И хотя луны не было, свет, лившийся из окон коттеджа, позволял Мелоди видеть его лицо. Кто бы мог подумать, что эти сурово сжатые, неулыбчивые губы способны выражать нежность и страсть? Однако как бы этот поцелуй ни воздействовал на Мелоди, он раздул и те угли, что тлели в душе у Джеймса.
– Никаких договоров, да? – издевался он.
Она не осмелилась отвечать, боясь, что голос сорвется и выдаст ее. К ее ужасу глаза наполнились слезами, губы задрожали. С единственным намерением избавить его от неприятного зрелища, когда она будет выглядеть полной идиоткой, Мелоди отшатнулась от Джеймса. Однако она не успела, очевидно, спрятать сверкнувшие слезы.
Рука его вытянулась и задержала Мелоди.
– Скажи мне, что я прав, – настаивал он, и неожиданно его голос утратил настойчивость. – Подтверди, что ты достаточно практична, чтобы не верить, будто такое поверхностное взаимное влечение, как между нами, может перерасти во что-то более глубокое. – По ее лицу сбежала одинокая слеза – Мелоди, – забормотал он торопливо, – я не понимаю, как ты можешь вводить себя в заблуждение, считая, будто из нас получится хорошая пара!
– Конечно, ты не понимаешь, – заплакала она. – Ты слеп и не видишь очевидное, уж не говоря о том, чтобы подумать и заглянуть в голову и сердце другого человека да узнать, что там происходит.
– Я не слеп, – возразил он. – Я просто реалист.
– Реалист?
Дрожь в голосе Мелоди по мере того, как оживал ее гнев, уступила место чему-то похожему на смех.
– Забудь свои теории обо мне, точнее о нас, и осмотрись хорошенько вокруг себя, Джеймс. Подумай, что ты реально Видишь, когда снова войдешь в дверь этого жалкого маленького коттеджа…
– Для тебя он жалкий, может быть, но Сет называет его своим домом.
– И пока ты будешь там находиться, – продолжила Мелоди, набираясь сил от своего разгорающегося гнева, – посмотри на человека, которого ты называешь отцом, и задумайся над тем, какую жизнь он ведет. Ах, я забыла, ты же не называешь его отцом, не правда ли? Ну да, конечно, – это свидетельствовало бы о слишком большой личной привязанности, о близости между вами, что создавало бы неудобства. В конце концов важны не слова, и как бы ты ни называл его, это наименование не сделает благого дела – не избавит жизнь Сета от пустоты, которая уже завладела ею. Задумайся над тем, как он проводит рождественские праздники, Джеймс. Спроси у себя, почему он болтался в дождь у здания, где был бал-маскарад, полупьяный и задиристый, в ночь, когда его сбила машина.
– Мне это нельзя поставить в вину, – хмыкнул Джеймс – Допустим. Тогда поспеши с чистой совестью на острова Карибского моря или еще лучше в Тимбукту. Это гораздо дальше и безопаснее. Сет не объявится там неожиданно, и, можешь быть уверен, черта с два появлюсь там я. Так что тебе не нужно будет возиться с нежелательным бременем наших пожеланий или привязанностей.
– Мой отец не хочет, чтобы я был к нему привязан.
– Твой отец даст отрубить свою правую руку ради того, чтобы вы были близки, но не хочет это тебе показывать. До сего дня он обходился без сына, на которого мог бы опереться. Что для него еще тридцать пустых лет?
На гранитном подбородке Джеймса дрогнул мускул.
– Ты кончила?
Мелоди взглянула на него и подумала, неужели потребуется тридцать лет, чтобы забыть, как легко было бы прожить жизнь, любя его. Злость обратилась в отчаяние.
– О, да, – сказала Мелоди покорно. – Я кончила. До свиданья, Джеймс.
Он смотрел вслед, пока красные огоньки задних фар ее машины не исчезли за поворотом старого мола, и все время убеждал себя, что у него в душе преобладает чувство облегчения. С самого начала она служила раздражителем, и, хотя порой требовались чрезвычайные шаги, ему удалось по крайней мере отделаться от нее. В этом он не сомневался ни на миг. В том, как она попрощалась, с предельной ясностью прозвучало, что все закончилось навсегда. Да и потом – она села за руль и уехала, ни разу не оглянувшись назад.
Если бы он не был так чертовски зол, он бы посмеялся при мысли о том, что только что произошло. Место действия: одна из глухих улочек в бедной части города. Двухместный спортивный автомобиль за семьдесят тысяч долларов стоит у обветшавшей хижины преклонного возраста, за которую не дали бы и десятой части этой суммы, хотя цены на недвижимость раздуты. Действующие лица: она – дама, закутанная в радужно-зеленоватое пальто с золотистым начесом, на ногах импортные итальянские сапоги на меху, женщина надушена лучшими духами, которые может предложить Париж; он – талия обвязана кухонным полотенцем, призванным предохранить джинсы, которые куплены на местной дешевой распродаже, когда он понял, занимаясь делами отца, что ему не отделаться обязательными визитами в больницу и беготней по поводу страховки.
Представление, конечно, было смехотворным с начала до конца. Но в конце концов почему бы и не посмеяться. С первой минуты все его контакты с Мелоди Верс были просто нелепы, и теперь совершенный абсурд – стоять на морозе и размышлять, а нет ли крупицы правды в том, что она наговорила.
В разладе со всем этим проклятым миром Джеймс направился назад в дом. Он сморщился, когда заскрипели петли – сначала калитки, затем, более резко, входной двери.
– Если твое настроение хоть на одну десятую такое же плохое, как внешний вид, – изрек Сет, глядя из-под нахмуренных бровей, – то мне тебя жаль.
Ну, это, наверное, та последняя капля, которая может переполнить чашу терпения: жалость Сета в дополнение к презрению, выраженному Мелоди.
– Я голоден, – выпалил Джеймс. – Давай поедим.
Гамбургеры имели вкус опилок, пиво выдохлось и было как вода, но Сет, кажется, наслаждался вовсю.
Джеймс прочистил горло.
– А что, э-э, у тебя было на ужин на Рождество, Сет?
– Да я и не помню. Ничего особенного, – сообщил Сет, вылизывая последние крошки.
Гамбургер, как кусок свинца, давил в желудке у Джеймса.
– А как бы ты посмотрел, если бы, – спросил о, – я свозил тебя куда-нибудь, где можно прилично поесть, пока я здесь?
– Ну его у черту, парень, – возразил Сет. – Мне это ни к чему. Для меня уже удовольствие, если кто-то приготовит еду. Никогда не думал, что скажу об этом, но временами мне недостает твоей матери. Что-то есть в прикосновении женщины… – Сет нахмурился и, откатившись от стола, повернулся лицом к огню. – Не таю, это вроде как закругляет жизнь мужчины по-настоящему. Она создает дом в месте, где ты живешь, наполняет его запахом вкусной пищи, и тогда хочется поскорее за стол.
Джеймсу не нравилось слушать такие рассуждения.
– Для этого тебе не нужна женщина. Сет. Приготовить по рецепту – в этом нет никакого секрета.
– Может быть, но женщина, у нее есть секрет, который ничто не заменит. – Сет осклабился – не без доли мечтательности, как показалось Джеймсу. – Я иногда думаю, если бы твоя мать не собралась и не убежала и ни разу не подала голоса после того, как ты окончил школу, я бы, может, и один прекрасный день вдруг оказался у нее на пороге и постучался в ее дверь.
– Надеюсь, не только потому, что тебе не хватало ее на кухне! Как я понимаю, вы с ней были парочкой, которая никогда не занималась ничем, кроме рукопашной драки.
– Ну, да. В общем… – Сет принялся задумчиво массировать ногу. – Она была слишком молода, чтобы знать, как лучше обращаться со мной, а я был слишком туп. чтобы это понять, и иногда скандал – это способ по-другому выразить свою любовь к человеку. Думаю, если бы мне выпал шанс снова, я бы вел себя во второй раз не совсем так, как прежде. По правде сказать, в те времена я сам не представлял себе, как объяснить женщине, что я люблю ее. – Сет посмотрел в огонь, затем повернулся к Джеймсу. – Думаю, У тебя та же проблема.
– У меня нет никаких проблем, – прозвучал ответ.
Сет закашлялся.
– Если ты так думаешь, то ты хуже, чем тупой, ты – чертов идиот. У всех у нас есть проблемы, сын, и что самое главное в конце концов – это разобраться, какие из них нам по зубам, а потом иметь мужество заняться ими.
Джеймс перевел взгляд на огонь, плясавший в камине, но не потому, что относился к тем, кто в заблуждении считает, будто в огне найдет ответ на нечто столь загадочное, как смысл жизни. Просто смотреть в камин легче, чем выдержать довольно проницательный взгляд отца, вот и все.
Он сосредоточил было внимание на обстановке в комнате, но каждый раз, как Джеймс пытался сделать это, он слышал снова и снова бичующие слова Мелоди, а затем и вынесенный ему приговор. Она была права. Место жуткое. Джеймс не представлял себе, как отец мог здесь жить.
А разговор с отцом, который только что состоялся, оказался не только самым продолжительным из всех, какие они когда-либо вели между собой. К тому же он был самым беспокоящим, будоражащим.
Джеймс вскочил на ноги. Внезапно его охватило такое ощущение, что стены обрушиваются на него.
– Мне нужно слегка подвигаться и вдохнуть свежего воздуха. Ничего, если ты побудешь немного один?
Сет замигал, как будто удивился, что Джеймс вообще был здесь.
– Конечно, мальчик! Черт побери, я привык быть в одиночестве.
Не только стены готовились обрушиться, думал Джеймс, шагая к молу. Вся его проклятая жизнь разваливалась по швам. Ее качественный, упорядоченный строй распадался в осложнениях, которые умножались с каждым новым днем, что он оставался в Порт-Армстронге.
И Джеймс знал, кто в этом виноват. Надо не забыть поблагодарить ее в случае, если они увидятся снова. Но это совершенно невероятно.
Глава 8
– Никаких договоров, да? – издевался он.
Она не осмелилась отвечать, боясь, что голос сорвется и выдаст ее. К ее ужасу глаза наполнились слезами, губы задрожали. С единственным намерением избавить его от неприятного зрелища, когда она будет выглядеть полной идиоткой, Мелоди отшатнулась от Джеймса. Однако она не успела, очевидно, спрятать сверкнувшие слезы.
Рука его вытянулась и задержала Мелоди.
– Скажи мне, что я прав, – настаивал он, и неожиданно его голос утратил настойчивость. – Подтверди, что ты достаточно практична, чтобы не верить, будто такое поверхностное взаимное влечение, как между нами, может перерасти во что-то более глубокое. – По ее лицу сбежала одинокая слеза – Мелоди, – забормотал он торопливо, – я не понимаю, как ты можешь вводить себя в заблуждение, считая, будто из нас получится хорошая пара!
– Конечно, ты не понимаешь, – заплакала она. – Ты слеп и не видишь очевидное, уж не говоря о том, чтобы подумать и заглянуть в голову и сердце другого человека да узнать, что там происходит.
– Я не слеп, – возразил он. – Я просто реалист.
– Реалист?
Дрожь в голосе Мелоди по мере того, как оживал ее гнев, уступила место чему-то похожему на смех.
– Забудь свои теории обо мне, точнее о нас, и осмотрись хорошенько вокруг себя, Джеймс. Подумай, что ты реально Видишь, когда снова войдешь в дверь этого жалкого маленького коттеджа…
– Для тебя он жалкий, может быть, но Сет называет его своим домом.
– И пока ты будешь там находиться, – продолжила Мелоди, набираясь сил от своего разгорающегося гнева, – посмотри на человека, которого ты называешь отцом, и задумайся над тем, какую жизнь он ведет. Ах, я забыла, ты же не называешь его отцом, не правда ли? Ну да, конечно, – это свидетельствовало бы о слишком большой личной привязанности, о близости между вами, что создавало бы неудобства. В конце концов важны не слова, и как бы ты ни называл его, это наименование не сделает благого дела – не избавит жизнь Сета от пустоты, которая уже завладела ею. Задумайся над тем, как он проводит рождественские праздники, Джеймс. Спроси у себя, почему он болтался в дождь у здания, где был бал-маскарад, полупьяный и задиристый, в ночь, когда его сбила машина.
– Мне это нельзя поставить в вину, – хмыкнул Джеймс – Допустим. Тогда поспеши с чистой совестью на острова Карибского моря или еще лучше в Тимбукту. Это гораздо дальше и безопаснее. Сет не объявится там неожиданно, и, можешь быть уверен, черта с два появлюсь там я. Так что тебе не нужно будет возиться с нежелательным бременем наших пожеланий или привязанностей.
– Мой отец не хочет, чтобы я был к нему привязан.
– Твой отец даст отрубить свою правую руку ради того, чтобы вы были близки, но не хочет это тебе показывать. До сего дня он обходился без сына, на которого мог бы опереться. Что для него еще тридцать пустых лет?
На гранитном подбородке Джеймса дрогнул мускул.
– Ты кончила?
Мелоди взглянула на него и подумала, неужели потребуется тридцать лет, чтобы забыть, как легко было бы прожить жизнь, любя его. Злость обратилась в отчаяние.
– О, да, – сказала Мелоди покорно. – Я кончила. До свиданья, Джеймс.
Он смотрел вслед, пока красные огоньки задних фар ее машины не исчезли за поворотом старого мола, и все время убеждал себя, что у него в душе преобладает чувство облегчения. С самого начала она служила раздражителем, и, хотя порой требовались чрезвычайные шаги, ему удалось по крайней мере отделаться от нее. В этом он не сомневался ни на миг. В том, как она попрощалась, с предельной ясностью прозвучало, что все закончилось навсегда. Да и потом – она села за руль и уехала, ни разу не оглянувшись назад.
Если бы он не был так чертовски зол, он бы посмеялся при мысли о том, что только что произошло. Место действия: одна из глухих улочек в бедной части города. Двухместный спортивный автомобиль за семьдесят тысяч долларов стоит у обветшавшей хижины преклонного возраста, за которую не дали бы и десятой части этой суммы, хотя цены на недвижимость раздуты. Действующие лица: она – дама, закутанная в радужно-зеленоватое пальто с золотистым начесом, на ногах импортные итальянские сапоги на меху, женщина надушена лучшими духами, которые может предложить Париж; он – талия обвязана кухонным полотенцем, призванным предохранить джинсы, которые куплены на местной дешевой распродаже, когда он понял, занимаясь делами отца, что ему не отделаться обязательными визитами в больницу и беготней по поводу страховки.
Представление, конечно, было смехотворным с начала до конца. Но в конце концов почему бы и не посмеяться. С первой минуты все его контакты с Мелоди Верс были просто нелепы, и теперь совершенный абсурд – стоять на морозе и размышлять, а нет ли крупицы правды в том, что она наговорила.
В разладе со всем этим проклятым миром Джеймс направился назад в дом. Он сморщился, когда заскрипели петли – сначала калитки, затем, более резко, входной двери.
– Если твое настроение хоть на одну десятую такое же плохое, как внешний вид, – изрек Сет, глядя из-под нахмуренных бровей, – то мне тебя жаль.
Ну, это, наверное, та последняя капля, которая может переполнить чашу терпения: жалость Сета в дополнение к презрению, выраженному Мелоди.
– Я голоден, – выпалил Джеймс. – Давай поедим.
Гамбургеры имели вкус опилок, пиво выдохлось и было как вода, но Сет, кажется, наслаждался вовсю.
Джеймс прочистил горло.
– А что, э-э, у тебя было на ужин на Рождество, Сет?
– Да я и не помню. Ничего особенного, – сообщил Сет, вылизывая последние крошки.
Гамбургер, как кусок свинца, давил в желудке у Джеймса.
– А как бы ты посмотрел, если бы, – спросил о, – я свозил тебя куда-нибудь, где можно прилично поесть, пока я здесь?
– Ну его у черту, парень, – возразил Сет. – Мне это ни к чему. Для меня уже удовольствие, если кто-то приготовит еду. Никогда не думал, что скажу об этом, но временами мне недостает твоей матери. Что-то есть в прикосновении женщины… – Сет нахмурился и, откатившись от стола, повернулся лицом к огню. – Не таю, это вроде как закругляет жизнь мужчины по-настоящему. Она создает дом в месте, где ты живешь, наполняет его запахом вкусной пищи, и тогда хочется поскорее за стол.
Джеймсу не нравилось слушать такие рассуждения.
– Для этого тебе не нужна женщина. Сет. Приготовить по рецепту – в этом нет никакого секрета.
– Может быть, но женщина, у нее есть секрет, который ничто не заменит. – Сет осклабился – не без доли мечтательности, как показалось Джеймсу. – Я иногда думаю, если бы твоя мать не собралась и не убежала и ни разу не подала голоса после того, как ты окончил школу, я бы, может, и один прекрасный день вдруг оказался у нее на пороге и постучался в ее дверь.
– Надеюсь, не только потому, что тебе не хватало ее на кухне! Как я понимаю, вы с ней были парочкой, которая никогда не занималась ничем, кроме рукопашной драки.
– Ну, да. В общем… – Сет принялся задумчиво массировать ногу. – Она была слишком молода, чтобы знать, как лучше обращаться со мной, а я был слишком туп. чтобы это понять, и иногда скандал – это способ по-другому выразить свою любовь к человеку. Думаю, если бы мне выпал шанс снова, я бы вел себя во второй раз не совсем так, как прежде. По правде сказать, в те времена я сам не представлял себе, как объяснить женщине, что я люблю ее. – Сет посмотрел в огонь, затем повернулся к Джеймсу. – Думаю, У тебя та же проблема.
– У меня нет никаких проблем, – прозвучал ответ.
Сет закашлялся.
– Если ты так думаешь, то ты хуже, чем тупой, ты – чертов идиот. У всех у нас есть проблемы, сын, и что самое главное в конце концов – это разобраться, какие из них нам по зубам, а потом иметь мужество заняться ими.
Джеймс перевел взгляд на огонь, плясавший в камине, но не потому, что относился к тем, кто в заблуждении считает, будто в огне найдет ответ на нечто столь загадочное, как смысл жизни. Просто смотреть в камин легче, чем выдержать довольно проницательный взгляд отца, вот и все.
Он сосредоточил было внимание на обстановке в комнате, но каждый раз, как Джеймс пытался сделать это, он слышал снова и снова бичующие слова Мелоди, а затем и вынесенный ему приговор. Она была права. Место жуткое. Джеймс не представлял себе, как отец мог здесь жить.
А разговор с отцом, который только что состоялся, оказался не только самым продолжительным из всех, какие они когда-либо вели между собой. К тому же он был самым беспокоящим, будоражащим.
Джеймс вскочил на ноги. Внезапно его охватило такое ощущение, что стены обрушиваются на него.
– Мне нужно слегка подвигаться и вдохнуть свежего воздуха. Ничего, если ты побудешь немного один?
Сет замигал, как будто удивился, что Джеймс вообще был здесь.
– Конечно, мальчик! Черт побери, я привык быть в одиночестве.
Не только стены готовились обрушиться, думал Джеймс, шагая к молу. Вся его проклятая жизнь разваливалась по швам. Ее качественный, упорядоченный строй распадался в осложнениях, которые умножались с каждым новым днем, что он оставался в Порт-Армстронге.
И Джеймс знал, кто в этом виноват. Надо не забыть поблагодарить ее в случае, если они увидятся снова. Но это совершенно невероятно.
Глава 8
Мелоди не рассчитывала, что увидит Джеймса снова. Еще меньше она предполагала, что он появится на следующей неделе в ее магазинчике вместе с членом муниципалитета Чарлзом Рэйнсом, одним из приятелей ее деда по гольф-клубу. Джеймс все время принимал стойку «смирно» и смотрел куда-то выше головы Мелоди, из чего она заключила, что он оказался втянутым в эту новую историю против его воли. Мелоди была заинтригована вопреки своим намерениям и старалась изо всех сил игнорировать его, направляя вопросительный взгляд на Чарлза.
– Нет, Мелоди, – улыбнулся член муниципалитета в ответ на ее невысказанный вопрос, – я пришел сегодня не для того, чтобы взять что-нибудь на прокат. Я пришел поговорить насчет бизнеса другого толка. Ваше имя мелькает в заголовках газет, юная леди, в связи с вашим предложением устроить общественный центр добрососедства, и идея привлекла отцов города. В понедельник заседание совета почти целиком было посвящено обсуждению преимуществ этого начинания.
Мелоди слегка потрогала край украшенной цветами соломенной шляпы и повесила ее на старинную вешалку в одной из отделанных черным бархатом витрин, бросив украдкой враждебный взгляд на Джеймса.
– Если судить по вашему окружению в эти дни, Чарлз, можно сделать только один вывод. Вы тоже против моей идеи?
– Вовсе нет. – Чарлз взобрался на высокий табурет рядом с прилавком и обвил ногами железные ножки. – Фактически почти все члены муниципалитета за вас.
– Я слышу, однако, возражения, – сказала Мелоди уныло. Жизнь была полна возражений в эти. дни, особенно если поблизости оказывался Джеймс.
– Ну, это не совсем точно. В текущем году состоятся муниципальные выборы, и большинство из нас будет гоняться за голосами избирателей. Поэтому мы, естественно, не поддержали бы проект, который мог бы вызвать недовольство в обществе.
Мелоди стряхнула пыль с шелковой женской шляпки в виде колпака и повесила ее рядом с соломенной шляпой.
– Так в чем же проблема, Чарлз?
– Совет готов предоставить вам здание в аренду за номинальную цену на девяносто девять лет, если вы сможете собрать достаточно пожертвований, чтобы завершить необходимую перестройку.
– Это всегда было нашей целью.
– Кроме того, есть еще одно обстоятельство. – Чарлз несколько нервозно откашлялся.
Джеймс старался выглядеть безразличным. Опасения Мелоди превратились в уверенность, что ее ждет нечто неприятное.
– Я знала: что-то здесь не так.
– Дело в том, что с приближением муниципальных выборов мы должны суметь убедить избирателей, что не поддерживаем экстравагантных проектов, не имеющих никаких достоинств помимо того, что съедают деньги налогоплательщиков. разумеется, знаете, что участок, о котором идет речь, рассматривается как зона архитектурных достопримечательностей и для пользования ею установлены довольно жесткие правила.
– Бюрократия, – объявила невозмутимо Мелоди хотя на душе у нее было тяжело. – Мы ожидали этого.
Джеймс выбрал сей момент для того, чтобы внести свою лепту в обсуждение:
– Без сомнения, мадам надеется пробиться сквозь бюрократические препоны, подмазав кое-кого из чиновников, – заметил он, обращаясь с Мелоди почти так же, как в день телевизионного интервью, то есть как если бы она не существовала.
Что ж, в таком случае Мелоди тоже сыграет в том же стиле.
– Почему он здесь? – спросила она у Чарлза.
– Потому что нельзя дать зеленый свет проекту, если вы не согласитесь сотрудничать с комиссией в ставе архитектора, кого-нибудь из отдела городского планирования, инженера-строителя и, конечно, представителя общества охраны исторического наследия.
– Но он – архитектор, занимающийся дизайном кораблей. Что он понимает в зданиях?
Для опытного политического деятеля Чарлз выглядел слишком взволнованным.
– Совет настаивает, что из-за шумихи вокруг несчастного случая Сет Логан должен быть включен в комиссию в качестве представителя будущих пользователей. Кроме того… – Он снова прокашлялся. – Значит, так, моя дорогая…
Мелоди вздохнула.
– Вот тут-то и начинаются «но», верно, Чарлз? Он оттянул узел душившего его галстука. – Вероятно. Я боюсь, что слишком многие видели телевизионную передачу, моя дорогая. К сожалению, сложилось впечатление, что подлинная цель хорошего и очень полезного дела была забыта из-за военных действий между двумя людьми, у которых испортились личные отношения. Чтобы оправдать свою поддержку проекту, совет должен демонстрировать, что обе заинтересованные, э-э. стороны поднялись выше мелких разногласий и тесно сотрудничают. Мы хотели бы, чтобы вы и Джеймс работали вместе ради общего блага.
– И я согласился, – вставил Джеймс.
– Ради чего? – Мелоди знала, что тон ее голоса подчеркивал недовольство, написанное у нее на лице.
– Здесь мои корни, и я лично заинтересован в позитивном решении, – сообщил он ей самодовольно. – К тому же я способный, образованный, владею речью и не боюсь высказывать свое мнение.
– Не говоря уж о том, что вы исключительно скромны, – обрезала его Мелоди.
– Будьте терпимее друг к другу, дети, – умолял Чарлз, вытирая лоб тонким носовым платком. – Ваше сотрудничество жизненно важно для успеха всего замысла. В этот момент Мелоди ничего не хотелось больше, чем схватиться с Джеймсом в открытом бою. С величайшим удовольствием она, право, выцарапала бы ему глаза, и ей пришлось напомнить себе, что она воспитана совсем в ином духе.
– Я готова сделать все, что нужно, – заявила Мелоди. Вам не следовало приводить его сюда ради поддержки вашей точки зрения.
Чарлз заговорил с видимым облегчением:
– Мне хотелось убедиться, что вы оба понимаете чего от вас ждут. Личная неприязнь здесь неуместна. Как бы вы ни относились друг к другу, вы должны оставлять личные чувства за дверью, приходя на заседания комиссии. Можете вы согласиться с этим требованием?
– Да, – сказал Джеймс.
Мелоди хотелось выкрикнуть: «Нет!» Она не сможет сидеть за одним столом с Джеймсом и выдвигать рациональные доводы. Несмотря на то что само дело – святое. Ведь она с самой первой минуты реагировала на Джеймса нерационально. Ее отношение к нему строилось на совершенно иных основаниях – на уровне чувств и инстинктов, не слишком легко подчиняющихся логике.
И все же… Мелоди вздохнула, понимая, что потерпела поражение. Не согласись она по крайней мере попробовать подчиниться требованиям Чарлза, она попадет в ту самую ловушку, которой старалась избежать! Это означало бы поставить крест на проект, а эта идея уже стоила ей многого.
– Я согласна, что ваш отец должен быть привлечен к участию, но предпочитала бы, чтобы вы оставались в стороне, – признала Мелоди.
Джеймс не пытался скрыть усмешку.
– Причина этого в том, что вы надеетесь без труда умаслить моего отца, чего не удастся со мной.
– Нет, дело в другом. Вы же нас не ставите ни во что, – возразила Мелоди. – Вы уже много лет назад отрезали себя от города и каждого его жителя. Тем не менее, – поспешила смягчить тон Мелоди, заметив как Чарлз с недовольством поджал губы, – если вы настолько терпимы, что сможете работать со мной, то я, разумеется, вытерплю вас в течение того короткого времени, пока вы, похоже, будете торчать здесь.
Чарлз расплылся в удовлетворенной улыбке.
– Твой дед будет гордиться тобой, моя дорогая. У тебя такое же благородное сердце. – Перегнувшись через прилавок, Чарлз потрепал ее по руке. – Первое заседание назначено на вечер во вторник. Итак, мы встречаемся, все трое, точно в семь в ратуше.
Вторник наступил чересчур быстро.
Мелоди опасалась, что обстановка на заседании будет несколько натянутой. Ведь они с Джеймсом встречались всего лишь во второй раз после ее довольно драматичного отъезда из домика его отца. Во всяком случае она считала, что хорошо подготовилась. Мелоди приехала перед самым началом заседания, благодаря чему была избавлена от необходимости заниматься пустыми разговорами. Она улыбнулась Сету и удостоила приличествующим случаю кивком Джеймса, поскольку не собиралась подкреплять слухи насчет того, что она затаила злобу. В то же время Мелоди не стала садиться рядом с ним и с его отцом. Сет жестом выразил разочарование, но она выбрала себе место на другом конце стола.
И слава Богу, подумала она с облегчением, когда участники заседания сразу же, без раскачки, принялись за дело. Первые шероховатости были успешно преодолены. Основное время займет обсуждение проблемы, а как только заседание кончится, Мелоди собиралась выбраться из здания, прежде чем кто-либо ее заметит.
Однако каким-то необъяснимым образом ее тонко продуманная стратегия потерпела полный крах за несколько секунд, прошедших после закрытия заседания, и Мелоди оказалась вынужденной поехать на довольно-таки запоздалый ужин с обоими Логанами. Кстати, Джеймс не бросился приглашать ее. Он просто стоял в стороне, как говорится, словно окаменелый, с каким-то замороженным выражением лица, когда Сет поставил свою инвалидную коляску поперек взлетной полосы Мелоди, едва она сделала первые пять шагов к двери, и намертво заблокировал ей путь.
– Подожди-ка, девочка! А где горит? Ты на пожар? – поинтересовался он.
– Я умираю с голоду. Сет, – объяснила она. – Не успела поесть перед заседанием.
– Отлично! Тогда ты можешь поужинать с нами. Джеймс везет меня в одно из шикарных мест, где всегда едят люди вроде тебя с ним.
Лучше подохнуть голодая, чем это!
– Это чудесно, Сет, но я бы не хотела быть у вас лишней при таком особом случае.
– Думаю, случай станет еще более особым, если за нашим столом будет сидеть такая красавица, как ты, – подольстился Сет. – Думаю, люди замрут и будут только смотреть во все глаза, как я въезжаю в ресторан, а коляску подталкивает моя самая любимая леди на всем свете. Или, – лукаво вопросил Сет, – тебе стыдно появиться вместе со мной в общественном месте?
– Конечно мне не стыдно!
– Ну, тогда договорились. Джеймс, что ты там стоишь, будто язык проглотил? Она ведь может поехать с нами, не так ли?
Джеймс был в темном деловом костюме, безупречно сшитом по последней моде, в белоснежной рубашке из хлопчатобумажной ткани с темно-красным галстуком скромного рисунка на шелковой основе. Кожа его сияла, волосы блестели. Он был красив как кинозвезда, и по-королевски отстранен от них, будто глава государства из какой-нибудь очень недружественной страны.
– Пожалуйста, – без особого восторга согласился тот и наклонил голову в сторону двери. – Поехали?
– Я поеду на своей машине, – сказала Мелоди. Джеймс снизошел до взгляда на нее.
– Не глупи. Зачем ехать на двух машинах, когда достаточно одной? Заберешь свою позже.
Не дав Мелоди времени на возражения, не дождавшись ее согласия, Джеймс вывез отца в его инвалидной коляске в морозную ночь. Не имея выбора, если не считать возможности спринтерского броска в собственную машину, Мелоди последовала за Логанами.
– Садись впереди, Мелоди, – скомандовал Джеймс, когда они приблизились к взятому на прокат автомобилю.
– О, нет! Я бы предпочла сзади.
– Выбирать тебе особенно не из чего, – сказал Сет. – Я могу вытянуть эти чертовы запакованные в гипс конечности гораздо легче на заднем сиденье, чем в крошечном пространстве впереди. – Сет хмыкнул. – Когда я был молод, машины строили так, что парень, сидя за рулем, мог спокойно посадить девицу себе на колени, а все эти новые штуковины годятся только на то, чтобы перевезти человека с места на место, – и неважно, что он находится при этом в самых неблагоприятных условиях.
– Ну, не знаю, – заметил Джеймс ласковым голосом, бросив косой взгляд на Мелоди. – Рискну заметить: если бы эти малогабаритные машины умели разговаривать, мы бы все поразились, чего только им не пришлось повидать. Если вы спросите меня, то я вам скажу: маленькие машины предназначены оберегать мужчину от неспровоцированного нападения. Но так или иначе, садись, Мелоди. Ты настоящая леди и даже больше, и я уверен, не воспользуешься преимуществом, пока я за рулем.
Джеймс просто ненавистен ей, честное слово!
«Трактир на острове Краб» был одним из лучших ресторанов, специализирующихся на морской пище, и, без сомнения, самым живописным. Сооруженный на конце узкой стрелки, он славился великолепным видом из своих окон, проделанных в стенах восьмигранного главного зала. Восьмая стена от пола до потолка была занята камином. На противоположной стороне устроен солярий с аквариумом и целыми зарослями цветущих растений, которые оживляли ярким красочным пятном хмурую зимнюю монотонность.
Джеймс, как казалось, не был настроен наслаждаться обстановкой или заниматься светским обменом любезностями.
– Коктейль? – почти прорычал он, не дав Мелоди усесться в кресло.
– Нет, спасибо, – покачала она головой.
– Тогда вина?
– Нет.
Тем не менее он пробежал глазами список вин.
– Принесите нам бутылку белого «бордо», – сказал он официанту.
Вино было принесено, показана этикетка, извлечена пробка, наконец официант плеснул немного в бокал Джеймса. Сет, как заметила Мелоди, наблюдал за происходящим, не веря своим глазам.
Джеймс углубился в ритуал: ему надо было понюхать, затем попробовать напиток на вкус.
– Прекрасно, – определил он.
– Да уж не без этого, – заметил Сет. – Видели мы, как ты только что здорово приложился к этой бутылочке.
Изумленный официант прочистил горло.
– Гм… Желаете заказать сейчас, сэр?
– Да, – ответил Джеймс.
– Мелоди, – возмущенно зашептал Сет, – это меню все на иностранном языке. Как же человек может знать, что он принимает в себя?
– Читайте мелкий шрифт, – шепнула ему в ответ Мелоди. – Это английский перевод.
– Все равно это бессмыслица! Единственные слова, которые я могу разобрать, это «моллюски» да «палтус».
Сет посмотрел на официанта и фыркнул, со злорадным восторгом глядя на выражение его лица.
– Но это все же облегчает дело. Я возьму моллюски или палтус.
Несомненно, официант привык к более искушенным клиентам. Он сжал губы колечком и тронул концом своего карандаша меню, которое держал Сет.
– Можно выбрать копченые или свежие моллюски, сэр. Если вы, конечно, не имеете в виду похлебку «чаудер» из моллюсков, мяса и овощей. Это – наше фирменное блюдо. Теперь, насчет палтуса. Мы можем подать его жаренным на сковороде на лимонном масле с зеленью и каперсами или запеченным в коньячном соусе с луком-пореем – он подается на стол с цветами настурции.
– С нами крестная сила! – воскликнул Сет. – Вы говорите сейчас со старым рыбаком, сынок; я не придурок какой-нибудь, который не понимает, что к чему. Поэтому не пытайтесь скормить мне что-нибудь, что вы вынуждены обряжать до неузнаваемости. Я хочу палтус – просто и ясно – с картошкой, а не с цветами!
На протяжении всего этого диалога Джеймс сидел, откинувшись на спинку своего кресла, без всякого выражения на лице и внимательно наблюдал за Мелоди, которая едва подавляла в себе смех.
– Мадам? – в надежде на лучшее согнулся над ее локтем официант, держа карандаш наготове.
– Мне тоже палтус, – сказала она. – Точно, как заказал мой друг, – просто и ясно.
– Приготовьте и мне то же и так же, – объявил Джеймс, но добавьте цезарский салат. В сущности, – он бросил взгляд на Мелоди через стол, и ей показалось, что отблеск улыбки согрел его глаза, – почему бы нам не взять три салата?
– Будет очень хорошо, – вежливо заметила Мелоди.
– Сколько нам придется ждать? – поинтересовался Сет.
– На главное блюдо потребуется минут двадцать, сэр, – сообщил многострадальный официант, готовясь исчезнуть. – Надеюсь, вы согласитесь, что приготовление хорошего блюда требует времени. Однако салат будет подан быстро.
– Нет, Мелоди, – улыбнулся член муниципалитета в ответ на ее невысказанный вопрос, – я пришел сегодня не для того, чтобы взять что-нибудь на прокат. Я пришел поговорить насчет бизнеса другого толка. Ваше имя мелькает в заголовках газет, юная леди, в связи с вашим предложением устроить общественный центр добрососедства, и идея привлекла отцов города. В понедельник заседание совета почти целиком было посвящено обсуждению преимуществ этого начинания.
Мелоди слегка потрогала край украшенной цветами соломенной шляпы и повесила ее на старинную вешалку в одной из отделанных черным бархатом витрин, бросив украдкой враждебный взгляд на Джеймса.
– Если судить по вашему окружению в эти дни, Чарлз, можно сделать только один вывод. Вы тоже против моей идеи?
– Вовсе нет. – Чарлз взобрался на высокий табурет рядом с прилавком и обвил ногами железные ножки. – Фактически почти все члены муниципалитета за вас.
– Я слышу, однако, возражения, – сказала Мелоди уныло. Жизнь была полна возражений в эти. дни, особенно если поблизости оказывался Джеймс.
– Ну, это не совсем точно. В текущем году состоятся муниципальные выборы, и большинство из нас будет гоняться за голосами избирателей. Поэтому мы, естественно, не поддержали бы проект, который мог бы вызвать недовольство в обществе.
Мелоди стряхнула пыль с шелковой женской шляпки в виде колпака и повесила ее рядом с соломенной шляпой.
– Так в чем же проблема, Чарлз?
– Совет готов предоставить вам здание в аренду за номинальную цену на девяносто девять лет, если вы сможете собрать достаточно пожертвований, чтобы завершить необходимую перестройку.
– Это всегда было нашей целью.
– Кроме того, есть еще одно обстоятельство. – Чарлз несколько нервозно откашлялся.
Джеймс старался выглядеть безразличным. Опасения Мелоди превратились в уверенность, что ее ждет нечто неприятное.
– Я знала: что-то здесь не так.
– Дело в том, что с приближением муниципальных выборов мы должны суметь убедить избирателей, что не поддерживаем экстравагантных проектов, не имеющих никаких достоинств помимо того, что съедают деньги налогоплательщиков. разумеется, знаете, что участок, о котором идет речь, рассматривается как зона архитектурных достопримечательностей и для пользования ею установлены довольно жесткие правила.
– Бюрократия, – объявила невозмутимо Мелоди хотя на душе у нее было тяжело. – Мы ожидали этого.
Джеймс выбрал сей момент для того, чтобы внести свою лепту в обсуждение:
– Без сомнения, мадам надеется пробиться сквозь бюрократические препоны, подмазав кое-кого из чиновников, – заметил он, обращаясь с Мелоди почти так же, как в день телевизионного интервью, то есть как если бы она не существовала.
Что ж, в таком случае Мелоди тоже сыграет в том же стиле.
– Почему он здесь? – спросила она у Чарлза.
– Потому что нельзя дать зеленый свет проекту, если вы не согласитесь сотрудничать с комиссией в ставе архитектора, кого-нибудь из отдела городского планирования, инженера-строителя и, конечно, представителя общества охраны исторического наследия.
– Но он – архитектор, занимающийся дизайном кораблей. Что он понимает в зданиях?
Для опытного политического деятеля Чарлз выглядел слишком взволнованным.
– Совет настаивает, что из-за шумихи вокруг несчастного случая Сет Логан должен быть включен в комиссию в качестве представителя будущих пользователей. Кроме того… – Он снова прокашлялся. – Значит, так, моя дорогая…
Мелоди вздохнула.
– Вот тут-то и начинаются «но», верно, Чарлз? Он оттянул узел душившего его галстука. – Вероятно. Я боюсь, что слишком многие видели телевизионную передачу, моя дорогая. К сожалению, сложилось впечатление, что подлинная цель хорошего и очень полезного дела была забыта из-за военных действий между двумя людьми, у которых испортились личные отношения. Чтобы оправдать свою поддержку проекту, совет должен демонстрировать, что обе заинтересованные, э-э. стороны поднялись выше мелких разногласий и тесно сотрудничают. Мы хотели бы, чтобы вы и Джеймс работали вместе ради общего блага.
– И я согласился, – вставил Джеймс.
– Ради чего? – Мелоди знала, что тон ее голоса подчеркивал недовольство, написанное у нее на лице.
– Здесь мои корни, и я лично заинтересован в позитивном решении, – сообщил он ей самодовольно. – К тому же я способный, образованный, владею речью и не боюсь высказывать свое мнение.
– Не говоря уж о том, что вы исключительно скромны, – обрезала его Мелоди.
– Будьте терпимее друг к другу, дети, – умолял Чарлз, вытирая лоб тонким носовым платком. – Ваше сотрудничество жизненно важно для успеха всего замысла. В этот момент Мелоди ничего не хотелось больше, чем схватиться с Джеймсом в открытом бою. С величайшим удовольствием она, право, выцарапала бы ему глаза, и ей пришлось напомнить себе, что она воспитана совсем в ином духе.
– Я готова сделать все, что нужно, – заявила Мелоди. Вам не следовало приводить его сюда ради поддержки вашей точки зрения.
Чарлз заговорил с видимым облегчением:
– Мне хотелось убедиться, что вы оба понимаете чего от вас ждут. Личная неприязнь здесь неуместна. Как бы вы ни относились друг к другу, вы должны оставлять личные чувства за дверью, приходя на заседания комиссии. Можете вы согласиться с этим требованием?
– Да, – сказал Джеймс.
Мелоди хотелось выкрикнуть: «Нет!» Она не сможет сидеть за одним столом с Джеймсом и выдвигать рациональные доводы. Несмотря на то что само дело – святое. Ведь она с самой первой минуты реагировала на Джеймса нерационально. Ее отношение к нему строилось на совершенно иных основаниях – на уровне чувств и инстинктов, не слишком легко подчиняющихся логике.
И все же… Мелоди вздохнула, понимая, что потерпела поражение. Не согласись она по крайней мере попробовать подчиниться требованиям Чарлза, она попадет в ту самую ловушку, которой старалась избежать! Это означало бы поставить крест на проект, а эта идея уже стоила ей многого.
– Я согласна, что ваш отец должен быть привлечен к участию, но предпочитала бы, чтобы вы оставались в стороне, – признала Мелоди.
Джеймс не пытался скрыть усмешку.
– Причина этого в том, что вы надеетесь без труда умаслить моего отца, чего не удастся со мной.
– Нет, дело в другом. Вы же нас не ставите ни во что, – возразила Мелоди. – Вы уже много лет назад отрезали себя от города и каждого его жителя. Тем не менее, – поспешила смягчить тон Мелоди, заметив как Чарлз с недовольством поджал губы, – если вы настолько терпимы, что сможете работать со мной, то я, разумеется, вытерплю вас в течение того короткого времени, пока вы, похоже, будете торчать здесь.
Чарлз расплылся в удовлетворенной улыбке.
– Твой дед будет гордиться тобой, моя дорогая. У тебя такое же благородное сердце. – Перегнувшись через прилавок, Чарлз потрепал ее по руке. – Первое заседание назначено на вечер во вторник. Итак, мы встречаемся, все трое, точно в семь в ратуше.
Вторник наступил чересчур быстро.
Мелоди опасалась, что обстановка на заседании будет несколько натянутой. Ведь они с Джеймсом встречались всего лишь во второй раз после ее довольно драматичного отъезда из домика его отца. Во всяком случае она считала, что хорошо подготовилась. Мелоди приехала перед самым началом заседания, благодаря чему была избавлена от необходимости заниматься пустыми разговорами. Она улыбнулась Сету и удостоила приличествующим случаю кивком Джеймса, поскольку не собиралась подкреплять слухи насчет того, что она затаила злобу. В то же время Мелоди не стала садиться рядом с ним и с его отцом. Сет жестом выразил разочарование, но она выбрала себе место на другом конце стола.
И слава Богу, подумала она с облегчением, когда участники заседания сразу же, без раскачки, принялись за дело. Первые шероховатости были успешно преодолены. Основное время займет обсуждение проблемы, а как только заседание кончится, Мелоди собиралась выбраться из здания, прежде чем кто-либо ее заметит.
Однако каким-то необъяснимым образом ее тонко продуманная стратегия потерпела полный крах за несколько секунд, прошедших после закрытия заседания, и Мелоди оказалась вынужденной поехать на довольно-таки запоздалый ужин с обоими Логанами. Кстати, Джеймс не бросился приглашать ее. Он просто стоял в стороне, как говорится, словно окаменелый, с каким-то замороженным выражением лица, когда Сет поставил свою инвалидную коляску поперек взлетной полосы Мелоди, едва она сделала первые пять шагов к двери, и намертво заблокировал ей путь.
– Подожди-ка, девочка! А где горит? Ты на пожар? – поинтересовался он.
– Я умираю с голоду. Сет, – объяснила она. – Не успела поесть перед заседанием.
– Отлично! Тогда ты можешь поужинать с нами. Джеймс везет меня в одно из шикарных мест, где всегда едят люди вроде тебя с ним.
Лучше подохнуть голодая, чем это!
– Это чудесно, Сет, но я бы не хотела быть у вас лишней при таком особом случае.
– Думаю, случай станет еще более особым, если за нашим столом будет сидеть такая красавица, как ты, – подольстился Сет. – Думаю, люди замрут и будут только смотреть во все глаза, как я въезжаю в ресторан, а коляску подталкивает моя самая любимая леди на всем свете. Или, – лукаво вопросил Сет, – тебе стыдно появиться вместе со мной в общественном месте?
– Конечно мне не стыдно!
– Ну, тогда договорились. Джеймс, что ты там стоишь, будто язык проглотил? Она ведь может поехать с нами, не так ли?
Джеймс был в темном деловом костюме, безупречно сшитом по последней моде, в белоснежной рубашке из хлопчатобумажной ткани с темно-красным галстуком скромного рисунка на шелковой основе. Кожа его сияла, волосы блестели. Он был красив как кинозвезда, и по-королевски отстранен от них, будто глава государства из какой-нибудь очень недружественной страны.
– Пожалуйста, – без особого восторга согласился тот и наклонил голову в сторону двери. – Поехали?
– Я поеду на своей машине, – сказала Мелоди. Джеймс снизошел до взгляда на нее.
– Не глупи. Зачем ехать на двух машинах, когда достаточно одной? Заберешь свою позже.
Не дав Мелоди времени на возражения, не дождавшись ее согласия, Джеймс вывез отца в его инвалидной коляске в морозную ночь. Не имея выбора, если не считать возможности спринтерского броска в собственную машину, Мелоди последовала за Логанами.
– Садись впереди, Мелоди, – скомандовал Джеймс, когда они приблизились к взятому на прокат автомобилю.
– О, нет! Я бы предпочла сзади.
– Выбирать тебе особенно не из чего, – сказал Сет. – Я могу вытянуть эти чертовы запакованные в гипс конечности гораздо легче на заднем сиденье, чем в крошечном пространстве впереди. – Сет хмыкнул. – Когда я был молод, машины строили так, что парень, сидя за рулем, мог спокойно посадить девицу себе на колени, а все эти новые штуковины годятся только на то, чтобы перевезти человека с места на место, – и неважно, что он находится при этом в самых неблагоприятных условиях.
– Ну, не знаю, – заметил Джеймс ласковым голосом, бросив косой взгляд на Мелоди. – Рискну заметить: если бы эти малогабаритные машины умели разговаривать, мы бы все поразились, чего только им не пришлось повидать. Если вы спросите меня, то я вам скажу: маленькие машины предназначены оберегать мужчину от неспровоцированного нападения. Но так или иначе, садись, Мелоди. Ты настоящая леди и даже больше, и я уверен, не воспользуешься преимуществом, пока я за рулем.
Джеймс просто ненавистен ей, честное слово!
«Трактир на острове Краб» был одним из лучших ресторанов, специализирующихся на морской пище, и, без сомнения, самым живописным. Сооруженный на конце узкой стрелки, он славился великолепным видом из своих окон, проделанных в стенах восьмигранного главного зала. Восьмая стена от пола до потолка была занята камином. На противоположной стороне устроен солярий с аквариумом и целыми зарослями цветущих растений, которые оживляли ярким красочным пятном хмурую зимнюю монотонность.
Джеймс, как казалось, не был настроен наслаждаться обстановкой или заниматься светским обменом любезностями.
– Коктейль? – почти прорычал он, не дав Мелоди усесться в кресло.
– Нет, спасибо, – покачала она головой.
– Тогда вина?
– Нет.
Тем не менее он пробежал глазами список вин.
– Принесите нам бутылку белого «бордо», – сказал он официанту.
Вино было принесено, показана этикетка, извлечена пробка, наконец официант плеснул немного в бокал Джеймса. Сет, как заметила Мелоди, наблюдал за происходящим, не веря своим глазам.
Джеймс углубился в ритуал: ему надо было понюхать, затем попробовать напиток на вкус.
– Прекрасно, – определил он.
– Да уж не без этого, – заметил Сет. – Видели мы, как ты только что здорово приложился к этой бутылочке.
Изумленный официант прочистил горло.
– Гм… Желаете заказать сейчас, сэр?
– Да, – ответил Джеймс.
– Мелоди, – возмущенно зашептал Сет, – это меню все на иностранном языке. Как же человек может знать, что он принимает в себя?
– Читайте мелкий шрифт, – шепнула ему в ответ Мелоди. – Это английский перевод.
– Все равно это бессмыслица! Единственные слова, которые я могу разобрать, это «моллюски» да «палтус».
Сет посмотрел на официанта и фыркнул, со злорадным восторгом глядя на выражение его лица.
– Но это все же облегчает дело. Я возьму моллюски или палтус.
Несомненно, официант привык к более искушенным клиентам. Он сжал губы колечком и тронул концом своего карандаша меню, которое держал Сет.
– Можно выбрать копченые или свежие моллюски, сэр. Если вы, конечно, не имеете в виду похлебку «чаудер» из моллюсков, мяса и овощей. Это – наше фирменное блюдо. Теперь, насчет палтуса. Мы можем подать его жаренным на сковороде на лимонном масле с зеленью и каперсами или запеченным в коньячном соусе с луком-пореем – он подается на стол с цветами настурции.
– С нами крестная сила! – воскликнул Сет. – Вы говорите сейчас со старым рыбаком, сынок; я не придурок какой-нибудь, который не понимает, что к чему. Поэтому не пытайтесь скормить мне что-нибудь, что вы вынуждены обряжать до неузнаваемости. Я хочу палтус – просто и ясно – с картошкой, а не с цветами!
На протяжении всего этого диалога Джеймс сидел, откинувшись на спинку своего кресла, без всякого выражения на лице и внимательно наблюдал за Мелоди, которая едва подавляла в себе смех.
– Мадам? – в надежде на лучшее согнулся над ее локтем официант, держа карандаш наготове.
– Мне тоже палтус, – сказала она. – Точно, как заказал мой друг, – просто и ясно.
– Приготовьте и мне то же и так же, – объявил Джеймс, но добавьте цезарский салат. В сущности, – он бросил взгляд на Мелоди через стол, и ей показалось, что отблеск улыбки согрел его глаза, – почему бы нам не взять три салата?
– Будет очень хорошо, – вежливо заметила Мелоди.
– Сколько нам придется ждать? – поинтересовался Сет.
– На главное блюдо потребуется минут двадцать, сэр, – сообщил многострадальный официант, готовясь исчезнуть. – Надеюсь, вы согласитесь, что приготовление хорошего блюда требует времени. Однако салат будет подан быстро.