Хантер Мэдлин. Лорд-грешник

   Брайд, нахмурившись, кивнула:
   – Слишком удобное.
   – Слишком? Я так не думаю.
   – Тем не менее, я не хочу, чтобы меня принуждали к таким удобствам.
   Эван перевернул Брайд на спину и прижал к кровати.
   – А я хочу, чтобы вы всегда были там, где я могу заниматься с вами любовью. В моем распоряжении всего месяц, я должен использовать его в полной мере.
   Брайд засмеялась и покачала головой:
   – Я не собираюсь находиться здесь в качестве вашей любовницы, сэр. Разве вы когда-нибудь позволяли своей любовнице жить с вами под одной крышей?
   Нет, разумеется, но ведь это совсем другое. Хотя Эван не мог сказать, в чем разница, но она была и не имела никакого отношения ни к приличиям, ни к скандалу.
   – Оставшись здесь, я буду опозорена и стану предметом сплетен.
   Сплетни? Но после женитьбы сплетни тут же прекратятся.
   – Значит, вы намерены переехать. Мне придется устраивать тайные свидания, просыпаться, желая вас, и ждать, ждать…
   – Боюсь, что так. Впрочем, полагаю, вы имеете богатый опыт устройства подобных дел.
   – Видите ли, меня никогда не волновала осторожность. Тем не менее, ради вас я готов соблюдать тайну, как священник – тайну исповеди.
   Брайд улыбнулась так очаровательно, что Эван поцеловал ее и тут же захотел большего.
   – Даже после нашего переезда я буду помогать вам с исследованием «I Modi», – невнятно пробормотала Брайд, пока он терзал ее ухо.
   Она и в самом деле хотела бы это сделать.
   – Уж пожалуйста, я вряд ли справлюсь без вас.
   Эван хотел многое сказать ей об этих гравюрах, только не сейчас, а когда сам убедится. В любом случае это произойдет до конца месяца. Возможно, отчасти Брайд отказала ему из-за этого, он должен рассеять ее беспокойство. Это одно из тех опасений, которые нельзя утопить в удовольствии.
   Перевернув Брайд на живот и отбросив в сторону ее волосы, Эван начал целовать ей спину, а его ладонь тем временем ласкала ее бедра и ягодицы. Он чувствовал ее дрожь, которая свидетельствовала о том, что она возбуждена.
   Брайд хотела повернуться, но Эван тут же начал целовать ее плечи.
   – Нет.
   – Меня ожидает какое-то новшество?
   – Я бы не сказал. Хотя если вы спрашиваете, значит, это внове для вас. – Брайд повернула голову, и он понял, что она в замешательстве. – Впрочем, мне безразлично, что вы знаете, а чего не знаете. Я хотел вас, когда думал, что вы девственница, и продолжаю хотеть. Меня не волнует, узнали вы все новшества с другим мужчиной или нет. Вы дарите страсть более открыто, чем любая из тех женщин, которых я знал, а это единственное, что для меня важно.
   Эван не мог отрицать, что недостаток опыта казался ему очень привлекательным в Брайд. Он будет первым во многом, что она сочтет… новшеством.
   Поцеловав ей спину, Эван принялся более решительно ласкать ее упругие ягодицы.
   – Раздвиньте ноги, дорогая.
   Брайд на миг замерла, затем подчинилась, после чего он ввел два пальца в расселину и медленно двинулся от основания позвоночника к влажной теплоте в конце тропы.
   Вцепившись руками в подушку, она пыталась сдержать сладкий стон. Когда Эван понял, что Брайд больше не может сопротивляться, он лег на нее и держал так, чтобы она знала, что он собирается делать. Ее удивление и страх были столь же интуитивными и древними, как и его чувство победителя, когда он сломил ее сопротивление поцелуями.
   – Ты ведь не боишься меня, Брайд. Ты знаешь, я для тебя не опасен. Я никогда бы не смог причинить тебе боль.
   Затем он встал на колени, приподнял ее бедра, подложил под них подушку и ласкал Брайд до полного исступления. Когда она уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить крики, ее ягодицы поднялись еще выше, и тогда он дал ей наконец облегчение, которого они оба так страстно желали.
   Эван взял ее без всяких новшеств, способом таким же древним, как сам род человеческий.
   Сквозь открытую дверь Брайд, прижав к себе одежду, вышла в маленький проход, который соединял их гардеробные, и тут, схватив за руку, Эван повернул ее к себе для прощального поцелуя. Ее тело сразу откликнулось, как уже происходило много раз этой ночью.
   Тем не менее, им пора было расставаться; Брайд не хотела, чтобы Майкл застал их вдвоем обнаженными, да и сестры не привыкли слишком долго залеживаться в постели.
   Дойдя до комнаты, Брайд закрыла глаза, однако настоящего смущения она не испытывала. Ничего безнравственного или греховного – она познала только радость и невероятное удовольствие.
   Пока она одевалась, ее разум еще окутывал туман, и тут…
   – Вижу, ты уже проснулась, – вернул ее на землю голос появившейся на пороге спальни Джилли.
   Брайд лихорадочно соображала, известно ли тете, где она провела всю ночь, или та просто зашла поболтать. Тем временем Джилли ходила по комнате, устраняя беспорядок, оставшийся после вчерашнего торопливого переодевания, и что-то ворчала себе под нос.
   – Когда ты не вернулась, мы все гадали, что с тобой стряслось, – ведь ты ушла в таком состоянии…
   Брайд попыталась найти объяснение столь долгому отсутствию, но она справедливо подозревала, что любое из них покажется не заслуживающим доверия.
   – Майкл нашел-таки Мэри, – наконец сказала Джилли. – Она пыталась спрятаться в гостиной, но он привел ее наверх.
   – Слава Богу. Я знала, что ей не удастся проникнуть на вечеринку, однако…
   – Однако это удалось тебе: вот и объяснение, почему ты не вернулась, не так ли?
   – Нет ничего преступного в том, чтобы немного развлечься. – Брайд молилась, чтобы Джилли поменьше смогла узнать об этих вечеринках, иначе…
   – По-моему, немного – это мягко сказано, и вечеринка тут ни при чем. – Джилли направилась к выходу. – Если хочешь спать, я не пущу сюда остальных. Кстати, не забудь принять ванну. Ты пахнешь им, Брайд.
   Безапелляционное утверждение Джилли не требовало ответа. Прежде чем выйти из гардеробной, она бросила на племянницу долгий взгляд.
   – Надеюсь, его светлость того стоил и был так же хорош, как выглядит?
   – Думаю, да, – пробормотала Брайд.
   – Ладно. Ты ничего больше от меня не услышишь. Я не бранила тебя прежде, не стану и на этот раз – ты ведь не дура и лучше меня знаешь, чего мужчины добиваются своей ложью и чем все кончается.

Глава 20

   – Просто набросайте что-нибудь, – попросил Линдейл.
   Глядя на плоский камень, Брайд размышляла, что бы ей нарисовать, но едва она закрыла глаза, и перед ней сразу возникла знакомая картина: вид ее шотландского дома с южного холма и долина под летним небом.
   Жирным карандашом она быстро запечатлела этот вид на поверхности камня. Это было все равно, что рисовать углем на бумаге, мгновенно и легко, в отличие от трудоемкого вырезания тонких линий и мелких точек на медной пластине.
   Когда она закончила, мистер Вуэ, хозяин литографской мастерской, тут же позвал своих рабочих.
   – Идемте, посмотрим на волшебство, – сказал Линдейл и повел Брайд к ванне, куда понесли ее камень. – Сейчас его обработают. Места, где нет вашего рисунка, восприимчивы к воде. Затем на камень накатают краску, которая прилипнет только к вашим линиям. Таким образом, ваш рисунок будет готов для бумаги и пресса.
   Брайд кое-что знала о литографии, которая приобретала все большую известность: мистер Вуэ уже показывал ей свои пластины, где одну бумагу печатали несколько раз, отдельно для каждого цвета. В результате получалось очень яркое и очень изысканное изображение, похожее на живопись.
   – Подобная техника не для репродукций, а для оригинальных произведений искусства и для иллюстраций, – заметила она.
   – Граверов все равно заменить невозможно, если вы это имеете в виду, – уверенно ответил Линдейл. – Они же не ткачи. Хотя, как я предполагаю, со временем может быть изобретена и машина для воспроизведения изображений. Правда, это случится не скоро.
   Они стояли рядом, наблюдая за обработкой камня, а спустя час Брайд уже держала в руках литографический отпечаток равнины.
   Она смотрела на рисунок и чувствовала, как сердце щемит от тоски. И одновременно его переполняло теплое чувство к этому человеку, который восхищался ее рисунком. Он специально устроил экскурсию сюда, чтобы сделать ей сюрприз, дать возможность поработать в новой технике. Очень мило с его стороны; такое внимание не могло не трогать ее.
   Линдейл теперь заполнял все дни Брайд; они вместе гуляли по городу, посещали художников, магазины гравюр и эстампов. При этом он постоянно задавал хозяевам вопросы по поводу «I Modi», расспрашивал их о граверах и последних находках, собирая необходимые ему сведения.
   Брайд выслушивала ответы с интересом, поскольку страх относительно пластин для фальшивых денег куда-то отступил: его вытеснило беззаботное возбуждение, которое полностью завладело ее душой и телом. Теперь ей казалось, что грядущие неприятности ждут ее в другой жизни, в иные дни.
   Брайд свернула литографию.
   – Не знаю, как отблагодарить вас за этот удивительный день, ваша светлость.
   – Полагаю, мы найдем способ.
   Посмотрев на него, Брайд опять почувствовала себя кроликом в поле зрения ястреба и все же не смогла подавить шаловливую улыбку.
   – Кажется, я знаю, что вы имеете в виду…
   – Сомневаюсь.
   – Неужели? Еще какое-то новшество?
   Он вывел ее из мастерской и, наклонившись, тихо прошептал:
   – Нет, Брайд, ты совсем не знаешь меня.
   Он не только произнес это по-гэльски, но даже использовал провинциальный акцент. Еще один сюрприз.
   Брайд засмеялась, а Эван постучал по свернутому рисунку:
   – Когда-нибудь летним днем мы будем сидеть на этом холме и смотреть на эту долину, Брайд, и тогда вы сможете отблагодарить меня одним поцелуем.
   Брайд уже настолько привыкла к вниманию и присутствию графа, что была удивлена, когда на следующий день Линдейл ушел из дома, не взяв ее с собой.
   Она пыталась сосредоточиться на действительной цели своего приезда в Лондон, но все время ждала его возращения, и это ее отвлекало, а ночью он вошел к ней в гардеробную и с таким нетерпением потянул ее через проход, как будто они не виделись целый месяц.
   На этот раз новшеств не было, как не было ни игр, ни смеха: только обжигающие поцелуи и властные ласки. Когда он занимался с ней любовью, Брайд не могла отвести глаз от их отражения в зеркале. Свет падал на его плечи, спину и твердые ягодицы. Она видела, как напрягаются и расслабляются его мышцы, замечала то, что он собирается делать еще до того, как это почувствует ее тело, и с готовностью встречала каждый толчок.
   Внезапно Линдейл остановился. Стиснув зубы, Брайд ждала, когда его бедра станут опускаться, что предвещало завершение начатого, но вместо этого он приподнялся и оперся на руки. Теперь она могла видеть только его лицо и грудь.
   – Кажется, зеркало вас заворожило…
   – Как живая картина. – Она улыбнулась и слегка двинула бедрами, приглашая его продолжить.
   – Но я вовсе не картина, Брайд, – наклонив голову, он нежно поцеловал ее, – и все знаю об отражении. Это всегда отвлекает, отдаляет любовника и делает удовольствие безопасным.
   – Неправда. Ну может, совсем чуть-чуть. Вы ведь тоже наблюдаете за мной…
   – Почти никогда. Большую часть времени зеркало для меня не существует. И вряд ли я захочу, чтобы вы превратились в живую картину.
   Наконец Линдейл сделал долгожданный толчок. Брайд хотела крепче прижать его к себе, но он воспротивился и продолжал медленно двигаться, взглядом требуя, чтобы она не отводила от него глаз.
   Лишь под конец он вернулся в ее объятия, но даже на пике удовольствия не позволил ей ни повернуть голову, ни отвести взгляд.
   Когда на следующее утро Брайд выскользнула из его спальни, Эван обнаружил, что пребывает в очень странном расположении духа.
   Накануне он целый день провел с агентом по недвижимости и расстался с ним в большом раздражении. Пока он осматривал дома, сдававшиеся в наем, вспыхнувшее негодование постепенно разгоралось и под конец дошло до кипения.
   Он ненавидел приличия, которые предписывали Брайд жить отдельно, заставляя их обоих притворяться, будто они не являются любовниками. Он также готов был возненавидеть Брайд за ее отказ, ведь любая разумная женщина немедленно ухватилась бы за его предложение.
   А еще он ненавидел себя за то, что так реагировал на ее отъезд. Больше же всего он ненавидел ее зачарованность этим проклятым зеркалом. Эван отлично понимал, что Брайд занимается любовью не с ним, а с его отражением, но почему-то только прошлой ночью это вдруг стало иметь для него значение.
   Что-то с ним происходило, что-то непонятное, внушающее тревогу, и он не знал, что с этим делать.
   Когда в спальню вошли Майкл и слуга, Эван искренне обрадовался. Дождавшись, пока слуга поставит на стол кофейный поднос и удалится, Майкл сообщил:
   – Похоже, вы получили анонимное письмо, сэр. – Он протянул хозяину «Тайме» и почту.
   – Ты что, читаешь мою корреспонденцию?
   – Не было нужды. Печать обыкновенная, бумага тоже, буквы вырезанные, а не рукописные. Я бы и сам так сделал, если б хотел остаться неизвестным.
   Сорвав печать, Эван развернул листок. Письмо действительно анонимное и очень короткое.
   Посредник – мистер Рамзи из Ньюкасла.
   Итак, письмо прислал Додд. То ли вопросы Эвана породили у него собственные подозрения, то ли он боялся, что Бонемы лишатся будущих поступлений, если он не предоставит необходимые сведения.
   Имя посредника было знакомо Эвану: несколько лет назад он встречался с этим человеком в его магазине в Ньюкасле. Выбор работ, которые предлагал Рамзи, оказался невелик и довольно скучен, и к тому же там не было ничего, что позволило бы заподозрить торговца в сбыте подделок.
   Хотя, возможно, Рамзи и не знал, что «I Modi» подделка. Да и подделка ли?
   – Я буду одеваться, Майкл.
   – Но сейчас только десять. Обычно, когда она вас покидает, вы… После кофе вы обычно возвращаетесь в постель, сэр.
   – Я отлично знаю, который час, и к тому же не могу представить, кого ты имеешь в виду под «она». «Ее» никогда здесь не было, понятно?
   – Еще как понятно, сэр. Я буду ждать вас в гардеробной.
   Пока Майкл готовил ему одежду, Эван занялся утренней почтой. Его внимание привлекла короткая записка от мистера Николса: торговец приглашал Эвана в свой магазин для обсуждения специальной бумаги, которую собирался заказать.
   Эван вошел в магазин Николса, держа под мышкой большой пакет с гравюрой речного бога. Мистер Додд был счастлив изъять ее из лота, предназначенного для продажи на аукционе Бонемов, что неудивительно – Эван заплатил ему за одну эту гравюру больше, чем Додд мог получить за всю папку, в которой она находилась, только потому, что не хотел дожидаться аукциона.
   Позже он сравнит речного бога с «I Modi», хотя сомнений, что техника исполнения будет одинаковой, у него не оставалось. Может, ему прямо спросить у Брайд, не подделывал ли ее отец серии Раймонди? И если да, то как год назад они могли оказаться у мистера Рамзи?
   Если это подделка ее отца, решил Эван, его это не волнует, зато очень может взволновать Брайд, поскольку она станет опасаться, что все откроется. Так что лучше покончить с этим делом побыстрее, раз и навсегда.
   Мистер Николс приветствовал его довольной улыбкой.
   – Позвольте выразить вам мою радость, лорд Линдейл, по поводу того, что вы смогли почтить меня своим вниманием. Я рад сообщить, что отыскал изготовителя бумаги.
   – Неужели? Приятно слышать. И вы уверены, что он может создать водяной знак с моим гербом? Я бы не хотел ни малейших искажений.
   – Оставляю вам право решить самому. – Мистер Николс провел графа к столу, достал из ящика лист белой бумаги размером около трех квадратных дюймов и торжественно положил его на бархатную столешницу.
   – Признаюсь, мне это стоило немалых трудов. Когда я спросил его, не примет ли он заказ, этот человек сначала отказывался, пока я не объяснил ему, что это для пэра. Конечно, я не сообщил вашего имени, но, однако, намекнул, что, если вы будете довольны, в дальнейшем могут поступить заказы от других лиц вашего положения. После этого наш мастер сразу поменял свою точку зрения.
   Эван изучил лист, затем легко провел кончиками пальцев по его поверхности.
   – Бумага очень хороша. Но почему образец такой маленький?
   – Лист сделан для другого заказа, и мастер хотел, чтобы я увидел водяной знак. Он просто отрезал мне угол, чтобы я показал вам. Подозреваю, это часть очень важного заказа, если он требует подобной секретности. Видимо, он продолжает заниматься своим ремеслом, чтобы услужить какому-то высокоуважаемому клиенту. – Широко раскрытые глаза Николса и поджатые губы намекали на то, что подобные требования секретности могли исходить лишь из одного места – королевского дворца.
   – Если часть с водяным знаком отрезана, как я могу быть уверен, что он способен выполнить мой заказ?
   – Взгляните на линии, сэр. Поднесите к свету. Я никогда еще не видел такого мастерства. Он делает бумагу произведением искусства. Если этот человек способен так умело обращаться с сеткой, то он, без сомнения, сумеет точно сделать водяной знак, изображающий ваш герб.
   Поднеся лист к окну, Эван увидел неясный узор – отпечатки линий проволочной сетки, которая поддерживала массу, пока та высыхала, превращаясь в бумагу.
   Необычные линии. Не вертикальные и горизонтальные, как в большинстве сортов бумаги, а волнистые, тонкие, густо расположенные. Бумага казалась одним большим водяным знаком из волн и завитков, полностью закрывавших ее.
   – Ну разве не замечательно? – с явным удовольствием спросил мистер Николс. – Я ни разу в жизни не видел ничего подобного. Уверен, он может сделать все, что вы потребуете. Я и понятия не имел, что он продолжает заниматься своим ремеслом, да еще с такими нововведениями.
   Да, замечательно… хотя нечто подобное Эван уже видел. Эти волны и завитки очень походили на линии в старых банкнотах.
   – Согласен, мастерство удивительное. – Он кивнул. – Мы с вами можем ввести новую моду.
   Мистер Николс явно на это и надеялся, ибо глаза у него сразу заблестели от предвкушения значительной прибыли.
   – Я предложил мастеру изрядную сумму, но пачка бумаги столь высокого качества стоит таких денег.
   – Разумеется. А поскольку эту сумму плачу я, нельзя ли мне узнать имя великого ремесленника? Разумеется, все останется между нами, я ни слова не скажу другим продавцам. Если бумага войдет в моду, ее источник будет только вашим секретом.
   – А разве я вам не говорил? Простите, это не из беспокойства за будущую выгоду…
   – Не сомневаюсь. Его имя?
   – Туикенем. Кажется, я все-таки упоминал о нем. Этого человека почти разорил сын. Теперь обычные товары он делает на машине, хотя, как видите, для особых клиентов использует свое традиционное мастерство.
   Несколько минут Эван честно поддерживал энтузиазм Николса по поводу их будущего успеха, а потом сделал большой заказ.
   – Он не сможет заняться вашей бумагой еще неделю или около того, – предупредил Николс, – поскольку должен закончить первый заказ, так что я обращусь к нему немного позже.
   – Я согласен подождать, мистер Николс.
   Выйдя из магазина, Эван приказал кучеру отвезти его в Сити, чтобы он мог договориться с агентом о новом доме Брайд.
   Взглянув на пакет, лежавший у него на коленях, Эван удовлетворенно прищурился. Похоже, оба расследования скоро будут закончены. Хотя его личное расследование относительно серий и начиналось как уловка, придуманная с целью завлечь Брайд, к вечеру он выяснит, подделка его «I Modi» или нет.
   Финал другого, более серьезного, расследования тоже близился к завершению: осталось лишь выяснить, что за секретный заказ получил Туикенем. У этого человека определенно есть талант, позволяющий подделывать бумагу для банкнот, а значит, Туикенем может привести Эвана к изготовителю пластин.

Глава 21

   Брайд, ее сестры и Джилли с удовольствием осматривали новый дом.
   Это был очень хороший дом, расположенный неподалеку от Портмен-сквер, с просторными светлыми комнатами на двух первых этажах и с такими же спальнями наверху.
   – Пристройка к каретному сараю подойдет для вашего пресса. – Линдейл подмигнул дамам.
   Все тут же отправились в сад, чтобы заглянуть в пристройку. Раньше дом принадлежал торговцу, который использовал это помещение под склад.
   – Дом просто превосходный. Как мило с вашей стороны, что вы так быстро его нашли. – Брайд благодарно улыбнулась.
   Не так уж и быстро – для этого Линдейлу понадобилась целая неделя. Впрочем, об удовольствиях он тоже не забывал, но только не в смежных комнатах; понимая, что это удобство подходит к концу, они большую часть ночи провели в его личной гостиной. Когда Брайд полностью обнажилась, Линдейл тоже сбросил одежду и повел ее на качели. Раскачиваясь, они соединились в медленном, самом изысканном любовном акте, какой Брайд только могла себе представить.
   – Освещение прекрасное, – заявила Джоан. – Многие окна выходят на север, значит, не будет яркого света, когда мы работаем.
   Пока Брайд развлекалась, ее сестра нашла сдельную работу в издательстве Джона Мюррея. Последние три дня она рано вставала, чтобы сделать гравюры, которые теперь украшали книги этого издательства.
   Джоан сказала, что мистер Мюррей согласен дать работу и Брайд. Если они хотят остаться здесь, то им наверняка понадобятся деньги.
   Когда все вернулись в дом, младшие сестры побежали наверх, чтобы еще раз осмотреть спальни.
   Воспользовавшись тем, что они остались одни, Линдейл обнял Брайд.
   – Ну как, ты довольна?
   – По-моему, дом слишком большой. И обстановка слишком красивая.
   – Я вовсе не хочу, чтобы вы жили в лачуге.
   – Нам хватило бы и половины этого дома, и он совсем не лачуга. Скорее всего, ты обманываешь меня насчет его цены. Я также думаю…
   – Много думать вредно. – Его поцелуй тут же лишил Брайд этой способности. – Теперь дом ваш, долг ты вернешь мне из тех доходов, которые получат твои сестры, после чего сама будешь платить владельцу.
   – И кто же владелец?
   – Я. Не возражай. Мой поверенный сказал, что это самый простой способ, хотя в дальнейшем ты будешь вести дела с ним, а не со мной. – Эван взял ее руку. – Вообще-то я купил два дома.
   – Сколько же всего тебе их требуется?
   – Один для меня, один для тебя с сестрами, один для нас. Вряд ли я могу заниматься с тобой любовью в этом доме, а тебе будет неудобно приезжать на свидания в мой особняк, поэтому я решил купить маленький коттедж с участком земли, где мы сможем встречаться без помех.
   Да, слово он действительно сдержал – устроил все для тайных свиданий, как она и требовала.
   Сверху донеслись голоса сестер – это Мэри спорила по-гэльски с Джоан насчет выбора спален.
   – Ты ведь поняла, что твои домашние уже догадываются о нас? – Линдейл хитро улыбнулся. – Я вижу это по их глазам, когда они смотрят – или, точнее, не смотрят – на меня.
   Брайд и сама заметила кое-какие признаки. Конечно, Джилли не проболталась, но сестры и так все знали. Никто не сказал ей ни слова, как прежде насчет Уолтера, когда все притворялись, будто даже не ведают, что он влезает к ней в спальню через окно. Тем не менее, когда однажды ночью ветер повалил лестницу, Брайд, проснувшись, увидела, что она снова стоит на месте.
   – Если они догадались, то лишь по твоему поведению…
   – А я считаю, что мое поведение по отношению к тебе безупречно, по крайней мере, когда другие не могут нас увидеть. – Его озорная улыбка заставила Брайд покраснеть при мысли о том, что именно происходило, когда их не могли видеть.
   – На прошлой неделе ты обедал дома и ни разу не уходил на всю ночь. С Мэри ты разговаривал так, будто она уже не надоедливая девчонка, а потом пригласил всех нас в Риджентс-парк. Нужно витать слишком высоко в облаках, чтобы этого не заметить.
   – Да, в неведении осталась только Анна. Теперь я хочу, чтобы ты сообщила им, что я сделал тебе предложение. Они не должны считать, будто я дурно с тобой обращаюсь.
   – Но я не могу сказать им о твоем предложении – Мэри устроит мне грандиозную сцену, если узнает, что я отказалась.
   И тут же с лестницы донесся голос Мэри, призывающий сестру, чтобы та решила, кому где жить.
   Линдейл вложил в руку Брайд маленькую бумажку.
   – Днем привезут твои сундуки. Я думаю, тебе понадобится время, чтобы устроиться на новом месте. Это адрес нашего коттеджа. Обещай, что не заставишь меня ждать.
   Поглядев ему вслед, Брайд спрятала бумажку. На устройство ей потребуется по крайней мере дня два. Еще какое-то время уйдет на дела, которыми она всю неделю пренебрегала ради собственного удовольствия.
   В портике Линдейл остановился.
   – Когда ты полностью распакуешь свои вещи, я смогу наконец взглянуть на серии Каральо…
   Напоминание об этом обмане болью отозвалось в сердце Брайд. Она целую неделю притворялась, что никакой лжи не существует, но это ведь не могло продолжаться вечно.
 
   – Он здесь! – крикнула Мэри; голос ее срывался от возбуждения. – Пресс тут.
   Прислушавшись к суете на улице, Брайд негромко выругалась. Она была рада, что пресс наконец-то привезли, но как раз сегодня ей надо было уйти по делам, которые теперь придется отложить. Если она займется прессом, то лишь к вечеру закончит пластину для мистера Мюррея. Кроме того, она перенесла сегодняшнюю встречу с Линдейлом, чтобы сходить к мистеру Туикенему, изготовителю бумаги.