Страница:
– Дело в том, что большинство таких беглых скитается по округе без определенных планов и целей, они сами не знают, как им поступить, – начал Гендерсон, вглядываясь в юные, не оформившиеся еще лица, – и в первые часы, а иногда и минуты натыкаются на пост. Ловить таких – одно удовольствие. Дорожные посты рассчитаны именно на таких идиотов. Есть, однако, преступники, за которыми стоят какие-то организованные, поддерживающие их силы – они снабжают беглеца транспортом, оружием и документами. Но рано или поздно их выдает кто-то из своих. Происходит это по разным причинам, но обычно из соображений выгоды. Однако иногда, время от времени, – продолжил он, – довольно редко, среди беглецов попадаются по-настоящему одаренные экземпляры. Такой человек имеет природный дар анализа ситуации, это, если хотите, Божий дар. Добавьте к этому, что такой заключенный обычно годами вынашивает план бегства, он анализирует ошибки, которые совершил в прошлом, он достаточно умен, чтобы воспользоваться опытом других заключенных. И я должен вам сказать, что в этих случаях они таки заставляют нас попотеть. Чертовски попотеть.
– Так вы думаете, Си Ди, что Ламар заставит нас поработать?
– Пока, сынок, об этом рано судить. Но его не могут найти уже сорок восемь часов, и, кажется, он сумел спрятаться. Это впечатляет, хочу вам сказать. Так что, может быть, Ламар тот самый тип – закоренелый злодей с горячим характером, который становится все опытней и опытней. И вот что я хочу вам еще сказать: если он из таких, то поймать его будет ох как нелегко.
– Си Ди, если губернатор попросит вас помочь в расследовании, что вы ему ответите?
– Я буду решать эту задачу, как любое другое уголовное дело, вот что я ему отвечу. Я скажу, что надо искать третий пункт доказательства. Иногда можно обойтись и двумя, но никогда одним – это я вынес из долгого и горького опыта. Иногда, но только иногда, на правильный путь вас могут вывести и два пункта. Со мной это случалось пару раз. Но такая возможность очень и очень мала. Обычно требуется тщательное расследование. Что бы ни являлось сутью уголовного дела – драка на улице, бытовое преступление или гонки по шоссе, – все требует тщательного расследования, к которому надо приложить фундаментальные законы, сформулированные в определенных правилах. И самое главное из этих правил – правило третьего пункта. Оно касается любого дела, каким бы вы ни занимались. Именно так мне удалось взять Фредди-дантиста.
Это было самое шумное дело Си Ди – о нем писали в прессе и даже хотели снять фильм. Правда, потом из этой затеи почему-то ничего не вышло.
Но никто не крикнул: «Расскажите нам про Фредди-дантиста, Си Ди!» По крайней мере, в этот момент.
– Это тот…
– Да, это тот самый, – сказал Си Ди и замолчал.
Перед его глазами разворачивались страницы былой славы. Господи, как же ему захотелось глотнуть виски, чтобы сделать свою речь более плавной и свободной и рассказать им подробности этого изумительного дела, чтобы молодняк понял, как надо работать.
Это было в 1975 году. Рейс «Америкэн флайт» номер 354, Оклахома-Сити – Чикаго. Самолет был в полете уже двадцать минут, когда раздался взрыв, унесший жизни ста двадцати одной души. Останки собирали на территории четырех округов. ФБР взяло расследование в свои руки. Тип взрывного устройства установили сразу, тривиальный, как всякая самодельщина: четыре палочки динамита, соединенные проволочкой с аптекарскими часами. Немудреное приспособление разворотило самолет прежде, чем он успел набрать высоту. Ребята из ФБР догадались, что, кто бы ни совершил это преступление, оно было задумано ради обогащения. Придя к такому заключению, они проверили страховые полисы на сумму свыше ста тысяч долларов, принадлежавшие жертвам преступления. Это был первый пункт доказательства. Они выявили двадцать три подозреваемых. Затем проверили, какими инженерными и практическими познаниями в подрывном деле обладал каждый из подозреваемых, так как изготовление взрывного устройства требовало специальной подготовки и опыта. Это был второй пункт их доказательства, и, основываясь на нем, они на другой день арестовали служащего нефтяной компании, который занимался полевыми изысканиями в Чоктоу по заданию фирмы «Филлипс». Для сонарных проб в таких изысканиях регулярно применялся динамит.
Но Си Ди не купился на эту дохлую кошку. Арестованный всегда перед полетом страховал свою жену, начиная с 1958 года, когда они поженились. Ему было сорок четыре года. Семейная жизнь протекала без видимых осложнений, к тому же парень был псаломщиком в местной церкви. Правда, он обманул свою секретаршу – видимо, его единственное преступление, но оно было очень легко раскрыто, на него буквально показали пальцем. Как выяснилось, эта сторона его жизни ни для кого не являлась тайной. Но самое главное – этот человек совершенно не умел работать руками. После ареста Си Ди побывал у него дома и не обнаружил ни одной вещи, которую он сделал бы своими руками, не было даже самодельной книжной полки. В подвале не нашлось ни одного инструмента. Он знал, что между людьми, которые умеют мастерить и которые не умеют, существует непреодолимая пропасть. Он не мог поверить, что такой неумеха мог самостоятельно смастерить настоящую бомбу.
– ФБР во всех газетах раструбило о своем триумфе, – сказал Си Ди, – но, на мой взгляд, доказательства висели в воздухе. Ни дома, ни в кабинете не было обнаружено никаких следов взрывчатого вещества. Я плохо разбираюсь в бомбах, но точно знаю, что если за ее изготовление возьмется человек, у которого руки растут не оттуда, откуда надо, то на месте его работы останется воронка размером в половину округа Кливленд.
И Си Ди принялся за дело: первым пунктом доказательства он выбрал страховки от тридцати пяти до ста тысяч долларов.
– Парни из ФБР привыкли работать с организованной преступностью в Нью-Йорке. Это преступность в белых воротничках – торговцы наркотиками и подобная публика, которая не станет мараться из-за суммы, меньшей чем сто кусков. Но для человека из сельской глубинки, или мелкого торговца, или специалиста, который с трудом сводит концы с концами и вечно сидит в долгах, тридцать пять тысяч или около того – очень даже приличная сумма.
Вместо двадцати трех имен в его списке оказалось сорок семь.
Потом он поискал, какое отношение эти люди могут иметь к подрывному делу, и не нашел ровным счетом ничего. Никто из этого списка не имел ни малейшего отношения к взрывным устройствам.
Он догадался, что такой человек должен порыскать по библиотекам, чтобы поучиться. Он выяснил, что из сорока семи человек у тридцати одного был абонемент в Городской библиотеке Оклахома-Сити. В это время компьютеры были уже в ходу, поэтому никакого труда не составило узнать, что за два месяца до катастрофы один человек из составленного им списка брал на прочтение книгу «Основы изыскания с помощью взрывной техники. Руководство для геологов-нефтяников».
Этим человеком оказался Фредди Дюпон тридцати восьми лет, проживавший в городе Мидуэст, штат Оклахома, по профессии дантист.
– Дантист, подумал я, – продолжал Си Ди, обращаясь к своим слушателям, – но за каким чертом дантисту понадобилась книга о взрывах на нефтяных полях? И не является ли дантист по самому роду своей деятельности тем рукодельником, который сможет без особых затруднений собрать адскую машину?
Но этого было недостаточно. Нужен был третий пункт доказательства.
Поэтому Гендерсон взял книгу и показал ее знакомому геологу-нефтянику. Он спросил у этого человека: «Я знаю, что эта книга говорит мне. Но я хочу знать, чего она недоговаривает».
Геолог несколько минут перелистывал том, смотрел аннотацию, прочитал содержание и указатель, а потом произнес одно слово, которое вызвало нервную дрожь у Гендерсона, этой старой ищейки.
«Взрыватели» – вот единственное слово, которое он произнес. В той книге не было ни слова о взрывателях. Там не было написано, как заставить бомбу взорваться.
«Где же этот парень мог научиться делать взрыватели?» – спросил Си Ди у геолога.
«Я знаю только одно место на свете, где этому обучают. Это армия», – был ответ.
«Но он не служил в армии».
В этот момент на Си Ди нашло прозрение. Эти вояки записывают все до мелочей в свои полевые уставы.
После этого все было очень легко и просто. Позвонив в ведомство по печати правительства Соединенных Штатов, он выяснил, что зубной техник по имени Роуз Флерри, работающая вместе с доктором Дюпоном менее года, действительно заказывала полевой устав под названием «Техника изготовления детонирующих устройств в полевых условиях в войсках специального назначения». Когда книга попала к нему в руки, он обнаружил подзаголовок «Изготовление часовых механизмов из подручных средств». Описанный там механизм как две капли воды был похож на тот, что использовался при взрыве самолета. Кратковременное, в течение одного дня, наблюдение позволило выявить наличие любовной связи между Фредди и Роуз; из дознания стало известно, что они встречались на другой день после взрыва, унесшего жизни его жены и троих детей.
Си Ди допросил Роуз, осторожно расспрашивая ее в течение часа. Женщина рассказала все, что знала, не слишком лестно отозвавшись о своем любовнике, и добавила, что больше не поддерживает с ним отношений. Он был просто ни на что не годный лентяй. Куда он дел пятьдесят тысяч долларов страховки, полученной за жену? После долгого раздумья она вспомнила, что деньги пошли на веселое времяпрепровождение в Мексике, где он до этого не бывал, но куда очень хотел съездить.
– Сначала его приговорили к смерти, но потом, черт возьми, присяжные сжалились и заменили смерть пожизненным заключением. Очень забавно, что, когда мы его арестовывали, в доме у него все было заставлено моделями самолетов. Он обожал самолеты. Именно это стало третьим пунктом доказательства, что и решило исход дела.
Последнее замечание было гласом вопиющего в пустыне. Старик успел наскучить молодым коллегам. Си Ди знал, что это происходит постоянно. Они прикидывались, что хотят что-то знать, а потом им не хватало терпения и умения сосредоточиться.
Когда все разошлись отдохнуть до утра, Си Ди сделал вид, что разбирается с данными на Ламара, имеющимися в папках БРШО.
На самом же деле он засунул руку во внутренний карман плаща и извлек оттуда заветную бутылочку «харперовки». Пробка была не слишком туго завинчена. Непослушными пальцами он открыл бутылку. По-стариковски сгорбившись, сделал глоток. Жидкость огнем опалила его внутренности. Напиток отдавал жженым углем, ружейным дымом и сливами. Когда он хотел этого, алкоголь сваливал его с ног, затуманивал трезвое восприятие мира.
Бад, пытаясь уснуть, калачиком свернулся на сиденье. Шесть часов в сутки они сидели на посту, проверяя проезжающие машины, потом двенадцать часов гоняли по дорогам – это пустое времяпрепровождение какой-то идиот назвал «агрессивным патрулированием», а последние шесть часов отводились на сон. Из этих проклятых шести часов три уже прошли, и будь он проклят, если старый Си Ди не дрыхнет сейчас в управлении на койке в компании пары храпящих парней из БРШО. На улице, прямо как в кино, лаяли служебно-розыскные собаки. В углу стоял приемник-передатчик, в котором что-то постоянно хрипело и пищало. Люди в помещении чистили оружие, которое до сих пор не стреляло. Короче говоря, сон не шел.
Но нельзя сказать, что Баду уж очень не повезло. Тед и он вели машину по очереди, хотя Бад, крутивший руль больше двадцати пяти лет, терпеть не мог, если его кто-то возил. Было ли это игрой его воображения или Тед таким образом подсознательно выражал двусмысленность своего положения? Во всяком случае, Бад очень неспокойно себя чувствовал, когда Тед жал на педаль газа. Если ты служишь в дорожной полиции, то ты просто обязан любить автомобиль: ты видишь, как смерть настигает водителей на дорогах, тебе придется догонять, возможно, стрелять и убивать, но в конечном итоге все упирается в мощный автомобиль. Ты должен просто благоговеть перед этой стервой на колесах, если же ты не любишь ее, то, значит, ты выбрал не ту работу.
Однако через три часа наступит его черед вести машину. Тайная частица его души жаждала удовольствия посидеть за рулем, но все же он искренне надеялся, что этих проклятых мерзавцев поймают, после того как пройдет восемнадцать часов его вахты.
Впрочем, все это на поверхности. Если говорить правду, то Бад испытывал очень глубокое чувство счастья, которому он сам не знал названия. Потому что именно сейчас, будучи временно оторванным от нормальной жизни, будучи вынужденным заниматься охотой за людьми, он чувствовал, что внутри его существа звенят и поют ликующие струны. Это была свобода или хотя бы иллюзия свободы. Свободы для «этого».
Он сам придумал это название: «это». Это было «это». В «этом» было все дело.
«Это» было реальностью, нарушением привычного порядка, привычного положения вещей. «Это» означало, что Джен, мальчики, немудрящие радости службы отошли на второй план перед сладостью незнакомых чувств, которые он испытывал, когда был вместе с Холли, когда он предвкушал все те наслаждения, что сулило общение с ней, все те места, где они должны побывать, все дороги, которые они еще пройдут.
Бад не был романтиком. Из журналов он читал только «Оружие и снаряжение» и «Автомобиль и водитель», его понятие о радостях жизни ограничивалось возможностью пойти на бейсбольный матч в школу, чтобы посмотреть, как будет играть Джефф, и в отпуске пострелять оленей из любимого охотничьего ружья. В кино он ходил раз в год, да и это казалось ему лишним. Телевизор он не смотрел: куда-то убрали его любимого ведущего и поставили на его место какого-то дурака, что очень разозлило Бада, он посчитал это крайне глупым и перестал смотреть ящик. В основном он ходил на службу, которую исполнял очень добросовестно, в остальном же предпочитал, чтобы его не трогали. Он очень любил побыть в одиночестве.
Потом это случилось, и началось какое-то сумасшествие. Три месяца назад он патрулировал сорок четвертую дорогу и около перекрестка присмотрел себе уютную закусочную под названием «Мэри». В маленьком городишке со странным названием Цемент. В закусочной подавали горячий кофе и хрустящие поджаристые печенья, которые Бад очень любил.
Однажды, сидя за столиком со своей обычной чашкой кофе, он услышал свое имя.
– Бад? Сержант Бад Пьюти?
Он оглянулся и увидел ее. Он вспомнил девушку. Когда Тед был на практике, его приставили к Баду, и в течение шести месяцев он проходил стажировку под руководством опытного сержанта. Когда Тед получил свою первую лычку, Бад и Джен пригласили молодую чету на барбекю, обмыть событие. Потом Тед стал служить самостоятельно, и пути их разошлись.
– Холли, привет, как дела? Как тебя занесло в такую дыру?
Сначала среагировала та часть его существа, о наличии которой он успел основательно подзабыть. Нельзя сказать, что Холли была красавицей, но в ней существовала какая-то тайна, которая, как это ни покажется странным, сильно влекла к себе и дразнила Бада. Конечно, сыграли роль ее молодость, мальчишески стройное тело, эти милые веснушки, улыбка, но не только они; больше всего в ней привлекали какая-то таинственность и нечто заговорщическое. Она действительно оказалась первостатейной заговорщицей.
– Знаешь, Бад, по правде сказать, я приехала посмотреть на тебя.
– Тогда посиди пока, а я принесу тебе кофе. Ты когда-нибудь слышала, что есть такая вещь, которая называется «телефон»? С этой штукой очень просто управляться. Бросаешь в щелку десять центов и нажимаешь на несколько кнопок – и разговаривай с кем тебе угодно.
– Бад, спасибо тебе за совет, но знаешь, то, что я хочу сказать, – вещь сугубо личная.
– Это другое дело. Я надеюсь, правда, что это не какая-нибудь грустная песня, которые сотнями непрестанно крутят по радио? Ты не начнешь мне рассказывать, что Тед нашел себе какую-нибудь девочку или что-нибудь в этом роде? Я знаю, что выгляжу как Энн Лендерс, но на самом деле мне явно не хватает ее мудрости. Я мог бы тебе посоветовать: возьми пистолет, пойди и убей его. Не думаю, что Энн посоветует что-нибудь в таком роде.
Холли приветливо улыбнулась старине Баду.
– Бад, ты, наверное, любишь флиртовать и смешить девушек, да? В школе ты, я думаю, был хулиганом.
Он не был хулиганом. Он был большим неловким увальнем. Когда люди узнавали его ближе, они понимали, что он не настолько глуп, как выглядит со стороны. Он всегда стеснялся девушек и женился на первой же хорошенькой из них, которая обратила на него благосклонное внимание.
– Конечно был.
– Ну в общем, – сказала она, – ты не так уж далек от истины. Но я не думаю, что дело в женщине. Это что-то другое. С ним что-то происходит. Последнее время он меня просто не замечает. Может, с ним что-то случилось на службе, то, о чем я не знаю, но хочу узнать.
Это было правдой. Тед замкнулся в себе. Он сторонился товарищей и в свободное время предпочитал оставаться в одиночестве. Он перестал быть частью сообщества дорожных полицейских и их культуры – тренажерного зала, тира, радиоигр, гонок на автомобилях, а если человек выпадал из этого круга, то почти со стопроцентной гарантией ему было суждено застрять на всю жизнь в младших сержантах.
– Может, он что-то задумал?
– Он всем своим видом говорит это, когда ничего не говорит.
– Должно быть, вам несладко живется.
– Но Бад Пьюти не позволяет себе так распускать нюни.
– Старый Бад Пьюти уже прошел через все это, Холли. Оставь его на какое-то время в покое. Может, он просто не рожден быть полицейским. В этом нет ничего стыдного. Я клянусь тебе, на свете существует много всяких профессий, которыми вы с ним сможете гордиться. Наш хлеб очень тяжел, и я не раз проклинал себя за то, что избрал именно эту профессию.
– Ты говоришь прямо как Джон Уэйн[3], но я не могу поверить в то, что ты сказал, хотя мне очень нравится, как ты пытаешься меня утешить.
Она рассмеялась, и Бад вдруг понял, что ему было бы очень легко любить ее. Иногда он жалел, что не смог тогда остановить то мгновение и оставить все как было в тот миг. Он с радостью запечатлел навеки этот эпизод в своем сердце: ее смех, радость, которую он ощущал, слыша его, ее красоту и осознание того, что он поступает по совести.
Через две недели после этого события он уже ни о ком, кроме нее, и думать не мог. Он позвонил ей под тем предлогом, что что-то придумал насчет Теда.
Вот тогда началось «это».
– Бад!
С соседней банкетки его окликнул Тед.
– Что тебе, Тед?
– Бад, я не могу уснуть. Пойду посижу в машине.
– Тед, тебе надо поспать.
– Но я не могу.
– Тед, прояви побольше характера. Тебя что-то тревожит?
– Я хочу тебе кое-что рассказать, Бад. Может, ты скажешь мне, что делать.
Бад смотрел, как Тед пробрался к выходу и исчез за дверью. Он постарался представить, что может чувствовать сейчас Тед. Может, ему так отвратительно, потому что он вынужден патрулировать в паре с человеком, который спит с его женой? Но сам-то он с ней не спал. С тех пор как Тед сбрендил, он стал спать отдельно. Бад не верил, что Холли способна на гадость, и некоторые вещи, о которых она рассказывала, вызывали у него тошноту. Тед по ночам в одиночестве смотрел по видику грязную порнографию. Тед перестал обращать на нее как на женщину внимание. Он вообще как будто забыл о ее существовании и жил своей отдельной жизнью.
«Тед, друг мой, ты совершил глупейший промах. Я с радостью бы тебе помог, но я слишком заинтересованная сторона».
Они находились на развилке дорог, ведущих в Чикапей и Анадарко, где был потерян след братьев Пай и где предположительно их можно было встретить. (Правда, Бад не думал, что это произойдет: каким бы ни был Ламар, трудно представить, что он настолько глуп, чтобы остаться здесь.) Тед нарушил тяжелое молчание:
– Бад, мне надо тебе кое-что сказать, что у меня наболело.
– Ну, если наболело, то скажи, душе легче станет.
Лицо молодого полицейского исказилось от страдания.
Он мучительно подыскивал слова. Наконец он решился и начал:
– Ох, Бад… меня последнее время изнутри что-то сжирает. Это продолжается уже несколько месяцев. Я даже обращался к психиатру, к тому, который сидит в Департаменте общественного здравоохранения, там они принимают бесплатно государственных служащих, ну и нашего брата тоже. Но ты первый, кому я рассказываю все как есть.
– Это ты хорошо придумал. Рассказывай. А потом мы попробуем собрать все части воедино, может, что и получится.
– Дело вот в чем: у меня больше нет сил ходить на эту службу. Я выдохся.
Так вот в чем дело. На мгновение в машине повисла тишина. С обеих сторон дороги были бескрайние поля, на ветру поверхность их покрывалась рябью, как воды волшебной зеленой реки. На горизонте не было ни одной горы, поля пшеницы сменялись пастбищами и плантациями люцерны. Все это красиво, как на картинке, зеленело в лучах солнца. Скоро показался и Анадарко – заброшенный, безлюдный городок, окруженный живым поясом заводиков, производящих сыры для закусочных быстрого питания. Центр же города был пуст и мертв.
– Гнусная наша работа, Тед. Каждый из нас ощущает это, когда берет в руки оружие. Ты попадаешь в мир ненормальных: торговцы наркотиками в Талсе, трущобные банды со своими страшными отношениями, когда ты в любой момент можешь получить пулю в лоб. Я сам порой чувствую то же, что и ты, особенно в наше время, когда у каждого преступника в кармане пистолет.
– Нет, Бад, это не то. Ты о волнении во время дежурства. Об этом же говорят и психоаналитики. Но у меня другое, что-то более глубокое.
– Наверное, это так, раз ты говоришь, Тед. Но в нашем деле каждый ощущает на шее удавку.
– Около года назад я получил по радио позывные десять-семьдесят, радар подал сигнал, что на дороге что-то произошло. Около Новы – это в тридцати километрах от Оклахома-Сити. Было около трех часов утра. Вокруг ни одной живой души. До самого горизонта ни одного огонька. Я связался с диспетчером и выяснил, что на дороге убит человек. При нем не обнаружили никаких документов. И я, сам не знаю почему, испугался. Я вспомнил, что несколько лет назад в этом месте был убит полицейский, парень был, кажется, из Мэриленда. Он получил пулю в голову, и этого оказалось достаточно.
– Я помню этот случай, Тед. Я был на его похоронах.
– Тем не менее я увидел машину и остановил ее… В ней было четверо черных. В машине, можно сказать, просто воняло наркотиками. Они сидели в кепочках, в поношенных костюмах. За душой у них точно что-то было, они неплохо развлеклись в ту ночь, это точно, мне надо было сообщить всем постам, не сходя с места. Я потребовал у водителя права, и он их достал. Я кожей почувствовал, как в меня впились восемь глаз. И я посмотрел на них. Они тоже внимательно уставились на меня, дымя мне в лицо травкой. Я стоял перед ними один-одинешенек, и я подумал, что мне пришел конец. Я знал, что они уже передернули затворы в своих пушках. А теперь просто выжидали, глядя на меня, когда я спровоцирую их. Вот тогда я заметил первую пушку. Это была АР-15, такая же, как у меня, только с укороченным стволом. С заднего сиденья высунулся еще один. У него был долбаный «узи». На заднем сиденье сидел еще один тип и нянчил в руках что-то, я даже не знаю, как называется эта штука, что-то странное с лазерным прицелом, патроны размером с банан. И вот перед ними я со своим жалким шестизарядным «Смитом». Черт возьми, Бад, мой отец воевал во Вьетнаме, его отец воевал в Корее и с немцами во Второй мировой войне. По мужской линии Пепперы всегда служили в армии, и неплохо служили. Но мне в тот момент стало так плохо, что я чуть не упал в обморок. У меня нет мужества.
– Тед…
– Так вот, я вернул ему права. Извинился, что остановил их. И, стоя на дороге, наблюдал, как они уезжают. Они смеялись. Я слышал их хохот, пока они отъезжали. Я вернулся в джип. Я плакал. Я сидел в машине и плакал.
Тед сидел рядом с Бадом, лицо его выглядело каким-то помятым, в глазах была пустота. Он позволил этому чувству съесть себя заживо.
– Тед, брось, ты очень хороший молодой полицейский, – сказал наконец Бад. – Тебе должно быть стыдно, что ты так переживаешь по этому поводу. Иногда приходится и отступить. Эти мальчики просто застали тебя врасплох. Да и был ли смысл дать им себя убить без всякой пользы для дела? Может, они уже давно перестреляли друг друга сами. Надо примириться с тем, что случилось, и дать себе клятву, что впредь будешь вести себя безупречно, чтобы не пришлось пасовать перед этой мразью, вот и весь фокус.
– Бад, тебе когда-нибудь приходилось ошибаться? Ты когда-нибудь чувствуешь себя виноватым? Думаю, что нет. Ты естественный тип человека, который проходит по жизни, не копаясь в своих чувствах. Боже, как бы я хотел быть похожим на тебя! Иногда мне кажется, что Холли хочет, чтоб я был таким, как ты. Твое имя она вспоминает постоянно: Бад то, Бад это. И иногда я тебя за это ненавижу.
– Тед, я…
– Какого черта, Бад. Это же не твоя вина. Хотя в какой-то степени ты виноват. Просто у тебя есть мужество, которого нет у меня.
– Слушай, Тед, правда состоит в том, что в своей жизни я не совершил ни одного по-настоящему мужественного поступка. Я не представляю себе, как поведу себя под пулями, и я надеюсь, что мне никогда не представится случай узнать это на практике. Это единственная вещь во мне, которой ты не знал, – сказал Бад.
– Так вы думаете, Си Ди, что Ламар заставит нас поработать?
– Пока, сынок, об этом рано судить. Но его не могут найти уже сорок восемь часов, и, кажется, он сумел спрятаться. Это впечатляет, хочу вам сказать. Так что, может быть, Ламар тот самый тип – закоренелый злодей с горячим характером, который становится все опытней и опытней. И вот что я хочу вам еще сказать: если он из таких, то поймать его будет ох как нелегко.
– Си Ди, если губернатор попросит вас помочь в расследовании, что вы ему ответите?
– Я буду решать эту задачу, как любое другое уголовное дело, вот что я ему отвечу. Я скажу, что надо искать третий пункт доказательства. Иногда можно обойтись и двумя, но никогда одним – это я вынес из долгого и горького опыта. Иногда, но только иногда, на правильный путь вас могут вывести и два пункта. Со мной это случалось пару раз. Но такая возможность очень и очень мала. Обычно требуется тщательное расследование. Что бы ни являлось сутью уголовного дела – драка на улице, бытовое преступление или гонки по шоссе, – все требует тщательного расследования, к которому надо приложить фундаментальные законы, сформулированные в определенных правилах. И самое главное из этих правил – правило третьего пункта. Оно касается любого дела, каким бы вы ни занимались. Именно так мне удалось взять Фредди-дантиста.
Это было самое шумное дело Си Ди – о нем писали в прессе и даже хотели снять фильм. Правда, потом из этой затеи почему-то ничего не вышло.
Но никто не крикнул: «Расскажите нам про Фредди-дантиста, Си Ди!» По крайней мере, в этот момент.
– Это тот…
– Да, это тот самый, – сказал Си Ди и замолчал.
Перед его глазами разворачивались страницы былой славы. Господи, как же ему захотелось глотнуть виски, чтобы сделать свою речь более плавной и свободной и рассказать им подробности этого изумительного дела, чтобы молодняк понял, как надо работать.
Это было в 1975 году. Рейс «Америкэн флайт» номер 354, Оклахома-Сити – Чикаго. Самолет был в полете уже двадцать минут, когда раздался взрыв, унесший жизни ста двадцати одной души. Останки собирали на территории четырех округов. ФБР взяло расследование в свои руки. Тип взрывного устройства установили сразу, тривиальный, как всякая самодельщина: четыре палочки динамита, соединенные проволочкой с аптекарскими часами. Немудреное приспособление разворотило самолет прежде, чем он успел набрать высоту. Ребята из ФБР догадались, что, кто бы ни совершил это преступление, оно было задумано ради обогащения. Придя к такому заключению, они проверили страховые полисы на сумму свыше ста тысяч долларов, принадлежавшие жертвам преступления. Это был первый пункт доказательства. Они выявили двадцать три подозреваемых. Затем проверили, какими инженерными и практическими познаниями в подрывном деле обладал каждый из подозреваемых, так как изготовление взрывного устройства требовало специальной подготовки и опыта. Это был второй пункт их доказательства, и, основываясь на нем, они на другой день арестовали служащего нефтяной компании, который занимался полевыми изысканиями в Чоктоу по заданию фирмы «Филлипс». Для сонарных проб в таких изысканиях регулярно применялся динамит.
Но Си Ди не купился на эту дохлую кошку. Арестованный всегда перед полетом страховал свою жену, начиная с 1958 года, когда они поженились. Ему было сорок четыре года. Семейная жизнь протекала без видимых осложнений, к тому же парень был псаломщиком в местной церкви. Правда, он обманул свою секретаршу – видимо, его единственное преступление, но оно было очень легко раскрыто, на него буквально показали пальцем. Как выяснилось, эта сторона его жизни ни для кого не являлась тайной. Но самое главное – этот человек совершенно не умел работать руками. После ареста Си Ди побывал у него дома и не обнаружил ни одной вещи, которую он сделал бы своими руками, не было даже самодельной книжной полки. В подвале не нашлось ни одного инструмента. Он знал, что между людьми, которые умеют мастерить и которые не умеют, существует непреодолимая пропасть. Он не мог поверить, что такой неумеха мог самостоятельно смастерить настоящую бомбу.
– ФБР во всех газетах раструбило о своем триумфе, – сказал Си Ди, – но, на мой взгляд, доказательства висели в воздухе. Ни дома, ни в кабинете не было обнаружено никаких следов взрывчатого вещества. Я плохо разбираюсь в бомбах, но точно знаю, что если за ее изготовление возьмется человек, у которого руки растут не оттуда, откуда надо, то на месте его работы останется воронка размером в половину округа Кливленд.
И Си Ди принялся за дело: первым пунктом доказательства он выбрал страховки от тридцати пяти до ста тысяч долларов.
– Парни из ФБР привыкли работать с организованной преступностью в Нью-Йорке. Это преступность в белых воротничках – торговцы наркотиками и подобная публика, которая не станет мараться из-за суммы, меньшей чем сто кусков. Но для человека из сельской глубинки, или мелкого торговца, или специалиста, который с трудом сводит концы с концами и вечно сидит в долгах, тридцать пять тысяч или около того – очень даже приличная сумма.
Вместо двадцати трех имен в его списке оказалось сорок семь.
Потом он поискал, какое отношение эти люди могут иметь к подрывному делу, и не нашел ровным счетом ничего. Никто из этого списка не имел ни малейшего отношения к взрывным устройствам.
Он догадался, что такой человек должен порыскать по библиотекам, чтобы поучиться. Он выяснил, что из сорока семи человек у тридцати одного был абонемент в Городской библиотеке Оклахома-Сити. В это время компьютеры были уже в ходу, поэтому никакого труда не составило узнать, что за два месяца до катастрофы один человек из составленного им списка брал на прочтение книгу «Основы изыскания с помощью взрывной техники. Руководство для геологов-нефтяников».
Этим человеком оказался Фредди Дюпон тридцати восьми лет, проживавший в городе Мидуэст, штат Оклахома, по профессии дантист.
– Дантист, подумал я, – продолжал Си Ди, обращаясь к своим слушателям, – но за каким чертом дантисту понадобилась книга о взрывах на нефтяных полях? И не является ли дантист по самому роду своей деятельности тем рукодельником, который сможет без особых затруднений собрать адскую машину?
Но этого было недостаточно. Нужен был третий пункт доказательства.
Поэтому Гендерсон взял книгу и показал ее знакомому геологу-нефтянику. Он спросил у этого человека: «Я знаю, что эта книга говорит мне. Но я хочу знать, чего она недоговаривает».
Геолог несколько минут перелистывал том, смотрел аннотацию, прочитал содержание и указатель, а потом произнес одно слово, которое вызвало нервную дрожь у Гендерсона, этой старой ищейки.
«Взрыватели» – вот единственное слово, которое он произнес. В той книге не было ни слова о взрывателях. Там не было написано, как заставить бомбу взорваться.
«Где же этот парень мог научиться делать взрыватели?» – спросил Си Ди у геолога.
«Я знаю только одно место на свете, где этому обучают. Это армия», – был ответ.
«Но он не служил в армии».
В этот момент на Си Ди нашло прозрение. Эти вояки записывают все до мелочей в свои полевые уставы.
После этого все было очень легко и просто. Позвонив в ведомство по печати правительства Соединенных Штатов, он выяснил, что зубной техник по имени Роуз Флерри, работающая вместе с доктором Дюпоном менее года, действительно заказывала полевой устав под названием «Техника изготовления детонирующих устройств в полевых условиях в войсках специального назначения». Когда книга попала к нему в руки, он обнаружил подзаголовок «Изготовление часовых механизмов из подручных средств». Описанный там механизм как две капли воды был похож на тот, что использовался при взрыве самолета. Кратковременное, в течение одного дня, наблюдение позволило выявить наличие любовной связи между Фредди и Роуз; из дознания стало известно, что они встречались на другой день после взрыва, унесшего жизни его жены и троих детей.
Си Ди допросил Роуз, осторожно расспрашивая ее в течение часа. Женщина рассказала все, что знала, не слишком лестно отозвавшись о своем любовнике, и добавила, что больше не поддерживает с ним отношений. Он был просто ни на что не годный лентяй. Куда он дел пятьдесят тысяч долларов страховки, полученной за жену? После долгого раздумья она вспомнила, что деньги пошли на веселое времяпрепровождение в Мексике, где он до этого не бывал, но куда очень хотел съездить.
– Сначала его приговорили к смерти, но потом, черт возьми, присяжные сжалились и заменили смерть пожизненным заключением. Очень забавно, что, когда мы его арестовывали, в доме у него все было заставлено моделями самолетов. Он обожал самолеты. Именно это стало третьим пунктом доказательства, что и решило исход дела.
Последнее замечание было гласом вопиющего в пустыне. Старик успел наскучить молодым коллегам. Си Ди знал, что это происходит постоянно. Они прикидывались, что хотят что-то знать, а потом им не хватало терпения и умения сосредоточиться.
Когда все разошлись отдохнуть до утра, Си Ди сделал вид, что разбирается с данными на Ламара, имеющимися в папках БРШО.
На самом же деле он засунул руку во внутренний карман плаща и извлек оттуда заветную бутылочку «харперовки». Пробка была не слишком туго завинчена. Непослушными пальцами он открыл бутылку. По-стариковски сгорбившись, сделал глоток. Жидкость огнем опалила его внутренности. Напиток отдавал жженым углем, ружейным дымом и сливами. Когда он хотел этого, алкоголь сваливал его с ног, затуманивал трезвое восприятие мира.
Бад, пытаясь уснуть, калачиком свернулся на сиденье. Шесть часов в сутки они сидели на посту, проверяя проезжающие машины, потом двенадцать часов гоняли по дорогам – это пустое времяпрепровождение какой-то идиот назвал «агрессивным патрулированием», а последние шесть часов отводились на сон. Из этих проклятых шести часов три уже прошли, и будь он проклят, если старый Си Ди не дрыхнет сейчас в управлении на койке в компании пары храпящих парней из БРШО. На улице, прямо как в кино, лаяли служебно-розыскные собаки. В углу стоял приемник-передатчик, в котором что-то постоянно хрипело и пищало. Люди в помещении чистили оружие, которое до сих пор не стреляло. Короче говоря, сон не шел.
Но нельзя сказать, что Баду уж очень не повезло. Тед и он вели машину по очереди, хотя Бад, крутивший руль больше двадцати пяти лет, терпеть не мог, если его кто-то возил. Было ли это игрой его воображения или Тед таким образом подсознательно выражал двусмысленность своего положения? Во всяком случае, Бад очень неспокойно себя чувствовал, когда Тед жал на педаль газа. Если ты служишь в дорожной полиции, то ты просто обязан любить автомобиль: ты видишь, как смерть настигает водителей на дорогах, тебе придется догонять, возможно, стрелять и убивать, но в конечном итоге все упирается в мощный автомобиль. Ты должен просто благоговеть перед этой стервой на колесах, если же ты не любишь ее, то, значит, ты выбрал не ту работу.
Однако через три часа наступит его черед вести машину. Тайная частица его души жаждала удовольствия посидеть за рулем, но все же он искренне надеялся, что этих проклятых мерзавцев поймают, после того как пройдет восемнадцать часов его вахты.
Впрочем, все это на поверхности. Если говорить правду, то Бад испытывал очень глубокое чувство счастья, которому он сам не знал названия. Потому что именно сейчас, будучи временно оторванным от нормальной жизни, будучи вынужденным заниматься охотой за людьми, он чувствовал, что внутри его существа звенят и поют ликующие струны. Это была свобода или хотя бы иллюзия свободы. Свободы для «этого».
Он сам придумал это название: «это». Это было «это». В «этом» было все дело.
«Это» было реальностью, нарушением привычного порядка, привычного положения вещей. «Это» означало, что Джен, мальчики, немудрящие радости службы отошли на второй план перед сладостью незнакомых чувств, которые он испытывал, когда был вместе с Холли, когда он предвкушал все те наслаждения, что сулило общение с ней, все те места, где они должны побывать, все дороги, которые они еще пройдут.
Бад не был романтиком. Из журналов он читал только «Оружие и снаряжение» и «Автомобиль и водитель», его понятие о радостях жизни ограничивалось возможностью пойти на бейсбольный матч в школу, чтобы посмотреть, как будет играть Джефф, и в отпуске пострелять оленей из любимого охотничьего ружья. В кино он ходил раз в год, да и это казалось ему лишним. Телевизор он не смотрел: куда-то убрали его любимого ведущего и поставили на его место какого-то дурака, что очень разозлило Бада, он посчитал это крайне глупым и перестал смотреть ящик. В основном он ходил на службу, которую исполнял очень добросовестно, в остальном же предпочитал, чтобы его не трогали. Он очень любил побыть в одиночестве.
Потом это случилось, и началось какое-то сумасшествие. Три месяца назад он патрулировал сорок четвертую дорогу и около перекрестка присмотрел себе уютную закусочную под названием «Мэри». В маленьком городишке со странным названием Цемент. В закусочной подавали горячий кофе и хрустящие поджаристые печенья, которые Бад очень любил.
Однажды, сидя за столиком со своей обычной чашкой кофе, он услышал свое имя.
– Бад? Сержант Бад Пьюти?
Он оглянулся и увидел ее. Он вспомнил девушку. Когда Тед был на практике, его приставили к Баду, и в течение шести месяцев он проходил стажировку под руководством опытного сержанта. Когда Тед получил свою первую лычку, Бад и Джен пригласили молодую чету на барбекю, обмыть событие. Потом Тед стал служить самостоятельно, и пути их разошлись.
– Холли, привет, как дела? Как тебя занесло в такую дыру?
Сначала среагировала та часть его существа, о наличии которой он успел основательно подзабыть. Нельзя сказать, что Холли была красавицей, но в ней существовала какая-то тайна, которая, как это ни покажется странным, сильно влекла к себе и дразнила Бада. Конечно, сыграли роль ее молодость, мальчишески стройное тело, эти милые веснушки, улыбка, но не только они; больше всего в ней привлекали какая-то таинственность и нечто заговорщическое. Она действительно оказалась первостатейной заговорщицей.
– Знаешь, Бад, по правде сказать, я приехала посмотреть на тебя.
– Тогда посиди пока, а я принесу тебе кофе. Ты когда-нибудь слышала, что есть такая вещь, которая называется «телефон»? С этой штукой очень просто управляться. Бросаешь в щелку десять центов и нажимаешь на несколько кнопок – и разговаривай с кем тебе угодно.
– Бад, спасибо тебе за совет, но знаешь, то, что я хочу сказать, – вещь сугубо личная.
– Это другое дело. Я надеюсь, правда, что это не какая-нибудь грустная песня, которые сотнями непрестанно крутят по радио? Ты не начнешь мне рассказывать, что Тед нашел себе какую-нибудь девочку или что-нибудь в этом роде? Я знаю, что выгляжу как Энн Лендерс, но на самом деле мне явно не хватает ее мудрости. Я мог бы тебе посоветовать: возьми пистолет, пойди и убей его. Не думаю, что Энн посоветует что-нибудь в таком роде.
Холли приветливо улыбнулась старине Баду.
– Бад, ты, наверное, любишь флиртовать и смешить девушек, да? В школе ты, я думаю, был хулиганом.
Он не был хулиганом. Он был большим неловким увальнем. Когда люди узнавали его ближе, они понимали, что он не настолько глуп, как выглядит со стороны. Он всегда стеснялся девушек и женился на первой же хорошенькой из них, которая обратила на него благосклонное внимание.
– Конечно был.
– Ну в общем, – сказала она, – ты не так уж далек от истины. Но я не думаю, что дело в женщине. Это что-то другое. С ним что-то происходит. Последнее время он меня просто не замечает. Может, с ним что-то случилось на службе, то, о чем я не знаю, но хочу узнать.
Это было правдой. Тед замкнулся в себе. Он сторонился товарищей и в свободное время предпочитал оставаться в одиночестве. Он перестал быть частью сообщества дорожных полицейских и их культуры – тренажерного зала, тира, радиоигр, гонок на автомобилях, а если человек выпадал из этого круга, то почти со стопроцентной гарантией ему было суждено застрять на всю жизнь в младших сержантах.
– Может, он что-то задумал?
– Он всем своим видом говорит это, когда ничего не говорит.
– Должно быть, вам несладко живется.
– Но Бад Пьюти не позволяет себе так распускать нюни.
– Старый Бад Пьюти уже прошел через все это, Холли. Оставь его на какое-то время в покое. Может, он просто не рожден быть полицейским. В этом нет ничего стыдного. Я клянусь тебе, на свете существует много всяких профессий, которыми вы с ним сможете гордиться. Наш хлеб очень тяжел, и я не раз проклинал себя за то, что избрал именно эту профессию.
– Ты говоришь прямо как Джон Уэйн[3], но я не могу поверить в то, что ты сказал, хотя мне очень нравится, как ты пытаешься меня утешить.
Она рассмеялась, и Бад вдруг понял, что ему было бы очень легко любить ее. Иногда он жалел, что не смог тогда остановить то мгновение и оставить все как было в тот миг. Он с радостью запечатлел навеки этот эпизод в своем сердце: ее смех, радость, которую он ощущал, слыша его, ее красоту и осознание того, что он поступает по совести.
Через две недели после этого события он уже ни о ком, кроме нее, и думать не мог. Он позвонил ей под тем предлогом, что что-то придумал насчет Теда.
Вот тогда началось «это».
– Бад!
С соседней банкетки его окликнул Тед.
– Что тебе, Тед?
– Бад, я не могу уснуть. Пойду посижу в машине.
– Тед, тебе надо поспать.
– Но я не могу.
– Тед, прояви побольше характера. Тебя что-то тревожит?
– Я хочу тебе кое-что рассказать, Бад. Может, ты скажешь мне, что делать.
Бад смотрел, как Тед пробрался к выходу и исчез за дверью. Он постарался представить, что может чувствовать сейчас Тед. Может, ему так отвратительно, потому что он вынужден патрулировать в паре с человеком, который спит с его женой? Но сам-то он с ней не спал. С тех пор как Тед сбрендил, он стал спать отдельно. Бад не верил, что Холли способна на гадость, и некоторые вещи, о которых она рассказывала, вызывали у него тошноту. Тед по ночам в одиночестве смотрел по видику грязную порнографию. Тед перестал обращать на нее как на женщину внимание. Он вообще как будто забыл о ее существовании и жил своей отдельной жизнью.
«Тед, друг мой, ты совершил глупейший промах. Я с радостью бы тебе помог, но я слишком заинтересованная сторона».
Они находились на развилке дорог, ведущих в Чикапей и Анадарко, где был потерян след братьев Пай и где предположительно их можно было встретить. (Правда, Бад не думал, что это произойдет: каким бы ни был Ламар, трудно представить, что он настолько глуп, чтобы остаться здесь.) Тед нарушил тяжелое молчание:
– Бад, мне надо тебе кое-что сказать, что у меня наболело.
– Ну, если наболело, то скажи, душе легче станет.
Лицо молодого полицейского исказилось от страдания.
Он мучительно подыскивал слова. Наконец он решился и начал:
– Ох, Бад… меня последнее время изнутри что-то сжирает. Это продолжается уже несколько месяцев. Я даже обращался к психиатру, к тому, который сидит в Департаменте общественного здравоохранения, там они принимают бесплатно государственных служащих, ну и нашего брата тоже. Но ты первый, кому я рассказываю все как есть.
– Это ты хорошо придумал. Рассказывай. А потом мы попробуем собрать все части воедино, может, что и получится.
– Дело вот в чем: у меня больше нет сил ходить на эту службу. Я выдохся.
Так вот в чем дело. На мгновение в машине повисла тишина. С обеих сторон дороги были бескрайние поля, на ветру поверхность их покрывалась рябью, как воды волшебной зеленой реки. На горизонте не было ни одной горы, поля пшеницы сменялись пастбищами и плантациями люцерны. Все это красиво, как на картинке, зеленело в лучах солнца. Скоро показался и Анадарко – заброшенный, безлюдный городок, окруженный живым поясом заводиков, производящих сыры для закусочных быстрого питания. Центр же города был пуст и мертв.
– Гнусная наша работа, Тед. Каждый из нас ощущает это, когда берет в руки оружие. Ты попадаешь в мир ненормальных: торговцы наркотиками в Талсе, трущобные банды со своими страшными отношениями, когда ты в любой момент можешь получить пулю в лоб. Я сам порой чувствую то же, что и ты, особенно в наше время, когда у каждого преступника в кармане пистолет.
– Нет, Бад, это не то. Ты о волнении во время дежурства. Об этом же говорят и психоаналитики. Но у меня другое, что-то более глубокое.
– Наверное, это так, раз ты говоришь, Тед. Но в нашем деле каждый ощущает на шее удавку.
– Около года назад я получил по радио позывные десять-семьдесят, радар подал сигнал, что на дороге что-то произошло. Около Новы – это в тридцати километрах от Оклахома-Сити. Было около трех часов утра. Вокруг ни одной живой души. До самого горизонта ни одного огонька. Я связался с диспетчером и выяснил, что на дороге убит человек. При нем не обнаружили никаких документов. И я, сам не знаю почему, испугался. Я вспомнил, что несколько лет назад в этом месте был убит полицейский, парень был, кажется, из Мэриленда. Он получил пулю в голову, и этого оказалось достаточно.
– Я помню этот случай, Тед. Я был на его похоронах.
– Тем не менее я увидел машину и остановил ее… В ней было четверо черных. В машине, можно сказать, просто воняло наркотиками. Они сидели в кепочках, в поношенных костюмах. За душой у них точно что-то было, они неплохо развлеклись в ту ночь, это точно, мне надо было сообщить всем постам, не сходя с места. Я потребовал у водителя права, и он их достал. Я кожей почувствовал, как в меня впились восемь глаз. И я посмотрел на них. Они тоже внимательно уставились на меня, дымя мне в лицо травкой. Я стоял перед ними один-одинешенек, и я подумал, что мне пришел конец. Я знал, что они уже передернули затворы в своих пушках. А теперь просто выжидали, глядя на меня, когда я спровоцирую их. Вот тогда я заметил первую пушку. Это была АР-15, такая же, как у меня, только с укороченным стволом. С заднего сиденья высунулся еще один. У него был долбаный «узи». На заднем сиденье сидел еще один тип и нянчил в руках что-то, я даже не знаю, как называется эта штука, что-то странное с лазерным прицелом, патроны размером с банан. И вот перед ними я со своим жалким шестизарядным «Смитом». Черт возьми, Бад, мой отец воевал во Вьетнаме, его отец воевал в Корее и с немцами во Второй мировой войне. По мужской линии Пепперы всегда служили в армии, и неплохо служили. Но мне в тот момент стало так плохо, что я чуть не упал в обморок. У меня нет мужества.
– Тед…
– Так вот, я вернул ему права. Извинился, что остановил их. И, стоя на дороге, наблюдал, как они уезжают. Они смеялись. Я слышал их хохот, пока они отъезжали. Я вернулся в джип. Я плакал. Я сидел в машине и плакал.
Тед сидел рядом с Бадом, лицо его выглядело каким-то помятым, в глазах была пустота. Он позволил этому чувству съесть себя заживо.
– Тед, брось, ты очень хороший молодой полицейский, – сказал наконец Бад. – Тебе должно быть стыдно, что ты так переживаешь по этому поводу. Иногда приходится и отступить. Эти мальчики просто застали тебя врасплох. Да и был ли смысл дать им себя убить без всякой пользы для дела? Может, они уже давно перестреляли друг друга сами. Надо примириться с тем, что случилось, и дать себе клятву, что впредь будешь вести себя безупречно, чтобы не пришлось пасовать перед этой мразью, вот и весь фокус.
– Бад, тебе когда-нибудь приходилось ошибаться? Ты когда-нибудь чувствуешь себя виноватым? Думаю, что нет. Ты естественный тип человека, который проходит по жизни, не копаясь в своих чувствах. Боже, как бы я хотел быть похожим на тебя! Иногда мне кажется, что Холли хочет, чтоб я был таким, как ты. Твое имя она вспоминает постоянно: Бад то, Бад это. И иногда я тебя за это ненавижу.
– Тед, я…
– Какого черта, Бад. Это же не твоя вина. Хотя в какой-то степени ты виноват. Просто у тебя есть мужество, которого нет у меня.
– Слушай, Тед, правда состоит в том, что в своей жизни я не совершил ни одного по-настоящему мужественного поступка. Я не представляю себе, как поведу себя под пулями, и я надеюсь, что мне никогда не представится случай узнать это на практике. Это единственная вещь во мне, которой ты не знал, – сказал Бад.