Страница:
Эрл боялся собак. На Тараве в составе двадцать восьмой дивизии морской пехоты действовали специальные подразделения служебных собак. Собаки спускались во взорванные бункеры, выискивая оставшихся в живых японцев. Обладая значительно более тонким обонянием по сравнению с людьми, собаки отличали по запаху живых от мертвых. Обнаружив раненого, они загрызали его, иногда до смерти. Собаки вытаскивали японцев из бункеров и дотов, кусаясь и лая, и те, окровавленные, нередко контуженные, отбивались от них, повинуясь врожденному инстинкту самосохранения, но без особого рвения. Как ни ненавидел Эрл японцев, подобные картины не доставляли ему радости; свора собак буквально раздирала на части раненого, как правило уже истекающего кровью, чей запах сводил с ума и без того разъяренных животных. А тем временем проводники, люди жестокие по природе, со смехом натравливали своих питомцев. Собаки вырывали куски живой плоти или же, вцепившись зубами в руку или ногу, дергали и тащили. Ни один человек, даже солдат-японец, не заслуживал подобной смерти — быть разорванным на куски собаками, просто так, ради забавы. Эрл надеялся, что после окончания войны всех этих собак умертвили. В мирной жизни нет места такому животному, приученному к крайней степени жестокости. Да, это были свои собаки, но при мысли о них Эрла охватывала дрожь. Он считал, что всему должен быть предел.
И вот сейчас собаки производили на него такое же впечатление. Холеные и откормленные, они были испорчены человеком, развившим у них самые свирепые инстинкты. В каком-то смысле эти собаки олицетворяли все то зло, которое может принести в мир человек, наложившееся на невинность тупого, грубого животного. Эрл отметил, что на псарне царит закон стаи, поддерживаемый силой клыка и когтя. Судя по всему, предводителем была здоровенная черная псина, усмирявшая молодых собак одним пристальным взглядом и оскалом. То же самое, что и у людей. Вот почему Эрл всеми силами стремился держаться подальше от любых стай. Старик, ухаживающий за собаками, сам напоминал скорее пса, чем человека; он был уже не столько полноценным человеком, сколько посланцем в собачий мир от расы людей. Остальные помощники шерифа держались от него подальше. Именно этого старика собаки воспринимают как своего хозяина; именно он поведет свору по следу Эрла, если дело дойдет до этого.
Эрл отыскал полицейский участок на рассвете, просто пройдя по следу, оставленному лошадьми. Это были грубые строения из бревен, больше напоминающие кавалерийский форпост. Ибо помощники выезжали исключительно верхом, и, похоже, все свои обязанности они выполняли верхом, иногда с одной-двумя собаками на поводке.
Итого: псарня, конюшня и собственно здание участка, построенные из бревен и надежно отгороженные от окружающего соснового леса высокой оградой из колючей проволоки. И разумеется, ни одному негру не позволялось даже подходить близко. Возможно, собаки были обучены узнавать негров по запаху. К главному зданию была пристроена небольшая арестантская камера; именно здесь должны были содержать Сэма, в противном случае он находился дальше по дороге в самой колонии, и тогда, для того чтобы его освободить, потребовалась бы целая дивизия морской пехоты. Укрывшись в густых зарослях, Эрл наблюдал за участком и видел сытых, уверенных в себе людей, занятых привычной работой. Постоянные разъезды верхом, прочие служебные обязанности. Главным был здоровенный верзила, к которому остальные относились с уважительным почтением и звали его «шериф Леон». Эрл утвердился в мнении, что Сэм находится здесь, потому что шериф Леон время от времени проверял камеру, причем с большим рвением.
Эрл понял, что ему надо будет проникнуть на огороженную территорию. Он внимательно изучил местность, пытаясь найти способ сделать это.
Он знал, что одним из решающих факторов будет ветер. Если собаки его учуют, они поднимут лай; это может насторожить помощников, и те, скорее всего, выпустят собак. Собаки обязательно его найдут, и на этом все кончится. Его схватят и заточат вместе с Сэмом. Какой от этого будет толк?
Первую ночь Эрл терпеливо следил за направлением и силой ветра. Он выяснил, что самым спокойным воздух остается приблизительно с пяти часов утра до рассвета. Эрл понимал, что ему придется приблизиться к участку с противоположной от псарни стороны, причем двигаться надо будет очень медленно. Если он начнет потеть, собаки обязательно это учуют; обоняние у них совершенное, они привыкли к тому, что все обстоит в точности так, а не иначе, и обязательно заметят малейшие отклонения.
Наблюдая за полицейским участком с терпением прирожденного охотника, Эрл чувствовал, как его все больше и больше охватывает беспокойство. Одно дело, если бы полицейские жили вместе со своими семьями, уходили на службу и возвращались домой, в обычный мир, к женам и детям, церкви и кино. Однако эти ребята вели совершенно другой образ жизни. Они жили в полном уединении, в лесной глуши, постоянно носили форму, внушающую таинственность и страх, и отгораживались от окружающего мира колючей проволокой и свирепыми собаками. Они были похожи не на полицейских, занимающихся поддержанием порядка, а на солдат оккупационной армии на захваченной территории.
И все они были молодыми. То есть им хорошо платили за казарменную жизнь в глухом лесу на военном положении. Следовательно, за всем этим должны были стоять большие деньги, определенно не такие, какими может располагать этот жалкий, убогий округ Фивы и этот утопающий в грязи поселок, живущий исключительно за счет исправительной колонии, расположенной в миле вверх по реке.
Эрлу это совсем не нравилось. Собаки, лошади, оружие, страх местных жителей, Сэм, запертый где-то здесь. Ему это нисколько не нравилось.
В половине пятого утра Эрл бесшумно проскользнул к проволочному ограждению и осмотрелся вокруг. В арестантской камере горела свеча, означавшая, что там кто-то дежурит, однако Эрл готов был поспорить, что охранник крепко спит. Большое бревенчатое здание находилось прямо впереди, между ним и собаками. Эрл вымазал лицо грязью, как делал с помощью жженой пробки во время службы в морской пехоте, и разделся до брюк и темной рубашки. Пробраться сквозь ограждение оказалось очень нелегко, и острые шипы в десятке мест проткнули кожу, оставив раны, неглубокие, но жутко зудящие, из которых сочились капельки крови. Проще было бы просто перерезать проволоку, но в этом случае все открылось бы уже на следующее утро.
Оказавшись за ограждением, Эрл прислушался. Он был безоружен, если не считать армейского ножа с двусторонним лезвием и обтянутой кожей рукояткой, с помощью которого можно было при необходимости прирезать собаку. Однако ни одна собака не завыла и не залаяла, и никто его не окликнул. Эрл долго лежал на одном месте, не шелохнувшись. Затем наконец встал и пошел.
Он шел спокойно, уверенно. Не крался, не двигался быстрыми перебежками, не старался прятаться в тени. Если его и заметят из дома, то примут за своего. Эрл пересек внутренний двор и подошел к дому, ожидая в любое мгновение услышать строгий оклик, которого так и не последовало. Похоже, эти ребята чувствовали себя здесь в полной безопасности.
Обогнув здание, Эрл подошел к арестантской камере и заглянул внутрь. За столом спал помощник шерифа, дрова в печке почти прогорели. В дальнем углу три камеры: две открытые, одна запертая. Вот где должен находиться Сэм. Но Эрл не стал входить. Вместо этого он прокрался вокруг, мимо двери, и наконец нашел точку опоры в виде окошка над сточной канавой. Он подтянулся вверх, стараясь не издавать ни звука. И снова его никто не окликнул. Эрл немного выждал, сидя на корточках, затем встал на ноги и пошел по краю крыши, пока не оказался, по своим прикидкам, над запертой камерой.
Опустившись на четвереньки, он достал нож и начал вскрывать крышу. Эрл рассудил, и совершенно правильно, что крыша окажется наименее прочной, поскольку заключенным до нее никак не добраться. Дерево действительно было старым, сгнившим; дранка размякла. Усердно орудуя ножом, Эрл быстро вскрыл шов в рубероиде, прорезал гнилое дерево и наконец проделал небольшое отверстие. Заглянув вниз, он увидел Сэма, спавшего беспокойным сном на деревянном топчане.
Эрл просто выпустил каплю слюны. Конечно, это было неэстетично, однако плевок попал спящему на лицо, и тот встрепенулся. Еще один плевок, и Сэм проснулся.
— Шшшш! — предостерег его Эрл. — Мистер Сэм, ведите себя тихо.
Сэм заморгал, решив, что ему померещилось. Он ошалело огляделся вокруг.
— Эрл, это ты?..
— Шшшш!
Умолкнув, Сэм наконец поднял взгляд вверх. Увидел дыру в прогнившем потолке и за ней глаз, который мог принадлежать только Эрлу.
— Боже милосердный, как ты меня нашел?
— Неважно. Что с вами произошло?
— О господи! Эти ребята загребли меня по вздорному обвинению в убийстве, которое ни секунды не продержится в настоящем суде и даже перед большим жюри. Эрл, я понятия не имею, что замыслили эти люди. Я хочу, чтобы ты связался с нашим конгрессменом и затем...
— Шшшш! — снова остановил его Эрл.
— Нет, я все тщательно обдумал и знаю, как именно надо действовать. Слушай меня внимательно...
— Мистер Сэм, это вы слушайте меня внимательно. Я хорошенько рассмотрел эту контору и должен вам сказать: вы влипли в дерьмо по самые уши.
— Эрл, ты должен связаться с конгрессменом Этериджем, губернатором Деккером, губернатором Миссисипи Бильбо и затем...
— Ничего этого я делать не стану. Первый же мой шаг приведет к тому, что вас немедленно убьют. Я собираюсь просто вытащить вас отсюда.
— Эрл, нет! Совершив побег, я нарушу закон. И в этом случае я стану ничуть не лучше, чем...
— А если вы не унесете отсюда ноги, вас прикончат. И в этом случае вы станете ничуть не лучше, чем черви, которые вас сожрут, причем, должен заметить, с превеликим наслаждением. Мистер Сэм, хорошенько всмотритесь в карты, которые вам сдали: эти ребята в живых вас не оставят. У них нет выбора. Уже сейчас они готовят почву: несчастный случай, неудачное падение, гибель в реке или в зыбучих песках — что именно, я не знаю. С вами расправятся грубо, но внешне все будет выглядеть чисто. Уверяю вас.
— Эрл, существуют законы и...
— Здесь никаких законов не существует. Слушайте меня внимательно. Я могу вытащить вас отсюда. Но вы должны быть готовы, понимаете? Я должен буду расставить ловушки на собак, проложить маршрут, спрятать по дороге припасы. И мне нужна от вас какая-то вещь с сильным запахом. Лучше всего пропотевшая нательная рубашка.
— Это я могу дать.
— Хорошо. Выбросьте ее в окно. Через два дня я приду за вами в два часа ночи. Вас разбудит шум отвлекающего маневра, суть которого я еще не до конца продумал. Пожар, взрывы, что-нибудь в таком роде. Затем я убью вожака стаи и старого псаря и приду за вами.
— Эрл, ты не имеешь права никого убивать! Ни собаку, ни тем более человека!
— И тот и другой прикончат вас, не моргнув глазом.
— Эрл, я не совершил ничего противозаконного. Если на твоих руках будет кровь, мы окажемся по ту сторону закона. Возврата назад больше не будет. Я никогда не смогу простить себе то, что заставил тебя пойти на подобное. Уж ты-то не имеешь права становиться преступником. Я скорее утону в реке, чем искалечу твою судьбу.
— Вы упрямый, словно старый бизон.
— Эрл, поклянись мне, что ты никого не убьешь. Что бы ни было на совести этих людей. Ты не можешь их убивать, ибо это поставит нас с тобой на одну доску с ними.
Эрл покачал головой. Если Сэм вбил себе что-то в голову, убеждать его было бесполезно.
— Хорошо, мистер Сэм, выбросьте мне свою рубашку. Встретимся послезавтра, в два часа ночи. После чего прогуляемся по сосновому лесу, возвратимся домой и посмеемся над тем, что осталось позади.
Проснувшись, Эрл снова умылся в холодной воде, сдергивая дрожь, охватившую его, несмотря на удушливый зной, и стал думать. В первую очередь необходимо было определиться с направлением. Порывшись в своих вещах, Эрл снова достал проклятый «Путеводитель по „штату магнолий“» за 1938 год. Благослови господи турфирмы или кого там еще, кто его составлял, но работу свою они выполнили хорошо. Помимо подробной карты Эрл нашел на странице восемьдесят три милую схему, подписанную «Транспортное сообщение». Прищурившись, он отыскал то, что ему было нужно, — железнодорожную ветку, ведущую приблизительно с севера на юг, которая связывала Паскагулу с Хаттисбергом и Южной железной дорогой. Вот куда направятся они с Сэмом в надежде вскочить на проезжающий мимо поезд.
Эрл понимал, что им придется очень нелегко. Собаки пойдут за ними практически сразу же, и надо позаботиться о том, чтобы как можно больше раз сбить их со следа. Чем быстрее будут преследовать их собаки, тем труднее им придется. Возможно, им не удастся добраться до железной дороги, или они доберутся, но в это время по ней не пройдет ни один поезд. К счастью, местность была слишком лесистая, чтобы организовать преследование верхом; полицейским придется идти пешком, и, привыкшие к лошадям, они будут двигаться очень медленно и неуклюже, оставшись на своих двоих. Люди устанут значительно раньше собак, но собаки будут тянуть их вперед, вместе с безымянным псарем и шерифом Леоном, который воспримет побег как личное оскорбление. У Эрла мелькнула мысль, призовут ли помощники шерифа на подмогу охрану тюрьмы. В каком-то смысле это было бы даже и к лучшему, ибо совместную операцию придется еще организовывать. На это уйдет время, а для Эрла время было решающим фактором.
Он петлял между деревьями, детально прорабатывая план: где он проникнет за ограду, как будет действовать, как освободит Сэма, куда они побегут, по каким приметам будут искать дорогу в лесу. Эрл сориентировался с помощью компаса, затем спустился к ручью и спрятал там пистолет, рюкзак и карабин, чтобы забрать все на обратном пути. Он подумал, что поступил очень умно, захватив карабин, из которого можно будет перестрелять пушенных по следу собак.
Наступила ночь, и Эрл снова проник на территорию участка. Первым делом он направился на конюшню. Пройдя мимо беспокойных, взмыленных благородных животных, Эрл отыскал на полке со сбруями то, без чего ему никак нельзя было обойтись: веревку. Отличную, прочную, четырехжильную.
Затем он вернулся к сараю, в котором размещался электрогенератор. Полицейские выключали его на ночь. Проскользнув в сарай, Эрл нашел несколько двадцатипятигаллонных бочек солярки. Осмотревшись вокруг, он отыскал канистры емкостью по галлону, с помощью которых заправлялся горючим генератор. Взяв три канистры, Эрл наполнил их до краев и плотно завинтил крышки. Три галлона солярки. С помощью этого можно сотворить немало интересного.
Покончив с этим, Эрл перед самым рассветом снова выскользнул за ограждение, чтобы немного выспаться. Ему предстоял очень трудный день. Ну а самое трудное начнется потом.
— Что ж, сэр, — сказал он, — наконец у меня есть для вас кое-какие новости.
— Замечательно, — ответил Сэм, — И у меня тоже есть для вас кое-что. Шериф Гаттис, я собираюсь не только подать на вас официальную жалобу в полицию штата и в Федеральное бюро расследований, но добиться того, чтобы вы и ваши люди предстали перед судом. С превеликим удовольствием я отправлю вас за решетку на очень долгий срок, и на свободу вы выйдете нищим, без надежды до конца своих дней найти хоть какую-нибудь приличную работу. Возможно, вам посчастливится занять место одной из негритянок, работающих уборщицами в тюрьме.
— Сэр, должен сказать, ваш язык подобен ядовитому змеиному жалу. Еще ни разу в жизни мне не приходилось встречать человека, у которого золотой голос сочетался бы со злобным языком так, как у вас. Определенно, вам не место здесь, в Миссисипи.
— Шериф, когда я с вами разберусь, вы будете горько сожалеть не о том, что я ступил на территорию вашего штата, а о том, что это сделали вы, черт бы вас побрал!
— Это мы еще посмотрим. А что касается завтрашнего дня, так вас доставят вниз по реке в городок, который называется Льюсдейл. Именно там в настоящее время располагается судья Третьего судебного округа. Судья решит, достаточно ли у нас доказательств, чтобы судить вас по обвинению в убийстве.
— Вам прекрасно известно, что я непричастен к этому преступлению. У вас нет никаких улик, вы не проводили анализ следов крови, моих отпечатков пальцев на месте преступления нет. Любой коронер сразу же установит, что смерть несчастной женщины случилась задолго до моего появления.
— Может быть, да, а может быть, и нет. Однако факты говорят о том, Винсент, что именно вас, а не кого-либо другого мои помощники обнаружили в доме убитой. Как знать, быть может, вы приехали в Ниггертаун и не смогли удержаться от дешевых развлечений. Почему-то вам пришло в голову, что старуха ублажит вашу похоть, однако она отказалась, и вы раскроили ей голову. Нам уже не раз доводилось видеть такое. Если бы вы были местным, мы бы, возможно, сказали: «Старина Винсент, он думал не головой, а головкой», и этим бы все кончилось. Мало ли что бывает с людьми. Но поскольку вы пришлый агитатор, правила для вас будут другими.
— Это просто вздор. Любой прокурор презрительно отмахнется от ваших вымыслов. Вы произвели опрос свидетелей, сопоставили время, оцепили место преступления, изучили окружение убитой, ее родных и знакомых, у кого, возможно, были причины ненавидеть и убить ее? Нет, вы просто схватили совершенно невиновного...
И вдруг Сэм осекся. Внезапно ему все стало ясно.
Эрл был прав. Завтра, во время переправы по реке, он утонет. Его поглотит вода, как поглотила она семью негров. В этой истории главное — заставить его замолчать. Навеки.
— Вы предстанете перед судьей, — зловеще улыбнулся шериф Леон. — У вас будет возможность связаться со своим адвокатом. Мы выясним все раз и навсегда. И все будет в порядке, правосудие восторжествует, как это всегда бывает в округе Фивы.
Глава 10
И вот сейчас собаки производили на него такое же впечатление. Холеные и откормленные, они были испорчены человеком, развившим у них самые свирепые инстинкты. В каком-то смысле эти собаки олицетворяли все то зло, которое может принести в мир человек, наложившееся на невинность тупого, грубого животного. Эрл отметил, что на псарне царит закон стаи, поддерживаемый силой клыка и когтя. Судя по всему, предводителем была здоровенная черная псина, усмирявшая молодых собак одним пристальным взглядом и оскалом. То же самое, что и у людей. Вот почему Эрл всеми силами стремился держаться подальше от любых стай. Старик, ухаживающий за собаками, сам напоминал скорее пса, чем человека; он был уже не столько полноценным человеком, сколько посланцем в собачий мир от расы людей. Остальные помощники шерифа держались от него подальше. Именно этого старика собаки воспринимают как своего хозяина; именно он поведет свору по следу Эрла, если дело дойдет до этого.
Эрл отыскал полицейский участок на рассвете, просто пройдя по следу, оставленному лошадьми. Это были грубые строения из бревен, больше напоминающие кавалерийский форпост. Ибо помощники выезжали исключительно верхом, и, похоже, все свои обязанности они выполняли верхом, иногда с одной-двумя собаками на поводке.
Итого: псарня, конюшня и собственно здание участка, построенные из бревен и надежно отгороженные от окружающего соснового леса высокой оградой из колючей проволоки. И разумеется, ни одному негру не позволялось даже подходить близко. Возможно, собаки были обучены узнавать негров по запаху. К главному зданию была пристроена небольшая арестантская камера; именно здесь должны были содержать Сэма, в противном случае он находился дальше по дороге в самой колонии, и тогда, для того чтобы его освободить, потребовалась бы целая дивизия морской пехоты. Укрывшись в густых зарослях, Эрл наблюдал за участком и видел сытых, уверенных в себе людей, занятых привычной работой. Постоянные разъезды верхом, прочие служебные обязанности. Главным был здоровенный верзила, к которому остальные относились с уважительным почтением и звали его «шериф Леон». Эрл утвердился в мнении, что Сэм находится здесь, потому что шериф Леон время от времени проверял камеру, причем с большим рвением.
Эрл понял, что ему надо будет проникнуть на огороженную территорию. Он внимательно изучил местность, пытаясь найти способ сделать это.
Он знал, что одним из решающих факторов будет ветер. Если собаки его учуют, они поднимут лай; это может насторожить помощников, и те, скорее всего, выпустят собак. Собаки обязательно его найдут, и на этом все кончится. Его схватят и заточат вместе с Сэмом. Какой от этого будет толк?
Первую ночь Эрл терпеливо следил за направлением и силой ветра. Он выяснил, что самым спокойным воздух остается приблизительно с пяти часов утра до рассвета. Эрл понимал, что ему придется приблизиться к участку с противоположной от псарни стороны, причем двигаться надо будет очень медленно. Если он начнет потеть, собаки обязательно это учуют; обоняние у них совершенное, они привыкли к тому, что все обстоит в точности так, а не иначе, и обязательно заметят малейшие отклонения.
Наблюдая за полицейским участком с терпением прирожденного охотника, Эрл чувствовал, как его все больше и больше охватывает беспокойство. Одно дело, если бы полицейские жили вместе со своими семьями, уходили на службу и возвращались домой, в обычный мир, к женам и детям, церкви и кино. Однако эти ребята вели совершенно другой образ жизни. Они жили в полном уединении, в лесной глуши, постоянно носили форму, внушающую таинственность и страх, и отгораживались от окружающего мира колючей проволокой и свирепыми собаками. Они были похожи не на полицейских, занимающихся поддержанием порядка, а на солдат оккупационной армии на захваченной территории.
И все они были молодыми. То есть им хорошо платили за казарменную жизнь в глухом лесу на военном положении. Следовательно, за всем этим должны были стоять большие деньги, определенно не такие, какими может располагать этот жалкий, убогий округ Фивы и этот утопающий в грязи поселок, живущий исключительно за счет исправительной колонии, расположенной в миле вверх по реке.
Эрлу это совсем не нравилось. Собаки, лошади, оружие, страх местных жителей, Сэм, запертый где-то здесь. Ему это нисколько не нравилось.
* * *
Эрл отскабливал себя от грязи в холодном ручье до тех пор, пока весь не покрылся мурашками, после чего надел последнюю смену чистого нижнего белья. Конечно, несмотря на относительную прохладу, он все равно будет потеть, и все же так его запах будет гораздо слабее.В половине пятого утра Эрл бесшумно проскользнул к проволочному ограждению и осмотрелся вокруг. В арестантской камере горела свеча, означавшая, что там кто-то дежурит, однако Эрл готов был поспорить, что охранник крепко спит. Большое бревенчатое здание находилось прямо впереди, между ним и собаками. Эрл вымазал лицо грязью, как делал с помощью жженой пробки во время службы в морской пехоте, и разделся до брюк и темной рубашки. Пробраться сквозь ограждение оказалось очень нелегко, и острые шипы в десятке мест проткнули кожу, оставив раны, неглубокие, но жутко зудящие, из которых сочились капельки крови. Проще было бы просто перерезать проволоку, но в этом случае все открылось бы уже на следующее утро.
Оказавшись за ограждением, Эрл прислушался. Он был безоружен, если не считать армейского ножа с двусторонним лезвием и обтянутой кожей рукояткой, с помощью которого можно было при необходимости прирезать собаку. Однако ни одна собака не завыла и не залаяла, и никто его не окликнул. Эрл долго лежал на одном месте, не шелохнувшись. Затем наконец встал и пошел.
Он шел спокойно, уверенно. Не крался, не двигался быстрыми перебежками, не старался прятаться в тени. Если его и заметят из дома, то примут за своего. Эрл пересек внутренний двор и подошел к дому, ожидая в любое мгновение услышать строгий оклик, которого так и не последовало. Похоже, эти ребята чувствовали себя здесь в полной безопасности.
Обогнув здание, Эрл подошел к арестантской камере и заглянул внутрь. За столом спал помощник шерифа, дрова в печке почти прогорели. В дальнем углу три камеры: две открытые, одна запертая. Вот где должен находиться Сэм. Но Эрл не стал входить. Вместо этого он прокрался вокруг, мимо двери, и наконец нашел точку опоры в виде окошка над сточной канавой. Он подтянулся вверх, стараясь не издавать ни звука. И снова его никто не окликнул. Эрл немного выждал, сидя на корточках, затем встал на ноги и пошел по краю крыши, пока не оказался, по своим прикидкам, над запертой камерой.
Опустившись на четвереньки, он достал нож и начал вскрывать крышу. Эрл рассудил, и совершенно правильно, что крыша окажется наименее прочной, поскольку заключенным до нее никак не добраться. Дерево действительно было старым, сгнившим; дранка размякла. Усердно орудуя ножом, Эрл быстро вскрыл шов в рубероиде, прорезал гнилое дерево и наконец проделал небольшое отверстие. Заглянув вниз, он увидел Сэма, спавшего беспокойным сном на деревянном топчане.
Эрл просто выпустил каплю слюны. Конечно, это было неэстетично, однако плевок попал спящему на лицо, и тот встрепенулся. Еще один плевок, и Сэм проснулся.
— Шшшш! — предостерег его Эрл. — Мистер Сэм, ведите себя тихо.
Сэм заморгал, решив, что ему померещилось. Он ошалело огляделся вокруг.
— Эрл, это ты?..
— Шшшш!
Умолкнув, Сэм наконец поднял взгляд вверх. Увидел дыру в прогнившем потолке и за ней глаз, который мог принадлежать только Эрлу.
— Боже милосердный, как ты меня нашел?
— Неважно. Что с вами произошло?
— О господи! Эти ребята загребли меня по вздорному обвинению в убийстве, которое ни секунды не продержится в настоящем суде и даже перед большим жюри. Эрл, я понятия не имею, что замыслили эти люди. Я хочу, чтобы ты связался с нашим конгрессменом и затем...
— Шшшш! — снова остановил его Эрл.
— Нет, я все тщательно обдумал и знаю, как именно надо действовать. Слушай меня внимательно...
— Мистер Сэм, это вы слушайте меня внимательно. Я хорошенько рассмотрел эту контору и должен вам сказать: вы влипли в дерьмо по самые уши.
— Эрл, ты должен связаться с конгрессменом Этериджем, губернатором Деккером, губернатором Миссисипи Бильбо и затем...
— Ничего этого я делать не стану. Первый же мой шаг приведет к тому, что вас немедленно убьют. Я собираюсь просто вытащить вас отсюда.
— Эрл, нет! Совершив побег, я нарушу закон. И в этом случае я стану ничуть не лучше, чем...
— А если вы не унесете отсюда ноги, вас прикончат. И в этом случае вы станете ничуть не лучше, чем черви, которые вас сожрут, причем, должен заметить, с превеликим наслаждением. Мистер Сэм, хорошенько всмотритесь в карты, которые вам сдали: эти ребята в живых вас не оставят. У них нет выбора. Уже сейчас они готовят почву: несчастный случай, неудачное падение, гибель в реке или в зыбучих песках — что именно, я не знаю. С вами расправятся грубо, но внешне все будет выглядеть чисто. Уверяю вас.
— Эрл, существуют законы и...
— Здесь никаких законов не существует. Слушайте меня внимательно. Я могу вытащить вас отсюда. Но вы должны быть готовы, понимаете? Я должен буду расставить ловушки на собак, проложить маршрут, спрятать по дороге припасы. И мне нужна от вас какая-то вещь с сильным запахом. Лучше всего пропотевшая нательная рубашка.
— Это я могу дать.
— Хорошо. Выбросьте ее в окно. Через два дня я приду за вами в два часа ночи. Вас разбудит шум отвлекающего маневра, суть которого я еще не до конца продумал. Пожар, взрывы, что-нибудь в таком роде. Затем я убью вожака стаи и старого псаря и приду за вами.
— Эрл, ты не имеешь права никого убивать! Ни собаку, ни тем более человека!
— И тот и другой прикончат вас, не моргнув глазом.
— Эрл, я не совершил ничего противозаконного. Если на твоих руках будет кровь, мы окажемся по ту сторону закона. Возврата назад больше не будет. Я никогда не смогу простить себе то, что заставил тебя пойти на подобное. Уж ты-то не имеешь права становиться преступником. Я скорее утону в реке, чем искалечу твою судьбу.
— Вы упрямый, словно старый бизон.
— Эрл, поклянись мне, что ты никого не убьешь. Что бы ни было на совести этих людей. Ты не можешь их убивать, ибо это поставит нас с тобой на одну доску с ними.
Эрл покачал головой. Если Сэм вбил себе что-то в голову, убеждать его было бесполезно.
— Хорошо, мистер Сэм, выбросьте мне свою рубашку. Встретимся послезавтра, в два часа ночи. После чего прогуляемся по сосновому лесу, возвратимся домой и посмеемся над тем, что осталось позади.
* * *
Вернувшись перед самым рассветом в густые заросли, Эрл урвал несколько часов сна. Его разбудил какой-то внутренний будильник, и вообще это оказалось плохой идеей, так как Эрлу не удалось полностью расслабиться и провалиться в забытье.Проснувшись, Эрл снова умылся в холодной воде, сдергивая дрожь, охватившую его, несмотря на удушливый зной, и стал думать. В первую очередь необходимо было определиться с направлением. Порывшись в своих вещах, Эрл снова достал проклятый «Путеводитель по „штату магнолий“» за 1938 год. Благослови господи турфирмы или кого там еще, кто его составлял, но работу свою они выполнили хорошо. Помимо подробной карты Эрл нашел на странице восемьдесят три милую схему, подписанную «Транспортное сообщение». Прищурившись, он отыскал то, что ему было нужно, — железнодорожную ветку, ведущую приблизительно с севера на юг, которая связывала Паскагулу с Хаттисбергом и Южной железной дорогой. Вот куда направятся они с Сэмом в надежде вскочить на проезжающий мимо поезд.
Эрл понимал, что им придется очень нелегко. Собаки пойдут за ними практически сразу же, и надо позаботиться о том, чтобы как можно больше раз сбить их со следа. Чем быстрее будут преследовать их собаки, тем труднее им придется. Возможно, им не удастся добраться до железной дороги, или они доберутся, но в это время по ней не пройдет ни один поезд. К счастью, местность была слишком лесистая, чтобы организовать преследование верхом; полицейским придется идти пешком, и, привыкшие к лошадям, они будут двигаться очень медленно и неуклюже, оставшись на своих двоих. Люди устанут значительно раньше собак, но собаки будут тянуть их вперед, вместе с безымянным псарем и шерифом Леоном, который воспримет побег как личное оскорбление. У Эрла мелькнула мысль, призовут ли помощники шерифа на подмогу охрану тюрьмы. В каком-то смысле это было бы даже и к лучшему, ибо совместную операцию придется еще организовывать. На это уйдет время, а для Эрла время было решающим фактором.
Он петлял между деревьями, детально прорабатывая план: где он проникнет за ограду, как будет действовать, как освободит Сэма, куда они побегут, по каким приметам будут искать дорогу в лесу. Эрл сориентировался с помощью компаса, затем спустился к ручью и спрятал там пистолет, рюкзак и карабин, чтобы забрать все на обратном пути. Он подумал, что поступил очень умно, захватив карабин, из которого можно будет перестрелять пушенных по следу собак.
Наступила ночь, и Эрл снова проник на территорию участка. Первым делом он направился на конюшню. Пройдя мимо беспокойных, взмыленных благородных животных, Эрл отыскал на полке со сбруями то, без чего ему никак нельзя было обойтись: веревку. Отличную, прочную, четырехжильную.
Затем он вернулся к сараю, в котором размещался электрогенератор. Полицейские выключали его на ночь. Проскользнув в сарай, Эрл нашел несколько двадцатипятигаллонных бочек солярки. Осмотревшись вокруг, он отыскал канистры емкостью по галлону, с помощью которых заправлялся горючим генератор. Взяв три канистры, Эрл наполнил их до краев и плотно завинтил крышки. Три галлона солярки. С помощью этого можно сотворить немало интересного.
Покончив с этим, Эрл перед самым рассветом снова выскользнул за ограждение, чтобы немного выспаться. Ему предстоял очень трудный день. Ну а самое трудное начнется потом.
* * *
Шериф пришел в три часа дня.— Что ж, сэр, — сказал он, — наконец у меня есть для вас кое-какие новости.
— Замечательно, — ответил Сэм, — И у меня тоже есть для вас кое-что. Шериф Гаттис, я собираюсь не только подать на вас официальную жалобу в полицию штата и в Федеральное бюро расследований, но добиться того, чтобы вы и ваши люди предстали перед судом. С превеликим удовольствием я отправлю вас за решетку на очень долгий срок, и на свободу вы выйдете нищим, без надежды до конца своих дней найти хоть какую-нибудь приличную работу. Возможно, вам посчастливится занять место одной из негритянок, работающих уборщицами в тюрьме.
— Сэр, должен сказать, ваш язык подобен ядовитому змеиному жалу. Еще ни разу в жизни мне не приходилось встречать человека, у которого золотой голос сочетался бы со злобным языком так, как у вас. Определенно, вам не место здесь, в Миссисипи.
— Шериф, когда я с вами разберусь, вы будете горько сожалеть не о том, что я ступил на территорию вашего штата, а о том, что это сделали вы, черт бы вас побрал!
— Это мы еще посмотрим. А что касается завтрашнего дня, так вас доставят вниз по реке в городок, который называется Льюсдейл. Именно там в настоящее время располагается судья Третьего судебного округа. Судья решит, достаточно ли у нас доказательств, чтобы судить вас по обвинению в убийстве.
— Вам прекрасно известно, что я непричастен к этому преступлению. У вас нет никаких улик, вы не проводили анализ следов крови, моих отпечатков пальцев на месте преступления нет. Любой коронер сразу же установит, что смерть несчастной женщины случилась задолго до моего появления.
— Может быть, да, а может быть, и нет. Однако факты говорят о том, Винсент, что именно вас, а не кого-либо другого мои помощники обнаружили в доме убитой. Как знать, быть может, вы приехали в Ниггертаун и не смогли удержаться от дешевых развлечений. Почему-то вам пришло в голову, что старуха ублажит вашу похоть, однако она отказалась, и вы раскроили ей голову. Нам уже не раз доводилось видеть такое. Если бы вы были местным, мы бы, возможно, сказали: «Старина Винсент, он думал не головой, а головкой», и этим бы все кончилось. Мало ли что бывает с людьми. Но поскольку вы пришлый агитатор, правила для вас будут другими.
— Это просто вздор. Любой прокурор презрительно отмахнется от ваших вымыслов. Вы произвели опрос свидетелей, сопоставили время, оцепили место преступления, изучили окружение убитой, ее родных и знакомых, у кого, возможно, были причины ненавидеть и убить ее? Нет, вы просто схватили совершенно невиновного...
И вдруг Сэм осекся. Внезапно ему все стало ясно.
Эрл был прав. Завтра, во время переправы по реке, он утонет. Его поглотит вода, как поглотила она семью негров. В этой истории главное — заставить его замолчать. Навеки.
— Вы предстанете перед судьей, — зловеще улыбнулся шериф Леон. — У вас будет возможность связаться со своим адвокатом. Мы выясним все раз и навсегда. И все будет в порядке, правосудие восторжествует, как это всегда бывает в округе Фивы.
Глава 10
Ни луны, ни ветра. Собаки не лаяли. Казалось, в Фивах, штат Миссисипи, стоит еще одна тихая, спокойная ночь в долгой цепочке таких же жарких, душных летних ночей, похожих одна на другую.
Эрл, сидевший на корточках за проволочным ограждением, сверился с часами. Он был одет не по сезону, а скорее для боя: высокие, тяжелые охотничьи ботинки, темно-синий свитер, шапочка, лицо, выпачканное грязью. В ножнах на бедре нож. Часы на запястье перевернуты, чтобы скрыть блеск фосфоресцирующего циферблата.
По его прикидкам, «коктейль Молотова» из солярки и натертого в порошок мыла с запалом из зажженной сигареты, вставленной в пропитанную горючей смесью тряпку в горлышке, ровно через минуту взорвется в заброшенном здании на окраине Фив, меньше чем в полумиле отсюда. Пламя быстро распространится по убогому строению, воспламенив пороховые фитили, которые, в свою очередь, приведут огонь к хлопушкам, сооруженным из патронов 45-го калибра. Несколько секунд будет казаться, что в Фивах происходит ожесточенная перестрелка. Постройка сгорит дотла; когда пламя доберется до сердцевины толстых досок на крыше, ночную тишину прорежут еще несколько выстрелов.
Эрл рассчитывал, что подручные шерифа поднимутся на ноги за считанные секунды. Что-что, а дело свое они знают. Шериф Леон вышколил их реагировать немедленно на любые чрезвычайные ситуации. Оседлав коней, помощники через пару минут умчатся в город отражать нападение неведомого врага. После этого Эрл ворвется в арестантскую камеру, уложит всех тех, кто там окажется, и освободит Сэма. Они скроются в лесу. Однако передышка окажется очень недолгой. Эрл понимал, что надо будет успеть как можно дальше оторваться от собак.
Он снова взглянул на часы, и у него мелькнула мысль: сколько раз за последние годы он уже сверялся с часами в темноте, ожидая, когда наступит определенный момент, когда будет подан сигнал и начнется что-то такое, что посчитал необходимым кто-то посторонний. Но сейчас наконец Эрл сам определил, что ему необходимо сделать. Он должен спасти человека, которого любит больше всех на свете, иначе жизнь для него потеряет всякий смысл. Вот как работала его мысль, и только так она и могла работать. Эрл не колебался ни секунды, не рассматривал другие возможности, не испытывал сомнений, тревоги, соблазна воспользоваться более легким путем, и если он и знал чувство страха, оно было запрятано глубоко под агрессивной решимостью, вызванной силой воли, — это умение сосредоточиться на главном Эрл считал подарком судьбы.
Его с Сэмом связывали неразрывные узы. В детстве, о котором Эрл предпочитал не вспоминать, во всем отвратительном мире только Сэм проявлял к нему доброту и нежность, гораздо большую, нежели родной отец Эрла, шериф. Суэггер-старший по нескольку раз в неделю ремнем для правки бритв вбивал волю Господа и слово баптистской Библии в Эрла, его брата и мать. Но Сэм оставался неизменно добрым и ласковым и однажды даже упрекнул отца Эрла в чрезмерном рвении наказывать.
Прошли годы; Эрл отслужил в морской пехоте и, вернувшись с большой войны, оказался втянут в новую, в Хот-Спрингсе, где опять был на волосок от смерти. И снова Сэм пришел к нему на помощь. Разыскав Эрла, он сказал ему:
«Так, Эрл, у меня есть одна вакансия. Мне нужен следователь в округе Полк. Денег много не обещаю, но ты будешь работать в правоохранительных органах, и я постараюсь замолвить за тебя словечко. Молодой человек, я хочу, чтобы ты работал на меня. Я не хочу, чтобы с тобой произошло какое-нибудь несчастье».
Вот как случилось, что они проработали вместе несколько лет, и Эрл наконец начал понимать, что в каком-то смысле — это нельзя было бы найти ни в одной книге, но он это чувствовал, знал, несмотря на все то, что пишут в книгах, — Сэм стал ему тем самым отцом, о котором он всегда подсознательно мечтал. Разумеется, Эрл не смог бы выразить это словами, ибо слова обманчивы и никогда не означают именно то, что сказано, или, еще хуже, никогда не выражают тот смысл, который в них вкладывают. Но Сэм был человек честный, справедливый и убежденный, трудолюбивый, как пчела; именно Сэм помог Эрлу взять в банке кредит, чтобы привести в порядок старый отцовский дом. Сэм относился к мальчику Эрла скорее как к родному внуку, чем как к сыну подчиненного, и искренне любил Боба Ли, а тот отвечал ему взаимностью.
Так что сейчас, черт побери, мы пойдем до конца, не оглядываясь назад, и сделаем то, что должны.
Эрл снова взглянул на часы. Да, вот-вот должно уже...
Вдалеке прогремел взрыв. Это был даже не столько взрыв, сколько свидетельство вырвавшейся на свободу огромной силы. Над деревьями поднялось зарево, и через мгновение послышался треск петард — Эрл сделал их двадцать пять из тридцати патронов, с трудом вытащив из гильз пули и залепив отверстия глиной. Канонада получилась славной; в целом создалось ощущение, что банда Долтона[11] решила одновременно ограбить два банка в городке, в котором банков не было и в помине.
На глазах у Эрла большое бревенчатое строение ожило. Кто-то завел генератор, повсюду вспыхнул яркий свет. Один помощник шерифа, за ним другой, потом сразу трое или четверо выскочили на улицу, чтобы узнать, в чем дело. Кто-то начал колотить в большой гонг, и на короткое мгновение все это показалось почти смешным — Эрлу даже пришло на ум выражение «пожарная тревога по-китайски»[12]. Полицейские во главе с шерифом растерянно высыпали во двор, пытаясь понять, что происходит.
По дороге примчался патрульный. Влетев во двор, он с трудом осадил взмыленную лошадь и начал кричать:
— Лавка Сеттера горит, и кто-то палит оттуда из нескольких стволов. Я не знаю, что там; наверное, ниггеры задумали поднять восстание!
— По коням! — заорал шериф. — Надо пресечь бунт в корне, иначе черномазые обезумеют, и тогда справиться с ними будет нелегко. Шевелитесь, мерзавцы, и живо скачите туда!
Помощники оседлали коней и проверили оружие; зарядили револьверы, вставили патроны в магазины карабинов, передернули затворы, взвели курки, — а затем без лишней суеты маленький отряд выехал за ворота и умчался по дороге, оставив за собой облако пыли.
Эрл расположился под таким углом к строению, чтобы на него выходило как можно меньше окон. В то же время он понимал, что ему нельзя красться или, напротив, торопиться. Поднявшись с земли, он уверенно направился вперед, полагая, что в обшей суматохе никто не обратит на него внимания и тем более не заметит, что у него одна лодыжка обмотана нательной рубахой Сэма. Он прошел во двор.
Эрл, сидевший на корточках за проволочным ограждением, сверился с часами. Он был одет не по сезону, а скорее для боя: высокие, тяжелые охотничьи ботинки, темно-синий свитер, шапочка, лицо, выпачканное грязью. В ножнах на бедре нож. Часы на запястье перевернуты, чтобы скрыть блеск фосфоресцирующего циферблата.
По его прикидкам, «коктейль Молотова» из солярки и натертого в порошок мыла с запалом из зажженной сигареты, вставленной в пропитанную горючей смесью тряпку в горлышке, ровно через минуту взорвется в заброшенном здании на окраине Фив, меньше чем в полумиле отсюда. Пламя быстро распространится по убогому строению, воспламенив пороховые фитили, которые, в свою очередь, приведут огонь к хлопушкам, сооруженным из патронов 45-го калибра. Несколько секунд будет казаться, что в Фивах происходит ожесточенная перестрелка. Постройка сгорит дотла; когда пламя доберется до сердцевины толстых досок на крыше, ночную тишину прорежут еще несколько выстрелов.
Эрл рассчитывал, что подручные шерифа поднимутся на ноги за считанные секунды. Что-что, а дело свое они знают. Шериф Леон вышколил их реагировать немедленно на любые чрезвычайные ситуации. Оседлав коней, помощники через пару минут умчатся в город отражать нападение неведомого врага. После этого Эрл ворвется в арестантскую камеру, уложит всех тех, кто там окажется, и освободит Сэма. Они скроются в лесу. Однако передышка окажется очень недолгой. Эрл понимал, что надо будет успеть как можно дальше оторваться от собак.
Он снова взглянул на часы, и у него мелькнула мысль: сколько раз за последние годы он уже сверялся с часами в темноте, ожидая, когда наступит определенный момент, когда будет подан сигнал и начнется что-то такое, что посчитал необходимым кто-то посторонний. Но сейчас наконец Эрл сам определил, что ему необходимо сделать. Он должен спасти человека, которого любит больше всех на свете, иначе жизнь для него потеряет всякий смысл. Вот как работала его мысль, и только так она и могла работать. Эрл не колебался ни секунды, не рассматривал другие возможности, не испытывал сомнений, тревоги, соблазна воспользоваться более легким путем, и если он и знал чувство страха, оно было запрятано глубоко под агрессивной решимостью, вызванной силой воли, — это умение сосредоточиться на главном Эрл считал подарком судьбы.
Его с Сэмом связывали неразрывные узы. В детстве, о котором Эрл предпочитал не вспоминать, во всем отвратительном мире только Сэм проявлял к нему доброту и нежность, гораздо большую, нежели родной отец Эрла, шериф. Суэггер-старший по нескольку раз в неделю ремнем для правки бритв вбивал волю Господа и слово баптистской Библии в Эрла, его брата и мать. Но Сэм оставался неизменно добрым и ласковым и однажды даже упрекнул отца Эрла в чрезмерном рвении наказывать.
Прошли годы; Эрл отслужил в морской пехоте и, вернувшись с большой войны, оказался втянут в новую, в Хот-Спрингсе, где опять был на волосок от смерти. И снова Сэм пришел к нему на помощь. Разыскав Эрла, он сказал ему:
«Так, Эрл, у меня есть одна вакансия. Мне нужен следователь в округе Полк. Денег много не обещаю, но ты будешь работать в правоохранительных органах, и я постараюсь замолвить за тебя словечко. Молодой человек, я хочу, чтобы ты работал на меня. Я не хочу, чтобы с тобой произошло какое-нибудь несчастье».
Вот как случилось, что они проработали вместе несколько лет, и Эрл наконец начал понимать, что в каком-то смысле — это нельзя было бы найти ни в одной книге, но он это чувствовал, знал, несмотря на все то, что пишут в книгах, — Сэм стал ему тем самым отцом, о котором он всегда подсознательно мечтал. Разумеется, Эрл не смог бы выразить это словами, ибо слова обманчивы и никогда не означают именно то, что сказано, или, еще хуже, никогда не выражают тот смысл, который в них вкладывают. Но Сэм был человек честный, справедливый и убежденный, трудолюбивый, как пчела; именно Сэм помог Эрлу взять в банке кредит, чтобы привести в порядок старый отцовский дом. Сэм относился к мальчику Эрла скорее как к родному внуку, чем как к сыну подчиненного, и искренне любил Боба Ли, а тот отвечал ему взаимностью.
Так что сейчас, черт побери, мы пойдем до конца, не оглядываясь назад, и сделаем то, что должны.
Эрл снова взглянул на часы. Да, вот-вот должно уже...
Вдалеке прогремел взрыв. Это был даже не столько взрыв, сколько свидетельство вырвавшейся на свободу огромной силы. Над деревьями поднялось зарево, и через мгновение послышался треск петард — Эрл сделал их двадцать пять из тридцати патронов, с трудом вытащив из гильз пули и залепив отверстия глиной. Канонада получилась славной; в целом создалось ощущение, что банда Долтона[11] решила одновременно ограбить два банка в городке, в котором банков не было и в помине.
На глазах у Эрла большое бревенчатое строение ожило. Кто-то завел генератор, повсюду вспыхнул яркий свет. Один помощник шерифа, за ним другой, потом сразу трое или четверо выскочили на улицу, чтобы узнать, в чем дело. Кто-то начал колотить в большой гонг, и на короткое мгновение все это показалось почти смешным — Эрлу даже пришло на ум выражение «пожарная тревога по-китайски»[12]. Полицейские во главе с шерифом растерянно высыпали во двор, пытаясь понять, что происходит.
По дороге примчался патрульный. Влетев во двор, он с трудом осадил взмыленную лошадь и начал кричать:
— Лавка Сеттера горит, и кто-то палит оттуда из нескольких стволов. Я не знаю, что там; наверное, ниггеры задумали поднять восстание!
— По коням! — заорал шериф. — Надо пресечь бунт в корне, иначе черномазые обезумеют, и тогда справиться с ними будет нелегко. Шевелитесь, мерзавцы, и живо скачите туда!
Помощники оседлали коней и проверили оружие; зарядили револьверы, вставили патроны в магазины карабинов, передернули затворы, взвели курки, — а затем без лишней суеты маленький отряд выехал за ворота и умчался по дороге, оставив за собой облако пыли.
Эрл расположился под таким углом к строению, чтобы на него выходило как можно меньше окон. В то же время он понимал, что ему нельзя красться или, напротив, торопиться. Поднявшись с земли, он уверенно направился вперед, полагая, что в обшей суматохе никто не обратит на него внимания и тем более не заметит, что у него одна лодыжка обмотана нательной рубахой Сэма. Он прошел во двор.