– По-моему, ты только что сделал это.
Улыбаясь в ответ, Далтон прижался лбом к ее лбу и дал ей почувствовать, что она с ним творит.
– Это я могу тебе пообещать, но…
– Мы оба знаем, что ты здесь выполняешь работу. Когда работа закончится, ты уедешь. Я и не жду никаких обещаний.
– Но ты их заслуживаешь. Ты… ты должна хотеть их.
Она отдернула руку.
– Что я должна, так это пойти в постель, и я сделаю это, как только ты отпустишь меня.
– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Да… Нет… О Господи, не знаю, что со мной. Я не могу. Я не делаю таких вещей. У меня такое чувство, что я – это не я…
Далтон отчетливо вспомнил ее фокусы с едой, доводящие его до умопомешательства, прикосновения, невинные и случайные на первый взгляд, ее руку на своем бедре, ее голову на его плече… Вспомнил, как она клала его ладонь на свой живот, чтобы он почувствовал движение ребенка, вспомнил вкус ее поцелуя.
Маленькие, незначительные детали. На самом ли деле это так? Или же она изобрела новый способ поставить мужчину на колени, сделать своим рабом, свести с ума?
– Я не делаю подобных вещей, – повторила Фэйф.
– Разве?
Она смертельно побледнела. Ее карие глаза наполнились жгучей болью.
– Прости, – ему захотелось обнять, успокоить ее.
– Нет. – Она попыталась отвернуться, но он удержал ее. – Ты прав, я делала это прежде. А после я неделями не могла взглянуть на себя в зеркало без отвращения.
– Поверь, мне знакомо это чувство.
– Сомневаюсь, – резко ответила она.
– В любом случае, это не одно и то же.
Она подняла голову.
– Да?
– Ну конечно, – Далтон криво усмехнулся. – Ведь мы знакомы уже четыре дня.
Она стала еще бледней.
– Прости. Это была шутка, Фэйф. Неудачная шутка. Я ничего плохого не имел в виду. Я просто хотел сказать, что между нами происходит нечто совершенно другое. Тебе не нужно чье-то плечо, чтобы выплакаться на нем, как тогда. Я не предлагаю тебе сочувствие или способ забыть о случившемся.
– Ты ошибаешься. Это то же самое. После взрыва я была страшно напугана и чувствовала себя в безопасности, только когда ты был рядом. Тогда я использовала его, чтобы забыться. Теперь я использовала тебя, чтобы избавиться от страха. В чем разница?
– Ты говоришь мужчине, что с ним чувствуешь себя в безопасности, и думаешь, что он сможет отпустить тебя после таких слов?
– Разве ты не видишь? Я повторяю одни и те же ошибки! – Она почти кричала.
«Отпусти ее!» – твердил ему разум. Она ошиблась насчет того, что между ними происходит, но он будет полным идиотом, если откроет ей истину. Нельзя позволять их отношениям зайти слишком далеко, ради себя и ради нее. Эта уверенность жила глубоко внутри. Он должен справиться с захлестнувшим его желанием, справиться со своей страстью.
Но с удивлением Далтон услышал собственный голос:
– А с ним ты испытывала что-то похожее?
Она изумленно взглянула на него и покраснела.
Далтон понимал, что сам отрезает себе пути к отступлению, но уже не мог остановиться.
– Твое сердце так же выскакивало из груди, когда он дотрагивался до тебя. У тебя так же подкашивались ноги?
Красные пятна на ее щеках стали пунцовыми, но она не отвела взгляд.
– Да. Я испытывала с ним все это, и даже больше.
– Ты лжешь. – Он читал ложь в ее глазах.
– Чего ты хочешь от меня? – взорвалась она. – Нет, я не чувствовала ничего подобного. Это… это пугает.
– Ты говорила, что со мной чувствуешь себя защищенной.
– Защищенной и испуганной одновременно.
От ее признания кровь бросилась ему в голову.
– Фэйф…
– Нет! Мне очень жаль. Это безумие. Я не хочу совершать то, о чем потом пожалею. Дай мне пройти, Далтон.
– Я не держу тебя.
Он уже убрал свою руку минутой раньше, и теперь ничто не удерживало Фэйф.
– Будь ты проклят!
Она оттолкнула его, и, прижав полотенце к груди, бросилась из ванной.
За один миг в мозгу Далтона пронеслось все, что произошло между ними. Он проклинал себя. Ему следовало отпустить ее в первый раз, когда она попросила об этом. Нет, ему следовало не выходить из своей комнаты и оставить ее принимать душ в одиночестве.
Он не должен врываться в ее жизнь. Она совершенно не знала его, не знала, каким черствым, эгоистичным, бесчувственным подонком он был, что он отправил на смерть женщину, любившую его, а после ушел от ответственности за ее гибель. Она не знала, что, в отличие от нее, он до сих пор не может смотреться в зеркало без отвращения и ненависти к себе.
Поддавшись безумному порыву и оказавшись с ней в постели, он никогда бы не простил себе этого. Это поставило бы его ниже того подонка, чьего ребенка она носила.
Ведь потом, как и тот, другой, он уйдет. Он не хотел становиться еще одной причиной, по которой Фэйф снова не сможет смотреться в зеркало.
Он поступил правильно, дав ей уйти. Это к лучшему. Для них обоих. Он не хотел терять свою душу только потому, что ей было достаточно одного взгляда, чтобы заставить его изнывать от желания, лишь потому, что она могла его рассмешить, лишь потому, что он восхищался ею и уважал ее. Он не хотел возвращаться к нормальной жизни лишь из-за Фэйф, ее ребенка, ее городка, из-за всего, что так нравилось ему, как ничто и никогда прежде. Лишь потому, что она смогла разрушить стены забвения, которыми он себя окружил, и внушила любовь к жизни, прекрасной и мучительной, лишь потому, что при мысли о расставании с ней в его сердце словно вонзался нож.
Далтон догнал ее в трех шагах от ее спальни.
Он даже не дотрагивался до нее, но Фэйф напряженно застыла на пороге. Она чувствовала его горячее дыхание и еле сдерживалась, чтобы не броситься к нему, не спрятать лицо у него на груди.
– Я твой телохранитель. – Его голос был жестким, слова давались ему с трудом. – Мой долг – охранять тебя. Если ты испытываешь ко мне какие-то чувства, я не должен этого замечать и отвечать тебе взаимностью.
Сердце Фэйф готово было вырваться из груди. Перед ней была темная спальня, весь дом был погружен в темноту, и только свет из незакрытой ванной играл бликами на полу коридора.
– Это правда?
– Что я хочу тебя? Ты смеешься надо мной?
– Далтон, я выгляжу, как надутый шар.
– Ты выглядишь, как женщина, носящая под сердцем чудо зарождения новой жизни. Наверное, твоя беременность должна остановить меня. Наверное, я не должен хотеть тебя. Бог знает, сколько раз я сам повторял это себе. Но при одном взгляде на тебя я горю, как грешник в аду, леди. Но я не хочу, чтобы утром ты раскаивалась. Я не вынесу этого.
– Я тоже не могу ничего тебе обещать. Я не знаю, что буду чувствовать утром. Но сейчас, – она медленно повернулась к нему, – сейчас я знаю, чего я хочу.
– Скажи мне.
Страх, неуверенность, смущение не смогли потушить пламя в ее крови. Оно было ярким, ненасытным, всепоглощающим.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
10
Улыбаясь в ответ, Далтон прижался лбом к ее лбу и дал ей почувствовать, что она с ним творит.
– Это я могу тебе пообещать, но…
– Мы оба знаем, что ты здесь выполняешь работу. Когда работа закончится, ты уедешь. Я и не жду никаких обещаний.
– Но ты их заслуживаешь. Ты… ты должна хотеть их.
Она отдернула руку.
– Что я должна, так это пойти в постель, и я сделаю это, как только ты отпустишь меня.
– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Да… Нет… О Господи, не знаю, что со мной. Я не могу. Я не делаю таких вещей. У меня такое чувство, что я – это не я…
Далтон отчетливо вспомнил ее фокусы с едой, доводящие его до умопомешательства, прикосновения, невинные и случайные на первый взгляд, ее руку на своем бедре, ее голову на его плече… Вспомнил, как она клала его ладонь на свой живот, чтобы он почувствовал движение ребенка, вспомнил вкус ее поцелуя.
Маленькие, незначительные детали. На самом ли деле это так? Или же она изобрела новый способ поставить мужчину на колени, сделать своим рабом, свести с ума?
– Я не делаю подобных вещей, – повторила Фэйф.
– Разве?
Она смертельно побледнела. Ее карие глаза наполнились жгучей болью.
– Прости, – ему захотелось обнять, успокоить ее.
– Нет. – Она попыталась отвернуться, но он удержал ее. – Ты прав, я делала это прежде. А после я неделями не могла взглянуть на себя в зеркало без отвращения.
– Поверь, мне знакомо это чувство.
– Сомневаюсь, – резко ответила она.
– В любом случае, это не одно и то же.
Она подняла голову.
– Да?
– Ну конечно, – Далтон криво усмехнулся. – Ведь мы знакомы уже четыре дня.
Она стала еще бледней.
– Прости. Это была шутка, Фэйф. Неудачная шутка. Я ничего плохого не имел в виду. Я просто хотел сказать, что между нами происходит нечто совершенно другое. Тебе не нужно чье-то плечо, чтобы выплакаться на нем, как тогда. Я не предлагаю тебе сочувствие или способ забыть о случившемся.
– Ты ошибаешься. Это то же самое. После взрыва я была страшно напугана и чувствовала себя в безопасности, только когда ты был рядом. Тогда я использовала его, чтобы забыться. Теперь я использовала тебя, чтобы избавиться от страха. В чем разница?
– Ты говоришь мужчине, что с ним чувствуешь себя в безопасности, и думаешь, что он сможет отпустить тебя после таких слов?
– Разве ты не видишь? Я повторяю одни и те же ошибки! – Она почти кричала.
«Отпусти ее!» – твердил ему разум. Она ошиблась насчет того, что между ними происходит, но он будет полным идиотом, если откроет ей истину. Нельзя позволять их отношениям зайти слишком далеко, ради себя и ради нее. Эта уверенность жила глубоко внутри. Он должен справиться с захлестнувшим его желанием, справиться со своей страстью.
Но с удивлением Далтон услышал собственный голос:
– А с ним ты испытывала что-то похожее?
Она изумленно взглянула на него и покраснела.
Далтон понимал, что сам отрезает себе пути к отступлению, но уже не мог остановиться.
– Твое сердце так же выскакивало из груди, когда он дотрагивался до тебя. У тебя так же подкашивались ноги?
Красные пятна на ее щеках стали пунцовыми, но она не отвела взгляд.
– Да. Я испытывала с ним все это, и даже больше.
– Ты лжешь. – Он читал ложь в ее глазах.
– Чего ты хочешь от меня? – взорвалась она. – Нет, я не чувствовала ничего подобного. Это… это пугает.
– Ты говорила, что со мной чувствуешь себя защищенной.
– Защищенной и испуганной одновременно.
От ее признания кровь бросилась ему в голову.
– Фэйф…
– Нет! Мне очень жаль. Это безумие. Я не хочу совершать то, о чем потом пожалею. Дай мне пройти, Далтон.
– Я не держу тебя.
Он уже убрал свою руку минутой раньше, и теперь ничто не удерживало Фэйф.
– Будь ты проклят!
Она оттолкнула его, и, прижав полотенце к груди, бросилась из ванной.
За один миг в мозгу Далтона пронеслось все, что произошло между ними. Он проклинал себя. Ему следовало отпустить ее в первый раз, когда она попросила об этом. Нет, ему следовало не выходить из своей комнаты и оставить ее принимать душ в одиночестве.
Он не должен врываться в ее жизнь. Она совершенно не знала его, не знала, каким черствым, эгоистичным, бесчувственным подонком он был, что он отправил на смерть женщину, любившую его, а после ушел от ответственности за ее гибель. Она не знала, что, в отличие от нее, он до сих пор не может смотреться в зеркало без отвращения и ненависти к себе.
Поддавшись безумному порыву и оказавшись с ней в постели, он никогда бы не простил себе этого. Это поставило бы его ниже того подонка, чьего ребенка она носила.
Ведь потом, как и тот, другой, он уйдет. Он не хотел становиться еще одной причиной, по которой Фэйф снова не сможет смотреться в зеркало.
Он поступил правильно, дав ей уйти. Это к лучшему. Для них обоих. Он не хотел терять свою душу только потому, что ей было достаточно одного взгляда, чтобы заставить его изнывать от желания, лишь потому, что она могла его рассмешить, лишь потому, что он восхищался ею и уважал ее. Он не хотел возвращаться к нормальной жизни лишь из-за Фэйф, ее ребенка, ее городка, из-за всего, что так нравилось ему, как ничто и никогда прежде. Лишь потому, что она смогла разрушить стены забвения, которыми он себя окружил, и внушила любовь к жизни, прекрасной и мучительной, лишь потому, что при мысли о расставании с ней в его сердце словно вонзался нож.
Далтон догнал ее в трех шагах от ее спальни.
Он даже не дотрагивался до нее, но Фэйф напряженно застыла на пороге. Она чувствовала его горячее дыхание и еле сдерживалась, чтобы не броситься к нему, не спрятать лицо у него на груди.
– Я твой телохранитель. – Его голос был жестким, слова давались ему с трудом. – Мой долг – охранять тебя. Если ты испытываешь ко мне какие-то чувства, я не должен этого замечать и отвечать тебе взаимностью.
Сердце Фэйф готово было вырваться из груди. Перед ней была темная спальня, весь дом был погружен в темноту, и только свет из незакрытой ванной играл бликами на полу коридора.
– Это правда?
– Что я хочу тебя? Ты смеешься надо мной?
– Далтон, я выгляжу, как надутый шар.
– Ты выглядишь, как женщина, носящая под сердцем чудо зарождения новой жизни. Наверное, твоя беременность должна остановить меня. Наверное, я не должен хотеть тебя. Бог знает, сколько раз я сам повторял это себе. Но при одном взгляде на тебя я горю, как грешник в аду, леди. Но я не хочу, чтобы утром ты раскаивалась. Я не вынесу этого.
– Я тоже не могу ничего тебе обещать. Я не знаю, что буду чувствовать утром. Но сейчас, – она медленно повернулась к нему, – сейчас я знаю, чего я хочу.
– Скажи мне.
Страх, неуверенность, смущение не смогли потушить пламя в ее крови. Оно было ярким, ненасытным, всепоглощающим.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
10
Фэйф потеряла ощущение пространства и времени и очнулась, только оказавшись возле собственной кровати, в сумраке спальни. Перед ней стоял Далтон, чей мощный силуэт вырисовывался в тусклом свете, проникавшем из незакрытой ванной.
Во рту у нее вдруг пересохло, как знойным летом в пустыне. На ней было лишь влажное полотенце, она стояла у своей постели с мужчиной, чьих ласк страстно желала. Фэйф показалось, что она не выдержит этого ожидания.
Наконец он прикоснулся к ней, кончиками пальцев мягко проведя по ключицам. Фэйф поняла, что не сможет повернуть все обратно, и не сделала бы этого, даже если бы могла. Он прикасался к ней так, как будто впервые увидел женщину. И его рука дрожала. В этот момент к ней пришло сознание, что она не просто хочет насладиться его телом, что она бесконечно влюблена. Эта мысль возникла в ее сознании, завладела сердцем, как солнце, всходящее над горизонтом в своем сверкающем великолепии.
Она влюблена в Далтона.
Его имя, как вздох сорвавшееся с ее губ, пронизало его поры и проникло глубоко в душу. Здесь ее запах чувствовался сильнее. Он исходил от смятых простыней, выделяющихся бледным манящим пятном в темноте, и обволакивал его.
Но сначала ему захотелось успокоить Фэйф, сделать так, чтобы исчезла напряженность в ее теле, настороженность в ее глазах. Потом, когда страх и неуверенность пройдут, он зажжет в ее крови огонь, такой же сильный, как тот, что пожирал его самого.
Рассудок заставил Далтона сказать:
– Ты можешь передумать. Еще не поздно остановиться.
Нежная рука, прижавшаяся к его груди, была тверда как скала:
– Нет, – прошептала Фэйф, шагнув навстречу ему, – уже слишком поздно.
Далтон рванулся к ней и нашел ее губы.
Господи, какие сладкие. Целуя ее, он ощутил на губах вкус душистого мыла. Он держал в объятиях необыкновенную женщину, способную свести его с ума, будоражившую его, рождавшую в нем подлинную страсть. Далтон прижал ее крепче, стремясь еще ближе почувствовать ее тело. Преградой было полотенце, но лишь на миг. Одно движение его пальцев – и оно оказалось на полу.
Прижав к себе обнаженную Фэйф, Далтон почувствовав ее упругую, налившуюся грудь с напряженными сосками. И живот, в котором теплилась человеческая жизнь, был не таким большим, как ему казалось раньше. Когда руки Фэйф обвили его плечи, он почувствовал, что обрел свою вторую половинку, о существовании которой не догадывался.
Что-то перевернулось в его душе. Он никогда уже не будет прежним. И Далтон благодарил Бога за это чудо.
Вдруг Далтон отстранился и отступил на шаг. В темноте он видел лишь ее силуэт и влажно мерцавшие глаза.
– Я хочу видеть тебя. – Его рука потянулась к лампе на ночном столике.
– Нет. – Она испуганно удержала его руку: – Пожалуйста, не надо.
Беременность никого не красит, и Фэйф боялась, что его оттолкнет вид ее обнаженного тела. Она ошибалась, но Далтон понимал ее страх.
– Хорошо, – легко уступил он.
Пока он не станет настаивать. У него будет время полюбоваться ею утром.
– Я… – Рука Фэйф опустилась на живот. – Я не знаю, как это происходит, когда…
– Из-за него? – Далтон тоже положил руку на живот. Он был твердым и тяжелым.
От его нежного прикосновения на глаза Фэйф навернулись слезы.
– Из-за нее, – поправила она. – Она… ей вряд ли понравится, если ее потревожат.
Далтон улыбнулся и слегка сжал пальцы.
– Мы не будет тревожить ее. – Его улыбка вдруг исчезла. – Ведь если мы будем осторожны, мы не повредим ей, да?
Фэйф чуть не расплакалась от такого проявления заботы. Совладав с собой, она покачала головой.
– Далтон, ты не должен так заботиться обо мне.
– Мне кажется, ради тебя я готов перевернуть мир. Но сейчас мне хочется не этого.
– А чего? – Она замолчала и облизнула губы кончиком языка. – Чего тебе хочется?
Его глаза встретили ее взгляд в темноте.
– Любить тебя.
Ее охватила слабость. Она приникла к Далтону, чтобы не упасть.
– Да, Далтон, да…
Он легко обнял ее. Далтон не хотел торопиться. У них впереди вся ночь, и они проведут ее, наслаждаясь друг другом.
Он зарылся лицом в ее волосы, все еще влажные после душа.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что люблю твой запах?
Фэйф засмеялась.
– Нет.
– Тогда говорю это сейчас. Он свежий, как ветер, мягкий, женственный.
Он осыпал поцелуями ее лицо и шею.
– Ты сладкая, как грех.
Он коснулся ее губ, вбирая в себя их вкус. Она обвила его руками, снедаемая страстью.
От ее неистовых поцелуев Далтон забыл обо всем. Но ему было все равно. Все, что он мог сейчас, – отнести ее в постель, пока они не начнут заниматься любовью прямо на полу.
В следующий момент Фэйф поняла, что лежит на кровати. Теперь ничто не мешало ему ласкать ее. Ее руки, изящные и нежные, ее длинные ноги сводили его с ума. Когда его рука легла на ее бедро, Фэйф тихо застонала, и он заглушил этот стон поцелуем.
Он взял в ладонь ее грудь, и у Фэйф перехватило дыхание.
Далтон слышал, что во время беременности женская грудь становится очень чувствительной, и поэтому ласкал Фэйф очень осторожно, а его губы скользили по ее шее, по ямочке между ключицами, пока, наконец, не сомкнулись вокруг соска.
Для Фэйф ласки Далтона стали настоящим откровением. Движения его языка посылали мощные импульсы в каждую клеточку ее тела, наполняя удовольствием. Он взял ее с собой в невероятное путешествие в мир наслаждения, где открывались все тайны ее тела. Может быть, ей опять снится сон? Фэйф сжала плечо Далтона – он не растаял, не исчез. Он с ней, живой, настоящий. На этот раз все было наяву.
Его кожа была горячей, гладкой и влажной. Под ее тонким покровом перекатывались упругие мускулы. Ее пальцы гладили его грудь и не могли остановиться. Когда Фэйф сильным движением обхватила его широкую грудь, Далтон застонал от удовольствия, и она сразу же почувствовала себя искушенной и желанной. Когда он прижал ее к себе и прошептал ее имя, Фэйф почувствовала себя красивой и значимой для него. В его ласках страсть и нетерпение смешались с нежностью.
Потом его рука проскользнула между ее бедер, совсем как в ее недавнем сне.
Ее прерывистое дыхание и впившиеся в его плечи пальцы доводили его до безумия. Ее запах, сильный, дразнящий, влекущий, превращал его в неуправляемое, снедаемое страстью животное.
Но он не должен был терять голову, чтобы не навредить ребенку.
– Далтон, прошу тебя, не останавливайся.
От этой тихой мольбы он вновь чуть было не потерял контроль над собой. Пока не стало слишком поздно, он перекатился на спину и посадил Фэйф на себя.
Он взял в ладони ее грудь, поглаживая соски большими пальцами. Фэйф почувствовала, что его руки дрожат.
– Я хочу тебя, – хрипло прошептал он. Фэйф взглянула на его распростертое под ней тело. Сознание полной власти над этим красивым сильным мужчиной привело ее в восторг. Она положила руки ему на грудь, и ее пальцы начали медленно опускаться вниз, по ребрам, по плоскому животу, пока наконец не достигли места, где ощущения были наиболее остры.
– Тебе нравится?
Тяжелое прерывистое дыхание Далтона было для нее лучшей музыкой.
– Еще немного, и я взорвусь, – прошептал он.
Фэйф захлестнула волна желания. Она должна… она должна почувствовать его внутри себя или умереть.
Поддерживая Фэйф за бедра, Далтон помог ей приподняться и медленно, дюйм за дюймом, впустить его в свою горячую глубину. Он стиснул зубы, удерживая себя, чтобы не войти в нее полностью.
Фэйф застонала, и Далтон замер, испугавшись, что причинил ей боль. Но затем она начала двигаться, и все его мысли испарились. Он не мог больше думать, не мог больше сдерживать себя. Все, на что он был способен в эту минуту, – это отдаться ощущениям и чувствам, завладевшим им целиком.
Он не мог больше ждать. Своими движениями и ласками Фэйф медленно убивала его. Он умрет, прежде чем она позволит ему снова проникнуть глубоко в нее, туда, где было его место.
Внезапно Фэйф сама начала двигаться во все убыстряющемся темпе, и ее возглас, полный страсти, словно подхлестнул его.
Далтон перестал себя сдерживать и вместе с ней достиг вершины наслаждения.
Первое, что увидела Фэйф, проснувшись утром, – серые глаза Далтона, настороженно изучающие ее. В их глубине она прочла неуверенность. Эта неуверенность развеяла смущение, охватившее ее при воспоминании о прошедшей ночи. Фэйф погладила его заросшую щетиной щеку и улыбнулась.
– Привет.
Далтон облегченно вздохнул. Он проснулся больше часа назад и смотрел на спящую Фэйф, воскрешая в памяти ощущения от ее прикосновений и ласк. Он был уверен, что, проснувшись, Фэйф раскается в своем решении, принятом накануне. Ее улыбка убедила его в обратном и вселила надежду.
– Доброе утро.
Он нежно поцеловал Фэйф, смакуя вкус ее губ, наслаждаясь прикосновением ее пальцев, играющих его волосами. Однажды посреди ночи она уснула вот так, запустив пальцы в его шевелюру, отчего Далтона пронзила сладкая боль.
Затем один из них проснулся – он так и не вспомнил, кто именно, – и их снова поглотил огонь страсти, и все повторилось сначала.
Скользя губами по лбу и щеке Фэйф, Далтон подумал, что его способен завести лишь один поцелуй этой женщины.
– Ты сводишь меня с ума, – прошептал он, прижавшись к ее губам.
Глаза Фэйф засияли.
– Думаю, мне это нравится.
Ребенок выбрал этот момент, чтобы напомнить о себе, толкнувшись изнутри. Далтон почувствовал его движение, потому что живот Фэйф был крепко прижат к нему.
– Привет, там, внизу, – засмеялся он, гладя живот. Тут же последовали еще два толчка. – Ты сегодня проявляешь активность.
– Это напоминание о том, что пришло время завтрака. – Фэйф взглянула на часы. Был уже почти полдень. – Давно пришло. Неудивительно, что я голодна.
– Здорово, – Далтон чмокнул кончик ее носа. – Я буду смотреть, как ты ешь.
Фэйф удивленно посмотрела на него.
– Неужели это так интересно?
Далтон хитро усмехнулся.
– Ты даже не представляешь.
Утренний душ Фэйф был намного приятнее ночного. При одном воспоминании о ледяной воде она содрогнулась и включила горячую воду на полную мощность, пока ванную не заполнил пар.
Затем она подумала о том, что случилось после ее холодного душа, и ей захотелось заполнить паром весь дом.
В груди защемило. Она влюбилась в него, в этом у нее не было ни малейшего сомнения.
Она безоглядно влюбилась. Но их ждет скорая разлука.
В самом деле, зачем ему оставаться в Ту Оукс? Разве захочет мужчина остаться с женщиной, носящей ребенка от другого? От того, чьего имени она даже не знала.
«Прекрати изводить себя!» Она подставила лицо под струю воды, чтобы смыть слезы. Прошлая ночь была самой прекрасной в ее жизни, а она хочет все испортить мыслями о завтрашнем дне. Ви была права. Жизнь слишком коротка. Если Далтон уедет через день или неделю, она не будет пытаться удержать его. Она презирала женщин, унижающих подобными сценами себя и любимого, умоляющих хоть о капле нежности. Ей не нужна капля. Она хочет либо все, либо ничего.
Она примет каждый оставшийся им день таким, каков он будет, и поблагодарит Бога за отпущенное им с Далтоном время. И она сделает это с улыбкой на лице.
Далтон жарил на кухне бекон, когда услышал, как наверху Фэйф выключила воду. В наступившей тишине он вдруг понял, что насвистывает. Такого не случалось с ним уже давно. Далтон нахмурился.
Значит, его привязанность к ней настолько глубока, что заставляет даже вернуться к прежним, давно забытым привычкам. Если ФБР не закончит расследование как можно скорее, для него будет уже поздно. Он не сможет вырвать Фэйф из сердца. Но однажды, когда Фэйф перестанет нуждаться в телохранителе, ему придется уйти.
Странно, но за последние четыре года Далтон ни разу не подумал о возвращении на службу в полицию. Сейчас же его охватило желание провести расследование самому. Он может выследить подонка, пославшего Фэйф бомбу. Он хотел выяснить правду о смерти ее отца. Он хотел убедиться в том, что ей никто больше не причинит вреда, что она сможет спокойно издавать свою газету и растить ребенка.
Да, он стремился принять участие в расследовании, но в то же время не доверил бы никому заботу о ее безопасности. Так что вместо того чтобы разыскивать преступника, он останется там, где ему велел быть долг. И если он окажется достаточно умным, и если понадобится, быстрым, то, возможно, сумеет сохранить ей жизнь.
Но, заглядывая в будущее, Далтон видел там лишь черную бездну, в которую превратится его жизнь без нее.
Он ничего ей не обещал. Она говорила, что не ждет никаких обещаний, и наверное, была искренна, но сам-то он отчаянно хотел услышать их от нее.
«Совсем плохо дело, парень. Ты здесь временно, привыкай к этому».
Он мог бы смириться с этим, если бы ночью Фэйф не была такой страстной с ним, если бы не опаляла его пламенем своего чувства. Если бы он не ощущал все острее с каждой минутой, что она становится бесконечно дорога ему, что он все сильнее влюбляется в нее.
Мысленное признание потрясло его. Он едва мог собраться с силами и поздороваться с ней, когда она минутой позже вошла на кухню.
Ее улыбка была безмятежной, но глаза упорно избегали его.
– Пахнет чудесно. Я ужасно проголодалась. Не верится, что уже так поздно. Хорошо, что сегодня у меня свободный день, – говорила она как-то чересчур оживленно. – Я налью кофе. Думаю, мы…
– Фэйф, – остановил Далтон ее словоизлияния.
Ее рука, потянувшаяся за кофейником, замерла в воздухе, а потом бессильно опустилась на стол.
– Посмотри на меня, – тихо попросил он. Она выдавила из себя улыбку и посмотрела на него.
Его глаза потемнели от тревоги.
– Ты жалеешь о том, что между нами было?
– Нет! – с чувством ответила Фэйф. Неважно, что случится завтра, но она никогда не раскается в прошедшей ночи. – Ни на минуту.
Когда Далтон раскрыл объятия, Фэйф шагнула к нему и спрятала лицо у него на груди.
– Я ни о чем не жалею. Не сомневайся в этом.
Далтон обнял ее крепче, упиваясь этой счастливой минутой и чувствуя, что таких мгновений осталось немного. Пока они вместе, он отдаст ей все, что она захочет взять, и примет то, что она подарит ему.
Дым, заполнивший кухню, и запах подгоревшего мяса заставили их разжать объятия.
– Ну? – спросил он. К нему вернулась обычная уверенность.
– Так ты говоришь, что любишь поджаренный бекон с очень румяной корочкой?
Их смех над сгоревшим беконом прозвучал немного натянуто, но ни один ничего не сказал. Они мало говорили во время завтрака. Еда для каждого из них становилась все более безвкусной, а напряжение постепенно росло.
Наконец Далтон заговорил:
– Ты сказала, что не будешь работать сегодня. У тебя есть какие-то другие планы?
Фэйф дожевала последний кусочек тоста и стряхнула крошки с рук.
– Я знакомлю Дэвида со своими редакторскими обязанностями. Он займет мое место, когда… когда родится ребенок.
Когда ее ребенок родится, с горечью подумал Далтон, его здесь уже не будет. Если ФБР не сможет найти связь между смертью Джо Хиллмана и бомбой за три оставшиеся до рождения ребенка месяца, то, вероятно, эти два случая не более чем совпадения.
– Чуть не забыл. Он звонил, пока ты была в ванной.
– Кто, Дэвид?
– Он просил передать, что Роза, Маргарет и сестры Снид нашли временное помещение для редакции.
– Серьезно? Где?
– Он сказал, что сегодня при встрече все объяснит. Мы договорились на половину шестого напротив суда.
– А он точно не сказал, где это помещение? – Фэйф одолевало любопытство.
– Нет. Он сказал, что сам покажет тебе.
Фэйф задумалась.
– Интересно. Я хорошо знаю каждое здание на площади. Только три помещения в них свободны, но я не думаю, что какое-то из них сдается.
– Потерпи немного. Дэвид все расскажет тебе, когда мы придем на площадь.
– Тогда пошли. Далтон, я хочу тебя кое о чем попросить.
– О чем?
– Отвези меня туда на «Харлее».
Удивленный, Далтон нахмурился.
– Зачем?
– Я никогда не ездила на таких мотоциклах.
Боясь не выдержать и уступить мольбе в ее глазах, Далтон отрицательно покачал головой.
– Беременным женщинам не стоит разъезжать на мотоциклах. Это слишком опасно. Я не хочу подвергать риску тебя или ребенка.
– Мы же проедем всего несколько кварталов, к площади. И улицы здесь совсем тихие, – умоляюще смотрела на него Фэйф.
– У меня только один шлем, – озарило вдруг Далтона. – Чарли нас оштрафует за нарушение правил.
– Не оштрафует, – озорно улыбнулась она. – Кроме того, я могу сбегать попросить шлем у мальчишек на углу.
– Нет, – резко ответил он. – Я не повезу тебя на мотоцикле. Я должен защищать тебя, а не подвергать твою жизнь опасности.
– Далтон, – просительно протянула она, взмахнув ресницами. – Ну пожалуйста.
– Нет, и не проси. Это окончательно и бесповоротно.
– А если ты проиграешь мне в армреслинге?
Далтон заморгал.
– Что?.. Никогда!
– Куда мне ставить ноги?
– Сюда… и сюда. Держи ноги на этой скобе и подальше от глушителя. Когда работает мотор, он сильно нагревается. Ты знаешь, что твоя затея безумна?
– Ты просто злишься на то, что я победила тебя в армреслинге, – миролюбиво сказала Фэйф.
– Ты не победила. Ты обманула меня.
– Нет, все было честно, – возразила Фэйф.
– Обманула. Нет таких правил, чтобы целовать противника во время матча. – Он занес ногу и уселся в седло «Харлея». – Надеюсь, что не пожалею об этом, но… Забирайся. – Далтон протянул руку, чтобы помочь Фэйф взобраться на мотоцикл. – Теперь держись за меня крепче.
Фэйф обхватила его руками. Далтон вздрогнул от тесного контакта их тел и приподнялся в седле.
– Готова?
Когда он снова уселся, Фэйф плотно сцепила руки на его талии.
Далтон повернул ключ в замке зажигания, и шестьсот двадцать восемь фунтов металла вдруг ожили под ней.
– Держись крепче, – через плечо бросил Далтон.
Но в этом не было необходимости, так как Далтон не собирался ехать быстрее двадцати миль в час, а единственный поворот по дороге был у знака остановки на углу.
Фэйф ожидала рева мотора, свиста ветра в ушах и разочаровалась было в поездке, но потом поняла, что Далтон боялся за нее, и ее затопила волна необыкновенной нежности. Один крутой поворот, даже на маленькой скорости – и она могла повредить ребенку.
Но даже на маленькой скорости это было захватывающее путешествие. Мощная машина полностью подчинялась Далтону, словно была продолжением его тела. Ветер не свистел в ушах, как она надеялась, но Фэйф прижималась к широкой мускулистой спине Далтона и наслаждалась его близостью. Внезапно она порадовалась, что он отказывался ехать быстрее. Тогда бы их путешествие было слишком коротким.
Во рту у нее вдруг пересохло, как знойным летом в пустыне. На ней было лишь влажное полотенце, она стояла у своей постели с мужчиной, чьих ласк страстно желала. Фэйф показалось, что она не выдержит этого ожидания.
Наконец он прикоснулся к ней, кончиками пальцев мягко проведя по ключицам. Фэйф поняла, что не сможет повернуть все обратно, и не сделала бы этого, даже если бы могла. Он прикасался к ней так, как будто впервые увидел женщину. И его рука дрожала. В этот момент к ней пришло сознание, что она не просто хочет насладиться его телом, что она бесконечно влюблена. Эта мысль возникла в ее сознании, завладела сердцем, как солнце, всходящее над горизонтом в своем сверкающем великолепии.
Она влюблена в Далтона.
Его имя, как вздох сорвавшееся с ее губ, пронизало его поры и проникло глубоко в душу. Здесь ее запах чувствовался сильнее. Он исходил от смятых простыней, выделяющихся бледным манящим пятном в темноте, и обволакивал его.
Но сначала ему захотелось успокоить Фэйф, сделать так, чтобы исчезла напряженность в ее теле, настороженность в ее глазах. Потом, когда страх и неуверенность пройдут, он зажжет в ее крови огонь, такой же сильный, как тот, что пожирал его самого.
Рассудок заставил Далтона сказать:
– Ты можешь передумать. Еще не поздно остановиться.
Нежная рука, прижавшаяся к его груди, была тверда как скала:
– Нет, – прошептала Фэйф, шагнув навстречу ему, – уже слишком поздно.
Далтон рванулся к ней и нашел ее губы.
Господи, какие сладкие. Целуя ее, он ощутил на губах вкус душистого мыла. Он держал в объятиях необыкновенную женщину, способную свести его с ума, будоражившую его, рождавшую в нем подлинную страсть. Далтон прижал ее крепче, стремясь еще ближе почувствовать ее тело. Преградой было полотенце, но лишь на миг. Одно движение его пальцев – и оно оказалось на полу.
Прижав к себе обнаженную Фэйф, Далтон почувствовав ее упругую, налившуюся грудь с напряженными сосками. И живот, в котором теплилась человеческая жизнь, был не таким большим, как ему казалось раньше. Когда руки Фэйф обвили его плечи, он почувствовал, что обрел свою вторую половинку, о существовании которой не догадывался.
Что-то перевернулось в его душе. Он никогда уже не будет прежним. И Далтон благодарил Бога за это чудо.
Вдруг Далтон отстранился и отступил на шаг. В темноте он видел лишь ее силуэт и влажно мерцавшие глаза.
– Я хочу видеть тебя. – Его рука потянулась к лампе на ночном столике.
– Нет. – Она испуганно удержала его руку: – Пожалуйста, не надо.
Беременность никого не красит, и Фэйф боялась, что его оттолкнет вид ее обнаженного тела. Она ошибалась, но Далтон понимал ее страх.
– Хорошо, – легко уступил он.
Пока он не станет настаивать. У него будет время полюбоваться ею утром.
– Я… – Рука Фэйф опустилась на живот. – Я не знаю, как это происходит, когда…
– Из-за него? – Далтон тоже положил руку на живот. Он был твердым и тяжелым.
От его нежного прикосновения на глаза Фэйф навернулись слезы.
– Из-за нее, – поправила она. – Она… ей вряд ли понравится, если ее потревожат.
Далтон улыбнулся и слегка сжал пальцы.
– Мы не будет тревожить ее. – Его улыбка вдруг исчезла. – Ведь если мы будем осторожны, мы не повредим ей, да?
Фэйф чуть не расплакалась от такого проявления заботы. Совладав с собой, она покачала головой.
– Далтон, ты не должен так заботиться обо мне.
– Мне кажется, ради тебя я готов перевернуть мир. Но сейчас мне хочется не этого.
– А чего? – Она замолчала и облизнула губы кончиком языка. – Чего тебе хочется?
Его глаза встретили ее взгляд в темноте.
– Любить тебя.
Ее охватила слабость. Она приникла к Далтону, чтобы не упасть.
– Да, Далтон, да…
Он легко обнял ее. Далтон не хотел торопиться. У них впереди вся ночь, и они проведут ее, наслаждаясь друг другом.
Он зарылся лицом в ее волосы, все еще влажные после душа.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что люблю твой запах?
Фэйф засмеялась.
– Нет.
– Тогда говорю это сейчас. Он свежий, как ветер, мягкий, женственный.
Он осыпал поцелуями ее лицо и шею.
– Ты сладкая, как грех.
Он коснулся ее губ, вбирая в себя их вкус. Она обвила его руками, снедаемая страстью.
От ее неистовых поцелуев Далтон забыл обо всем. Но ему было все равно. Все, что он мог сейчас, – отнести ее в постель, пока они не начнут заниматься любовью прямо на полу.
В следующий момент Фэйф поняла, что лежит на кровати. Теперь ничто не мешало ему ласкать ее. Ее руки, изящные и нежные, ее длинные ноги сводили его с ума. Когда его рука легла на ее бедро, Фэйф тихо застонала, и он заглушил этот стон поцелуем.
Он взял в ладонь ее грудь, и у Фэйф перехватило дыхание.
Далтон слышал, что во время беременности женская грудь становится очень чувствительной, и поэтому ласкал Фэйф очень осторожно, а его губы скользили по ее шее, по ямочке между ключицами, пока, наконец, не сомкнулись вокруг соска.
Для Фэйф ласки Далтона стали настоящим откровением. Движения его языка посылали мощные импульсы в каждую клеточку ее тела, наполняя удовольствием. Он взял ее с собой в невероятное путешествие в мир наслаждения, где открывались все тайны ее тела. Может быть, ей опять снится сон? Фэйф сжала плечо Далтона – он не растаял, не исчез. Он с ней, живой, настоящий. На этот раз все было наяву.
Его кожа была горячей, гладкой и влажной. Под ее тонким покровом перекатывались упругие мускулы. Ее пальцы гладили его грудь и не могли остановиться. Когда Фэйф сильным движением обхватила его широкую грудь, Далтон застонал от удовольствия, и она сразу же почувствовала себя искушенной и желанной. Когда он прижал ее к себе и прошептал ее имя, Фэйф почувствовала себя красивой и значимой для него. В его ласках страсть и нетерпение смешались с нежностью.
Потом его рука проскользнула между ее бедер, совсем как в ее недавнем сне.
Ее прерывистое дыхание и впившиеся в его плечи пальцы доводили его до безумия. Ее запах, сильный, дразнящий, влекущий, превращал его в неуправляемое, снедаемое страстью животное.
Но он не должен был терять голову, чтобы не навредить ребенку.
– Далтон, прошу тебя, не останавливайся.
От этой тихой мольбы он вновь чуть было не потерял контроль над собой. Пока не стало слишком поздно, он перекатился на спину и посадил Фэйф на себя.
Он взял в ладони ее грудь, поглаживая соски большими пальцами. Фэйф почувствовала, что его руки дрожат.
– Я хочу тебя, – хрипло прошептал он. Фэйф взглянула на его распростертое под ней тело. Сознание полной власти над этим красивым сильным мужчиной привело ее в восторг. Она положила руки ему на грудь, и ее пальцы начали медленно опускаться вниз, по ребрам, по плоскому животу, пока наконец не достигли места, где ощущения были наиболее остры.
– Тебе нравится?
Тяжелое прерывистое дыхание Далтона было для нее лучшей музыкой.
– Еще немного, и я взорвусь, – прошептал он.
Фэйф захлестнула волна желания. Она должна… она должна почувствовать его внутри себя или умереть.
Поддерживая Фэйф за бедра, Далтон помог ей приподняться и медленно, дюйм за дюймом, впустить его в свою горячую глубину. Он стиснул зубы, удерживая себя, чтобы не войти в нее полностью.
Фэйф застонала, и Далтон замер, испугавшись, что причинил ей боль. Но затем она начала двигаться, и все его мысли испарились. Он не мог больше думать, не мог больше сдерживать себя. Все, на что он был способен в эту минуту, – это отдаться ощущениям и чувствам, завладевшим им целиком.
Он не мог больше ждать. Своими движениями и ласками Фэйф медленно убивала его. Он умрет, прежде чем она позволит ему снова проникнуть глубоко в нее, туда, где было его место.
Внезапно Фэйф сама начала двигаться во все убыстряющемся темпе, и ее возглас, полный страсти, словно подхлестнул его.
Далтон перестал себя сдерживать и вместе с ней достиг вершины наслаждения.
Первое, что увидела Фэйф, проснувшись утром, – серые глаза Далтона, настороженно изучающие ее. В их глубине она прочла неуверенность. Эта неуверенность развеяла смущение, охватившее ее при воспоминании о прошедшей ночи. Фэйф погладила его заросшую щетиной щеку и улыбнулась.
– Привет.
Далтон облегченно вздохнул. Он проснулся больше часа назад и смотрел на спящую Фэйф, воскрешая в памяти ощущения от ее прикосновений и ласк. Он был уверен, что, проснувшись, Фэйф раскается в своем решении, принятом накануне. Ее улыбка убедила его в обратном и вселила надежду.
– Доброе утро.
Он нежно поцеловал Фэйф, смакуя вкус ее губ, наслаждаясь прикосновением ее пальцев, играющих его волосами. Однажды посреди ночи она уснула вот так, запустив пальцы в его шевелюру, отчего Далтона пронзила сладкая боль.
Затем один из них проснулся – он так и не вспомнил, кто именно, – и их снова поглотил огонь страсти, и все повторилось сначала.
Скользя губами по лбу и щеке Фэйф, Далтон подумал, что его способен завести лишь один поцелуй этой женщины.
– Ты сводишь меня с ума, – прошептал он, прижавшись к ее губам.
Глаза Фэйф засияли.
– Думаю, мне это нравится.
Ребенок выбрал этот момент, чтобы напомнить о себе, толкнувшись изнутри. Далтон почувствовал его движение, потому что живот Фэйф был крепко прижат к нему.
– Привет, там, внизу, – засмеялся он, гладя живот. Тут же последовали еще два толчка. – Ты сегодня проявляешь активность.
– Это напоминание о том, что пришло время завтрака. – Фэйф взглянула на часы. Был уже почти полдень. – Давно пришло. Неудивительно, что я голодна.
– Здорово, – Далтон чмокнул кончик ее носа. – Я буду смотреть, как ты ешь.
Фэйф удивленно посмотрела на него.
– Неужели это так интересно?
Далтон хитро усмехнулся.
– Ты даже не представляешь.
Утренний душ Фэйф был намного приятнее ночного. При одном воспоминании о ледяной воде она содрогнулась и включила горячую воду на полную мощность, пока ванную не заполнил пар.
Затем она подумала о том, что случилось после ее холодного душа, и ей захотелось заполнить паром весь дом.
В груди защемило. Она влюбилась в него, в этом у нее не было ни малейшего сомнения.
Она безоглядно влюбилась. Но их ждет скорая разлука.
В самом деле, зачем ему оставаться в Ту Оукс? Разве захочет мужчина остаться с женщиной, носящей ребенка от другого? От того, чьего имени она даже не знала.
«Прекрати изводить себя!» Она подставила лицо под струю воды, чтобы смыть слезы. Прошлая ночь была самой прекрасной в ее жизни, а она хочет все испортить мыслями о завтрашнем дне. Ви была права. Жизнь слишком коротка. Если Далтон уедет через день или неделю, она не будет пытаться удержать его. Она презирала женщин, унижающих подобными сценами себя и любимого, умоляющих хоть о капле нежности. Ей не нужна капля. Она хочет либо все, либо ничего.
Она примет каждый оставшийся им день таким, каков он будет, и поблагодарит Бога за отпущенное им с Далтоном время. И она сделает это с улыбкой на лице.
Далтон жарил на кухне бекон, когда услышал, как наверху Фэйф выключила воду. В наступившей тишине он вдруг понял, что насвистывает. Такого не случалось с ним уже давно. Далтон нахмурился.
Значит, его привязанность к ней настолько глубока, что заставляет даже вернуться к прежним, давно забытым привычкам. Если ФБР не закончит расследование как можно скорее, для него будет уже поздно. Он не сможет вырвать Фэйф из сердца. Но однажды, когда Фэйф перестанет нуждаться в телохранителе, ему придется уйти.
Странно, но за последние четыре года Далтон ни разу не подумал о возвращении на службу в полицию. Сейчас же его охватило желание провести расследование самому. Он может выследить подонка, пославшего Фэйф бомбу. Он хотел выяснить правду о смерти ее отца. Он хотел убедиться в том, что ей никто больше не причинит вреда, что она сможет спокойно издавать свою газету и растить ребенка.
Да, он стремился принять участие в расследовании, но в то же время не доверил бы никому заботу о ее безопасности. Так что вместо того чтобы разыскивать преступника, он останется там, где ему велел быть долг. И если он окажется достаточно умным, и если понадобится, быстрым, то, возможно, сумеет сохранить ей жизнь.
Но, заглядывая в будущее, Далтон видел там лишь черную бездну, в которую превратится его жизнь без нее.
Он ничего ей не обещал. Она говорила, что не ждет никаких обещаний, и наверное, была искренна, но сам-то он отчаянно хотел услышать их от нее.
«Совсем плохо дело, парень. Ты здесь временно, привыкай к этому».
Он мог бы смириться с этим, если бы ночью Фэйф не была такой страстной с ним, если бы не опаляла его пламенем своего чувства. Если бы он не ощущал все острее с каждой минутой, что она становится бесконечно дорога ему, что он все сильнее влюбляется в нее.
Мысленное признание потрясло его. Он едва мог собраться с силами и поздороваться с ней, когда она минутой позже вошла на кухню.
Ее улыбка была безмятежной, но глаза упорно избегали его.
– Пахнет чудесно. Я ужасно проголодалась. Не верится, что уже так поздно. Хорошо, что сегодня у меня свободный день, – говорила она как-то чересчур оживленно. – Я налью кофе. Думаю, мы…
– Фэйф, – остановил Далтон ее словоизлияния.
Ее рука, потянувшаяся за кофейником, замерла в воздухе, а потом бессильно опустилась на стол.
– Посмотри на меня, – тихо попросил он. Она выдавила из себя улыбку и посмотрела на него.
Его глаза потемнели от тревоги.
– Ты жалеешь о том, что между нами было?
– Нет! – с чувством ответила Фэйф. Неважно, что случится завтра, но она никогда не раскается в прошедшей ночи. – Ни на минуту.
Когда Далтон раскрыл объятия, Фэйф шагнула к нему и спрятала лицо у него на груди.
– Я ни о чем не жалею. Не сомневайся в этом.
Далтон обнял ее крепче, упиваясь этой счастливой минутой и чувствуя, что таких мгновений осталось немного. Пока они вместе, он отдаст ей все, что она захочет взять, и примет то, что она подарит ему.
Дым, заполнивший кухню, и запах подгоревшего мяса заставили их разжать объятия.
– Ну? – спросил он. К нему вернулась обычная уверенность.
– Так ты говоришь, что любишь поджаренный бекон с очень румяной корочкой?
Их смех над сгоревшим беконом прозвучал немного натянуто, но ни один ничего не сказал. Они мало говорили во время завтрака. Еда для каждого из них становилась все более безвкусной, а напряжение постепенно росло.
Наконец Далтон заговорил:
– Ты сказала, что не будешь работать сегодня. У тебя есть какие-то другие планы?
Фэйф дожевала последний кусочек тоста и стряхнула крошки с рук.
– Я знакомлю Дэвида со своими редакторскими обязанностями. Он займет мое место, когда… когда родится ребенок.
Когда ее ребенок родится, с горечью подумал Далтон, его здесь уже не будет. Если ФБР не сможет найти связь между смертью Джо Хиллмана и бомбой за три оставшиеся до рождения ребенка месяца, то, вероятно, эти два случая не более чем совпадения.
– Чуть не забыл. Он звонил, пока ты была в ванной.
– Кто, Дэвид?
– Он просил передать, что Роза, Маргарет и сестры Снид нашли временное помещение для редакции.
– Серьезно? Где?
– Он сказал, что сегодня при встрече все объяснит. Мы договорились на половину шестого напротив суда.
– А он точно не сказал, где это помещение? – Фэйф одолевало любопытство.
– Нет. Он сказал, что сам покажет тебе.
Фэйф задумалась.
– Интересно. Я хорошо знаю каждое здание на площади. Только три помещения в них свободны, но я не думаю, что какое-то из них сдается.
– Потерпи немного. Дэвид все расскажет тебе, когда мы придем на площадь.
– Тогда пошли. Далтон, я хочу тебя кое о чем попросить.
– О чем?
– Отвези меня туда на «Харлее».
Удивленный, Далтон нахмурился.
– Зачем?
– Я никогда не ездила на таких мотоциклах.
Боясь не выдержать и уступить мольбе в ее глазах, Далтон отрицательно покачал головой.
– Беременным женщинам не стоит разъезжать на мотоциклах. Это слишком опасно. Я не хочу подвергать риску тебя или ребенка.
– Мы же проедем всего несколько кварталов, к площади. И улицы здесь совсем тихие, – умоляюще смотрела на него Фэйф.
– У меня только один шлем, – озарило вдруг Далтона. – Чарли нас оштрафует за нарушение правил.
– Не оштрафует, – озорно улыбнулась она. – Кроме того, я могу сбегать попросить шлем у мальчишек на углу.
– Нет, – резко ответил он. – Я не повезу тебя на мотоцикле. Я должен защищать тебя, а не подвергать твою жизнь опасности.
– Далтон, – просительно протянула она, взмахнув ресницами. – Ну пожалуйста.
– Нет, и не проси. Это окончательно и бесповоротно.
– А если ты проиграешь мне в армреслинге?
Далтон заморгал.
– Что?.. Никогда!
– Куда мне ставить ноги?
– Сюда… и сюда. Держи ноги на этой скобе и подальше от глушителя. Когда работает мотор, он сильно нагревается. Ты знаешь, что твоя затея безумна?
– Ты просто злишься на то, что я победила тебя в армреслинге, – миролюбиво сказала Фэйф.
– Ты не победила. Ты обманула меня.
– Нет, все было честно, – возразила Фэйф.
– Обманула. Нет таких правил, чтобы целовать противника во время матча. – Он занес ногу и уселся в седло «Харлея». – Надеюсь, что не пожалею об этом, но… Забирайся. – Далтон протянул руку, чтобы помочь Фэйф взобраться на мотоцикл. – Теперь держись за меня крепче.
Фэйф обхватила его руками. Далтон вздрогнул от тесного контакта их тел и приподнялся в седле.
– Готова?
Когда он снова уселся, Фэйф плотно сцепила руки на его талии.
Далтон повернул ключ в замке зажигания, и шестьсот двадцать восемь фунтов металла вдруг ожили под ней.
– Держись крепче, – через плечо бросил Далтон.
Но в этом не было необходимости, так как Далтон не собирался ехать быстрее двадцати миль в час, а единственный поворот по дороге был у знака остановки на углу.
Фэйф ожидала рева мотора, свиста ветра в ушах и разочаровалась было в поездке, но потом поняла, что Далтон боялся за нее, и ее затопила волна необыкновенной нежности. Один крутой поворот, даже на маленькой скорости – и она могла повредить ребенку.
Но даже на маленькой скорости это было захватывающее путешествие. Мощная машина полностью подчинялась Далтону, словно была продолжением его тела. Ветер не свистел в ушах, как она надеялась, но Фэйф прижималась к широкой мускулистой спине Далтона и наслаждалась его близостью. Внезапно она порадовалась, что он отказывался ехать быстрее. Тогда бы их путешествие было слишком коротким.