Хайнлайн Роберт Энсон. Если это будет продолжаться...

   Как только мы вышли на открытую террасу и очутились вне досягаемости Глаз и Ушей, он выругал меня негромко, но зло:
   - Из тебя никогда не получится конспиратор. Половина столовой видела, что ты нашел что-то в своей салфетке. Так какого же черта ты выскочил как ошпаренный? Потом, как будто нарочно, ты суешь эту записку мне. Я не сомневаюсь, что Глаз зафиксировал ее. Интересно, где ты был, когда Господь Бог распределял людям мозги?
   Я пытался протестовать, но он оборвал меня:
   - Забудь об этом. Я понимаю, что ты не желал сунуть обе наши шеи в петлю, но учти, что добрые намерения не принимаются во внимание трибуналом: первое условие любой интриги - вести себя естественно. Ты представить не можешь, как много дает опытному психоаналисту малейшее отступление от норм поведения. Надо было сидеть в столовой как всегда, покрутиться там после обеда и спокойно обождать того момента, когда сможешь прочесть записку в безопасности. Ладно. Где она теперь?
   - В кармане мундира, - ответил я виновато. - Не волнуйся, я ее сжую и проглочу.
   - Не так сразу. Погоди. - Зеб исчез и вернулся через несколько минут.
   - У меня есть клочок бумаги такого же размера и цвета, как твоя записка. Сейчас я тебе его осторожно передам. Обмени их и затем съешь настоящую записку, но смотри, чтобы никто этого не заметил.
   - Хорошо, а что на твоем кусочке бумаги?
   - Заметки, как выигрывать в кости.
   - Да, но это ведь тоже запрещено.
   - Конечно, дурья твоя башка. Если они тебя застукают на азартной игре, они не подумают, что у тебя есть грехи потяжелее. В худшем случае начальник прочтет тебе нотацию и даст наряд вне очереди. Запомни на будущее, Джон: если тебя в чем-то заподозрили, постарайся сделать так, чтобы факты указывали на меньший проступок. Никогда не пытайся изображать из себя невинного ягненка.
   Я думаю, Зеб был прав: мой мундир был обыскан и записка сфотографирована сразу после того, как я переоделся к смотру. Еще через полчаса я был вызван в кабинет к начальнику. Он попросил меня обратить внимание на то, не играют ли младшие офицеры в азартные игры. Это грех, сказал он, и ему не хотелось бы, чтобы его подчиненные в этот грех впадали. На прощание он похлопал меня по плечу.
   - Ты хороший парень, Джон Лайл, - сказал он. - Прислушайся к доброму совету. Понял?
   В ту ночь мы стояли с Зебом у южного портала дворца. Юдифь не появлялась, и я волновался, как кот в незнакомом доме, несмотря на то, что Зеб пытался урезонить меня. Наконец во внутреннем коридоре послышались легкие шаги и в дверях появилась чья-то тень. Зеб приказал мне знаком остаться на посту и сам подошел к порталу. Он вернулся почти сразу и поманил меня, прижимая палец к губам. Весь дрожа, я подошел. Это оказалась не Юдифь, а незнакомая мне женщина. Я открыл рот, чтобы сказать об этом, но Зеб прижал мне к лицу ладонь.
   Женщина взяла меня за руку и повела по коридору. Я оглянулся и увидел силуэт Зеба, оставшегося на посту, чтобы прикрывать тыл. Женщина остановилась и толкнула меня к темному алькову, затем вынула из складок плаща маленький предмет со светящимся циферблатом. Я решил, что это, наверное, металлоискатель. Она провела им по воздуху, выключила и спрятала.
   - Можете говорить, - сказала она тихо. - Здесь безопасно.
   И она растворилась в темноте.
   Я почувствовал слабое прикосновение к рукаву.
   - Юдифь, - прошептал я.
   - Да, - ответила она так тихо, что я с трудом услышал.
   Тут же она очутилась в моих объятиях. Она сдавленно вскрикнула, и ее руки обвили мою шею, и я ощутил ее дыхание на своем лице. Мы поцеловались неловко, но горячо.
   Никого не касается, о чем мы говорили тогда, да я и не смог бы рассказать по порядку, о чем. Называйте наше поведение романтической белибердой, если вам так хочется, называйте щенячьими нежностями. Но разве щенятам не бывает также больно, как взрослым собакам? Называйте это как хотите, но в эти минуты мы были одержимы безумием более драгоценным, чем рубины и золото, более желанным, чем разумная трезвость. И если вы этого никогда в жизни не испытывали, мне остается вас только пожалеть.
   Наконец мы пришли в себя и смогли разговаривать разумно... Она принялась рассказывать мне о той ночи, когда она вытащила жребий и заплакала. Я сказал ей:
   - Не надо, дорогая. Не надо мне говорить об этом. Я все знаю.
   - Но ты не знаешь. Ты не можешь знать... Я... Он...
   Я обнял ее.
   - Прекрати, прекрати сейчас же. Не надо больше слез. Я все знаю. И я знаю, что тебе грозит... в случае, если мы тебя не выведем отсюда. Так что теперь мы не имеем права плакать, мы должны найти выход.
   Она молчала. Молчала, как мне показалось, очень долго. И потом медленно сказала:
   - Ты хочешь сказать, что я должна убежать? Я думала об этом. Боже милостивый, как я мечтала об этом! Но как убежать?
   - Я не знаю. Пока не знаю. Но мы придумаем. Надо придумать.
   Мы обсудили все возможности. Канада была всего в трехстах милях от Нового Иерусалима, и местность к северу от Нью-Йорка Юдифи была знакома. По правде говоря, это была единственная область, которая ей была знакома. Но граница там закрыта и охраняется куда строже, чем в других местах, там и патрульные суда, и радарные стены на воде, колючая проволока, пограничники на земле... и служебные собаки. Я проходил тренировку с такими собаками и не пожелал бы злейшему врагу встретиться с ними.
   Мексика была безнадежно далека. Если бы Юдифь отправилась на юг, ее поймали бы в двадцать четыре часа. Никто не дал бы убежища сбежавшей девственнице. По закону общей вины любой такой доброжелатель совершил бы этим то же преступление, как и укрытый им беглец, а потому погиб бы той же смертью, как и человек, которого он спрятал. Путь на север был, по крайней мере, короче, хотя значил б те же ночные переходы, поиски укромных убежищ днем и голод. В Элбени жила тетка Юдифи: Юдифь была уверена, что та укроет ее, пока не удастся придумать способа перейти границу.
   - Она найдет нам безопасное место. Я уверена в этом, - сказала Юдифь.
   - Нам? - должно быть, вопрос мой прозвучал глупо. До тех пор, пока она не сказала этого, мне и в голову не приходило, что нам придется бежать вместе.
   - Ты хочешь послать меня одну?
   - Ну... Я просто не подумал о другом.
   - Нет!
   - Но послушай, Юдифь, самое важное, самое срочное сейчас - это вызволить тебя. Двоих людей, путешествующих вместе, значительно легче заметить и задержать, чем одну девушку. Нет никакого смысла...
   - Нет. Я не пойду.
   Я все еще не мог понять, что если ты сказал "a", то должен сказать и "б". И если я уговариваю ее покинуть службу, то становлюсь таким же дезертиром, как и она. Наконец я сказал:
   - Ну хорошо. Главное убежать тебе. Ты доберешься до тетки и будешь ждать меня там.
   - Без тебя я никуда не уйду.
   - Но это же необходимо! Ведь Пророк...
   - Лучше это, чем потерять тебя сейчас.
   Я тогда не понимал женщин. Я их и сейчас не понимаю. Две минуты назад она спокойно рассуждала о том, что лучше рисковать жизнью, чем отдать свое тело в руки Пророка. Теперь она так же спокойно предпочитает сделать это, нежели решиться на временную разлуку со мной. Я не понимаю женщин. Порой я даже подозреваю, что у них ровным счетом нет никакой логики. Я сказал:
   - Послушай, дорогая. Мы еще даже не придумали, как нам выбраться из дворца. Вернее всего, нам будет абсолютно невозможно уйти отсюда вместе. Разве ты не понимаешь?
   Она ответила упрямо:
   - Может быть, и так. Но мне это не нравится. Ну, хорошо, а как отсюда можно выбраться? И когда?
   Я вынужден был признаться снова, что не знаю. Нужно было посоветоваться с Зебом.
   Тогда Юдифь предложила:
   - Джон, ты знаешь девственницу, которая привела тебя сюда? Нет? Это сестра Магдалина. Ей можно все рассказать, и она, возможно, захочет нам помочь. Она очень умная.
   Я принялся было выражать свои сомнения, но наш разговор был прерван самой сестрой Магдалиной.
   - Быстро! - шепнула она мне, заглянув в альков. - Назад, на пост.
   Я выскочил и еле успел к обходу. Дежурный офицер обменялся приветствиями со мной и Зебом и потом - вот старый дурак! - решил поболтать. Он уселся на ступеньках портала и начал хвастливо рассказывать, как на прошлой неделе победил в схватке на мечах. Я беспомощно старался поддерживать беседу.
   Наконец он поднялся на ноги.
   - Мне уже за сорок, - сказал он. - Я чувствую, что стал тяжелее, чем прежде. И должен признаться, приятно сознавать, что глаз и рука тебя не подводят. Думаю, надо обойти дворец. Приходится быть бдительным. Говорят, Каббала опять активизировалась.
   Я замер. Если он начнет осматривать коридор, то без всякого сомнения обнаружит двух девушек в алькове.
   Но тут вмешался спокойный Зеб.
   - Минутку, старший брат. Вы не могли бы показать мне, каким приемом Вы выиграли ту встречу? Я так и не понял.
   Офицер схватил наживку.
   - С удовольствием.
   Он спустился по ступенькам.
   - Вытащи меч, сын мой. Встань в позицию. Так. Теперь скрещиваем мечи. Нападай! Стоп. Не так. Я повторю медленно... В тот момент, когда острие приближается к моей груди... (Ничего себе грудь! Капитан ван Эйк обладал объемистым животом и был похож на кенгуру с детенышем в сумке.) Я поднимаю меч и заставляю тебя отступить на шаг. Пока все, как в учебнике. Но я не завершаю движение. Ты парень сильный и мог бы парировать удар. Тогда я вот что делаю... Он показал, и столкнувшиеся мечи громко звякнули в тишине. Теперь ты открыт, и я могу поразить тебя от коленок до горла. Ну, попробуй этот прием на мне.
   Зеб послушался его. Офицер отступил. Зеб попросил разрешения повторить прием еще раз. Они повторяли его, каждый раз все быстрее, и каждый раз капитан успевал парировать удар Зеба в самый последний момент. Разумеется, они нарушали все правила, сражаясь настоящими мечами без масок и кирас, но капитан оказался действительно замечательным фехтовальщиком и был полностью уверен в своем мастерстве. Несмотря на состояние, в котором я находился, я не мог оторвать глаз от дуэли - это была изумительная демонстрация когда-то полезного военного искусства. Они окончили бой ярдах в пятидесяти от портала и настолько же ближе к кордегардии. Мне слышно было, как тяжело пыхтел капитан.
   - Это было совсем неплохо, Джонс, - прохрипел он. - Ты неплохой ученик. - Он попыхтел еще и добавил: - Мое счастье, что настоящие встречи куда короче. Знаешь что, лучше уж осмотри коридор сам.
   Он повернул к кордегардии, добавил весело:
   - Господь вас хранит.
   - Господь хранит и Вас, сэр, - ответил Зеб и поднял меч, салютуя начальнику.
   Как только капитан исчез за углом, Зеб снова встал на пост, а я поспешил к алькову. Девушки все еще оставались там, прижавшись к стене.
   - Он ушел, - успокоил их я. - Бояться пока нечего.
   Юдифь рассказала сестре Магдалине о наших проблемах, и мы вместе обсудили их. Магдалина настойчиво советовала не предпринимать пока ничего.
   - Я отвечаю за очищение Юдифи, - сказала она. - Я смогу растянуть очищение еще на неделю, и только после этого она снова будет тянуть жребий.
   Я сказал:
   - Необходимо что-то сделать до этого.
   Юдифь, переложив свои беды на плечи Магдалины, заметно успокоилась.
   - Не волнуйся, Джон, - сказала она. - Может быть, жребий не падет не меня в первый же лень. Мы должны слушаться умного совета.
   Сестра Магдалина презрительно фыркнула.
   - Ты совершенно не права, Джуди. Как только ты вернешься, жребий падет на тебя немедленно, вне всякой очереди... - она замолчала и прислушалась. - Ш-ш-ш, замрите. - И она бесшумно выскользнула из алькова.
   Тонкий луч света вырвал из темноты человека, притаившегося у алькова. Я прыгнул на него раньше, чем он успел выпрямиться. Как ни быстр я был, сестра Магдалина опередила меня. Она повисла у него на плечах, он упал, дернулся и замер.
   Подбежал Зеб.
   - Джон, Магги, - прошептал он громко. - Что произошло?
   - Мы поймали шпиона, Зеб, - сказал я быстро. - Что с ним делать?
   Зеб зажег фонарик.
   - Вы стукнули его?
   - Он не придет в себя, ответил спокойный голос Магдалины из темноты. - Я вогнала ему виброкинжал между лопаток.
   - Ну и ну!
   - Зеб, я вынуждена была это сделать. Благодари Бога, что я не воспользовалась обычным ножом - а то весь пол был бы в крови.
   Зеб тихо выругал ее, но Магдалина не ответила ни слова.
   - Переверни его, Джон. Посмотрим, кто это.
   Я повиновался, и луч фонарика уперся в лицо шпиона.
   - Так, да ведь это Снотти Фассет.
   Зеб замолчал, и мне показалось, что я слышу его мысли: "Его-то мы оплакивать не будем".
   - Ну, Зеб?
   - Встань у портала. Если кто-нибудь пройдет - я проверяю коридор. Надо от него отделаться.
   Юдифь нарушила тишину:
   - Выше этажом есть мусоросжигатель. Я вам помогу.
   - Молодец, девочка. Иди, Джон.
   Я хотел возразить, что это не женское дело, но понял, что меня никто не будет слушать, и пошел к выходу. Зеб взял труп за плечи, женщины за ноги и унесли. Они вернулись через несколько минут, которые показались мне вечностью. Без сомнения, тело Снотти превратилось в атомы прежде, чем они вернулись, - может быть, нас и не поймают. Правда, мне это не казалось убийством, да и сейчас не кажется. Обстоятельства были сильнее нас.
   Зеб был краток:
   - С этим покончено. Нас сменят через десять минут. Нам надо обо всем договориться раньше, чем появятся ангелы...
   Наши предложения были непрактичны и даже в этой обстановке нелепы, но Зеб выслушал всех, а затем сказал:
   - Слушайте. Теперь дело уже не только в том, чтобы помочь Юдифи. Как только обнаружат, что Снотти пропал, все мы - все четверо, окажемся под смертельной опасностью допроса. Понятно?
   - Понятно, - сказал я.
   - И ни у кого нет плана?
   Никто не ответил. Зеб продолжал:
   - Тогда нам надо просить помощи. И есть только одно место, откуда мы можем ее получить. Это Каббала.
   3
   - Каббала? - повторил я тупо.
   Юдифь ахнула от ужаса.
   - Как же так... Это значит - продать наши бессмертные души! Они же поклоняются сатане!
   Зеб обернулся к ней.
   - Я не верю.
   Юдифь посмотрела на него со страхом.
   - Вы - каббалист?
   - Нет.
   - Так откуда Вы знаете?
   - И как, - добавил я, - обратиться к ним за помощью?
   Ответила Магдалина.
   - Я член подполья. Зебадия об этом знает.
   Юдифь отшатнулась от нее, но Магдалина продолжала:
   - Послушай, Юдифь. Я понимаю, что ты чувствуешь. И когда-то я тоже была потрясена самой мыслью о том, что кто-то смеет противоречить Церкви. Но потом я узнала - как узнаешь ты - что на самом деле скрывается за фальшивкой, в которую нас заставляют верить.
   Она взяла девушку за руку.
   - Мы не поклоняемся дьяволу, моя милая. Мы и не воюем против Бога. Мы боремся с Пророком, который делает вид, что представляет Бога на земле. Иди с нами, помогай нам, борись вместе с нами - и мы тоже поможем тебе. В ином случае мы не можем рисковать.
   Юдифь всматривалась в ее лицо при неверном слабом свете, пробивавшемся от портала.
   - Ты можешь поклясться, что это - правда? Что Каббала борется против Пророка, а не против Бога?
   - Я клянусь, Юдифь.
   Юдифь глубоко вздохнула.
   - Просвети меня, Господь, - прошептала она. - Я иду к Каббале.
   Магдалина быстро поцеловала ее и затем обернулась к нам.
   - Ну?
   Я ответил сразу:
   - Если Юдифь согласна, то и я согласен. - И про себя подумал: "Боже, прости мне нарушение присяги. Я должен так поступить".
   Магдалина посмотрела на Зеба. Он неловко помялся и сказал со злостью:
   - Я сам это предложил, правда? Но все мы идиоты, и инквизитор поломает нам кости.
   На следующее утро я проснулся, проведя ночь в страшных снах, в которых действовал инквизитор, и услышал, как в ванной весело жужжит бритва Зеба. Он вошел в комнату, стянул с меня одеяло, болтая о всякой чепухе. Я ненавижу, когда с меня стаскивают одеяло, даже когда я себя хорошо чувствую, и ненавижу веселье перед завтраком. Я снова натянул одеяло и попытался не обращать внимания на Зеба, но он схватил меня за руку.
   - Вставай, старина! Господь выпустил солнце на небеса, а ты его не видишь. День прекрасен! Как насчет того, чтобы пробежаться вокруг дворца, а потом под холодный душ?
   Я попытался вырвать у него руку и охарактеризовал его словами, которые, без сомнения, снизили мне отметку за набожность, если Ухо услышало их. Он не отпускал моей руки, и палец его нервно нажимал мне на ладонь. Я забеспокоился, не свихнулся ли Зеб от напряжения вчерашней ночи. И тут я понял, что он говорит со мной по азбуке Морзе.
   - Б_у_д_ь _е_с_т_е_с_т_в_е_н_н_ы_м_, - сказали мне точки и тире, н_е _у_д_и_в_л_я_й_с_я _н_а_с _в_ы_з_о_в_у_т _н_а _и_с_п_ы_т_а_н_и_е _в_о в_р_е_м_я _о_т_д_ы_х_а_ п_о_с_л_е_ о_б_е_д_а_.
   Я надеюсь, что не высказал удивления. Я даже умудрился отвечать что-то на поток чепухи, которую он нес, передавая мне послание. Потом я поднялся и с отвращением проделал все процедуры подготовки собственного тела к наступившему дню. Я даже улучил момент, положил руку ему на плечо и отстукал ответ: _Х_о_р_о_ш_о _п_о_н_я_л_.
   День оказался тягучим и нервным. Я ошибся на утреннем смотре, чего со мной не случалось с училища. Когда занятия кончились, я вернулся в комнату и обнаружил, что Зеб, положив ноги на кондиционер, трудится над кроссвордом в "Нью-Йорк таймс".
   - Джонни, мой барашек, - сказал он, обернувшись ко мне. - Подскажи мне, что это может значить - "чистый сердцем" из шести букв, начинается с "п"?
   - Тебе этого знать не надо, - проворчал я и сел, чтобы снять амуницию.
   - Так ты, Джонни, полагаешь, что я не заслужу вечного блаженства?
   - Может, и заслужишь, но сначала просидишь тысячу лет в чистилище.
   В дверь постучали, и вошел Тимоти Клайс, старший легат. Он чихнул и сказал:
   - Ребята, не желаете прогуляться?
   Я подумал, что худшего времени он не мог выбрать. От Тима отделаться было нелегко, а кроме того, он был самым исполнительным и преданным человеком в части. Я старался придумать какую-нибудь причину, чтобы отказаться, когда услышал слова Зеба.
   - Ничего не имеем против, при условии, если мы заглянем в город. Мне надо кое-чего купить.
   Я был сбит с толку ответом Зеба, но все же попытался отговориться какими-то срочными делами. Зеб оборвал меня:
   - Бросай свою работу! Я тебе помогу вечером. Пошли.
   Мы пошли через нижние туннели. Я думал, что, очевидно, Зеб решил дойти до города, а там отделаться от Клайса и вернуться во дворец. Мы завернули в узкий проход. Вдруг Клайс поднял руку, как бы желая подчеркнуть слова, с которыми обращался к Зебу. Его рука прошла близко от моего лица, я почувствовал, что-то брызнуло мне в глаза, - и ослеп.
   Раньше, чем я успел крикнуть, он схватил меня выше локтя. В то же время он продолжал говорить как ни в чем не бывало. Он повел меня налево, хотя, насколько я помнил туннель, поворот здесь был только направо. Однако мы не врезались в стену, и через несколько секунд слепота прошла. Казалось, мы продолжаем идти по тому же туннелю. Тим шагал посередине, держа нас под руки. Он не сказал ни слова. Мы тоже. Наконец, он остановился перед дверью, постучал дважды и прислушался.
   Я не расслышал, что там сказали, но Клайс ответил:
   - Два пилигрима с надежным сопровождением.
   Дверь открылась. Он ввел нас внутрь, и мы увидели вооруженного часового в маске, с пистолетом, направленным на нас. Он протянул свободную руку назад и постучал во внутреннюю дверь. Оттуда сразу вышел еще один человек в маске. Он по очереди спросил меня и Зеба:
   - Желаете ли вы заявить со всей серьезностью, что Вы пришли сюда не по просьбе друзей, не по корыстным мотивам, что Вы честно и добровольно предлагаете себя в наше распоряжение?
   Каждый из нас ответил "да".
   - Оденьте и подготовьте их.
   На головы нам были надеты кожаные шлемы, которые застегивались под подбородком и оставляли открытыми только рот и нос. Затем нам приказали раздеться. Я быстро терял энтузиазм - ничто так не обезоруживает мужчину, как необходимость снять штаны. Затем я почувствовал укол шприца, и сразу, хоть я и не спал, все вокруг стало казаться мне нереальным. Я почувствовал прикосновение чего-то холодного к спине и понял, что это виброкинжал. Достаточно кому-то за моей спиной нажать кнопку, и я буду так же мертв, как Снотти Фассет, но это меня не испугало. Затем последовали вопросы много вопросов, на которые я отвечал автоматически, неспособный ко лжи или увиливанию, даже если бы хотел этого. Я помню только обрывки из этого разговора.
   Затем я долго стоял, дрожа на холодном полу, а вокруг шел горячий спор.
   Он имел прямое отношение к действительным мотивам моего поведения здесь. Затем в дебаты вступил низкий женский голос, и я узнал сестру Магдалину. Она говорила что-то в мою пользу, но что - я не разобрал. Мне просто нравился ее голос, как прикосновение чего-то дружеского. Наконец, ощущение холода от прижатого к ребрам виброкинжала исчезло, и я опять почувствовал укол шприца. Он быстро вернул меня к реальности. Шлем был снят с головы.
   Нет смысла рассказывать о дальнейших инструкциях и порядке приема в группу нового члена. В процедуре была какая-то торжественная красота и никакого следа богохульства или поклонения дьяволу, в котором их обвиняли распространенные сплетни.
   Но я должен упомянуть об одной детали, которая меня удивила больше, чем что бы то ни было другое. Когда они сняли с меня шлем, я увидел стоящего передо мной в полной форме с выражением торжественности на круглом лице капитана Питера ван Эйка, толстого офицера. Он был здесь главный!
   После заседания мы собрались на военный совет. Мне сказали, что решено не посвящать Юдифь в тайны подполья. Ее переправят в Мексику, и лучше ей не знать секретов, которые ей знать ни к чему. Но Зеб и я, будучи членами дворцовой стражи, могли принести пользу. И нас приняли.
   Юдифь уже получила гипнотическое внушение, которое позволит ей забыть то немногое, что она знала, так что если она даже попадет на допрос, она ничего не скажет. Мне велели ждать и не волноваться. Старшие братья сделают так, что она будет в безопасности раньше, чем придет ее очередь тянуть жребий. Мне пришлось удовлетвориться этим объяснением.
   Три дня подряд мы с Зебом являлись сюда после обеда за инструкциями, и каждый раз нас проводили новым путем с новыми предосторожностями. Совершенно ясно, что архитектор, проектировавший дворец, был один из них. Громадное здание заключало в себе ловушки, двери и проходы, явно не зарегистрированные ни на одном официальном плане.
   Через три дня мы стали полноправными членами подполья. Такая поспешность объяснялась только серьезностью обстановки. Усилия впитать все, что мне говорили, почти полностью истощили мой мозг. Мне пришлось потрудиться больше, чем когда-либо в школе или училище.
   Меня тревожило то, что мы не слышали ни слова об исчезновении Снотти Фассета. Это было подозрительно, настораживало больше, чем тщательное расследование. Офицер безопасности не может пропасть незаметно. Конечно, оставалась слабая надежда на то, что Снотти столкнулся с нами, выполняя поручение, о котором он не должен был каждый день рапортовать своему шефу. Но все-таки, вероятнее всего, он оказался у алькова потому, что следил за кем-нибудь из нас. Если так, то все это значило, что начальник Службы безопасности продолжал следить за нами, в то время как психотехники тщательно анализировали наше поведение. В этом случае наши ежедневные отлучки после обеда, несомненно, были занесены в соответствующую графу.
   Я бы никогда над этим не задумался и чувствовал бы только облегчение от того, что за мной не следят, если бы этот факт не обсуждался с тревогой в подполье. Я даже не знал, как зовут блюстителя морали и где находится управление безопасности, да мне и не положено было это знать. Я знал, что он существует и что докладывает непосредственно великому инквизитору или даже самому Пророку, но и только. Я обнаружил, что мои товарищи, несмотря на невероятную осведомленность Каббалы о жизни дворца и Храма, знали немногим больше, чем я сам, о работе безопасности - у нас не было ни одного человека среди блюстителей морали. Причина была простая. Подполье было так же осторожно в отборе людей, как и Служба безопасности в отборе своих сотрудников. Блюститель никогда не примет в свои ряды человека, которого могут привлечь идеалы Каббалы. Мои братья никогда не пропустили бы такого человека, как, скажем, Снотти Фассет.
   Было решено, что на четвертый день мы не пойдем в туннель, а будем находиться в таких местах, где обязательно будем замечены.
   Я сидел в общей комнате, читая журналы, когда вошел Тимоти Клайс. Он взглянул на меня, кивнул и начал не спеша просматривать кипу журналов. Наконец он сказал:
   - Эти ископаемые издания, наверное, попали сюда из приемной дантиста. Ребята, никто не видел последнего "Таймса"?
   Слова его были обращены ко всем находившимся в комнате. Никто не ответил. Тогда он обернулся ко мне:
   - Джек, я думаю, ты сидишь на нем. Поднимись на минутку.
   Я ругнулся, но привстал. Он нагнулся ко мне, чтобы взять журнал, и прошептал: "Доложись Мастеру".
   Кое-чему я уже научился, так что продолжал некоторое время читать как ни в чем не бывало. Потом отложил журнал, потянулся, зевнул, поднялся и направился в коридор. Через некоторое время я входил в подземное убежище. Зеб был уже там, и кроме него несколько членов группы. Они окружили Питера и Магдалину. В комнате чувствовалось напряжение.
   - Вы посылали за мной?
   Питер взглянул на меня и кивнул Магдалине. Та сказала:
   - Юдифь арестована.
   Мои колени ослабли, и я с трудом устоял на ногах. Я не очень нежен, но удар по близким и любимым - удар самый жестокий.
   - Инквизиция? - с трудом выговорил я.
   В глазах Питера я увидел жалость.
   - Мы так полагаем. Они забрали ее утром, и с тех пор с ней не удалось связаться.