Спешите! Грядет Учитель!"
Люди шли в храмы толпами. На первых порах их влекло любопытство: новая, необычная религия была желанным развлечением, которого так недоставало в унылой, монотонной жизни рабов. Инстинктивная склонность Ардмора к броским рекламным приемам оправдала себя – более традиционный, более умеренный культ никогда не привлек бы к себе такого внимания.
Но зайдя в храм ради любопытства, они снова и снова возвращались уже по другим причинам. Там бесплатно кормили и ничего особенного не требовали, что стоит спеть несколько безобидных гимнов, если потом можно остаться и как следует поужинать? Да эти священники позволяли себе покупать такие деликатесы, каких американцы давно уже не видели: масло, апельсины, прекрасное мясо. И расплачивались за них в магазинах Империи полновесной золотой монетой.
К тому же у местного священника всегда можно было стрельнуть немного денег, если приходилось туго. А что касается веры, то эта церковь и не требовала принять ее учение. Всякий мог приходить и пользоваться всеми благами, оставаясь при собственной вере – никого даже не спрашивали, к какой вере он принадлежит. Конечно, священники и служители в храмах как будто принимали своего бога о шести ипостасях всерьез, ну и что из этого? Их дело. Разве мы не стояли всегда за свободу религий? И не надо забывать, сколько добра они делают.
Взять хотя бы Тамар, Властительницу Милосердия. В этом определенно что-то есть. Достаточно увидеть, как слуга Шаама усыпляет ребенка, который задыхается от дифтерии, а потом исцеляет его золотыми лучами Тамар, и как через час этот ребенок выходит из храма здоровехонький, – поневоле задумаешься. Когда половина врачей погибла в боях, а из оставшихся в живых большинство сидит по лагерям, – от тех, кто может лечить болезни, так просто не отмахнешься. Пусть это похоже на шаманство и суеверие, мы ведь люди практичные – важнее всего результат!
Но дело было не только в реальной пользе – еще сильнее было психологическое воздействие. Храмы Мотаа стали местом, где всякий может ходить с высоко поднятой головой и ничего не бояться, – не то что даже у себя дома. «Вы слышали? Говорят, ни один плоскомордый ни разу не вошел ни в один их храм. Они не могут туда попасть, даже когда загримируются под белых людей, – из них тут же вышибает дух. прямо в дверях. Я-то думаю, что эти обезьяны просто до смерти боятся Бога Мотаа. Не знаю, в чем тут дело, только у них в храмах легко дышится. Пойдите как-нибудь со мной – сами увидите!»
Достопочтенный доктор Дэвид Вуд зашел к своему приятелю, столь же достопочтенному отцу Дойлу. Старик сам открыл ему дверь.
– Заходите, Дэвид. заходите. Рад, что вы пришли. Давненько не виделись.
Он провел его в свой крохотный кабинет, усадил и угостил табаком. Вуд с озабоченным видом отказался.
Некоторое время они болтали о разных разностях. Старый католик видел, что Вуд хочет что-то сказать, но расспрашивать не спешил. И только когда стало ясно, что его молодой коллега не может или не хочет начать разговор сам, он сказал:
– Мне кажется, что-то не дает вам покоя, Дэвид. Могу ли я спросить, в чем дело?
Дэвид Вуд решился.
– Отец, что вы думаете об этой компании, которая называет себя служителями Бога Мотаа?
– Что я о них думаю? А что я должен о них думать?
– Не увиливайте, Фрэнсис. Разве вам безразлично, что под самым вашим носом угнездилась языческая ересь?
– Знаете ли, мне кажется, здесь не все так бесспорно, Дэвид. Что такое, собственно, язычество? Вуд недовольно фыркнул.
– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Об этих лжепророках! Их одеяния, их нелепый храм, все это шутовство.
– Вы чуть не сказали – папистское шутовство, ведь верно? Нет, эти их причуды меня не слишком волнуют. Если говорить об определении язычества, то, рассуждая строго логически, я должен считать любую секту, не признающую непогрешимости Наместника Бога на Земле.
– Бросьте свою схоластику! Мне сейчас не до того.
– Это не схоластика, Дэвид. Я как раз хотел сказать, что логика логикой, но Господь бесконечно милосерден и мудр, и он наверняка найдет какой-нибудь способ допустить в Царствие Небесное даже таких, как вы. Что же до этих жрецов Бога Мотаа, то я не занимался анализом их вероучения, но мне представляется, что они делают полезное дело – дело, которое оказалось не под силу мне.
– Вот это меня и беспокоит, Фрэнсис! В моем приходе была одна женщина, неизлечимо больная раком. Я знал, что иногда людям в таком состоянии помогали эти шарлатаны. Что мне было делать? Я молился, но не получил ответа.
– И что же вы сделали?
– В минуту слабости я послал ее к ним.
– Ну и что?
– Они ее исцелили!
– В таком случае я не стал бы особенно переживать. Мы с вами – не единственные сосуды благодати Божьей.
– Подождите! После этого она побывала у меня в церкви лишь однажды, а потом ушла навсегда. Теперь она живет в так называемом убежище, которое они устроили для женщин. Она примкнула к этим идолопоклонникам! Я не могу с этим примириться, Фрэнсис! Какая польза от того, что исцелено ее смертное тело, если это подвергает опасности ее душу?
– Она хорошая женщина?
– Одна из лучших.
– Тогда я полагаю, что Господь сам позаботится о ее душе, без нашего с вами участия. Кроме того, Дэвид, – продолжал Дойл, набивая трубку, – эти так называемые священники. Ведь они не считают для себя унизительным прибегать в делах веры и к нашей помощи. Вы же знаете, что они не совершают венчании. А если вы когда-нибудь захотите воспользоваться их храмом, то убедитесь, что не так уж сложно.
– Это немыслимо!
– Возможно, но я недавно обнаружил у себя в исповедальне подслушивающее устройство. – Священник сердито поджал губы. – И теперь, когда мне предстоит выслушать что-нибудь такое, что могло бы представить интерес для азиатов, я с разрешения хозяев делаю это в укромном уголке храма Мотаа.
– Не может быть, Фрэнсис! – воскликнул Вуд и, немного успокоившись, спросил: – А ваш епископ об этом знает?
– Видите ли, у епископа очень много других забот.
– Ну, знаете!…
– Нет, нет, я написал ему письмо, где изложил ситуацию как можно обстоятельнее. Как только найдется человек, который соберется в те края, я попрошу его отвезти письмо. Когда речь идет о делах церкви, я стараюсь не пользоваться официальными каналами связи – там всегда возможны всякие искажения.
– Так вы ему не сообщили?
– Я же сказал, что написал ему письмо! Господу Богу это известно, а если епископ прочтет его не сразу. ничего страшного не случится.
Месяца два спустя Дэвид Вуд принес присягу и был зачислен в Секретную службу армии Соединенных Штатов. Он не очень удивился, когда вскоре после этого его старый приятель отец Дойл подал ему при встрече тайный опознавательный знак, известный только сотрудникам этой службы.
Церковь росла. Повсюду возникали все новые тайные организации при храмах и подземные центры связи – под ними. Там, в этих центрах, о существовании которых благодаря достижениям науки противник и не догадывался, у приемопередающих устройств, работавших в пара-диапазоне, круглые сутки посменно дежурили операторы. Эти люди добровольно отказались от надежды когда-нибудь вновь увидеть дневной свет, они общались лишь друг с другом и со священником своего храма и числились без вести пропавшими в списках, составленных завоевателями-азиатами. К своему неустанному труду, к неизбежным лишениям они относились философски: война есть война. Их боевой дух поддерживало сознание, что они снова обрели свободу и готовы защищать ее. Они с нетерпением ждали того дня, когда благодаря их усилиям свободным станет весь народ страны, от побережья до побережья.
А в Цитадели женщины в наушниках тщательно записывали все, о чем сообщали операторы пара-радио. Их доклады перепечатывались, систематизировались, обобщались, снабжались ссылками и комментариями. Два раза в день дежурный офицер связи клал на стол майора Армдора короткую справку обо всем, что произошло за последние двенадцать часов. Сообщения почти из двух десятков епархий, адресованные Ардмору, приходили кипами и ложились на тот же стол. Кроме этих бесчисленных бумаг, каждая из которых требовала внимания, к нему поступало множество отчетов из лабораторий: помощников у Кэлхуна теперь хватало, все пустовавшие, заселенные лишь призраками погибших комнаты были заполнены, и работа там шла по шестнадцать часов в день.
Из управления кадров сплошным потоком шли требования прислать то в один, то в другой одел еще людей. Снова и снова приходилось решать головоломный вопрос: кого можно посвятить в тайну? Весь персонал был разделен на три категории. Рядовые служащие, занятые на вспомогательных работах, – например секретарши и делопроизводители, – совершенно не соприкасались с внешним миром. Служителям храмов, имевшим дело с публикой, сообщали только то, что им необходимо было знать, и они даже не догадывались, что служат в армии. Наконец, сами «священники» по необходимости должны были быть в курсе дела – их приводили к присяге, зачисляли в армию Соединенных Штатов и объясняли истинное назначение всей организации.
Но даже «священники» не знали главного секрета – научного объяснения чудес, которые они творили. Их обучали обращению вверенными им техническими устройствами – обучали тщательно и дотошно, чтобы они могли безошибочно пользоваться смертоносными символами своей власти. Но, если не считать тех редких случаев, когда наружу выходил кто-нибудь из первоначальной семерки, ни один человек, знакомый с эффектом Ледбеттера не покидал Цитадели.
Со всей страны в Главный храм близ Денвера прибывали под видом пилигримов кандидаты в «священники». Здесь они жили в подземном монастыре, расположенном под зданием храма этажом выше Цитадели. Их подвергали психической проверке всеми способами, какие только можно изобрести. Не прошедших испытание отсылали назад, в местные храмы, где они работали простыми служителями, так и не узнав ничего существенного. Тех же, кто выдержал проверку, кто в специально подстроенных ситуациях не потерял голову от гнева, не поддался искушению проболтаться, доказали свое мужество и преданность, – этих посылали на беседу к Ардмору, который принимал их в обличий Первосвященника Бога Мотаа. Больше половины их он браковал – без всякой внешней причины, руководствуясь лишь интуицией, неясным тревожным ощущением, которое подсказывало ему, что это не тот человек.
Но, не смотря на все предосторожности, каждый раз, когда он подписывал приказ о зачислении на службу новичка и о направлении его на самостоятельную работу, Ардмора охватывало глубокое беспокойство: что если этот человек и станет тем слабым звеном, из-за которого рухнет все дело?
Такое напряжение было ему не по сила. Слишком большая ответственность свалилась на одного человека, слишком много мелочей приходилось ему помнить, слишком много решений принимать. Ему все труднее становилось сосредоточиться, справляться даже с самыми простыми делами. Он потерял уверенность в себе, стал раздражительным. Его настроение передавалось окружающим и распространялось все дальше.
Что– то нужно было делать.
Ардмор не привык себя обманывать и сознавал, что с ним происходит что-то неладное. Однажды он вызвал к себе Томаса и все ему рассказал.
– Как вы думаете, Джефф, что мне делать? – спросил он в заключение.
– Может быть, я не гожусь для такой работы? Не подыскать ли мне кого-нибудь, кому можно было бы передать дела?
Томас медленно покачал головой.
Мне кажется, этого делать не стоит, командир. Никто не сможет работать больше вас, ведь в сутках всего двадцать четыре часа. К тому же если кто-то вас заменит, перед ним встанут те же самые проблемы. Вы по крайней мере прекрасно знаете обстановку и понимаете, чего мы хотим.
– Но я же должен что-то придумать. Мы вот-вот приступим ко второму этапу нашего плана – начнем систематически подрывать боевой дух паназиатов. Когда наступит критический момент, каждая из наших организаций должна быть готова действовать как воинская часть. Это значит, что нам только прибавится работы. И я могу просто не справиться! Черт возьми, Джефф, почему это никто никогда не пытался создать науку об управлении, чтобы руководителю крупной организации необязательно было превращаться в психа! Вот уже целые двести лет эти проклятые ученые изобретают такие штуки, для использования которых неизбежно приходится создавать большие организации, – и никому в голову не пришло задуматься над тем, как должны работать эти самые организации! – Он сердито закурил. – Глупость какая-то!
– Погодите минутку, командир. – Томас наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить. – кажется что-то в этом роде уже делалось. Помнится, я где-то читал, что Наполеон был последним из генералов. – Что-что?
– Да, это то самое. Там было написано, что Наполеон был последним из генералов, кто непосредственно командовал войсками, потому что это стало слишком сложно. В скором времени немцы изобрели штабы, и там говорилось, что после этого генералов больше не стало – настоящих генералов. Что никакой Наполеон не устоял бы против армии, которой командует генеральный штаб.
Может быть, вам тоже завести у себя штаб?
– Господи, да у меня же есть штаб! Десяток секретарш, два десятка посыльных и помощников тут от них повернуться негде!
– Мне кажется, это не такой штаб, о котором там было написано. Такой штаб был у Наполеона.
– А какой штаб должен быть у меня?
– Я точно не знаю, но, по-моему, такие штабы есть во всех современных армиях. Вы ведь не кончали никакого военного училища?
– Вы прекрасно знаете, что нет.
Действительно, Томас уже давно догадывался, что Ардмор – не профессионал и волей-неволей вынужден многое делать просто по наитию. Ардмор знал, что Томас это знает, но до сих пор оба на эту тему помалкивали.
– Так вот, мне кажется, если найти кого-нибудь, кто окончил военное училище, он мог бы подсказать нам кое-что полезное.
– А где его взять? Все такие люди или погибли в боях, или ликвидированы после вторжения. А если и уцелели, то сидят тихо и изо всех сил стараются, чтобы никто не догадался, кто они такие. И нельзя их за это осуждать.
– Нет, конечно. Ну ладно, больше об этом не будем. Наверное, это была не такая уж блестящая идея.
– Не торопись, идея на самом деле хороша. Послушай, но ведь армия не единственная крупная организация. Возьмите большие корпорации «Стандард Ойл», например, или «Ю. С. Стил эвд Дженерал Моторс», – они, должно быть, тоже работают по такому принципу.
– Возможно. Некоторые, во всяком случае: во многих руководители тоже долго не выдерживают. Похоже, что генералы всегда погибают молодыми.
– Но все-таки там могут кое-что знать. Попробуйте разыскать кого-нибудь, кто там работал.
Через пятнадцать минут считывающие машины в управлении кадров уже перебирали с бешеной скоростью перфокарты всего личного состава. Выяснилось, что несколько человек с руководящим опытом работают на разных административных постах в самой Цитадели. Их тут же вызвали к Ардмору, а еще полутора десяткам был послан приказ немедленно «совершить паломничество» в Главный храм.
Первый из специалистов по управлению оказался негодным. Необыкновенно энергичный и напористый, он привык сам вникать в мельчайшие подробности, действуя примерно также, как и Ардмор. Он смог предложить лишь незначительные усовершенствования в работе с бумагами – они обещали кое-какую экономию сил, но не меняли положения в принципе. Однако со временем нашлось несколько спокойных, невозмутимых людей, которые хорошо были знакомы с наукой управления. Один из них, бывший генеральный директор треста, даже изучал когда-то современные методы административной работы и был их горячим сторонником. Его Ардмор сделал своим начальником штаба. С его помощью отобрали еще несколько человек: один из них возглавлял управление кадров в компании «Сирс эвд Роубак», другой был постоянным заместителем руководителя департамента общественных работ в одном из восточном штатов, третий – вице-директором страховой компании. Впоследствии нашлись и другие Оказалось, что новая система работает. На первых порах Ардмору было нелегко к ней привыкнуть: он всю жизнь работал в одиночку, а теперь у него как будто появилось несколько вторых "я", каждое из которых действовало и подписывало бумаги от его имени, что его изрядно смущало. Однако со временем он понял, что в любой ситуации эти люди, исходя из тех же соображений, принимают те же решения, какие бы принял он сам. Тем не менее он почувствовал себя как-то странно, когда у него вдруг появилось свободное время и он мог наблюдать, как другие выполняют его собственную работу его же собственными методами, претворяя в жизнь несложный, но эффективный принцип деятельности любого штаба.
Теперь у него была возможность заниматься усовершенствованием этой системы и вникать лишь в те действительно важные дела, где требовались какие-то новые ответственные решения. Теперь он мог спать спокойно, зная, что один или несколько вторых "я" постоянно бодрствуют и начеку. Теперь он знал, что даже если погибнет, этот коллективный мозг все равно будет продолжать работать, пока цель не будет достигнута.
Было бы ошибкой думать, что паназиатские власти созерцали рост и распространение новой религии с полной безмятежностью. Однако на самой важной первой стадии ее развития они так еще и не поняли, что она может представлять для них опасность. На рапорт покойного лейтенанта, который первым узнал о культе Бога Мотаа, никто не обратил внимания – ему просто не поверили.
Добившись для служителей своей церкви свободы действий и передвижения, Ардмор и Томас неустанно внушали каждому из миссионеров, как важно поддерживать дружественные отношения с местными властями, проявляя смирение и такт. Извлекать прибыль из разоренной, враждебно настроенной страны было нелегко, азиаты с радостью брали золото от «священников» и ради этого готовы были на многое смотреть сквозь пальцы. Они не без оснований считали, что раб, который умножает их благосостояние, – хороший раб. Поэтому с самого начала было издано распоряжение оказывать всяческую поддержку жрецам Бога Мотаа, поскольку они способствуют освоению завоеванной страны.
Правда, некоторые паназиатские полицейские и мелкие чиновники, имея дело со «священниками», замечали, что при этом иногда происходит что-то весьма странное. Но так как во всех подобных случаях это означало для них потерю лица, они старались держать язык за зубами. Лишь долгое время спустя, когда накопилось достаточное количество не подлежащих сомнению сообщений, власти убедились, что у всех без исключения жрецов Мотаа есть несколько неприятных и, больше того, недопустимых особенностей. Прежде всего, они оказались неприкосновенными. К ним даже нельзя было приблизиться вплотную, как будто их окружает прозрачная стеклянная стена. Против них были бессильны вихревые пистолеты. Они безропотно давали себя арестовывать, но каким-то образом всегда исчезали из тюрем. И, что хуже всего, стало ясно, что ни один паназиат ни при каких обстоятельствах не допускается в храм Бога Мотаа.
Примириться с этим власти не могли.
Глава 9
Люди шли в храмы толпами. На первых порах их влекло любопытство: новая, необычная религия была желанным развлечением, которого так недоставало в унылой, монотонной жизни рабов. Инстинктивная склонность Ардмора к броским рекламным приемам оправдала себя – более традиционный, более умеренный культ никогда не привлек бы к себе такого внимания.
Но зайдя в храм ради любопытства, они снова и снова возвращались уже по другим причинам. Там бесплатно кормили и ничего особенного не требовали, что стоит спеть несколько безобидных гимнов, если потом можно остаться и как следует поужинать? Да эти священники позволяли себе покупать такие деликатесы, каких американцы давно уже не видели: масло, апельсины, прекрасное мясо. И расплачивались за них в магазинах Империи полновесной золотой монетой.
К тому же у местного священника всегда можно было стрельнуть немного денег, если приходилось туго. А что касается веры, то эта церковь и не требовала принять ее учение. Всякий мог приходить и пользоваться всеми благами, оставаясь при собственной вере – никого даже не спрашивали, к какой вере он принадлежит. Конечно, священники и служители в храмах как будто принимали своего бога о шести ипостасях всерьез, ну и что из этого? Их дело. Разве мы не стояли всегда за свободу религий? И не надо забывать, сколько добра они делают.
Взять хотя бы Тамар, Властительницу Милосердия. В этом определенно что-то есть. Достаточно увидеть, как слуга Шаама усыпляет ребенка, который задыхается от дифтерии, а потом исцеляет его золотыми лучами Тамар, и как через час этот ребенок выходит из храма здоровехонький, – поневоле задумаешься. Когда половина врачей погибла в боях, а из оставшихся в живых большинство сидит по лагерям, – от тех, кто может лечить болезни, так просто не отмахнешься. Пусть это похоже на шаманство и суеверие, мы ведь люди практичные – важнее всего результат!
Но дело было не только в реальной пользе – еще сильнее было психологическое воздействие. Храмы Мотаа стали местом, где всякий может ходить с высоко поднятой головой и ничего не бояться, – не то что даже у себя дома. «Вы слышали? Говорят, ни один плоскомордый ни разу не вошел ни в один их храм. Они не могут туда попасть, даже когда загримируются под белых людей, – из них тут же вышибает дух. прямо в дверях. Я-то думаю, что эти обезьяны просто до смерти боятся Бога Мотаа. Не знаю, в чем тут дело, только у них в храмах легко дышится. Пойдите как-нибудь со мной – сами увидите!»
Достопочтенный доктор Дэвид Вуд зашел к своему приятелю, столь же достопочтенному отцу Дойлу. Старик сам открыл ему дверь.
– Заходите, Дэвид. заходите. Рад, что вы пришли. Давненько не виделись.
Он провел его в свой крохотный кабинет, усадил и угостил табаком. Вуд с озабоченным видом отказался.
Некоторое время они болтали о разных разностях. Старый католик видел, что Вуд хочет что-то сказать, но расспрашивать не спешил. И только когда стало ясно, что его молодой коллега не может или не хочет начать разговор сам, он сказал:
– Мне кажется, что-то не дает вам покоя, Дэвид. Могу ли я спросить, в чем дело?
Дэвид Вуд решился.
– Отец, что вы думаете об этой компании, которая называет себя служителями Бога Мотаа?
– Что я о них думаю? А что я должен о них думать?
– Не увиливайте, Фрэнсис. Разве вам безразлично, что под самым вашим носом угнездилась языческая ересь?
– Знаете ли, мне кажется, здесь не все так бесспорно, Дэвид. Что такое, собственно, язычество? Вуд недовольно фыркнул.
– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Об этих лжепророках! Их одеяния, их нелепый храм, все это шутовство.
– Вы чуть не сказали – папистское шутовство, ведь верно? Нет, эти их причуды меня не слишком волнуют. Если говорить об определении язычества, то, рассуждая строго логически, я должен считать любую секту, не признающую непогрешимости Наместника Бога на Земле.
– Бросьте свою схоластику! Мне сейчас не до того.
– Это не схоластика, Дэвид. Я как раз хотел сказать, что логика логикой, но Господь бесконечно милосерден и мудр, и он наверняка найдет какой-нибудь способ допустить в Царствие Небесное даже таких, как вы. Что же до этих жрецов Бога Мотаа, то я не занимался анализом их вероучения, но мне представляется, что они делают полезное дело – дело, которое оказалось не под силу мне.
– Вот это меня и беспокоит, Фрэнсис! В моем приходе была одна женщина, неизлечимо больная раком. Я знал, что иногда людям в таком состоянии помогали эти шарлатаны. Что мне было делать? Я молился, но не получил ответа.
– И что же вы сделали?
– В минуту слабости я послал ее к ним.
– Ну и что?
– Они ее исцелили!
– В таком случае я не стал бы особенно переживать. Мы с вами – не единственные сосуды благодати Божьей.
– Подождите! После этого она побывала у меня в церкви лишь однажды, а потом ушла навсегда. Теперь она живет в так называемом убежище, которое они устроили для женщин. Она примкнула к этим идолопоклонникам! Я не могу с этим примириться, Фрэнсис! Какая польза от того, что исцелено ее смертное тело, если это подвергает опасности ее душу?
– Она хорошая женщина?
– Одна из лучших.
– Тогда я полагаю, что Господь сам позаботится о ее душе, без нашего с вами участия. Кроме того, Дэвид, – продолжал Дойл, набивая трубку, – эти так называемые священники. Ведь они не считают для себя унизительным прибегать в делах веры и к нашей помощи. Вы же знаете, что они не совершают венчании. А если вы когда-нибудь захотите воспользоваться их храмом, то убедитесь, что не так уж сложно.
– Это немыслимо!
– Возможно, но я недавно обнаружил у себя в исповедальне подслушивающее устройство. – Священник сердито поджал губы. – И теперь, когда мне предстоит выслушать что-нибудь такое, что могло бы представить интерес для азиатов, я с разрешения хозяев делаю это в укромном уголке храма Мотаа.
– Не может быть, Фрэнсис! – воскликнул Вуд и, немного успокоившись, спросил: – А ваш епископ об этом знает?
– Видите ли, у епископа очень много других забот.
– Ну, знаете!…
– Нет, нет, я написал ему письмо, где изложил ситуацию как можно обстоятельнее. Как только найдется человек, который соберется в те края, я попрошу его отвезти письмо. Когда речь идет о делах церкви, я стараюсь не пользоваться официальными каналами связи – там всегда возможны всякие искажения.
– Так вы ему не сообщили?
– Я же сказал, что написал ему письмо! Господу Богу это известно, а если епископ прочтет его не сразу. ничего страшного не случится.
Месяца два спустя Дэвид Вуд принес присягу и был зачислен в Секретную службу армии Соединенных Штатов. Он не очень удивился, когда вскоре после этого его старый приятель отец Дойл подал ему при встрече тайный опознавательный знак, известный только сотрудникам этой службы.
Церковь росла. Повсюду возникали все новые тайные организации при храмах и подземные центры связи – под ними. Там, в этих центрах, о существовании которых благодаря достижениям науки противник и не догадывался, у приемопередающих устройств, работавших в пара-диапазоне, круглые сутки посменно дежурили операторы. Эти люди добровольно отказались от надежды когда-нибудь вновь увидеть дневной свет, они общались лишь друг с другом и со священником своего храма и числились без вести пропавшими в списках, составленных завоевателями-азиатами. К своему неустанному труду, к неизбежным лишениям они относились философски: война есть война. Их боевой дух поддерживало сознание, что они снова обрели свободу и готовы защищать ее. Они с нетерпением ждали того дня, когда благодаря их усилиям свободным станет весь народ страны, от побережья до побережья.
А в Цитадели женщины в наушниках тщательно записывали все, о чем сообщали операторы пара-радио. Их доклады перепечатывались, систематизировались, обобщались, снабжались ссылками и комментариями. Два раза в день дежурный офицер связи клал на стол майора Армдора короткую справку обо всем, что произошло за последние двенадцать часов. Сообщения почти из двух десятков епархий, адресованные Ардмору, приходили кипами и ложились на тот же стол. Кроме этих бесчисленных бумаг, каждая из которых требовала внимания, к нему поступало множество отчетов из лабораторий: помощников у Кэлхуна теперь хватало, все пустовавшие, заселенные лишь призраками погибших комнаты были заполнены, и работа там шла по шестнадцать часов в день.
Из управления кадров сплошным потоком шли требования прислать то в один, то в другой одел еще людей. Снова и снова приходилось решать головоломный вопрос: кого можно посвятить в тайну? Весь персонал был разделен на три категории. Рядовые служащие, занятые на вспомогательных работах, – например секретарши и делопроизводители, – совершенно не соприкасались с внешним миром. Служителям храмов, имевшим дело с публикой, сообщали только то, что им необходимо было знать, и они даже не догадывались, что служат в армии. Наконец, сами «священники» по необходимости должны были быть в курсе дела – их приводили к присяге, зачисляли в армию Соединенных Штатов и объясняли истинное назначение всей организации.
Но даже «священники» не знали главного секрета – научного объяснения чудес, которые они творили. Их обучали обращению вверенными им техническими устройствами – обучали тщательно и дотошно, чтобы они могли безошибочно пользоваться смертоносными символами своей власти. Но, если не считать тех редких случаев, когда наружу выходил кто-нибудь из первоначальной семерки, ни один человек, знакомый с эффектом Ледбеттера не покидал Цитадели.
Со всей страны в Главный храм близ Денвера прибывали под видом пилигримов кандидаты в «священники». Здесь они жили в подземном монастыре, расположенном под зданием храма этажом выше Цитадели. Их подвергали психической проверке всеми способами, какие только можно изобрести. Не прошедших испытание отсылали назад, в местные храмы, где они работали простыми служителями, так и не узнав ничего существенного. Тех же, кто выдержал проверку, кто в специально подстроенных ситуациях не потерял голову от гнева, не поддался искушению проболтаться, доказали свое мужество и преданность, – этих посылали на беседу к Ардмору, который принимал их в обличий Первосвященника Бога Мотаа. Больше половины их он браковал – без всякой внешней причины, руководствуясь лишь интуицией, неясным тревожным ощущением, которое подсказывало ему, что это не тот человек.
Но, не смотря на все предосторожности, каждый раз, когда он подписывал приказ о зачислении на службу новичка и о направлении его на самостоятельную работу, Ардмора охватывало глубокое беспокойство: что если этот человек и станет тем слабым звеном, из-за которого рухнет все дело?
Такое напряжение было ему не по сила. Слишком большая ответственность свалилась на одного человека, слишком много мелочей приходилось ему помнить, слишком много решений принимать. Ему все труднее становилось сосредоточиться, справляться даже с самыми простыми делами. Он потерял уверенность в себе, стал раздражительным. Его настроение передавалось окружающим и распространялось все дальше.
Что– то нужно было делать.
Ардмор не привык себя обманывать и сознавал, что с ним происходит что-то неладное. Однажды он вызвал к себе Томаса и все ему рассказал.
– Как вы думаете, Джефф, что мне делать? – спросил он в заключение.
– Может быть, я не гожусь для такой работы? Не подыскать ли мне кого-нибудь, кому можно было бы передать дела?
Томас медленно покачал головой.
Мне кажется, этого делать не стоит, командир. Никто не сможет работать больше вас, ведь в сутках всего двадцать четыре часа. К тому же если кто-то вас заменит, перед ним встанут те же самые проблемы. Вы по крайней мере прекрасно знаете обстановку и понимаете, чего мы хотим.
– Но я же должен что-то придумать. Мы вот-вот приступим ко второму этапу нашего плана – начнем систематически подрывать боевой дух паназиатов. Когда наступит критический момент, каждая из наших организаций должна быть готова действовать как воинская часть. Это значит, что нам только прибавится работы. И я могу просто не справиться! Черт возьми, Джефф, почему это никто никогда не пытался создать науку об управлении, чтобы руководителю крупной организации необязательно было превращаться в психа! Вот уже целые двести лет эти проклятые ученые изобретают такие штуки, для использования которых неизбежно приходится создавать большие организации, – и никому в голову не пришло задуматься над тем, как должны работать эти самые организации! – Он сердито закурил. – Глупость какая-то!
– Погодите минутку, командир. – Томас наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить. – кажется что-то в этом роде уже делалось. Помнится, я где-то читал, что Наполеон был последним из генералов. – Что-что?
– Да, это то самое. Там было написано, что Наполеон был последним из генералов, кто непосредственно командовал войсками, потому что это стало слишком сложно. В скором времени немцы изобрели штабы, и там говорилось, что после этого генералов больше не стало – настоящих генералов. Что никакой Наполеон не устоял бы против армии, которой командует генеральный штаб.
Может быть, вам тоже завести у себя штаб?
– Господи, да у меня же есть штаб! Десяток секретарш, два десятка посыльных и помощников тут от них повернуться негде!
– Мне кажется, это не такой штаб, о котором там было написано. Такой штаб был у Наполеона.
– А какой штаб должен быть у меня?
– Я точно не знаю, но, по-моему, такие штабы есть во всех современных армиях. Вы ведь не кончали никакого военного училища?
– Вы прекрасно знаете, что нет.
Действительно, Томас уже давно догадывался, что Ардмор – не профессионал и волей-неволей вынужден многое делать просто по наитию. Ардмор знал, что Томас это знает, но до сих пор оба на эту тему помалкивали.
– Так вот, мне кажется, если найти кого-нибудь, кто окончил военное училище, он мог бы подсказать нам кое-что полезное.
– А где его взять? Все такие люди или погибли в боях, или ликвидированы после вторжения. А если и уцелели, то сидят тихо и изо всех сил стараются, чтобы никто не догадался, кто они такие. И нельзя их за это осуждать.
– Нет, конечно. Ну ладно, больше об этом не будем. Наверное, это была не такая уж блестящая идея.
– Не торопись, идея на самом деле хороша. Послушай, но ведь армия не единственная крупная организация. Возьмите большие корпорации «Стандард Ойл», например, или «Ю. С. Стил эвд Дженерал Моторс», – они, должно быть, тоже работают по такому принципу.
– Возможно. Некоторые, во всяком случае: во многих руководители тоже долго не выдерживают. Похоже, что генералы всегда погибают молодыми.
– Но все-таки там могут кое-что знать. Попробуйте разыскать кого-нибудь, кто там работал.
Через пятнадцать минут считывающие машины в управлении кадров уже перебирали с бешеной скоростью перфокарты всего личного состава. Выяснилось, что несколько человек с руководящим опытом работают на разных административных постах в самой Цитадели. Их тут же вызвали к Ардмору, а еще полутора десяткам был послан приказ немедленно «совершить паломничество» в Главный храм.
Первый из специалистов по управлению оказался негодным. Необыкновенно энергичный и напористый, он привык сам вникать в мельчайшие подробности, действуя примерно также, как и Ардмор. Он смог предложить лишь незначительные усовершенствования в работе с бумагами – они обещали кое-какую экономию сил, но не меняли положения в принципе. Однако со временем нашлось несколько спокойных, невозмутимых людей, которые хорошо были знакомы с наукой управления. Один из них, бывший генеральный директор треста, даже изучал когда-то современные методы административной работы и был их горячим сторонником. Его Ардмор сделал своим начальником штаба. С его помощью отобрали еще несколько человек: один из них возглавлял управление кадров в компании «Сирс эвд Роубак», другой был постоянным заместителем руководителя департамента общественных работ в одном из восточном штатов, третий – вице-директором страховой компании. Впоследствии нашлись и другие Оказалось, что новая система работает. На первых порах Ардмору было нелегко к ней привыкнуть: он всю жизнь работал в одиночку, а теперь у него как будто появилось несколько вторых "я", каждое из которых действовало и подписывало бумаги от его имени, что его изрядно смущало. Однако со временем он понял, что в любой ситуации эти люди, исходя из тех же соображений, принимают те же решения, какие бы принял он сам. Тем не менее он почувствовал себя как-то странно, когда у него вдруг появилось свободное время и он мог наблюдать, как другие выполняют его собственную работу его же собственными методами, претворяя в жизнь несложный, но эффективный принцип деятельности любого штаба.
Теперь у него была возможность заниматься усовершенствованием этой системы и вникать лишь в те действительно важные дела, где требовались какие-то новые ответственные решения. Теперь он мог спать спокойно, зная, что один или несколько вторых "я" постоянно бодрствуют и начеку. Теперь он знал, что даже если погибнет, этот коллективный мозг все равно будет продолжать работать, пока цель не будет достигнута.
Было бы ошибкой думать, что паназиатские власти созерцали рост и распространение новой религии с полной безмятежностью. Однако на самой важной первой стадии ее развития они так еще и не поняли, что она может представлять для них опасность. На рапорт покойного лейтенанта, который первым узнал о культе Бога Мотаа, никто не обратил внимания – ему просто не поверили.
Добившись для служителей своей церкви свободы действий и передвижения, Ардмор и Томас неустанно внушали каждому из миссионеров, как важно поддерживать дружественные отношения с местными властями, проявляя смирение и такт. Извлекать прибыль из разоренной, враждебно настроенной страны было нелегко, азиаты с радостью брали золото от «священников» и ради этого готовы были на многое смотреть сквозь пальцы. Они не без оснований считали, что раб, который умножает их благосостояние, – хороший раб. Поэтому с самого начала было издано распоряжение оказывать всяческую поддержку жрецам Бога Мотаа, поскольку они способствуют освоению завоеванной страны.
Правда, некоторые паназиатские полицейские и мелкие чиновники, имея дело со «священниками», замечали, что при этом иногда происходит что-то весьма странное. Но так как во всех подобных случаях это означало для них потерю лица, они старались держать язык за зубами. Лишь долгое время спустя, когда накопилось достаточное количество не подлежащих сомнению сообщений, власти убедились, что у всех без исключения жрецов Мотаа есть несколько неприятных и, больше того, недопустимых особенностей. Прежде всего, они оказались неприкосновенными. К ним даже нельзя было приблизиться вплотную, как будто их окружает прозрачная стеклянная стена. Против них были бессильны вихревые пистолеты. Они безропотно давали себя арестовывать, но каким-то образом всегда исчезали из тюрем. И, что хуже всего, стало ясно, что ни один паназиат ни при каких обстоятельствах не допускается в храм Бога Мотаа.
Примириться с этим власти не могли.
Глава 9
Мириться с этим власти не стали. Сам Наследный Принц отдал приказ арестовать Ардмора.
Сделано это было, конечно, не так грубо и прямо. В Главный храм сообщили, что Внук Неба предлагает Первосвященнику Бога Мотаа прибыть к нему.
Ардмор сидел у себя в кабинете, когда это сообщение доставил ему начальник штаба Кендиг. Впервые за все время их знакомства Ардмор заметил на его лице признаки волнения.
– Командир! – выпалил он. – Перед храмом приземлился воздушный крейсер, и капитан говорит, что ему приказано забрать вас с собой!
Ардмор отложил бумаги, которые просматривал.
Кендиг нахмурился.
– Что вы будете делать?
– Вы меня хорошо знаете. Как по-вашему, что я буду делать?
– Ну, мне кажется, вы поедете с ним. Только не нравится мне это. Лучше бы вам не ездить.
– А что еще мне остается делать? К открытому разрыву мы еще не готовы, нужно продолжать играть роль. Адъютант!
– Здесь, сэр!
– Пришлите моего ординарца, пусть приготовит полное облачение со всеми принадлежностями. Потом попросите капитана Томаса немедленно явиться сюда.
– Есть, сэр!
И адъютант бросился к видеофону. Облачаясь с помощью ординарца, Ардмор давал последние указания Кендигу и Томасу.
– Ну вот, Джефф, теперь все в ваших руках – держите вожжи крепче.
– Что вы хотите сказать?
– Если что-нибудь случится и я не смогу поддерживать связь со штабом, вы остаетесь за командующего. Приказ лежит у меня на столе, подписанный и скрепленный печатью.
– Но, командир.
– Нечего, нечего. Я давно уже так решил. Кендиг об этом знает и весь штаб тоже. Я бы и раньше взял вас в штаб, но вы были мне нужны в качестве начальника разведки.
Ардмор бросил взгляд в зеркало и пригладил свою курчавую светлую бороду. Бороды отрастили все, кто выступал перед публикой в качестве «священников». Азиаты с их скудной растительностью на лице выглядели рядом с ними женоподобными, и это порождало у них комплекс неполноценности, вызывая смутное, трудно объяснимое неприятное ощущение.
– Может быть, вы заметили, что из строевых офицеров вы по-прежнему старше всех по званию. Я позаботился об этом именно на такой случай.
– А Кэлхун?
– Да, о Кэлхуне. Как строевой офицер вы, конечно. старше его. Правда, боюсь, это вам не очень поможет с ним управляться, так что выпутывайтесь, как сможете. В крайнем случае приказывайте ему, он обязан подчиняться, только старайтесь обойтись без лишнего нажима. Впрочем, вы все это и без меня знаете.
В комнату вбежал посыльный, одетый послушником, и, отдав честь, отрапортовал:
– Сэр, дежурный по храму докладывает, что паназиатский офицер в большом нетерпении.
– Очень хорошо. Это мне и нужно. Инфразвук включен?
– Да, сэр, мы это даже по себе чувствуем – нервы начинают шалить.
– Ну, вы-то выдержите, вы же знаете, в чем дело. Передайте дежурному, пусть он скажет инженеру за пультом: надо, чтобы уровень беспорядочно менялся, падал до нуля и поднимался снова. К тому времени, как я выйду, мы должны довести азиатов до настоящей истерики.
– Будет исполнено, сэр. Что-нибудь передать капитану крейсера?
– Сами ничего ему не говорите. Пусть дежурный сообщит, что я на молитве и не велел себя беспокоить.
– Хорошо, сэр.
Посыльный поспешно удалился. Ардмор пожалел, что не увидит, какая физиономия будет у косоглазого, когда ему это передадут.
– Я очень рад, что мы успели вовремя наладить эти головные телефоны.
– заметил Ардмор, когда ординарец надевал на него тюрбан.
Первоначально тюрбаны служили только для того, чтобы скрыть под ними устройство, создающее над головой каждого служителя Бога Мотаа светящийся нимб. В тюрбане и с нимбом «священник» казался больше двух метров ростом, что тоже вызывало у низкорослых азиатов неприятные ощущения. Однако позже Шир изобрел способ поместить под тюрбан еще и переговорное устройство, которое теперь уже стало обязательной принадлежностью обмундирования «священника».
Ардмор поправил тюрбан, чтобы мембрана микрофона плотнее прилегала к сосцевидному отростку кости у него в ухе, и сказал обыкновенным голосом, как будто ни к кому не обращаясь:
– Говорит командующий. Проверка. Как будто изнутри его головы прозвучал приглушенный, но отчетливый ответ:
– Говорит дежурный по связи. Вас слышу.
– Хорошо, – сказал Ардмор. – Включите пеленгаторы, пусть постоянно держат меня на прицеле. Будьте готовы соединять меня через ближайший храм со штабом. Мне может в любой момент понадобиться выход на первый канал.
Первый канал представлял собой систему всеобщего оповещения, к которой были подключены все храмы страны.
– От капитана Даунера что-нибудь слышно?
– Только что пришло донесение, сэр, я переправил его в штаб.
– Да? А. вижу.
Ардмор подошел к своему письменному столу, нажал на кнопку и вынул из факсимильного приемника листок бумаги. «Передайте командиру. – было написано на нем. – здесь что-то готовится. Не знаю что, но все начальство заметно приободрилось и держится нахально. Смотрите в оба и будьте осторожны». Больше в донесении ничего не было, да и этот текст, передававшийся из уст в уста, вполне мог содержать какие-то искажения.
Ардмор нахмурился, потом подозвал адъютанта:
– Пришлите ко мне мистера Митсуи. Когда вошел Митсуи, Ардмор протянул ему донесение.
– Вы уже слышали, что меня собираются арестовать?
– Об этом тут все слышали, – спокойно сказал Митсуи и отдал ему донесение.
– Фрэнк, представьте себе, что вы Наследный Принц. Чего бы вы намеревались добиться моим арестом?
– Командир, – отозвался Митсуи с обидой в голосе, – вы говорите так, как будто я один из этих из этих кровожадных.
– Я прошу меня простить, но мне все же хотелось бы услышать ваше мнение.
– Ну хорошо. Должно быть, я собирался бы подержать вас взаперти, а тем временем прикрыть вашу церковь.
– Что еще вы можете сказать?
– Не знаю. Пожалуй, я вряд ли бы на это решился, если бы не был уверен, что смогу каким-нибудь способом преодолеть ваши защитные системы.
– Да, вероятно, вы правы.
Ардмор снова произнес, как будто ни к кому не обращаясь:
Сделано это было, конечно, не так грубо и прямо. В Главный храм сообщили, что Внук Неба предлагает Первосвященнику Бога Мотаа прибыть к нему.
Ардмор сидел у себя в кабинете, когда это сообщение доставил ему начальник штаба Кендиг. Впервые за все время их знакомства Ардмор заметил на его лице признаки волнения.
– Командир! – выпалил он. – Перед храмом приземлился воздушный крейсер, и капитан говорит, что ему приказано забрать вас с собой!
Ардмор отложил бумаги, которые просматривал.
Кендиг нахмурился.
– Что вы будете делать?
– Вы меня хорошо знаете. Как по-вашему, что я буду делать?
– Ну, мне кажется, вы поедете с ним. Только не нравится мне это. Лучше бы вам не ездить.
– А что еще мне остается делать? К открытому разрыву мы еще не готовы, нужно продолжать играть роль. Адъютант!
– Здесь, сэр!
– Пришлите моего ординарца, пусть приготовит полное облачение со всеми принадлежностями. Потом попросите капитана Томаса немедленно явиться сюда.
– Есть, сэр!
И адъютант бросился к видеофону. Облачаясь с помощью ординарца, Ардмор давал последние указания Кендигу и Томасу.
– Ну вот, Джефф, теперь все в ваших руках – держите вожжи крепче.
– Что вы хотите сказать?
– Если что-нибудь случится и я не смогу поддерживать связь со штабом, вы остаетесь за командующего. Приказ лежит у меня на столе, подписанный и скрепленный печатью.
– Но, командир.
– Нечего, нечего. Я давно уже так решил. Кендиг об этом знает и весь штаб тоже. Я бы и раньше взял вас в штаб, но вы были мне нужны в качестве начальника разведки.
Ардмор бросил взгляд в зеркало и пригладил свою курчавую светлую бороду. Бороды отрастили все, кто выступал перед публикой в качестве «священников». Азиаты с их скудной растительностью на лице выглядели рядом с ними женоподобными, и это порождало у них комплекс неполноценности, вызывая смутное, трудно объяснимое неприятное ощущение.
– Может быть, вы заметили, что из строевых офицеров вы по-прежнему старше всех по званию. Я позаботился об этом именно на такой случай.
– А Кэлхун?
– Да, о Кэлхуне. Как строевой офицер вы, конечно. старше его. Правда, боюсь, это вам не очень поможет с ним управляться, так что выпутывайтесь, как сможете. В крайнем случае приказывайте ему, он обязан подчиняться, только старайтесь обойтись без лишнего нажима. Впрочем, вы все это и без меня знаете.
В комнату вбежал посыльный, одетый послушником, и, отдав честь, отрапортовал:
– Сэр, дежурный по храму докладывает, что паназиатский офицер в большом нетерпении.
– Очень хорошо. Это мне и нужно. Инфразвук включен?
– Да, сэр, мы это даже по себе чувствуем – нервы начинают шалить.
– Ну, вы-то выдержите, вы же знаете, в чем дело. Передайте дежурному, пусть он скажет инженеру за пультом: надо, чтобы уровень беспорядочно менялся, падал до нуля и поднимался снова. К тому времени, как я выйду, мы должны довести азиатов до настоящей истерики.
– Будет исполнено, сэр. Что-нибудь передать капитану крейсера?
– Сами ничего ему не говорите. Пусть дежурный сообщит, что я на молитве и не велел себя беспокоить.
– Хорошо, сэр.
Посыльный поспешно удалился. Ардмор пожалел, что не увидит, какая физиономия будет у косоглазого, когда ему это передадут.
– Я очень рад, что мы успели вовремя наладить эти головные телефоны.
– заметил Ардмор, когда ординарец надевал на него тюрбан.
Первоначально тюрбаны служили только для того, чтобы скрыть под ними устройство, создающее над головой каждого служителя Бога Мотаа светящийся нимб. В тюрбане и с нимбом «священник» казался больше двух метров ростом, что тоже вызывало у низкорослых азиатов неприятные ощущения. Однако позже Шир изобрел способ поместить под тюрбан еще и переговорное устройство, которое теперь уже стало обязательной принадлежностью обмундирования «священника».
Ардмор поправил тюрбан, чтобы мембрана микрофона плотнее прилегала к сосцевидному отростку кости у него в ухе, и сказал обыкновенным голосом, как будто ни к кому не обращаясь:
– Говорит командующий. Проверка. Как будто изнутри его головы прозвучал приглушенный, но отчетливый ответ:
– Говорит дежурный по связи. Вас слышу.
– Хорошо, – сказал Ардмор. – Включите пеленгаторы, пусть постоянно держат меня на прицеле. Будьте готовы соединять меня через ближайший храм со штабом. Мне может в любой момент понадобиться выход на первый канал.
Первый канал представлял собой систему всеобщего оповещения, к которой были подключены все храмы страны.
– От капитана Даунера что-нибудь слышно?
– Только что пришло донесение, сэр, я переправил его в штаб.
– Да? А. вижу.
Ардмор подошел к своему письменному столу, нажал на кнопку и вынул из факсимильного приемника листок бумаги. «Передайте командиру. – было написано на нем. – здесь что-то готовится. Не знаю что, но все начальство заметно приободрилось и держится нахально. Смотрите в оба и будьте осторожны». Больше в донесении ничего не было, да и этот текст, передававшийся из уст в уста, вполне мог содержать какие-то искажения.
Ардмор нахмурился, потом подозвал адъютанта:
– Пришлите ко мне мистера Митсуи. Когда вошел Митсуи, Ардмор протянул ему донесение.
– Вы уже слышали, что меня собираются арестовать?
– Об этом тут все слышали, – спокойно сказал Митсуи и отдал ему донесение.
– Фрэнк, представьте себе, что вы Наследный Принц. Чего бы вы намеревались добиться моим арестом?
– Командир, – отозвался Митсуи с обидой в голосе, – вы говорите так, как будто я один из этих из этих кровожадных.
– Я прошу меня простить, но мне все же хотелось бы услышать ваше мнение.
– Ну хорошо. Должно быть, я собирался бы подержать вас взаперти, а тем временем прикрыть вашу церковь.
– Что еще вы можете сказать?
– Не знаю. Пожалуй, я вряд ли бы на это решился, если бы не был уверен, что смогу каким-нибудь способом преодолеть ваши защитные системы.
– Да, вероятно, вы правы.
Ардмор снова произнес, как будто ни к кому не обращаясь: