— Вот послушайте! — Филип стал читать наугад:
   — «Мартин, Джеймс Талбот, 24 года, м-м-м… образование… родители…» Так… Вот! На шестой странице: «На третий день объект согласился подвергнуться очищению. В присутствии Джонсона, А.Л.К., Балтимор. Объект сознался, что состоял в гомосексуальной связи с соседом по университетскому общежитию Майклом Лэттимером, происходила несколько раз в течение года, но в дальнейшем не возобновлялась. ПЦН». — Филип сдвинул брови. — Что бы это значило…
   — Я знаю, — сказала Сара. — Мелькает в таможенных декларациях. ПЦН — «практической ценности не имеет».
   — Ох и любит эта публика всякие сокращения! — отметил Филип. Он взялся за очередную папку, время от времени щелкая фотоаппаратом. — Первосортный материал для шантажа!
   Сара, стоявшая напротив, подняла глаза.
   — Эта процедура так называемого «очищения» попросту исповедование без участия священника, или же в роли такового выступает какой-нибудь «А.Л.К.», или вот: «Л.Дж.Л.». Сначала новичка обрабатывают, чтоб размяк, затем заставляют покаяться в своих грехах, но таинство исповеди при этом отнюдь не соблюдается, все фиксируется документально. Ужас!
   — Какая низость! — тихо сказал Филип. — Они не гнушаются копаться во всякой грязи, выспрашивают имена. В каждой такой папке есть материален и на тех, с кем имел связь этот «объект». В голове не укладывается!..
   Тут оба встрепенулись, замерли: из-за двери донесся приглушенный шум.
   — Что это? — прошептала Сара.
   — Не знаю… не понял… будто дверца машины стукнула. Гасите свет!
   Сара поспешно прокралась на цыпочках к двери, щелкнула выключателем. Комната погрузилась во тьму. Сара слегка приоткрыла дверь, выглянула. Филип встал у нее за спиной. Кто-то отпирал парадный вход, от которого их отделяли большой вестибюль и лесенка в пять ступенек. Дверь открылась, и в просвете возникла покрытая гравием дорожка у входа. На ней автофургон. В ночном сумраке в просвете возник мужской силуэт, за ним из фургона выбиралось по очереди человек пять-шесть.
   — О господи! — выдохнул Филип. — Вы же сказали, раньше утра они не заявятся!
   — Значит, что-то поменялось! — еле слышно прошептала Сара.
   Филип ощутил, как во рту стало сухо, будто в пустыне. И тут эхом через вестибюль до них долетел мужской голос. Человек у входа приказывал кому-то:
   — Оруженосец, отвести всех в спальный отсек. Если понадоблюсь, я в кабинете.
   Высокий детина в светлых штанах и темной куртке повел вышедших из фургона новобранцев вверх по лестнице. Как только они скрылись, человек у двери, который был ростом пониже, но одет так же, направился к кабинету.
   — Что делать? — запаниковала Сара.
   — Ш-ш-ш! — Филип оттянул ее от двери, закрыл, стал наготове. Щелкнул замок, дверь открылась. Через мгновение в комнате вновь вспыхнул свет. Со всей силы Филип ударил жмурившегося от яркого света человека снизу кулаком в подбородок. Раздался резкий хруст челюстей, Филип немедленно двинул незнакомца кулаком прямо в физиономию. Из носа брызнула кровь. Человек моргнул, глаза закатились, он стал оседать на пол. Филип подхватил, опустил, чтоб избежать стука. Мигом стянул с него куртку, надел на себя, отметив беглым взглядом небольшую эмблему на груди: точно такой знак рисовала вчера Сара. Не сводя глаз с распластанного на полу малого, потушил свет.
   — Уходим! — шепнул он Cape. — За мной!
   Тихонько приоткрыв дверь, он оглядел все снаружи — нет ли кого, — махнул Саре. Они вышли в вестибюль, с верхнего этажа доносились голоса. Приложив палец к губам, Филип двинулся к лестнице, спускавшейся к дверям. Меньше чем через минуту оба окунулись в ночную прохладу. Сара метнулась было назад, закрыть окно, но Филип удержал, положив руку на плечо.
   — Времени нет! Идем напрямик! — Он махнул рукой вперед, где расстилалась огромная, спускавшаяся под уклон лужайка. Хоть бы у второго охранника не оказалось оружия; подстрелить их посреди лужайки плевое дело! Филип оглянулся на слепые, занавешенные окна, кинулся к грузовику. Дернул дверцу, провел рукой под приборной доской, захватил в пригоршню и рванул все проводки.
   — Теперь далеко не уедут! — еле слышно бросил он Саре. Тронул за локоть, подтолкнул вперед. — А ну, что есть духу! — сказал он громким шепотом.
   Сара бросилась бежать, Филип следом, то и дело оборачиваясь на бегу.
   За ними никто не гнался. Добежали до шоссе, в легких кололо от боли, пересекли; скорее к заправочной станции! Вскочили в «триумф»: тут Филип со страху подумал было, что Сара потеряла ключ. Но нет, ключ нашелся, она включила зажигание, движок затарахтел. Налегая на руль, Сара развернула машину, переключила скорость и рванула вперед по темному шоссе. Через несколько секунд мимо промелькнул черный силуэт монастыря, и машина понеслась вперед, в темноту, в относительную безопасность — к мотелю.
   Филип откинулся на высокую спинку сиденья с подголовником, сердце отчаянно билось, дыханье не подчинялось ему.
   — Ну все, — проговорил он, — вот оно, и покушение на частную собственность, да со взломом, да с нападением на владельца… Состоялось, вляпались мы с тобой, зайчик, по самые по уши!

ЧАСТЬ II
ТОЛКОВАТЕЛИ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ

Глава 9

   В ту же ночь Сара с Филипом выехали из мотеля. Негромкий стрекот «триумфа» раскатистым эхом летел меж невысоких холмов, среди лесистых равнин, между небольших городков со спящими домишками, мелькавшими в темноте. Держали точно на юг, стремясь поскорее оставить монастырь далеко позади. Доехав до Бата, сначала свернули на запад, потом на север, устремившись по пустому шоссе к Дэнсвиллу на Дженесэо. К рассвету уже достигли Буффало; в городе задержались недолго, перекусили на автостоянке для грузовиков и справились, летают ли из Буффало самолеты на Эспен. Выяснилось, что первый удобный рейс только в полдень; и чтобы не торчать долго на одном месте, было решено снова пуститься в путь, пересечь границу Канады в районе Ниагарского водопада, затем, обогнув озеро Онтарио, направиться в Торонто. Просмотрев в Буффало расписание авиалиний, Филип отметил, что в семь тридцать утра из Торонто в Денвер через Чикаго вылетает самолет американской авиакомпании. Бросив «триумф» на стоянке при аэропортовской гостинице, они успели за десять минут до отлета купить билеты. Рейс 727 прибывал в Денвер в одиннадцать двадцать по тамошнему времени; из Денвера днем можно лететь местной авиалинией в Эспен.
   За многочасовое путешествие Филип не терял времени даром, расспрашивал Сару Логан, выуживая из глубин ее поистине энциклопедических познаний все, что помогало ему полностью осмыслить ситуацию, в которой они находятся.
   — Ну и мерзкую картинку вы обрисовали, — сказал Филип, едва зажглась надпись «Пристегнуть ремни!» перед посадкой в «Стэплтон Интернэшнл», аэропорту Денвера.
   Сара, глаза которой слипались от усталости и бессонной ночи, встрепенулась.
   — Под стать той, что была в Германии, когда к власти пришли нацисты!
   — Снова за старое! Вам не кажется, что сравнение явно преувеличено?
   — Не кажется! — буркнула Сара. — Все то же. Рост инфляции, безработица, утрата национального престижа, беспомощный, раздутый правительственный аппарат, экономический спад. Гитлер нашел для немцев способ выхода агрессивных эмоций, создал штурмовиков СД, позже СС. Карстерс преподносит нам «Десятый крестовый».
   — Пожалуй, звучит мелодраматически, — заметил Филип.
   — Именно, вы точно подметили! Наша родная страна обожает смаковать всякие истории с Лаверном, Ширли, из жизни кинозвезд. Мы так любим мелодраму! На том же сыграли нацисты. Вспомните, с чего в Германии пошли штурмовики — со сборища безработных в пивной!
   — Меня волнует только судьба Хезер, — нервозно бросил Филип.
   Самолет пошел на снижение, и в иллюминаторе показалась длинная, уходящая вдаль к западу складчатая гряда Скалистых гор.
   — Не удивляйтесь потом, если опять столкнетесь с неожиданностями… — задумчиво сказала Сара.
   Лайнер благополучно приземлился, и уже через несколько минут усталые путешественники садились в хлипкий самолетик местной линии, на котором и предстояло лететь из Денвера в Эспен. Пережив недолгую болтанку к сердцу тонувшей в облаках горной страны, они прибыли наконец на место. Филип взял напрокат машину, раздобыл карту автомобильных дорог, и они покатили к находившемуся в нескольких километрах от аэропорта городку, располагавшемуся у подножия горы Снежники и Эспенских гор. Гигантские склоны плотным ковром покрывали леса, иссеченные сверху донизу ярко-зелеными лыжными трассами.
   Колорадский городок Эспен раскинулся в длинной, петляющей горной долине на высоте более 2400 метров над уровнем моря. Основанный в 1879 году, он первоначально звался Ют-Сити. Тогда казалось, будущее городка обеспечено на многие годы, поскольку в горах обнаружили крупнейшее в мире месторождение серебра. Однако его серебряный век продлился всего лет пятнадцать: все кончилось, как только Соединенные Штаты приняли в 1893 году единый золотой стандарт. В эпоху расцвета по улицам Эспена бегали трамваи; раньше, чем в прочих городах штата, тут появилось электричество, город имел больше десятка роскошных отелей, оперу, а население доходило до двенадцати тысяч. Но бум иссяк, и к концу 1895 года население Эспена упало до шестисот человек.
   В 1945 году началось чудесное возрождение городка благодаря Уолтеру Пепке, бизнесмену из Чикаго, большому поклоннику Гете, умудрившемуся сподвигнуть Гетевское общество из Франкфурта отпраздновать двухсотлетний юбилей писателя в Эспене. С этого момента дальнейший исторический путь городка был устлан розами; медленно, но неуклонно Эспен возрождался к жизни. Начали приезжать горнолыжники, затем в Эспене состоялась конференция мастеров дизайна, позже фестиваль музыки. К концу семидесятых уже больше трехсот тысяч туристов ежегодно вливали свои средства в казну городка. Население подскочило до шести тысяч.
   — Почему в качестве своего пункта на Западе «Крестовый поход» избрал именно Эспен? — размышлял вслух Филип, когда они, увязнув в пробке, еле-еле тащились по главной улице к отелю «Джером». — Почему не Денвер или еще какой-нибудь город покрупнее?
   — Эспен вполне в их стиле, — сказала Сара и от души зевнула. — Полно приезжих, и все с деньгами. Сподвижники Муна, «Харе Кришна», «Чада господни» — все они действуют на один лад. Их всегда можно встретить в аэропорту, где многолюдно. Или грешников подлавливают. Мунисты, скажем, вечно крутятся у винных лавок. Эспен — прибежище любителей порока, тут и недозволенные страстишки, и наркомания, и пьянка; не исключено, что «крестоносцы» здесь имеют свой денежный куш, очищая совесть публике перед тем, как ей впасть во грех.
   — Да вам известна вся их подноготная! — воскликнул Филип. — Вы прямо ходячая энциклопедия по сектам.
   — Если бы! — пробормотала Сара. — То, что мы нашли в Биррингтоне, подтвердило мои начальные подозрения: этот народец копит материал для прямого шантажа, именно так они избавились от моего отца. Но настоящих доказательств у меня нет, нельзя же подавать в суд на основании одних догадок и измышлений! Вам легче, вам только бы свою девушку отыскать. Остальное — сверх программы, ну разве что материал для фото на весь разворот «Нью-Йорк тайме». Может, Пулитцера дадут, — невесело сказала она.
   — Да за кого вы меня принимаете?!
   — Ни за кого… — Сара вздохнула. — Просто я очень, очень устала…
   Наконец подъехали к отелю — одной из главных достопримечательностей Эспена, добротному четырехэтажному кирпичному зданию периода расцвета серебряной лихорадки. К счастью, туристический сезон завершался, нашлись свободные номера. Взяв ключи, они направились в бар, отделанный в духе баров Сан-Франциско, чтоб обсудить заодно план действий на остаток дня. В баре оказалось пусто, лишь в самой глубине какой-то одинокий обшарпанный клиент прильнул к стойке, цедя пиво из жестянки и кидая угрюмые взгляды вверх, на огромный экран цветного телевизора, укрепленного на узкой подставке у потолка: передавали бейсбольный матч.
   Сара с Филипом сели в отдельную кабинку, заказали пиво. Официантка с унылой физиономией отошла, и Сара спросила:
   — А вы чем займетесь, пока я буду предаваться сладкому сну праведницы?
   — Хочу набрести на «крестоносцев». Вернее, дать им себя подловить.
   — Зачем это вам? У меня уже нет сил думать, разгадывать ваши намерения. — Не вы ли утверждали, что «Десятый крестовый» рассылает своих членов клянчить средства? Вот я и хочу, если повезет, войти с ними в контакт.
   — Они ходят по двое, — сказала Сара. — И все же я не пойму, зачем?
   — Представим, что Хезер в Эспене, не вламываться же мне к ним со словами, что приехал отвезти ее к отцу! Единственный шанс проникнуть к ним — дать себя завербовать. Иного пути я не вижу.
   — Но ведь это очень рискованно! — нахмурилась Сара. — Что, если они узнают, кто вы? Я уж не говорю о том, что вас могут подвергнуть особой обработке.
   — Как-нибудь выдержу напор библейской проповеди! — усмехнулся Филип.
   — Вы идиот, если в этом видите самое страшное! — взорвалась Сара. — У них такие методы, перед которыми меркнет изощренность всех времен и народов.
   — Тронут вашим участием, — отозвался Филип. — Ничего, авось обойдется.
   — Значит, решили… — Сара как-то странно на него взглянула, во взгляде слились досада, гнев, усталость. — Что ж, тогда… тогда будьте осторожны, хорошо?
   — Не волнуйтесь! — успокоил ее Филип. — Лезть на рожон не буду. — Он подался вперед, похлопал ее по руке. Сара тотчас отдернула руку, схватилась за стакан с пивом.
   Делая вид, что не заметил ее реакции, Филип взглянул на часы. Чуть больше двух по местному времени.
   — Встречаемся в шесть, здесь же. Хорошо?
   — Ладно! — кивнула Сара.
   Шагнув из кабинки, Филип вытащил из кармана джинсов смятую пятидолларовую бумажку, положил на столик. Повернулся и вышел из притемненного бара.
 
   Оказавшись на улице, Филип задержался посреди широкого тротуара, осмотрелся, оценивая обстановку. Небо над головой было блеклое, водянисто-голубое; темно-зеленые, крутые склоны гор вставали со всех сторон неприступными преградами. Обозревая городок, Филип отметил, что, несмотря на близость гор, аналогичного стремления к высоте в зданиях не наблюдалось: все в основном двухэтажные, выше четырехэтажных не видно. Взгляд Филипа остановился на указателе названия улицы, из которого явствовало, что стоит он на Купер-стрит. Судя по обилию пешеходов и огромному количеству припаркованных углом машин, она и есть центральная улица Эспена.
   Филип неторопливо пошел по тротуару, то и дело останавливаясь, вглядываясь в изысканное оформление какой-нибудь витрины и стараясь производить вид праздношатающегося человека без определенных занятий, который в данный момент на мели и потому ему суждено спать под открытым небом и есть даровую похлебку. И, видно, неплохо удалось вжиться в образ: пройдя всего квартал от отеля, остановившись у светофора в ожидании зеленого сигнала, Филип заметил, как прямо к нему с противоположного угла улицы едет голубой «сааб». Он не сразу понял, что это экзотический автомобиль — здешняя полицейская машина. Полицейский за рулем, по виду одних с Филипом лет, длинноволосый, с роскошными усами, оглядел его с головы до ног; Филип почти зрительно ощутил, как задвигались у того в мозгу шестеренки, и весь напрягся, пережидая, пока машина проедет мимо. Зажегся зеленый, «сааб» тронулся через перекресток. Филип перешел на другую сторону и, облегченно переводя дыхание, почувствовал, как кольнуло внутри — не от перепада ли высот? Разреженный воздух, усталость, пиво, выпитое в баре, — от всего этого вдруг закружилась голова, и тут Филипу подумалось: что если Сара права, может, не стоит ему в таком состоянии выходить на «крестоносцев»?
   Он прогуливался еще минут десять и вот очутился перед ресторанчиком под вывеской «Копье», внешне в стиле шестидесятых. Остановился прочесть объявления, пришпиленные к доске у входа. И снова убедился, что в оценке Сары немало истины: сказать, что Эспен — город свободных нравов, было бы явной недооценкой существующего.
   «Большое веселье у „Рыжего Рори“.
   Бесплатное ложе, выпивка тоже.
   Наркотики с собой».
   «Две подружки намылились
   В Миннеаполис; на конец августа.
   Колеса ваши — услуги наши!»
   «Тед! Карла подхватила болячку.
   Насчет подробностей звони Дана», —
   Прочел Филип. Повернулся было идти прочь и замер: на него огромными голубыми глазами предупредительно смотрела молодая миловидная женщина; белокурые пряди по плечам. Темно-синий жакет, темно-синяя плиссированная юбка, белая блузка. На нагрудном кармашке жакета значок — щит с красно-бело-черным знаком «Десятого крестового». Рядом высокий парень лет двадцати пяти, тоже белокурый, та же предупредительность во взгляде. Та же сине-белая форма.
   — Что ищешь, дружище? — спросил парень. По лицу скользнула улыбка, как показалось Филипу, деланная. Снова входя в роль, Филип повел плечами, бросил:
   — Мое дело!
   — Приезжий? — спросила девица на одной ноте, почти без выражения.
   — Ну! — отозвался Филип.
   Эти двое подступили слишком близко. Филип попятился, уперся спиной в доску объявлений.
   — Послушайте, если вам деньги нужны, так ошиблись адресом. Вы, видно, из «фанатов Иисусовых», нет? Снова та же улыбочка. Парень мотнул головой.
   — Подымай выше! Из соцобеспечения скорее…
   — Честно? — Парню врать, видно, не впервой. — А я думал, мормоны какие-нибудь…
   — Мы из «Десятого крестового», — сказала девица, снова вплотную подступая к Филипу. Теперь деваться было некуда. От «крестоноски» пахло туалетным мылом. — Наша организация из сферы бытовой помощи. Ходим, ищем по городу таких, кому нужно помочь.
   — Помочь? — Филип попытался придать тону недоверие. Чем же?
   — Деньгами, пищей, одеждой, ночлегом. Все к твоим услугам! — сказал парень.
   Его спутница кивнула, одарив Филипа лучезарным взглядом.
   — Ну, а что взамен? — спросил Филип, сочтя, что будет правдоподобней, если он выкажет неуступчивость.
   — Ничего, — сказала девица. — У нас за городом в «Зубчатой вершине» есть ранчо; заезд на три дня. Отвезем, хорошо накормим, поможем прикинуть дальнейшие планы, глядишь, и надежды какие появятся. И вообще у нас там скучать не дадут.
   — Вот-вот, только мне с вами развлекаться! — изобразил Филип горькую ухмылочку. — А может, врете, может, с дурацкими проповедями лезть станете?
   Парень засмеялся.
   — «Десятый крестовый» — это тебе не библейские сказки, мы прежде всего заботимся о том, чтобы вернуть времена старой доброй Америки, идеалы нашей Конституции.
   — И когда у вас очередной заезд? — спросил Филип. — На случай, если надумаю…
   — У нас все лето заезды, — вставила молодая девица. — Каждый вечер в семь подъезжает автофургон. Отвозит желающих к нам на ранчо.
   — И куда это?
   — Куда фургон подъезжает? — переспросила девица. Филип кивнул.
   — Прямо сюда, к ресторану. Мы подъезжаем, где самая пьянь толчется, но здешним пьяницам на нас наплевать. Видят, что мы своим делом заняты. — Она помолчала, потом широко улыбнулась, показывая зубы. — Очень будем ждать!
   — Давай-ка, стоит отключиться! — подхватил парень. Девица снова улыбнулась, подалась еще ближе, положила ладонь на плечо Филипу.
   — Очень просим! — ласково проговорила она. От ее прикосновения, от этого нежного, обволакивающего взгляда Филип, вопреки всем предостережениям Сары, чуть не позабыл обо всем.
   — Я подумаю, — выдавил он наконец дрогнувшим голосом. Девица отступила, парень тут же включил свою автоматическую улыбку.
   — И на том спасибо! — сказал он. — Значит, ждем вечером!
   Филип кивнул, повернулся и пошел дальше по Купер-стрит. Прошел метров сто, остановился, сделав вид, что смотрит в витрину какого-то спортивного магазина. Боковым зрением он видел, как двое из «Крестового» удалялись в противоположном направлении. Филип стоял и следил: те отошли еще метров на пятьдесят, тогда он двинулся за ними. Видел, как они нырнули в толпу праздношатающихся туристов, подошли к какому-то мужчине в ослепительно белом теннисном костюме, выходившему из винного магазина с бутылкой в пакете. Стоило ему лишь ступить на тротуар, оба «крестоносца» взяли его в оборот. Девица подступила первой, остановила, положив руку на плечо. Притаившись под тентом витрины, Филип наблюдал.
   Парень стал что-то проникновенно говорить, потом что-то отрывисто сказала девица. Через секунду человек в белом полез в задний карман брюк, потом, зажав под мышкой пакет с бутылкой, вынул из бумажника купюру. Протянул девице-»крестоноске», все трое раскланялись, и парочка двинулась дальше. Человек с бутылкой некоторое время глядел им вслед, потом направился к ярко-желтой спортивной машине с откидным верхом.
   Филип хмуро смотрел, как «крестоносцы» удаляются в толпе прохожих. Ясно: у них две заботы — вербовка, с которой подъехали к нему, и сбор средств. Интересно, что тот парень наплел человеку с бутылкой? Впрочем, какая разница: Филип добился, чего хотел — он может проникнуть в «Десятый крестовый».
   Он пошел обратно по Купер-стрит к «Джерому». По пути искал глазами фотомагазин. Уж если решил заделаться шпионом, надо действовать по правилам. Хоть и был у него захваченный из Нью-Йорка «канон», однако Филип понимал, вряд ли «крестоносцы» поощряют пытливое любопытство новичков к своим достопримечательностям. Надо иметь при себе что-то совсем, маленькое, сунул в карман, и все. За квартал до гостиницы мелькнула витрина с рекламой «кодака». Филип завернул в магазин. И только вошел, почувствовал, что выходить не хочется: перед ним открылся заповедный мир, мечта любого фотографа — выставка новейшей аппаратуры и хранилище музейных редкостей. По прилавкам и вдоль стен полки заставлены всякой всячиной — от новейшей японской видеоаппаратуры до гигантского однорельсового аппарата «пецваль» образца эдак 1888 года. Тут стоял даже «мик-а-матик», длиннофокусный аппарат в виде головки Микки Мауса. Словом, такой диковинный магазинчик мог сохраниться разве что в Нью-Йорке, городе с населением в пятнадцать миллионов, или в таком вот Эспене, где покупатели, как правило, народ богатый и пресыщенный.
   Владелец, уже немолодой человек в вдвинутой на затылок помятой шляпе «стетсон» и в очках с металлической оправой, за стеклами которых помигивали маленькие глазки, завидев Филипа, подался с табурета за прилавком.
   — Посмотреть зашли? — Он окинул Филипа, подобно тому полицейскому в «саабе», взглядом с головы до ног.
   Филип покачал головой и указал на изделие странного вида, стоявшее на полке, более похожее на батареечный мотор стиральной машины, чем на фотоаппарат.
   — Какой роскошный «перифот»! — Филип сразу решил брать быка за рога и ставить точки на «i».
   Это люмьеровский «перифот» возник во Франции в начале века и предназначался для фотопанорамирования.
   Хозяин в удивлении выгнул бровь.
   — Впервые за многие годы вижу клиента, знакомого с этой моделью! Вы фотограф?
   — Угу, из Нью-Йорка!
   — Я к вашим услугам! Коллекционируете?
   — Эпизодически, — сказал Филип. — Больше всего меня интересуют аппараты для скрытой съемки. Знаете, всякие такие штучки, которые выпускались в двадцатые-тридцатые…
   Владелец просиял.
   — Вы явились как раз по адресу! — произнес он и на мгновение исчез под прилавком. Снова появился, выложил на стекло перед Филипом деревянный стенд.
   На стенде оказалось десятка два фотоаппаратов, каждый не более сигаретной пачки. Тут был и «престо» конца прошлого века, и классический «минокс» образца 1933 года, и панорамный японский «петал» 1948 года, и «микрокодак» 1944 года, который умещался в спичечный коробок. Особое внимание Филипа привлек экземпляр, похожий на кустарную имитацию американской зажигалки «зиппо».
   — А это что? — спросил Филип.
   Владелец магазина взял со стенда тусклый металлический предмет. Вскинул крышечку, под ней действительно оказалась зажигалка. Потом отодвинул панельку внизу, и открылся крохотный объектив с кнопкой перемотки.
   — «Эхо»! Японская вещица середины пятидесятых.
   — А как с пленкой к нему?
   — Пленку теперь достать невозможно, но я исхитрился с черно-белой восьмимиллиметровкой «кодак» для любительской киносъемки. У аппарата крохотные катушки. Я намотал парочку. Работает как часы.
   — И сколько кадров на пленке?
   — Шестнадцать. Конечно, фотографии получаются не бог весть, зато аппарат действует. Можно «Кодак 3-Х», пленка с чувствительностью повыше.
   — Зарядите? Я беру, — сказал Филип.
   — Пожалуйста! Запасную катушку вам вложу… если, конечно, всерьез надумали покупать…
   — Сколько?
   Губы у владельца сжались, он повел плечами, выдохнул:
   — Триста!
   — «Америкэн Экспресс» вас устроит? Человек тихонько прыснул.
   — Вы еще спрашиваете! Без этого «Экспресса» наш городишко давно в трубу бы вылетел. Тут, знаете, как со срамной болячкой, сперва море удовольствия, а месяц пройдет — мать честная!
   — Что ж, придется лечить вашу болячку! — улыбнулся Филип.
   Он вытащил бумажник, рассчитался посредством кредита.
   — Минуточку! — сказал владелец, подавая Филипу покупку. — Я заправлю вам зажигалку. Баллончики потом в табачной лавке купите.