– Что ж, пока салат не прибыл, пойду-ка я проверю, что там у них в аквариуме, – решил Сет. – Уверен, вы двое развлечете друг друга, пока я буду отсутствовать.
И Мелоди, и Джеймс молчали; установилась тишина, дрожащая как сильно натянутый провод. Она подняла глаза и поймала его взгляд: он наблюдал за ней. Сразу же поспешил отвернуться и стал смотреть в окно, как накатываются волны на песчаный берет. Мелоди была предоставлена возможность любоваться на досуге его профилем.
Может, со временем образ другого мужчины вытеснит из ее памяти Джеймса, мощного и уверенного на фоне огня камина, Джеймса, властно и горячо целующего ее податливый и уступчивый рот? Едва ли, решила она и почувствовала прилив боли.
Джеймс пригубил вино, продолжая смотреть на залитый электрическим светом участок берега за окном.
– Мы не очень-то стараемся развлечь друг друга, не так ли? – пробормотал Джеймс.
– Боюсь, ты прав.
Неужели он считает, что им следовало бы поразвлекаться? Или надеется, что она будет вымаливать доброе слово, чтобы уменьшить свои страдания?
– Тебя шокировало поведение моего отца?
– Нет, Джеймс, – обиделась она. – Мне очень нравится твой отец и меня, можно сказать, освежает его отношение к жизни. А почему ты спрашиваешь? Из-за того, что тебе стало не по себе?
– Вовсе нет, но ведь я и произошел из…
– Из другой части города – по ту сторону водораздела, – усталым голосом закончила его мысль Мелоди. – Я знаю, Джеймс. Ты стараешься, чтобы я никогда этого не забывала.
– Ты не хотела бы потанцевать? Таких безличных приглашений Мелоди никогда не получала.
– Нет, – заверила она Джеймса. – Твой гость сегодня вечером – твой отец, а со мной тебе просто приходится возиться. Поэтому, независимо от его указаний, прошу тебя, не считай себя обязанным развлекать меня.
Джеймс усмехнулся с тонкой иронией и покрутил между пальцами свой бокал.
– Я редко ощущаю, что обязан сделать что-то, Мелоди. Не чаще, чем желание заставить другого делать что-либо против его воли. Ты можешь сказать то же о себе? Или ты надеешься, что твои друзья в совете заметут мои возражения под ковер и позволят тебе на всех парах устремиться вперед, чтобы при помощи метода принудительного питания заткнуть моему отцу и его друзьям глотку твоими благотворительными, без сомнения, честными намерениями.
– Я знаю, это было ошибкой, – согласиться поехать с вами на ужин. – Мелоди поставила на стол свой нетронутый бокал и встала.
– О, горе мне! – с издевкой огорчился Джеймс. – Миледи, вы уходите так рано?
Оправив на бедрах тесно прилегающую юбку, Мелоди отозвалась с ноткой презрения:
– Нет. Я просто решила, что танцевать с тобой предпочтительнее, чем разговаривать. Вот и все. Предполагаю, приглашение еще в силе?
– Как угодно. Не застраховать ли мне предварительно жизнь? – Он отодвинул свое кресло. Его улыбка выглядела так же примирительно, как керосин, когда его подливают в огонь.
– Нет никакой необходимости, – огрызнулась она, увлекая Джеймса на танцевальную площадку, пожалуй, с несколько большей решительностью, нежели полагается леди. – Твое убийство я планирую на другое время, когда не будет никого вокруг, ни одного свидетеля этого счастливого события.
– Если ты находишь меня настолько невыносимым, – сказал он, обнимая ее одной рукой за талию и положив другую ей на затылок, – то почему согласилась тогда работать со мной в комиссии?
Джеймс танцевал превосходно. А чему здесь удивляться? Он все делал превосходно – вплоть до любовных утех с женщиной, которую затем преспокойно бросал.
– У меня не было выбора. И я не желаю обсуждать эту тему.
– Но почему? – настаивал Джеймс неустрашимо. – Если ты так горячо симпатизируешь моему отцу, как ты стараешься заверить всех, то почему бы тебе не отказаться от этой чепухи собачьей с общественной ночлежкой? Отец и его друзья заинтересованы в проекте не больше, чем я.
– Тем не менее я имею свое мнение. Не могу говорить за друзей Сета, но думаю, сам он поддержит мою идею, как только разберется в более глубоких устремлениях, стоящих за проектом.
Джеймс насмешливо хмыкнул и бесшабашно закрутил Мелоди, двигаясь по периметру танцплощадки.
– Что заставляет вас верить в это, моя драгоценная леди?
Как у него получается, что медлительный, полный сексуальности голос способен выражать такую презрительную насмешку?
– Ум Сета открыт для новых идей, и твой отец готов прислушиваться к мнению других, – возразила Мелоди, слегка запыхавшись. – Ты же, наоборот, не умеешь объективно мыслить и слишком пристрастен, чтобы смотреть за пределы своих узколобых предубеждений. Более того…
– Мелоди. – Он теснее прижал ее к себе, когда пианист заиграл медленную, мечтательную мелодию, и начал мягко переубеждать. – Я смотрю гораздо дальше, чем ты можешь себе представить. Моя четко организованная жизнь разлетелась вдребезги, стоило мне приехать сюда и начать заботиться о человеке, которого я почти не знаю.
Джеймс прижал ее руку к своей груди, как раз к тому месту, где чувствовалось сильное, уверенное биение сердца. Его дыхание шевелило волосы у нее на макушке; другая его рука теперь крепче держала ее за талию, и прежнее мощное влечение, которое Мелоди так старалась подавить, вновь возродилось – с тем большей силой, что оно казалось обреченным.
– И я нахожу себя все больше втянутым в жизнь других людей, – продолжал Джеймс. – И возникают новые привязанности, которых я не ожидал и которых – совершенно определенно – не желаю.
Ясно как день, что она и Джеймс – враги. Сомневаться не приходится. Единственная проблема: и у нее и у него телесная оболочка души не желала считаться с этим и упорно гнула свое. Все зная наперед и предвидя каждый следующий шаг, тело игнорировало все словеса и сливалось с телом другого в безграничном наслаждении, без всяких усилий скользя вместе по паркету танцевальной площадки.
Пальцы Джеймса, прежде покоившиеся у нее на затылке, передвинулись вниз, чтобы нажать на ребра; теперь ее груди всей своей тяжестью контактировали с твердой плотью грудной клетки Джеймса. Знает ли он, подумала Мелоди в каком-то тумане, что ее соски твердеют, ощущая его? Знал ли он, что нежное прикосновение его колена к ее бедру вызвало в ней жаркую волну трепета и беспомощное желание прижаться к нему еще тесней, что ее рука, лежащая на его затылке, блаженствует от блуждающего чувственного покалывания в ладони?
– Если ты пытаешься уломать меня, Джеймс, чтобы я отказалась от проекта, то, боюсь, ты очень сильно недооценил, к сожалению, мою решимость, – чуть не заикаясь, проговорила она.
– Я вообще, к сожалению, недооценил тебя. Несмотря на недостатки – а их, как я заметил, немало, – ты создание качественное, Мелоди.
Она тщетно пыталась загасить вспыхнувшие огоньки возмущения.
– О, пожалуйста, только не начинай все снова!
– Но я говорю сейчас не о твоем богатстве или происхождении. Я имею в виду достоинства человеческой доброты. Совершенно честно, многие из тех женщин, которых я знаю, сбежали бы куда глаза глядят после представления, устроенного Сетом с этим официантом.
А как много женщин ты знаешь? Мелоди так и подмывало спросить его.
– Он был самим собой, – сказала она. – За это никто не должен приносить извинения, Джеймс, сколько бы у него ни было денег в кармане. И даже вообще ни гроша.
Он отодвинулся от нее, чтобы посмотреть ей в глаза, словно надеялся, что при надлежащей бдительности выловит ложь, скрывающуюся в обличье правды. Набравшись отваги, Мелоди выдержала его взгляд.
– Наши салаты, а заодно и Сет, ждут нас, – внезапно сказал он, опять сокращая дистанцию между ними, что вызвало у Мелоди короткое содрогание. – И вообще танцевать оказалось не самой лучшей идеей. Еще минута этой приторной музыки и твоей близости, и я бы начал делать признания, которые. Боже Милосердный, завтра вызвали бы у меня только сожаления. – Она в сговоре с сатаной! Она падший ангел: ей известны все нужные слова, она знает точно, какую кнопку и когда надо нажать. А эти глаза – такие выразительные, полные неподкупной честности… о Господи! Не надо было погружаться в их предательскую глубину. – Предлагаю поесть и покончить с этим, – заявил Джеймс, подавляя чувство вины перед Сетом. Джеймс решил загладить ее и оправдаться перед стариком до своего отъезда. Они напоследок гульнут, как следует, без Мелоди, чья компания только отвлекает.
Но три недели, последовавшие за этим вечером, оказались трудными. Джеймсу потребовалась вся его немалая сила воли, чтобы держаться вдали от Мелоди. В течение дня еще можно было выдержать. Он занимал себя работой по дому, делая его более комфортабельным. Однако эти проклятые заседания комиссии – другое дело. Как он высидел на них, Джеймс только диву давался. Еще большей загадкой для него было, чем все это кончится Тем более что возникла опасность, что дело затянется до бесконечности и не даст никаких результатов.
– Не могли бы мы прекратить толочь воду в ступе и сдвинуть воз с мертвой точки? – взмолился Джеймс, обращаясь к полному составу комиссии, когда четвертое заседание подряд грозило выродиться в политические дебаты. – Каждому дураку ясно, что общественная совесть и сбалансированный бюджет плохо уживаются, и я устал слушать, как вы все оплакиваете этот факт.
– Вы можете в любой момент выйти из комиссии, – подсказала Мелоди с невинной улыбочкой, которая возмутила его, как никогда.
– Поверьте, – сообщил он ей в ответ, – я бы с удовольствием оставил вас на растерзание бюрократам, если бы это могло ускорить мой отъезд отсюда.
– Джеймс, – промурлыкала она, – благие намерения делу не помогут, но если все это становится невыносимой нагрузкой для вас, считайте, что ни у кого не будет к вам претензий.
Кто-то на другом конце стола осторожно произнес «Гм-гм!», напомнив Джеймсу, что к их дуэту прислушиваются. Придав себе более благожелательный вид, он ответил Мелоди улыбкой.
– Нет, спасибо. У меня это врожденное: не могу бросить начатое дело посередине. Это очень сильно напоминает дезертирство. Но, может быть, если бы мы сосредоточились на поиске решений, не углубляясь в проблемы особенно…
Наконец-то он нажал правильную кнопку. Уже на следующее заседание Мелоди представила комиссии прекрасный план. Он позволял преодолеть препятствия, которые, как уже давно заключил Джеймс, могут на веки вечные приковать его к Порт-Армстронгу.
Это произошло в середине марта на исходе солнечного дня, когда с первыми весенними лучами по всему городу на лужайках высыпали бледно-желтые нарциссы. Накануне Джеймс с ужасом думал, что прошло уже более двух месяцев, как он вернулся в этот город. Не приходится удивляться, что временами у него возникало чувство, будто он почти дома!
На заседании выступила Мелоди. Сидя на противоположном конце стола, она бросила Джеймсу вызов своими огромными прекрасными глазами: пусть попробует оспорить правильность ее предложения.
– Некоторые из нас, – заявила Мелоди, – упорно не приемлют как недостойную так называемую принудительную благотворительность по отношению к людям, которые не объявили публично, что им нужна помощь. Есть другие члены комиссии – к ним отношусь и я, – кто считает: нельзя ждать, чтобы люди дошли до отчаяния. Это не менее бессмысленно и унижает их. В дополнение ко всему обе стороны озабочены возможными расходами, которыми грозит проект такого рода. Так вот, я пришла с предложением, которое устранит все сомнения.
Очень ясно, по-деловому, думал Джеймс. И очень профессионально. Браво, Мелоди! Вслушиваясь в ее точно рассчитанные и сформулированные соображения, вряд ли кто все же подозревает при этом, что у Мелоди огня и страсти хватило бы и на трех женщин. Никто также не думает о том, что под черным аккуратным костюмчиком и скромной белой шелковой блузкой скрывается нежное, благоухающее, как жасмин, тело, или о том, что у нее маленькие, совершенной формы груди и гладкая, как атлас, кожа на бедрах.
От воспоминаний на лбу у Джеймса выступила испарина. Про себя он источал проклятия. Его карандаш ткнулся в страничку блокнота, лежавшего перед ним. Там он изобразил кораблик под парусом, а на парусе – сердце. Теперь карандаш пронзил сердце, как стрелой. Проклятие! И еще раз проклятие! Почему никто не женился на ней раньше и не убрал ее подальше от него, избавив от соблазна?
И что сказали бы достойные представители городского общества, если бы узнали, что один из членов муниципальной комиссии совершенно обескуражен силой влечения, какое вызвала у него леди, восхищающая их блеском своего интеллекта?
Определенно, его обмазали бы смолой, вываляли в перьях и вынесли из города верхом на шесте!
– Совершенно правильно! – неожиданно прокаркал сидящий рядом с Джеймсом член комиссии, на миг заставив его подумать, не проговорился ли он вслух. – Это единственный выход.
– Идеальное решение! – истошно завопила дама с плохо сидящими вставными челюстями. – Только болван может возражать против.
Сет, неизменно остававшийся главным союзником Мелоди во всем, кроме ее проекта, в знак одобрения стучал кулаком по столу.
– Сдается, даже я могу поддержать это, девочка. Я знаю двух парней, которые могли бы вести кухню. Один из них много лет был коком на буксире, пока артрит не сделал его скорее обузой на борту, чем обслуживающим персоналом. И многие из нас владеют пилой и молотком. Мы так или иначе работали по дереву всю жизнь. Конечно, мы теперь не годимся лазать по лестницам наверху, но многие отделочные работы могли бы взять на себя.
– Я всегда надеялась, что вы отнесетесь к идее с пониманием. – Мелоди одарила Сета такой ласковой улыбкой, что Джеймс ему позавидовал черной завистью. – Я даже подумала, что, вероятно, некоторые из вас, когда здание будет готово, пожелают организовать мастерскую. Люди захотят приносить туда небольшие антикварные вещицы в ремонт и реставрацию. Этот источник дохода помогал бы содержать все заведение.
– Бесплатный обед лучше бы улегся у меня в желудке, если бы я знал, что отчасти заработал его трудом, – признал Сет. – Знаю, что и другие у нас чувствуют так же. Нас отталкивает такое обращение, когда к нам, как к несмышленышам, норовят приставить няньку. Но так, как сейчас было предложено… – Сет широко улыбнулся. – Черт! Однако не получается ли, что мы отказываемся от одного хорошего дела ради другого?
Мелоди снова улыбнулась ему.
– Разумеется, мы продолжим и сбор пожертвований на строительство центра, поэтому все первоначальные производственные затраты, включая оплату труда, будут покрыты.
– Как ты считаешь, Мелоди, что если мы обоснуемся рядом с вами, девочка?
– Сет, лучших соседей я бы и желать не могла. И она сопроводила свои слова еще одной ослепительной улыбкой, которая ничуть не поблекла, столкнувшись со злобным взглядом Джеймса.
– Последнее дело, прежде чем мы закруглимся, – объявил Чарлз Рэйнс, доставая из портфеля пачку конвертов. – Мэр города открывает ежегодный весенний бал через неделю в субботу. В знак признательности за ваши усилия в делах комиссии и потраченное на это время он приглашает вас всех в качестве гостей. Учитывая колоссальный прогресс, которого мы добились сегодня, мы могли бы отметить там и наш успех. – Он склонился в сторону Сета. – Мистер Логан, мэр особо выразил надежду, что вы сможете присутствовать на балу.
Какое трогательное внимание со стороны мэра, подумал неблагодарный Джеймс. Хороший способ обеспечить себе несколько лишних голосов, когда придет день выборов.
– Я? – В глазах Сета вспыхнула на миг гордость, но жизненные реальности притушили огонек. В полной неуверенности, дрожащим голосом он воззвал к Джеймсу:
– Не знаю, придусь ли я там ко двору? Но дверь, которая вела к свободе, неожиданно захлопнулась.
– Мы оба будем. – Джеймс оскалил зубы в подобии улыбки, а про себя произнес целую литанию, состоящую из сплошных проклятий, какой позавидовал бы любой лоцман.
Спаси меня, Господи, про себя возмущался Джеймс, я чувствую себя защитником интересов моего старика! Даже горячим защитником. Что же будет потом? И чем все это окончится? Публичным покаянием?
Глава 9
И Мелоди, и Джеймс молчали; установилась тишина, дрожащая как сильно натянутый провод. Она подняла глаза и поймала его взгляд: он наблюдал за ней. Сразу же поспешил отвернуться и стал смотреть в окно, как накатываются волны на песчаный берет. Мелоди была предоставлена возможность любоваться на досуге его профилем.
Может, со временем образ другого мужчины вытеснит из ее памяти Джеймса, мощного и уверенного на фоне огня камина, Джеймса, властно и горячо целующего ее податливый и уступчивый рот? Едва ли, решила она и почувствовала прилив боли.
Джеймс пригубил вино, продолжая смотреть на залитый электрическим светом участок берега за окном.
– Мы не очень-то стараемся развлечь друг друга, не так ли? – пробормотал Джеймс.
– Боюсь, ты прав.
Неужели он считает, что им следовало бы поразвлекаться? Или надеется, что она будет вымаливать доброе слово, чтобы уменьшить свои страдания?
– Тебя шокировало поведение моего отца?
– Нет, Джеймс, – обиделась она. – Мне очень нравится твой отец и меня, можно сказать, освежает его отношение к жизни. А почему ты спрашиваешь? Из-за того, что тебе стало не по себе?
– Вовсе нет, но ведь я и произошел из…
– Из другой части города – по ту сторону водораздела, – усталым голосом закончила его мысль Мелоди. – Я знаю, Джеймс. Ты стараешься, чтобы я никогда этого не забывала.
– Ты не хотела бы потанцевать? Таких безличных приглашений Мелоди никогда не получала.
– Нет, – заверила она Джеймса. – Твой гость сегодня вечером – твой отец, а со мной тебе просто приходится возиться. Поэтому, независимо от его указаний, прошу тебя, не считай себя обязанным развлекать меня.
Джеймс усмехнулся с тонкой иронией и покрутил между пальцами свой бокал.
– Я редко ощущаю, что обязан сделать что-то, Мелоди. Не чаще, чем желание заставить другого делать что-либо против его воли. Ты можешь сказать то же о себе? Или ты надеешься, что твои друзья в совете заметут мои возражения под ковер и позволят тебе на всех парах устремиться вперед, чтобы при помощи метода принудительного питания заткнуть моему отцу и его друзьям глотку твоими благотворительными, без сомнения, честными намерениями.
– Я знаю, это было ошибкой, – согласиться поехать с вами на ужин. – Мелоди поставила на стол свой нетронутый бокал и встала.
– О, горе мне! – с издевкой огорчился Джеймс. – Миледи, вы уходите так рано?
Оправив на бедрах тесно прилегающую юбку, Мелоди отозвалась с ноткой презрения:
– Нет. Я просто решила, что танцевать с тобой предпочтительнее, чем разговаривать. Вот и все. Предполагаю, приглашение еще в силе?
– Как угодно. Не застраховать ли мне предварительно жизнь? – Он отодвинул свое кресло. Его улыбка выглядела так же примирительно, как керосин, когда его подливают в огонь.
– Нет никакой необходимости, – огрызнулась она, увлекая Джеймса на танцевальную площадку, пожалуй, с несколько большей решительностью, нежели полагается леди. – Твое убийство я планирую на другое время, когда не будет никого вокруг, ни одного свидетеля этого счастливого события.
– Если ты находишь меня настолько невыносимым, – сказал он, обнимая ее одной рукой за талию и положив другую ей на затылок, – то почему согласилась тогда работать со мной в комиссии?
Джеймс танцевал превосходно. А чему здесь удивляться? Он все делал превосходно – вплоть до любовных утех с женщиной, которую затем преспокойно бросал.
– У меня не было выбора. И я не желаю обсуждать эту тему.
– Но почему? – настаивал Джеймс неустрашимо. – Если ты так горячо симпатизируешь моему отцу, как ты стараешься заверить всех, то почему бы тебе не отказаться от этой чепухи собачьей с общественной ночлежкой? Отец и его друзья заинтересованы в проекте не больше, чем я.
– Тем не менее я имею свое мнение. Не могу говорить за друзей Сета, но думаю, сам он поддержит мою идею, как только разберется в более глубоких устремлениях, стоящих за проектом.
Джеймс насмешливо хмыкнул и бесшабашно закрутил Мелоди, двигаясь по периметру танцплощадки.
– Что заставляет вас верить в это, моя драгоценная леди?
Как у него получается, что медлительный, полный сексуальности голос способен выражать такую презрительную насмешку?
– Ум Сета открыт для новых идей, и твой отец готов прислушиваться к мнению других, – возразила Мелоди, слегка запыхавшись. – Ты же, наоборот, не умеешь объективно мыслить и слишком пристрастен, чтобы смотреть за пределы своих узколобых предубеждений. Более того…
– Мелоди. – Он теснее прижал ее к себе, когда пианист заиграл медленную, мечтательную мелодию, и начал мягко переубеждать. – Я смотрю гораздо дальше, чем ты можешь себе представить. Моя четко организованная жизнь разлетелась вдребезги, стоило мне приехать сюда и начать заботиться о человеке, которого я почти не знаю.
Джеймс прижал ее руку к своей груди, как раз к тому месту, где чувствовалось сильное, уверенное биение сердца. Его дыхание шевелило волосы у нее на макушке; другая его рука теперь крепче держала ее за талию, и прежнее мощное влечение, которое Мелоди так старалась подавить, вновь возродилось – с тем большей силой, что оно казалось обреченным.
– И я нахожу себя все больше втянутым в жизнь других людей, – продолжал Джеймс. – И возникают новые привязанности, которых я не ожидал и которых – совершенно определенно – не желаю.
Ясно как день, что она и Джеймс – враги. Сомневаться не приходится. Единственная проблема: и у нее и у него телесная оболочка души не желала считаться с этим и упорно гнула свое. Все зная наперед и предвидя каждый следующий шаг, тело игнорировало все словеса и сливалось с телом другого в безграничном наслаждении, без всяких усилий скользя вместе по паркету танцевальной площадки.
Пальцы Джеймса, прежде покоившиеся у нее на затылке, передвинулись вниз, чтобы нажать на ребра; теперь ее груди всей своей тяжестью контактировали с твердой плотью грудной клетки Джеймса. Знает ли он, подумала Мелоди в каком-то тумане, что ее соски твердеют, ощущая его? Знал ли он, что нежное прикосновение его колена к ее бедру вызвало в ней жаркую волну трепета и беспомощное желание прижаться к нему еще тесней, что ее рука, лежащая на его затылке, блаженствует от блуждающего чувственного покалывания в ладони?
– Если ты пытаешься уломать меня, Джеймс, чтобы я отказалась от проекта, то, боюсь, ты очень сильно недооценил, к сожалению, мою решимость, – чуть не заикаясь, проговорила она.
– Я вообще, к сожалению, недооценил тебя. Несмотря на недостатки – а их, как я заметил, немало, – ты создание качественное, Мелоди.
Она тщетно пыталась загасить вспыхнувшие огоньки возмущения.
– О, пожалуйста, только не начинай все снова!
– Но я говорю сейчас не о твоем богатстве или происхождении. Я имею в виду достоинства человеческой доброты. Совершенно честно, многие из тех женщин, которых я знаю, сбежали бы куда глаза глядят после представления, устроенного Сетом с этим официантом.
А как много женщин ты знаешь? Мелоди так и подмывало спросить его.
– Он был самим собой, – сказала она. – За это никто не должен приносить извинения, Джеймс, сколько бы у него ни было денег в кармане. И даже вообще ни гроша.
Он отодвинулся от нее, чтобы посмотреть ей в глаза, словно надеялся, что при надлежащей бдительности выловит ложь, скрывающуюся в обличье правды. Набравшись отваги, Мелоди выдержала его взгляд.
– Наши салаты, а заодно и Сет, ждут нас, – внезапно сказал он, опять сокращая дистанцию между ними, что вызвало у Мелоди короткое содрогание. – И вообще танцевать оказалось не самой лучшей идеей. Еще минута этой приторной музыки и твоей близости, и я бы начал делать признания, которые. Боже Милосердный, завтра вызвали бы у меня только сожаления. – Она в сговоре с сатаной! Она падший ангел: ей известны все нужные слова, она знает точно, какую кнопку и когда надо нажать. А эти глаза – такие выразительные, полные неподкупной честности… о Господи! Не надо было погружаться в их предательскую глубину. – Предлагаю поесть и покончить с этим, – заявил Джеймс, подавляя чувство вины перед Сетом. Джеймс решил загладить ее и оправдаться перед стариком до своего отъезда. Они напоследок гульнут, как следует, без Мелоди, чья компания только отвлекает.
Но три недели, последовавшие за этим вечером, оказались трудными. Джеймсу потребовалась вся его немалая сила воли, чтобы держаться вдали от Мелоди. В течение дня еще можно было выдержать. Он занимал себя работой по дому, делая его более комфортабельным. Однако эти проклятые заседания комиссии – другое дело. Как он высидел на них, Джеймс только диву давался. Еще большей загадкой для него было, чем все это кончится Тем более что возникла опасность, что дело затянется до бесконечности и не даст никаких результатов.
– Не могли бы мы прекратить толочь воду в ступе и сдвинуть воз с мертвой точки? – взмолился Джеймс, обращаясь к полному составу комиссии, когда четвертое заседание подряд грозило выродиться в политические дебаты. – Каждому дураку ясно, что общественная совесть и сбалансированный бюджет плохо уживаются, и я устал слушать, как вы все оплакиваете этот факт.
– Вы можете в любой момент выйти из комиссии, – подсказала Мелоди с невинной улыбочкой, которая возмутила его, как никогда.
– Поверьте, – сообщил он ей в ответ, – я бы с удовольствием оставил вас на растерзание бюрократам, если бы это могло ускорить мой отъезд отсюда.
– Джеймс, – промурлыкала она, – благие намерения делу не помогут, но если все это становится невыносимой нагрузкой для вас, считайте, что ни у кого не будет к вам претензий.
Кто-то на другом конце стола осторожно произнес «Гм-гм!», напомнив Джеймсу, что к их дуэту прислушиваются. Придав себе более благожелательный вид, он ответил Мелоди улыбкой.
– Нет, спасибо. У меня это врожденное: не могу бросить начатое дело посередине. Это очень сильно напоминает дезертирство. Но, может быть, если бы мы сосредоточились на поиске решений, не углубляясь в проблемы особенно…
Наконец-то он нажал правильную кнопку. Уже на следующее заседание Мелоди представила комиссии прекрасный план. Он позволял преодолеть препятствия, которые, как уже давно заключил Джеймс, могут на веки вечные приковать его к Порт-Армстронгу.
Это произошло в середине марта на исходе солнечного дня, когда с первыми весенними лучами по всему городу на лужайках высыпали бледно-желтые нарциссы. Накануне Джеймс с ужасом думал, что прошло уже более двух месяцев, как он вернулся в этот город. Не приходится удивляться, что временами у него возникало чувство, будто он почти дома!
На заседании выступила Мелоди. Сидя на противоположном конце стола, она бросила Джеймсу вызов своими огромными прекрасными глазами: пусть попробует оспорить правильность ее предложения.
– Некоторые из нас, – заявила Мелоди, – упорно не приемлют как недостойную так называемую принудительную благотворительность по отношению к людям, которые не объявили публично, что им нужна помощь. Есть другие члены комиссии – к ним отношусь и я, – кто считает: нельзя ждать, чтобы люди дошли до отчаяния. Это не менее бессмысленно и унижает их. В дополнение ко всему обе стороны озабочены возможными расходами, которыми грозит проект такого рода. Так вот, я пришла с предложением, которое устранит все сомнения.
Очень ясно, по-деловому, думал Джеймс. И очень профессионально. Браво, Мелоди! Вслушиваясь в ее точно рассчитанные и сформулированные соображения, вряд ли кто все же подозревает при этом, что у Мелоди огня и страсти хватило бы и на трех женщин. Никто также не думает о том, что под черным аккуратным костюмчиком и скромной белой шелковой блузкой скрывается нежное, благоухающее, как жасмин, тело, или о том, что у нее маленькие, совершенной формы груди и гладкая, как атлас, кожа на бедрах.
От воспоминаний на лбу у Джеймса выступила испарина. Про себя он источал проклятия. Его карандаш ткнулся в страничку блокнота, лежавшего перед ним. Там он изобразил кораблик под парусом, а на парусе – сердце. Теперь карандаш пронзил сердце, как стрелой. Проклятие! И еще раз проклятие! Почему никто не женился на ней раньше и не убрал ее подальше от него, избавив от соблазна?
И что сказали бы достойные представители городского общества, если бы узнали, что один из членов муниципальной комиссии совершенно обескуражен силой влечения, какое вызвала у него леди, восхищающая их блеском своего интеллекта?
Определенно, его обмазали бы смолой, вываляли в перьях и вынесли из города верхом на шесте!
– Совершенно правильно! – неожиданно прокаркал сидящий рядом с Джеймсом член комиссии, на миг заставив его подумать, не проговорился ли он вслух. – Это единственный выход.
– Идеальное решение! – истошно завопила дама с плохо сидящими вставными челюстями. – Только болван может возражать против.
Сет, неизменно остававшийся главным союзником Мелоди во всем, кроме ее проекта, в знак одобрения стучал кулаком по столу.
– Сдается, даже я могу поддержать это, девочка. Я знаю двух парней, которые могли бы вести кухню. Один из них много лет был коком на буксире, пока артрит не сделал его скорее обузой на борту, чем обслуживающим персоналом. И многие из нас владеют пилой и молотком. Мы так или иначе работали по дереву всю жизнь. Конечно, мы теперь не годимся лазать по лестницам наверху, но многие отделочные работы могли бы взять на себя.
– Я всегда надеялась, что вы отнесетесь к идее с пониманием. – Мелоди одарила Сета такой ласковой улыбкой, что Джеймс ему позавидовал черной завистью. – Я даже подумала, что, вероятно, некоторые из вас, когда здание будет готово, пожелают организовать мастерскую. Люди захотят приносить туда небольшие антикварные вещицы в ремонт и реставрацию. Этот источник дохода помогал бы содержать все заведение.
– Бесплатный обед лучше бы улегся у меня в желудке, если бы я знал, что отчасти заработал его трудом, – признал Сет. – Знаю, что и другие у нас чувствуют так же. Нас отталкивает такое обращение, когда к нам, как к несмышленышам, норовят приставить няньку. Но так, как сейчас было предложено… – Сет широко улыбнулся. – Черт! Однако не получается ли, что мы отказываемся от одного хорошего дела ради другого?
Мелоди снова улыбнулась ему.
– Разумеется, мы продолжим и сбор пожертвований на строительство центра, поэтому все первоначальные производственные затраты, включая оплату труда, будут покрыты.
– Как ты считаешь, Мелоди, что если мы обоснуемся рядом с вами, девочка?
– Сет, лучших соседей я бы и желать не могла. И она сопроводила свои слова еще одной ослепительной улыбкой, которая ничуть не поблекла, столкнувшись со злобным взглядом Джеймса.
– Последнее дело, прежде чем мы закруглимся, – объявил Чарлз Рэйнс, доставая из портфеля пачку конвертов. – Мэр города открывает ежегодный весенний бал через неделю в субботу. В знак признательности за ваши усилия в делах комиссии и потраченное на это время он приглашает вас всех в качестве гостей. Учитывая колоссальный прогресс, которого мы добились сегодня, мы могли бы отметить там и наш успех. – Он склонился в сторону Сета. – Мистер Логан, мэр особо выразил надежду, что вы сможете присутствовать на балу.
Какое трогательное внимание со стороны мэра, подумал неблагодарный Джеймс. Хороший способ обеспечить себе несколько лишних голосов, когда придет день выборов.
– Я? – В глазах Сета вспыхнула на миг гордость, но жизненные реальности притушили огонек. В полной неуверенности, дрожащим голосом он воззвал к Джеймсу:
– Не знаю, придусь ли я там ко двору? Но дверь, которая вела к свободе, неожиданно захлопнулась.
– Мы оба будем. – Джеймс оскалил зубы в подобии улыбки, а про себя произнес целую литанию, состоящую из сплошных проклятий, какой позавидовал бы любой лоцман.
Спаси меня, Господи, про себя возмущался Джеймс, я чувствую себя защитником интересов моего старика! Даже горячим защитником. Что же будет потом? И чем все это окончится? Публичным покаянием?
Глава 9
Джеймсу не раз доводилось бывать там, где собирались сливки общества, с тех пор как он достиг вершин профессиональной известности, но нигде прежде он не видел такого нарочитого парада богатства, как на весеннем балу в Порт-Армстронге.
– Вор, специализирующийся на бриллиантах, мог бы выйти в отставку, чуть-чуть потрудившись в этой толпе, – шепнул он Сету, вступив в главный бальный зал отеля «Эмбэсэдор».
– Ты только посмотри на эти наряды! – ахнул Сет, наблюдая за проносящимся мимо вихрем жемчугов и сверкающих платьев. – В их отраженном свете человек практически мог бы побриться.
Джеймс ухмыльнулся.
– Что касается достижений портновского искусства, старина, то ты сам как модная картинка!
– Тут виновата моя трость, – сказал Сет, гордо поигрывая серебряным набалдашником. – Она дает человеку…
– Оружие. Сет, прекрати размахивать им, пока ты не вышиб кому-нибудь мозги. Что ты хочешь пить?
– Шампанское, – ответил Сет.
– Шампанское?
– Когда человека нарядили, как мартышку, ему не подобает потягивать пиво.
– Да уж, наверное, нет. – Смех Джеймса заставил многих повернуть к ним головы. – Нам надо найти тебе место в стороне, чтобы можно было присесть, потом я пойду в очередь к бару.
– Сначала найди Мелоди, – потребовал Сет. – Я дожидался почти семьдесят лет, чтобы попробовать шампанского. Сдается, могу подождать еще несколько минут.
– На это потребуется гораздо больше времени, чем на уговоры приехать сюда. Толпа заполнила два бальных зала, Сет. Мы можем вообще упустить ее.
– Тогда почему ты не позвонил и не пригласил ее сразу, вместо того чтобы упрямиться как проклятый осел? Я хочу посидеть с ней, посмотреть, что она надела на себя. – Сет снова махнул тростью, распугав стоящих поблизости. – Она затмит их всех.
Опасаясь, что Сет может оказаться прав, Джеймс надеялся, что ему удастся избежать ее. Он хотел, чтобы этот вечер стал событием особого рода, которым его отец мог насладиться и о котором потом мог рассказывать своим приятелям на протяжении грядущего десятилетия. Поэтому, ради Бога, пусть сегодня будут шампанское и музыка, бриллианты и костюмы, сшитые лучшими портными, известные всем лица и имена, появляющиеся на первых страницах газет. Но только. Господи, не надо здесь Мелоди, которая оставит волнующий, незабываемый след в его мозгу. Всему есть предел – он принял уже достаточно наказаний и страдал от мысли, что сегодняшний вечер может тяжело обернуться для его отца завтра.
Какая ирония в том, что невидимые семейные узы угрожают прочно связать в такой поздний час жизни этих двух мужчин! Их цели никогда не были такими далекими друг от друга, их расхождения – такими бурными, и все же Джеймс ощутил уколы совести, строя планы на будущее. Размышления о том, что было бы, если бы дела с Мелоди шли по-другому, нагрузили Джеймса непомерной эмоциональной ношей и грозили взорвать блестящую самоизоляцию, ставшую его жизненным правилом.
Отель «Эмбэсэдор» был построен в старые добрые времена, когда материалы и труд были дешевы. Бальные залы, прилегающие к ним фойе и вестибюль отделали панелями с шелковым покрытием; всюду повесили импортные люстры. Мебель выдержали в старинном духе; дубовый паркет сверкал, как хорошо выдержанный коньяк. Все здесь создавало обстановку романтики и очарования.
Почему же она чувствует себя такой удрученной, заброшенной? Мелоди размышляла над этим в туалетной комнате с тюбиком губной помады в руке. Ее платье выглядело просто сказочно на манекене в магазине, где она его приобрела. Спадавший красивыми складками атлас цвета слоновой кости стягивал талию, чтобы потом, книзу, расцвести целой чашей лепестков. Ей казалось, что наряд абсолютно соответствовал ее имени – Мелоди. Мягкие тона всегда были ей к лицу, шли к ее хрупкой фигуре. Так что же случилось теперь?
Так или иначе мрачное настроение повлияло на то, как она воспринимала сопровождавшего ее кавалера.
С ним Мелоди встречалась время т времени уже больше года. Роберт – приятный, смелый, культурный человек – относился к тому типу мужчин, которых нормальные женщины сразу же берут в свои коготки. Еще о нем говорили: приятный, заботящийся об общественных интересах, политически зрелый… Вообще считалось: приятный джентльмен.
Да, Роберт очень мил. Его родители постарались, воспитав такого сына! Почему бы ей не принять все это во внимание вместо того, чтобы сравнивать его с Джеймсом Логаном, несправедливо отдавая предпочтение последнему?
Не исключено, что Мелоди нашла бы причину думать по-другому, будь Джеймс где-нибудь поблизости. Вероятно, при прямом сопоставлении бесспорных душевных качеств Роберта с недостатками Джеймса Мелоди стала бы более злопамятной, менее терпимой, и Логан не казался бы таким горячо желанным и безусловно необходимым для нее. И, возможно, тот факт, что сегодня вечером Мелоди даже мельком не видела Джеймса, заставлял ее сейчас чувствовать себя никому не нужной.
Она взбила волосы и растянула губы в улыбку. Вечер обещал быть долгим и изнурительным, но Мелоди была обязана Роберту тем, что научилась не показывать своих подлинных чувств. Наверняка существовало не менее доброй дюжины женщин, которые просто обрадовались бы возможности появиться рядом с ним, и нельзя было заставлять такого милого человека мучиться, размышляя, что же он натворил и чем заслужил спутницу, которая явно хотела быть где-то еще и с кем-то другим.
– Извини, я заставила тебя ждать, – сказала Мелоди, присоединяясь к Роберту в вестибюле.
Его теплые карие глаза окружались морщинками, когда он улыбался, а улыбка появлялась на его лице часто.
– Не надо извиняться. – Он бережно положил ее руку себе на локоть. – Ты достойна того, чтобы тебя дожидались. Кстати, Фрейзеры уже здесь и заняли нам места за своим столиком.
– Как мило, – ответила Мелоди и заморгала: опять это слово «мило». Оно выскакивало то и дело, когда вблизи не было Джеймса. Если бы она поразмыслила реалистически, не оставалось бы никаких сомнений: ее жизнь гораздо милее без Джеймса, нежели с ним.
– Довольно много новых лиц, – заметил Роберт, элегантно пробираясь в толкучке этакой шестифутовой махиной и не позволяя никому оттоптать носки розовых атласных лодочек Мелоди.
– Неужто?
Мелоди выгнула шею, пытаясь рассмотреть лицо, особенно ее интересовавшее, но даже каблуки высотой три дюйма не дали ей преимущества, в котором она нуждалась.
Отшумел ужин. Мэр произнес свою традиционную речь, и вскоре после этого начались танцы. Спустя примерно час Мелоди и Роберт проходили мимо бара. Они шли подышать в фойе, где было не так жарко. В этот момент прихрамывающий господин бросился им наперерез и встал между Мелоди и ее спутником.
– Я знал, – захрипел знакомый голос, – что мы найдем тебя рано или поздно. Почему ты нас избегаешь, Мелоди, девочка?
Она и не избегала. Дело было в том, что Мелоди могла непреднамеренно пройти мимо, не обратив на него внимания. Одетый в вечерний костюм, с аккуратно подстриженной седой, но густой шевелюрой, свежевыбритый до блеска, он совсем не походил на того Сета, которого она знала.
– О Боже! Сет, я не верю своим глазам!
– Нарядно, а? – хихикнул он. – Сдается, ты никогда не думала, что я способен вырядиться так, верно?
– Да, не думала, – призналась Мелоди. – Но теперь я это знаю. Позвольте заметить, что вы должны делать это почаще. Сет, вы выглядите… – Она всплеснула руками и рассмеялась. – Вы выглядите сказочно – как почтенный красавец-мужчина.
– А ты – как картинка. – Перебросив трость в другую руку. Сет с такой нежностью поцеловал ей кончики пальцев, что Мелоди почувствовала себя, как это ни ужасно, готовой расплакаться. Несмотря на все совместные переживания за последние два месяца, Сет никогда не прикасался к ней, В лучшем случае он терпел, если она сама похлопает его по плечу или, совсем уж редко, чмокнет в щеку.
– Спасибо, Сет. – Мелоди проглотила подкативший к горлу комок и заморгала. Стоящий рядом Роберт вежливо кашлянул, робко напоминая, что она начинает забывать о хороших манерах. – Роберт, это мой друг Сет Логан. Мы познакомились, когда его положили в больницу в январе.
– Я помню, – ответил Роберт, пожимая Сету руку с безупречной корректностью. – Как вы чувствуете себя сейчас, сэр?
– Снова встал на свои конечности и почти как новенький, – заявил тот. – Мелоди, почему ты перелетала навещать меня в последнее время? – Я была занята, – солгала она. – Почему-то так быстро промчались последние недели. Вокруг уже весна, а я последний раз заглядывала в календарь, когда еще вроде был январь. Но мы ведь разговаривали по телефону. Сет. – Но это совсем не то.
– Да, конечно. Вот почему, в частности, я очень рада видеть вас сегодня вечером. А Джеймс, он… э-э, он тоже здесь?
– Он здесь. Он фактически торчал у вас за спиной у бара в течение последних пяти минут, прикидывался, что не слушает, о чем вы говорите. – Сет взмахнул тростью и скосил один глаз на Роберта. – Сдается мне, приятель, что мы могли бы выпить по кружке пива и дать этим двум станцевать разок. – Поосторожнее со своей проклятой палкой, Сет! – прорычал Джеймс, появляясь в поле их зрения. – И прекрати устраивать мою жизнь. Я способен выполнять свои общественные обязанности без твоего подстрекательства.
– Вор, специализирующийся на бриллиантах, мог бы выйти в отставку, чуть-чуть потрудившись в этой толпе, – шепнул он Сету, вступив в главный бальный зал отеля «Эмбэсэдор».
– Ты только посмотри на эти наряды! – ахнул Сет, наблюдая за проносящимся мимо вихрем жемчугов и сверкающих платьев. – В их отраженном свете человек практически мог бы побриться.
Джеймс ухмыльнулся.
– Что касается достижений портновского искусства, старина, то ты сам как модная картинка!
– Тут виновата моя трость, – сказал Сет, гордо поигрывая серебряным набалдашником. – Она дает человеку…
– Оружие. Сет, прекрати размахивать им, пока ты не вышиб кому-нибудь мозги. Что ты хочешь пить?
– Шампанское, – ответил Сет.
– Шампанское?
– Когда человека нарядили, как мартышку, ему не подобает потягивать пиво.
– Да уж, наверное, нет. – Смех Джеймса заставил многих повернуть к ним головы. – Нам надо найти тебе место в стороне, чтобы можно было присесть, потом я пойду в очередь к бару.
– Сначала найди Мелоди, – потребовал Сет. – Я дожидался почти семьдесят лет, чтобы попробовать шампанского. Сдается, могу подождать еще несколько минут.
– На это потребуется гораздо больше времени, чем на уговоры приехать сюда. Толпа заполнила два бальных зала, Сет. Мы можем вообще упустить ее.
– Тогда почему ты не позвонил и не пригласил ее сразу, вместо того чтобы упрямиться как проклятый осел? Я хочу посидеть с ней, посмотреть, что она надела на себя. – Сет снова махнул тростью, распугав стоящих поблизости. – Она затмит их всех.
Опасаясь, что Сет может оказаться прав, Джеймс надеялся, что ему удастся избежать ее. Он хотел, чтобы этот вечер стал событием особого рода, которым его отец мог насладиться и о котором потом мог рассказывать своим приятелям на протяжении грядущего десятилетия. Поэтому, ради Бога, пусть сегодня будут шампанское и музыка, бриллианты и костюмы, сшитые лучшими портными, известные всем лица и имена, появляющиеся на первых страницах газет. Но только. Господи, не надо здесь Мелоди, которая оставит волнующий, незабываемый след в его мозгу. Всему есть предел – он принял уже достаточно наказаний и страдал от мысли, что сегодняшний вечер может тяжело обернуться для его отца завтра.
Какая ирония в том, что невидимые семейные узы угрожают прочно связать в такой поздний час жизни этих двух мужчин! Их цели никогда не были такими далекими друг от друга, их расхождения – такими бурными, и все же Джеймс ощутил уколы совести, строя планы на будущее. Размышления о том, что было бы, если бы дела с Мелоди шли по-другому, нагрузили Джеймса непомерной эмоциональной ношей и грозили взорвать блестящую самоизоляцию, ставшую его жизненным правилом.
Отель «Эмбэсэдор» был построен в старые добрые времена, когда материалы и труд были дешевы. Бальные залы, прилегающие к ним фойе и вестибюль отделали панелями с шелковым покрытием; всюду повесили импортные люстры. Мебель выдержали в старинном духе; дубовый паркет сверкал, как хорошо выдержанный коньяк. Все здесь создавало обстановку романтики и очарования.
Почему же она чувствует себя такой удрученной, заброшенной? Мелоди размышляла над этим в туалетной комнате с тюбиком губной помады в руке. Ее платье выглядело просто сказочно на манекене в магазине, где она его приобрела. Спадавший красивыми складками атлас цвета слоновой кости стягивал талию, чтобы потом, книзу, расцвести целой чашей лепестков. Ей казалось, что наряд абсолютно соответствовал ее имени – Мелоди. Мягкие тона всегда были ей к лицу, шли к ее хрупкой фигуре. Так что же случилось теперь?
Так или иначе мрачное настроение повлияло на то, как она воспринимала сопровождавшего ее кавалера.
С ним Мелоди встречалась время т времени уже больше года. Роберт – приятный, смелый, культурный человек – относился к тому типу мужчин, которых нормальные женщины сразу же берут в свои коготки. Еще о нем говорили: приятный, заботящийся об общественных интересах, политически зрелый… Вообще считалось: приятный джентльмен.
Да, Роберт очень мил. Его родители постарались, воспитав такого сына! Почему бы ей не принять все это во внимание вместо того, чтобы сравнивать его с Джеймсом Логаном, несправедливо отдавая предпочтение последнему?
Не исключено, что Мелоди нашла бы причину думать по-другому, будь Джеймс где-нибудь поблизости. Вероятно, при прямом сопоставлении бесспорных душевных качеств Роберта с недостатками Джеймса Мелоди стала бы более злопамятной, менее терпимой, и Логан не казался бы таким горячо желанным и безусловно необходимым для нее. И, возможно, тот факт, что сегодня вечером Мелоди даже мельком не видела Джеймса, заставлял ее сейчас чувствовать себя никому не нужной.
Она взбила волосы и растянула губы в улыбку. Вечер обещал быть долгим и изнурительным, но Мелоди была обязана Роберту тем, что научилась не показывать своих подлинных чувств. Наверняка существовало не менее доброй дюжины женщин, которые просто обрадовались бы возможности появиться рядом с ним, и нельзя было заставлять такого милого человека мучиться, размышляя, что же он натворил и чем заслужил спутницу, которая явно хотела быть где-то еще и с кем-то другим.
– Извини, я заставила тебя ждать, – сказала Мелоди, присоединяясь к Роберту в вестибюле.
Его теплые карие глаза окружались морщинками, когда он улыбался, а улыбка появлялась на его лице часто.
– Не надо извиняться. – Он бережно положил ее руку себе на локоть. – Ты достойна того, чтобы тебя дожидались. Кстати, Фрейзеры уже здесь и заняли нам места за своим столиком.
– Как мило, – ответила Мелоди и заморгала: опять это слово «мило». Оно выскакивало то и дело, когда вблизи не было Джеймса. Если бы она поразмыслила реалистически, не оставалось бы никаких сомнений: ее жизнь гораздо милее без Джеймса, нежели с ним.
– Довольно много новых лиц, – заметил Роберт, элегантно пробираясь в толкучке этакой шестифутовой махиной и не позволяя никому оттоптать носки розовых атласных лодочек Мелоди.
– Неужто?
Мелоди выгнула шею, пытаясь рассмотреть лицо, особенно ее интересовавшее, но даже каблуки высотой три дюйма не дали ей преимущества, в котором она нуждалась.
Отшумел ужин. Мэр произнес свою традиционную речь, и вскоре после этого начались танцы. Спустя примерно час Мелоди и Роберт проходили мимо бара. Они шли подышать в фойе, где было не так жарко. В этот момент прихрамывающий господин бросился им наперерез и встал между Мелоди и ее спутником.
– Я знал, – захрипел знакомый голос, – что мы найдем тебя рано или поздно. Почему ты нас избегаешь, Мелоди, девочка?
Она и не избегала. Дело было в том, что Мелоди могла непреднамеренно пройти мимо, не обратив на него внимания. Одетый в вечерний костюм, с аккуратно подстриженной седой, но густой шевелюрой, свежевыбритый до блеска, он совсем не походил на того Сета, которого она знала.
– О Боже! Сет, я не верю своим глазам!
– Нарядно, а? – хихикнул он. – Сдается, ты никогда не думала, что я способен вырядиться так, верно?
– Да, не думала, – призналась Мелоди. – Но теперь я это знаю. Позвольте заметить, что вы должны делать это почаще. Сет, вы выглядите… – Она всплеснула руками и рассмеялась. – Вы выглядите сказочно – как почтенный красавец-мужчина.
– А ты – как картинка. – Перебросив трость в другую руку. Сет с такой нежностью поцеловал ей кончики пальцев, что Мелоди почувствовала себя, как это ни ужасно, готовой расплакаться. Несмотря на все совместные переживания за последние два месяца, Сет никогда не прикасался к ней, В лучшем случае он терпел, если она сама похлопает его по плечу или, совсем уж редко, чмокнет в щеку.
– Спасибо, Сет. – Мелоди проглотила подкативший к горлу комок и заморгала. Стоящий рядом Роберт вежливо кашлянул, робко напоминая, что она начинает забывать о хороших манерах. – Роберт, это мой друг Сет Логан. Мы познакомились, когда его положили в больницу в январе.
– Я помню, – ответил Роберт, пожимая Сету руку с безупречной корректностью. – Как вы чувствуете себя сейчас, сэр?
– Снова встал на свои конечности и почти как новенький, – заявил тот. – Мелоди, почему ты перелетала навещать меня в последнее время? – Я была занята, – солгала она. – Почему-то так быстро промчались последние недели. Вокруг уже весна, а я последний раз заглядывала в календарь, когда еще вроде был январь. Но мы ведь разговаривали по телефону. Сет. – Но это совсем не то.
– Да, конечно. Вот почему, в частности, я очень рада видеть вас сегодня вечером. А Джеймс, он… э-э, он тоже здесь?
– Он здесь. Он фактически торчал у вас за спиной у бара в течение последних пяти минут, прикидывался, что не слушает, о чем вы говорите. – Сет взмахнул тростью и скосил один глаз на Роберта. – Сдается мне, приятель, что мы могли бы выпить по кружке пива и дать этим двум станцевать разок. – Поосторожнее со своей проклятой палкой, Сет! – прорычал Джеймс, появляясь в поле их зрения. – И прекрати устраивать мою жизнь. Я способен выполнять свои общественные обязанности без твоего подстрекательства.