Страница:
Вечеринка проходила чуть ли не под ее апартаментами. Интересно, какие развлечения Линдейл подготовил для этой скандальной ночи? Хотя окна ее комнаты не выходили на улицу, Брайд слышала грохот подъезжающих карет, видела суетящихся на заднем дворе слуг; звуки музыки и почти неразличимые людские голоса долетали даже до верхних этажей.
Брайд охватило невольное раздражение. Видимо, не добившись успеха в ее соблазнении, Линдейл хотел занять себя чем-нибудь другим – лишнее свидетельство того, что представлял собой этот человек. Каждый раз, когда она проявляла слабость, он ухитрялся напомнить ей, что этого делать не следовало.
Брайд заглянула в список, лежавший на ее письменном столе.
– Два последних дня были для нас удачными. Линдейл сводил меня к нескольким граверам, а вчера еще в два магазина гравюр и эстампов. Я многое узнала о производстве в Лондоне, и это нам очень пригодится для собственной мастерской. Граф также составил небольшой список граверов, которые, по мнению экспертов, могли отлично подделать работы старых мастеров.
Брайд не сказала Джоан большего, поскольку сестры не знали о Раймонди; она лишь предупредила, что Линдейл купил гравюры, сделанные с украденных пластин отца.
– Это не очень помогает нашему расследованию, – подвела итог Джоан. – Мы и без того знаем, что Линдейл тоже ищет пластины отца.
Пока Брайд с Линдейлом ездили по городу, сестра заходила в магазины, торгующие бумагой.
– И что же ты узнала?
Джоан протянула ей маленький листок.
– Вот несколько человек, которые делают бумагу ручным способом, – именно такую использовали в свое время для производства банкнот. Двое последних стары, опытны, но недавно их постигла неудача в делах.
Брайд внимательно изучила список. Теперь ей нужно было избавиться от Линдейла хотя бы на день, чтобы поговорить с этими людьми, понять, кто они такие.
Она перевернула список, и чистая сторона привела ее в уныние. Брайд надеялась добавить сюда необходимые сведения, но вечное присутствие Линдейла не позволяло ей задавать вопросы.
– Узнала что-нибудь об Уолтере? – спросила Брайд, не глядя на сестру. Она не хотела видеть в глазах Джоан сострадание, особенно теперь, когда Линдейл заставил ее понять, что осталось у нее в сердце от прежней любви. Тоска, печаль, беспокойство и обязательства. Воспоминания потускнели, страсть умерла. Возможно, ее убили сомнения, а возможно, она сама человек непостоянный.
Джоан тронула ее за руку:
– Думаю, я кое-что узнала о нем. Хотя еще не ясно, шла ли речь об Уолтере.
– И что тебе сказали?
– Когда я спросила одного из торговцев насчет изготовителей бумаги, он упомянул, что среди шотландцев появились новые специалисты, делающие бумагу верже. Несколько месяцев назад этот торговец даже встречался с каким-то молодым шотландцем.
– И кто же это?
Сестра указала в конец списка.
– Туикенем.
– Я должна поскорее найти его. У меня всегда было подозрение, что именно бумага приведет нас к цели. Кажется, Уолтер думал то же самое.
– Это может оказаться опасным, Брайд.
Может, но если бы ей удалось найти другой способ…
Дверь в спальню распахнулась, и на пороге возникла Джилли. Оглядев комнату, она пожала плечами и, уходя, пробормотала:
– Куда же она делась?
– Кто? – поинтересовалась Брайд.
– Да Мэри. Она целый день возилась с новой одеждой, и я думала, она еще здесь…
– Мэри пропала?
– Наверное, тайком пробралась в укромный уголок, чтобы посмотреть на вечеринку, – решила Джоан. – Она без конца дулась, что ей не разрешено даже взглянуть на гостей.
Брайд вздрогнула.
Мэри на вечеринке Линдейла?
Она бросилась в гардеробную, приказав на ходу:
– Джилли, найди слугу и попроси, чтоб он проверил кухню. Джоан, помоги мне одеться. Быстро!
– У меня зад отмерз, – пробормотал Абернети.
– Только не вини мои камины – ты сам решил прийти в этой легкой тунике, словно бог Аполлон, – усмехнулся Эван.
– Она не легкая, а прозрачная, как одежда Аполлона на фреске Рафаэля «Парнас».
– Ладно, черт возьми, прозрачная. Если у тебя зад отмерз, подними юбку и повернись к огню.
Абернети презрительно посмотрел с другой стороны карточного стола.
– Полагаю, ты, как шотландец, все знаешь насчет юбок и насчет того, как поступать с отмерзшими задами.
– Естественно. Разве ты слышал, чтобы я когда-нибудь жаловался?
Он не жаловался, но, честно говоря, зад у него тоже отмерз. Не следовало полагаться на Майкла в выборе одежды для этой римской вечеринки; из-за этого невежды он теперь мается в жестком нагруднике центуриона, смехотворно короткой тунике, да еще с голыми ногами и руками. Даже яркий огонь в камине не мог согреть «римлян».
Эван с завистью посмотрел на Колина – тому хватило здравого смысла прийти в одежде римского сенатора. Широкие складки тоги создавали некоторую защиту, а если бы Колин захотел покинуть библиотеку и пройти в салон, где костюмы не требовались, он мог избавиться от тоги, просто бросив ее на софу.
– Ты, кажется, не в духе, – заметил Колин. – Вечеринка имеет большой успех, но ты что-то не слишком наслаждаешься.
– Возможно, потому, что некая леди слишком наслаждается, – предположил Абернети.
Эван промолчал. Он действительно был не в духе. Впрочем, Абернети и не слишком радовался – он укрылся за карточным столом, потому что не выдержал сравнения с Найтриджем, который тоже надел наряд Аполлона.
Прибытие сестер Камерон совершенно выбило у Эвана из памяти все мысли о вечеринке, и он забыл вычеркнуть имя Жасмин Нортон из списка приглашенных. Теперь она в салоне отдавалась другому, ожидая от Эвана приступа ревности. Ну и пусть – ему на это наплевать. Если Абернети и остальным хотелось думать, будто теперь он заменил женщин картами, то ради Бога.
Впрочем, причина его дурного настроения более серьезная и тревожная, чем утомительное присутствие миссис Нортон.
Граф Линдейл скучал.
Пускай об этой вечеринке будет говорить весь город, ему-то что. Эван снова подтвердил свой титул короля удовольствий, однако радости, предложенные гостям, в нем самом уже не вызывали энтузиазма.
Значит, недавние перемены в жизни все-таки погубили его, и он становится безрадостным нытиком, чего всегда опасался. Хуже того, теперь происходящее во второй гостиной отчего-то казалось ему… неподобающим.
Разумеется, его возмутило это предположение, он с ним боролся, но… Что-то похожее на отвращение к происходящему возвращалось снова и снова, провозглашая конец его беззаботной, скандальной, доставляющей удовольствие молодости.
Да, черт побери, сегодня он точно не в духе.
– Наверное, ты раздражен потому, что ни одна из дам тебя не привлекает, – предположил Колин.
– Да, они все чересчур похожи друг на друга, – процедил Эван.
– Ты прав. Тем не менее, последние две недели ты особенно жалуешься на одну из них, однако ее здесь нет.
Да, ее здесь нет. Она там, наверху. Эван вдруг осознал, что хочет оказаться рядом с ней прямо сейчас.
Он пытался найти остроумное возражение на прозрачный намек Колина, но в голову так ничего и не пришло. И все же он был рад, что она наверху, а не здесь. С каждым днем он хотел ее все больше, но это не должно было произойти на диване в гостиной, при свете канделябров, пока рядом скакали другие пары. Эван хотел заниматься с ней любовью наедине, где только он мог видеть тело возлюбленной, где мужская похоть не посмела бы оскорбить ее.
Проклятие, это ее вина. Это она стала причиной того, что его жизнь рухнула.
Неожиданно он почувствовал рядом чье-то присутствие, а затем услышал шепот Майкла:
– Вам лучше пойти со мной, сэр. У нас в соседней комнате неприятности.
Эван с досадой бросил карты. Возможно, миссис Нортон устроила сцену.
– Младшая только что хотела прошмыгнуть сюда, – тихо сообщил Майкл, пока они шли к дверям. – Но я поймал ее и отослал прочь.
– О ком ты говоришь?
– Мэри пыталась войти. Господи, только этого ему не хватало!
– И куда она пошла?
– Вниз, на кухню. Думаю, она попытается опять, но я остановлю ее, не беспокойтесь. К несчастью, пока я следовал за ней, желая убедиться, что она ушла, эта проскользнула через боковую дверь.
Эта?
Майкл открыл дверь гостиной, чтобы показать, кого имел в виду под «этой». Наспех вырезанная шелковая маска, закрывающая лоб и глаза, не могла скрыть красоту спрятанного под ней лица.
Брайд стояла посреди комнаты, но в отличие от других находившихся там особ была полностью одета. Вечернее платье, которое Эван купил для нее, придавало ей царственный вид; рыжие локоны были аккуратно собраны в вечернюю прическу и украшены скромным пером, непослушные завитки соблазнительно падали на лоб и щеки. Без единой драгоценности на совершенной коже она, тем не менее, выглядела королевой. Так хороша и так спокойна. Просто смотрит в угол комнаты – изысканная статуя, замершая, чтобы он ею восхищался.
– Попросить ее уйти?
– Нет, я сам. Присмотри за остальными, Майкл, и продолжай наблюдать за Мэри. Если девчонка снова попытается, скажешь, что я отправлю ее во французский монастырь, где она останется до тридцати лет.
Эван подошел к Брайд, но она даже не заметила его.
Встав рядом, он увидел, что именно заворожило ее. В тени сплелись на шезлонге мужчина и женщина. В отличие от других пар, занимавших диванные подушки, эти двое сняли большую часть одежды и приближались к экстазу. Лишь наброшенная туника скрывала их бедра. Женщина была в маске, но мужчину Эван узнал.
– Вы не должны здесь находиться, – тихо сказал он. Брайд едва взглянула на него.
– Я ищу Мэри.
– Ее уже отправили на кухню.
– Ее там нет, мы все осмотрели.
– Значит, она сидит в туалетной комнате, надеясь увидеть разъезд гостей.
– Надеюсь, она, по крайней мере, не видела…
– Нет.
Зато видела Брайд. Слегка подняв голову, она внимательно наблюдала.
– Они даже красивы. Освещение их тел… Это как ожившая картина. Я думала, это будет вульгарно и шокирующе.
Эван взглянул на пару. Сцена действительно была красивой, но он знал, чем это может закончиться. Он собирал коллекцию не только ради того, чтобы шокировать или приятно возбуждать. Если у него и были сомнения, они исчезли, когда он увидел, как Брайд стоит, завороженно глядя на происходящее. Безумная мысль, которая пришла ему в голову за карточным столом, теперь казалась самым логичным из его решений.
Он взял Брайд за руку.
– Идемте со мной.
Они вышли через боковую дверь и спустились по черной лестнице. Линдейл крепко сжимал ее руку, давая понять, что сопротивление бесполезно, но Брайд и не думала сопротивляться, поглощенная мыслями об увиденном в гостиной. Не распущенность и грех, а простодушие и радость – то, чего она никак не ожидала.
Прошло некоторое время, прежде чем Брайд вернулась к действительности. Ей бы следовало не обращать внимания на его римские атрибуты, но они выглядели совсем не так уж и плохо. У Линдейла была фигура центуриона – широкие плечи, мускулистые ноги как нельзя лучше соответствовали образу.
Когда они подошли к его спальне, Брайд попыталась высвободить руку, но Эван Линдейл продолжал тянуть ее за собой.
– Не возражайте, это бесполезно. Женщину, которая может спокойно смотреть на оргию, не должен шокировать визит в комнату мужчины.
– Все зависит от цели визита.
– Я собираюсь вам кое-что сказать и не хочу, чтобы кто-нибудь из сестер застал меня в вашей спальне.
Открыв дверь, Эван втолкнул Брайд внутрь. Обретя равновесие, она сдернула маску и огляделась. Определенно это была комната мужчины: книги на полу, бумаги на письменном столе, ковер и стулья в беспорядке. Роскошно обставив весь дом, Линдейл сэкономил на себе.
– Черт бы побрал этих римлян, – пробормотал он. Брайд повернулась. Эван стоял у двери, безуспешно пытаясь расстегнуть пряжку бронзового нагрудника. В конце концов, он все же снял его и с грохотом бросил на пол, оставшись в короткой, до бедер, темно-красной тунике, стянутой на талии, – сильный, красивый, почти обнаженный… и очень мужественный.
Брайд обдало жаром, во рту у нее пересохло.
Продолжая клясть неудобства античного костюма, граф опустился на стул и принялся распускать высокую шнуровку сандалий.
– Я думаю, нам с вами пора пожениться. – Произнося эти слова, Эван даже не взглянул на нее.
От потрясения Брайд потеряла дар речи, а когда собралась с мыслями, выпалила единственно разумное объяснение, какое смогла придумать:
– Вы пьяны!
– Нисколько.
– Значит, просто смеетесь надо мной.
Линдейл отшвырнул сандалии и встал.
– Я никогда бы не сделал такой решительный шаг исключительно ради шутки над женщиной. Для этого есть более легкие способы. А почему вы решили, что я смеюсь?
– Потому что не могу найти другого объяснения столь неожиданному предложению.
– Объяснений много. Одно из них: мне требуется жена. Об этом говорит весь свет.
– Но никто не говорит, что вам требуется жена вроде меня.
– Я не намерен связывать себя с жеманной, тщеславной, алчной девицей, которую может предложить мне свет. Вы не захотели принять от меня ни пенни, и я восхищен этим.
– Со временем одна из алчных и тщеславных светских дам перестанет быть таковой и будет вам хорошей парой.
– Ничего, вы тоже достаточно хороши. – Линдейл поморщился. – Нет, я не то хотел сказать. Я имел в виду, что мне все равно лучше вас никого не найти.
Брайд попыталась объективно взглянуть на его предложение. Замечательная пара: она в вечернем платье, он в красной тунике, едва прикрывающей наготу. Это не просто нелепо. Это странно. Определенно граф слишком много выпил на своей вечеринке, и ей следует найти достойный ответ, чтобы привести его в чувство.
Однако вместо этого в горле Брайд образовался комок, подбородок ее задрожал…
Линдейл подошел ближе и внимательно посмотрел на нее. В его взгляде мелькнула насмешка, затем что-то еще – глубокое, беззащитное.
– Кажется, вы сейчас упадете в обморок, и явно не от счастья.
Брайд крепко ухватилась за ближайший стул. Нет, она не упадет в обморок и не заплачет.
– Я, конечно, польщена…
– О, что вы! Я совсем не находка для брака, и мне это известно. Тем не менее, согласившись на мое предложение, вы никогда уже не будете нуждаться, вам больше не придется тратить годы, стараясь обеспечить и защитить сестер. Кроме того, у нас с вами много общего, и ваше общество я могу выносить значительно дольше, чем общество большинства женщин.
Брайд едва не засмеялась, но неожиданно другое чувство стало стремительно пробиваться сквозь щит ее самообладания.
– Вы, похоже, забыли, что женитесь не ради общества, а чтобы иметь наследника, следующего графа.
– И вы мне подарите его. Вы для этого достаточно сильны. – Линдейл отвел взгляд и нахмурился. – Я опять сказал не то. Мне следовало попрактиковаться, но все произошло так неожиданно… Послушайте, вы не девочка, и вы шотландка. Я думаю, что должен жениться именно на шотландке, как мой отец и дядя. Видимо, для этого была причина. Я просто обязан следовать традиции.
Брайд не мигая смотрела на него, и ее сердце, казалось, готово было разорваться. Предложение Линдейла тронуло ее до глубины души. Она будет вечно благодарна ему за это и всегда будет помнить, что этот удивительный человек счел ее достойной себя. Но все же это лишь минутный порыв, и он потом еще поблагодарит ее за отказ.
– Вы колеблетесь из-за моей репутации? – спросил Эван, беря ее за руку. – Уверен, леди Мерденфорд достаточно заполнила вам уши своими нотациями…
– Дело не в репутации. Не совсем.
По крайней мере, не в том смысле. Хотя репутация все же могла иметь значение, если бы она позволила себе всерьез отнестись к предложению графа.
– Значит, ваша старая любовь или, как вы сказали, ваши обязательства перед кем-то, о ком вы не желаете рассказать мне…
Брайд стиснула зубы, но слезы снова подступили к ее глазам.
– Частично.
Она не могла выйти за этого человека, даже если бы он был трезв и целый месяц взвешивал свое предложение, не могла отплатить предательством за его доброту. Что станет с его честью, когда обнаружится, что его жена имеет отношение к печатанию фальшивых денег?
Линдейл заглянул ей в глаза, и Брайд поняла: ей все равно придется что-то ответить.
– Вы оказали мне большую честь своим предложением, сэр, но я не могу принять его.
Линдейл так и не смог скрыть своего разочарования; скрестив руки на груди, он стоял к ней спиной, а когда молчание стало невыносимым и он наконец повернулся, его лицо выражало гнев.
– Ничего не понимаю. Что происходит с обществом, в котором женщины не хотят выходить за графов?
– Поверьте, я огорчена тем, что вынуждена причинить вам боль, однако у меня нет выбора.
– Вы считаете мое предложение честью и говорите «нет». Вы огорчены и говорите «нет». Бессмыслица какая-то…
– Отчасти я говорю «нет» потому, что вы на самом деле этого не хотите.
– Ах вот оно что. Вы знаете мои намерения лучше меня самого…
– Признайтесь, это был порыв.
– Но все же не безрассудный. Обычно решительность мужчины восхищает женщин.
Брайд попыталась улыбнуться. Слезы будут потом.
– Вы не хотите на мне жениться, Линдейл, я нужна вам только в постели. А поскольку вы не смогли получить желаемое иным путем, то решили сделать мне предложение. Или выдумали, что я сопротивляюсь, чтобы подтолкнуть вас к подобному решению…
– Ну нет, такое мне в голову не приходило.
Очень лестно. Лестно даже больше, чем его предложение. И все же…
– Когда ваше желание пройдет, вы будете удивляться тому, что действовали столь поспешно.
– Никакое удовольствие не заставит меня быть глупцом.
– Вы отрицаете, что вами движет желание?
– Почему я должен отрицать это? Ваше желание и страсть тоже нельзя исключить из подобного решения. По-моему, взаимное желание супругов очень полезно; спаси меня Господь от брака с женщиной, для которой соединение с мужем в постели – всего лишь неделикатная обязанность. Тем не менее, женившись на одной из приятных, неопытных и глупых молодых красавиц, я получу именно это. Кто сказал, что мне должно быть скучно с моей женой?
– А кто сказал, что через месяц я вам не наскучу, как и любая из этих женщин? Сомневаюсь, что энтузиазм, которого вы от меня ждете, продлится долго.
– Итак, именно моя репутация заставляет вас сказать «нет»? Тогда дайте мне месяц, и мы наверняка узнаем, не пропадет ли мой интерес. Не можете же вы провести всю жизнь в таких опасениях!
Что ж, он загнал ее в угол, и она совсем не возражает находиться там. Если бы Эван не смягчил ее сердце этим предложением, Брайд могла бы найти силы, чтобы снова отказать ему, но только не теперь. Она хотела его, очень. Пусть лишь на время. Один его поцелуй, одно прикосновение, и она станет беспомощной…
Они молча смотрели друг на друга.
Причины для отказа были. Важные причины. Но все они вдруг перестали существовать, кроме единственной, от которой Брайд бросало в дрожь.
– Не здесь и не сейчас. Пока я живу под вашей крышей, это невозможно. Мы с сестрами найдем дом, переедем, и я…
– Да, здесь. Да, сейчас. Вы готовы, и будь я проклят, если собираюсь дожидаться. – Линдейл решительно прижал Брайд к себе и поцеловал. Она больше не сопротивлялась и ответила ему с таким желанием, что он в один миг подхватил ее на руки и понес в спальню.
Глава 19
Брайд охватило невольное раздражение. Видимо, не добившись успеха в ее соблазнении, Линдейл хотел занять себя чем-нибудь другим – лишнее свидетельство того, что представлял собой этот человек. Каждый раз, когда она проявляла слабость, он ухитрялся напомнить ей, что этого делать не следовало.
Брайд заглянула в список, лежавший на ее письменном столе.
– Два последних дня были для нас удачными. Линдейл сводил меня к нескольким граверам, а вчера еще в два магазина гравюр и эстампов. Я многое узнала о производстве в Лондоне, и это нам очень пригодится для собственной мастерской. Граф также составил небольшой список граверов, которые, по мнению экспертов, могли отлично подделать работы старых мастеров.
Брайд не сказала Джоан большего, поскольку сестры не знали о Раймонди; она лишь предупредила, что Линдейл купил гравюры, сделанные с украденных пластин отца.
– Это не очень помогает нашему расследованию, – подвела итог Джоан. – Мы и без того знаем, что Линдейл тоже ищет пластины отца.
Пока Брайд с Линдейлом ездили по городу, сестра заходила в магазины, торгующие бумагой.
– И что же ты узнала?
Джоан протянула ей маленький листок.
– Вот несколько человек, которые делают бумагу ручным способом, – именно такую использовали в свое время для производства банкнот. Двое последних стары, опытны, но недавно их постигла неудача в делах.
Брайд внимательно изучила список. Теперь ей нужно было избавиться от Линдейла хотя бы на день, чтобы поговорить с этими людьми, понять, кто они такие.
Она перевернула список, и чистая сторона привела ее в уныние. Брайд надеялась добавить сюда необходимые сведения, но вечное присутствие Линдейла не позволяло ей задавать вопросы.
– Узнала что-нибудь об Уолтере? – спросила Брайд, не глядя на сестру. Она не хотела видеть в глазах Джоан сострадание, особенно теперь, когда Линдейл заставил ее понять, что осталось у нее в сердце от прежней любви. Тоска, печаль, беспокойство и обязательства. Воспоминания потускнели, страсть умерла. Возможно, ее убили сомнения, а возможно, она сама человек непостоянный.
Джоан тронула ее за руку:
– Думаю, я кое-что узнала о нем. Хотя еще не ясно, шла ли речь об Уолтере.
– И что тебе сказали?
– Когда я спросила одного из торговцев насчет изготовителей бумаги, он упомянул, что среди шотландцев появились новые специалисты, делающие бумагу верже. Несколько месяцев назад этот торговец даже встречался с каким-то молодым шотландцем.
– И кто же это?
Сестра указала в конец списка.
– Туикенем.
– Я должна поскорее найти его. У меня всегда было подозрение, что именно бумага приведет нас к цели. Кажется, Уолтер думал то же самое.
– Это может оказаться опасным, Брайд.
Может, но если бы ей удалось найти другой способ…
Дверь в спальню распахнулась, и на пороге возникла Джилли. Оглядев комнату, она пожала плечами и, уходя, пробормотала:
– Куда же она делась?
– Кто? – поинтересовалась Брайд.
– Да Мэри. Она целый день возилась с новой одеждой, и я думала, она еще здесь…
– Мэри пропала?
– Наверное, тайком пробралась в укромный уголок, чтобы посмотреть на вечеринку, – решила Джоан. – Она без конца дулась, что ей не разрешено даже взглянуть на гостей.
Брайд вздрогнула.
Мэри на вечеринке Линдейла?
Она бросилась в гардеробную, приказав на ходу:
– Джилли, найди слугу и попроси, чтоб он проверил кухню. Джоан, помоги мне одеться. Быстро!
– У меня зад отмерз, – пробормотал Абернети.
– Только не вини мои камины – ты сам решил прийти в этой легкой тунике, словно бог Аполлон, – усмехнулся Эван.
– Она не легкая, а прозрачная, как одежда Аполлона на фреске Рафаэля «Парнас».
– Ладно, черт возьми, прозрачная. Если у тебя зад отмерз, подними юбку и повернись к огню.
Абернети презрительно посмотрел с другой стороны карточного стола.
– Полагаю, ты, как шотландец, все знаешь насчет юбок и насчет того, как поступать с отмерзшими задами.
– Естественно. Разве ты слышал, чтобы я когда-нибудь жаловался?
Он не жаловался, но, честно говоря, зад у него тоже отмерз. Не следовало полагаться на Майкла в выборе одежды для этой римской вечеринки; из-за этого невежды он теперь мается в жестком нагруднике центуриона, смехотворно короткой тунике, да еще с голыми ногами и руками. Даже яркий огонь в камине не мог согреть «римлян».
Эван с завистью посмотрел на Колина – тому хватило здравого смысла прийти в одежде римского сенатора. Широкие складки тоги создавали некоторую защиту, а если бы Колин захотел покинуть библиотеку и пройти в салон, где костюмы не требовались, он мог избавиться от тоги, просто бросив ее на софу.
– Ты, кажется, не в духе, – заметил Колин. – Вечеринка имеет большой успех, но ты что-то не слишком наслаждаешься.
– Возможно, потому, что некая леди слишком наслаждается, – предположил Абернети.
Эван промолчал. Он действительно был не в духе. Впрочем, Абернети и не слишком радовался – он укрылся за карточным столом, потому что не выдержал сравнения с Найтриджем, который тоже надел наряд Аполлона.
Прибытие сестер Камерон совершенно выбило у Эвана из памяти все мысли о вечеринке, и он забыл вычеркнуть имя Жасмин Нортон из списка приглашенных. Теперь она в салоне отдавалась другому, ожидая от Эвана приступа ревности. Ну и пусть – ему на это наплевать. Если Абернети и остальным хотелось думать, будто теперь он заменил женщин картами, то ради Бога.
Впрочем, причина его дурного настроения более серьезная и тревожная, чем утомительное присутствие миссис Нортон.
Граф Линдейл скучал.
Пускай об этой вечеринке будет говорить весь город, ему-то что. Эван снова подтвердил свой титул короля удовольствий, однако радости, предложенные гостям, в нем самом уже не вызывали энтузиазма.
Значит, недавние перемены в жизни все-таки погубили его, и он становится безрадостным нытиком, чего всегда опасался. Хуже того, теперь происходящее во второй гостиной отчего-то казалось ему… неподобающим.
Разумеется, его возмутило это предположение, он с ним боролся, но… Что-то похожее на отвращение к происходящему возвращалось снова и снова, провозглашая конец его беззаботной, скандальной, доставляющей удовольствие молодости.
Да, черт побери, сегодня он точно не в духе.
– Наверное, ты раздражен потому, что ни одна из дам тебя не привлекает, – предположил Колин.
– Да, они все чересчур похожи друг на друга, – процедил Эван.
– Ты прав. Тем не менее, последние две недели ты особенно жалуешься на одну из них, однако ее здесь нет.
Да, ее здесь нет. Она там, наверху. Эван вдруг осознал, что хочет оказаться рядом с ней прямо сейчас.
Он пытался найти остроумное возражение на прозрачный намек Колина, но в голову так ничего и не пришло. И все же он был рад, что она наверху, а не здесь. С каждым днем он хотел ее все больше, но это не должно было произойти на диване в гостиной, при свете канделябров, пока рядом скакали другие пары. Эван хотел заниматься с ней любовью наедине, где только он мог видеть тело возлюбленной, где мужская похоть не посмела бы оскорбить ее.
Проклятие, это ее вина. Это она стала причиной того, что его жизнь рухнула.
Неожиданно он почувствовал рядом чье-то присутствие, а затем услышал шепот Майкла:
– Вам лучше пойти со мной, сэр. У нас в соседней комнате неприятности.
Эван с досадой бросил карты. Возможно, миссис Нортон устроила сцену.
– Младшая только что хотела прошмыгнуть сюда, – тихо сообщил Майкл, пока они шли к дверям. – Но я поймал ее и отослал прочь.
– О ком ты говоришь?
– Мэри пыталась войти. Господи, только этого ему не хватало!
– И куда она пошла?
– Вниз, на кухню. Думаю, она попытается опять, но я остановлю ее, не беспокойтесь. К несчастью, пока я следовал за ней, желая убедиться, что она ушла, эта проскользнула через боковую дверь.
Эта?
Майкл открыл дверь гостиной, чтобы показать, кого имел в виду под «этой». Наспех вырезанная шелковая маска, закрывающая лоб и глаза, не могла скрыть красоту спрятанного под ней лица.
Брайд стояла посреди комнаты, но в отличие от других находившихся там особ была полностью одета. Вечернее платье, которое Эван купил для нее, придавало ей царственный вид; рыжие локоны были аккуратно собраны в вечернюю прическу и украшены скромным пером, непослушные завитки соблазнительно падали на лоб и щеки. Без единой драгоценности на совершенной коже она, тем не менее, выглядела королевой. Так хороша и так спокойна. Просто смотрит в угол комнаты – изысканная статуя, замершая, чтобы он ею восхищался.
– Попросить ее уйти?
– Нет, я сам. Присмотри за остальными, Майкл, и продолжай наблюдать за Мэри. Если девчонка снова попытается, скажешь, что я отправлю ее во французский монастырь, где она останется до тридцати лет.
Эван подошел к Брайд, но она даже не заметила его.
Встав рядом, он увидел, что именно заворожило ее. В тени сплелись на шезлонге мужчина и женщина. В отличие от других пар, занимавших диванные подушки, эти двое сняли большую часть одежды и приближались к экстазу. Лишь наброшенная туника скрывала их бедра. Женщина была в маске, но мужчину Эван узнал.
– Вы не должны здесь находиться, – тихо сказал он. Брайд едва взглянула на него.
– Я ищу Мэри.
– Ее уже отправили на кухню.
– Ее там нет, мы все осмотрели.
– Значит, она сидит в туалетной комнате, надеясь увидеть разъезд гостей.
– Надеюсь, она, по крайней мере, не видела…
– Нет.
Зато видела Брайд. Слегка подняв голову, она внимательно наблюдала.
– Они даже красивы. Освещение их тел… Это как ожившая картина. Я думала, это будет вульгарно и шокирующе.
Эван взглянул на пару. Сцена действительно была красивой, но он знал, чем это может закончиться. Он собирал коллекцию не только ради того, чтобы шокировать или приятно возбуждать. Если у него и были сомнения, они исчезли, когда он увидел, как Брайд стоит, завороженно глядя на происходящее. Безумная мысль, которая пришла ему в голову за карточным столом, теперь казалась самым логичным из его решений.
Он взял Брайд за руку.
– Идемте со мной.
Они вышли через боковую дверь и спустились по черной лестнице. Линдейл крепко сжимал ее руку, давая понять, что сопротивление бесполезно, но Брайд и не думала сопротивляться, поглощенная мыслями об увиденном в гостиной. Не распущенность и грех, а простодушие и радость – то, чего она никак не ожидала.
Прошло некоторое время, прежде чем Брайд вернулась к действительности. Ей бы следовало не обращать внимания на его римские атрибуты, но они выглядели совсем не так уж и плохо. У Линдейла была фигура центуриона – широкие плечи, мускулистые ноги как нельзя лучше соответствовали образу.
Когда они подошли к его спальне, Брайд попыталась высвободить руку, но Эван Линдейл продолжал тянуть ее за собой.
– Не возражайте, это бесполезно. Женщину, которая может спокойно смотреть на оргию, не должен шокировать визит в комнату мужчины.
– Все зависит от цели визита.
– Я собираюсь вам кое-что сказать и не хочу, чтобы кто-нибудь из сестер застал меня в вашей спальне.
Открыв дверь, Эван втолкнул Брайд внутрь. Обретя равновесие, она сдернула маску и огляделась. Определенно это была комната мужчины: книги на полу, бумаги на письменном столе, ковер и стулья в беспорядке. Роскошно обставив весь дом, Линдейл сэкономил на себе.
– Черт бы побрал этих римлян, – пробормотал он. Брайд повернулась. Эван стоял у двери, безуспешно пытаясь расстегнуть пряжку бронзового нагрудника. В конце концов, он все же снял его и с грохотом бросил на пол, оставшись в короткой, до бедер, темно-красной тунике, стянутой на талии, – сильный, красивый, почти обнаженный… и очень мужественный.
Брайд обдало жаром, во рту у нее пересохло.
Продолжая клясть неудобства античного костюма, граф опустился на стул и принялся распускать высокую шнуровку сандалий.
– Я думаю, нам с вами пора пожениться. – Произнося эти слова, Эван даже не взглянул на нее.
От потрясения Брайд потеряла дар речи, а когда собралась с мыслями, выпалила единственно разумное объяснение, какое смогла придумать:
– Вы пьяны!
– Нисколько.
– Значит, просто смеетесь надо мной.
Линдейл отшвырнул сандалии и встал.
– Я никогда бы не сделал такой решительный шаг исключительно ради шутки над женщиной. Для этого есть более легкие способы. А почему вы решили, что я смеюсь?
– Потому что не могу найти другого объяснения столь неожиданному предложению.
– Объяснений много. Одно из них: мне требуется жена. Об этом говорит весь свет.
– Но никто не говорит, что вам требуется жена вроде меня.
– Я не намерен связывать себя с жеманной, тщеславной, алчной девицей, которую может предложить мне свет. Вы не захотели принять от меня ни пенни, и я восхищен этим.
– Со временем одна из алчных и тщеславных светских дам перестанет быть таковой и будет вам хорошей парой.
– Ничего, вы тоже достаточно хороши. – Линдейл поморщился. – Нет, я не то хотел сказать. Я имел в виду, что мне все равно лучше вас никого не найти.
Брайд попыталась объективно взглянуть на его предложение. Замечательная пара: она в вечернем платье, он в красной тунике, едва прикрывающей наготу. Это не просто нелепо. Это странно. Определенно граф слишком много выпил на своей вечеринке, и ей следует найти достойный ответ, чтобы привести его в чувство.
Однако вместо этого в горле Брайд образовался комок, подбородок ее задрожал…
Линдейл подошел ближе и внимательно посмотрел на нее. В его взгляде мелькнула насмешка, затем что-то еще – глубокое, беззащитное.
– Кажется, вы сейчас упадете в обморок, и явно не от счастья.
Брайд крепко ухватилась за ближайший стул. Нет, она не упадет в обморок и не заплачет.
– Я, конечно, польщена…
– О, что вы! Я совсем не находка для брака, и мне это известно. Тем не менее, согласившись на мое предложение, вы никогда уже не будете нуждаться, вам больше не придется тратить годы, стараясь обеспечить и защитить сестер. Кроме того, у нас с вами много общего, и ваше общество я могу выносить значительно дольше, чем общество большинства женщин.
Брайд едва не засмеялась, но неожиданно другое чувство стало стремительно пробиваться сквозь щит ее самообладания.
– Вы, похоже, забыли, что женитесь не ради общества, а чтобы иметь наследника, следующего графа.
– И вы мне подарите его. Вы для этого достаточно сильны. – Линдейл отвел взгляд и нахмурился. – Я опять сказал не то. Мне следовало попрактиковаться, но все произошло так неожиданно… Послушайте, вы не девочка, и вы шотландка. Я думаю, что должен жениться именно на шотландке, как мой отец и дядя. Видимо, для этого была причина. Я просто обязан следовать традиции.
Брайд не мигая смотрела на него, и ее сердце, казалось, готово было разорваться. Предложение Линдейла тронуло ее до глубины души. Она будет вечно благодарна ему за это и всегда будет помнить, что этот удивительный человек счел ее достойной себя. Но все же это лишь минутный порыв, и он потом еще поблагодарит ее за отказ.
– Вы колеблетесь из-за моей репутации? – спросил Эван, беря ее за руку. – Уверен, леди Мерденфорд достаточно заполнила вам уши своими нотациями…
– Дело не в репутации. Не совсем.
По крайней мере, не в том смысле. Хотя репутация все же могла иметь значение, если бы она позволила себе всерьез отнестись к предложению графа.
– Значит, ваша старая любовь или, как вы сказали, ваши обязательства перед кем-то, о ком вы не желаете рассказать мне…
Брайд стиснула зубы, но слезы снова подступили к ее глазам.
– Частично.
Она не могла выйти за этого человека, даже если бы он был трезв и целый месяц взвешивал свое предложение, не могла отплатить предательством за его доброту. Что станет с его честью, когда обнаружится, что его жена имеет отношение к печатанию фальшивых денег?
Линдейл заглянул ей в глаза, и Брайд поняла: ей все равно придется что-то ответить.
– Вы оказали мне большую честь своим предложением, сэр, но я не могу принять его.
Линдейл так и не смог скрыть своего разочарования; скрестив руки на груди, он стоял к ней спиной, а когда молчание стало невыносимым и он наконец повернулся, его лицо выражало гнев.
– Ничего не понимаю. Что происходит с обществом, в котором женщины не хотят выходить за графов?
– Поверьте, я огорчена тем, что вынуждена причинить вам боль, однако у меня нет выбора.
– Вы считаете мое предложение честью и говорите «нет». Вы огорчены и говорите «нет». Бессмыслица какая-то…
– Отчасти я говорю «нет» потому, что вы на самом деле этого не хотите.
– Ах вот оно что. Вы знаете мои намерения лучше меня самого…
– Признайтесь, это был порыв.
– Но все же не безрассудный. Обычно решительность мужчины восхищает женщин.
Брайд попыталась улыбнуться. Слезы будут потом.
– Вы не хотите на мне жениться, Линдейл, я нужна вам только в постели. А поскольку вы не смогли получить желаемое иным путем, то решили сделать мне предложение. Или выдумали, что я сопротивляюсь, чтобы подтолкнуть вас к подобному решению…
– Ну нет, такое мне в голову не приходило.
Очень лестно. Лестно даже больше, чем его предложение. И все же…
– Когда ваше желание пройдет, вы будете удивляться тому, что действовали столь поспешно.
– Никакое удовольствие не заставит меня быть глупцом.
– Вы отрицаете, что вами движет желание?
– Почему я должен отрицать это? Ваше желание и страсть тоже нельзя исключить из подобного решения. По-моему, взаимное желание супругов очень полезно; спаси меня Господь от брака с женщиной, для которой соединение с мужем в постели – всего лишь неделикатная обязанность. Тем не менее, женившись на одной из приятных, неопытных и глупых молодых красавиц, я получу именно это. Кто сказал, что мне должно быть скучно с моей женой?
– А кто сказал, что через месяц я вам не наскучу, как и любая из этих женщин? Сомневаюсь, что энтузиазм, которого вы от меня ждете, продлится долго.
– Итак, именно моя репутация заставляет вас сказать «нет»? Тогда дайте мне месяц, и мы наверняка узнаем, не пропадет ли мой интерес. Не можете же вы провести всю жизнь в таких опасениях!
Что ж, он загнал ее в угол, и она совсем не возражает находиться там. Если бы Эван не смягчил ее сердце этим предложением, Брайд могла бы найти силы, чтобы снова отказать ему, но только не теперь. Она хотела его, очень. Пусть лишь на время. Один его поцелуй, одно прикосновение, и она станет беспомощной…
Они молча смотрели друг на друга.
Причины для отказа были. Важные причины. Но все они вдруг перестали существовать, кроме единственной, от которой Брайд бросало в дрожь.
– Не здесь и не сейчас. Пока я живу под вашей крышей, это невозможно. Мы с сестрами найдем дом, переедем, и я…
– Да, здесь. Да, сейчас. Вы готовы, и будь я проклят, если собираюсь дожидаться. – Линдейл решительно прижал Брайд к себе и поцеловал. Она больше не сопротивлялась и ответила ему с таким желанием, что он в один миг подхватил ее на руки и понес в спальню.
Глава 19
В мечтах Эван сотни раз занимался с ней любовью, и соблазнительные фантазии предполагали медленное, восхитительное, нескончаемое обольщение.
Теперь он знал, что все будет не так. Со временем он претворит свою мечту в жизнь, но только не сейчас. Хотя его желание достигло опасного предела, он не мог сорвать с нее одежду и немедленно получить удовлетворение.
Когда он положил Брайд на кровать, она даже не сделала попытки охладить его пыл. Более того, встав на колени, она притянула его к себе в долгом, беспощадном поцелуе.
Каким-то образом ей удалось снять с себя одежду. Вид этой женщины, стоявшей на коленях в одной сорочке и корсете, внушал Эвану благоговение. Гордая, высокая, она с нетерпением наблюдала, как он отбрасывает в сторону ворох одежды и с нарочитой медлительностью расшнуровывает корсет. Выражение ее лица свидетельствовало, что она ждет большего.
Наконец корсет упал. Осмелев, уверенная в своем решении, она сама бесстыдно освободилась от сорочки.
Обнаженная, Брайд была прекрасна. Соски на высокой груди затвердели, глаза блестят, приоткрытые губы приглашают к поцелуям.
Эван нежно нажал на плечи Брайд, и она упала на гору подушек, словно давая ему полюбоваться своим обнаженным телом. При этом она с любопытством рассматривала балдахин, а потом перевела взгляд на графа.
– Вы действительно испорченный, да?
Он посмотрел вверх. Под складками полога было укреплено большое зеркало, которое отражало Брайд во всем ее великолепии и ожидании грядущего наслаждения.
– Просто мне нравится рассматривать такие картины. – Он выдернул из-под Брайд пуховое одеяло, оставив ее лежать на простыне.
– Никогда не предполагала увидеть себя в таком виде – прямо как произведение искусства.
Взобравшись на кровать, Эван встал на колени и сбросил одежду, после чего Брайд окинула его медленным взглядом, затем посмотрела на отражение в зеркале и погладила его по бедру.
Когда ее рука скользнула вниз по его животу, Эван напрягся. Ее пальцы двинулись к восставшему члену, и это почти лишило его самообладания. Он склонился над ней, пытаясь утолить свою жажду крепким поцелуем. Казалось, ее руки были везде, гладили, ласкали, а его рот все не мог насытиться ею. Прерывистые вздохи Брайд перешли в крики, но он продолжал смаковать упругие соски, ласкать бедра, пока она, приподнявшись, не раздвинула ноги, требуя облегчения.
– Не могли бы вы… – Ее просьба растворилась в стоне.
– Не мог бы что? – Он хотел это услышать. Хотел, чтобы она научилась выражать свои желания вслух.
– Сделать, что делали… в прошлый раз.
– Вы можете получить все, что пожелаете.
Эван целовал ее тело, спускаясь все ниже и все же пытаясь держать в узде свое нетерпение.
Подняв ее колено себе на плечо, он прильнул ртом к средоточию женственности и ласкал языком края изысканной мягкости, пока напряжение Брайд не ослабело. Затем он начал возбуждать ее уже по-настоящему, хотя сам был на грани взрыва. Он умышленно не довел ее до высшей точки ртом.
Только увидев в ее глазах неистовое желание, Эван раздвинул ей ноги и вошел в нее, целуя ее, не в силах скрыть удовлетворения и торжества.
И тут же затишье сменилось бурей во время поцелуя. Его толчки, сначала медленные и резкие, становились все быстрее и настойчивее, пока крики Брайд не разорвали тишину комнаты.
Эван задумчиво смотрел в зеркало на отражение Брайд. Теперь ему предстояло выбрать лучшее из нескольких возможных решений. Он мог перенести страсть на кого-нибудь еще, и в таком случае это означало бы, что Брайд права – гордость не позволила бы ей мириться с неверностью мужа. Тем не менее, множество браков прекрасно существует, хотя супруги не пренебрегают и другими удовольствиями. Его родители тоже имели возлюбленных, но их принимали в доме без всяких сцен, и даже на похоронах отца и матери присутствовали скорбящие особы с очень личными воспоминаниями.
Если даже его страсть утихнет, это не означает, что они должны расстаться, однако Брайд настолько упряма, что непременно потребует конца отношений; тем не менее, чутье подсказывало Эвану, что, возможно, этого не будет.
В любом случае ему придется до конца месяца окончательно рассеять опасения Брайд. Самая очевидная возможность для этого – утопить Брайд в удовольствиях вместе со всеми опасениями, настолько свести ее с ума и насытить, чтобы мысль отказаться от плотских радостей стала для нее просто невозможной.
Конечно, она может забеременеть. Как ни странно, это вдруг показалось Эвану очень привлекательным. Она станет прекрасной матерью, и это еще одна причина сковать ее удовольствием. Не важно, кого ему захочется соблазнить через месяц, зато она его не покинет, если будет носить его ребенка.
Окончательный вывод его размышлений неоспорим: в предстоящие недели он должен заниматься с ней любовью так часто, как только возможно, и теперь это станет его долгом.
Вытянув ноги, Брайд пробудилась от сонного оцепенения, в котором пребывала достаточно долго.
– О чем вы думаете?
– Раз это вас беспокоит, обещаю больше не думать. Поскольку я человек решительный, то вообще не привык долго напрягать мозги.
– И все же что вы решили?
– Ничего такого, что вы сочли бы интересным.
Брайд приподняла голову и оглядела беспорядочную кучу одежды на полу.
– Я должна одеться.
– Я запрещаю.
– Но я не могу спать здесь.
– Поверьте, спать вам не придется.
Брайд засмеялась, и он поцеловал ее.
– К восходу солнца вы уже будете у себя, и для этого совсем не надо одеваться: наши гардеробные смежные, и между ними есть проход. Очень удобное расположение комнат, не правда ли?
Теперь он знал, что все будет не так. Со временем он претворит свою мечту в жизнь, но только не сейчас. Хотя его желание достигло опасного предела, он не мог сорвать с нее одежду и немедленно получить удовлетворение.
Когда он положил Брайд на кровать, она даже не сделала попытки охладить его пыл. Более того, встав на колени, она притянула его к себе в долгом, беспощадном поцелуе.
Каким-то образом ей удалось снять с себя одежду. Вид этой женщины, стоявшей на коленях в одной сорочке и корсете, внушал Эвану благоговение. Гордая, высокая, она с нетерпением наблюдала, как он отбрасывает в сторону ворох одежды и с нарочитой медлительностью расшнуровывает корсет. Выражение ее лица свидетельствовало, что она ждет большего.
Наконец корсет упал. Осмелев, уверенная в своем решении, она сама бесстыдно освободилась от сорочки.
Обнаженная, Брайд была прекрасна. Соски на высокой груди затвердели, глаза блестят, приоткрытые губы приглашают к поцелуям.
Эван нежно нажал на плечи Брайд, и она упала на гору подушек, словно давая ему полюбоваться своим обнаженным телом. При этом она с любопытством рассматривала балдахин, а потом перевела взгляд на графа.
– Вы действительно испорченный, да?
Он посмотрел вверх. Под складками полога было укреплено большое зеркало, которое отражало Брайд во всем ее великолепии и ожидании грядущего наслаждения.
– Просто мне нравится рассматривать такие картины. – Он выдернул из-под Брайд пуховое одеяло, оставив ее лежать на простыне.
– Никогда не предполагала увидеть себя в таком виде – прямо как произведение искусства.
Взобравшись на кровать, Эван встал на колени и сбросил одежду, после чего Брайд окинула его медленным взглядом, затем посмотрела на отражение в зеркале и погладила его по бедру.
Когда ее рука скользнула вниз по его животу, Эван напрягся. Ее пальцы двинулись к восставшему члену, и это почти лишило его самообладания. Он склонился над ней, пытаясь утолить свою жажду крепким поцелуем. Казалось, ее руки были везде, гладили, ласкали, а его рот все не мог насытиться ею. Прерывистые вздохи Брайд перешли в крики, но он продолжал смаковать упругие соски, ласкать бедра, пока она, приподнявшись, не раздвинула ноги, требуя облегчения.
– Не могли бы вы… – Ее просьба растворилась в стоне.
– Не мог бы что? – Он хотел это услышать. Хотел, чтобы она научилась выражать свои желания вслух.
– Сделать, что делали… в прошлый раз.
– Вы можете получить все, что пожелаете.
Эван целовал ее тело, спускаясь все ниже и все же пытаясь держать в узде свое нетерпение.
Подняв ее колено себе на плечо, он прильнул ртом к средоточию женственности и ласкал языком края изысканной мягкости, пока напряжение Брайд не ослабело. Затем он начал возбуждать ее уже по-настоящему, хотя сам был на грани взрыва. Он умышленно не довел ее до высшей точки ртом.
Только увидев в ее глазах неистовое желание, Эван раздвинул ей ноги и вошел в нее, целуя ее, не в силах скрыть удовлетворения и торжества.
И тут же затишье сменилось бурей во время поцелуя. Его толчки, сначала медленные и резкие, становились все быстрее и настойчивее, пока крики Брайд не разорвали тишину комнаты.
* * *
Много чего могло произойти за месяц.Эван задумчиво смотрел в зеркало на отражение Брайд. Теперь ему предстояло выбрать лучшее из нескольких возможных решений. Он мог перенести страсть на кого-нибудь еще, и в таком случае это означало бы, что Брайд права – гордость не позволила бы ей мириться с неверностью мужа. Тем не менее, множество браков прекрасно существует, хотя супруги не пренебрегают и другими удовольствиями. Его родители тоже имели возлюбленных, но их принимали в доме без всяких сцен, и даже на похоронах отца и матери присутствовали скорбящие особы с очень личными воспоминаниями.
Если даже его страсть утихнет, это не означает, что они должны расстаться, однако Брайд настолько упряма, что непременно потребует конца отношений; тем не менее, чутье подсказывало Эвану, что, возможно, этого не будет.
В любом случае ему придется до конца месяца окончательно рассеять опасения Брайд. Самая очевидная возможность для этого – утопить Брайд в удовольствиях вместе со всеми опасениями, настолько свести ее с ума и насытить, чтобы мысль отказаться от плотских радостей стала для нее просто невозможной.
Конечно, она может забеременеть. Как ни странно, это вдруг показалось Эвану очень привлекательным. Она станет прекрасной матерью, и это еще одна причина сковать ее удовольствием. Не важно, кого ему захочется соблазнить через месяц, зато она его не покинет, если будет носить его ребенка.
Окончательный вывод его размышлений неоспорим: в предстоящие недели он должен заниматься с ней любовью так часто, как только возможно, и теперь это станет его долгом.
Вытянув ноги, Брайд пробудилась от сонного оцепенения, в котором пребывала достаточно долго.
– О чем вы думаете?
– Раз это вас беспокоит, обещаю больше не думать. Поскольку я человек решительный, то вообще не привык долго напрягать мозги.
– И все же что вы решили?
– Ничего такого, что вы сочли бы интересным.
Брайд приподняла голову и оглядела беспорядочную кучу одежды на полу.
– Я должна одеться.
– Я запрещаю.
– Но я не могу спать здесь.
– Поверьте, спать вам не придется.
Брайд засмеялась, и он поцеловал ее.
– К восходу солнца вы уже будете у себя, и для этого совсем не надо одеваться: наши гардеробные смежные, и между ними есть проход. Очень удобное расположение комнат, не правда ли?