Страница:
Айша подняла руку – оружия в ней никакого не было – и указала вперед. В ответ на этот сигнал к наступлению раздался громкий клич; хрупкая женщина в белом что-то сказала своей кобыла, и та погрузилась в воду.
Через две минуты на нас, застилая небо, обрушилась целая туча копий и стрел. Справа и слева от нас падали кони и люди, но ничто не задевало ни меня, ни плывшего в нескольких ярдах впереди белого одеяния. Через пять минут мы уже оказались на том берегу, и там завязалась еще более ожесточенная схватка.
Но ни на один ярд не отступило белое одеяние перед яростными врагами; повсюду, куда оно направлялось, за ним неотступно следовали наши воины, многие из которых падали убитыми. Враги теснили нас со всех сторон, но мы медленно продвигались через их полчища: так плывет корабль по бушующему морю, которое может замедлить, но не остановить его движение. Все глубже и глубже вклинивался наш отряд: ряды врагов постепенно редели, таяли и наконец растаяли совсем.
Мы пробились через основной заслон и, оставив горцев добивать его разбегающиеся остатки, проехали еще полмили и остановились, чтобы собраться в один отряд. Многие пали, многие были ранены; последовало повеление, чтобы тяжело раненые отдали своих коней тем, кому они были нужны, а сами дожидались помощи.
Из нашего большого отряда в живых осталось около трех тысяч. В их сопровождении мы отправились в Калун. С легкой рыси мы перешли на более быструю, а затем и на галоп и понеслись по безграничной равнине: уже к полудню – или чуть позже, эта дорога была куда короче, чем та, которой мы проезжали вместе с Лео, спасаясь бегством от Рассена и его псов-палачей, – мы завидели на дальнем холме смутные очертания Калу на.
Айша велела сделать привал, ибо здесь было озерко, где еще сохранилось немного воды: кони смогли утолить жажду, а люди подкрепились захваченной ими с собой пищей – вяленым мясом и ячменевой кашей. Подошедшие нам навстречу лазутчики доложили, что вторая – большая – армия Атене охраняет стены и подъемные мосты; они высказали мнение, что атаковать их нашими незначительными силами – значит обречь себя на неминуемый разгром. Но Айша не обратила никакого внимания на их предупреждение: она как будто даже и не слушала. Только велела оставить позади всех усталых лошадей, пересев на свежих.
И снова вперед, час за часом, в полном молчании, под громовой стук копыт! Ни Айша, ни ее дикий эскорт не произносили ни слова; только время от времени воины оглядывались и показывали обагренными кровью копьями на багровое небо позади. Я тоже обернулся: никогда не забуду увиденного. Зловещие, с огненной каймой тучи, сбившись в одну массу, заволокли черной тенью всю равнину. Словно грозное воинство, двигались они в небе, выбрасывая вперед похожие на мечи клинья.
Вся земля погрузилась в тишину. Она лежала, как мертвая, под этой сплошной завесой.
Озаренный пламенеющим светом город был уже невдалеке от нас. Пикеты врагов, потрясая дротиками, спешили укрыться в городе, до нас долетали отголоски их язвительного смеха. Затем мы увидели большое войско, выстроенное в боевом порядке и осененное поникшими в этом затишье знаменами; с флангов к нему примыкали сверкающие конные полки.
Навстречу нам выехало посольство; Айша подняла руку, и мы все остановились. Возглавлял посольство придворный вельможа, чье лицо было мне знакомо. Натянув поводья, он смело заговорил:
– Выслушай, Хес, слова Атене. Иноземец, который так дорог твоей душе, находится у нее во дворце, он ее пленник. Если ты не остановишься, мы уничтожим и тебя, и твой небольшой отряд. Но если каким-нибудь чудом ты одержишь верх, он умрет. Возвращайся на свою Гору, и Хания обещает тебе мир, а твоим подданным – жизнь. Каков будет ответ на слова Хании?
Айша что-то шепнула Оросу, и тот громко заявил:
– Ответа не будет. Если вам дорога жизнь, скачите быстрее обратно, ибо смерть скоро настигнет вас.
Посольство ускакало во весь опор; но Айша долго еще размышляла.
Когда она повернулась, я увидел, что ее лицо, задернутое тонким покрывалом, бледно и ужасно, а глаза горят, как у львицы ночью. Она прошипела сквозь сжатые зубы:
– Холли, готовься: сейчас ты заглянешь в самую пасть ада. Клянусь, я хотела бы их пощадить, но сердце подсказывает мне, чтобы я была смелой, отбросила всякую жалость и пустила в ход всю свою тайную мощь – только так я смогу спасти Лео. Холли, говорю тебе: они намерены убить его.
И громко закричала:
– Не бойтесь ничего, вожди. Хотя вас и немного, вы обладаете силой десятков тысяч. Следуйте за своей Хесеа и, чтобы вам ни грозило, не падайте духом. Передайте своим воинам: пусть они бесстрашно скачут за мной; мы пробьемся через это войско, пересечем мосты и ворвемся в Калун.
Разъезжая перед воинами, вожди повторяли ее слова, и свирепые горцы кричали в ответ:
– Следуя за ней, мы пересекли реку, пересечем и равнину. Вперед, Хес, ибо уже смеркается.
Был отдан приказ, и все воины сомкнулись в один большой клин. Айша была впереди, на самом его острие; я и Орос скакали по бокам от нее, но как ни шпорили мы коней, их головы не могли поравняться с ее седельной лукой. Она сверкала единственным белым пятном перед всей этой огромной темной массой – снежно-белое перо на груди черного потока.
Пронзительно заиграла труба; из тополиных рощ выехали два отряда кавалерии – словно две длинные руки протянулись, чтобы заключить нас в свои смертоносные объятия; основная же часть армии, подняв сверкающие копья, покатилась нам навстречу, точно огромная волна, увенчанная белопенным гребнем, а за этой волной следовали все новые и новые – бескрайнее море людей.
Все гуще и гуще становились набегающие тучи, все ярче и ярче светилась какая-то странная звезда под ними. Все громче и громче стучали копыта десяти тысяч коней. Над вершиной Горы взметнулись внезапные языки пламени: Гора извергала огонь, словно кит – пену.
Зрелище было ужасное. Впереди – башни Калуна, обрызганные кровью чудовищного заката. Вверху – мрак, как во время затмения. Вокруг – темнеющая, выжженная равнина. На ней – быстро продвигающаяся армия Атене и наш клин, обреченный, казалось, на неминуемую гибель.
Айша отпустила поводья. Сняла порванное белое покрывало и стала им махать, как бы подавая сигнал небесам.
И тут из зева адской тьмы изрыгнулось ответное пламя: казалось, оно тоже колышется, как порванное покрывало, в черной руке тучи.
И тогда Айша обрушила всю мощь своего гнева на сыновей Калуна. На ее зов откликнулся сам Ужас, никто из людей никогда не видел и, вероятно, не увидит ничего подобного. Мощные порывы ветра, обгоняя нас, вздымали камни и глыбы земли; повалил град, с шипением хлынул дождь, молнии непрестанно били сверху и снизу, озаряя все кругом своими зловещими вспышками.
Все было так, как предупредила Айша. Разверзся сам ад, и через этот ад мы мчались вперед невредимые. Незримые фурии все время опережали нас. Ни одна стрела не устремилась вперед, ни одно копье не было обагрено кровью.
Нашим глашатаем был град: градины сыпались огромные, зазубренные; разили не наши мечи и копья, а беспрерывные молнии; и все это время ревел и выл ураган; миллионы его отдельных голосов сливались в один отвратительный, неописуемый вопль.
Войска, еще недавно мчавшиеся на нас, рассеялись и исчезли.
Темно было, как в самую непроглядную ночь; но при яростных вспышках молний я видел, как мечутся вражеские воины, и среди громового шума разбушевавшихся стихий я слышал их крики ужаса и отчаяния. Я видел, как лошади и всадники катаются по земле, я видел, как пешие воины валятся один на другого, образуя высокие копошащиеся кучи, подобные грудам листьев, наметанным ветром, а огненные мечи небес разили и разили их до тех пор, пока они не переставали шевелиться.
Я видел, как гнутся и, вырванные с корнями, взлетают на воздух целые рощи. Я видел, как рушатся, рассыпаются высокие стены Калуна, а дома вспыхивают ярким пламенем, которое гасят потоки дождя, но затем пожар возобновляется. Я видел, как тьма окутывает их своими большими крыльями, но в следующий миг эти крылья превращались в огромные языки пульсирующего пламени, которые взвивались в мучительно трепещущий воздух.
Тьма, беспросветная тьма; смятение, ужас, обреченность! Подо мной – тяжело скачущий конь; рядом – лучистое тело Айши.
– Я обещала тебе непогоду, Холли, – пел среди всего этого неистовства ее звонкий, ликующий голос. – Теперь ты веришь, что я могу высвобождать пленные силы мира?!
И вот весь этот кошмар позади; над нами – спокойное вечернее небо, перед нами – пустой мост, за ним – пылающий город. Но где же армии Атене, где они? Поди спроси у нагромождений камней, что погребли под собой их кости. Поди спроси у ее овдовевшей страны?
Но из всего нашего конного войска не пострадал ни один человек. Они мчались за нами, дрожа, с побелевшими губами, как люди, которые встретили лицом к лицу и победили Смерть; все они ликовали, неистово ликовали!
На самом верху полукруглого моста Айша повернула своего коня и с гордым видом приветствовала следующих за ней воинов. При виде ее сверкающего, увенчанного звездой чела, которое горцы увидели в первый и последний раз, послышался оглушительный общий крик:
– Богиня! Восславим Богиню!
Она вновь развернула кобылу и поехала по длинной прямой улице, что вела через пылающий город к дворцу на холме. Все последовали за ней.
Солнце уже село, когда мы въехали в дворцовые ворота. Во дворе царило безмолвие, безмолвие царило во всем дворце, лишь издали доносился рев пламени да выли испуганные псы-палачи в своем собачнике.
Айша спрыгнула с лошади и вместе со мной и Оросом – остальным она велела остаться – поспешила через открытые двери в дворцовые залы.
Они были пусты, все без исключения: придворные бежали или погибли. Айша шла вперед без всяких колебаний, ни на миг не останавливаясь, так стремительно, что мы едва за ней поспевали; пройдя через залы, она стала подниматься по широкой лестнице, которая вела на самую высокую башню. Выше, еще выше, пока мы не достигли комнаты, где жил Шаман Симбри, той самой комнаты, откуда он наблюдал звезды и где Атене угрожала нам обоим смертью.
Дверь закрыта и заперта на засов, но когда Айша приблизилась, от одного ее присутствия железные засовы переломились, точно веточки, массивные двери распахнулись внутрь.
Мы оказались в освещенной лампадами комнате – и вот что мы увидели.
На стуле, весь бледный, связанный, но с гордым и вызывающим видом, сидел Лео. Над ним, с кинжалом в высохшей руке, готовясь нанести удар, склонялся старый Шаман, а рядом, на полу, глядя вверх широко расставленными стеклянными глазами, лежала мертвая, но все еще величественная даже в смерти – Атене, Хания Калуна.
Айша махнула рукой, и кинжал со звоном упал на мраморный пол, а сам Шаман застыл в неподвижности, словно каменное изваяние.
Она нагнулась, подняла кинжал и быстро перерезала путы, которыми был стянут Лео, а затем, обессиленная, молча упала на скамью. Лео встал, удивленно оглянулся и затем заговорил утомленным голосом человека, который ослабел от перенесенных им страданий:
– Как раз вовремя, Айша. Еще одна секунда – и этот злобный пес… – Он показал на Шамана. – Как раз вовремя. Но чем окончилась битва и как ты добралась сюда в эту ужасную бурю? Это ты, Хорейс? Благодарение Небу, что они тебя не убили!
– Битва – кое для кого кончилась поражением, – ответила Айша. – И я добралась сюда не вопреки этой бури, а на ее крыльях. Расскажи мне, что с тобой случилось за то время, что мы не виделись.
– Меня поймали в ловушку, скрутили, связали, привезли сюда и под страхом смерти велели написать тебе, чтобы ты прекратила войну; разумеется, я отказался, и тогда… – Он посмотрел на мертвое тело на полу.
– Что тогда? – спросила Айша.
– Тогда разразилась эта ужасная буря – я просто очумел. Если бы ты слышала, как свищет ветер в зубцах башни: он срывал их, точно сухие листочки, если бы ты видела, как густо сыпались молнии – будто огненный дождь.
– Они – мои гонцы. Я послала их на твое спасение, – сказала Айша.
Лео пристально на нее поглядел, помолчал, видимо обдумывая услышанное, и продолжал:
– То же самое сказала и Атене, но я ей не поверил. Я думал, началось светопреставление. Она только что вернулась совсем очумелая, хуже чем я, сказала, что все ее войско уничтожено, она не может сражаться против сил самого ада, может только послать меня туда, – и, схватив кинжал, хотела меня убить.
«Убей!» – сказал я, ведь я знал: куда бы я ни отправился, ты последуешь за мной, я ослаб от потери крови, и все это мне опостылело. Я закрыл глаза, ожидая удара, но она меня не заколола, а только прижала губы к моему лбу и сказала:
«Нет, я этого не сделаю. Прощай! Прими то, что тебе предназначено судьбой, а я приму то, что предназначено мне. В этой игре кости принесли мне проигрыш; где-нибудь в другом месте, возможно, мне выпадет удача; я брошу кости более искусно».
Я открыл глаза. Атене стояла с чашей в руке – эта чаша, смотри, лежит около нее.
«Я потерпела поражение, но я выиграла, – вскричала она. – Я ухожу раньше тебя, чтобы приготовить тропу, по которой ты сойдешь в подземный мир, на подготовленное мною место. Я говорю тебе: „До свидания!“ – ибо для меня все кончено. На улицах моего города – всадники Айши, – и впереди их, в накидке из молний, скачет она сама – воплощенное Возмездие».
Она осушила чашу и упала мертвая – только что. Смотри, ее грудь еще колышется. Этот старик хотел зарезать меня, не мог же я сопротивляться ему связанный; но тут дверь распахнулась, и вбежала ты… Пощади его, ведь они одной крови, и он любил ее.
Лео опустился на стул в полной прострации: у него был вид усталого старика.
– Ты плохо себя чувствуешь, – встревоженно сказала Айша. – Где то лекарство, Орос, что я велела тебе взять с собой? Поторопись!
Жрец поклонился и вытащил флакон из кармана своего просторного одеяния; вытащив пробку, он вручил его Лео.
– Выпей, мой господин, лекарство – сильное, оно сразу снимет усталость.
– Чем сильнее, тем лучше, – приподнимаясь, сказал Лео с почти обычным своим веселым смешком. – Со вчерашней ночи у меня не было маковой росинки во рту, я хочу есть и пить. Ведь мне пришлось нелегко: я дрался, как лев, затем меня везли бог знает откуда, и мне пришлось пережить эту адскую бурю.
И он опустошил флакон.
Лекарство и в самом деле оказалось сильным: подействовало оно удивительно: через минуту его глаза ярко заблестели, к щекам прихлынула кровь.
– Снадобья у тебя очень хорошие, я это понял еще давно, – сказал Лео. – Но самое целебное для меня – видеть тебя целой и невредимой, победительницей, я ожидал смерти, а жив и приветствую тебя, моя любимая… А вот и еда. – Он показал на столик с мясными блюдами. – Я умираю от голода, могу я поесть?
– Конечно, – мягко ответила она. – Поешь и ты тоже, мой Холл и.
Мы оба набросились на еду и ели рядом с телом мертвой женщины, которая выглядела царственно прекрасной и в смерти, рядом со старым колдуном, недвижимым и беспомощным, рядом с Айшей, этим удивительным существом, что одержало верх над целой армией с помощью ужасного оружия, послушно служащего ее воле.
Орос не ел ничего, только стоял и благожелательно улыбался; не притронулась к еде и Айша.
Глава XXIII. Вынужденное согласие Айши
Через две минуты на нас, застилая небо, обрушилась целая туча копий и стрел. Справа и слева от нас падали кони и люди, но ничто не задевало ни меня, ни плывшего в нескольких ярдах впереди белого одеяния. Через пять минут мы уже оказались на том берегу, и там завязалась еще более ожесточенная схватка.
Но ни на один ярд не отступило белое одеяние перед яростными врагами; повсюду, куда оно направлялось, за ним неотступно следовали наши воины, многие из которых падали убитыми. Враги теснили нас со всех сторон, но мы медленно продвигались через их полчища: так плывет корабль по бушующему морю, которое может замедлить, но не остановить его движение. Все глубже и глубже вклинивался наш отряд: ряды врагов постепенно редели, таяли и наконец растаяли совсем.
Мы пробились через основной заслон и, оставив горцев добивать его разбегающиеся остатки, проехали еще полмили и остановились, чтобы собраться в один отряд. Многие пали, многие были ранены; последовало повеление, чтобы тяжело раненые отдали своих коней тем, кому они были нужны, а сами дожидались помощи.
Из нашего большого отряда в живых осталось около трех тысяч. В их сопровождении мы отправились в Калун. С легкой рыси мы перешли на более быструю, а затем и на галоп и понеслись по безграничной равнине: уже к полудню – или чуть позже, эта дорога была куда короче, чем та, которой мы проезжали вместе с Лео, спасаясь бегством от Рассена и его псов-палачей, – мы завидели на дальнем холме смутные очертания Калу на.
Айша велела сделать привал, ибо здесь было озерко, где еще сохранилось немного воды: кони смогли утолить жажду, а люди подкрепились захваченной ими с собой пищей – вяленым мясом и ячменевой кашей. Подошедшие нам навстречу лазутчики доложили, что вторая – большая – армия Атене охраняет стены и подъемные мосты; они высказали мнение, что атаковать их нашими незначительными силами – значит обречь себя на неминуемый разгром. Но Айша не обратила никакого внимания на их предупреждение: она как будто даже и не слушала. Только велела оставить позади всех усталых лошадей, пересев на свежих.
И снова вперед, час за часом, в полном молчании, под громовой стук копыт! Ни Айша, ни ее дикий эскорт не произносили ни слова; только время от времени воины оглядывались и показывали обагренными кровью копьями на багровое небо позади. Я тоже обернулся: никогда не забуду увиденного. Зловещие, с огненной каймой тучи, сбившись в одну массу, заволокли черной тенью всю равнину. Словно грозное воинство, двигались они в небе, выбрасывая вперед похожие на мечи клинья.
Вся земля погрузилась в тишину. Она лежала, как мертвая, под этой сплошной завесой.
Озаренный пламенеющим светом город был уже невдалеке от нас. Пикеты врагов, потрясая дротиками, спешили укрыться в городе, до нас долетали отголоски их язвительного смеха. Затем мы увидели большое войско, выстроенное в боевом порядке и осененное поникшими в этом затишье знаменами; с флангов к нему примыкали сверкающие конные полки.
Навстречу нам выехало посольство; Айша подняла руку, и мы все остановились. Возглавлял посольство придворный вельможа, чье лицо было мне знакомо. Натянув поводья, он смело заговорил:
– Выслушай, Хес, слова Атене. Иноземец, который так дорог твоей душе, находится у нее во дворце, он ее пленник. Если ты не остановишься, мы уничтожим и тебя, и твой небольшой отряд. Но если каким-нибудь чудом ты одержишь верх, он умрет. Возвращайся на свою Гору, и Хания обещает тебе мир, а твоим подданным – жизнь. Каков будет ответ на слова Хании?
Айша что-то шепнула Оросу, и тот громко заявил:
– Ответа не будет. Если вам дорога жизнь, скачите быстрее обратно, ибо смерть скоро настигнет вас.
Посольство ускакало во весь опор; но Айша долго еще размышляла.
Когда она повернулась, я увидел, что ее лицо, задернутое тонким покрывалом, бледно и ужасно, а глаза горят, как у львицы ночью. Она прошипела сквозь сжатые зубы:
– Холли, готовься: сейчас ты заглянешь в самую пасть ада. Клянусь, я хотела бы их пощадить, но сердце подсказывает мне, чтобы я была смелой, отбросила всякую жалость и пустила в ход всю свою тайную мощь – только так я смогу спасти Лео. Холли, говорю тебе: они намерены убить его.
И громко закричала:
– Не бойтесь ничего, вожди. Хотя вас и немного, вы обладаете силой десятков тысяч. Следуйте за своей Хесеа и, чтобы вам ни грозило, не падайте духом. Передайте своим воинам: пусть они бесстрашно скачут за мной; мы пробьемся через это войско, пересечем мосты и ворвемся в Калун.
Разъезжая перед воинами, вожди повторяли ее слова, и свирепые горцы кричали в ответ:
– Следуя за ней, мы пересекли реку, пересечем и равнину. Вперед, Хес, ибо уже смеркается.
Был отдан приказ, и все воины сомкнулись в один большой клин. Айша была впереди, на самом его острие; я и Орос скакали по бокам от нее, но как ни шпорили мы коней, их головы не могли поравняться с ее седельной лукой. Она сверкала единственным белым пятном перед всей этой огромной темной массой – снежно-белое перо на груди черного потока.
Пронзительно заиграла труба; из тополиных рощ выехали два отряда кавалерии – словно две длинные руки протянулись, чтобы заключить нас в свои смертоносные объятия; основная же часть армии, подняв сверкающие копья, покатилась нам навстречу, точно огромная волна, увенчанная белопенным гребнем, а за этой волной следовали все новые и новые – бескрайнее море людей.
Все гуще и гуще становились набегающие тучи, все ярче и ярче светилась какая-то странная звезда под ними. Все громче и громче стучали копыта десяти тысяч коней. Над вершиной Горы взметнулись внезапные языки пламени: Гора извергала огонь, словно кит – пену.
Зрелище было ужасное. Впереди – башни Калуна, обрызганные кровью чудовищного заката. Вверху – мрак, как во время затмения. Вокруг – темнеющая, выжженная равнина. На ней – быстро продвигающаяся армия Атене и наш клин, обреченный, казалось, на неминуемую гибель.
Айша отпустила поводья. Сняла порванное белое покрывало и стала им махать, как бы подавая сигнал небесам.
И тут из зева адской тьмы изрыгнулось ответное пламя: казалось, оно тоже колышется, как порванное покрывало, в черной руке тучи.
И тогда Айша обрушила всю мощь своего гнева на сыновей Калуна. На ее зов откликнулся сам Ужас, никто из людей никогда не видел и, вероятно, не увидит ничего подобного. Мощные порывы ветра, обгоняя нас, вздымали камни и глыбы земли; повалил град, с шипением хлынул дождь, молнии непрестанно били сверху и снизу, озаряя все кругом своими зловещими вспышками.
Все было так, как предупредила Айша. Разверзся сам ад, и через этот ад мы мчались вперед невредимые. Незримые фурии все время опережали нас. Ни одна стрела не устремилась вперед, ни одно копье не было обагрено кровью.
Нашим глашатаем был град: градины сыпались огромные, зазубренные; разили не наши мечи и копья, а беспрерывные молнии; и все это время ревел и выл ураган; миллионы его отдельных голосов сливались в один отвратительный, неописуемый вопль.
Войска, еще недавно мчавшиеся на нас, рассеялись и исчезли.
Темно было, как в самую непроглядную ночь; но при яростных вспышках молний я видел, как мечутся вражеские воины, и среди громового шума разбушевавшихся стихий я слышал их крики ужаса и отчаяния. Я видел, как лошади и всадники катаются по земле, я видел, как пешие воины валятся один на другого, образуя высокие копошащиеся кучи, подобные грудам листьев, наметанным ветром, а огненные мечи небес разили и разили их до тех пор, пока они не переставали шевелиться.
Я видел, как гнутся и, вырванные с корнями, взлетают на воздух целые рощи. Я видел, как рушатся, рассыпаются высокие стены Калуна, а дома вспыхивают ярким пламенем, которое гасят потоки дождя, но затем пожар возобновляется. Я видел, как тьма окутывает их своими большими крыльями, но в следующий миг эти крылья превращались в огромные языки пульсирующего пламени, которые взвивались в мучительно трепещущий воздух.
Тьма, беспросветная тьма; смятение, ужас, обреченность! Подо мной – тяжело скачущий конь; рядом – лучистое тело Айши.
– Я обещала тебе непогоду, Холли, – пел среди всего этого неистовства ее звонкий, ликующий голос. – Теперь ты веришь, что я могу высвобождать пленные силы мира?!
И вот весь этот кошмар позади; над нами – спокойное вечернее небо, перед нами – пустой мост, за ним – пылающий город. Но где же армии Атене, где они? Поди спроси у нагромождений камней, что погребли под собой их кости. Поди спроси у ее овдовевшей страны?
Но из всего нашего конного войска не пострадал ни один человек. Они мчались за нами, дрожа, с побелевшими губами, как люди, которые встретили лицом к лицу и победили Смерть; все они ликовали, неистово ликовали!
На самом верху полукруглого моста Айша повернула своего коня и с гордым видом приветствовала следующих за ней воинов. При виде ее сверкающего, увенчанного звездой чела, которое горцы увидели в первый и последний раз, послышался оглушительный общий крик:
– Богиня! Восславим Богиню!
Она вновь развернула кобылу и поехала по длинной прямой улице, что вела через пылающий город к дворцу на холме. Все последовали за ней.
Солнце уже село, когда мы въехали в дворцовые ворота. Во дворе царило безмолвие, безмолвие царило во всем дворце, лишь издали доносился рев пламени да выли испуганные псы-палачи в своем собачнике.
Айша спрыгнула с лошади и вместе со мной и Оросом – остальным она велела остаться – поспешила через открытые двери в дворцовые залы.
Они были пусты, все без исключения: придворные бежали или погибли. Айша шла вперед без всяких колебаний, ни на миг не останавливаясь, так стремительно, что мы едва за ней поспевали; пройдя через залы, она стала подниматься по широкой лестнице, которая вела на самую высокую башню. Выше, еще выше, пока мы не достигли комнаты, где жил Шаман Симбри, той самой комнаты, откуда он наблюдал звезды и где Атене угрожала нам обоим смертью.
Дверь закрыта и заперта на засов, но когда Айша приблизилась, от одного ее присутствия железные засовы переломились, точно веточки, массивные двери распахнулись внутрь.
Мы оказались в освещенной лампадами комнате – и вот что мы увидели.
На стуле, весь бледный, связанный, но с гордым и вызывающим видом, сидел Лео. Над ним, с кинжалом в высохшей руке, готовясь нанести удар, склонялся старый Шаман, а рядом, на полу, глядя вверх широко расставленными стеклянными глазами, лежала мертвая, но все еще величественная даже в смерти – Атене, Хания Калуна.
Айша махнула рукой, и кинжал со звоном упал на мраморный пол, а сам Шаман застыл в неподвижности, словно каменное изваяние.
Она нагнулась, подняла кинжал и быстро перерезала путы, которыми был стянут Лео, а затем, обессиленная, молча упала на скамью. Лео встал, удивленно оглянулся и затем заговорил утомленным голосом человека, который ослабел от перенесенных им страданий:
– Как раз вовремя, Айша. Еще одна секунда – и этот злобный пес… – Он показал на Шамана. – Как раз вовремя. Но чем окончилась битва и как ты добралась сюда в эту ужасную бурю? Это ты, Хорейс? Благодарение Небу, что они тебя не убили!
– Битва – кое для кого кончилась поражением, – ответила Айша. – И я добралась сюда не вопреки этой бури, а на ее крыльях. Расскажи мне, что с тобой случилось за то время, что мы не виделись.
– Меня поймали в ловушку, скрутили, связали, привезли сюда и под страхом смерти велели написать тебе, чтобы ты прекратила войну; разумеется, я отказался, и тогда… – Он посмотрел на мертвое тело на полу.
– Что тогда? – спросила Айша.
– Тогда разразилась эта ужасная буря – я просто очумел. Если бы ты слышала, как свищет ветер в зубцах башни: он срывал их, точно сухие листочки, если бы ты видела, как густо сыпались молнии – будто огненный дождь.
– Они – мои гонцы. Я послала их на твое спасение, – сказала Айша.
Лео пристально на нее поглядел, помолчал, видимо обдумывая услышанное, и продолжал:
– То же самое сказала и Атене, но я ей не поверил. Я думал, началось светопреставление. Она только что вернулась совсем очумелая, хуже чем я, сказала, что все ее войско уничтожено, она не может сражаться против сил самого ада, может только послать меня туда, – и, схватив кинжал, хотела меня убить.
«Убей!» – сказал я, ведь я знал: куда бы я ни отправился, ты последуешь за мной, я ослаб от потери крови, и все это мне опостылело. Я закрыл глаза, ожидая удара, но она меня не заколола, а только прижала губы к моему лбу и сказала:
«Нет, я этого не сделаю. Прощай! Прими то, что тебе предназначено судьбой, а я приму то, что предназначено мне. В этой игре кости принесли мне проигрыш; где-нибудь в другом месте, возможно, мне выпадет удача; я брошу кости более искусно».
Я открыл глаза. Атене стояла с чашей в руке – эта чаша, смотри, лежит около нее.
«Я потерпела поражение, но я выиграла, – вскричала она. – Я ухожу раньше тебя, чтобы приготовить тропу, по которой ты сойдешь в подземный мир, на подготовленное мною место. Я говорю тебе: „До свидания!“ – ибо для меня все кончено. На улицах моего города – всадники Айши, – и впереди их, в накидке из молний, скачет она сама – воплощенное Возмездие».
Она осушила чашу и упала мертвая – только что. Смотри, ее грудь еще колышется. Этот старик хотел зарезать меня, не мог же я сопротивляться ему связанный; но тут дверь распахнулась, и вбежала ты… Пощади его, ведь они одной крови, и он любил ее.
Лео опустился на стул в полной прострации: у него был вид усталого старика.
– Ты плохо себя чувствуешь, – встревоженно сказала Айша. – Где то лекарство, Орос, что я велела тебе взять с собой? Поторопись!
Жрец поклонился и вытащил флакон из кармана своего просторного одеяния; вытащив пробку, он вручил его Лео.
– Выпей, мой господин, лекарство – сильное, оно сразу снимет усталость.
– Чем сильнее, тем лучше, – приподнимаясь, сказал Лео с почти обычным своим веселым смешком. – Со вчерашней ночи у меня не было маковой росинки во рту, я хочу есть и пить. Ведь мне пришлось нелегко: я дрался, как лев, затем меня везли бог знает откуда, и мне пришлось пережить эту адскую бурю.
И он опустошил флакон.
Лекарство и в самом деле оказалось сильным: подействовало оно удивительно: через минуту его глаза ярко заблестели, к щекам прихлынула кровь.
– Снадобья у тебя очень хорошие, я это понял еще давно, – сказал Лео. – Но самое целебное для меня – видеть тебя целой и невредимой, победительницей, я ожидал смерти, а жив и приветствую тебя, моя любимая… А вот и еда. – Он показал на столик с мясными блюдами. – Я умираю от голода, могу я поесть?
– Конечно, – мягко ответила она. – Поешь и ты тоже, мой Холл и.
Мы оба набросились на еду и ели рядом с телом мертвой женщины, которая выглядела царственно прекрасной и в смерти, рядом со старым колдуном, недвижимым и беспомощным, рядом с Айшей, этим удивительным существом, что одержало верх над целой армией с помощью ужасного оружия, послушно служащего ее воле.
Орос не ел ничего, только стоял и благожелательно улыбался; не притронулась к еде и Айша.
Глава XXIII. Вынужденное согласие Айши
Я уже наелся досыта, а Лео все еще продолжал есть; не знаю, сказывалась ли тут большая потеря крови, или это действовало необыкновенно сильное тонизирующее средство, но аппетит у него был волчий. Глядя на его лицо, я заметил, что оно странно изменилось: перемена эта произошла не в один миг, а постепенно, исподволь, просто я обратил на нее внимание лишь сейчас, после нашей недолгой разлуки. Я уже говорил, что его красивое лицо похудело; оно стало теперь более одухотворенным, а в его глазах залегла тень мрачных предчувствий. Не знаю почему, но мне было больно на него смотреть. То был уже не прежний, так хорошо знакомый мне Лео: могучий, широкогрудый, веселый и общительный, заядлый путешественник, охотник и боец, который, по воле случая, полюбил духовную силу, воплощающую совершенную женственность и обладающую всемогуществом самой Природы, и не только полюбил, но и был любим ею. Внешне он как будто бы не очень переменился, только внутренне; и в этой внутренней перемене, несомненно, ощущалось влияние Айши, ибо выражение его лица неразличимо походило на то, какое часто бывало на ее лице, если она была в мире сама с собой.
Айша также наблюдала за ним задумчивыми, полудремотными глазами, как вдруг ее осенила какая-то мысль, глаза ярко вспыхнули, к щекам и ко лбу прилила кровь. Да, всемогущая Айша, которая ради спасения своего возлюбленного не остановилась перед убийством тысяч людей, чьи трупы валялись на Равнине, покраснела и затрепетала, как юная девушка от первого поцелуя.
Лео поднялся из-за стола.
– Жаль, я не участвовал вместе с тобой в этом сражении, – сказал он.
– Сопротивление было только во время переправы, – ответила она, – и только. Затем сражались уже мои посланники – Огонь, Земля и Воздух: я пробудила их от сна и по моему повелению они разили твоих врагов и спасли тебя.
– Столько жизней погублено ради спасения одного человека, – горестно произнес Лео; эта мысль, видимо, мучила его.
– Даже если бы их были миллионы, а не тысячи, я перебила бы их всех до одного. Ответственность за их смерть – на мне, а не на тебе. Вернее, на ней, – она показала на мертвую Атене. – Это она зачинщица войны. Ей следовало бы поблагодарить меня за то, что в царство тьмы ее проводило столь почетное воинство.
– И все же это ужасно, – сказал Лео, – представлять себе, любимая, что ты вся в крови.
– Какое мне дело! – воскликнула она с величественной гордостью. – Лишь бы эта кровь смыла пятно твоей крови, пролитой этими жестокими руками, что некогда убили тебя.
– Какое у меня право судить тебя? – продолжал Лео, как бы в споре с самим собой. – Ведь и сам я вчера ради своего спасения уложил двоих людей.
– Не говори так, – воскликнула она в холодной ярости. – Я видела вчера это место и, ты, Холли, свидетель, поклялась, что за каждую каплю твоей драгоценной крови они заплатят мне сотнями жизней; я никогда не лгу и сдержала свою клятву. Посмотри на этого человека, которого я превратила в каменное изваяние, он как будто умер, хотя еще и живет; ты ведь помнишь, что он собирался сделать, когда я вошла.
– Он хотел отомстить за смерть своей повелительницы и за гибель ее армий, – ответил Лео. – Почему ты уверена, Айша, что Сила еще более великая, чем ты, не покарает тебя?
По лицу Лео скользнула бледная тень – такая тень падает иногда от крыльев приближающейся Смерти; в застывших глазах Шамана запечатлелась такая же застывшая усмешка.
На какой-то миг Айша поддалась страху, но тут же овладела собой.
– Нет, – сказала она, – этому не бывать, да и кто в этом необъятном мире, кроме Той, что не внемлет ничьим мольбам, смеет бросить вызов моей воле?!
В то время как она говорила и ее исполненные ужасающей – поистине ужасающей – гордыни слова звонким эхом метались по каменной комнате, передо мной разворачивалось поразительное видение.
Я видел безграничное пространство, заполненное сияющими солнцами, а еще выше, в такой же бесконечной пустыне, огромный Лик, объятый невероятным спокойствием, увидел – и ощутил всю свою ничтожность. Я знал, что это сам Рок на своем надмирном престоле. Едва шевельнутся его уста – и целые миры послушно устремятся по предначертанному им пути. Уста шевельнутся еще раз – и эти мчащиеся небесные колесницы повернут или остановятся, появятся или исчезнут. И я знал, что это существо рядом со мной, – будь она смертная женщина или дух, – обуреваемое страстью, в гордом сознании своего всесилия, посмело бросить вызов этому спокойному Величию. Моя душа в страхе отпрянула.
Ужасное видение отлетело, мой ум вернулся к реальности, – и в этот миг Айша заговорила новым, торжествующим голосом.
– Нет, нет, – выкрикнула она. – Ночь прежних кошмаров миновала; уже занимается заря Победы! Смотри! – И она показала в поломанное ураганом окно на пылающий город внизу: оттуда слышался один сплошной вопль отчаяния, рыдали женщины, оплакивая бессчетных погибших, а огонь с ревом пожирал их дома, как некий вырвавшийся из неволи ликующий демон. – Смотри же, Лео, на дым первого жертвоприношения в твою честь, о повелитель, слушай сопровождающий его гимн. Может быть, тебе этого мало? Я устрою другие жертвоприношения. Ты любишь войну. Мы отправимся на покорение мятежных городов земли, превратим их в пылающие факелы на своем пути.
Она остановилась на миг; ее тонко вырезанные ноздри трепетали, лицо было озарено провидением грядущего великолепия, и вдруг ее взгляд со стремительностью ласточки скользнул к золотой диадеме, что лежала рядом с волосами мертвой Атене.
Она нагнулась, подобрала ее и, подойдя к Лео, подняла высоко над его головой. Затем медленно опустила сверкающий венец на его голову. И заговорила своим звучным, в необыкновенно богатых переливах, голосом. Слова ее звучали, словно триумфальный пеан.
– Увенчав тебя этим убогим земным символом, я провозглашаю тебя Царем всего Мира; этот золотой круг сосредоточивает в себе всю власть. Будь же Царем Мира – и моим властителем!
Она приподняла венец, вновь его опустила и вновь заговорила, вернее, запела:
– Вместе с этим золотым кругом, подобным в своей непрерывности самой вечности, я дарю тебе бесчисленные дни жизни. Живи, покуда живет мир, и будь его – и моим – властителем!
В третий раз венец коснулся его чела.
– Вместе с этим золотым кругом я дарю тебе бесценное чистое золото Мудрости: этот талисман откроет перед тобой все тайные тропы Природы. По этим удивительным тропам ты пройдешь вместе со мной гордым победителем, покуда с самой высокой своей вершины она не вознесет нас на наш бессмертный трон, который опирается на две колонны – Жизнь и Смерть.
Айша отшвырнула диадему, и по какой-то необъяснимой случайности она упала на грудь мертвой Атене.
– Доволен ли ты всеми этими дарами, мой повелитель? – вскричала она.
Но Лео печально поглядел на нее и покачал головой.
– Чего же еще ты хочешь? Скажи, и – клянусь – я исполню любое твое желание.
– Ты поклялась, но сдержишь ли ты клятву?
– Да, клянусь своей жизнью, своей жизнью и той Силой, что взрастила меня! Я сделаю все, что я могу; и если я нарушу эту свою клятву, пусть меня постигнет такая кара, которая удовлетворит даже наблюдающую за нами душу Атене!
Я слышал все это, должно быть, слышал и Шаман: в его глазах опять появилась застывшая усмешка.
– Я не прошу у тебя невозможного. Я прошу у тебя тебя самое – не когда-нибудь в отдаленном будущем, когда я омоюсь в таинственном огне, а прямо сейчас, сегодня вечером.
Она отпрянула в замешательстве.
– Конечно, – медленно проговорила она, – я подобна тому глупому мудрецу, который вышел из дому, чтобы прочитать судьбы народов по звездам, и провалился в яму, выкопанную беспечными детишками, сломал себе кости и погиб. Перед тобой открылись такие великие возможности: взбираясь с одной сверкающей вершины на другую, ты можешь достичь свода небес, но ты продолжаешь цепляться за свою родную землю и просишь лишь обычной женской любви, я могла предполагать все что угодно, но не это.
О Лео! Я думала, что твоя душа устремлена к более возвышенным целям, что ты будешь молить меня о безграничном могуществе, о необъятных владениях, я готова была взломать для тебя врата самого Ада, как вот эти окованные двери, и вывести тебя оттуда, как Орфей – Эвридику, либо возвести тебя на трон среди огней самого дальнего солнца, чтобы ты мог взирать с высоты на подвластные ему миры в их вековечной игре.
Я думала, ты потребуешь, чтобы я открыла тебе то, о чем умалчивают все женщины – горькую правду во всей наготе: все свои грехи и печали, все изменчивые причуды моей ветреной фантазии, даже то, чего ты не знаешь и, возможно, никогда не узнаешь: кто я и откуда пришла в этот мир, и как я представлялась твоим очарованным глазам то уродливой, то прекрасной, и какова цель моей к тебе любви, и каково тайное значение рассказа о разгневанной богине, которая если и существовала, то лишь во сне.
Я думала… неважно, что я думала… Ты совсем не такой, каким я тебя воображала, мой Лео; в это великое мгновение я могла бы раскрыть для тебя мистические врата, чтоб ты вошел в них вместе со мной и постиг сокровенное сердце всего сущего там, в божественном чертоге. Но ты обращаешь ко мне ту же мольбу, которую шепчут все люди под безмолвной луной, во дворце и в хижине, среди снегов и пылающей пустыни. «О моя любовь! Подари мне поцелуй, подари поцелуй. О моя любовь! Отдайся мне вся целиком под луной, под луной!» Лео! Я была лучшего, более высокого о тебе мнения.
– Вполне может быть, Айша, ты была бы куда худшего мнения обо мне, удовлетворись я всеми этими солнцами, и созвездиями, и духовными дарами, и безграничной властью, но я всего этого не хочу и не понимаю.
Если бы я сказал тебе: «Будь моим ангелом-хранителем, не моей женой; осуши океан, чтобы я мог пройти по его дну; разверзни небосвод, чтобы я мог видеть, как растут звезды; поведай мне о происхождении бытия и смерти и научи меня видеть проистекающие из них следствия; помоги мне предать мечу все народы земли и наполнить их богатствами свои сокровищницы; передай мне свое умение поднимать бури и подчинять себе законы Природы; сотвори из меня полубожество – такое же, как ты сама», – если бы я сказал тебе все это, я не был бы самим собой.
Айша также наблюдала за ним задумчивыми, полудремотными глазами, как вдруг ее осенила какая-то мысль, глаза ярко вспыхнули, к щекам и ко лбу прилила кровь. Да, всемогущая Айша, которая ради спасения своего возлюбленного не остановилась перед убийством тысяч людей, чьи трупы валялись на Равнине, покраснела и затрепетала, как юная девушка от первого поцелуя.
Лео поднялся из-за стола.
– Жаль, я не участвовал вместе с тобой в этом сражении, – сказал он.
– Сопротивление было только во время переправы, – ответила она, – и только. Затем сражались уже мои посланники – Огонь, Земля и Воздух: я пробудила их от сна и по моему повелению они разили твоих врагов и спасли тебя.
– Столько жизней погублено ради спасения одного человека, – горестно произнес Лео; эта мысль, видимо, мучила его.
– Даже если бы их были миллионы, а не тысячи, я перебила бы их всех до одного. Ответственность за их смерть – на мне, а не на тебе. Вернее, на ней, – она показала на мертвую Атене. – Это она зачинщица войны. Ей следовало бы поблагодарить меня за то, что в царство тьмы ее проводило столь почетное воинство.
– И все же это ужасно, – сказал Лео, – представлять себе, любимая, что ты вся в крови.
– Какое мне дело! – воскликнула она с величественной гордостью. – Лишь бы эта кровь смыла пятно твоей крови, пролитой этими жестокими руками, что некогда убили тебя.
– Какое у меня право судить тебя? – продолжал Лео, как бы в споре с самим собой. – Ведь и сам я вчера ради своего спасения уложил двоих людей.
– Не говори так, – воскликнула она в холодной ярости. – Я видела вчера это место и, ты, Холли, свидетель, поклялась, что за каждую каплю твоей драгоценной крови они заплатят мне сотнями жизней; я никогда не лгу и сдержала свою клятву. Посмотри на этого человека, которого я превратила в каменное изваяние, он как будто умер, хотя еще и живет; ты ведь помнишь, что он собирался сделать, когда я вошла.
– Он хотел отомстить за смерть своей повелительницы и за гибель ее армий, – ответил Лео. – Почему ты уверена, Айша, что Сила еще более великая, чем ты, не покарает тебя?
По лицу Лео скользнула бледная тень – такая тень падает иногда от крыльев приближающейся Смерти; в застывших глазах Шамана запечатлелась такая же застывшая усмешка.
На какой-то миг Айша поддалась страху, но тут же овладела собой.
– Нет, – сказала она, – этому не бывать, да и кто в этом необъятном мире, кроме Той, что не внемлет ничьим мольбам, смеет бросить вызов моей воле?!
В то время как она говорила и ее исполненные ужасающей – поистине ужасающей – гордыни слова звонким эхом метались по каменной комнате, передо мной разворачивалось поразительное видение.
Я видел безграничное пространство, заполненное сияющими солнцами, а еще выше, в такой же бесконечной пустыне, огромный Лик, объятый невероятным спокойствием, увидел – и ощутил всю свою ничтожность. Я знал, что это сам Рок на своем надмирном престоле. Едва шевельнутся его уста – и целые миры послушно устремятся по предначертанному им пути. Уста шевельнутся еще раз – и эти мчащиеся небесные колесницы повернут или остановятся, появятся или исчезнут. И я знал, что это существо рядом со мной, – будь она смертная женщина или дух, – обуреваемое страстью, в гордом сознании своего всесилия, посмело бросить вызов этому спокойному Величию. Моя душа в страхе отпрянула.
Ужасное видение отлетело, мой ум вернулся к реальности, – и в этот миг Айша заговорила новым, торжествующим голосом.
– Нет, нет, – выкрикнула она. – Ночь прежних кошмаров миновала; уже занимается заря Победы! Смотри! – И она показала в поломанное ураганом окно на пылающий город внизу: оттуда слышался один сплошной вопль отчаяния, рыдали женщины, оплакивая бессчетных погибших, а огонь с ревом пожирал их дома, как некий вырвавшийся из неволи ликующий демон. – Смотри же, Лео, на дым первого жертвоприношения в твою честь, о повелитель, слушай сопровождающий его гимн. Может быть, тебе этого мало? Я устрою другие жертвоприношения. Ты любишь войну. Мы отправимся на покорение мятежных городов земли, превратим их в пылающие факелы на своем пути.
Она остановилась на миг; ее тонко вырезанные ноздри трепетали, лицо было озарено провидением грядущего великолепия, и вдруг ее взгляд со стремительностью ласточки скользнул к золотой диадеме, что лежала рядом с волосами мертвой Атене.
Она нагнулась, подобрала ее и, подойдя к Лео, подняла высоко над его головой. Затем медленно опустила сверкающий венец на его голову. И заговорила своим звучным, в необыкновенно богатых переливах, голосом. Слова ее звучали, словно триумфальный пеан.
– Увенчав тебя этим убогим земным символом, я провозглашаю тебя Царем всего Мира; этот золотой круг сосредоточивает в себе всю власть. Будь же Царем Мира – и моим властителем!
Она приподняла венец, вновь его опустила и вновь заговорила, вернее, запела:
– Вместе с этим золотым кругом, подобным в своей непрерывности самой вечности, я дарю тебе бесчисленные дни жизни. Живи, покуда живет мир, и будь его – и моим – властителем!
В третий раз венец коснулся его чела.
– Вместе с этим золотым кругом я дарю тебе бесценное чистое золото Мудрости: этот талисман откроет перед тобой все тайные тропы Природы. По этим удивительным тропам ты пройдешь вместе со мной гордым победителем, покуда с самой высокой своей вершины она не вознесет нас на наш бессмертный трон, который опирается на две колонны – Жизнь и Смерть.
Айша отшвырнула диадему, и по какой-то необъяснимой случайности она упала на грудь мертвой Атене.
– Доволен ли ты всеми этими дарами, мой повелитель? – вскричала она.
Но Лео печально поглядел на нее и покачал головой.
– Чего же еще ты хочешь? Скажи, и – клянусь – я исполню любое твое желание.
– Ты поклялась, но сдержишь ли ты клятву?
– Да, клянусь своей жизнью, своей жизнью и той Силой, что взрастила меня! Я сделаю все, что я могу; и если я нарушу эту свою клятву, пусть меня постигнет такая кара, которая удовлетворит даже наблюдающую за нами душу Атене!
Я слышал все это, должно быть, слышал и Шаман: в его глазах опять появилась застывшая усмешка.
– Я не прошу у тебя невозможного. Я прошу у тебя тебя самое – не когда-нибудь в отдаленном будущем, когда я омоюсь в таинственном огне, а прямо сейчас, сегодня вечером.
Она отпрянула в замешательстве.
– Конечно, – медленно проговорила она, – я подобна тому глупому мудрецу, который вышел из дому, чтобы прочитать судьбы народов по звездам, и провалился в яму, выкопанную беспечными детишками, сломал себе кости и погиб. Перед тобой открылись такие великие возможности: взбираясь с одной сверкающей вершины на другую, ты можешь достичь свода небес, но ты продолжаешь цепляться за свою родную землю и просишь лишь обычной женской любви, я могла предполагать все что угодно, но не это.
О Лео! Я думала, что твоя душа устремлена к более возвышенным целям, что ты будешь молить меня о безграничном могуществе, о необъятных владениях, я готова была взломать для тебя врата самого Ада, как вот эти окованные двери, и вывести тебя оттуда, как Орфей – Эвридику, либо возвести тебя на трон среди огней самого дальнего солнца, чтобы ты мог взирать с высоты на подвластные ему миры в их вековечной игре.
Я думала, ты потребуешь, чтобы я открыла тебе то, о чем умалчивают все женщины – горькую правду во всей наготе: все свои грехи и печали, все изменчивые причуды моей ветреной фантазии, даже то, чего ты не знаешь и, возможно, никогда не узнаешь: кто я и откуда пришла в этот мир, и как я представлялась твоим очарованным глазам то уродливой, то прекрасной, и какова цель моей к тебе любви, и каково тайное значение рассказа о разгневанной богине, которая если и существовала, то лишь во сне.
Я думала… неважно, что я думала… Ты совсем не такой, каким я тебя воображала, мой Лео; в это великое мгновение я могла бы раскрыть для тебя мистические врата, чтоб ты вошел в них вместе со мной и постиг сокровенное сердце всего сущего там, в божественном чертоге. Но ты обращаешь ко мне ту же мольбу, которую шепчут все люди под безмолвной луной, во дворце и в хижине, среди снегов и пылающей пустыни. «О моя любовь! Подари мне поцелуй, подари поцелуй. О моя любовь! Отдайся мне вся целиком под луной, под луной!» Лео! Я была лучшего, более высокого о тебе мнения.
– Вполне может быть, Айша, ты была бы куда худшего мнения обо мне, удовлетворись я всеми этими солнцами, и созвездиями, и духовными дарами, и безграничной властью, но я всего этого не хочу и не понимаю.
Если бы я сказал тебе: «Будь моим ангелом-хранителем, не моей женой; осуши океан, чтобы я мог пройти по его дну; разверзни небосвод, чтобы я мог видеть, как растут звезды; поведай мне о происхождении бытия и смерти и научи меня видеть проистекающие из них следствия; помоги мне предать мечу все народы земли и наполнить их богатствами свои сокровищницы; передай мне свое умение поднимать бури и подчинять себе законы Природы; сотвори из меня полубожество – такое же, как ты сама», – если бы я сказал тебе все это, я не был бы самим собой.