Харт Кэтрин. Зачарованные

   В ту же минуту, прямо у них на глазах, Торн поднял руку и направил ее на брата. Не приближаясь к нему, явно не входя в физическое соприкосновение с ним, он сломал ему правую ногу. Подруги услышали жуткий треск, донесшийся до них через всю комнату. Но не от этого Никки почувствовала тошноту, не от этого ее замутило, а от вида ножа, торчащего из спины Торна в области левой лопатки. Кровь, просочившись сквозь плотную кожаную куртку, багровым потеком струилась вниз.
   Она постаралась сдержать стон ужаса, но Торн услышал ее. В тот момент, когда он к ней обернулся, Пророк выхватил из-за пазухи другой нож.
   Никки предостерегающе вскрикнула, вопль Шери вторил ее крику. Но прежде, чем отзвучали их вопли, прежде чем Торн вновь перевел взгляд на брата, прежде чем Тенскватава успел метнуть свой нож — его запястье вдруг хрустнуло и надломилось. Металл клацнул о каменные плитки пола, и Гейзи, возникнув откуда-то сбоку, подошла и ногой отбросила нож подальше.
   — Ты! — сказала она, глядя на Пророка сверху вниз. — Ты за всю свою жизнь не принес нам ничего, кроме несчастий! Теперь ты расплатишься за свои злодеяния, которые переполнили чашу нашего терпения. Убить тебя сейчас было бы благодеянием. Нет! Лучше мы вернем тебя в прошлое, чтобы ты в страданиях дожил там остаток своих лет. Ты будешь, согбен и разбит болезнями, кости твои будут пронзать такая боль, какой до сих пор ты не ведал. Тебе ни единого вдоха не сделать, чтобы не испытывать боли. И даже дешевое виски не спасет тебя от мучений и не даст забвения. Ты будешь, презираем и изгнан собственным племенем, никто не захочет впустить тебя в свой вигвам. Вот какая расплата постигнет тебя за все твои козни и злодейские происки, направленные против собственных братьев.
   Договорив, она одним мановением руки повергла его в беспамятство и только после этого повернулась к остальным.
   — Подгоните сюда машину. Надо этот кусок дерьма доставить туда, где Торн сделает свою часть работы.
   Шери с готовностью выступила вперед:
   — Я помогу вам его тащить, из нас четверых только мы с вами можем таскать тяжести. Мне кажется, вы не заметили, а ведь у Торна до сих пор из спины торчит нож, да и Никки не совсем в форме, как вы понимаете.
   — Нет, просто подгоните машину, — повторила Гейзи. — Я прекрасно справлюсь одна. — И она с потрясающей легкостью перекинула Тенскватаву через плечо, как это делают пожарные, вынося из огня пострадавших. — Такие силы, как у нас с Торном, в подобных ситуациях многократно возрастают.
   Шери вдруг изволила явить остроумие, явленное в форме сварливости:
   — Если вы действительно такие сильные и могущественные, то просто взяли бы и нас и — бац — мы уже дома, на диване, так что не пришлось бы лишний раз гонять авто.
   Несколько минут спустя они уже поднимались на второй этаж дома Никки, направляясь со своим грузом в ванную комнату. Тенскватаву, все еще пребывающего без сознания, поместили в ванну. Гейзи стояла над ним, будто решая, будить ли его вообще. Торн боком присел на крышку унитаза, и Гейзи занялись им — искусно удалила нож, затем обнажила его плечо, произнесла какое-то магическое заклинание, сделала несколько странных движений руками, и рана его затянулась, превратившись в небольшую царапину, на которую Никки попрыскала антисептическим спреем.
   — Торн рассказывал мне, — заговорила Гейзи, — как он попал сюда и что водопад помог ему совершить и ваше, и свое перемещение. Думаю, Нейаки, что вы были правы, предположив, что это как-то связано с ионизацией молекул воздуха. Если это так, ваш душ сыграет роль водопада и поможет нам перебросить Тенскватаву назад, в прошлый век.
   Никки кивнула, затем нахмурилась.
   — Но раз однажды он проник сюда — и я, кстати, все еще не понимаю, как ему это удалось, — можем ли мы быть уверены, что он не вернется еще раз?
   — Теперь у него не будет амулета, — сказала Гейзи. — И он не знает нужных заклинаний. Судя по амулету, который мы нашли у него на груди, он въехал сюда буквально на хвосте Торна. Дверца в будущее — или, если угодно, окно благоприятной возможности — на несколько кратких мгновений приоткрылась. Торн выронил амулет, а Тенскватава подхватил его прежде, чем тот упал на землю, и проскользнул сюда следом за Торном. Повторение этого невозможно.
   — Надеюсь, что так, — проворчала Шери.
   Гейзи взглянула на Торна:
   — Ты готов?
   Тот кивнул и встал рядом с ванной. Остальные наблюдали за происходящим. Тихие гипнотические приговоры Торна вскоре заставили Тенскватаву очнуться, но лишь наполовину.
   — Тенскватава, запомни, достигнув другой стороны, ты должен сразу же выпустить из руки амулет, иначе он прожжет в ней дыру. Ты будешь помнить о своем визите сюда, но совершенно забудешь заклинания, необходимые для перемещения во времени. Кивни, если ты понял мои распоряжения.
   Пророк ответил легким движением руки.
   — При любых обстоятельствах полностью ты не проснешься до тех пор, пока не достигнешь своего времени и не выпустишь амулет, — продолжал Торн свои властные внушения.
   Затем он повернулся к Никки, и та вложила ему в ладонь моментальный снимок Тенскватавы, некогда сделанный ею тайком.
   — Тогда, летом, я не хотел, Нейаки, чтобы ты рисковала, делая портреты наших людей, но теперь и сам рад, что ты меня ослушалась. Без этого мы не смогли бы переправить его туда, откуда он пришел, ибо этот снимок показывает его в том времени, к которому он принадлежит. А это, как мне кажется, необходимо для точного попадания в цель. Итак, мы выстрелим Тенскватавой в прошлый век и в тот год, где ему надлежит быть.
   Торн наклонился, засунул фотографию в карман Тенскватавы, а в ладонь ему вложил амулет, после чего до упора открыл кран душа. Затем приступил к песнопениям и положенным заклинаниям. Все три женщины соединили руки и постарались сосредоточиться на одной-единственной мысли — на том, чтобы Тенскватава вернулся в 1813 год.
   Минуты медленно следовали одна за другой, пока не сложились в полчаса, затем в час, и последовали далее. И вот, когда их всех уже начинали терзать сомнения, Тенскватава исчез в тугих струях душа.
   Никто не пошевелился. Никто не заговорил. Они просто стояли и ждали. И дождались! Амулет с мелодичным звоном вернулся в фарфоровую ванну. Торн схватил его с возгласом триумфатора, ибо до той минуты он все еще боялся, что Тенскватава не отпустит амулет и в один прекрасный день опять вернется сюда.
   — Получилось! — воскликнул он, высоко подняв амулет. — Он никогда уже не сможет войти в наше время!
   — Ну, клясться я бы не стала, — сухо заметила Гейзи, — но за все те годы, что он жив — а он проживет еще долго, — я ручаюсь. А вот дальше… Кто знает, не удастся ли ему воспользоваться возможностями перевоплощения?
   — Но ведь он совершил столько зла… — удивленно проговорила Никки. — Я думала, что человек, не сделавший в жизни ничего доброго, не может удостоиться реинкарнации.
   — Ну, теория утверждает иное, — ответила Гейзи. — Хороший человек удостаивается не земного перевоплощения, а высшей формы жизни, в то время как плохой будет вновь и вновь проходить ступени реинкарнации, пока не превратится в существо более или менее нормальное, для которого злодейство станет вещью невозможной.
   — А может он перевоплотиться в букашку? — спросила Шери.
   — Не исключено.
   — Ну, в таком случае я буду наступать на всех букашек, какие только подвернутся под ногу.
   Они все еще благостно переживали успех, как вдруг зазвонил телефон.
   — Кошмар! — воскликнула Никки. — Я совсем забыла позвонить маме и папе и сказать, что мы нашлись и с нами все в порядке.
   — Не волнуйся, пока вы исцеляли Торна, я им позвонила, — сказала Шери.
   — Так кому же тогда быть? — удивилась Никки и взяла трубку.
   — Хэй, сестренка! Это я, Сэм. Может, не вовремя?
   — Лучшего времени ты и придумать не мог! — радостно ответила она.
   — А Торн там?
   — Разумеется. Ты что, хочешь поговорить с ним?
   — Нет, но просто я подумал, что ему тоже будет приятно меня послушать. Переключи на режим громкой связи.
   — О'кей, но только прошу тебя, Сэм, следи за своей речью, потому что у меня здесь еще Шери и Гейзи.
   Никки нажала на кнопку, и все услышали голос Сэма.
   — У меня две новости — плохая и хорошая. С какой начинать?
   — Не валяй дурака, Сэм. Ты всегда так спрашиваешь, а потом все равно начинаешь с плохой. Так что давай излагай.
   — О'кей. Я проверил твои лотерейные билеты и могу подтвердить, что ты была права. Никаких двадцати миллионов ты, как всегда, не выиграла.
   — Нашел чем удивить! Ну, а вторая новость?
   — Послушай, крошка. — Обронив два эти слова, Сэм для большего драматического эффекта выдержал паузу и только потом сказал: — Твои номера совпали с одной из серий июльского розыгрыша Миллионника. Выплата — до декабря, так что если хочешь получить свои триста тысяч, то поторопись, а не то они уплывут. Осталось всего несколько дней.
   — Силы небесные! — завопила Никки, возмущенная выходкой брата, и принялась его отчитывать: — Вот что я скажу тебе, Сэмюель Сван, если ты не бросишь свои розыгрыши, я пожалуюсь маме, и она перестанет тебя кормить.
   — Хэй! Сестренка, ты что, забыла, что я тот самый парень, который первым занял очередь за деньгами? Стал бы я шутить такими серьезными вещами! И поспеши, говорю тебе! Займись этим в понедельник с утра. Только не говори потом, что я не намекал тебе, что хочу купить новый комбайн.
   — На мои-то денежки? — ехидно спросила Никки.
   — Вот именно, а иначе что ты станешь делать с такой прорвой денег?
   Никки рассмеялась. Глаза ее вспыхнули ярче аметистов, когда встретились с чистым свечением серебра в глазах мужа.
   — Ох, ну я-то знаю, на что мне потратить свои денежки. Первым делом пойду и куплю самый дорогой и роскошный антиблошиный ошейник для Макате. А потом еще один, маленький, но страшно изящный и тоже дорогой — для Анеекуах. Согласись, что наши домашние животные стоят самого лучшего.
   — А еще мы купим большую и твердую кровать, — важно добавил Торн.

Эпилог

   Никки отложила любовный роман и нажала на кнопку беби-монитора, этого домашнего радиоперехватчика. Из динамика тотчас донесся глубокий голос Торна, напевающий колыбельную на языке шони. В его тихое мелодичное пение вкрался иной звук, вызвавший на устах Никки улыбку. Их сын, Сейдж, прихрапывал, да еще как!
   Малыш прибыл точно по расписанию, три месяца назад, и был здоровеньким, как только может быть здоров ребенок. Что, кстати, явилось большим облегчением для родителей, ибо они до последней минуты, вернее до первой минуты его жизни вне материнского лона, не знали, как перенес их младенец все треволнения, выпавшие на долю его матери, а особенно путешествие во времени. Сейдж получился черноволосым малым, с такими же фиолетовыми глазами, как у матери, и таким же пропорциональным сложением, как у отца. И если уже сейчас было ясно, что своим гармоничным физическим развитием он вышел в отца, то одно лишь время может сказать, получил ли он в наследство от Торна и его магические силы.
   Никки откинулась в удобном шезлонге, стоящем в патио, и надвинула на глаза солнцезащитные очки. Она, было, подумала, не встать ли и не опустить ли тент, но потом решила, пусть это сделает Торн, который вот-вот должен оставить детскую и спуститься к ней.
   Сегодня их первая годовщина, и она собиралась насладиться этим днем как можно полнее. А Торн начал праздновать прямо с утра, разбудив ее лишь после того, как превратил их спальню в очаровательную лужайку. Они сотворили нежную, неторопливую любовь в райском уголке, наполненном лепестками роз и порхающими бабочками.
   На вечер Никки и Торн заказали в мотеле ужин и номер с отдельной ванной и горячей водой. Шери и Дейв, чья свадьба была назначена на конец месяца, вызвались прибыть к ним домой, чтобы посидеть с ребенком и обиходить потомство Их Светлости, появившееся на свет в конце января. Это были страннейшие существа из всех, каких Никки когда-либо видела: пушистые, в серо-голубую полоску, с кисточками на ушах, как у их папы, и огромными зелеными глазами. Торн настоял на том, чтобы из первого помета они всех оставили себе — для расселения в лесах, если таковые еще имеются. Но во втором помете оказалась парочка не особо диких, один из которых достался Шери, а другой — Гейзи.
   Гейзи теперь перебралась в их места и жила на одной улице с Никки и Торном. Но это, кажется, было, ее временным пристанищем, ибо они с Сэмом решили связать себя брачными узами. Голова Сэма, надо сказать, пошла кругом с того самого момента, как он увидел Гейзи. Любовь обуяла его с первого взгляда, но Гейзи, явив если не девичью, то индейскую гордость, заставила влюбленного малость обождать, так что ему пришлось затратить немало усилий, завоевывая сердце избранницы. Но, говоря по правде, она в это время была занята переводом своей парапсихологической клиники в старое заброшенное здание туберкулезного санатория.
   Это было истинной удачей, что здание до сих пор не сгорело, как-то могло случиться то ли по небрежности ранее торчавших здесь наркоманов, то ли в силу злонамеренности Тенскватавы. Никки и Торн к тому времени имели возможность купить это здание шутя, можно сказать, за бесценок. Торн намеревался часть помещения использовать для размещения классов своей будущей школы языка и культуры июни. К делу подключилась Гейзи, и вдвоем они сумели привести здание в надлежащий порядок. Тут надо заметить, что не последнюю роль в исполнении этого дорогостоящего мероприятия сыграли их магические способности. Не стоит уточнять, в чем именно и с какими целями эти способности проявлялись, но дело сделано — здание отремонтировано и готово принять учеников Торна и пациентов Гейзи. Классы Торна и его консультации, которыми весьма охотно пользовались музеи и исторические общества всего штата, обеспечивали его работой выше макушки. Что касается Никки, то после декретного отпуска — который, кстати, совпал с летними каникулами — она продолжала преподавать в школе. А в свободное от их преподавательской деятельности время они писали книгу об истории племени шони.
   Торн появился в патио и прервал дремоту жены долгим, чувственным поцелуем. После чего, скользнув рукой по ноге супруги, спросил:
   — Когда же, наконец, заявятся Шери с Дейвом? Никки притворно наивно подняла брови.
   — А что случилось? К чему такая спешка? Уже пора праздновать? Опять?
   Пальцы Торна скользнули под нижнюю кромку ее шортиков.
   — Ты ведь знаешь, Нейаки, — проворковал он, — что я все время хочу тебя, а я не привык ожидать желаемого слишком долго.
   Она усмехнулась и сняла темные очки единственно для того, чтобы полнее насладиться светом его лучезарных, отливающих ртутью глаз.
   — Знаешь, дорогой, мы хорошо сделали, что накупили тебе кучу боксерских трусов. Иначе Сейдж подвергся бы риску остаться единственным ребенком. И подумай только — из-за чего? Из-за того, что тебе пришлось бы носить слишком тесные трусы, которые могли существенно ограничить возможности твоих наиболее интимных регионов.
   Он посмотрел на нее и улыбнулся, чуть ли не сочувственно.
   — Тебе ли этого бояться, маленькая гусыня? Разве ты забыла видения, посетившие тебя в моем веке? Сколько яиц было в твоем гнезде? Одно или больше? Я-то ничего не забыл, и мне кажется, что самое время сотворить следующего нашего дитятю.
   — Ах, нет, дорогой, не торопи меня, — воскликнула Никки. — Должна же я хоть немножечко потешиться нашим первенцем, Сейджем. Впрочем, это не значит, что я не рада тебе, милый мой и единственный. А что получится, как уж Бог даст. Кстати, и одежек для беременных в доме полным-полно.
   После этих слов он склонился над ней и поцеловал еще раз.
   — В таком случае чего мы ждем? Пока не разучимся делать детей? Это было бы грустно, ибо приятнее занятия на свете нет.
   — Да, и должна сознаться, поднаторел ты в нем чрезвычайно, — прошептала она, ощущая силу его возбуждения. — А дело мастера боится.
   — В этом деле мы уже оба мастера. Оба. Никки вздохнула и обняла его так сильно, как только могла.
   — Да, любовь моя, — пробормотала она, — мастера.