– Такое случается в любом университете, сын, – заметил папа.
   – Вы дослушайте. Рассказывала она эту историю не то чтобы с негодованием – скорей с недоумением. По ее словам, суть ее предложения до Азинуса так и не дошла (по-моему, это невозможно, видели бы вы эту девицу). Профессор не ответил ни согласием, ни отказом, не счел себя оскорбленным и вообще как будто ничего не понял. Он велел ей договориться с преподавателем о дополнительных занятиях и о переэкзаменовке. Теперь мисс Смазли всем сообщает, что профессор Азинус – либо евнух, либо робот И вообще не совсем человек. Абсолютно бесполый.
   – Он безусловно туповат, – сказала тетя Хильда. – Но я бы сумела объяснить подобную вещь любому мужчине. Даже если его совершенно не интересует моя прекрасная девственная плоть. Просто я ни разу не обращалась с такими предложениями к профессору Синусу, потому что меня не интересует его плоть. Даже в виде шашлыка.
   – Хильда, дорогая моя, почему же ты тогда пригласила его к себе на вечеринку?
   – Как почему? Потому что ты попросил, Джейкоб. Я не могла бы отказать тебе в просьбе.
   – Постой, Хильда, я что-то не пойму. Когда я говорил с тобой по телефону, я попросил тебя пригласить Зеба – будучи уверен, что это его кузен Зебулон – и я действительно сказал, что неплохо было бы позвать еще двоих-троих с математического факультета, иначе будет ясно, что наша встреча специально устроена. Но я не называл доктора Синуса.
   – Джейкоб! Ты написал мне записку. Она у меня. В Калифорнии. На почтовой бумаге твоего университета, и там напечатано твое имя.
   Профессор Берроуз недоуменно покачал головой.
   – Шельма, – сказал Зебадия Картер, – записка написана от руки или напечатана на машинке?
   – Напечатана. Но там же была твоя подпись! Постойте-ка. Там были мои фамилия и адрес, слева внизу И фамилия Джейкоба, тоже напечатанная, но подписано было от руки: «Джейк». Сейчас… «Дорогая Хильда, это постскриптум к моему вчерашнему звонку: очень прошу тебя включить в число приглашенных доктора Альберта Синуса, декана математического факультета. Вчера я забыл его упомянуть – не знаю, что на меня нашло. Возможно, я был околдован твоим изумительным голосом. Нежный привет от Дити. Всегда твой Джейкоб Дж.Берроуз», и поверх напечатанной фамилии от руки написано «Джейк».
   – Ватсон, вы знаете мои методы, – сказал мне Зебадия.
   – Безусловно, дорогой Холмс. Черная Шляпа. В Логане.
   – Это мы и так знали. Что нового мы знаем теперь?
   – Так… Папа звонил из дома, это я помню. Значит, кто-то прослушивает наш телефон. То есть прослушивал: если там была какая-то электроника, то теперь она сгорела.
   – Вероятнее всего, записывающая аппаратура. Возможно, пожар для того и устроили, чтобы уничтожить эту аппаратуру и прочие улики. Ведь теперь мы знаем, что Черным Шляпам было известно, что твой отец – и ты, конечно, но охотятся-то они за отцом – будет в этот вечер в Калифорнии. «Убив» его в Калифорнии, они уничтожили все, что могли, в Юте. Профессор, предсказываю: вскоре мы услышим, что вчера вечером был ограблен ваш кабинет в университете – исчезли все работы по шестимерным пространствам.
   – Они там ничего не найдут, – пожал плечами папа. – Я не спешил с представлением полного текста монографии, после того как мои тезисы встретили столь унизительный прием. Я работал над ней только дома или здесь, и всякий раз, когда мы приезжали сюда, я привозил в здешний подвал все, что написал в Логане.
   – А здесь ничего не пропало?
   – Нет, сюда никто не являлся, я уверен. Вообще-то эти бумаги не имеют особого значения, я все держу в голове. Континуумоход никто не трогал.
   – Зебадия, по-твоему доктор Синус – это Черная Шляпа?
   – Не знаю, Дити. Может быть, он просто марионетка, наемник. Но он так или иначе участвует в заговоре, в противном случае они не пошли бы на такую рискованную вещь, как подделка записки, только для того, чтобы он оказался на вечеринке у Хильды. Джейк, трудно ли украсть твою университетскую почтовую бумагу?
   – Совсем не трудно. У меня нет секретаря, когда мне нужно, я посылаю за стенографисткой. Кабинет я не запираю, пока я в университете.
   – Дити, раздобудь ручку и бумагу а? Я хотел бы посмотреть, как Джейк подписывается «Джейк».
   – Сейчас. – Я принесла требуемое. – У папы очень простая роспись, я часто за него расписываюсь. Я же веду его дела.
   – Простую роспись как раз труднее всего подделать, если надо обмануть графолога. Но им-то не надо было обманывать графолога, им надо было подделать стиль, выбор слов – ведь Хильда не усомнилась, что это написано Джейком.
   – Естественно, сын: если бы я писал Хильде, я бы примерно так и написал.
   – Должно быть, составитель записки прочел много твоих писем и прослушал много разговоров. Джейк, будь добр, напиши «Джейк» четыре-пять раз, так, как ты обычно подписываешь письма друзьям.
   Папа написал. Мой муж принялся изучать образчики подписи.
   – Нормальные вариации. – Зебадия сам расписался «Джейк» с десяток раз, полюбовался на свою работу, взял чистый лист, расписался «Джейк» один раз и подал бумагу Хильде. – Ну как, Шельма?
   Тетя Хильда подвергла роспись тщательному исследованию.
   – Мне бы не пришло в голову сомневаться – почтовая бумага Джейка, стиль Джейка, подпись Джейка. Ну, и куда это нас привело?
   – На простор пока не вывело. Но теперь у нас есть новые данные. Участвуют по меньшей мере трое: две Черные Шляпы и доктор Азинус, который, возможно, тоже является Черной Шляпой, а возможно, и нет. Как минимум, он наемный агент, служебная фигура, марионетка, которую они передвигают как шахматную пешку. Причем двое плюс Азинус – это минимум, а скорее всего их больше. Все планировалось долго и основательно. Поджог, подлог, подрыв машины, подслушивание телефона, кража – и тайные сношения на больших расстояниях, с координацией преступных действий в каждом из пунктов. Вероятно, сюда следует включить и убийство моего кузена Зебулона. По всей видимости, Черные Шляпы знают, что Зеб Картер, который занимается n-мерной геометрией, – это не я. Я у них числюсь просто как случайная жертва.
   Что их совершенно не беспокоит. Эти веселые парни убивают мух кувалдами и лечат насморк гильотиной. Они действуют умно, организованно, безошибочно и беззастенчиво – и единственное, что может их выдать, – это интерес к шестимерной неевклидовой геометрии.
   Мы не знаем, кто они – нам известен только доктор Азинус, роль которого неясна. Но, по-моему, Джейк, мы знаем зачем – и это поможет нам выяснить кто.
   – И зачем же, Зебадия? – не вытерпела я.
   – Принцесса, твой отец мог бы оказаться специалистом в сотнях других областей математики, и они не стали бы его тревожить. Но случилось так – на самом деле это, конечно, не случайно, я не верю в «случайность» в этом смысле слова, – получилось так, что он занялся той самой единственной геометрией из бесконечного количества возможных, которая правильно описывает реальное устройство пространства-времени. Он открыл это устройство, он ведь гениальный теоретик и гениальный практик, и он понял, как построить простой аппарат – поразительно простой, это величайшее изобретение со времен открытия колеса – аппарат пространства-времени, открывающий доступ во все вселенные, во все это Число Зверя. Плюс неисчислимые вариации этих бесчисленных вселенных. Но у нас есть перед ними одно преимущество.
   – Какое преимущество? Они вот-вот убьют моего Джейкоба!
   – Одно большое преимущество, Шельма. Черные Шляпы знают, что Джейк разработал эту математику. Но они не знают, что он построил свою пространственно-временную карету, они думают, что он только пишет символы на бумаге. Они попытались дискредитировать его работу, и эта попытка удалась. Они попытались убить его, и эта попытка почти удалась. Возможно, они считают, что Джейка уже нет в живых, а Зебулона скорее всего и действительно уже нет. Но они не знают про Гнездышко.
   – Почему ты так думаешь, Зеб? Я надеюсь, что не знают, – но почему ты так уверен?
   – Потому что эти типы действуют всерьез. Они взорвали вашу машину и сожгли ваш дом. Что они применили бы здесь – если бы знали? Атомную бомбу?
   – Сын, ты считаешь, что преступники могут обладать ядерным оружием?
   – Джейк, это не «преступники». «Преступник» есть элемент некоего подмножества более мощного множества «люди», «человеческие существа». А эти существа – не люди.
   – Как-как? Я что-то не улавливаю, Зеб.
   – Дити, пропусти это через компьютер. Который у тебя между ушами.
   Я ничего не ответила и стала молча думать. Несколько минут прошло в довольно неприятных размышлениях, после чего я сказала:
   – Зебадия, Черные Шляпы не знают про аппарат у нас в подвале.
   – Неоспоримо, – согласился мой муж. – Ибо мы еще живы.
   – Они намерены уничтожить некую новую работу в области математики… а заодно и ее создателя.
   – Утверждение истинно с вероятностью, близкой к единице, – снова согласился Зебадия.
   – Потому что эта работа может быть использована для перемещения из одной вселенной в другие.
   – Совершенно логично, – констатировал мой муж.
   – Под этим углом зрения люди делятся на три группы. Во-первых, те, кто интересуется математикой не больше, чем нужно для того, чтобы считать деньги. Во-вторых, те, кто разбирается в математике. И в-третьих, очень небольшое число людей, которые в состоянии предвидеть последствия.
   – Так.
   – Но насколько я знаю, человеческому роду пока ничего не известно о других вселенных.
   – Действительно не известно.
   – Однако люди из этой третьей группы не стали бы препятствовать попыткам проникнуть в другие вселенные. Они стали бы ждать и следить с интеллектуальным интересом за тем, что из этих попыток получается. Может быть, они поверили бы, может быть, воздержались бы от суждения. Но они не стали бы противодействовать. Если бы они увидели, что мой отец достиг успеха, они были бы в восторге. Радость интеллектуальной находки – признак настоящего ученого.
   Никаких иных групп, – добавила я со вздохом, – в этой классификации быть не может. Если исключить немногочисленных душевнобольных людей, то эти три подмножества исчерпывают собой множество «человеческие существа». Наши противники не являются душевнобольными: они умны, изобретательны и организованны.
   – В чем мы имели много возможностей убедиться, – подтвердил Зебадия.
   – Следовательно, наши противники – не человеческие существа. Они разумные пришельцы из каких-то других мест. – Я снова вздохнула и замолкла. Быть оракулом – нерадостная профессия.
   – Или из других времен. Хильда, можешь ли ты убить?
   – Кого убить, Зебби?
   – Можешь ли ты убить кого-нибудь, чтобы спасти Джейка?
   – Еще бы! Ради Джейкоба – убью кого угодно!
   – Тебя я не спрашиваю, моя принцесса: Дею Торис я знаю. Ситуация такова, милые дамы: нам предстоит охранять самого ценного человека на этой планете. Причем неизвестно, от чего или от кого. Джейк, твоя охрана состоит из двух амазонок, одна маленького роста, одна среднего, обе скорее всего в положении, и одного Трусливого Льва
[17]. Я нанял бы парочку роботов или суперменов, но не знаю, куда обращаться, так что придется нам обходиться своими силами – надеюсь, что обойдемся! Avete, aliendi, nos morituri sperminus! Давайте-ка откупорим наше шампанское.
   – Мой капитан, стоит ли? – сказала я. – Мне что-то страшно.
   – Стоит, стоит. Я сегодня работать больше уже не буду, устал, и Джейк, по-моему, тоже. Завтра мы займемся установкой аппаратуры внутри Аи Плутишки, а заодно перепрограммируем ее так, чтобы она работала с каждым из нас. А сегодня нам нужно повеселиться и выспаться. Будем наслаждаться до донышка каждым часом, это особенно хорошо получается, когда знаешь, что это, возможно, твой последний час.
   Тетя Хильда ткнула Зебадию в ребра.
   – Решено! Веселимся! Что-что, а это я умею! Вот сейчас как следует надурачусь, а потом возьму своего господина и повелителя в койку к мамочке Шельме. Дити, тебе прописываются те же витамины.
   Неожиданно у меня стало легче на душе.
   – Идет, тетя Хильда! Капитан Джон Картер всегда побеждает. Знаем мы, какой ты Трусливый Лев! А папа тогда кто? Маленький Волшебник?
   – По-моему, да.
   – Очень может быть. Папа, откупори шампанское, а? А то я вечно мучаюсь с этими пробками.
   – С удовольствием, Дити. То есть я хотел сказать. Дея Торис, царственная супруга владыки-воителя.
   – Не надо так официально, папочка. У нас тут сегодня неофициальное торжество. Очень неофициальное! Папа! Могу я снять штанишки?
   – Спроси своего мужа. Это теперь его заботы.



Глава 8

«Не будем разрушать иллюзии…»



Хильда:
   В старости, жуя деснами перед камином и перебирая в памяти свои прегрешения, я буду вспоминать последовавшие за этим дни как самые счастливые в моей жизни. До того у меня было три медовых месяца, по одному с каждым из моих мужей на срок по контракту; два были ничего, один просто хороший (и, как стало ясно впоследствии, очень результативный в финансовом отношении). Но медовый месяц с Джейкобом оказался божественным.
   Привкус опасности лишь обострял ощущение счастья. Джейкоб держался как ни в чем не бывало, а у Зебби интуиция, как у игрока на скачках. Видя, что Зебби невозмутим, Дити тоже перестала волноваться – а я и так не волновалась, я ведь надеюсь уйти из жизни мгновенно, как фейерверк, не влача существование – мерзкое, беспомощное, никому не нужное…
   Опасность придает жизни аромат. Даже во время медового месяца. Особенно во время медового месяца.
   Конечно, это был странный медовый месяц. Мы работали без устали, но наши мужья неизменно находили время погладить нас по разным местам и всласть нацеловаться. Нет, не групповой брак, а две пары, образующие одну семью, где каждому легко со всеми остальными. Я даже утратила какую-то часть своей стервозности, и Зебби иногда называл меня не Шельмой, а Хильдой.
   С Джейкобом мне было хорошо, как ни с кем. Он не очень высокого роста, 178 сантиметров (другое дело, что я крошечная – метр пятьдесят два), и слегка лысоват, и от многолетнего сидения за письменным столом у него брюшко, но мне он нравится. На случай, если бы мне захотелось порадовать взор мужской красотой, имелся Дитин гигант – я любовалась им без всякого влечения: мой собственный нежный козлик просто не давал Шельме опомниться.
   Когда Зебби появился в университете, я решила его приручить не ради внешности, а ради его непредсказуемого чувства юмора. Но, разумеется, если кто-нибудь во плоти и крови годится на роль Джона Картера, Владыки Марса, то это именно Зебадия Картер, у которого как раз второе имя Джон. В комнатах, одетый, да еще в своих поддельных роговых очках, он выглядит неуклюжим, огромным, неповоротливым. Я и понятия не имела, как он хорош, пока он как-то раз не воспользовался моим бассейном. (В тот день у меня было сильное искушение соблазнить его. Но как ни мало у меня достоинства и гордости, я давно приняла решение иметь дело с мужчинами только старше себя, так что эту мысль пришлось оставить.) На свежем воздухе в Гнездышке, почти или совсем без одежды, Зебби смотрелся великолепно – этакий лев-великан в полной красе и силе. Спустя некоторое время я имела случай наглядно убедиться, насколько он и впрямь похож на Владыку Марса. На Барсуме
[18]ведь полагалось владеть мечом… Я прекрасно знала эти старые сказки. Мой отец покупал бэллантайновские переиздания, они валялись у нас дома, когда я была маленькая. Едва научившись читать, я принялась читать все подряд, и истории про Барсум нравились мне гораздо больше, чем книжки «для девочек», которые мне дарили на день рождения и на Рождество. Себя я отождествляла с Тувией: ее так ужасно мучили эти жестокие священнослужители Иисуса, но потом ее девственность чудесным образом восстановилась в следующей книге – «Тувия, Дева Марса». Я решила, что когда вырасту, то сменю себе имя на Тувию. Но когда мне исполнилось восемнадцать, этот вопрос как-то сам собой отпал: всю жизнь была Хильдой, что толку менять.
   Зато я отчасти ответственна за имя Дити, которое так досаждало ей, пока не обнаружилось, что оно нравится ее мужу. Джейкобу непременно хотелось назвать дочку Дея Торис (по облику и по должности Джейкоб профессор, но в душе он неизлечимый романтик), Джейн опасалась, что к добру это не приведет. Я сказала ей: «Не дури, Джейни. Если твоему мужику чего-то захотелось и ты можешь ему это дать без всякого неудобства, так дай! Хочешь ты, в конце концов, чтобы он любил этого ребенка, или не хочешь?» Джейн подумала, и на крестинах «Дорис Энн» превратилась в «Дею Торис», а потом и в Дити – еще до того, как Дити научилась говорить.
   У нас установился распорядок: вставали рано, мужчины начинали возиться с проводами, всякими там инструментами, они устанавливали эту пространственно-временную фиговину в утробу к Ае Плутишке, а мы с Дити посвящали часок-другой домашнему хозяйству (которое в этой хижине много времени не отнимало благодаря гениальности Джейкоба), затем я приступала к решению одной технической задачи – вообще-то ее решала Дити, но не без помощи с моей стороны.
   В технике я разбираюсь неважно, училась только биологии и то не доучилась. Правда, мое образование пополнили почти шесть тысяч часов добровольной работы медсестрой в медицинском центре нашего кампуса, этому я обучалась, могу быть сестрой, фельдшерицей – ну уж санитаркой-то точно могу быть: не визжу при виде крови и не брезгую подтирать рвоту. Университетская вдова с деньгами – должность веселая, но не душеспасительная. А я люблю чувствовать, что полностью оплатила пользование доставшимся мне кусочком Земли.
   Кроме того, я нахваталась всего понемножку благодаря своему пристрастию к печатному слову, ну и потом еще ходила на все университетские лекции с заманчивыми темами… Схожу, а потом прослушаю на эту тему еще целый курс. Например, я слушала описательную астрономию, сдавала экзамен – получила «отлично». Даже правильно рассчитала кометную орбиту, к своему удивлению (и к удивлению профессора).
   Я могу провести электрический звонок или прочистить шлангом засорившуюся трубу, но для серьезных технических дел я нанимаю специалистов. Так что Хильда годится в помощницы, а одна она ничего сделать не может. Аю Плутишку нужно было перепрограммировать – и тут Дити гений, хотя, глядя на нее, никто бы этого не подумал. Впрочем, дочь Джейкоба просто должна быть гением, да и мать ее имела такой IQ, что я, ее ближайшая подруга, и то поразилась. Я обнаружила результаты ее теста, когда помогала раздавленному горем Джейкобу разбирать оставшиеся после нее вещи: что сохранить, что сжечь. (Я сожгла фотографии, на которых Джейн плохо выглядела, ненужные бумаги и одежду. Одежду ушедших нужно раздаривать или сжигать: нельзя оставлять ничего, что не пробуждало бы счастливые воспоминания. Я поплакала, зато была уверена, что Джейкобу и Дити не придется плакать позже.) У нас у всех есть частные водительские права, а Зебби, в качестве З.Дж.Картера, капитана аэрокосмических войск Соединенных Штатов Америки, имеет еще и «командирское» водительское удостоверение. Он, правда, говорит, что космический летный стаж у него так, символический – сколько-то там часов в невесомости и одна посадка шаттла. Зебби врун, лгунишка и обманщик; я как-то ухитрилась стащить у него документы и заглянула в них без малейших угрызений совести. За один только совместный полет с австралийцами ему засчитали больше часов, чем он вообще себе приписывает. Как-нибудь припру его в уголке и заставлю рассказать мамочке Хильде все как есть. Думаю, это будет занимательно… если только мне удастся разобраться, где правда, а где выдумки. В его россказни об интимных отношениях с самкой кенгуру я не верю.
   Зебби и Джейкоб решили, что мы все четверо должны уметь управлять Аей Плутишкой во всех ее режимах: на земле, в воздухе, на баллистической траектории (Ая не космический корабль, но она может делать высотные прыжки) и в пространстве-времени, то есть при перемещении между вселенными, составляющими Число Зверя, и их бесчисленными вариантами.
   Я не очень-то уверена, что смогла бы все это постичь, но мужчины заверили меня, что разработали страховочное устройство, которое вытащит меня из переделки, если мне придется вести машину одной.
   Часть проблемы состояла в том, что Ая Плутишка желала иметь дело только с одним мужчиной: ее двери отпирались только на голос ее хозяина или на отпечаток его большого пальца, в крайнем случае на особый стук, если хозяин почему-либо не хотел подавать голос или прикладывать палец. Зеб все время порывался сделать эту защиту от чужих еще более надежной, он говорил, что хочет обойти Закон Мэрфи – «Все, что способно не сработать, обязательно не сработает» (Бабушка называла это Законом Бутерброда, который всегда падает маслом вниз.) Так что первым делом необходимо было познакомить Аю Плутишку со всеми нами – сделать так, чтобы подходили голоса и правые большие пальцы всех четверых.
   На это ушло несколько часов, при том что Зебби работал с помощью Дити. На кодовый стук ушло чуть меньше; стук воспроизводил один старый военный сигнал (предполагалось, что вор вряд ли догадается, что машина открывается от стука, и совсем уж ни за что не отгадает, как именно надо стучать). Зебби называл этот сигнал «Пьяный солдат», а Джейкоб утверждал, что он называется «Шлюпка с провизией», Дити доказывала, что его наименование – «День получки», она его слышала от дедушки Джейн.
   Мужчины пришли к выводу, что права Дити, так как она знала не только мелодию, но и слова. В ее тексте вместо «пьяного солдата» фигурировал «пьяный матрос», по там присутствовали также и «шлюпка с провизией», и «день получки».
   Когда знакомство завершилось, Зеб вытащил откуда-то документацию на Аю: один том на ее тело, второй на мозг. Второй том он вручил Дити, а первый унес в подвал. Следующие два дня были легки для меня, но тяжелы для Дити. Я светила ей и делала записи под ее диктовку, в то время как она копалась в этом томе, морщила брови и залезала в самые немыслимые места, потная и перемазанная, а один раз выругалась такими словами, за которые Джейн и та ее отругала бы.
   – Тетя Козочка, – сказала она в оправдание, – твой зять учинил над этой грудой спагетти такое издевательство, которого ни один порядочный компьютер никому не спустит! Эта штука – какой-то ублюдочный гибрид.
   – Не говори так, Дити, Ая не штука и не ублюдочная.
   – Она нас не слышит: я отключила ей слух, оставила только блок воспроизведения новостей, вон, подключен к той розетке, теперь Зебадия может разговаривать с ней только в подвале. Понимаешь, она была девушка как девушка, но этот бандит ее изнасиловал. Насчет того, как бы не задеть ее чувства, не беспокойся, чувств у нее нет никаких. Она идиотка, а не компьютер, в любом заштатном колледже, да почти в любой школе есть компьютер помощнее, где собственный, где арендуют машинное время. Это просто автопилот, ну с некоторой дополнительной памятью. Зебадия к ней кое-что пристроил, так что она уже посложнее автопилота. Но все равно обычные компьютеры совсем не такие. Урод какой-то. У нее гораздо больше возможностей, чем может понадобиться, и есть такие дополнительные функции, которые IBM и не снились.
   – Дити, зачем ты снимаешь кожухи? Я думала, ты только программист. Не механик.
   – Я и есть именно и только математик-программист. Я не решилась бы переделывать это чудище даже при наличии письменного приказа от моего красавца, но мерзавца мужа. Но как, во имя Аллаха, несчастному программисту составить программу, если он не понимает, что тут с чем соединяется? Вот первая половина инструкции, тут объясняется, для чего этот автопилот был в свое время предназначен. А вот вторая половина – видишь, ксерокопированные страницы. Это те извращения, которым ее научил Зебадия. Теперь эта куча чипов разговаривает на трех логических языках, хотя рассчитана была только на один. При этом она не станет общаться ни на одном из них, если ее сперва не ублажить дурацкими Зебадиными фразочками. И то она, как правило, не дает на одну и ту же кодовую фразу два одинаковых ответа подряд. Что она говорит, например, если ей сказать: «Ты умница, Ая»?
   – Я помню «По-моему, босс, ты это всем девушкам говоришь».
   – Иногда. Чаще всего, потому что этому ответу приписана вероятность появления в три раза большая, чем каждому из остальных. Но вот тебе еще, пожалуйста:
   «Зеб, я такая умница, что самой жутко делается».
   «Тогда почему ты отказался повысить мне зарплату?»
   «Ах ты, комплиментщик! Не хватай меня за коленку!»
   «Потише, милый, а то как бы мой дружок не услыхал».
   И еще есть в том же роде. На каждую его кодовую фразу заготовлено по меньшей мере четыре ответа. Его-то фразы подаются всегда в одной и той же редакции, а автопилот отвечает всякий раз по-разному. Но все ответы означают либо «Вас понял, выполняю», либо «Не понял, уточните».
   – Здорово. Мне нравится.
   – Мне, пожалуй, тоже. Для меня самой компьютеры существа одушевленные, почти как люди… А этот полуслучайный список ответов делает Аю Плутишку совсем живой… хотя она, конечно, не живая. Даже не очень универсальная, если сравнивать со стационарными компьютерами. Но… – тут Дити хитро улыбнулась. – Я приготовила своему муженьку кое-какие сюрпризы.
   – Какие же, Дити?
   – Помнишь, как он говорит, когда мы садимся завтракать «Доброе утро, Ая. Как себя чувствуешь?»