Обезоруженный всадник выхватил из ножен меч с широким лезвием, но на него тут же обрушился поток стрел, пущенных со стороны ближайшего красного шатра. Схватив луки, карфаганские лучники пускали одну стрелу за другой. Одна из них попала ханнаку в плечо. Выдернув ее, свирепый всадник разочарованно посмотрел на Солдата и, развернув коня, умчался на север, в сторону холмов.
   Облегченно вздохнув, Солдат проводил взглядом облако пыли, поднятое копытами, кроваво-красное в свете заходящего солнца, и потрепал осла по спине.
   — Старина, ты только что спас мою шкуру. Сегодня получишь дополнительную охапку сена.
   — А какую награду получит твой второй помощник? — спросил вернувшийся ворон. — Я как раз хотел броситься на ханнака и выклевать ему глаза, да осел меня опередил.
   — О, не сомневаюсь, — язвительно заметил Солдат.
   — Нет, правда хотел!
   — Давай не будем больше об этом, хорошо?
   Солдат обернул молот ханнака куском тряпки. Он сохранит этот трофей. Возможно, когда-нибудь молот ему еще пригодится, особенно если учесть, что пустые ножны красноречиво говорят о том, что меча у него больше нет.
   Сев на осла, Солдат пустил его к городским воротам. По дороге он поблагодарил за помощь коренастых карфаганских лучников.
   — Вы спасли мне жизнь, — крикнул Солдат. Один из лучников покачал головой.
   — Мужество время от времени нуждается в поддержке. Ты не гутрумит, в противном случае ты бежал бы от ханнака.
   Солдат подошел к этому невысокому широкоплечему узкоглазому человеку. Обнаженная грудь карфаганца вздыбилась гордыми канатами мышц, словно творение скульптора, привыкшего ваять из бронзы. Солдату стало завидно при виде подобной мускулатуры, однако рядом с лучником стояли сотни других таких же крепких парней.
   — Значит, вы не слишком высокого мнения о гутрумитах?
   Ему ответил другой карфаганец:
   — Из них получаются хорошие повара и писари.
   — Но не воины.
   — Бывает, встречаются и воины. Крайне редко.
   — Объясните, — спросил Солдат, — чего хотел от меня этот ханнак? Он был просто одержим желанием меня убить.
   Почесав подбородок, карфаганец улыбнулся.
   — Твою бороду.
   Солдат отметил, что лучник гладко выбрит, как и большинство мужчин, которых он встречал в городе.
   — При чем тут моя борода? Разве можно взять себе чужие волосы? Что с ними делать?
   — Он хотел получить твою нижнюю челюсть. Разве ты не обратил внимание, что ханнак старался не бить тебя по лицу? Все ханнаки лысые, словно камни в горном ручье. Забирая у врагов бородатые подбородки, они надевают их себе на головы, скрывая лысины. Если бы ты не был так близко от города, ханнак, возможно, к тому же тебя и освежевал. Из того, что он одет в кожу врага, еще не следует, что ему не нужна еще одна про запас. Тебе очень повезло, дружище.
   Простившись с лучниками, Солдат направился к городским воротам. Там стражники-гутрумиты усилили слова карфаганцев, назвав его везучим. Впрочем, Солдат был склонен считать, что его спасло не столько везение, сколько навыки воина.
   Когда он вошел во внутренний дворик, на него снова налетели четыре стражника, с отвращением глядевшие на ошейник. Солдат показал им жезл Спэгга, и они презрительно зафыркали.
   — Торговец руками! У тебя в мешке именно это? — спросил один из стражников, высокий парень с тонким носом.
   — Да, руки повешенных.
   Солдат открыл мешок, показывая стражникам содержимое.
   — А это что такое? — воскликнул высокий парень. — Ну и лапища!
   Сунув руку в мешок, он вытащил руку великана.
   — Клянусь Теггом, — сказал другой стражник, — это рука великана Джанкина. Значит, его повесили?
   — Ну да, — вмешался в разговор третий стражник. — Королева Ванда приказала растянуть ему шею после того, как одна из ее дурнушек-кузин забеременела. По крайней мере я так слышал от нашего капитана.
   Четвертый стражник, помолчав, добавил многозначительно:
   — Старые девы из дворца расстроятся, узнав о казни Джанкина. По слухам, покойник обслуживал их в огромном количестве, причем они оставались очень довольны, поскольку природа одарила его так щедро. Как только вести о том, что Джанкин повешен, дойдут до замка, во многих спальнях долго не будет утихать женский плач.
   — У трупа отсутствовал один орган… — заметил Солдат.
   — Хо! Наверняка заполучила какая-нибудь старая ведьма! — воскликнул тощий. — Вдохнув в член жизнь, она его с выгодой продаст.
   — Или, если она уродлива, оставит себе.
   Громко расхохотавшись, стражники пропустили Солдата.
 
   Спэгг отнесся к паре огромных ручищ без воодушевления.
   — Ну и где я найду место для лапищ Джанкина на своем прилавке? — спросил он, изучая громадные кисти. — И ты их к тому же изуродовал топором. Посмотри на обрубки! Ба! Вообще они похожи на два оковалка. И в них нет души, — справедливо заметил торговец. — Ни татуировки, ни шрамов, ни бородавок. Руки простого писца гораздо интереснее. По крайней мере на правой есть мозоль от пера. А У этих нет никаких недостатков. Подумать только, кожа гладкая, как на попке младенца. И посмотри, как аккуратно острижены ногти. Ни одного заусенца. Джанкин за ними ухаживал! Судя по всему, за всю жизнь он ни одного дня не занимался настоящим трудом.
   — Насколько я слышал, — заметил Солдат, — в этом не было необходимости.
   — Ты имеешь в виду его похождения в спальнях вдов и старых дев? Наверное, они ему хорошо платили, как ты полагаешь? Какой способ зарабатывать на жизнь, а? Знай себе трудись на белых хлопчатобумажных простынях.
   — Я слышал, причиной его падения стали шелковые.
   Кивнув, Спэгг поднес кисти к свету.
   — Ну да ладно, немножко поработаю молотком и зубилом. Сделаем вид, будто им много пришлось пережить, а? Секреты ремесла, Солдат! Разве можно продавать руки, которые выглядят абсолютно новыми? Мы вобьем в них немного души.
   — А разве это не обман? — спросил Солдат. Спэгг нахмурился.
   — Покупая на рынке, всегда идешь на риск. Тут у нас не бывает честных людей — они только в солидных лавках, но там за тот же самый товар просят гораздо больше. Когда покупаешь что-нибудь дешевое, всегда рискуешь.
   Расплатившись с Солдатом, Спэгг сказал, что до следующего утра он свободен.
   Солдат отвел осла в стойло и с признательностью поднес ему овса.
   — Ты спас мне жизнь, и я у тебя в долгу. — Он потрепал животное по морде. — Ты лучший осел в городе.
   Теперь, когда у него в кошельке появились деньги, Солдат отправился искать, где поселиться. Однако во всех корчмах и постоялых дворах ему ответили отказом. Похоже, никто не хотел пускать в дом пришлого, человека с железным ошейником. Кто-то захлопывал дверь у него перед лицом, едва успев ее открыть, даже не слушая, что он скажет. Другие с угрозами прогоняли его. После долгих бесплодных попыток Солдат, видя, что надвигается ночь, вернулся к Спэггу.
   Торговец как раз собирал с прилавка свой товар: маленькие руки, большие руки, красные, бледные, черные, бронзовые, руки с искривленными большими пальцами, руки без одного или нескольких пальцев, руки с вырванными ногтями, руки с татуировкой, руки с содранной кожей, руки с перепонками между суставами — самые разнообразные руки, все вымоченные в специальной жидкости, препятствующей разложению. Спэгг бережно, можно сказать, даже с любовью складывал их попарно ладонями друг к другу, заворачивал в мешковину и укладывал в кожаные сумки.
   — Можно я останусь с тобой? — взмолился Солдат. — Там, где ты живешь, наверняка найдется место для одной кровати, а? Если я останусь ночевать на улице, меня ограбят. В городе полно воров, головорезов и грабителей. Как только заходит солнце, они выползают отовсюду как тараканы и в таком же огромном количестве. Мне необходимо выспаться, а едва я закрою глаза, меня сразу же обчистят.
   — Отбивайся от них своим новым боевым молотом, — равнодушно ответил торговец руками, кивая на оружие, которое Солдат засунул за пояс. — Рассказ о том, как ты прогнал ханнака назад в пустыню, расползается по Зэмерканду быстрее заразы. Рыцари ночи не посмеют тебя и пальцем тронуть.
   — Ну рассуди сам, я же не смогу драться во сне. Какой-нибудь подонок треснет меня по голове, и я покину этот мир, какая бы у меня ни была репутация.
   — Я тут ни при чем, — ответил Спэгг, загружая свой товар в тележку.
   Другие торговцы также готовились покинуть просторную рыночную площадь. Еще немного, и здесь не останется никого, кроме Солдата.
   — А почему бы тебе не лечь спать на ступенях ратуши? — предложил ему продавец рук. — Тогда ты завтра сможешь приступить к работе прямо с раннего утра. Мне понадобится твоя помощь, чтобы забить грязь под ногти рук Джанкина, а потом поколотить их молотком. За последние несколько лет они прикасались только к грудям и задницам благородных дам…
   — Ну почему ты не хочешь взять меня к себе домой?
   — Потому что это не понравится моей любовнице — мы дорожим своим уединением.
   Солдат оглядел торговца руками с ног до головы. Спэгг был маленький, тщедушный, грудь впалая, руки и ноги тощие и нескладные. Седеющие волосы, грязные и сальные, острижены чем-то тупым. Уши, нос и ступни ног огромные. Лицо пестрело оспинами, а на подбородке красовалась отвратительная волосатая бородавка. Короче говоря, он был просто страшный урод.
   — У тебя есть любовница? — спросил Солдат и, не подумав, добавил: — Должно быть, она очень непритязательная.
   Спэгг поднял брови.
   — Видишь ли, не все мужчины в отличие от Джанкина любят персики со сливками. Так или иначе, можешь бурчать под нос хоть всю ночь; домой ко мне ты не пойдешь.
   Он направился к стойлу, куда Солдат отвел осла, но обернулся и произнес великодушным тоном:
   — Попытай счастья у женщины по имени Утеллена. Она живет в номере 133 по улице Западных Ворот и иногда берет к себе на постой даже таких подозрительных типов, как ты.
   Убедившись, что от Спэгга ему ничего не добиться, Солдат покинул рыночную площадь и отправился искать дом Утеллены.
   Ночные сторожа зажигали фитили в светильниках на стенах. Бездомные разводили в переулках костры, чтобы греться рядом с ними ночью. Даже этот опустившийся сброд провожал подозрительными взглядами незнакомца в железном ошейнике, всем своим видом показывая, что ему нечего и думать о том, чтобы просить разрешения разделить с ними убогий уют костра.
   Как всегда, Солдат в своих поисках наткнулся на два трупа. Один валялся в темном переулке с разбитой головой, похожей на арбуз, раздавленный колесом телеги. Другой был расчленен, и отдельные части валялись на мостовой перед какой-то таверной. Солдат не убирал руку с рукоятки молота. С этим оружием он уже спокойнее смотрел на мелькающие в сумерках тени.
   Наконец в тусклом свете коптящего факела Солдат различил на стене одного здания грубо выведенные цифры «33». На улице Западных Ворот дома номер 133 не было, и Солдат решил, что Спэгг перепутал.
   Окон не было, так что он не смог заглянуть внутрь и составить впечатление об обитателях ночлежки. Впрочем, судя по внешнему виду, вряд ли это заведение окажется респектабельным. Оставалось только постучаться в дверь и ждать радушного приглашения войти.
   Дверной молоток был сделан в виде лапы дракона, сжимающей чугунный шар. Постучав, Солдат прислушался, прижав ухо к массивной деревянной двери. Изнутри донеслось слабое кряхтение — а может, это стоны и вздохи? Вдруг хозяйка занедужила? Впрочем, скорее всего именно поэтому она и дает приют разным подозрительным типам — больная, не может работать и отчаянно нуждается в деньгах. По крайней мере дома кто-то есть.
   Солдат постучал громче.
   Ничего.
   Он постучал еще громче.
   По-прежнему ничего.
   Солдат постучал очень громко.
   Ничего, ничего, ничего.
   Достав свой боевой молот, он заколотил им в дверь с такой силой, что от грохота проснулся бы и мертвый.
   Дверь распахнулась, и проем заполнила собой толстая женщина невероятных размеров, на ходу затыкая грязную блузу за пояс еще более грязной юбки. Ее огромная грудь оттягивала перед блузы. Рукава раздувались от мощных мышц. Широко расставленные могучие ноги напоминали стволы деревьев.
   Поняв, что он отвлек женщину от какого-то важного дела, Солдат лихорадочно думал, от какого именно.
   — ЧТО? — проревела женщина.
   Солдат отступил на шаг назад, спасаясь от исходящего из ее рта зловония.
   — Я… Спэгг мне сказал… в общем, вы сдаете комнату?
   Женщина побагровела от злости.
   — Комнату? В этой халупе всего одна комната, и в ней сейчас нахожусь я и — очень непродолжительное время — мой маленький друг. Больше здесь нет места даже для таракана, не то что для взрослого мужчины. — Она присмотрелась внимательнее к шее Солдата. — На тебе железный ошейник. Убирайся отсюда, пока я не позвала стражу!
   — Но Спэгг сказал… — в отчаянии взмолился Солдат.
   — Не знаю я никакого Спэгга!
   Дверь захлопнулась. Солдат услышал лязг засовов.
   Переполненный отчаянием, Солдат вернулся на улицу Западных Ворот и снова принялся искать дом номер 133. Все тщетно.
   Вдруг ему на плечо спикировал ворон. Солдат вздрогнул от неожиданности.
   — Не делай так больше!.. Чего ты хочешь?
   — Сейчас дело не в том, чего хочу я — это тебе позарез нужно кое-что. Я следил за тобой. Слышал, что сказал Спэгг. Солдат, ты ломился не в ту дверь.
   — То есть? — недоуменно спросил Солдат.
   — Посмотри себе под ноги.
   Послушно опустив взгляд, Солдат не увидел ничего, кроме булыжной мостовой.
   — Я вижу булыжник, — недовольно буркнул он.
   — И?
   Солдат еще раз воспользовался своими зрительными органами.
   — И чугунные решетки через каждые сто ярдов.
   — Браво! Вот именно. Ведущие к канализационным тоннелям, проложенным под улицами. Все решетки пронумерованы.
   Ворон взмыл вверх, к шпилям и башням, украшенным трепещущими вымпелами и флажками.
   Уставившись себе под ноги, Солдат пошел вдоль по улице и у самой южной стены нашел решетку с номером 133. Подняв ее, он спустился по железной лестнице, стараясь не обращать внимания на спертый затхлый воздух. Первые несколько ярдов ему пришлось преодолеть в кромешной темноте, но как только он добрался до тоннеля, в середине которого ленивым потоком текли нечистоты, впереди замерцал слабый свет. По обе стороны от подземной реки сточных вод были люди.
   Взобравшись на узкий парапет, Солдат окликнул:
   — Утеллена!.. Есть здесь женщина по имени Утеллена?
   Молодая женщина с мальчиком на руках, сидевшая в пятне света от дешевой сальной свечи, поспешно подняла взгляд. Увидев, что на нее смотрят, женщина тотчас же потупилась, делая вид, что возится с обувью мальчика.
   — Это вы Утеллена? — обратился к ней Солдат.
   На этот раз женщина вообще не прореагировала и продолжала суетиться с ногами мальчика. Взобравшись на край тоннеля, Солдат направился к ней.
   Разглядев ее внимательнее, он пришел к выводу, что если бы не лохмотья и слой въевшейся грязи, женщину можно было бы назвать привлекательной. Изящное овальное лицо с глубоко посаженными карими глазами, каштановые волосы… Мальчик выглядел слабым и больным. Он был очень бледный, ноги и руки его казались тощими палочками, жидкие волосы всклокочены. Только запавшие глаза с черными тенями под ними горели двумя яркими угольками. Лихорадка? Или же мальчик обладал внутренней силой?
   Перешагивая через распростертые тела, Солдат добрался до женщины с ребенком.
   Та снова подняла взгляд. В ее глазах застыл страх.
   Солдат произнес тихим голосом, чтобы не услышали остальные:
   — Женщина, я не сделаю тебе ничего дурного. Меня зовут Солдат. Спэгг, торговец руками, сказал, что у вас найдется место, где можно провести ночь. Вообще-то я просил указать мне человека, сдающего комнаты внаем, но, насколько я понял, у тебя, как и у меня, нет своего крова.
   — О, Спэгг. — В голосе женщины прозвучало облегчение, и страх в глазах несколько рассеялся, хотя и не исчез окончательно. — Я… простите. Один человек… впрочем, это не важно. Вы чужой в нашем городе, судя по ошейнику. И поэтому вас не пускают на ночлег? Могу предложить вам место, — продолжала она, указывая на каменный край тоннеля. — Я взяла в аренду этот тоннель у Леди-смотрительницы канализации, отвечающей перед королевским канцлером за исправную работу городских сточных труб.
   — А, так, значит, тебе это место досталось не бесплатно?
   — В Гутруме ничего не бывает бесплатным, — сказала женщина. — Должно быть, вы у нас недавно, раз не успели это узнать. У канцлера во всем есть свой интерес.
   Солдат удивился.
   — Канцлеры — люди богатые. К чему королевскому канцлеру заниматься такими мелочами, как сдавать в аренду канализационные тоннели?
   — А вы никогда не задавались вопросом, как канцлеры получают свое состояние?
   Подумав над ее словами, Солдат кивнул.
   — Резонно. В таком случае могу я воспользоваться твоим гостеприимством? Я заплачу звонкой монетой.
   При этих словах люди в полумраке встрепенулись, зашевелились.
   — Мне нужно лишь место, чтобы провести ночь, — добавил Солдат. — Ни больше ни меньше. Если ты и твой мальчик найдете в своих сердцах сострадание, чтобы помочь чужеземцу в железном ошейнике, я буду вам вечно признателен.
   Женщина печально улыбнулась.
   — Разумеется, ты можешь устроиться здесь, но после того, как ты рассказал всем, что у тебя есть деньги, одному из нас придется не спать. Если мы все трое заснем разом, нас обчистят — ведь так?
   Последние два слова она крикнула, обращаясь ко всем. Нищие, воры и бродяги, нашедшие приют в канализации, ответили ей ухмылками и кивками. Никто даже не пытался возражать. Эти люди знали, что они собой представляют.
   — Прости, — сказал Солдат. — Очевидно, мне еще предстоит многому учиться. Ты спи первой, а я буду считать звезды.
   — Звезды? — спросил мальчик, уставившись на выгнутый черный свод тоннеля. — Какие звезды?
   — Вот эти, — улыбнулся Солдат, постучав себя по голове. — Яркие звезды обширных полей и бескрайних лесов. — Он вздохнул. — Они всегда со мной.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Только один район обширного города не источал зловоние собачьих испражнений и не был завален грязью. Здесь в тени лаймовых деревьев с мелкими листьями и среди зеленого лабиринта миртовых зарослей укрывались уютные беседки и ротонды. Повсюду стояли раскрашенные статуи и резные скамейки; фонтаны орошали заросшие ромашкой обширные лужайки, на которых тут и там темнели тисовые рощицы. На берегах прудов, кишащих диковинными рыбами, нежились на солнце изумрудно-зеленые ящерицы. Возле водоемов, оживляя ландшафт, бродили олени и другие дикие звери.
   Вокруг, куда ни кинь взор, бушевали яркие краски: белизна распустившихся лилий, алый румянец роз и тюльпанов, голубая дымка цветущего льна. Посреди садов затаились два дворца: Дворец Птиц и Дворец Диких Цветов. Во Дворце Птиц жила королева Ванда. С первого взгляда могло показаться, что это красивое здание сложено из кирпичей, имеющих форму птиц. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что это настоящие птицы, застывшие в самых разнообразных движениях — взлетающие, парящие в небе, опускающиеся на землю, клюющие корм, купающиеся, — птицы с раскрытыми клювами, птицы с закрытыми клювами, птицы взъерошенные, птицы с гладкими перьями. Из этих теплых, живых созданий, превращенных в камень, были выложены арки, башенки, парапеты, шпили, оконные проемы, карнизы, портики и все остальные декоративные элементы, необходимые для жилища королевы и императрицы.
   Однако в этом дворце поселилась печаль.
   Королева Ванда, как и ее сестра, принцесса Лайана, жившая в соседнем Дворце Диких Цветов, проводила большую часть своего времени в ужасном сумеречном мире на границе безумия. Поэтому внутренние стены обоих дворцов были обтянуты прочным шелком с мягкой подкладкой из гусиного пуха. По слухам, десять тысяч гусей расстались с жизнью, чтобы сестры не смогли разбить голову о каменные стены своих жилищ.
   Родители принцесс, старая королева и принц-консорт, ее муж, умерли, когда девочки еще были совсем маленькими. С самого рождения высочайшие наследницы были поручены заботам няньки, ко времени смерти королевы-матери незаметно скатившейся в старческое слабоумие. Никаких метрических записей сделано не было. Королева совсем не интересовалась своими дочерьми. Девочки жили в уединении детской, отгороженные от окружающего мира заботливой и ревнивой нянькой.
   Поскольку разум оставил старуху, в чьем ведении находились королевские дети, определить их истинный возраст не представлялось возможным. Один день нянька утверждала, что Ванда старшая, а Лайана родилась потом, на следующее утро все было наоборот. Гумбольд, единственный работник светской библиотеки, предпринял попытку определить, кто из девочек старше. После долгих настойчивых расспросов он пришел к выводу, что Ванде на тот момент было ровно пять лет, а ее сестре — четыре года и три месяца. Ванда, взошедшая в возрасте двенадцати лет на престол, щедро вознаградила Гумбольда за его исследования.
   Временами королева демонстрировала совершенную рассудительность, но порой разум вылетал из нее подобно вспугнутой птичке, и ее мысли и поступки затягивало темное покрывало безумия. Сегодня утром сознание королевы было ясным. Она вызвала к себе в спальню канцлера.
   — Как ваше величество себя чувствует? — с опаской спросил канцлер, переступая порог королевской опочивальни. — Надеюсь, спали хорошо?
   Королева сидела на кровати, прикрыв атласным одеялом ноги. На ней был халат из бледно-розового шелка, подчеркивающий худобу фигуры. Сквозь тонкую ткань вспаханным полем проступали ребра, из широких рукавов торчали острые локти, воротник вздымался двумя дугами над выступающими ключицами.
   — Нет, меня, как обычно, мучили кошмары. Мне снилось, что ведьмы разрывают меня на части и едят живьем. Это было ужасно. Каждая моя частица превратилась в разумное живое существо со своим мозгом, так что когда ведьмы пожирали мою печень, сердце наблюдало с мучительной болью, как отвратительные твари раздирают его бывшего собрата по телу…
   По мере того как королева говорила, ее лицо менялось, становясь все более осунувшимся и затравленным. Канцлер Гумбольд остановил поток откровений, резко заявив:
   — Ужасно, ваше величество!
   Гумбольда нисколько не беспокоили жуткие кошмары, являющиеся королеве, но для того чтобы сохранить свое высокое положение, ему было необходимо, чтобы Ванда хотя бы временами бывала в здравом рассудке. Если станет известно, что королева окончательно скатилась в пучину безумия, империя рухнет, а сам канцлер потеряет всю свою огромную власть. Пока Ванду хотя бы изредка видят в здравом уме, восстания не будет; правителям прощают небольшое сумасшествие — как-никак они являются продуктом многих поколений кровосмешения. Однако королевствам, как и цыплятам, необходимо иметь голову. Без действующей королевы — жестокого тирана — в Гутруме воцарятся хаос и беспорядок. Убийства будут совершаться средь бела дня, и по улицам потекут реки крови. Ненавистного канцлера вытащат прямо из постели и повесят на фонарном столбе.
   Истинным правителем королевства был канцлер Гумбольд. Еще недавно обширная империя, Гутрум сильно сжался в размерах при матери королевы Ванды. Королевство сохранило огромные богатства, хотя соседи, в прошлом покорные вассалы Гутрума, больше не платили дань. Былое могущество осталось в прошлом. Империя зачахла, но город-государство Зэмерканд по-прежнему процветал.
   Впрочем, окрестные племена, считавшие себя жертвами империи, теперь, после ее крушения, пылали желанием добить упавшего гиганта. Со дня на день мог раздаться тревожный крик часовых: «Варвары у ворот города! » Лишь наемники-карфаганцы стояли на пути полного крушения Гутрума. Жителям Зэмерканда снились кошмары: разграбленный и сожженный дотла город, трупы мужчин, женщин, детей. Гутрум жил на краю пропасти. Королева Ванда платила из своей казны иностранным солдатам, чтобы те охраняли стены Зэмерканда, но ее сокровищница не бездонна, и недалек тот день, когда казна иссякнет. Тогда на город нападут ханнаки, полчища людей-зверей с севера — людей-лошадей и людей-диких псов, а с Лазурного моря придут разбойники-пираты. Гутрум потонет в огне, его жители падут от меча захватчиков или будут обращены в рабство.
   — Какие у нас на сегодня назначены дела? — спросила королева, вставая с кровати.
   Посреди опочивальни журчал фонтан. Служанки раздели Ванду донага и стали мыть ее в теплых струях. Королева не обращала никакого внимания на канцлера, который, следует признать, смотрел на ее тощее, изможденное тело с некоторым отвращением.
   — Сегодня мы будем творить правосудие? — спросила Ванда, выходя из фонтана.
   Служанка обернула мокрое тело оранжевыми полотенцами.
   — Вашему величеству предстоит рассмотреть жалобы подданных. Чтобы напрасно не утруждать ваше величество, я отсеял несущественное…
   Королева встрепенулась.
   — Разве я не должна выслушивать все прошения? Разве не я должна решать, что существенно, а что нет?
   Гумбольд улыбнулся.
   — Прошу прощения, ваше величество. Я взял на себя смелость сократить количество прошений до пятидесяти. Первоначально их было семьсот десять. Не сомневаюсь, у вашего величества не хватило бы сил, чтобы выслушать столько жалоб.
   Королева подняла брови.