Страница:
Сэм решил: «Я должен попасть в эту контору».
И тотчас же подумал: это будет безумством. Речь идет о тюрьме, которая строго охраняется и не расстанется просто так со своими секретами. До тюрьмы целая миля по петляющей лесной дороге, по которой он никогда не ходил, на дворе кромешная темнота, и, самое главное, он не тот человек, чтобы проникать куда-то незаконно. Его непременно схватят, а если его схватят, у него будут серьезные неприятности.
Сэм подумал дальше: он не обойдется без помощи. Ему нужен человек, который взял бы на себя риск достать необходимый документ.
Тут он вспомнил пожилую негритянку, которая предоставила ему ночлег в своем курятнике. Сперва ее речь казалась ему сплошной тарабарщиной, но затем, вслушиваясь, Сэм постепенно привык к странным интонациям и начал понимать ее. Это она рассказала ему про контору. Старуха должна понимать порочность юридических основ округа Фивы, суть преступления, сделавшего всех жителей бесправными должниками, вынужденными работать практически задаром на хозяев города, которые свели затраты до абсолютного минимума и загребают огромные деньги, чья железная система правления, основанная на насилии, позволяет им набивать свои карманы.
У негритянки должна быть какая-то бумага. Сэм вспомнил ее сморщенное старое лицо, проницательный взгляд, живые глаза. Да, пожалуй, пожилая «мамаша» была единственным человеком в городе, втайне сохранившим силу духа, умным и в то же время осторожным.
Прищурившись, Сэм разглядел в темноте, что часы показывают почти четыре часа утра. Если ему удастся пробраться незамеченным мимо цербера, оставшегося сторожить причал, к половине пятого он доберется до дома старухи, а в пять уже вернется назад, имея на руках то, что станет отправной точкой. Именно так работает адвокат: добывает бумагу. Ему необходимо достать бумагу. Достать доказательства. Если существуют хоть какие-то доказательства.
Выбравшись из-под одеяла, Сэм осторожно надел ботинки. Хотя воздух был достаточно теплым, он взял пиджак, служивший ему подушкой, и накинул его на плечи, чтобы скрыть свою белую рубашку. Осторожно поднявшись, Сэм пробрался с носа, где он лежал, на корму и задержался на мгновение, вслушиваясь в громкий скрип старых легких Лазаря, который крепко спал в кабине, скрючившись в таком положении, в каком не смог бы заснуть ни один цивилизованный человек. Старик хрипел, словно умирающий с простреленным легким. При каждом выдохе у него на губах пенилась мокрота, но в остальном его нельзя было разбудить даже выстрелом из пушки.
Выбравшись на пристань, Сэм обнаружил, что помощнику шерифа, как и следовало ожидать, надоело торчать на одном месте в ночной тишине и он удалился отдохнуть, вероятно, в обществе покладистой цветной девушки, ибо все полицейские производили впечатление людей, которые при свете дня разговаривали с неграми исключительно посредством кнута, а с наступлением ночи тискали чернокожих женщин.
Сэм поднялся от берега реки по главной улице города, в которой не осталось ничего ни от главной, ни от улицы — лишь заколоченные витрины, за которыми до подступивших вплотную сосновых зарослей тянулись убогие лачуги. Сэм попытался сориентироваться. Туда или сюда? Не то чтобы Фивы представляли собой сложную паутину большого города, где в хитросплетении переулков и тупиков можно блуждать вечно. И все же в темноте все выглядело по-другому, и Сэм не узнавал местность. Но потом он увидел кабак, в котором пытался разговорить двух желчных стариков, и вспомнил... нет, к лачуге старухи он свернул уже после того, как побывал здесь. Почему он не обращал внимания, куда шел? Тогда это казалось ему неважным, однако сейчас все приобрело огромное значение.
В конце концов Сэм, мысленно представив трехмерную карту Фив, определил свое местонахождение. Пройдя мимо кабака, он свернул в переулок и двинулся мимо притихших лачуг. Время от времени брехали собаки; доносился тихий шорох из курятников, где копошились наседки. В двух-трех местах по какой-то причине не спали свиньи, вероятно, увеличивали количество дерьма на земле. Но человеческих существ нигде не было ни видно, ни слышно.
Стояла теплая, душная южная ночь. Над головой иссиня-черное небо, усыпанное гроздьями звезд, отдыхало от палящего дневного зноя. Повсюду чувствовался запах сосен, бодрящий и свежий, почти лечебный. Ночной мрак скрыл нищету и отчаяние, и Сэм даже мог убедить себя, что находится где-то в нормальном, здоровом месте, а не на этой проклятой земле.
И вот наконец он нашел то, что искал. Лачугу пожилой негритянки. Она несколько отличалась от остальных, отстояла чуть дальше от дороги, у самого леса. Но Сэм узнал место, узнал форму строения, и, когда его глаза привыкли к темноте, он различил огороженный проволокой загон, где так недавно устроился на ночлег в обществе наседок и обиженного петуха.
Сэм крадучись приблизился к лачуге. Он не хотел, чтобы кто-либо увидел, как белый адвокат с севера навещает ночью чернокожую бабушку. В округе Фивы, штат Миссисипи, бабушке от этого не будет ничего хорошего.
Разумеется, дверь оказалась незапертой. Проскользнув внутрь, Сэм застыл у порога, снова давая взгляду привыкнуть, на этот раз к еще более глубокому мраку замкнутого пространства.
Ознакомившись с возможными препятствиями и наметив маршрут — скажем, чтобы дойти до двери в спальню, он должен был обойти печку-буржуйку посреди комнаты, держась подальше от шатких предметов обстановки, чтобы не задеть за них, — Сэм бесшумно двинулся вперед и вошел в спальню, чувствуя себя сказочным принцем, навестившим бедную Золушку.
Нет, он был воином господа, пришедшим обрушить гнев и кару всевышнего на Содом и Гоморру.
Нет, он был перепуганным белым адвокатом, увязшим слишком глубоко, играющим с силами, зловещую суть которых он еще даже не начал постигать.
Сэм приблизился к кровати, гадая, как разбудить старуху так, чтобы она не закричала, поднимая на ноги соседей и служителей закона.
— Мадам! — едва слышно прошептал он.
Ответа не было.
— Бабушка! Бабушка, пожалуйста, проснитесь, это я, мистер Сэм. Я хочу поговорить с вами.
Уже громче, но ответа все равно не было.
Склонившись над кроватью, в которой лежала, закутавшись в одеяло, старуха, Сэм нащупал ее руку и как можно осторожнее пожал ее, шепча:
— Матушка, матушка, пожалуйста, проснитесь. Матушка!
Но матушка продолжала хранить молчание.
Вдруг Сэм почувствовал запах, и тотчас же его пальцы ощутили сквозь одеяло влагу.
Сэм отпрянул назад, но затем заставил себя снова нагнуться к кровати.
Отыскав на столике у изголовья огарок свечи, Сэм нашел рядом несколько деревянных спичек. Чиркнув одной о спинку кровати, он закрыл ладонью внезапно вспыхнувший яркий огонек и поднес его к фитилю. Тот мгновенно занялся. Сэм снова прикрыл огонь ладонью, чтобы никто не увидел свет, и отдернул одеяло.
Старуха была мертва. Из проломленного черепа вытекало что-то черное и впитывалось в одеяло. Страшный удар задел и глаза, и один из них представлял собой лишь кровавое месиво. Для мух было еще слишком прохладно, но с первыми лучами солнца они будут роиться здесь тучами.
Сэму уже не раз доводилось присутствовать при осмотре мест преступления, поэтому он не поддался панике. И все же с его уст сорвался едва слышный вздох.
«Господи, — подумал Сэм. — Кто мог...»
Внезапно в окно ворвались яркие лучи нескольких фонариков. Затем свет вспыхнул и со стороны двери. В комнату быстро вошли люди, и Сэм услышал скрип кожаных ботинок и ремней.
— Мистер, вот теперь вы вляпались по-настоящему, — сказал шериф Леон Гаттис — Ребята, наденьте на этого янки наручники. Мы арестуем его за совершенное убийство.
Часть 2
Глава 8
Глава 9
И тотчас же подумал: это будет безумством. Речь идет о тюрьме, которая строго охраняется и не расстанется просто так со своими секретами. До тюрьмы целая миля по петляющей лесной дороге, по которой он никогда не ходил, на дворе кромешная темнота, и, самое главное, он не тот человек, чтобы проникать куда-то незаконно. Его непременно схватят, а если его схватят, у него будут серьезные неприятности.
Сэм подумал дальше: он не обойдется без помощи. Ему нужен человек, который взял бы на себя риск достать необходимый документ.
Тут он вспомнил пожилую негритянку, которая предоставила ему ночлег в своем курятнике. Сперва ее речь казалась ему сплошной тарабарщиной, но затем, вслушиваясь, Сэм постепенно привык к странным интонациям и начал понимать ее. Это она рассказала ему про контору. Старуха должна понимать порочность юридических основ округа Фивы, суть преступления, сделавшего всех жителей бесправными должниками, вынужденными работать практически задаром на хозяев города, которые свели затраты до абсолютного минимума и загребают огромные деньги, чья железная система правления, основанная на насилии, позволяет им набивать свои карманы.
У негритянки должна быть какая-то бумага. Сэм вспомнил ее сморщенное старое лицо, проницательный взгляд, живые глаза. Да, пожалуй, пожилая «мамаша» была единственным человеком в городе, втайне сохранившим силу духа, умным и в то же время осторожным.
Прищурившись, Сэм разглядел в темноте, что часы показывают почти четыре часа утра. Если ему удастся пробраться незамеченным мимо цербера, оставшегося сторожить причал, к половине пятого он доберется до дома старухи, а в пять уже вернется назад, имея на руках то, что станет отправной точкой. Именно так работает адвокат: добывает бумагу. Ему необходимо достать бумагу. Достать доказательства. Если существуют хоть какие-то доказательства.
Выбравшись из-под одеяла, Сэм осторожно надел ботинки. Хотя воздух был достаточно теплым, он взял пиджак, служивший ему подушкой, и накинул его на плечи, чтобы скрыть свою белую рубашку. Осторожно поднявшись, Сэм пробрался с носа, где он лежал, на корму и задержался на мгновение, вслушиваясь в громкий скрип старых легких Лазаря, который крепко спал в кабине, скрючившись в таком положении, в каком не смог бы заснуть ни один цивилизованный человек. Старик хрипел, словно умирающий с простреленным легким. При каждом выдохе у него на губах пенилась мокрота, но в остальном его нельзя было разбудить даже выстрелом из пушки.
Выбравшись на пристань, Сэм обнаружил, что помощнику шерифа, как и следовало ожидать, надоело торчать на одном месте в ночной тишине и он удалился отдохнуть, вероятно, в обществе покладистой цветной девушки, ибо все полицейские производили впечатление людей, которые при свете дня разговаривали с неграми исключительно посредством кнута, а с наступлением ночи тискали чернокожих женщин.
Сэм поднялся от берега реки по главной улице города, в которой не осталось ничего ни от главной, ни от улицы — лишь заколоченные витрины, за которыми до подступивших вплотную сосновых зарослей тянулись убогие лачуги. Сэм попытался сориентироваться. Туда или сюда? Не то чтобы Фивы представляли собой сложную паутину большого города, где в хитросплетении переулков и тупиков можно блуждать вечно. И все же в темноте все выглядело по-другому, и Сэм не узнавал местность. Но потом он увидел кабак, в котором пытался разговорить двух желчных стариков, и вспомнил... нет, к лачуге старухи он свернул уже после того, как побывал здесь. Почему он не обращал внимания, куда шел? Тогда это казалось ему неважным, однако сейчас все приобрело огромное значение.
В конце концов Сэм, мысленно представив трехмерную карту Фив, определил свое местонахождение. Пройдя мимо кабака, он свернул в переулок и двинулся мимо притихших лачуг. Время от времени брехали собаки; доносился тихий шорох из курятников, где копошились наседки. В двух-трех местах по какой-то причине не спали свиньи, вероятно, увеличивали количество дерьма на земле. Но человеческих существ нигде не было ни видно, ни слышно.
Стояла теплая, душная южная ночь. Над головой иссиня-черное небо, усыпанное гроздьями звезд, отдыхало от палящего дневного зноя. Повсюду чувствовался запах сосен, бодрящий и свежий, почти лечебный. Ночной мрак скрыл нищету и отчаяние, и Сэм даже мог убедить себя, что находится где-то в нормальном, здоровом месте, а не на этой проклятой земле.
И вот наконец он нашел то, что искал. Лачугу пожилой негритянки. Она несколько отличалась от остальных, отстояла чуть дальше от дороги, у самого леса. Но Сэм узнал место, узнал форму строения, и, когда его глаза привыкли к темноте, он различил огороженный проволокой загон, где так недавно устроился на ночлег в обществе наседок и обиженного петуха.
Сэм крадучись приблизился к лачуге. Он не хотел, чтобы кто-либо увидел, как белый адвокат с севера навещает ночью чернокожую бабушку. В округе Фивы, штат Миссисипи, бабушке от этого не будет ничего хорошего.
Разумеется, дверь оказалась незапертой. Проскользнув внутрь, Сэм застыл у порога, снова давая взгляду привыкнуть, на этот раз к еще более глубокому мраку замкнутого пространства.
Ознакомившись с возможными препятствиями и наметив маршрут — скажем, чтобы дойти до двери в спальню, он должен был обойти печку-буржуйку посреди комнаты, держась подальше от шатких предметов обстановки, чтобы не задеть за них, — Сэм бесшумно двинулся вперед и вошел в спальню, чувствуя себя сказочным принцем, навестившим бедную Золушку.
Нет, он был воином господа, пришедшим обрушить гнев и кару всевышнего на Содом и Гоморру.
Нет, он был перепуганным белым адвокатом, увязшим слишком глубоко, играющим с силами, зловещую суть которых он еще даже не начал постигать.
Сэм приблизился к кровати, гадая, как разбудить старуху так, чтобы она не закричала, поднимая на ноги соседей и служителей закона.
— Мадам! — едва слышно прошептал он.
Ответа не было.
— Бабушка! Бабушка, пожалуйста, проснитесь, это я, мистер Сэм. Я хочу поговорить с вами.
Уже громче, но ответа все равно не было.
Склонившись над кроватью, в которой лежала, закутавшись в одеяло, старуха, Сэм нащупал ее руку и как можно осторожнее пожал ее, шепча:
— Матушка, матушка, пожалуйста, проснитесь. Матушка!
Но матушка продолжала хранить молчание.
Вдруг Сэм почувствовал запах, и тотчас же его пальцы ощутили сквозь одеяло влагу.
Сэм отпрянул назад, но затем заставил себя снова нагнуться к кровати.
Отыскав на столике у изголовья огарок свечи, Сэм нашел рядом несколько деревянных спичек. Чиркнув одной о спинку кровати, он закрыл ладонью внезапно вспыхнувший яркий огонек и поднес его к фитилю. Тот мгновенно занялся. Сэм снова прикрыл огонь ладонью, чтобы никто не увидел свет, и отдернул одеяло.
Старуха была мертва. Из проломленного черепа вытекало что-то черное и впитывалось в одеяло. Страшный удар задел и глаза, и один из них представлял собой лишь кровавое месиво. Для мух было еще слишком прохладно, но с первыми лучами солнца они будут роиться здесь тучами.
Сэму уже не раз доводилось присутствовать при осмотре мест преступления, поэтому он не поддался панике. И все же с его уст сорвался едва слышный вздох.
«Господи, — подумал Сэм. — Кто мог...»
Внезапно в окно ворвались яркие лучи нескольких фонариков. Затем свет вспыхнул и со стороны двери. В комнату быстро вошли люди, и Сэм услышал скрип кожаных ботинок и ремней.
— Мистер, вот теперь вы вляпались по-настоящему, — сказал шериф Леон Гаттис — Ребята, наденьте на этого янки наручники. Мы арестуем его за совершенное убийство.
Часть 2
Путь Эрла
Глава 8
Эрл навел резкость бинокля, и город словно выплыл из туманной дымки. Открывшаяся картина была именно такой, какую можно увидеть в густом сосновом лесу: убогий городишко, ни одной мощеной улицы, полусгнившая пристань, заброшенная лесопилка, а по другую сторону — жилые постройки, лепящиеся друг к другу жалкие лачуги, в которых живут безразличные ко всему окружающему люди.
Эрл увидел также всадников — шесть, семь, затем восемь, на сытых, холеных жеребцах, в темных мундирах, господа и повелители, безраздельные хозяева всего вокруг. Верховые вихрем проносились по городу, когда у них возникало такое желание, и лица тех, кого они останавливали, искажались от ужаса. В Фивах просто так никто ни с кем не встречался; все столкновения получались напряженными и враждебными.
Поэтому Эрл занялся тем, без чего никак нельзя было обойтись. Он стал составлять план.
Эрл находился на противоположном берегу реки, в каких-нибудь ста ярдах от города. Он лежал час за часом, направив бинокль; в тетрадке становилась все чаще сеть линий, все подписи были сделаны четким и понятным почерком. Эрл также составил график объезда города конными патрулями, отмечая их численность, маршруты следования. Кроме того, он присматривался к самим полицейским, выясняя, кто из них жирный и неповоротливый, кто проворный и жестокий. Все свои наблюдения Эрл заносил в тетрадку.
Рано утром из города уходили все молодые негритянки. Эрл предположил, что все они работают в тюрьме — поварихами, швеями и кем там еще, а также прислуживают белым охранникам, несомненно предоставляя им и услуги особого рода. Эрл заметил, что ночью всадники подъезжают к определенным домам, где они проводят примерно около часа. Ему не хотелось думать о том, какие страсти любви и ненависти кипят в лачугах; здесь, в глубинке, все еще господствовали старые порядки, и, вероятно, именно поэтому у многих из ребятишек, днем бегавших по улицам города, кожа была слишком светлой.
Эрл подошел к проблеме совсем не так, как Сэм. В отличие от Сэма он не был юристом; в отличие от Сэма он не рассчитывал на силу законов и правил, на существование рациональной системы, которая должным образом отнесется к запросам и в конечном счете предоставит ответ, доскональный и правдивый. Эрл был полицейским, однако в душе своей он остался морским пехотинцем, и любая незнакомая территория была для него вражеской территорией до тех пор, пока он не убеждался в обратном. Эрл действовал осторожно и расчетливо.
Так, например, в тот день, на который они с Сэмом наметили последний срок возвращения адвоката домой, Эрл позвонил жене Сэма и справился о своем друге.
— Нет, Эрл, от него до сих пор никаких вестей. Я уже начинаю беспокоиться. Быть может, мне следует связаться с властями?
Эрл считал, что делать этого не следует, ибо кто знает, каким компасом руководствуются власти заболоченного Миссисипи?
— Мистер Сэм говорил, что надо будет это сделать?
— Нет, ничего подобного он не говорил.
— В таком случае, Мэри, я советую вам подождать. Вы же знаете, как мистер Сэм ненавидит всякую шумиху вокруг себя.
— Эрл, но ведь прошло слишком много времени. А мужа ждало там совсем простое дело.
— Знаете, мадам, эти маленькие города — в них все не так, как бывает у нормальных людей. Насколько я понял, Фивы находятся среди болот, и сообщение в тех краях очень ненадежное.
Затем Эрл позвонил Конни Лонгакр, другому самому близкому другу Сэма. Эрл знал о том, что между ними существуют тесные, близкие отношения, хотя характер этих отношений оставался для него тайной. Впрочем, он абсолютно не горел желанием проникнуть в эту тайну.
— Здравствуйте, миссис Конни.
— Эрл, вы ничего не слышали о Сэме? Я уже начинаю беспокоиться.
— Нет, мэм. Я думал, быть может, вам что-нибудь известно. Вы же знаете, как мистер Сэм любит поговорить.
— Я не получила от Сэма ни одной весточки, Эрл, что на него совсем непохоже. Эрл, что мне...
— Я что-нибудь придумаю.
— Эрл, я...
— Миссис Конни, я обо всем позабочусь.
После этого Эрл сделал еще один звонок. Полковнику Дженксу, начальнику дорожной патрульной службы штата Арканзас, человеку, которого он считал своим наставником наряду с Сэмом.
— Слушаю, Эрл.
— Сэр, мне необходимо срочно взять небольшой отпуск. Я уже проработал без отдыха пять лет подряд. У меня возникла проблема личного характера, с которой мне надо разобраться. Полковник, я буду очень признателен, если вы сможете мне помочь.
Полковник Дженкс любил Эрла, как и большинство тех, кто знал его близко; остальные Эрла боялись. Он понял, что Эрл не стал бы беспокоить его по пустякам. Эрл почти никогда не обращался к начальству с просьбами. Именно на таких безотказных служак привыкли полагаться командиры.
— Я свяжусь с кадрами, Эрл. Мы проследим за тем, чтобы тебе подыскали временную замену.
— Благодарю вас, сэр. Я вам очень признателен.
— Эрл, ты заслужил небольшой отдых, и тебе самому это прекрасно известно.
Полковник говорил правду. Послужной список Эрла был безупречно чист. Его главная проблема заключалась в том, что он работал слишком усердно, принимал все слишком близко к сердцу, был слишком справедливым и слишком досконально и тщательно продумывал каждый свой шаг. Казалось, эта проклятая медаль, полученная Эрлом на войне, требовала от него абсолютного совершенства, и, видит бог, он всегда и во всем стремился к этому совершенству и скорее умер бы, чем дал бы себе послабление, хотя, разумеется, сам Эрл никогда не обсуждал это ни с одной живой душой.
Самым сложным был для Эрла следующий разговор, с Джун. Однако все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. Сказав жене, что ему придется отлучиться на какое-то время, Эрл увидел, как вытянулось у нее лицо.
— Ты отправляешься на войну, — сказала она. — Ты просто бредишь войной. Не можешь остаться в стороне!
— Нет, мэм, — возразил Эрл, — на войну я не отправляюсь. Я больше никому не нужен; считается, что я свое уже отвоевал.
После чего он рассказал жене, что едет всего лишь в Миссисипи, и всего лишь на несколько дней, и только для того, чтобы разыскать Сэма, у которого, вероятно, возникли какие-то неприятности.
— У Сэма? Неприятности? Помилуй бог, Эрл, мистер Сэм способен уговорить самого дьявола уйти из преисподней.
— Знаю. Но быть может, Сэм столкнулся с кем-то похуже дьявола. Впрочем, ты не беспокойся.
Эрл понял, что победа осталась за ним. Джун с ужасом смотрела на то, как он не находит себе места, оставаясь здесь, в то время как морские пехотинцы сражаются в Корее. Она знала, что муж постоянно засыпал письмами конгрессменов и генералов, и со страхом думала, что рано или поздно у кого-нибудь из них хватит глупости позволить Эрлу вернуться в строй, несмотря на многочисленные ранения, полученные во время «большой» войны. Поэтому Джун в определенном смысле испытала облегчение, узнав, что речь идет всего лишь о поездке в Миссисипи.
После этого Эрл занялся приготовлениями к отъезду, а затем сделал еще один звонок, причем на этот раз воспользовался телефоном-автоматом. Он позвонил своему коллеге Уилбуру Форбушу, лейтенанту полиции штата Арканзас, начальнику управления агентурной работы, которое стало необходимым в связи с ухудшением криминогенной обстановки. В течение последних лет Эрл и Уилбур частенько охотились по выходным на уток в затопленных рисовых чеках.
Эрл объяснил, что ему нужно, умолчав зачем.
Но Уилбур полностью доверял своему другу.
— Хорошо, Эрл, но если ты влипнешь в историю, зови меня. Я быстро приду на помощь.
— Спасибо за предложение. Просто я пока не знаю, в чем дело, и поэтому не хочу, чтобы следы вели к моей семье.
— Я так и понял. Я перешлю тебе все, что ты просил, с нарочным. Завтра утром тебя устроит?
— Как нельзя лучше.
На следующий день Эрлу доставили бумажник с водительскими правами, с виду настоящими, выписанными на имя некоего Джека Богаша, проживающего в Литтл-Роке. В числе других документов были карточка социального обеспечения, права водителя грузовика и прочие удостоверения. Разумеется, никакого Джека Богаша в природе не существовало. Все документы были подделками высочайшего качества, предназначенными для тайных агентов, которым по долгу службы приходится сталкиваться с самыми разными проблемами. Обнаружить подделку не смогли бы ни в одной криминалистической лаборатории, за исключением экспертного центра ФБР.
Затем Эрл сел на автобус, отправляющийся до Паскагулы. Он захватил с собой рюкзак со спальным мешком, пистолет 45-го калибра, оставшийся с армии, и карабин «винчестер-95» в чехле. Эрл надел грубую охотничью одежду, высокие сапоги и фетровую шляпу с широкими полями. Никто не обратил внимания на карабин, потому что на Юге повсюду можно встретить ружья в кабинах пикапов и седельных сумках. В дороге Эрл внимательно изучил все карты, какие только смог достать. Лучшей была подробная цветная карта, включенная в «Путеводитель по „штату магнолий“»[10], изданный в 1938 году. Эрл тщательно ознакомился с местностью, запоминая ориентиры, рельеф, характер растительности.
Он не стал сходить в Паскагуле, а продолжал ехать дальше вверх по течению реки, пока не остался единственным белым в салоне автобуса. Доехав до старого, почти опустевшего поселка лесорубов Бенндейл, расположенного на самой границе Зеленого округа, Эрл закупил провизию в продуктовой лавке, после чего отправился искать проводника. Разумеется, до открытия охотничьего сезона еще далеко. Черт побери, ему это прекрасно известно; он просто приехал разведать местность, а осенью привезти сюда группу толстосумов с лицензиями на отстрел оленей, снять с них хорошие деньги и кое-что оставить здесь, так что, черт возьми, никто не будет внакладе. В конце концов Эрла направили к одному бывалому старику по фамилии Мактай, который вызвался доставить его на каноэ вверх сначала по Паскагуле, а затем по ее притоку Лифу. Эрл ответил, что о лучшем не смел и мечтать.
Путешествие по заболоченным протокам прошло без происшествий, но затем Эрл переменил свои планы. Вместо того чтобы подниматься вверх по Лифу, он попросил старика высадить его прямо здесь, у слияния трех рек, Лифа, Яксахатчи и Паскагулы. Эрл сказал, что поднимется вдоль Лифа пешком, чтобы лучше изучить местность. Старик должен будет ждать его здесь же ровно через неделю.
— Мистер, здесь очень опасные места, — предупредил его сгорбленный, сморщенный Мактай. — Тут полно топей, трясин и «адских дыр» — так у нас называют места, где земля провалилась и деревья растут так густо, что пробраться внутрь еще можно, а вот выбраться назад нельзя. Течение коварное. Никто не знает, кого можно встретить в лесу. Говорят, здесь еще остались индейцы. Говорят, тут живут ниггеры. А еще надо опасаться собак. Одичавшие собаки, огромные как волки, они бродят стаями и способны мгновенно разорвать человека на части. Милях в тридцати-сорока отсюда расположена тюрьма, и засунули ее в эту глушь не потому, что места тут гостеприимные и легкопроходимые.
— Что ж, сэр, у меня нет ни малейшего желания приближаться к тюрьме. Но я опытный охотник и, уверен, не пропаду в здешних лесах. Свою работу я не смогу выполнить, если буду просто смотреть на землю с борта каноэ. Я собираюсь отыскать и нанести на карту «адские дыры», определить, где можно будет останавливаться на ночлег, где проходят оленьи тропы, где можно надеяться на встречу с могучими рогатыми самцами, если такие водятся в здешних краях.
— Водятся, смею вас заверить, с настоящими зарослями на голове. Вижу, мне не удалось вас отговорить. Судя по всему, вы человек твердоголовый. Что ж, сынок, похороны будут ваши, а не мои. Не хотите передать какую-нибудь весточку родным?
— Да, сэр, мистер Мактай, — сказал Эрл, записывая адрес Джека Богаша в Литтл-Роке. — Оставьте это у себя. Вы вернетесь сюда через неделю. Если я буду здесь — что ж, все отлично. Если же нет, возможно, я просто ушел в другую сторону. Так что вы все равно не беспокойтесь — разве что через несколько недель моя вдова поднимет тревогу и обратится в полицию штата. Тогда вы расскажете, где я начал свой путь, и, если повезет, удастся отыскать мое тело.
— Сэр, надеюсь, вы знаете, о чем говорите.
— Мистер, не могу сказать, что я в восторге от того, что меня ждет. Но вот чем приходится сейчас заниматься, чтобы заработать на жизнь. И если дело выгорит, я буду очень счастлив.
Сплюнув в реку, старик высадил Эрла на берегу Лифа, развернулся и уверенными гребками повел каноэ вниз по течению. Вскоре утлое суденышко скрылось за излучиной.
Оставшись один в этом мрачном болотном святилище, Эрл не стал терять времени даром. Расчехлив карабин, он вставил четыре патрона с пулями 306-го калибра весом 150 гран в магазин, который у данной модели представлял собой не трубку под стволом, а сложный подпружиненный колодец, снаряжать который приходилось особенно аккуратно, и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Покончив с этим, он спустил курок и поставил карабин на предохранитель.
Следующий шаг — компас. Эрл провел азимут строго на восток, через треугольник суши, разделяющий расходящиеся рукава Лифа и Яксахатчи, чтобы через шесть или семь часов быстрого марша дойти до Яксахатчи милях в двадцати ниже по течению от Фив.
Затем Эрл закинул рюкзак на спину и повесил фляжку на ремень. Пистолет 45-го калибра по-прежнему оставался в рюкзаке. Хотя Эрл уже давно расстался с армией, он вел активный образ жизни и его организм был полностью подготовлен к дополнительной нагрузке. Сейчас Эрл находился не на острове, занятом японцами, поэтому он шел быстро не заботясь о скрытности, по кратчайшей прямой, насколько это было возможно. Как только Эрл отошел достаточно далеко от воды, вокруг него сомкнулся сплошной сосновый лес, и вскоре пот пропитал насквозь его рубашку и тулью шляпы. Эрл быстро шел пять часов подряд, обходя стороной «адские ямы» и неизменно возвращаясь на азимут, который вел его строго на восток. Наконец он устроил короткий привал, перекусил консервированным тунцом (пустую банку он закопал) и сделал несколько глотков воды из фляжки. И снова вперед. Когда начало смеркаться, Эрл дошел до Яксахатчи в том месте, где река становилась широкой и прямой, делая последний двадцатимильный бросок через сосновые заросли к Фивам. Два часа он потратил на то, чтобы своим великолепным армейским ножом срубить тонкие сосны и ободрать их от веток. Работа продолжалась и с наступлением темноты, но зато у него в конце концов был готов плот.
Эрл провел ночь без костра, сидя в спальном мешке, положив карабин на колени и не закрывая глаз. Он так ни разу и не отключился полностью, но тем не менее восстановил силы.
Завтрак в предрассветном полумраке состоял также из консервированного тунца, за которым последовал консервированный томатный суп. Эрл не разогревал консервы, а банки тоже закопал. К тому времени, как выходят на охоту любители пострелять уток, он уже был на плоту, медленно продвигаясь с помощью шеста вдоль берега, не выплывая на середину, готовый при первых признаках приближающейся опасности укрыться в прибрежных зарослях.
До поселка, который он определил как Фивы, Эрл добрался задолго до наступления темноты. Причаливать к берегу ему пришлось лишь один раз, когда отдаленный гул мощных двигателей заблаговременно предупредил его о приближении крупного судна. Это был тридцатипятифутовый пароходик управления исправительных учреждений Миссисипи, раз в неделю поднимавшийся вверх по Яксахатчи до Фив со съестными припасами и небольшой группой несчастных, которым предстояло пополнить число заключенных Фиванской колонии. Эрл внимательно изучил пароходик в бинокль и не обнаружил ничего необычного, за исключением большого белого ящика со странной эмблемой в виде красных треугольников вокруг красной точки в том месте, где находился бы красный крест, если бы в ящике содержались медикаменты. Ничего похожего на это Эрл никогда не видел; он сделал отметку в тетрадке, после чего сразу же задвинул эту информацию на задворки подсознания, начисто вычеркнув ее из функционального слоя памяти.
Эрл занял позицию напротив города и стал наблюдать и ждать. Довольно скоро стало очевидно, что на противоположном берегу реки имеется что-то вроде форпоста, расположенного достаточно близко к городу, чтобы полицейские регулярно совершали объезды. Они вели себя слишком агрессивно и слишком часто меняли лошадей, из чего следовало, что их база находится где-то совсем рядом.
И Эрл мог предположить, где именно. К северо-западу от города, на одинаковом удалении от Фив и от Фиванской исправительной колонии для цветных, которую Эрл пока что еще не видел.
Эрл знал, что она где-то там; он определил это по лаю собак.
Эрл увидел также всадников — шесть, семь, затем восемь, на сытых, холеных жеребцах, в темных мундирах, господа и повелители, безраздельные хозяева всего вокруг. Верховые вихрем проносились по городу, когда у них возникало такое желание, и лица тех, кого они останавливали, искажались от ужаса. В Фивах просто так никто ни с кем не встречался; все столкновения получались напряженными и враждебными.
Поэтому Эрл занялся тем, без чего никак нельзя было обойтись. Он стал составлять план.
Эрл находился на противоположном берегу реки, в каких-нибудь ста ярдах от города. Он лежал час за часом, направив бинокль; в тетрадке становилась все чаще сеть линий, все подписи были сделаны четким и понятным почерком. Эрл также составил график объезда города конными патрулями, отмечая их численность, маршруты следования. Кроме того, он присматривался к самим полицейским, выясняя, кто из них жирный и неповоротливый, кто проворный и жестокий. Все свои наблюдения Эрл заносил в тетрадку.
Рано утром из города уходили все молодые негритянки. Эрл предположил, что все они работают в тюрьме — поварихами, швеями и кем там еще, а также прислуживают белым охранникам, несомненно предоставляя им и услуги особого рода. Эрл заметил, что ночью всадники подъезжают к определенным домам, где они проводят примерно около часа. Ему не хотелось думать о том, какие страсти любви и ненависти кипят в лачугах; здесь, в глубинке, все еще господствовали старые порядки, и, вероятно, именно поэтому у многих из ребятишек, днем бегавших по улицам города, кожа была слишком светлой.
Эрл подошел к проблеме совсем не так, как Сэм. В отличие от Сэма он не был юристом; в отличие от Сэма он не рассчитывал на силу законов и правил, на существование рациональной системы, которая должным образом отнесется к запросам и в конечном счете предоставит ответ, доскональный и правдивый. Эрл был полицейским, однако в душе своей он остался морским пехотинцем, и любая незнакомая территория была для него вражеской территорией до тех пор, пока он не убеждался в обратном. Эрл действовал осторожно и расчетливо.
Так, например, в тот день, на который они с Сэмом наметили последний срок возвращения адвоката домой, Эрл позвонил жене Сэма и справился о своем друге.
— Нет, Эрл, от него до сих пор никаких вестей. Я уже начинаю беспокоиться. Быть может, мне следует связаться с властями?
Эрл считал, что делать этого не следует, ибо кто знает, каким компасом руководствуются власти заболоченного Миссисипи?
— Мистер Сэм говорил, что надо будет это сделать?
— Нет, ничего подобного он не говорил.
— В таком случае, Мэри, я советую вам подождать. Вы же знаете, как мистер Сэм ненавидит всякую шумиху вокруг себя.
— Эрл, но ведь прошло слишком много времени. А мужа ждало там совсем простое дело.
— Знаете, мадам, эти маленькие города — в них все не так, как бывает у нормальных людей. Насколько я понял, Фивы находятся среди болот, и сообщение в тех краях очень ненадежное.
Затем Эрл позвонил Конни Лонгакр, другому самому близкому другу Сэма. Эрл знал о том, что между ними существуют тесные, близкие отношения, хотя характер этих отношений оставался для него тайной. Впрочем, он абсолютно не горел желанием проникнуть в эту тайну.
— Здравствуйте, миссис Конни.
— Эрл, вы ничего не слышали о Сэме? Я уже начинаю беспокоиться.
— Нет, мэм. Я думал, быть может, вам что-нибудь известно. Вы же знаете, как мистер Сэм любит поговорить.
— Я не получила от Сэма ни одной весточки, Эрл, что на него совсем непохоже. Эрл, что мне...
— Я что-нибудь придумаю.
— Эрл, я...
— Миссис Конни, я обо всем позабочусь.
После этого Эрл сделал еще один звонок. Полковнику Дженксу, начальнику дорожной патрульной службы штата Арканзас, человеку, которого он считал своим наставником наряду с Сэмом.
— Слушаю, Эрл.
— Сэр, мне необходимо срочно взять небольшой отпуск. Я уже проработал без отдыха пять лет подряд. У меня возникла проблема личного характера, с которой мне надо разобраться. Полковник, я буду очень признателен, если вы сможете мне помочь.
Полковник Дженкс любил Эрла, как и большинство тех, кто знал его близко; остальные Эрла боялись. Он понял, что Эрл не стал бы беспокоить его по пустякам. Эрл почти никогда не обращался к начальству с просьбами. Именно на таких безотказных служак привыкли полагаться командиры.
— Я свяжусь с кадрами, Эрл. Мы проследим за тем, чтобы тебе подыскали временную замену.
— Благодарю вас, сэр. Я вам очень признателен.
— Эрл, ты заслужил небольшой отдых, и тебе самому это прекрасно известно.
Полковник говорил правду. Послужной список Эрла был безупречно чист. Его главная проблема заключалась в том, что он работал слишком усердно, принимал все слишком близко к сердцу, был слишком справедливым и слишком досконально и тщательно продумывал каждый свой шаг. Казалось, эта проклятая медаль, полученная Эрлом на войне, требовала от него абсолютного совершенства, и, видит бог, он всегда и во всем стремился к этому совершенству и скорее умер бы, чем дал бы себе послабление, хотя, разумеется, сам Эрл никогда не обсуждал это ни с одной живой душой.
Самым сложным был для Эрла следующий разговор, с Джун. Однако все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. Сказав жене, что ему придется отлучиться на какое-то время, Эрл увидел, как вытянулось у нее лицо.
— Ты отправляешься на войну, — сказала она. — Ты просто бредишь войной. Не можешь остаться в стороне!
— Нет, мэм, — возразил Эрл, — на войну я не отправляюсь. Я больше никому не нужен; считается, что я свое уже отвоевал.
После чего он рассказал жене, что едет всего лишь в Миссисипи, и всего лишь на несколько дней, и только для того, чтобы разыскать Сэма, у которого, вероятно, возникли какие-то неприятности.
— У Сэма? Неприятности? Помилуй бог, Эрл, мистер Сэм способен уговорить самого дьявола уйти из преисподней.
— Знаю. Но быть может, Сэм столкнулся с кем-то похуже дьявола. Впрочем, ты не беспокойся.
Эрл понял, что победа осталась за ним. Джун с ужасом смотрела на то, как он не находит себе места, оставаясь здесь, в то время как морские пехотинцы сражаются в Корее. Она знала, что муж постоянно засыпал письмами конгрессменов и генералов, и со страхом думала, что рано или поздно у кого-нибудь из них хватит глупости позволить Эрлу вернуться в строй, несмотря на многочисленные ранения, полученные во время «большой» войны. Поэтому Джун в определенном смысле испытала облегчение, узнав, что речь идет всего лишь о поездке в Миссисипи.
После этого Эрл занялся приготовлениями к отъезду, а затем сделал еще один звонок, причем на этот раз воспользовался телефоном-автоматом. Он позвонил своему коллеге Уилбуру Форбушу, лейтенанту полиции штата Арканзас, начальнику управления агентурной работы, которое стало необходимым в связи с ухудшением криминогенной обстановки. В течение последних лет Эрл и Уилбур частенько охотились по выходным на уток в затопленных рисовых чеках.
Эрл объяснил, что ему нужно, умолчав зачем.
Но Уилбур полностью доверял своему другу.
— Хорошо, Эрл, но если ты влипнешь в историю, зови меня. Я быстро приду на помощь.
— Спасибо за предложение. Просто я пока не знаю, в чем дело, и поэтому не хочу, чтобы следы вели к моей семье.
— Я так и понял. Я перешлю тебе все, что ты просил, с нарочным. Завтра утром тебя устроит?
— Как нельзя лучше.
На следующий день Эрлу доставили бумажник с водительскими правами, с виду настоящими, выписанными на имя некоего Джека Богаша, проживающего в Литтл-Роке. В числе других документов были карточка социального обеспечения, права водителя грузовика и прочие удостоверения. Разумеется, никакого Джека Богаша в природе не существовало. Все документы были подделками высочайшего качества, предназначенными для тайных агентов, которым по долгу службы приходится сталкиваться с самыми разными проблемами. Обнаружить подделку не смогли бы ни в одной криминалистической лаборатории, за исключением экспертного центра ФБР.
Затем Эрл сел на автобус, отправляющийся до Паскагулы. Он захватил с собой рюкзак со спальным мешком, пистолет 45-го калибра, оставшийся с армии, и карабин «винчестер-95» в чехле. Эрл надел грубую охотничью одежду, высокие сапоги и фетровую шляпу с широкими полями. Никто не обратил внимания на карабин, потому что на Юге повсюду можно встретить ружья в кабинах пикапов и седельных сумках. В дороге Эрл внимательно изучил все карты, какие только смог достать. Лучшей была подробная цветная карта, включенная в «Путеводитель по „штату магнолий“»[10], изданный в 1938 году. Эрл тщательно ознакомился с местностью, запоминая ориентиры, рельеф, характер растительности.
Он не стал сходить в Паскагуле, а продолжал ехать дальше вверх по течению реки, пока не остался единственным белым в салоне автобуса. Доехав до старого, почти опустевшего поселка лесорубов Бенндейл, расположенного на самой границе Зеленого округа, Эрл закупил провизию в продуктовой лавке, после чего отправился искать проводника. Разумеется, до открытия охотничьего сезона еще далеко. Черт побери, ему это прекрасно известно; он просто приехал разведать местность, а осенью привезти сюда группу толстосумов с лицензиями на отстрел оленей, снять с них хорошие деньги и кое-что оставить здесь, так что, черт возьми, никто не будет внакладе. В конце концов Эрла направили к одному бывалому старику по фамилии Мактай, который вызвался доставить его на каноэ вверх сначала по Паскагуле, а затем по ее притоку Лифу. Эрл ответил, что о лучшем не смел и мечтать.
Путешествие по заболоченным протокам прошло без происшествий, но затем Эрл переменил свои планы. Вместо того чтобы подниматься вверх по Лифу, он попросил старика высадить его прямо здесь, у слияния трех рек, Лифа, Яксахатчи и Паскагулы. Эрл сказал, что поднимется вдоль Лифа пешком, чтобы лучше изучить местность. Старик должен будет ждать его здесь же ровно через неделю.
— Мистер, здесь очень опасные места, — предупредил его сгорбленный, сморщенный Мактай. — Тут полно топей, трясин и «адских дыр» — так у нас называют места, где земля провалилась и деревья растут так густо, что пробраться внутрь еще можно, а вот выбраться назад нельзя. Течение коварное. Никто не знает, кого можно встретить в лесу. Говорят, здесь еще остались индейцы. Говорят, тут живут ниггеры. А еще надо опасаться собак. Одичавшие собаки, огромные как волки, они бродят стаями и способны мгновенно разорвать человека на части. Милях в тридцати-сорока отсюда расположена тюрьма, и засунули ее в эту глушь не потому, что места тут гостеприимные и легкопроходимые.
— Что ж, сэр, у меня нет ни малейшего желания приближаться к тюрьме. Но я опытный охотник и, уверен, не пропаду в здешних лесах. Свою работу я не смогу выполнить, если буду просто смотреть на землю с борта каноэ. Я собираюсь отыскать и нанести на карту «адские дыры», определить, где можно будет останавливаться на ночлег, где проходят оленьи тропы, где можно надеяться на встречу с могучими рогатыми самцами, если такие водятся в здешних краях.
— Водятся, смею вас заверить, с настоящими зарослями на голове. Вижу, мне не удалось вас отговорить. Судя по всему, вы человек твердоголовый. Что ж, сынок, похороны будут ваши, а не мои. Не хотите передать какую-нибудь весточку родным?
— Да, сэр, мистер Мактай, — сказал Эрл, записывая адрес Джека Богаша в Литтл-Роке. — Оставьте это у себя. Вы вернетесь сюда через неделю. Если я буду здесь — что ж, все отлично. Если же нет, возможно, я просто ушел в другую сторону. Так что вы все равно не беспокойтесь — разве что через несколько недель моя вдова поднимет тревогу и обратится в полицию штата. Тогда вы расскажете, где я начал свой путь, и, если повезет, удастся отыскать мое тело.
— Сэр, надеюсь, вы знаете, о чем говорите.
— Мистер, не могу сказать, что я в восторге от того, что меня ждет. Но вот чем приходится сейчас заниматься, чтобы заработать на жизнь. И если дело выгорит, я буду очень счастлив.
Сплюнув в реку, старик высадил Эрла на берегу Лифа, развернулся и уверенными гребками повел каноэ вниз по течению. Вскоре утлое суденышко скрылось за излучиной.
Оставшись один в этом мрачном болотном святилище, Эрл не стал терять времени даром. Расчехлив карабин, он вставил четыре патрона с пулями 306-го калибра весом 150 гран в магазин, который у данной модели представлял собой не трубку под стволом, а сложный подпружиненный колодец, снаряжать который приходилось особенно аккуратно, и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Покончив с этим, он спустил курок и поставил карабин на предохранитель.
Следующий шаг — компас. Эрл провел азимут строго на восток, через треугольник суши, разделяющий расходящиеся рукава Лифа и Яксахатчи, чтобы через шесть или семь часов быстрого марша дойти до Яксахатчи милях в двадцати ниже по течению от Фив.
Затем Эрл закинул рюкзак на спину и повесил фляжку на ремень. Пистолет 45-го калибра по-прежнему оставался в рюкзаке. Хотя Эрл уже давно расстался с армией, он вел активный образ жизни и его организм был полностью подготовлен к дополнительной нагрузке. Сейчас Эрл находился не на острове, занятом японцами, поэтому он шел быстро не заботясь о скрытности, по кратчайшей прямой, насколько это было возможно. Как только Эрл отошел достаточно далеко от воды, вокруг него сомкнулся сплошной сосновый лес, и вскоре пот пропитал насквозь его рубашку и тулью шляпы. Эрл быстро шел пять часов подряд, обходя стороной «адские ямы» и неизменно возвращаясь на азимут, который вел его строго на восток. Наконец он устроил короткий привал, перекусил консервированным тунцом (пустую банку он закопал) и сделал несколько глотков воды из фляжки. И снова вперед. Когда начало смеркаться, Эрл дошел до Яксахатчи в том месте, где река становилась широкой и прямой, делая последний двадцатимильный бросок через сосновые заросли к Фивам. Два часа он потратил на то, чтобы своим великолепным армейским ножом срубить тонкие сосны и ободрать их от веток. Работа продолжалась и с наступлением темноты, но зато у него в конце концов был готов плот.
Эрл провел ночь без костра, сидя в спальном мешке, положив карабин на колени и не закрывая глаз. Он так ни разу и не отключился полностью, но тем не менее восстановил силы.
Завтрак в предрассветном полумраке состоял также из консервированного тунца, за которым последовал консервированный томатный суп. Эрл не разогревал консервы, а банки тоже закопал. К тому времени, как выходят на охоту любители пострелять уток, он уже был на плоту, медленно продвигаясь с помощью шеста вдоль берега, не выплывая на середину, готовый при первых признаках приближающейся опасности укрыться в прибрежных зарослях.
До поселка, который он определил как Фивы, Эрл добрался задолго до наступления темноты. Причаливать к берегу ему пришлось лишь один раз, когда отдаленный гул мощных двигателей заблаговременно предупредил его о приближении крупного судна. Это был тридцатипятифутовый пароходик управления исправительных учреждений Миссисипи, раз в неделю поднимавшийся вверх по Яксахатчи до Фив со съестными припасами и небольшой группой несчастных, которым предстояло пополнить число заключенных Фиванской колонии. Эрл внимательно изучил пароходик в бинокль и не обнаружил ничего необычного, за исключением большого белого ящика со странной эмблемой в виде красных треугольников вокруг красной точки в том месте, где находился бы красный крест, если бы в ящике содержались медикаменты. Ничего похожего на это Эрл никогда не видел; он сделал отметку в тетрадке, после чего сразу же задвинул эту информацию на задворки подсознания, начисто вычеркнув ее из функционального слоя памяти.
Эрл занял позицию напротив города и стал наблюдать и ждать. Довольно скоро стало очевидно, что на противоположном берегу реки имеется что-то вроде форпоста, расположенного достаточно близко к городу, чтобы полицейские регулярно совершали объезды. Они вели себя слишком агрессивно и слишком часто меняли лошадей, из чего следовало, что их база находится где-то совсем рядом.
И Эрл мог предположить, где именно. К северо-западу от города, на одинаковом удалении от Фив и от Фиванской исправительной колонии для цветных, которую Эрл пока что еще не видел.
Эрл знал, что она где-то там; он определил это по лаю собак.
Глава 9
Собаки.
По крайней мере, они не разгуливали на свободе. Вместо этого они были заперты в псарню, окруженную оградой из колючей проволоки. Помощники шерифа пребывали в такой блаженной самоуверенности, что не патрулировали вокруг своей базы с собаками, не несли ночные дежурства и вообще не предпринимали никаких серьезных мер безопасности. Вот насколько высоко вознесшимися над миром они себя чувствовали. Они мнили себя королями, эти ребята, восседающие на сытых жеребцах, с собаками на цепи, спокойные и уверенные хозяева этой земли, состоящей из сосновых лесов и заболоченных проток и населенной забитыми, испуганными неграми.
Эрл внимательно изучил псарню: здесь содержались доберманы, эти приземистые, жилистые твари со страшными пастями, источающими слюну, — бездушные машины, обученные идти по следу и рвать на части. Собак было штук двадцать, и они резвились и прыгали в своих загонах, но Эрл знал, что, если их пустят за ним, они не будут знать пощады. У собак это в натуре.
По крайней мере, они не разгуливали на свободе. Вместо этого они были заперты в псарню, окруженную оградой из колючей проволоки. Помощники шерифа пребывали в такой блаженной самоуверенности, что не патрулировали вокруг своей базы с собаками, не несли ночные дежурства и вообще не предпринимали никаких серьезных мер безопасности. Вот насколько высоко вознесшимися над миром они себя чувствовали. Они мнили себя королями, эти ребята, восседающие на сытых жеребцах, с собаками на цепи, спокойные и уверенные хозяева этой земли, состоящей из сосновых лесов и заболоченных проток и населенной забитыми, испуганными неграми.
Эрл внимательно изучил псарню: здесь содержались доберманы, эти приземистые, жилистые твари со страшными пастями, источающими слюну, — бездушные машины, обученные идти по следу и рвать на части. Собак было штук двадцать, и они резвились и прыгали в своих загонах, но Эрл знал, что, если их пустят за ним, они не будут знать пощады. У собак это в натуре.