на него, разинув рот.
— Ну да. Деталей для таких машин больше не делают, а если они требуются, то их изготовляют вручную. Это же только пять тысяч американских долларов. Хозяева-то ее теперь мы. Нельзя нам ее там оставлять просто так. С полицией будут неприятности.
Я понял, что меня нагрели.
— Ну же, — поторапливал он, — я помогу отсчитать.
— Нет, — отказался я. — Кроме меня никто не прикоснется к моим деньгам. — Я стал доставать пачки из тюка, который уменьшился в результате этого больше чем наполовину. Ахмед принес большую корзину и увез отсчитанные деньги на тележке.
Ну ничего, это только разовый расход. Я могу в любое время позвонить в афьонское отделение банка и потребовать еще.
Мне не давала покоя мысль: как же действительно выглядит машина под этим слоем куриного помета?
Глава 3
Путями непобедимого Александра, дорогами древних римлян, завоевавших Восток, по широким большакам, проложенным крестоносцами при осуществлении своей священной миссии, я мчался назад в Афьон. Старый «ситроен» с Деплором с планеты Модон за рулем, возможно, и нельзя было сравнить с лошадьми, покрытыми золототкаными попонами, которые носили на себе гигантов истории, когда те вторгались в Азию, зато скорость у него была побольше. Ему были безразличны крики людей, их грозящие кулаки, с помощью которых они всегда, с начала времен, протестовали против захвата Анатолии и ее опустошения, сопровождаемого кровопролитием. При нашей скорости 90—100 миль в час другие шоферы, погонщики ослов и верблюдов не очень-то осмеливались вставать у нас на пути. Мы гнали слишком быстро, чтобы они успели записать наши номерные знаки, а даже если бы и успели — все равно они были всего лишь отребьем, недостойным презрения победителя.Суждено было свершиться кое-каким переменам.
Они начались в тот момент, когда в поле зрения показался грубый и воинственно устремленный в небо шпиль Афьон-Карахисара. Морозный воздух плато, лежавшего на высоте трех тысяч футов, был кристально чистым, и крепость на нем высотой семьсот пятьдесят футов торчала, как палец Бога, готового вести за собой в небеса. В сем ясно виделся мне приказ делать то же самое.
— Где мне найти Мусефа и Торгута? — крикнул я шоферу. Этих двоих борцов когда-то отделал Хеллер.
Въезжая на бешеной скорости на окраину города, он крикнул мне в ответ:
— Не видал их с тех пор, как они вышли из больницы. Другие тоже, я думаю, не видели.
— Найдешь их, понятно? — скомандовал я. — И прямо сейчас!
Впереди у глинобитной лачуги из местного такси высаживался пассажир с козой. Ахмед притормозил и быстро перебросился несколькими словами с местным каменотесом.
Вскоре мы проехали по переулку и оказались в трущобах на задворках. Пройдя по замусоренному дворику, Ахмед постучал в шаткую дверь. Немного погодя она чуть-чуть приоткрылась. Водитель вернулся к такси.
— Они там. Никого не хотят видеть.
Я сунул в карман пригоршню лир и вылез из машины.
— Запри, чтобы никто не смог добраться до денег, и пойдем — вышибешь дверь ногой. Я буду рядом, за тобой.
Успокоенный тем, как я сжимаю обрез, Ахмед сделал то, что ему было велено, после чего предусмотрительно отступил в сторону. Я крикнул внутрь хибары:
— Эй, я пришел предложить вам работу!
Изнутри послышался какой-то быстрый шорох — ну прямо как будто там бегали крысы. Затем голос:
— Мы вам не верим, но все равно заходите.
Я вошел. Комната, темная и грязная, скорее походила на земляную нору, чем на жилище человека.
Мусеф и Торгут стояли в дальнем конце комнаты. Каждый из них стал тенью того, чем был прежде, потеряв, наверное, фунтов сто, отчего желтая кожа обвисла, приобретя сероватый оттенок. Одежду свою они, вероятно, продали, потому как одеты были в лохмотья. Предо мной стояли двое громил, для которых настали трудные времена. Как раз то, что мне было нужно.
— Как поживаете? — спросил я.
— Он спрашивает нас, как мы поживаем, — бросил Мусеф Торгуту. — Он что, слепой — как ты думаешь?
— Что ж, скажи ему, — посоветовал Торгут. — У него в руках двустволка.
— С тех пор как этот проклятый борец с наркотой уделал нас, никто больше не хочет нанимать нас для избиения своих врагов. Этот (…) погубил нашу репутацию, — пожаловался Мусеф.
— И все своими паршивыми приемчиками, когда мы не ждали, — вторил ему Торгут.
Они говорили о Хеллере. Они все еще верили в то, что я им сказал — будто он работал на управление по борьбе с наркотиками. Я почувствовал к ним нежность.
— У меня есть для вас постоянная работа, — сказал я. — Хочу вас нанять, чтобы вы заставляли прислугу у меня на вилле шевелиться как следует. Они неряшливы и плохо справляются со своими обязанностями: подают холодный кофе и теплую дыню, не кланяются, не целуют мне ноги.
— Хотите, чтобы мы их убили? — спросил Мусеф.
— Нет, от вас требуется вот что: позаботьтесь о том, чтобы, как только я шевельну хотя бы мизинцем, они пулей срывались с места и услужливо носились вокруг и при виде меня кланялись три раза, а когда я ухожу, целовали мне ноги.
— Мы можем поучить их свинцовыми трубами? — спросил Торгут.
— Нет, лучше плетками, — сказал я. — А если потребуется — кулаками. Будете сменять друг друга, но один должен всегда дежурить у моей двери. Всегда быть при оружии и, если кто-то, кого я не хочу видеть, попытается проникнуть в дом, стрелять в него. — Они так ненавидят Хеллера, что уж ему-то никогда не бывать у меня в доме.
— Кормежка будет? — спросил Мусеф.
— Все что вам захочется, — пообещал я. В конце концов, эти расходы лягут на базу, а не на мой карман. — Буду даже платить вам время от времени.
— Хвала Аллаху! — сказали оба разом.
— И вот еще что, — добавил я. — Если со мной и моими деньгами что-нибудь случится, то мой друг, самый могущественный банкир в Турции, имеет приказание не жалеть никаких расходов, чтобы вас разыскать и пристрелить.
— Упаси Аллах! — в один голос сказали оба.
— Только в том случае, если прислуга на вилле станет радовать меня, а я и мои деньги будем в полной сохранности, — продолжал я, — вы получите теплое местечко. — Я швырнул пригоршню лир на пол. — Вот, купите себе одежду, и жду вас у себя на вилле.
О, как они накинулись на эти лиры! Подобрав их, они стали на колени и поклонились. Я сделал над их головами милостивый знак и вышел.
Кое-каким переменам все же суждено было свершиться!
— Езжай, езжай! — велел я водителю, и мы погнали через весь город, по дороге мимо шпиля Афьон-Карахисара, в сторону гор, на виллу.
Мы въехали во двор. Нас даже не встретил привратник. Ха, они не догадывались о том, что их скоро ждет. Но целил я все же не в прислугу. БМВ оказался на месте, значит, Ютанк у себя. Я громко постучал ей в дверь и крикнул:
— Это я, открой! У меня для тебя есть новость. — Я знал, что это подействует, и не ошибся.
Она открыла.
Двое мальчишек сидели на полу, раскрашивая книжку с картинками. Я сказал:
— Я только что посовещался с моим банкиром. Он говорит, что, если моими кредитными карточками будут еще пользоваться, мое финансовое положение станет скверным. А потому, если ты сделаешь по кредитным карточкам еще хоть один заказ, пусть даже на пачку сигарет, — я указал двустволкой на мальчиков, — я застрелю их.
Она в упор посмотрела на меня, увидела победную решимость в моем пристальном взгляде и сказала:
— Ты бы это смог, (…), уж точно.
— Конечно, можешь не сомневаться, — заверил я ее. — Если тебе понадобятся деньги, можешь за ними приходить ко мне и… подползать на коленях. Тебе понятно?
Она хлопнула дверью. Но я-то знал, что она поняла. Придет, куда она денется, и на коленях будет ползать передо мной.
С этим я управился.
Я заплатил Ахмеду за день работы двести банкнот по сто лир. Двадцать тысяч лир — это больше, чем он получал за месяц. Он салютовал двумя кулаками с зажатыми в них купюрами, такой удивленный и довольный. Но ведь, по сути, он был мне единственным другом на этой планете, всегда абсолютно надежным. Когда дело касалось его, негоже было скупиться, даже если мой денежный тюк становился от этого легче.
Сегодня мне пришлось заехать еще в одно место. Там я положил свои деньги в сейф и, надев контрольную звезду и взяв последний мешок, пошел по туннелю на базу.
Боги, как же удивились антиманковцы, увидев меня! Когда я вошел в помещение, где находился их экипаж, все повскакивали на ноги.
— Когда мы вернулись назад, — заговорил Стэбб, насупив брови и тыча в мою сторону зауженной кверху головой, — то узнали, что ангарщики сделали платформу полой и экипаж «Бликсо» набил ее чем-то! Я знал, что с весом у нее какая-то лажа.
— И чем же они ее набили — вам сказали? — поинтересовался я.
— Они этого не знали, — отвечал капитан Стэбб, — а вот вы — знаете.
— Сгущенным шотландским виски, — нашелся я. — Они заполнили ее сгущенным шотландским виски, нужным мне для подкупа чиновников. Но у меня плохие новости.
— Держу пари, что так оно и есть, — молвил Стэбб. — Мы тут бились об заклад: кое-кто считает, что вы провернули это дело и хапнули себе всю добычу.
— А на самом деле, — лихо врал я, — камеры, где хранится золото, находятся в земле на глубине двух миль и далеко за пределами действия фронтового «прыгуна». Меня чуть не схватили. Пришлось пустить в ход и бластик, и полицейский режущий пистолет, пришлось стрелять из обоих стволов обреза. Можете сами убедиться, какой он черный. Но путь я себе расчистил и вот — вернулся.
— Да, — вставил один из механиков, — тут нужно столько хладнокровия…
— Уж это точно, — согласился я. — И перед тем как несправедливо обвинять меня в том, что я увиливаю от расплаты со своими подельниками, взгляните на это. Когда я узнал, что золото для нас недосягаемо, я схватил то, что мог, и дал деру.
Я передал им тяжелый мешок искусственных самоцветов.
Они высыпали часть его содержимого на стол и уставились на меня. И вот что скажу я вам: в ярком искусственном освещении камни, конечно, заиграли и засверкали.
— Только посмотрите! — воскликнул пилот, держа в руке большой лжеизумруд.
— Глядите сюда! — крикнул механик, пересыпая из ладони в ладонь горсть синтетических бриллиантов и бракованных стеклянных рубинов.
— Все они ваши, — важно сказал я. — Разделите их между собой, как вам заблагорассудится. В знак высокой оценки вашей верной помощи и чтобы компенсировать вам отсутствие золота, я все это до последнего камушка отдаю вам.
— Замечательный вы человек, Грис, — сказал капитан Стэбб с увлажнившимися глазами, — хоть вы и офицер!
Высшей похвалы у этих пиратских подонков не было.
Я вернулся к себе, и с губ моих не сходила ухмылка.
— Грис, — обратился я к своему отражению в зеркале, когда раздевался, чтобы воспользоваться заслуженным сном, — теперь уже ничто не может тебе помешать. Все трудности для тебя — всего лишь мухи, и с хитростью да с деньгами ты можешь их — раз! — и прихлопнуть. Даже Хеллера с Крэк.
Я улегся в кровать, и снились мне сны, кровавые и зверски приятные.
Глава 4
Я проспал за полдень, избавляясь от напряжения последних дней. Проснулся. Оделся в новый спортивный костюм красного цвета. Дежурил Мусеф. У Карагеза под глазом красовался синяк, зато, несмотря на такое позднее время, кофе, принесенный мне на завтрак, оказался горячим, дыня — холодной и яйца — в полном порядке.Вокруг меня произошли заметные перемены. Это было чудесно.
Не имея под рукой непосредственных планов, я решил, что мне лучше заняться сбором информации. Такую хорошую отговорку для себя находишь, когда в определенный момент чувствуешь себя слишком самодовольным, чтобы заниматься каким-то серьезным делом. И потом, ну как же заранее не посмаковать страдания тех, кому совсем уже скоро предстояло корчиться в муках.
Впервые у меня под рукой оказались обе видеоустановки. Работая сразу с двумя экранами, я имел возможность получить гораздо более точное представление о реакциях и действиях Крэк и Хеллера, когда они смотрели друг на друга.
Сначала я обратился к экрану графини Крэк. Но и без второго прекрасно разглядел, как она нынче выглядит. Она же мыла окно! Ее отражение в стекле на фоне мрачного утра в туманный нью-йоркский день было довольно ясным. На ней был космический комбинезон, а волосы она убрала под одну из бейсбольных кепочек Хеллера.
В оконном отражении что-то двигалось справа от нее. Кот. Он сидел на рабочем столе и умывался.
Что ж, мытье кабинетных окон, уж конечно, мне ничем не грозило. Если бы я мог всего лишь достаточно долго держать Хеллера и Крэк в простое, не давать им делать ничего серьезного, то однажды меня уведомят в том, что сообщения Хеллера не имеют никакого значения и что можно их обоих благополучно убрать. Так что мойте, графиня, окна. Это у вас получается просто прекрасно.
У нее за спиной различалось что-то еще: кто-то стоял неподвижно, глядя ей в спину.
Оказалось — Изя.
Крэк почувствовала его взгляд. Последним движением руки покончив с окном, она обернулась. Изя попятился. Потом опустился на край кушетки и… заплакал!
— Ну-ну, Изя, — сказала Крэк. — Что такое случилось на Земле?
Изя еще немного похлюпал носом, потом проговорил приглушенным голосом:
— Вы слишком красивы, чтобы жить в офисе.
Красива? В космическом комбинезоне и бейсбольной фуражке, которые были ей велики? Что это Изя задумал? Какую-нибудь аферу, не сомневался я. Мне очень хотелось дождаться и увидеть, какую же именно.
— Но, Изя, ведь этот офис красивый, — возразила Крэк
— Нет-нет, — запротестовал он, — красивый, но для вас недостаточно. Вы заслуживаете великолепной квартиры.
Она, похоже, призадумалась, потом заявила:
— Ну что ж, у меня есть кредитная карточка. Может, я смогу с ее помощью снять такую квартиру.
У меня тут же волосы встали дыбом.
Затем Изя изрек нечто такое, что просто согрело мне сердце. Все же я в сущности сознавал, что он надежный и истинно верный человек.
— Нет, нет, нет! — возразил он. — Я отвечаю за мистера Джета. Коль дело касается квартир, то я их буду снимать. Пожалуйста, пообещайте мне, что вы этого не сделаете. Ничего достаточно красивого вы бы не нашли.
Я не мог взять в толк, за чем он охотится — за комиссионным вознаграждением, что ли?
На видеоустановке Хеллера я видел только лифты и коридоры. Но вот появился офис. Хеллер только что туда вошел. Посмотрел на Изю, спросил:
— Что стряслось?
Изя снова плакал на обоих экранах, беспомощно указывая на Крэк.
— Дорогая, — сказал Хеллер, — пойди, пожалуйста, в «комнату для размышлений» и прибери там. Закрой дверь, чтобы я мог выяснить суть дела, не то он снова захочет спрыгнуть откуда-нибудь раньше, чем я успею отговорить его от этого.
— Что стряслось, Изя? — спросил он опять, когда Крэк закрыла дверь.
Вытирая глаза ладонью, тот запричитал:
— Бармен считает, что она кинозвезда или скоро будет ею. Люди из рекламного агентства, что у нас по коридору, пристают ко мне, чтобы я упросил ее участвовать в конкурсе «Мисс Америка» — они бы тогда заключили с ней контракт, чтоб использовать ее в рекламе кока-колы. Бац-Бац твердит, что она самая красивая женщина на планете. А я… я неудачник и поэтому заставляю ее, бездомную, жить здесь.
— Что ж, — сказал Хеллер, — купите квартиру или еще что-нибудь.
Изя снова зарыдал:
— В том-то вся и штука. Мы почти ничего не получаем от операций с ценными бумагами. Налоговая служба докучает нам, но мы не в состоянии им платить. И когда совсем недавно я зашел сюда и увидел ее опять, то понял, что обрекаю ее на нищету и убожество. Это так меня угнетает, так угнетает, что просто невмоготу!
— Похоже, я вас понял, — сказал Хеллер. — Пойду и немного разбогатею.
Изя привел меня в изумление. Мне казалось, что он придумал какое-то исключительно ловкое надувательство, но этот тип вдруг вскочил, замахал руками и крикнул:
— Нет, нет, нет! Не пытайтесь убедить кого-нибудь снова в вас стрелять, чтобы получить за это вознаграждение. Это слишком опасно!
— Придумаю что-нибудь другое, — засмеявшись, пообещал Хеллер.
— Ну вот, вы отнимаете у меня мою работу, и поделом мне. Но прошу вас, очень прошу: обещайте мне, что не сделаете никакой глупости!
— Постараюсь — только это я и могу пообещать, — ответил Хеллер.
Крэк вышла из соседней комнаты, засовывая в наволочку подушку. Изя тут же рванулся к двери и убежал.
— Что все это значит? — удивилась Крэк.
— Он считает, что ты слишком красива, — отвечал Хеллер. — Но и я так считаю. Особенно с нью-йоркской сажей самой высшей марки на носу.
Она запустила в него подушкой. Он поймал ее на лету и, возвращая ее, поцеловал графиню. Оба моих экрана вспыхнули ярким светом.
Но Хеллер недолго удерживал Крэк в объятиях. Он отпустил ее и направился к бару, а графиня осталась стоять, глядя ему вслед. Хеллер поднял газету, которую, должно быть, кто-то читал до него, и стал ее просматривать.
— Деньги, — бормотал он про себя. — Деньги, деньги, деньги. Эта планета вертится не на оси. Она вертится на деньгах! — Передо мной промелькнула страница с комиксами, и я не успел разобрать, что там теперь происходит с. Багзом Банни.