Страница:
— Зачем все это? — шепчут губы, а взгляд прикован к трупику ребенка. — К чему?
Из «Приюта матерей» — в лепрозорий в Шантинагаре, а потом в Ciudad Perdidas[29], кварталы нищего мира в Мехико. И так все перемешалось в голове — хинди, малаялам, бенгали, английская речь, испанская, — что под конец она сама забыла, какой язык родной.
Потом уже, лет через восемь, возник страх. Оттого что срок послушничества подходит к концу и пора отправляться в Рим, принимать обряд посвящения в монахини. Ей позволили в последний раз свидеться с близкими, попрощаться. На прощание полагалось два месяца — два месяца в мире, позабывшем о ее существовании, изменившемся за эти годы до неузнаваемости. И вот она стоит в кабинке междугородного телефонного пункта на Авенида Хуарес, собственный голос звенит в ушах, словно доносится с того края света, английские слова и фразы кажутся неестественными, чужими. Слезы бегут у нее по щекам, она говорит:
— Джанет? Это я, Хезер. Я возвращаюсь домой. Я еду в Бостон…
Грохнув о стену, дверь распахнулась. На пороге стоял человек в маскировочной форме без армейских знаков отличия, на ногах ботинки парашютиста, на голове черный берет. Лицо непроницаемо. На резиновом ремне лейтенантский «Кольт-45», через плечо на удобном ремне перекинут легкий «Раджер-мини-14». Самому лет двадцать.
— Встать! — приказал юнец.
Сара послушно встала, бросив быстрый взгляд на женщину в углу. Хезер уже не пялилась на свет — пока Сара спала, уснула и она.
Фигура в дверном проеме отступила в сторону.
— Проходи!
Сара направилась к двери и вышла, следуя за человеком в форме. Они очутились в узеньком предбаннике, обрывавшемся сразу за дверью. Справа тянулся коридор, в который из допотопных створчатых окошек падал дневной свет. У окон снаружи грубо приделанная решетка. Лучи света слепят глаза, стало быть, утро в разгаре.
— Вперед! — приказал страж, став сзади.
Сара пошла по коридору, на ходу поглядывая в окна. Солнце едва встало из-за гор; теперь ясно, в какой стороне восток. Сара разглядела узкую, засыпанную гравием площадку и дальше сетчатую ограду, подлиннее, чем та, которую помнила вчера; за большой оградой далеко к горизонту тянулась голая пустыня, у самого горизонта окаймленная горной грядой.
Идя по коридору, Сара увидела по левой стене двери, судя по тяжелым засовам и щеколдам, камеры, подобные той, куда их заперли вместе с Хезер.
Коридор, в соответствии с L-образной конфигурацией здания, поворачивал, переходя в узкий рукав. Значит, эта часть смотрит на завод! Здесь окон не было, только двери по правой стене с обычными ручками. «Кабинеты», — решила Сара. Едва они поравнялись с третьей дверью, охранник сказал:
— Стоять!
Сара остановилась. Охранник зашел спереди, легонько постучал в дверь, взялся за ручку, открыл, не сводя при этом с Сары глаз. Пропустил внутрь и закрыл за ней дверь.
— Доброе утро!
Перед Сарой стоял служащий корпорации «Невада. Спецкурс самозащиты» из Рино Дэвид Фримен.
В той же форме, что и охранник, только вместо форменного берета на нем была бейсбольная шапочка с длинным козырьком, а на ней маленькая эмблема: серебряный меч на черном фоне. И кабинет уже совсем другой. Никакого антиквариата, никаких картин: светло-серый металлический стол, деревянное вращающееся кресло — на нем сидел Фримен, — деревянный стул с жесткой спинкой для посетителей, вдоль стены в ряд видавшие виды темно-зеленые канцелярские шкафы. На стене карта-схема. Можно разглядеть нарисованные строения, жирную разметку дорожек. Что это, план базы? Из-за спины Фримена Саре видно было часть окна, в нем только глухой торец какого-то обшитою металлическим листом строения. Один из ангаров. Сара подошла к стулу и села, не дожидаясь приглашения. Помолчав, сказала:
— Это вам больше подходит!
— Что именно?
— Такая обстановка. Теперь вы настоящий мистер Фримен.
— Полковник Фримен! — поправил он.
— Какой же армии? — спросила Сара.
— Отечественной, военно-морские силы, — улыбаясь, ответил он.
— Но у наших моряков другая форма!
— А я отслужил свое.
— И чем же, отслужив свое, занимаетесь? — спросила Сара, едва скрывая презрение.
Лицо Фримена стало серьезным.
— Мне кажется, мисс Логан, вы не вполне отдаете себе отчет, где находитесь. Здесь вопросы задаю я, а не вы.
— Позвольте, почему «Логан»? — выгнула бровь Сара. — Я же сказала Керкленд! — Вы солгали, — Фримен откинулся на спинку кресла. — Вас зовут Сара Джульет Логан, вы дочь сенатора Эндру Даггана Логана. Нам доподлинно известно, что вы и ваш сообщник, некто Филип Керкленд, совершили налет на здание нью-йоркского отделения Мобилизационной ассоциации христиан «Десятый крестовый поход» в городе Баррингтоне. У нас имеется видеозапись вашего пребывания в здании, а также отпечатки ваших пальцев и запись ваших разговоров между собой в момент обшаривания наших помещений. Кроме того, поступил важный сигнал из Канады, полиция города Торонто разыскивает человека по имени Керкленд, подозреваемого в убийстве некой Джанет Марголис. Снова налицо бесспорные улики. И еще: мистера Керкленда срочно разыскивает также полиция города Нью-Йорка для расследования дела об исчезновении и возможном убийстве Хезер Фокскрофт. Известно, что мистер Керкленд обращался в полицейское отделение Нью-Йорка, пытаясь внушить, что мисс Фокскрофт похитили силой из его мастерской, но ввиду заявления по поводу мистера Керкленда, поступившего от канадской полиции, полиция Нью-Йорка склонна полагать, что он, возможно, имеет отношение и к исчезновению Хезер Фокскрофт. Поскольку вы находились с мистером Керклендом некоторое время после исчезновения мисс Фокскрофт и после убийства мисс Марголис, вам инкриминируется соучастие. Короче говоря, мисс Логан, вы завязли по уши!
— Что за бред! — возмутилась Сара. — Ведь вам прекрасно известно, что Хезер Фокскрофт в данный момент сидит в одной из камер этого здания!
Фримен улыбнулся, покачал головой.
— Женщина, находящаяся с вами в камере, имеет мексиканский паспорт. В нем значится: «Сестра Анжела Деликата»[30]; и адрес — «Монастырь „Сестер милосердия“, Мехико». Ее подобрали на одной из улиц Денвера в штате Колорадо члены нашей Мобилизационной ассоциации христиан «Десятый крестовый поход» и препроводили сюда на отдых и восстановление сил.
— Чушь какая-то! — пробормотала Сара.
— Не чушь, а предосторожность, — заметил Фримен. — Ошибки у нас редки, а если случаются, мы их исправляем. — Сара открыла было рот, но Фримен жестом заставил ее молчать. — Все, мисс Логан! Нам незачем с вами дискутировать по этому вопросу. Времени в обрез. А у меня еще есть конкретные вопросы к вам. Если станете противиться отвечать, обхождение вас ждет весьма суровое. Ясно?
— Ясно, — сказала Сара, изо всех сил стараясь не подать вида, что ей страшно. Лгать сейчас практически не имело смысла.
— Отлично! — кивнул Фримен. Он подался вперед, вынул небольшой кассетный магнитофон. Поставил на стол, нажал кнопку — Вопрос первый. Где сейчас находится Филип Керкленд?
— Понятия не имею! — сказала Сара. — Последнее, что мне известно, он собирался проникнуть в лагерь «Десятого крестового» — «Зубчатая вершина», в штате Колорадо.
— И вы с тех пор не виделись?
— Нет.
— Договаривались встретиться?
— Да. Мы условились, что я буду в Рино, в гостинице «Холидэй», а он как-нибудь даст о себе знать.
— Почему в Рино?
— Я собиралась продолжить там свои поиски.
— Какие?
— Фактов, подтверждающих, что «Десятый крестовый» виновен в смерти моего отца!
— Ваш отец покончил жизнь самоубийством, — сказал Фримен. — Если не ошибаюсь, он прострелил себе голову.
— На это его толкнули ваши люди!
— На самоубийство всегда что-нибудь толкает, мисс Логан. Но в отношении вашего папаши, позвольте вас заверить, «Десятый крестовый» ни при чем. Вероятней всего, он пошел на самоубийство из чувства раскаяния.
— Как вы сказали? — удивленно воскликнула Сара.
— Он, мисс Логан, несколько лет состоял в противоестественной связи с субъектом много моложе себя.
— Этого не может быть! — вскричала Сара, вскакивая; стул с грохотом упал.
— Сядьте! — приказал Фримен. Дождавшись, пока она поднимет стул и сядет, продолжал:
— Я понимаю, мисс Логан, какой это для вас удар, однако то, что ваш отец был гомосексуалистом, доказано. Есть свидетельские показания.
— Это ложь! — горячо воскликнула Сара.
— Увы, это правда, мисс Логан. Имя молодого человека Теренс Куперсмит.
— Терри? Он один из помощников отца…
— Совершенно верно! — кивнул Фримен. — И одновременно предмет его страсти, пока не отбыл доучиваться в юридический институт. Причем ваш папаша его учебу оплачивал.
— Вы его шантажировали! Фримен покачал головой.
— Ничего подобного, просто попросили помочь. Но ваш отец нам отказал.
— Какая же вам от него потребовалась помощь? Какое гнусное законодательство вам захотелось поддержать?
— Вряд ли в вашем положении разумно применять эпитет «гнусное» к нашим интересам, мисс Логан! — Фримен многозначительно вздохнул. — Но извольте, мы просили его, чтобы он поддержал нас в нашей борьбе за аннулирование кое-каких параграфов в федеральном законодательстве об абортах. Но, как я уже сказал, он отказался.
— Негодяи!
— Я попросил бы!.. Однако мы уклонились от темы. Итак, вы сказали, что в Рино вам понадобилось кое-что отыскать. Почему именно в Рино?
— Я искала НСС.
— Откуда вы узнали о ней?
— Из баррингтонских бумаг. Мы с Филипом выкрали содержимое тамошних мусорников. В них оказались старые телексные оттиски.
— Поздравляю! — Фримен посерьезнел, потянулся, нажал «стоп». — И что же вы узнали про НСС?
— Ничего особенного, только то, что ваша организация, апартаменты Билли Карстерса и фирмы «Орел-один» находятся под одной крышей.
— А что вам известно про «Орел-один»? — внезапно заинтересовался Фримен.
— Только то, что эта контора вписывается в общую картину, — повела плечом Сара. — Сэм Келлер — консерватор из консерваторов. Когда накануне избрания Рейгана проводился «круглый стол» религиозных деятелей, он и тут поспел: подбрасывал денежку всем оголтелым.
— Прямо скажем, вы далеко зашли в своих расследованиях, — сказал Фримен. — Жаль, что вы не с нами. Мы бы вас оценили по достоинству.
— Интересно знать, вы-то с кем?
— С господом богом! — последовал ответ, в котором Сара не уловила ни тени иронии.
Глава 15
Из «Приюта матерей» — в лепрозорий в Шантинагаре, а потом в Ciudad Perdidas[29], кварталы нищего мира в Мехико. И так все перемешалось в голове — хинди, малаялам, бенгали, английская речь, испанская, — что под конец она сама забыла, какой язык родной.
Потом уже, лет через восемь, возник страх. Оттого что срок послушничества подходит к концу и пора отправляться в Рим, принимать обряд посвящения в монахини. Ей позволили в последний раз свидеться с близкими, попрощаться. На прощание полагалось два месяца — два месяца в мире, позабывшем о ее существовании, изменившемся за эти годы до неузнаваемости. И вот она стоит в кабинке междугородного телефонного пункта на Авенида Хуарес, собственный голос звенит в ушах, словно доносится с того края света, английские слова и фразы кажутся неестественными, чужими. Слезы бегут у нее по щекам, она говорит:
— Джанет? Это я, Хезер. Я возвращаюсь домой. Я еду в Бостон…
Грохнув о стену, дверь распахнулась. На пороге стоял человек в маскировочной форме без армейских знаков отличия, на ногах ботинки парашютиста, на голове черный берет. Лицо непроницаемо. На резиновом ремне лейтенантский «Кольт-45», через плечо на удобном ремне перекинут легкий «Раджер-мини-14». Самому лет двадцать.
— Встать! — приказал юнец.
Сара послушно встала, бросив быстрый взгляд на женщину в углу. Хезер уже не пялилась на свет — пока Сара спала, уснула и она.
Фигура в дверном проеме отступила в сторону.
— Проходи!
Сара направилась к двери и вышла, следуя за человеком в форме. Они очутились в узеньком предбаннике, обрывавшемся сразу за дверью. Справа тянулся коридор, в который из допотопных створчатых окошек падал дневной свет. У окон снаружи грубо приделанная решетка. Лучи света слепят глаза, стало быть, утро в разгаре.
— Вперед! — приказал страж, став сзади.
Сара пошла по коридору, на ходу поглядывая в окна. Солнце едва встало из-за гор; теперь ясно, в какой стороне восток. Сара разглядела узкую, засыпанную гравием площадку и дальше сетчатую ограду, подлиннее, чем та, которую помнила вчера; за большой оградой далеко к горизонту тянулась голая пустыня, у самого горизонта окаймленная горной грядой.
Идя по коридору, Сара увидела по левой стене двери, судя по тяжелым засовам и щеколдам, камеры, подобные той, куда их заперли вместе с Хезер.
Коридор, в соответствии с L-образной конфигурацией здания, поворачивал, переходя в узкий рукав. Значит, эта часть смотрит на завод! Здесь окон не было, только двери по правой стене с обычными ручками. «Кабинеты», — решила Сара. Едва они поравнялись с третьей дверью, охранник сказал:
— Стоять!
Сара остановилась. Охранник зашел спереди, легонько постучал в дверь, взялся за ручку, открыл, не сводя при этом с Сары глаз. Пропустил внутрь и закрыл за ней дверь.
— Доброе утро!
Перед Сарой стоял служащий корпорации «Невада. Спецкурс самозащиты» из Рино Дэвид Фримен.
В той же форме, что и охранник, только вместо форменного берета на нем была бейсбольная шапочка с длинным козырьком, а на ней маленькая эмблема: серебряный меч на черном фоне. И кабинет уже совсем другой. Никакого антиквариата, никаких картин: светло-серый металлический стол, деревянное вращающееся кресло — на нем сидел Фримен, — деревянный стул с жесткой спинкой для посетителей, вдоль стены в ряд видавшие виды темно-зеленые канцелярские шкафы. На стене карта-схема. Можно разглядеть нарисованные строения, жирную разметку дорожек. Что это, план базы? Из-за спины Фримена Саре видно было часть окна, в нем только глухой торец какого-то обшитою металлическим листом строения. Один из ангаров. Сара подошла к стулу и села, не дожидаясь приглашения. Помолчав, сказала:
— Это вам больше подходит!
— Что именно?
— Такая обстановка. Теперь вы настоящий мистер Фримен.
— Полковник Фримен! — поправил он.
— Какой же армии? — спросила Сара.
— Отечественной, военно-морские силы, — улыбаясь, ответил он.
— Но у наших моряков другая форма!
— А я отслужил свое.
— И чем же, отслужив свое, занимаетесь? — спросила Сара, едва скрывая презрение.
Лицо Фримена стало серьезным.
— Мне кажется, мисс Логан, вы не вполне отдаете себе отчет, где находитесь. Здесь вопросы задаю я, а не вы.
— Позвольте, почему «Логан»? — выгнула бровь Сара. — Я же сказала Керкленд! — Вы солгали, — Фримен откинулся на спинку кресла. — Вас зовут Сара Джульет Логан, вы дочь сенатора Эндру Даггана Логана. Нам доподлинно известно, что вы и ваш сообщник, некто Филип Керкленд, совершили налет на здание нью-йоркского отделения Мобилизационной ассоциации христиан «Десятый крестовый поход» в городе Баррингтоне. У нас имеется видеозапись вашего пребывания в здании, а также отпечатки ваших пальцев и запись ваших разговоров между собой в момент обшаривания наших помещений. Кроме того, поступил важный сигнал из Канады, полиция города Торонто разыскивает человека по имени Керкленд, подозреваемого в убийстве некой Джанет Марголис. Снова налицо бесспорные улики. И еще: мистера Керкленда срочно разыскивает также полиция города Нью-Йорка для расследования дела об исчезновении и возможном убийстве Хезер Фокскрофт. Известно, что мистер Керкленд обращался в полицейское отделение Нью-Йорка, пытаясь внушить, что мисс Фокскрофт похитили силой из его мастерской, но ввиду заявления по поводу мистера Керкленда, поступившего от канадской полиции, полиция Нью-Йорка склонна полагать, что он, возможно, имеет отношение и к исчезновению Хезер Фокскрофт. Поскольку вы находились с мистером Керклендом некоторое время после исчезновения мисс Фокскрофт и после убийства мисс Марголис, вам инкриминируется соучастие. Короче говоря, мисс Логан, вы завязли по уши!
— Что за бред! — возмутилась Сара. — Ведь вам прекрасно известно, что Хезер Фокскрофт в данный момент сидит в одной из камер этого здания!
Фримен улыбнулся, покачал головой.
— Женщина, находящаяся с вами в камере, имеет мексиканский паспорт. В нем значится: «Сестра Анжела Деликата»[30]; и адрес — «Монастырь „Сестер милосердия“, Мехико». Ее подобрали на одной из улиц Денвера в штате Колорадо члены нашей Мобилизационной ассоциации христиан «Десятый крестовый поход» и препроводили сюда на отдых и восстановление сил.
— Чушь какая-то! — пробормотала Сара.
— Не чушь, а предосторожность, — заметил Фримен. — Ошибки у нас редки, а если случаются, мы их исправляем. — Сара открыла было рот, но Фримен жестом заставил ее молчать. — Все, мисс Логан! Нам незачем с вами дискутировать по этому вопросу. Времени в обрез. А у меня еще есть конкретные вопросы к вам. Если станете противиться отвечать, обхождение вас ждет весьма суровое. Ясно?
— Ясно, — сказала Сара, изо всех сил стараясь не подать вида, что ей страшно. Лгать сейчас практически не имело смысла.
— Отлично! — кивнул Фримен. Он подался вперед, вынул небольшой кассетный магнитофон. Поставил на стол, нажал кнопку — Вопрос первый. Где сейчас находится Филип Керкленд?
— Понятия не имею! — сказала Сара. — Последнее, что мне известно, он собирался проникнуть в лагерь «Десятого крестового» — «Зубчатая вершина», в штате Колорадо.
— И вы с тех пор не виделись?
— Нет.
— Договаривались встретиться?
— Да. Мы условились, что я буду в Рино, в гостинице «Холидэй», а он как-нибудь даст о себе знать.
— Почему в Рино?
— Я собиралась продолжить там свои поиски.
— Какие?
— Фактов, подтверждающих, что «Десятый крестовый» виновен в смерти моего отца!
— Ваш отец покончил жизнь самоубийством, — сказал Фримен. — Если не ошибаюсь, он прострелил себе голову.
— На это его толкнули ваши люди!
— На самоубийство всегда что-нибудь толкает, мисс Логан. Но в отношении вашего папаши, позвольте вас заверить, «Десятый крестовый» ни при чем. Вероятней всего, он пошел на самоубийство из чувства раскаяния.
— Как вы сказали? — удивленно воскликнула Сара.
— Он, мисс Логан, несколько лет состоял в противоестественной связи с субъектом много моложе себя.
— Этого не может быть! — вскричала Сара, вскакивая; стул с грохотом упал.
— Сядьте! — приказал Фримен. Дождавшись, пока она поднимет стул и сядет, продолжал:
— Я понимаю, мисс Логан, какой это для вас удар, однако то, что ваш отец был гомосексуалистом, доказано. Есть свидетельские показания.
— Это ложь! — горячо воскликнула Сара.
— Увы, это правда, мисс Логан. Имя молодого человека Теренс Куперсмит.
— Терри? Он один из помощников отца…
— Совершенно верно! — кивнул Фримен. — И одновременно предмет его страсти, пока не отбыл доучиваться в юридический институт. Причем ваш папаша его учебу оплачивал.
— Вы его шантажировали! Фримен покачал головой.
— Ничего подобного, просто попросили помочь. Но ваш отец нам отказал.
— Какая же вам от него потребовалась помощь? Какое гнусное законодательство вам захотелось поддержать?
— Вряд ли в вашем положении разумно применять эпитет «гнусное» к нашим интересам, мисс Логан! — Фримен многозначительно вздохнул. — Но извольте, мы просили его, чтобы он поддержал нас в нашей борьбе за аннулирование кое-каких параграфов в федеральном законодательстве об абортах. Но, как я уже сказал, он отказался.
— Негодяи!
— Я попросил бы!.. Однако мы уклонились от темы. Итак, вы сказали, что в Рино вам понадобилось кое-что отыскать. Почему именно в Рино?
— Я искала НСС.
— Откуда вы узнали о ней?
— Из баррингтонских бумаг. Мы с Филипом выкрали содержимое тамошних мусорников. В них оказались старые телексные оттиски.
— Поздравляю! — Фримен посерьезнел, потянулся, нажал «стоп». — И что же вы узнали про НСС?
— Ничего особенного, только то, что ваша организация, апартаменты Билли Карстерса и фирмы «Орел-один» находятся под одной крышей.
— А что вам известно про «Орел-один»? — внезапно заинтересовался Фримен.
— Только то, что эта контора вписывается в общую картину, — повела плечом Сара. — Сэм Келлер — консерватор из консерваторов. Когда накануне избрания Рейгана проводился «круглый стол» религиозных деятелей, он и тут поспел: подбрасывал денежку всем оголтелым.
— Прямо скажем, вы далеко зашли в своих расследованиях, — сказал Фримен. — Жаль, что вы не с нами. Мы бы вас оценили по достоинству.
— Интересно знать, вы-то с кем?
— С господом богом! — последовал ответ, в котором Сара не уловила ни тени иронии.
Глава 15
Поскольку в Рино почти все, кроме публичной библиотеки, работает круглосуточно, уже к половине девятого утра Филип Керкленд на взятой напрокат машине был далеко за пределами города. Сперва по межштатному шоссе-80 он взял курс на восток, на Фернли, потом у развилки свернул на шоссе-дублер-95 и направился по расчерченной, как «классики», равнине к графству Лион, снова свернул на восток по шоссе на Минерал и к одиннадцати подъезжал к административному центру графства, городу Хоторн. Жарища уже стояла нестерпимая, что не мешало, однако, множеству туристов в смешных шапчонках сновать повсюду, скупать сувениры в центральном магазине, приставать к местным, расспрашивать, как проехать к заброшенному золотому руднику «Везунчик», где по сей день можно отыскать кое-какое золотишко. Филип подъехал к зданию муниципального совета; вокруг не так многолюдно. Не меньше часа пришлось провозиться среди пыльных полок справочного отдела, пока наконец в топографическом атласе 1947 года не нашел то, что нужно.
В атласе оказалось несколько крупномасштабных карт графства. Держа в уме, что рассказывал ему Саймон Адлер, Филип принялся изучать карты, особо пристально рассматривая область между Тонопой, городом, находившимся сразу за пределами графства Лион, в графстве Най, и городком Юкка-Уэллс, стоявшим на шоссе-23 как раз посредине между городами Ланингом и Гэббсом. В изучаемое Филипом пространство сбоку углом врезалось графство Эсмералда, но, заглянув для проверки в большую карту США, Филип обнаружил, что в этом месте проходят высокие горы Монте-Кристо, следовательно, там военно-воздушная база располагаться никак не должна.
Наконец он на нее наткнулся: база находилась километрах в десяти восточное шоссе-23, на дороге, не помеченной на большой карте. Судя по всему, эта дорога служила когда-то для связи магистрали Ланинг-Гэббс с Тонопой, но потом севернее для этой цели проложили другую. Оказалось, есть и третья, обозначенная только на карте-схеме самой базы; та пролегала километрами тремя южнее через горные кряжи и выводила на ровное, площадью больше квадратного километра, плато — базу. На общей схеме стояло: «ВВС США Б-55Д / Мин, об. США ХМУ-9», но чьей-то рукой уже выцветшими чернилами было подписано рядом: «Военно-воздушная база „Пик Штурмана“ — вершину с этим же названием километрах в двадцати пяти от базы Филип обнаружил на большой карте. Поскольку на топографических картах сорок восьмого года базы не оказалось, вероятно, просуществовала она недолго; подтверждением служило и то, что название не соответствовало современному образцу.
Масштаб карты-схемы базы был достаточно крупный, размечены даже рулежные дорожки, постройки. Прихватив из-под носа у дремлющего хранителя лист бумаги, Филип перерисовал себе схему. Топограф, очевидно, имел слабость к числу «три», располагал все тройками: три крупных ангара, три допотопные казармы, три складских помещения с островерхими крышами сгрудились на северной оконечности единственной взлетной полосы. Кроме того, за ангарами имелись квадратная постройка, похожая на сарай-навес для ремонтных работ, контрольный пункт управления и дом, изогнутый буквой L — то ли столовая, то ли штабное помещение.
Половина плато огорожена квадратом колючей проволоки, каждые двести метров сторожевая вышка, у выездных ворот центральный охранный пост. Перевернув страницу атласа, Филип обнаружил карту в более мелком масштабе, на ней территория базы обозначалась шире пределов колючей проволоки — до самой дороги. На этой же карте контуром была обведена область пологих гор вокруг плато. Как и для лагеря «Зубчатая вершина», местоположение очередного своего оплота, «Пика Штурмана», «Десятый крестовый» выбрал отменно изолированное: добраться до базы весьма непросто. Сидя в полумраке прохладного зала, Филип задумчиво постукивал карандашом по кончикам зубов, смотря то на карту в атласе, то на свой рисунок. Откуда-то из глубины здания доносилось гулкое эхо чьих-то голосов, смеха, а мысли Филипа снова унеслись в его репортерское прошлое, к воюющему Вьетнаму.
То, что ему предстояло, казалось не менее рискованным делом, чем спасение в джунглях сбитых вертолетчиков. Раза три-четыре Филипу доводилось летать со спасательной командой, и он прекрасно представлял себе, что значит вызволять своих с территории противника. На знаменитых «зеленых громадинах», вертолетах Сикорского, в сопровождении сторожевых самолетов «мустанги Рокуэлла», поисковые команды «ныряли», чтоб подобрать оставшихся в живых сбитых вертолетчиков, а в это время их с воздуха прикрывали огнем «воздушные штурмовики» А-1. Потом спасателей стали сопровождать высотные дозорные самолеты с радарами, определявшими основные наземные огневые точки противника — как правило, зенитные установки и управляемые ракеты А-2 «земля — воздух». Даже при такой мощной поддержке предприятие было крайне рискованное, неоднократно вертолет сбивали, и приходилось спасать самих спасателей. Случалось, затраченные усилия оказывались попросту неоправданными. Филипу пришлось как-то готовить репортаж об одном спасателе, пробывшем в джунглях почти две недели. За это время зенитным огнем противника было сбито три вертолета, а ракетой «земля — воздух» — самолет «мустанг Рокуэлла». Таким образом, в операции по спасению одного человека погибло семеро, к тому же одного из сбитых спасателей тоже пришлось вызволять. По грубому подсчету Филипа, потери обошлись в три миллиона долларов, не считая безрассудно погубленных человеческих жизней.
Тактика спасательных рейдов ВВС строилась в конечном счете на отвлечении внимания противника и на высоких скоростях, а судя по тому, что предстояло Филипу, от него требовалось то же самое. Но если летчики могли запросить по радио, чтоб их поддержали дальнобойной артиллерией или истребителями или даже орудиями с военных кораблей — Филип выходил на врага в одиночку, и места будущей схватки он не знал. Никто во Вьетнаме не рискнул бы на подобное; но у Филипа не было иного выхода. Он не мог не выполнить свой моральный долг, он знал, что больше этого сделать некому.
Конечно, дай-то бог, чтоб Сара оказалась там! Филип уже по опыту знал, что «Десятый крестовый» или НСС могут умыкнуть ее в тартарары. На миг пришла мысль: может, хватит всего этого, может, просто вернуться в Нью-Йорк? Но Филип подавил в себе слабость, от которой неприятно засвербило внутри. Он, конечно, не герой, только предательства себе никогда не простит… Жизнь Сары и Хезер в опасности, разве оставить их в беде не равноценно убийству?
В раздумье он захлопнул атлас, оставил лежать на столике в зале с высоким потолком — служитель сам уберет. Филип взял свой чертеж, сложил в несколько раз, опустил в нагрудный карман. Уже перевалило за полдень, а выезжать пока нельзя, не все дела в Хоторне сделаны.
Филип разыскал спортивный магазин и пустил в оборот свою кредитную карточку. Если верить карте, ему предстоял по меньшей мере трехкилометровый пеший переход до базы по незнакомой, малопроходимой местности, и, надо думать, этот переход не обернется воскресной прогулкой. Отобрав себе рюкзак песочного цвета, Филип принялся укладывать в него флягу, туристские ботинки, весьма отдаленное подобие австралийской охотничьей шляпы с загнутыми полями, легкий нейлоновый охотничий спальник в маскировочных разводах под цвета пустыни, большой охотничий нож канадского производства, бинокль, водонепроницаемые часы, воспламенитель с магниевым стержнем и кремнием.
Он прошел в глубь магазина к застекленным стендам с оружием, постоял, взвешивая: стоит, не стоит брать с собой. Во Вьетнаме он научился стрелять довольно сносно, однако от одиночных выстрелов из автоматической винтовки М-16 с борта несущегося грузовика, да еще зажмурившись, до снайперского мастерства, прямо скажем… К тому же здешнее оружие тяжеловато и не бесшумно. И Филип решил, от пистолета ему пользы мало, а вреда может оказаться много.
Он отнес покупки к кассе, и через пять минут уже выезжал из Хоторна в восточном направлении. Пару раз останавливался на окраине: сначала забежал в продуктовый магазин, купил четверть фунта твердого сыра и коробочку с изюмом, потом на заправку, залил бензин в бак и в канистру. Отъезжая от обшарпанных колонок фирмы «Юнион-76», взглянул на часы: два. Через часок он окажется в Юкка-Уэллс. Еще много времени, можно успеть до базы засветло, как и планировалось.
От Хоторна до поворота на Ланинг пришлось пилить через выжженную, сухую пустыню, всю в серо-желтых пятнах разных оттенков, изредка оживляемую буро-зелеными орошаемыми полями. По другую сторону, за узкой полоской равнины, тянулись невысокие кряжи Джиллз и Эксцельсиор. Был самый разгар зноя, впереди над поверхностью шоссе подрагивала жаркая дымка. Филипу приходилось щуриться, вглядываясь вперед, и уже начало резать глаза; он мысленно ругал себя за то, что не купил в Хоторне темные очки.
Вот поворот на Юкка-Уэллс, и дорога повела на север; укатанная магистраль сменилась разбитой бетонкой. Взмывая вверх, дорога широко петляла меж обрывистых невысоких склонов.
Здесь ничего не росло, кроме кустиков полыни, перемежавшихся скудными зарослями пустынных колючек. По мере того как дорога поднималась выше, склоны постепенно снижались, образуя чуть волнистое плато — голое, одинокое, заброшенное, не тронутое человеческой рукой, почти бесплодное, населенное лишь тарантулами, змеями, скорпионами да кочующими хищниками.
Наконец среди знойного дрожания, будто пустынный мираж, возник городок Юкка-Уэллс, такой же заброшенный, как и пустыня вокруг: если и росли здесь когда пальмы-юкки, то, должно быть, очень и очень давно. По обеим сторонам узкого шоссе как-то неестественно торчали старенькие, покосившиеся домишки с накладным фасадом — точно голливудский макет. Из всех двадцати больше половины — развалюхи, скелеты из серых рассохшихся досок; окна с выбитыми стеклами слепо пялятся на свое подобие через улицу. Сбавив скорость до минимума, Филип вертел головой то вправо, то влево, недоумевая, кому пришло в голову строиться в этих местах? Возможно, если судить по названию, когда-то здесь был водопой[31], а может, и стоянка дилижансов по дороге в Гэббс или Остин, который дальше к северу.
Единственным признаком жизни оказалась бензоколонка на самой дальней окраине вымершего городка. Никакой броской рекламы, просто в землю врыт щит с надписью: «Харки: бензин по дешевке». Перед приземистым оштукатуренным гаражиком торчит одна колонка; у допотопной стойки-шатра «Кока-кола» немыслимых габаритов толстяк в нижней рубахе сидел за грубым, кособоким складным столиком. Отпивал из пластиковой чашечки и курил. Завернув к колонке, Филип притормозил у самого столика. Голова толстяка была покрыта какой-то серой тряпкой, должно быть, от солнца. На Филипа он не обращал ни малейшего внимания.
Выйдя из машины, Филип мгновенно окунулся в нестерпимый зной. Подошел к столику, присел напротив. Тело толстяка стало бронзовым от загара, только из-под рубахи выглядывало белое брюшко — то ли толстяк рубаху вообще не снимал, то ли сменная точно такой же длины. С тучной физиономии ручьем струился пот, заливая бульдожьи складки на щеках, вспыхивая на сивых щетинках, усеивавших каскад подбородков. Громадные зеркальные очки совершенно скрывали глаза. Толстяк поднес чашечку ко рту, и Филип увидел на безымянном пальце впившееся в плоть дешевое обручальное колечко. Попытался представить себе, какая же должна быть у него жена, но воображения не хватило. В другое время, с разрешения клиента, щелкнул бы такого колоритного типа; но сейчас не до того, есть дела и поважнее.
— Кофе хотите? — спросил толстяк, голос раздался из самых недр необъятной утробы. — С пылу, с жару…
— Нет уж, спасибо! — сказал Филип. Утер пот со лба тыльной стороной ладони. Кивнув в сторону аппарата, спросил:
— Кока-кола есть?
— Лет сорок уже не работает, — ухмыльнувшись, сказал толстяк. — Я малому наподдал, который баллоны возил. Ишь, «жирным» меня обозвал!
— Да ну? Толстяк кивнул.
— Двинул ему разок всего. В челюсть. Ну и сломал, видно. В придачу половину зубов своих выплюнул. С тех пор и след простыл. Ни его, ни кого другого не видать. Машина-то прокатная, — последнюю фразу он произнес безо всякого выражения.
— Моя? Прокатная.
— Вон на ней бирочка. Сразу видать. Турист, что ли?
— Да вроде того, — сказал Филип, не рискуя распространяться. Но все же решил позондировать:
— Вот, решил проехаться по памятным местам. Ищу военную базу «Пик Штурмана».
— Базу? Вы вроде молодой… Ее после войны прикрыли. После второй мировой.
— Я знаю… Мой отец там служил. Я в Рино заехал по делу и решил подскочить, поглядеть. Отец много интересного про службу рассказывал.
— Я у них механиком был, — сказал толстяк. — Там как раз и выучился своему ремеслу.
У Филипа душа ушла в пятки. Сейчас станет расспрашивать, кто отец, что да как…
— Ну, а какие приходилось латать? — поспешил сам с вопросом Филип.
— Какие… ТВФ, «храбрецов», «диких кошек». Все, что перегоном летало. Твой старик небось из транспортников был?
— Угадал, — сказал Филип, вздыхая про себя с облегчением. Его познания в авиатехнике второй мировой войны практически сводились к нулю.
— Как зовут? Может, знал или слыхал…
— Смит! — выпалил Филип. — Боб Смит.
— У нас Смитов много было. Правда, с офицерами я не очень-то… все больше по грязной работе.
— А близко база? — поспешил Филип отвлечь толстяка от воспоминаний.
— Да недалеко, — ответил тот. Запалил окурком новую сигарету, глотнул кофе из чашечки. Осторожно поставил на стол, облизнул губы. — Езжай на север, еще километров двенадцать, и будет широкое шоссе направо. Старое, двести двадцать первое. Проедешь по нему километров двенадцать и увидишь впереди горы, между ними такие впадины. Поезжай прямо через горы, еще километров пять, а может, меньше. И будет тебе база. Только смысла нету.
— Почему это?
В атласе оказалось несколько крупномасштабных карт графства. Держа в уме, что рассказывал ему Саймон Адлер, Филип принялся изучать карты, особо пристально рассматривая область между Тонопой, городом, находившимся сразу за пределами графства Лион, в графстве Най, и городком Юкка-Уэллс, стоявшим на шоссе-23 как раз посредине между городами Ланингом и Гэббсом. В изучаемое Филипом пространство сбоку углом врезалось графство Эсмералда, но, заглянув для проверки в большую карту США, Филип обнаружил, что в этом месте проходят высокие горы Монте-Кристо, следовательно, там военно-воздушная база располагаться никак не должна.
Наконец он на нее наткнулся: база находилась километрах в десяти восточное шоссе-23, на дороге, не помеченной на большой карте. Судя по всему, эта дорога служила когда-то для связи магистрали Ланинг-Гэббс с Тонопой, но потом севернее для этой цели проложили другую. Оказалось, есть и третья, обозначенная только на карте-схеме самой базы; та пролегала километрами тремя южнее через горные кряжи и выводила на ровное, площадью больше квадратного километра, плато — базу. На общей схеме стояло: «ВВС США Б-55Д / Мин, об. США ХМУ-9», но чьей-то рукой уже выцветшими чернилами было подписано рядом: «Военно-воздушная база „Пик Штурмана“ — вершину с этим же названием километрах в двадцати пяти от базы Филип обнаружил на большой карте. Поскольку на топографических картах сорок восьмого года базы не оказалось, вероятно, просуществовала она недолго; подтверждением служило и то, что название не соответствовало современному образцу.
Масштаб карты-схемы базы был достаточно крупный, размечены даже рулежные дорожки, постройки. Прихватив из-под носа у дремлющего хранителя лист бумаги, Филип перерисовал себе схему. Топограф, очевидно, имел слабость к числу «три», располагал все тройками: три крупных ангара, три допотопные казармы, три складских помещения с островерхими крышами сгрудились на северной оконечности единственной взлетной полосы. Кроме того, за ангарами имелись квадратная постройка, похожая на сарай-навес для ремонтных работ, контрольный пункт управления и дом, изогнутый буквой L — то ли столовая, то ли штабное помещение.
Половина плато огорожена квадратом колючей проволоки, каждые двести метров сторожевая вышка, у выездных ворот центральный охранный пост. Перевернув страницу атласа, Филип обнаружил карту в более мелком масштабе, на ней территория базы обозначалась шире пределов колючей проволоки — до самой дороги. На этой же карте контуром была обведена область пологих гор вокруг плато. Как и для лагеря «Зубчатая вершина», местоположение очередного своего оплота, «Пика Штурмана», «Десятый крестовый» выбрал отменно изолированное: добраться до базы весьма непросто. Сидя в полумраке прохладного зала, Филип задумчиво постукивал карандашом по кончикам зубов, смотря то на карту в атласе, то на свой рисунок. Откуда-то из глубины здания доносилось гулкое эхо чьих-то голосов, смеха, а мысли Филипа снова унеслись в его репортерское прошлое, к воюющему Вьетнаму.
То, что ему предстояло, казалось не менее рискованным делом, чем спасение в джунглях сбитых вертолетчиков. Раза три-четыре Филипу доводилось летать со спасательной командой, и он прекрасно представлял себе, что значит вызволять своих с территории противника. На знаменитых «зеленых громадинах», вертолетах Сикорского, в сопровождении сторожевых самолетов «мустанги Рокуэлла», поисковые команды «ныряли», чтоб подобрать оставшихся в живых сбитых вертолетчиков, а в это время их с воздуха прикрывали огнем «воздушные штурмовики» А-1. Потом спасателей стали сопровождать высотные дозорные самолеты с радарами, определявшими основные наземные огневые точки противника — как правило, зенитные установки и управляемые ракеты А-2 «земля — воздух». Даже при такой мощной поддержке предприятие было крайне рискованное, неоднократно вертолет сбивали, и приходилось спасать самих спасателей. Случалось, затраченные усилия оказывались попросту неоправданными. Филипу пришлось как-то готовить репортаж об одном спасателе, пробывшем в джунглях почти две недели. За это время зенитным огнем противника было сбито три вертолета, а ракетой «земля — воздух» — самолет «мустанг Рокуэлла». Таким образом, в операции по спасению одного человека погибло семеро, к тому же одного из сбитых спасателей тоже пришлось вызволять. По грубому подсчету Филипа, потери обошлись в три миллиона долларов, не считая безрассудно погубленных человеческих жизней.
Тактика спасательных рейдов ВВС строилась в конечном счете на отвлечении внимания противника и на высоких скоростях, а судя по тому, что предстояло Филипу, от него требовалось то же самое. Но если летчики могли запросить по радио, чтоб их поддержали дальнобойной артиллерией или истребителями или даже орудиями с военных кораблей — Филип выходил на врага в одиночку, и места будущей схватки он не знал. Никто во Вьетнаме не рискнул бы на подобное; но у Филипа не было иного выхода. Он не мог не выполнить свой моральный долг, он знал, что больше этого сделать некому.
Конечно, дай-то бог, чтоб Сара оказалась там! Филип уже по опыту знал, что «Десятый крестовый» или НСС могут умыкнуть ее в тартарары. На миг пришла мысль: может, хватит всего этого, может, просто вернуться в Нью-Йорк? Но Филип подавил в себе слабость, от которой неприятно засвербило внутри. Он, конечно, не герой, только предательства себе никогда не простит… Жизнь Сары и Хезер в опасности, разве оставить их в беде не равноценно убийству?
В раздумье он захлопнул атлас, оставил лежать на столике в зале с высоким потолком — служитель сам уберет. Филип взял свой чертеж, сложил в несколько раз, опустил в нагрудный карман. Уже перевалило за полдень, а выезжать пока нельзя, не все дела в Хоторне сделаны.
Филип разыскал спортивный магазин и пустил в оборот свою кредитную карточку. Если верить карте, ему предстоял по меньшей мере трехкилометровый пеший переход до базы по незнакомой, малопроходимой местности, и, надо думать, этот переход не обернется воскресной прогулкой. Отобрав себе рюкзак песочного цвета, Филип принялся укладывать в него флягу, туристские ботинки, весьма отдаленное подобие австралийской охотничьей шляпы с загнутыми полями, легкий нейлоновый охотничий спальник в маскировочных разводах под цвета пустыни, большой охотничий нож канадского производства, бинокль, водонепроницаемые часы, воспламенитель с магниевым стержнем и кремнием.
Он прошел в глубь магазина к застекленным стендам с оружием, постоял, взвешивая: стоит, не стоит брать с собой. Во Вьетнаме он научился стрелять довольно сносно, однако от одиночных выстрелов из автоматической винтовки М-16 с борта несущегося грузовика, да еще зажмурившись, до снайперского мастерства, прямо скажем… К тому же здешнее оружие тяжеловато и не бесшумно. И Филип решил, от пистолета ему пользы мало, а вреда может оказаться много.
Он отнес покупки к кассе, и через пять минут уже выезжал из Хоторна в восточном направлении. Пару раз останавливался на окраине: сначала забежал в продуктовый магазин, купил четверть фунта твердого сыра и коробочку с изюмом, потом на заправку, залил бензин в бак и в канистру. Отъезжая от обшарпанных колонок фирмы «Юнион-76», взглянул на часы: два. Через часок он окажется в Юкка-Уэллс. Еще много времени, можно успеть до базы засветло, как и планировалось.
От Хоторна до поворота на Ланинг пришлось пилить через выжженную, сухую пустыню, всю в серо-желтых пятнах разных оттенков, изредка оживляемую буро-зелеными орошаемыми полями. По другую сторону, за узкой полоской равнины, тянулись невысокие кряжи Джиллз и Эксцельсиор. Был самый разгар зноя, впереди над поверхностью шоссе подрагивала жаркая дымка. Филипу приходилось щуриться, вглядываясь вперед, и уже начало резать глаза; он мысленно ругал себя за то, что не купил в Хоторне темные очки.
Вот поворот на Юкка-Уэллс, и дорога повела на север; укатанная магистраль сменилась разбитой бетонкой. Взмывая вверх, дорога широко петляла меж обрывистых невысоких склонов.
Здесь ничего не росло, кроме кустиков полыни, перемежавшихся скудными зарослями пустынных колючек. По мере того как дорога поднималась выше, склоны постепенно снижались, образуя чуть волнистое плато — голое, одинокое, заброшенное, не тронутое человеческой рукой, почти бесплодное, населенное лишь тарантулами, змеями, скорпионами да кочующими хищниками.
Наконец среди знойного дрожания, будто пустынный мираж, возник городок Юкка-Уэллс, такой же заброшенный, как и пустыня вокруг: если и росли здесь когда пальмы-юкки, то, должно быть, очень и очень давно. По обеим сторонам узкого шоссе как-то неестественно торчали старенькие, покосившиеся домишки с накладным фасадом — точно голливудский макет. Из всех двадцати больше половины — развалюхи, скелеты из серых рассохшихся досок; окна с выбитыми стеклами слепо пялятся на свое подобие через улицу. Сбавив скорость до минимума, Филип вертел головой то вправо, то влево, недоумевая, кому пришло в голову строиться в этих местах? Возможно, если судить по названию, когда-то здесь был водопой[31], а может, и стоянка дилижансов по дороге в Гэббс или Остин, который дальше к северу.
Единственным признаком жизни оказалась бензоколонка на самой дальней окраине вымершего городка. Никакой броской рекламы, просто в землю врыт щит с надписью: «Харки: бензин по дешевке». Перед приземистым оштукатуренным гаражиком торчит одна колонка; у допотопной стойки-шатра «Кока-кола» немыслимых габаритов толстяк в нижней рубахе сидел за грубым, кособоким складным столиком. Отпивал из пластиковой чашечки и курил. Завернув к колонке, Филип притормозил у самого столика. Голова толстяка была покрыта какой-то серой тряпкой, должно быть, от солнца. На Филипа он не обращал ни малейшего внимания.
Выйдя из машины, Филип мгновенно окунулся в нестерпимый зной. Подошел к столику, присел напротив. Тело толстяка стало бронзовым от загара, только из-под рубахи выглядывало белое брюшко — то ли толстяк рубаху вообще не снимал, то ли сменная точно такой же длины. С тучной физиономии ручьем струился пот, заливая бульдожьи складки на щеках, вспыхивая на сивых щетинках, усеивавших каскад подбородков. Громадные зеркальные очки совершенно скрывали глаза. Толстяк поднес чашечку ко рту, и Филип увидел на безымянном пальце впившееся в плоть дешевое обручальное колечко. Попытался представить себе, какая же должна быть у него жена, но воображения не хватило. В другое время, с разрешения клиента, щелкнул бы такого колоритного типа; но сейчас не до того, есть дела и поважнее.
— Кофе хотите? — спросил толстяк, голос раздался из самых недр необъятной утробы. — С пылу, с жару…
— Нет уж, спасибо! — сказал Филип. Утер пот со лба тыльной стороной ладони. Кивнув в сторону аппарата, спросил:
— Кока-кола есть?
— Лет сорок уже не работает, — ухмыльнувшись, сказал толстяк. — Я малому наподдал, который баллоны возил. Ишь, «жирным» меня обозвал!
— Да ну? Толстяк кивнул.
— Двинул ему разок всего. В челюсть. Ну и сломал, видно. В придачу половину зубов своих выплюнул. С тех пор и след простыл. Ни его, ни кого другого не видать. Машина-то прокатная, — последнюю фразу он произнес безо всякого выражения.
— Моя? Прокатная.
— Вон на ней бирочка. Сразу видать. Турист, что ли?
— Да вроде того, — сказал Филип, не рискуя распространяться. Но все же решил позондировать:
— Вот, решил проехаться по памятным местам. Ищу военную базу «Пик Штурмана».
— Базу? Вы вроде молодой… Ее после войны прикрыли. После второй мировой.
— Я знаю… Мой отец там служил. Я в Рино заехал по делу и решил подскочить, поглядеть. Отец много интересного про службу рассказывал.
— Я у них механиком был, — сказал толстяк. — Там как раз и выучился своему ремеслу.
У Филипа душа ушла в пятки. Сейчас станет расспрашивать, кто отец, что да как…
— Ну, а какие приходилось латать? — поспешил сам с вопросом Филип.
— Какие… ТВФ, «храбрецов», «диких кошек». Все, что перегоном летало. Твой старик небось из транспортников был?
— Угадал, — сказал Филип, вздыхая про себя с облегчением. Его познания в авиатехнике второй мировой войны практически сводились к нулю.
— Как зовут? Может, знал или слыхал…
— Смит! — выпалил Филип. — Боб Смит.
— У нас Смитов много было. Правда, с офицерами я не очень-то… все больше по грязной работе.
— А близко база? — поспешил Филип отвлечь толстяка от воспоминаний.
— Да недалеко, — ответил тот. Запалил окурком новую сигарету, глотнул кофе из чашечки. Осторожно поставил на стол, облизнул губы. — Езжай на север, еще километров двенадцать, и будет широкое шоссе направо. Старое, двести двадцать первое. Проедешь по нему километров двенадцать и увидишь впереди горы, между ними такие впадины. Поезжай прямо через горы, еще километров пять, а может, меньше. И будет тебе база. Только смысла нету.
— Почему это?