От Дженни мысль ее перенеслась на Юстаса Мизона. Что делал он там, в Бирмингеме? Ей пришло в голову, что она интересуется им, и вспомнился один его взгляд, который был ей так понятен. Она пожалела, что не оставила ему записки.
   Быть может, она напишет ему из Новой Зеландии. Ее размышления были прерваны чьими-то шагами. Она очутилась лицом к лицу с капитаном.
   — Мисс Смиссерс! — воскликнул он. — Что вы тут делаете в такой час? Сочиняете романы?
   — Да, — ответила она, засмеявшись, — я не могла спать и пришла сюда! Конечно, это смешно!
   — Если вам хочется написать что-нибудь, вы бы могли найти место получше, чем здесь! «Канчаро» летит стрелой… Это красиво…
   Его трудно догнать… Мы идем со скоростью семнадцать узлов. Надеюсь прибыть к острову Кергелен в семь часов по моему хронометру!
   — Что это такое, остров Кергелен? — спросила Августа.
   — О, это пустынное местечко, почти необитаемое, где китобойные суда запасаются водой. Я слышал, что несколько лет тому назад сюда была послана астрономическая экспедиция, чтобы наблюдать за прохождением Венеры. Но погода была туманная, никто ничего не увидел. Ну, мне пора! Доброй ночи! Вернее, доброго утра!
   Едва он успел произнести эти слова, как раздался дикий крик: «Вперед, вперед!»
   Десятки голосов ответили на это криком:
   — Держи прямо-о!.. Прямо держи… во имя Неба! Быстрым прыжком капитан бросился на мостик.
   В ту же минуту паровая машина прекратила свою работу, цепи оглушительно загремели… Снова крик: «Китобойное судно… огней сюда! Огней!» В ответ раздался ужасный вопль откуда-то, что находилось впереди парохода.
   Треск, шум такой, какого Августа никогда не слыхала, страшный толчок… Она упала на колени и на руки… Огромная масса корабля содрогнулась… Рассекая воду, он шел вперед с ужасающей быстротой, врезался в китобойное судно, разрезал его на две части и прошел над ним…
   Отчаянные крики неслись во мраке ночи… Августа вскочила на ноги и почувствовала новый толчок, сопровождаемый страшным шумом. «Канчаро» давил остатки злосчастного китобойного судна!
   Через несколько секунд все было кончено.
   Августа видела что-то черное, плававшее по воде и потом погрузившееся в бездну… Затем она услышала глухой шум, который все усиливался и разросся до рева… Мужчины, женщины, дети — пассажиры корабля — бежали с криками и стонами, с побелевшими от ужаса лицами, похожие на призраков. Одни — почти раздетые, едва успевшие набросить на себя кое-что, другие в пальто, третьи, закутанные в простыни, держали в руках свое платье. Сотнями заполнили они палубу (пассажиров на «Канчаро» было около тысячи человек) с ужасным ревом, словно грозные духи ада! Волосы вставали дыбом на голове от этих криков. Августа старалась сохранить присутствие духа и не поддаться общей панике. Смелая и хладнокровная по натуре, она поняла, что пароход находится в большой опасности. Ясно, что столкновение дорого обошлось ему… толчок был ужасный! Вероятно, через несколько минут он пойдет ко дну…
   И через несколько минут она должна умереть!
   Ее сердце замерло от ужаса, но она еще раз превозможет себя… Конечно, жизнь ее не была веселой, однако она не делала ничего дурного, ей нечего бояться смерти!
   Вдруг мысли ее обратились к другому. Где леди Холмерст? Где ее мальчик со своей няней?
   Побуждаемая желанием узнать, что сталось с ними, Августа побежала к салону. Рассвело. Большая часть пассажиров толпилась на палубе, и она с трудом пробралась к каюте, где спал ребенок.
   В каюте было светло, но няни нигде не было. Она ушла и бросила ребенка, который сладко спал, улыбаясь всем своим маленьким невинным личиком.
   Толчок разбудил мальчика, но, не имея понятия о кораблекрушениях и опасностях, он снова заснул.
   — Дик, Дик! — позвала его Августа.
   Мальчик проснулся и сел, зевая, снова намереваясь заснуть.
   — Дик будет спать! — пролепетал он.
   —Дик проснулся, и тетя, — (он называл Августу тетей), — унесет его наверх посмотреть на мамми… — сказала Августа. — Ты будешь послушным мальчиком и пойдешь на палубу?
   — Да! — доверчиво ответил Дик.
   Августа посадила его к себе на колени и закутала в то, что было под рукой. Тут, около двери, висел маленький жакет, который мальчик надевал, когда было холодно. Она надела его поверх фланелевой рубашки и блузки и закутала Дика одеялами. В ногах кровати стоял ящик с бисквитами и молоко. Августа набила бисквитами свои карманы, напоила мальчика молоком и сама выпила остатки. Затем, набросив на себя шаль, она взяла ребенка и побежала на палубу. По дороге она встретила самого лорда Холмерста, спешившего к сыну.
   — Я взяла его! — крикнула Августа. — Нянька убежала. Где ваша жена?
   — Бог да благословит вас! — произнес он. — Вы добрая девушка! Бесси — там! Я не хотел, чтобы она пришла сюда! Эти люди положительно помешались, их не могут сдержать, они рвутся к лодкам!
   — Разве мы тонем? — спросила Августа испуганно.
   — Бог знает! А вот и капитан!
   Лорд Холмерст указал на капитана, с трудом пробиравшегося сквозь ревущую толпу, и схватил его за руку.
   — Оставьте меня! — проговорил капитан, пытаясь вырвать руку.
   — Ах, это вы, лорд Холмерст!
   — Да, постойте минуту и скажите нам правду. Мы должны знать ее!
   — Хорошо, лорд Холмерст. Слушайте. Мы налетели на крейсировавшее здесь китобойное судно, не потрудившееся даже зажечь сигнальные огни. Носовая часть парохода с силой врезалась в судно… Образовалась течь. Плотник и его помощники сделали все, что могли, и забили трещины досками, но вода продолжает прибывать, и я боюсь, что может произойти непоправимое. Все насосы пущены в ход, выкачивают воду, но…
   — Мы должны пойти ко дну? — спокойно произнес лорд Холмерст.
   — Надо приготовить лодки. Не так ли? Или это еще не все?
   — Боже мой! Вам этого мало? — спросил капитан, отворачивая свое бледное, страшное лицо. — Если хотите, это еще не все. Наши лодки могут выдержать около трехсот человек. На «Канчаро» до тысячи пассажиров — из них около трех сотен женщин и детей!
   — Мужчины должны уступить! — сказал лорд спокойно. — Божья воля!
   — Но для вас, сэр, приготовлена лодка! — сообщил капитан. — Я приказал приготовить ее, и, слава Богу, теперь светло! Поручаю вам, лорд, объяснить все владельцам парохода… Скажите им, что я исполнил свой долг! Лодки пойдут к острову Кергелен, на семьдесят миль к востоку!
   — Вам придется поручить это кому-нибудь другому, капитан, — ответил лорд Холмерст. — Я останусь здесь и разделю судьбу остальных!
   Все напускное величие лорда Холмерста исчезло, остался настоящий честный английский джентльмен.
   — Нет, нет! — возразил капитан. — У вас револьвер с собой?
   — Да.
   — Отлично. Держите его под рукой, он понадобится вам. Они все бросятся к лодкам!
   В это время серый и призрачный свет занимающегося дня озарил ужаснейшую сцену. Вокруг лодок толпились офицеры и пассажиры, собиравшиеся прыгнуть в них. В одной из лодок сидела леди Холмерст, которую насильно втолкнули туда. Она кричала, призывая сына и мужа. Около нее находились кучка женщин и детей, полдюжины матросов и один офицер. Августа сейчас же увидела лицо своей приятельницы.
   — Бесси! Бесси! Леди Холмерст! — закричала она. — Мальчик у меня… Все хорошо… ребенок со мной!
   Леди услышала голос и протянула к ней руки. Но лодка отчалила и увезла бедную леди Холмерст. В это время кто-то схватил Августу за руки. Она оглянулась. Это был мистер Томби, который держал в руке револьвер.
   — Слава Богу! Я нашел вас! — воскликнул он. — В путь, скорее, в путь!
   — Женщин сюда! — закричал офицер, распоряжавшийся размещением пассажиров. Несколько мужчин бросились к лодке.
   — Сначала женщины! Женщины сначала!
   — Я не тороплюсь! — сказала Августа, держа на руках испуганного ребенка; ее слова произвели эффект, мужчины остановились.
   — Идите в лодку! — приказал мистер Томби, помогая молодой девушке спуститься туда.
   Ему пришлось чуть не драться с каким-то человеком, который отчаянными усилиями пытался влезть в лодку. Это был мистер Ми-зон. Узнав его, мистер Томби оттолкнул его так сильно, что он опрокинулся навзничь.
   — Тысяча фунтов за место в лодке! — заревел мистер Мизон. — Десять тысяч фунтов за место в лодке!
   Он поднялся, вскарабкался на перила и снова был отброшен в сторону.
   Мистер Томби помог Августе и мальчику усесться в лодку, поцеловал ее в лоб.
   — Бог да благословит вас, прощайте! — произнес он. В эту минуту корма корабля вдруг высоко поднялась, а передняя часть опустилась. Пронесся страшный крик.
   — Тонем! Тонем! — донеслось до ушей Августы.
   Из машинного отделения выбежали люди с почерневшими, закопченными лицами, совсем задыхающиеся, и еще более напугали растерявшуюся толпу.
   За ними неслись матросы и эмигранты.
   — В лодки, бросайся в лодки, или мы потонем! — загремел чей-то грубый голос.
   При этих словах обезумевшая толпа бросилась к лодкам, ругаясь и крича. В один момент женщины и дети были выброшены из одной лодки, и высокий, сурового вида моряк пытался оттолкнуть ее от корабля.
   Августа увидела мистера Томби, лорда Холмерста и какого-то офицера, прибежавших на шум. Они подняли пистолеты и выстрелили в толпу.
   — Не надо пистолетов! — закричал кто-то. — Что быть убитым, что потонуть! Для нас нет места в лодках! Мы найдем его себе! Идем!
   Снова отчаянная попытка влезть в лодки — и трое убитых!
   — Билл! — крикнул человек, стоявший впереди. — Отведи лодку вправо. Они бросятся и потопят нас!
   Билл послушался. Лодка отделилась от парохода. Как вдруг какой-то человек отчаянным прыжком очутился в ней, ударился о ее борт и свалился в воду. В испуге одна леди, жена судьи, выронила ребенка из рук. Августа пыталась схватить дитя, но безуспешно. Ребенок утонул. Затем два матроса слетели с парохода, корма которого так высоко поднялась над водой, что можно было видеть руль. С ужасным криком мистер Мизон, у которого было сильно развито чувство самосохранения, бросился с парохода в воду и, часто взмахивая руками, подплыл к лодке, умоляя взять его.
   — Толкни хорошенько старого мошенника, Билл! — закричал матрос. — Долой его!
   — Нет, нет! — воскликнула Августа, сжалившись над несчастным. — Здесь, в лодке, много места!
   — Держись крепче! — сказал матрос по имени Джонни. — Когда мы отплывем подальше, мы возьмем вас!
   Мистер Мизон держался за лодку изо всех сил. Через некоторое время, когда она отплыла на пятьдесят ярдов, два человека не без труда втащили в нее толстого Мизона.
   Крики на корабле не утихали, пока судно медленно погружалось в воду. Гудок надрывался не переставая, протяжно и заунывно. В утреннем тумане взвилась ракета… Вокруг приготовленных лодок началась настоящая война. Августа видела людей, которые старались попасть в лодки, переполненные женщинами и детьми. Они цеплялись за их борта, кричали, просили, ругались… Одна лодка опрокинулась, и все находившиеся в ней — около сорока человек — упали в воду. Другая, в которой были только женщины и дети, благополучно спустилась в воду, но не могла отцепить канат и задержалась.
   Когда через две или три минуты «Канчаро» затонул, ни у кого не оказалось ножа, чтобы перерезать канат, которым была привязана к нему лодка, и она также затонула со всеми пассажирами3.
   Остальные лодки, за исключением той, где находилась леди Холмерст, исчезли и, вероятно, все потонули. Невозможно было противостоять напору обезумевшей толпы, которая, подобно зверю, бросилась на лодки. Несколько человек матросов и офицеров не могли ничего поделать. Каждый лез в лодку, спасая свою жизнь, не щадя других.
   Через двадцать минут после того как «Канчаро» потопил китобойное судно (все эти события произошли в короткое время), он затонул сам, а с ним — все оставшиеся на нем люди.

VIII. Остров Кергелен

   Как только мистер Мизон, спасшийся благодаря Августе, очутился в лодке и свалился на ее дно, как мертвый, Августа почувствовала страшную слабость. Она опустила голову и прижалась лицом к одеялам, в которые закутала спасенного мальчика. Ребенок, испуганный криком и шумом, озирался кругом с широко раскрытыми глазами.
   Через несколько секунд молодая девушка, пересиливая себя, подняла голову. Лучи восходящего солнца разогнали туман и озарили тонущий корабль. Его корма высоко вздымалась над водой, качаясь взад и вперед.
   — Тонет! Клянусь святым Георгием, тонет! — произнес моряк Джонни.
   Огромный корабль тихо умирал. Медленно, очень медленно, под отчаянные крики людей его корма поднималась все выше и выше, а остальная часть погружалась в воду. Люди кричали и молили о помощи, но Небо не вняло их мольбам!
   Скоро корабль стоял вертикально в воде, и в ста шагах от него вырос чудовищный вал, а люди, как мухи, полетели прямо в пенящиеся волны. Раздался треск, шум… Взорвалась паровая машина. Среди клубов дыма, с оглушительным шумом корабль погрузился в бездну и исчез в ней.
   Вода забурлила и закипела на том месте, где затонул «Канчаро».., Пар клубами вырывался из глубины…
   Люди в лодке застонали и отвернулись. Ребенок сильно испугался. Августа вскрикнула и закрыла лицо руками.
   — Вернитесь! — пробормотала она. — Вернемся, посмотрим, нельзя ли спасти кого-нибудь!
   — Нет, нет! — закричал Мизон. — Они потопят нашу лодку!
   — Без толку! — возразил Джонни. — Все утонули.
   Между тем матросы успели повернуть лодку и услыхали слабый крик. Но когда они добрались до того места, где затонул «Канчаро», ни одного живого существа там не оказалось. Только волны шумели и пенились кругом. Тяжелый туман повис над водой. Они пробовали кричать — ответа не было. Где-то послышался слабый звук, но когда лодка подплыла к тому месту, откуда он раздался, — ничего и никого… Все люди утонули. Их отчаянные крики не тронули безжалостное Небо… Все было кончено… Ветер, облака и море были свидетелями этой ужасной смерти в бездонной морской пучине.
   — Боже мой, Боже мой! — вскричала Августа, вытирая слезы.
   — Одна лодка уцелела, но где же она? — спросил мистер Мизон, весь мокрый и жалкий, вращая вокруг безумными глазами, словно стараясь проникнуть сквозь туман.
   — Там что-то виднеется! — указал Джонни на круглый, похожий на лодку предмет, появившийся в стороне от них.
   Это была пустая лодка, та самая, которую не смогли отвязать от корабля, когда он тонул. Освободившись от пассажиров, под давлением воды она всплыла на поверхность. Через несколько дней несчастные утонувшие также всплывут из глубины моря наверх и будут смотреть своими мертвыми очами в небо… Для них все кончено — и навсегда!
   Матросы повернули свою лодку, и она медленно поплыла среди разного хлама — бревен, щепок, весел, обломков… Люди принялись кричать, надеясь привлечь внимание пассажиров другой лодки, которая, по их мнению, находилась где-то неподалеку.
   Но все их усилия были тщетны из-за густого тумана, который не позволял видеть дальше чем за двадцать ярдов, ветра и шума воды. В бескрайних просторах океана совсем затерялись две маленькие лодки, и хотя они находились на близком расстоянии друг от друга, но не могли встретиться, потому что каждая плыла своей дорогой, стараясь избежать страшной участи корабля. Лодка, в которой находились леди Холмерст и еще двадцать других пассажиров и шесть матросов, что уцелели от гибели, после крушения «Канчаро» отправилась на остров Кергелен. До наступления ночи ее нагнало китобойное судно и проводило в Олбени, на берег Австралии. Крушение «Канчаро» произвело ужасающее впечатление. Телеграммы сообщили об этом повсюду. Овдовевшая леди Холмерст и другие женщины были доставлены обратно в Англию.
   А пассажиры маленькой лодки вместе с нашей героиней и мистером Мизоном сидели с бледными, взволнованными лицами и молча поглядывали друг на друга. Наконец Джонни, лицо которого было безобразно из-за расшибленного носа, вдруг сурово проговорил:
   — Нехорошие были дни! Плохие!
   На это Билл улыбнулся во всю свою добродушную физиономию и заметил, что ему, Джонни, нечего жаловаться, они только что счастливо избежали опасности.
   В разговор вмешалась Августа и сказала, что капитан направлялся к острову Кергелен, находившемуся в шестидесяти или семидесяти милях отсюда. На лодке оказался компас. Подняли парус, и лодка побежала на восток под свежим западным ветром. Целый день они плыли по пустынному океану, не встретив ни одного живого существа. Наконец настала ночь.
   К счастью, в лодке нашлись ящик с бисквитами, вода и ром. Оба матроса, Билл и Джонни, усердно подкреплялись последним. Было холодно. Все озябли в мокрой одежде, но не испытывали ни голода, ни жажды. На восходе солнца стало теплее.
   Долгая ночь прошла, но Августа не сомкнула глаз. Маленький Дик крепко спал на ее груди, в ее объятиях, прикрытый одеялом от холода и сырости. На дне лодки лежал мистер Мизон, которому Августа из жалости отдала одно одеяло, оставив себе только шаль.
   Наконец появилось солнце и озарило бескрайнюю гладь моря. Августа долго вглядывалась в туманную даль.
   — Что это такое? — внезапно спросила она у Билла задрожавшим от волнения голосом, указывая на темную массу впереди. Билл пристально вгляделся.
   — Земля, там земля! — радостно закричал он.
   Мистер Мизон приподнялся на коленях — он не мог стоять на ногах — и начал осматриваться вокруг.
   — Слава Богу! — вскричал он. — Какая это земля? Новая Зеландия? Тогда я останусь тут и никогда больше не поплыву на корабле!
   — Новая Зеландия! — сердито проворчал матрос. — Вы, должно быть, помешались! Это остров Кергелен — вот что. Здесь вечно идет дождь, и никто не живет! Оставайтесь здесь, коли хотите! Я могу поклясться, что никому не придет в голову приехать сюда за вами!
   Мистер Мизон угрюмо проворчал что-то.
   Между тем солнце разогнало туман, и прелестная панорама открылась перед глазами потерпевших кораблекрушение. Рядами тянулись высокие горы с блистающими на солнце белыми снеговыми вершинами. Билл направил лодку к югу. Вода была спокойна. Скоро они увидели устье большого фьорда, окаймленное утесами… Вокруг прибрежных скал шумели и разбивались волны, и далекое эхо вторило их глухому рокоту.
   Лодка плыла по фьорду, мимо скал, на которых сидели какие-то фантастические чудовища, похожие на морских львов, пока не приблизилась к берегу, поросшему мелкой травой. Здесь, к восхищению спасшихся, они увидели две хижины из строевого леса, одна недалеко от другой, в пятидесяти шагах от воды.
   — Да тут есть дом, — обрадовался Джонни, — хотя выглядит он не очень красивым!
   — Причаливайте к берегу… Скорее бы выбраться из этой ужасной лодки! — произнес мистер Мизон.
   Августа поддержала его просьбу. Убрали парус, пустили в ход весла, и лодка вошла в маленькую, самой природой устроенную гавань. Через десять минут все они ступили на твердую землю. Первой заботой их было пойти осмотреть хижины, но результат осмотра оказался неутешительным.
   Выстроенные, вероятно, в 1874 году, в то время, когда здесь находилась экспедиция по наблюдению за Венерой, а может, какими-нибудь моряками, хижины стояли сейчас почти разрушенные. Стены и пол поросли мхом, а огромные щели в крыше пропускали дождь, так что внутри хижин стояли целые лужи воды. Однако это все же был кров и хоть какая-то защита от холода и дождя, и путешественники решили этим воспользоваться.
   Решено было, что в одной хижине, поменьше, поселятся Августа и Дик, а мистер Мизон и оба матроса устроятся в другой. Затем они перенесли сюда все свое скудное имущество, убрали и вымыли хижины и сделали их, насколько было возможно, удобными для жилья, наскоро закрыв парусом сырой пол и прикрыв дыры на крыше камнями и досками, оторванными от днища лодки. Погода, на их счастье, была сухая, и все, за исключением Мизона, совершенно упавшего духом, усердно принялись за работу. Даже маленький Дик бегал взад и вперед за Августой, очень довольный, что оказался на суше. К полудню все было сделано.
   Развели огонь, и Августа зажарила двух птиц, похожих на кур, которых они поймали; обедали, конечно, стоя, потому что сесть было не на что.
   После обеда снова возобновились обследования и попытки устроиться возможно лучше. Воды было достаточно, потому что недалеко от хижин протекал быстрый ручей. Кроме того, у них был большой запас бисквитов и бочка рома. Рыбы в ручье водилось в изобилии, если бы они нашли возможность варить ее, а на окрестных утесах оказались массы пингвинов. Очевидно, что им не грозила опасность умереть с голоду. Сейчас же после обеда оба матроса ушли и скоро вернулись, притащив множество птичьих яиц. Едва они успели вернуться, как пошел дождь — характерное отличие этих широт, — и скоро горы оделись густой завесой мокрого тумана. Час за часом дождь лил не переставая, проникая сквозь крышу лачуг, и капал на пол. Августа сидела в своей лачуге, стараясь чем-нибудь занять маленького Дика и рассказывая ему разные истории, чтобы чем-нибудь утешить ребенка и унять его плач, потому что ему было холодно и его маленькое сердечко болезненно ощущало весь ужас положения. Никто не знал, как тяжело было ей придумывать сказки, когда сердце сжималось от тоски. Она рассказывала ему о Робинзоне Крузо и добавила, что они тоже играют в Робинзона, но Дик возразил, что он не хочет так жить и желает видеть свою маму.
   Становилось все холоднее и темнее. Сырость пронизывала до костей. Наконец стемнело. Ветер и дождь бушевали над лачугами, и дикий крик морских птиц сливался с воем ветра. Мальчик все-таки заснул, укутанный одеялом и парусом. Августа чувствовала себя очень несчастной, одна, подавленная тяжелыми думами, и хотела также последовать примеру ребенка и уснуть, как вдруг раздался стук в доску, заменявшую дверь.
   — Кто там? — вскрикнула Августа с испугом.
   — Это я, мистер Мизон! — ответил голос. — Могу я войти?
   — Да, если вам угодно! — произнесла Августа сурово, хотя, в сущности, была рада его видеть, или, вернее, слышать человеческий голос, потому что в темноте ничего нельзя было разглядеть. Под гнетом горя и несчастья люди быстро забывают былые обиды и ссоры и рады обществу даже своего злейшего врага!
   — Закройте за собой дверь! — сказала Августа, догадавшись по сильному притоку воздуха, что посетитель вошел в лачугу. Мистер Мизон, ворча и вздыхая, закрыл за собой вход доской.
   — Оба эти скота пьяны, — сообщил он, — напились рому! Я пришел к вам, потому что не мог более оставаться с ними. Я болен, мисс Смиссерс, очень болен! Вероятно, я умру! Я чувствую, что во мне все застыло… Не можете ли вы помочь мне?
   — Не знаю, что тут можно сделать! — ответила Августа мягко: сострадание к этому человеку превозмогло в ней отвращение к нему. — Лучше бы вы легли и заснули.
   — Заснуть! — заворчал он. — Как я могу заснуть? Мое одеяло намокло, и все платье отсырело!
   Он упал на пол и застонал.
   — Постарайтесь уснуть! — снова повторила Августа.
   Он не ответил, но несколько успокоился. Августа положила голову на ящик с бисквитами и забылась.
   Сон — верный друг юности! Несколько раз она просыпалась и снова засыпала. Когда она окончательно проснулась и открыла глаза, было уже светло, и дождь перестал.
   Первой заботой Августы было подойти к маленькому Дику. Он проспал всю ночь глубоким сном и выглядел молодцом. Она вынесла его из хижины, вымыла ему лицо и руки в ручье и дала позавтракать бисквитами. Возвращаясь, Августа встретила обоих матросов, совершенно трезвых, хотя лица их носили отпечаток пьянства. Она выпрямилась и сурово посмотрела на них.
   Они молча прошли мимо. Когда Августа вернулась в хижину, мистер Мизон сидел на полу, и свет из двери падал прямо на его лицо.
   Молодая девушка испугалась. Щеки его ввалились, под впалыми глазами залегли красные круги, он походил на человека в последней стадии болезни.
   — Какая ночь! — сказал он. — Господи! Какую ночь я провел! Думал, что не доживу до утра!
   — Ничего, — возразила Августа. — Поешьте бисквитов, и вам будет легче.
   Мизон взял кусок бисквита и попытался проглотить его, но не смог.
   — Бесполезно! — пробормотал он. — Я — конченный человек! Я лежал в лодке, весь мокрый… и это прикончило меня.
   Августа взглянула на его лицо и не могла не поверить словам Мизона.

IX. «Татуируйте меня!»

   После завтрака — Августа съела бисквит и крылышко птицы, сваренной накануне, — Билл и Джонни, оба матроса, принялись за работу по указанию девушки. Они укрепили на утесе большую палку, к концу которой привязали флаг, найденный в лодке. Хотя у них было мало шансов на то, что кто-нибудь увидит флаг в тумане, они сочли необходимым сделать это. К полудню флаг развевался на утесе. И — удивительно! — погода опять была прекрасная, солнце сияло и грело. К радости Августы, одеяла совсем высохли. Она попросила матросов поискать и принести ей птичьих яиц, как накануне. Матросы охотно сделали это, так как были трезвы и стыдились своего поведения. Августа дала Дику бисквит и четыре яйца, которые он с удовольствием съел, и начала убеждать мистера Мизона, лежавшего в хижине и стонавшего, выйти и погреться на солнце.
   Богач чувствовал себя очень несчастным, был убежден, что умирает, и не мог дотронуться ни до чего.