Появление цветов вызвало фурор. Через пару секунд владельцы других магазинов, бросив дела, собрались у нее – От кого они? – поинтересовалась Ариадна.
– От Джеймса Логана. – Роджер рассмотрел визитную карточку через плечо Мелоди – И он желает пригласить ее на ужин в субботу вечером.
Хлоя возмущенно затрясла головой:
– И я подозреваю, что ты примешь приглашение.
– Конечно, примет, глупая ты женщина, – презрительно хмыкнула Ариадна.
– В таком случае, – заявила Хлоя, обращаясь к Мелоди с предельным приближением к симпатии, на какое только была способна, – ты обязана прийти ко мне в бутик в обеденный перерыв и взглянуть на новое поступление французского дамского белья. Если уж ты решила снова свалять дурака, так делай это стильно.
– А у меня есть пара старинных сережек, которые я могу тебе одолжить, – сообщил Эмиль.
– Я бы тебе предложила русскую шаль, но погода становится теплее, – выразила сожаление Ариадна, затем ее лицо просветлело. – Так ты же можешь надеть под шаль только французское белье от Хлои.
– Ариадна, – пристыдил ее Эмиль.
– Только не позволяй ему ходить по тебе ногами, – посоветовал Роджер. Анна Чайковская произнесла что-то совсем неразборчивое. Фредерик пояснил:
– Это старая польская пословица. С нею желают счастья в любви. Мы надеемся, теперь у тебя будет много счастья, Мелоди.
– Но это ведь только приглашение на ужин, – запротестовала она.
– Я думаю, это нечто большее, – заключил Эмиль. – Мужчина не будет нестись из конца в конец страны только затем, чтобы пригласить даму на ужин.
Мелоди не могла не почувствовать, как согревает ее волнение и забота коллег. Как бы они ни спорили и ни цапались друг с другом, они, кажется, действительно озабочены тем, что происходит с ней. Самым трогательным знаком внимания была подарочная коробка с бантом, которую Хлоя поставила с шумом на стеклянный прилавок перед самым закрытием в пятницу вечером.
– Я не успела отдать ее тебе перед Рождеством, – заявила она бесцеремонно, хотя это была наглая ложь: у них никогда не было заведено обмениваться подарками на рождественские праздники. – Извини, я немного опоздала.
Мелоди приоткрыла крышку и ахнула от восторга.
– Более прекрасного белья я не видела вообще. Спасибо тебе, Хлоя!
– Розовое, кажется, подходит тебе больше всего, и именно этот комплект я никогда не сумею продать – он такого малого размера Поэтому носи его и радуйся.
Мелоди надеялась, что так и будет, но она слишком нервничала и трижды переоделась перед тем, как Джеймс позвонил в семь тридцать в субботу, и если бы он приехал на десять минут позже, возможно, сменила бы свое снаряжение в четвертый раз. Во что в конце концов должна быть одета женщина, когда решается все ее будущее? Сегодня вечером у нее не было сомнений: она и Джеймс или сделают шаг вперед или разойдутся каждый своим путем навсегда.
Конечно, он смотрелся как абсолютный красавец, сильный, мужественный. Черный костюм в тонкую полоску, белоснежная рубашка и серебристо-серый галстук – все чудесно сочеталось с загорелой кожей и голубыми глазами. К тому же он был одет строго в соответствии с правилами хорошего тона, и Мелоди порадовалась, что остановилась в конце концов на персикового цвета платье с оборками, сшитом по выкройке времен царствования королевы Виктории и щедро украшенном золотистыми кружевами. В любом случае они составили прекрасно одетую пару.
Джеймс заказал столик в славившемся своей кухней ресторане, что находился в здании, которое в конце прошлого века было домом французского графа. Окна ресторана смотрели на тщательно ухоженный и распланированный сад, где зелень и цветы уже готовились к пышному расцвету начала лета. Огромные магнолии и сирень наполняли воздух своим ароматом. Ландыши в хрустальных вазах стояли на столах, покрытых белыми льняными скатертями; в полумраке мерцали свечи, и, как если бы всего этого было мало для создания романтического настроения, по залу блуждал скрипач, соблазняя гостей знакомыми мотивами песен о любви.
– Ты, вероятно, недоумеваешь, – заметил Джеймс, когда они пригубили вино после закуски и перед основным блюдом, – почему я не давал о себе него разговора.
– Я давно уже не пытаюсь предугадывать твои поступки, Джеймс, – ответила Мелоди.
– У меня было множество дел, и я хотел с ними покончить, прежде чем увижусь снова с тобой.
– Это означает, что ты завершил все, что привело тебя сюда?
– Более или менее, – кивнул он. – Мне удалось уговорить отца переехать в более удобную квартиру. Я купил для него новый дом.
Скромные ростки оптимизма, каким-то чудом пробившиеся сквозь преграды осторожности, воздвигнутые рукой Мелоди, моментально увяли. Значит, он снова играет ее чувствами. Только сыновний долг заставил его вернуться и ничто больше.
– Ты очень добр.
– Слишком поздно, видимо, и слишком мало скорее так выглядит дело. – Джеймс покосился на Мелоди из-под опущенных бровей. – Ты, вероятно, считаешь меня наихудшим из сыновей и, наверное, права. Семья и все такое прочее до недавнего времени ничего не значили для меня. Но для тебя это всегда было важным, не так ли?
– Да.
Мелоди мрачно уткнулась в тарелку с заливным из вырезки барашка, которую поставил перед ней официант.
– Ты когда-нибудь задумывалась, – продолжал Джеймс в духе светского разговора, – как бы ты поступила, если бы твоя семья отказалась от тебя из-за того, что не приемлет человека, выбранного тобою себе в мужья?
– Этого никогда не случится.
– Все бывает, – возразил он, сделав знак официанту принести вторую бутылку вина. – Я наблюдал такие случаи десятками, особенно когда затрагиваются денежные дела. Отцы не любят думать, что их дочери оказались жертвами охотников за богатством. – Он поднял бокал, затем поставил его на стол снова. – Так что же ты предпримешь, если твои родители не одобрят твой выбор, Мелоди?
– Я доверюсь своему сердцу и буду верить, что моя семья согласится с моим выбором, так как знаю: для них главное – мое счастье.
– Даже если они сочтут, что твой избранник на самом деле тебя недостоин?
– Важно, чтобы я считала его достойным меня, а он был уверен, что я достойна его. Думаю, некоторые называют это любовью, Джеймс.
Он провел кончиком пальца по краю бокала.
– Я должен сделать признание, – сказал он, застенчиво улыбаясь. – До недавнего времени я, как идиот, думал, будто любовь – это что-то вроде обыкновенного гриппа; если принять соответствующие меры, то можно и не заболеть.
– Как романтично, – тихо произнесла Мелоди.
– Я самоуверен и упрям и склонен делать поспешные и порой необоснованные выводы о вещах, которые мне далеко не всегда понятны.
– Я заметила.
– Ты выглядишь очень мрачной. Тебе не нравится барашек?
Мелоди ощущала желание закричать. Бросить бы ему в лицо: «У меня от тебя несварение желудка!» Куда заведет этот разговор?
– Барашек восхитительный, – ответила она.
– Тогда поспеши с ним покончить. Я хочу показать тебе кое-что в саду.
Деревья были увешаны сотнями миниатюрных лампочек, и ночь превратилась в сказку, когда они вышли наружу. Джеймс взял Мелоди под локоть и повел ее в сторону через луг, к живой изгороди из высоких кедров, что росли по внешнему краю широкого открытого пространства.
Остановившись у небольшой прогалины между ветвями, Джеймс велел:
– Посмотри в это «окошко» и скажи мне, что ты видишь.
Мелоди повиновалась, живо ощущая его близкое присутствие за спиной. Но затем она почти забыла о Джеймсе при виде развернувшейся перед ее глазами картины.
– Я вижу дом, – прошептала она; дух у нее захватило.
Джеймс положил руку ей на бедро, чтобы удержать ее в вертикальном положении и легко коснулся подбородком ее волос.
– Правильно, Мелоди. А теперь скажи, что ты о нем думаешь?
Великолепное старинное здание высилось в окружении тщательно вылизанного парка, занимая примерно акр земли. Высокие грациозные печные трубы поднимались в небо, сгущавшееся сумерками. Карнизы и балконы особняка были отделаны полированным кирпичом.
– Я думаю, это самое прекрасное место, какое я видела!
– Это дом, который я купил для Сета.
– Для Сета? – Острые каблуки ее золотистых туфель с перепонками, как у сандалий, увязли в траве, когда Мелоди резко обернулась. – Джеймс, особняк огромен. Что на тебя нашло?
– О, я говорю не о здании на первом плане, – сказал он, как бы успокаивая Мелоди. – Я о доме у ворот за зарослями рододендронов.
– Мне ничего не видно за зарослями рододендронов, Джеймс. Что там за дом у ворот? Он взял ее за пояс.
– Позабыл, что ты невелика ростом. Дай-ка я подсажу тебя.
Она слишком забывчива, если дело касается Джеймса! Легко прощает.
Мелоди была вынуждена напомнить, как он зашвырнул ее на высоту четырех футов.
– В последний раз, когда ты устроил подобное представление, я получила травму, упав лицом вниз.
– Угу, но теперь я держу тебя крепче, – пробормотал он, усаживая Мелоди у себя на плече. – Ну, что ты думаешь о доме Сета?
– Он очень мил, – ответила она, высмотрев лепные карнизы небольшого домика, наполовину скрытого за кустарником. – Великолепен. Но что ты собираешься делать с главным зданием? Откроешь детский приют?
– Что-то в этом роде, – согласился Джеймс и, прежде чем Мелоди успела выразить неудовольствие. разочарование или другое чувство из богатого арсенала своих эмоций, относящихся к Джеймсу, он схватил ее за бедра и начал медленно опускать на землю – медленно, дюйм за дюймом.
– Ну, это была еще одна ошибка, – буркнул Джеймс, когда наконец Мелоди коснулась носками земли. – Из-за этого упражнения у меня возникло совершенно неджентльменское желание поцеловать тебя, а я изо всех сил пытаюсь сегодня вечером быть настоящим джентльменом.
– Перестань пытаться и следуй своим естественным инстинктам. – просительным тоном сказала Мелоди, отказываясь от борьбы, которую она никогда не надеялась выиграть; она качнулась к Джеймсу. – Я устала ждать.
Он слегка встряхнул ее, пожурил:
– Не будем повторять прежние ошибки. Твердо шагая, Джеймс повел ее назад в зал ресторана.
За время их отсутствия официант убрал со стола, оставив на положенном месте только украшенные шелковыми кисточками небольшие картонки – меню десертов. В тяжелом хрустальном подсвечнике горела свеча. В серебряном ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского.
– Так, – сказал Джеймс с живостью. – Что тебе хочется на десерт?
– Ничего, – отвечала она.
По правде говоря, ее уже тошнило из-за эмоциональных качелей, на которых она летала вверх – вниз на протяжении последних двух с лишним часов; к тому же она чувствовала себя глубоко обиженной, потому что ей снова пришлось просить у него милости.
– Жаль, – сказал Джеймс. – Тогда посмейся надо мной и помоги мне выбрать что-нибудь. Мне хочется чего-нибудь сладкого, чтобы завершить вечер.
– Тебе не нужна моя помощь, чтобы принимать решения.
Он опустил руку, державшую меню, и. глядя на Мелоди серьезно, сказал:
– В этом случае нужна. Пожалуйста, Мелоди, помоги мне сделать выбор.
Ничего не подозревая, она раскрыла сложенную книжечкой картонку и сделала вид, будто просматривает меню.
– Возьми свежую клубнику, – предложила она, не дав себе труда прочитать содержание.
– Не вижу в списке клубнику.
– Хорошие французские рестораны всегда имеют клубнику, Джеймс – Но не этот, – настаивал он. – Здесь явно предлагается нечто иное. Взгляни еще раз.
Чтобы не начинать спора, она послушалась. Затем она вынуждена была прочитать меню дважды, так как в первый раз ошибочно подумала, что там упоминается десерт под названием «Мелоди».
– О Господи Боже мой! – ахнула она, осознав наконец смысл слов, оттиснутых печатными буквами посередине, между строк, написанных от руки. Шесть слов завораживали:
«Мелоди, станешь ли ты моей леди?»
– Джеймс, – начала она, желая верить и не смея верить своим глазам, – но это не совсем обычное десертное меню, а…
– Предложение руки и сердца, – подсказал он. Она чувствовала, как у нее остановилось дыхание; она была очарована, потрясена.
– Но как оно оказалось там?
– Я подкупил метрдотеля.
– Как романтично, Джеймс.
– Я надеялся, что ты так это и воспримешь. Она заморгала, все еще не до конца доверяя своим глазам.
– Никто ни делал для меня прежде ничего подобного.
– Надеюсь, что нет.
Мелоди улыбнулась. Ее глаза увлажнились, очевидно из-за ярко светившей свечи.
– Не знаю, что и сказать.
– Достаточно будет для начала твоего «да». Мелоди обнаружила теперь, что Джеймс не чувствовал себя хозяином положения, хотя старался создать у нее такое впечатление. Самоуверенность покинула его, уступив место мучительной неопределенности. Но Мелоди должна была избавиться от собственных страхов.
– Еще чего-то недостает, Джеймс.
– Да. Я уже довольно давно понял, что моя жизнь неполна, что мне нужен кто-то, а не что-то. Я ошибался, считая, что мне дано решать по собственному разумению, будешь этим «кем-то» ты или нет. – Джеймс протянул руки, чтобы взять в свои ладони руку Мелоди. – Я сожалею, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять, как я заблуждался.
Его речь звучала успокаивающе, чудесно, но Мелоди ждала иных слов.
– Твои сожаления – не совсем то, что я имела в виду.
– Я знаю. Я тебе еще не сказал, что я люблю тебя. Мне казалось, что после всего, чему я тебя подверг, у меня не хватит смелости сказать тебе это, глядя в глаза. – Джеймс начал целовать ее пальцы по очереди. – Не я выбрал мою любовь, Мелоди: она выбрала меня. И она назвала мне тебя. Если бы я попытался оспаривать этот факт, это было бы так же бессмысленно, как сомневаться в том, что Сет – мой отец, а я его сын.
Джеймс извлек из кармана черный бархатный футляр, открыв крышку, достал великолепное старинное кольцо.
– Бриллианты здесь не самые крупные в мире, миледи, и даже не самые дорогостоящие, но это лучшее, что я могу себе позволить сейчас.
– О, Джеймс! – ее глаза наполнились слезами. – Разве ты не знаешь еще: лучшее для тебя – это самое хорошее для меня?
Он надел ей кольцо на палец, оно было в самый раз.
– Ты согласилась бы жить, имея соседом Своего свекра?
– Да, – ответила она, посмотрев на него пытливым взглядом. – Ты так решительно изменил свою жизнь и сделал столько важных выводов.
– Да, и я хочу, чтобы ты знала: я сделал это по своей доброй воле, с радостью. Я люблю тебя, Мелоди. Я не уверен, заслуживаю ли я тебя, но я тебя люблю и хочу жениться на тебе.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно.
Он неотрывно смотрел на Мелоди своими нежно-голубыми с оттенком увядшей лаванды глазами и не делал никаких попыток лишить ее возможности убедиться в правдивости этого утверждения.
– Одна из причин моей неизменной любви к морю и кораблям состояла в том, что я видел в них какой-то выход, обещание лучшего за горизонтом по сравнению с реальностями моего дома. Но теперь мне не нужно больше никуда убегать. Я нашел то. что искал, именно здесь, откуда отправился на поиск. – А как твоя работа?
– Я могу заниматься дизайном яхт где угодно. И решил попробовать нечто новое: принять предложение отцов города – строить корабли по образцу старинных парусников. Я пускаю корни и устраиваю свой дом здесь, где всегда жили и твоя, и моя семья. – Джеймс улыбнулся, и Мелоди растаяла. – Есть еще вопросы?
– Нет. – Она положила свою руку на его и сжала ее. – Ты только что ответил на самые главные вопросы. Я с гордостью выйду за тебя замуж, сочту свое замужество за честь.
– «С гордостью», «сочту за честь» – прекрасные слова, их-то я и ожидал от вас, миледи, – рявкнул Джеймс, вскочив так внезапно, что его кресло опрокинулось. – Но вы имеете дело с человеком, который не всегда помнит, как надлежит вести себя джентльмену. Поэтому я надеюсь, вы простите меня в конце концов, если я вас поцелую на глазах у всех этих милых мужчин и дам, которые так внимательно прислушиваются и следят за каждым моим движением.
– Буду гордиться этим и опять-таки сочту за честь.
– От Джеймса Логана. – Роджер рассмотрел визитную карточку через плечо Мелоди – И он желает пригласить ее на ужин в субботу вечером.
Хлоя возмущенно затрясла головой:
– И я подозреваю, что ты примешь приглашение.
– Конечно, примет, глупая ты женщина, – презрительно хмыкнула Ариадна.
– В таком случае, – заявила Хлоя, обращаясь к Мелоди с предельным приближением к симпатии, на какое только была способна, – ты обязана прийти ко мне в бутик в обеденный перерыв и взглянуть на новое поступление французского дамского белья. Если уж ты решила снова свалять дурака, так делай это стильно.
– А у меня есть пара старинных сережек, которые я могу тебе одолжить, – сообщил Эмиль.
– Я бы тебе предложила русскую шаль, но погода становится теплее, – выразила сожаление Ариадна, затем ее лицо просветлело. – Так ты же можешь надеть под шаль только французское белье от Хлои.
– Ариадна, – пристыдил ее Эмиль.
– Только не позволяй ему ходить по тебе ногами, – посоветовал Роджер. Анна Чайковская произнесла что-то совсем неразборчивое. Фредерик пояснил:
– Это старая польская пословица. С нею желают счастья в любви. Мы надеемся, теперь у тебя будет много счастья, Мелоди.
– Но это ведь только приглашение на ужин, – запротестовала она.
– Я думаю, это нечто большее, – заключил Эмиль. – Мужчина не будет нестись из конца в конец страны только затем, чтобы пригласить даму на ужин.
Мелоди не могла не почувствовать, как согревает ее волнение и забота коллег. Как бы они ни спорили и ни цапались друг с другом, они, кажется, действительно озабочены тем, что происходит с ней. Самым трогательным знаком внимания была подарочная коробка с бантом, которую Хлоя поставила с шумом на стеклянный прилавок перед самым закрытием в пятницу вечером.
– Я не успела отдать ее тебе перед Рождеством, – заявила она бесцеремонно, хотя это была наглая ложь: у них никогда не было заведено обмениваться подарками на рождественские праздники. – Извини, я немного опоздала.
Мелоди приоткрыла крышку и ахнула от восторга.
– Более прекрасного белья я не видела вообще. Спасибо тебе, Хлоя!
– Розовое, кажется, подходит тебе больше всего, и именно этот комплект я никогда не сумею продать – он такого малого размера Поэтому носи его и радуйся.
Мелоди надеялась, что так и будет, но она слишком нервничала и трижды переоделась перед тем, как Джеймс позвонил в семь тридцать в субботу, и если бы он приехал на десять минут позже, возможно, сменила бы свое снаряжение в четвертый раз. Во что в конце концов должна быть одета женщина, когда решается все ее будущее? Сегодня вечером у нее не было сомнений: она и Джеймс или сделают шаг вперед или разойдутся каждый своим путем навсегда.
Конечно, он смотрелся как абсолютный красавец, сильный, мужественный. Черный костюм в тонкую полоску, белоснежная рубашка и серебристо-серый галстук – все чудесно сочеталось с загорелой кожей и голубыми глазами. К тому же он был одет строго в соответствии с правилами хорошего тона, и Мелоди порадовалась, что остановилась в конце концов на персикового цвета платье с оборками, сшитом по выкройке времен царствования королевы Виктории и щедро украшенном золотистыми кружевами. В любом случае они составили прекрасно одетую пару.
Джеймс заказал столик в славившемся своей кухней ресторане, что находился в здании, которое в конце прошлого века было домом французского графа. Окна ресторана смотрели на тщательно ухоженный и распланированный сад, где зелень и цветы уже готовились к пышному расцвету начала лета. Огромные магнолии и сирень наполняли воздух своим ароматом. Ландыши в хрустальных вазах стояли на столах, покрытых белыми льняными скатертями; в полумраке мерцали свечи, и, как если бы всего этого было мало для создания романтического настроения, по залу блуждал скрипач, соблазняя гостей знакомыми мотивами песен о любви.
– Ты, вероятно, недоумеваешь, – заметил Джеймс, когда они пригубили вино после закуски и перед основным блюдом, – почему я не давал о себе него разговора.
– Я давно уже не пытаюсь предугадывать твои поступки, Джеймс, – ответила Мелоди.
– У меня было множество дел, и я хотел с ними покончить, прежде чем увижусь снова с тобой.
– Это означает, что ты завершил все, что привело тебя сюда?
– Более или менее, – кивнул он. – Мне удалось уговорить отца переехать в более удобную квартиру. Я купил для него новый дом.
Скромные ростки оптимизма, каким-то чудом пробившиеся сквозь преграды осторожности, воздвигнутые рукой Мелоди, моментально увяли. Значит, он снова играет ее чувствами. Только сыновний долг заставил его вернуться и ничто больше.
– Ты очень добр.
– Слишком поздно, видимо, и слишком мало скорее так выглядит дело. – Джеймс покосился на Мелоди из-под опущенных бровей. – Ты, вероятно, считаешь меня наихудшим из сыновей и, наверное, права. Семья и все такое прочее до недавнего времени ничего не значили для меня. Но для тебя это всегда было важным, не так ли?
– Да.
Мелоди мрачно уткнулась в тарелку с заливным из вырезки барашка, которую поставил перед ней официант.
– Ты когда-нибудь задумывалась, – продолжал Джеймс в духе светского разговора, – как бы ты поступила, если бы твоя семья отказалась от тебя из-за того, что не приемлет человека, выбранного тобою себе в мужья?
– Этого никогда не случится.
– Все бывает, – возразил он, сделав знак официанту принести вторую бутылку вина. – Я наблюдал такие случаи десятками, особенно когда затрагиваются денежные дела. Отцы не любят думать, что их дочери оказались жертвами охотников за богатством. – Он поднял бокал, затем поставил его на стол снова. – Так что же ты предпримешь, если твои родители не одобрят твой выбор, Мелоди?
– Я доверюсь своему сердцу и буду верить, что моя семья согласится с моим выбором, так как знаю: для них главное – мое счастье.
– Даже если они сочтут, что твой избранник на самом деле тебя недостоин?
– Важно, чтобы я считала его достойным меня, а он был уверен, что я достойна его. Думаю, некоторые называют это любовью, Джеймс.
Он провел кончиком пальца по краю бокала.
– Я должен сделать признание, – сказал он, застенчиво улыбаясь. – До недавнего времени я, как идиот, думал, будто любовь – это что-то вроде обыкновенного гриппа; если принять соответствующие меры, то можно и не заболеть.
– Как романтично, – тихо произнесла Мелоди.
– Я самоуверен и упрям и склонен делать поспешные и порой необоснованные выводы о вещах, которые мне далеко не всегда понятны.
– Я заметила.
– Ты выглядишь очень мрачной. Тебе не нравится барашек?
Мелоди ощущала желание закричать. Бросить бы ему в лицо: «У меня от тебя несварение желудка!» Куда заведет этот разговор?
– Барашек восхитительный, – ответила она.
– Тогда поспеши с ним покончить. Я хочу показать тебе кое-что в саду.
Деревья были увешаны сотнями миниатюрных лампочек, и ночь превратилась в сказку, когда они вышли наружу. Джеймс взял Мелоди под локоть и повел ее в сторону через луг, к живой изгороди из высоких кедров, что росли по внешнему краю широкого открытого пространства.
Остановившись у небольшой прогалины между ветвями, Джеймс велел:
– Посмотри в это «окошко» и скажи мне, что ты видишь.
Мелоди повиновалась, живо ощущая его близкое присутствие за спиной. Но затем она почти забыла о Джеймсе при виде развернувшейся перед ее глазами картины.
– Я вижу дом, – прошептала она; дух у нее захватило.
Джеймс положил руку ей на бедро, чтобы удержать ее в вертикальном положении и легко коснулся подбородком ее волос.
– Правильно, Мелоди. А теперь скажи, что ты о нем думаешь?
Великолепное старинное здание высилось в окружении тщательно вылизанного парка, занимая примерно акр земли. Высокие грациозные печные трубы поднимались в небо, сгущавшееся сумерками. Карнизы и балконы особняка были отделаны полированным кирпичом.
– Я думаю, это самое прекрасное место, какое я видела!
– Это дом, который я купил для Сета.
– Для Сета? – Острые каблуки ее золотистых туфель с перепонками, как у сандалий, увязли в траве, когда Мелоди резко обернулась. – Джеймс, особняк огромен. Что на тебя нашло?
– О, я говорю не о здании на первом плане, – сказал он, как бы успокаивая Мелоди. – Я о доме у ворот за зарослями рододендронов.
– Мне ничего не видно за зарослями рододендронов, Джеймс. Что там за дом у ворот? Он взял ее за пояс.
– Позабыл, что ты невелика ростом. Дай-ка я подсажу тебя.
Она слишком забывчива, если дело касается Джеймса! Легко прощает.
Мелоди была вынуждена напомнить, как он зашвырнул ее на высоту четырех футов.
– В последний раз, когда ты устроил подобное представление, я получила травму, упав лицом вниз.
– Угу, но теперь я держу тебя крепче, – пробормотал он, усаживая Мелоди у себя на плече. – Ну, что ты думаешь о доме Сета?
– Он очень мил, – ответила она, высмотрев лепные карнизы небольшого домика, наполовину скрытого за кустарником. – Великолепен. Но что ты собираешься делать с главным зданием? Откроешь детский приют?
– Что-то в этом роде, – согласился Джеймс и, прежде чем Мелоди успела выразить неудовольствие. разочарование или другое чувство из богатого арсенала своих эмоций, относящихся к Джеймсу, он схватил ее за бедра и начал медленно опускать на землю – медленно, дюйм за дюймом.
– Ну, это была еще одна ошибка, – буркнул Джеймс, когда наконец Мелоди коснулась носками земли. – Из-за этого упражнения у меня возникло совершенно неджентльменское желание поцеловать тебя, а я изо всех сил пытаюсь сегодня вечером быть настоящим джентльменом.
– Перестань пытаться и следуй своим естественным инстинктам. – просительным тоном сказала Мелоди, отказываясь от борьбы, которую она никогда не надеялась выиграть; она качнулась к Джеймсу. – Я устала ждать.
Он слегка встряхнул ее, пожурил:
– Не будем повторять прежние ошибки. Твердо шагая, Джеймс повел ее назад в зал ресторана.
За время их отсутствия официант убрал со стола, оставив на положенном месте только украшенные шелковыми кисточками небольшие картонки – меню десертов. В тяжелом хрустальном подсвечнике горела свеча. В серебряном ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского.
– Так, – сказал Джеймс с живостью. – Что тебе хочется на десерт?
– Ничего, – отвечала она.
По правде говоря, ее уже тошнило из-за эмоциональных качелей, на которых она летала вверх – вниз на протяжении последних двух с лишним часов; к тому же она чувствовала себя глубоко обиженной, потому что ей снова пришлось просить у него милости.
– Жаль, – сказал Джеймс. – Тогда посмейся надо мной и помоги мне выбрать что-нибудь. Мне хочется чего-нибудь сладкого, чтобы завершить вечер.
– Тебе не нужна моя помощь, чтобы принимать решения.
Он опустил руку, державшую меню, и. глядя на Мелоди серьезно, сказал:
– В этом случае нужна. Пожалуйста, Мелоди, помоги мне сделать выбор.
Ничего не подозревая, она раскрыла сложенную книжечкой картонку и сделала вид, будто просматривает меню.
– Возьми свежую клубнику, – предложила она, не дав себе труда прочитать содержание.
– Не вижу в списке клубнику.
– Хорошие французские рестораны всегда имеют клубнику, Джеймс – Но не этот, – настаивал он. – Здесь явно предлагается нечто иное. Взгляни еще раз.
Чтобы не начинать спора, она послушалась. Затем она вынуждена была прочитать меню дважды, так как в первый раз ошибочно подумала, что там упоминается десерт под названием «Мелоди».
– О Господи Боже мой! – ахнула она, осознав наконец смысл слов, оттиснутых печатными буквами посередине, между строк, написанных от руки. Шесть слов завораживали:
«Мелоди, станешь ли ты моей леди?»
– Джеймс, – начала она, желая верить и не смея верить своим глазам, – но это не совсем обычное десертное меню, а…
– Предложение руки и сердца, – подсказал он. Она чувствовала, как у нее остановилось дыхание; она была очарована, потрясена.
– Но как оно оказалось там?
– Я подкупил метрдотеля.
– Как романтично, Джеймс.
– Я надеялся, что ты так это и воспримешь. Она заморгала, все еще не до конца доверяя своим глазам.
– Никто ни делал для меня прежде ничего подобного.
– Надеюсь, что нет.
Мелоди улыбнулась. Ее глаза увлажнились, очевидно из-за ярко светившей свечи.
– Не знаю, что и сказать.
– Достаточно будет для начала твоего «да». Мелоди обнаружила теперь, что Джеймс не чувствовал себя хозяином положения, хотя старался создать у нее такое впечатление. Самоуверенность покинула его, уступив место мучительной неопределенности. Но Мелоди должна была избавиться от собственных страхов.
– Еще чего-то недостает, Джеймс.
– Да. Я уже довольно давно понял, что моя жизнь неполна, что мне нужен кто-то, а не что-то. Я ошибался, считая, что мне дано решать по собственному разумению, будешь этим «кем-то» ты или нет. – Джеймс протянул руки, чтобы взять в свои ладони руку Мелоди. – Я сожалею, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять, как я заблуждался.
Его речь звучала успокаивающе, чудесно, но Мелоди ждала иных слов.
– Твои сожаления – не совсем то, что я имела в виду.
– Я знаю. Я тебе еще не сказал, что я люблю тебя. Мне казалось, что после всего, чему я тебя подверг, у меня не хватит смелости сказать тебе это, глядя в глаза. – Джеймс начал целовать ее пальцы по очереди. – Не я выбрал мою любовь, Мелоди: она выбрала меня. И она назвала мне тебя. Если бы я попытался оспаривать этот факт, это было бы так же бессмысленно, как сомневаться в том, что Сет – мой отец, а я его сын.
Джеймс извлек из кармана черный бархатный футляр, открыв крышку, достал великолепное старинное кольцо.
– Бриллианты здесь не самые крупные в мире, миледи, и даже не самые дорогостоящие, но это лучшее, что я могу себе позволить сейчас.
– О, Джеймс! – ее глаза наполнились слезами. – Разве ты не знаешь еще: лучшее для тебя – это самое хорошее для меня?
Он надел ей кольцо на палец, оно было в самый раз.
– Ты согласилась бы жить, имея соседом Своего свекра?
– Да, – ответила она, посмотрев на него пытливым взглядом. – Ты так решительно изменил свою жизнь и сделал столько важных выводов.
– Да, и я хочу, чтобы ты знала: я сделал это по своей доброй воле, с радостью. Я люблю тебя, Мелоди. Я не уверен, заслуживаю ли я тебя, но я тебя люблю и хочу жениться на тебе.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно.
Он неотрывно смотрел на Мелоди своими нежно-голубыми с оттенком увядшей лаванды глазами и не делал никаких попыток лишить ее возможности убедиться в правдивости этого утверждения.
– Одна из причин моей неизменной любви к морю и кораблям состояла в том, что я видел в них какой-то выход, обещание лучшего за горизонтом по сравнению с реальностями моего дома. Но теперь мне не нужно больше никуда убегать. Я нашел то. что искал, именно здесь, откуда отправился на поиск. – А как твоя работа?
– Я могу заниматься дизайном яхт где угодно. И решил попробовать нечто новое: принять предложение отцов города – строить корабли по образцу старинных парусников. Я пускаю корни и устраиваю свой дом здесь, где всегда жили и твоя, и моя семья. – Джеймс улыбнулся, и Мелоди растаяла. – Есть еще вопросы?
– Нет. – Она положила свою руку на его и сжала ее. – Ты только что ответил на самые главные вопросы. Я с гордостью выйду за тебя замуж, сочту свое замужество за честь.
– «С гордостью», «сочту за честь» – прекрасные слова, их-то я и ожидал от вас, миледи, – рявкнул Джеймс, вскочив так внезапно, что его кресло опрокинулось. – Но вы имеете дело с человеком, который не всегда помнит, как надлежит вести себя джентльмену. Поэтому я надеюсь, вы простите меня в конце концов, если я вас поцелую на глазах у всех этих милых мужчин и дам, которые так внимательно прислушиваются и следят за каждым моим движением.
– Буду гордиться этим и опять-таки сочту за честь.