– Все это верно, майор, то, что вы говорите, – святая правда, только мне это что-то не по душе.
Ардмор видел, что Кэлхун прислушивается к их спору с плохо скрытым раздражением, и решил его прекратить.
– Алекс, я хотел бы. чтобы вы сейчас пошли и как следует подумали.
Зайдите ко мне завтра, и, если вы не сможете примирить это задание со своей совестью, я дам вам освобождение от воинской службы по причине религиозных убеждений. Вам даже не придется работать на кухне.
– Это уж вовсе ни к чему, майор. Мне кажется.
– Нет, нет. Если вам нельзя одно, то нельзя и другое. Я не хочу никого заставлять действовать вразрез с его верой. Так что идите и подумайте.
И, не дожидаясь ответа, Ардмор поспешно выпроводил его.
Кэлхун больше не мог сдерживаться.
– Ну, знаете, майор! В этом и состоит ваш план – под видом военной хитрости насаждать суеверие?
– Нет, полковник, не в этом. Но в данном случае то, что вы называете суеверием, – уже существующий факт. Хау – первый пример того. с чем нам придется столкнуться, – того, как отнесутся общепринятые религии к этой, которую изобрели мы.
– Может быть, нам следовало подражать какой-нибудь из них? – заметил Уилки.
– Может быть. Очень может быть. Я об этом думал. но ничего подходящего не придумал. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из нас начал изображать из себя, скажем, пастора обычной протестантской церкви. Я человек не слишком религиозный, но и я бы этого переварить не смог. Возможно, что в конечном счете меня беспокоит то же самое, что и Хау. Но у нас нет другого выхода. Мы вынуждены считаться со взглядами других церквей и по возможности не вступать с ними в конфликт.
– Можно вот что сделать, – предложил Томас. – Один из догматов нашей церкви мог бы состоять в том, чтобы допускать и даже поощрять поклонение любым другим богам. Кроме того. всякая церковь нуждается в деньгах, особенно сейчас. Мы могли бы предложить им финансовую поддержку без всяких предварительных условий.
– Да, и то и другое будет полезно, – согласился Ардмор. – Но это штука деликатная. Мы должны использовать любую возможность, чтобы завербовать как можно больше настоящих священников. Будьте уверены. что к нам примкнет каждый американец, как только поймет, куда мы метим. Задача будет состоять в том, чтобы отобрать тех, кому можно доверить нашу тайну Теперь насчет Денвера, – Джефф, ты готов снова отправиться туда. скажем, завтра?
– А Хау?
– Мне кажется, он все-таки согласится.
– Минутку, майор! – Это был доктор Брукс, который до сих пор, по своему обыкновению, молча слушал. – Мне кажется, лучше было бы подождать день или два, пока Шир не внесет кое-какие изменения в конструкцию посохов. – Что за изменения?
– Помните, мы экспериментально установили, что эффект Ледбеттера можно использовать для стерилизации?
– Да, конечно.
– Благодаря этому мы и можем со спокойной совестью обещать больным исцеление. Но мы недооценили возможностей этого метода. На этой неделе я заразил себя сибирской язвой.
– Сибирской язвой?! Господи, доктор, зачем же так рисковать?
Брукс спокойно взглянул на Ардмора.
– Но ведь без этого не обойтись, – начал терпеливо объяснять он. Эксперименты на морских свинках дали хороший результат, но разработать методику можно только в опытах на человеке. Так вот, я заразил себя сибирской язвой, подождал некоторое время, чтобы дать болезни развиться, а потом подверг себя ледбеттеровскому облучению на всех диапазонах, кроме тех частот, которые смертельны для теплокровных позвоночных. Болезнь исчезла.
Меньше чем через час в результате естественного преобладания анаболизма над катаболизмом от патологических симптомов не осталось и следа. Я выздоровел.
– Будь я проклят! А как по-вашему, при других болезнях это тоже поможет так же быстро?
– Не сомневаюсь. Дело не только в том, что это подтверждают опыты на животных. Такой же результат дал еще один эксперимент, хоть и непреднамеренный, – впрочем, это можно было предвидеть заранее. Может быть, кто-нибудь из вас заметил, что у меня в последние дни был сильный насморк.
Облучение и его вылечило заодно с сибирской язвой. Известно, что насморк вызывают несколько десятков патогенных вирусов, а облучение уничтожило их всех без разбора.
– Очень рад это слышать, доктор, – сказал Ардмор. – В конечном счете одно это принесет человечеству, может быть, больше пользы, чем любое военное применение эффекта Ледбеттера. Но какое отношение это имеет к организации филиала нашей церкви в Денвере?
– К этому, возможно, и не имеет. Но я позволил себе дать указания Ширу переделать один портативный излучатель, чтобы любой из наших агентов, не имея в руках ничего, кроме посоха, мог исцелять больных. Я думаю, стоит подождать, пока Шир не переделает таким же образом посохи Томаса и Хау.
– Я думаю, вы правы, если это не займет слишком много времени. А можно посмотреть, как его переделали?
Шир продемонстрировал посох, над которым работал. Внешне он ничем не отличался от прочих: это был шест почти двухметровой длины, увенчанный резным набалдашником в форме куба с ребром сантиметров в десять. Грани куба были окрашены в те же цвета, что и стены храма. Причудливые золотые завитушки, арабески и рельефные фигурки на поверхности набалдашника и самого посоха скрывали рукояти управления излучателем, встроенным в куб. Не изменив внешний вид посоха, Шир всего лишь добавил в излучатель дополнительную схему, позволявшую ему генерировать излучение на всех частотах сразу, кроме тех, что смертельны для позвоночных. Для этого нужно было только нажать на определенный золотой листок на поверхности посоха. Над конструкцией посоха и его оформлением Шир и Грэхем бились долго, стремясь к тому, чтобы украшения и скрытый среди них излучатель составляли единое целое. Они прекрасно сработались, и неудивительно, ведь способности у них были сродни: художник всегда на две трети мастер-ремесленник, а ремесленник в душе всегда отчасти художник.
– Я бы вот что еще предложил, – сказал Брукс, после того как все осмотрели посох и познакомились с его действием. – Нужно, чтобы этот новый эффект был посвящен Тамар, Властительнице Милосердия, и чтобы загорался ее цвет, когда будет включен излучатель.
– Правильно, – согласился Ардмор. – Хорошая идея. Приводя в действие посох, нужно, чтобы он всякий раз светился тем цветом, что закреплен за соответствующим богом, к которому мы якобы взываем Давайте установим такое правило. И пусть они ломают голову, как обыкновенный свет может творить чудеса.
– Зачем заниматься всей этой ерундой? – спросил Кэлхун. – Все равно паназиаты не догадаются, как у нас это получается.
– По двум причинам, полковник. Прежде всего, таким способом мы наведем их на ложный след и введем в заблуждение их ученых, когда те попытаются раскрыть нашу тайну. Не надо недооценивать их способностей. Но еще важнее психологическое действие, которое это окажет на людей, чуждых науке, – и желтых, и белых. Если что-то похоже на чудо, все думают, что это и есть чудо. Научными чудесами обыкновенного американца не удивить, он к ним привык и считает в порядке вещей: «Ну и что, подумаешь? Вам за это и платят». Но добавьте к этому пару дешевых эффектов и дурацких заклинаний, а главное не заикайтесь о науке, – и он будет потрясен. Чисто рекламный трюк.
– Ну ладно, – сказал Кэлхун, явно не желая продолжать разговор, вам, конечно, лучше знать – у вас, по-видимому, большой опыт по части того, как дурачить публику. Я над такими вещами никогда не задумывался, мое дело – настоящая наука. Если я больше вам не нужен, майор, я пойду, мне нужно работать.
– Конечно, полковник. Конечно! Продолжайте свою работу, она для нас важнее всего. – Но когда Кэлхун вышел, Ардмор задумчиво добавил: и все-таки не понимаю, почему психологию масс нельзя считать наукой. Если бы кто-нибудь из ученых в свое время взялся всерьез исследовать то, что прекрасно знает из опыта любой рекламный агент или политик, мы бы, может быть, теперь не оказались в таком положении.
– Кажется, я мог бы вам ответить, – скромно заметил доктор Брукс.
– Что-что? А, конечно, доктор. Что вы хотите сказать?
– Психологию не считают наукой, потому что там все слишком сложно.
Ученые мыслят упорядочение и любят ясность. Таких областей знаний, где ясности не хватает, они стараются избегать, а тяготеют к тем, где ее внести сравнительно легко – например, к физическим наукам. И получается, что в более сложных предметах предоставляется разбираться практикам. Например, есть достаточно строгая наука термодинамика, но вряд ли в ближайшие годы появится наука психодинамика.
Уилки повернулся к Бруксу:
– Вы в самом деле так считаете, Брукси?
– Конечно, мой дорогой Боб.
Ардмор постучал по столу.
– Это очень интересная тема, и я с удовольствием продолжил бы вашу беседу, но сейчас хватает дел поважнее. Вернемся к нашей церкви в Денвере, – у кого есть еще какие-нибудь предложения?
Глава 6
Ардмор видел, что Кэлхун прислушивается к их спору с плохо скрытым раздражением, и решил его прекратить.
– Алекс, я хотел бы. чтобы вы сейчас пошли и как следует подумали.
Зайдите ко мне завтра, и, если вы не сможете примирить это задание со своей совестью, я дам вам освобождение от воинской службы по причине религиозных убеждений. Вам даже не придется работать на кухне.
– Это уж вовсе ни к чему, майор. Мне кажется.
– Нет, нет. Если вам нельзя одно, то нельзя и другое. Я не хочу никого заставлять действовать вразрез с его верой. Так что идите и подумайте.
И, не дожидаясь ответа, Ардмор поспешно выпроводил его.
Кэлхун больше не мог сдерживаться.
– Ну, знаете, майор! В этом и состоит ваш план – под видом военной хитрости насаждать суеверие?
– Нет, полковник, не в этом. Но в данном случае то, что вы называете суеверием, – уже существующий факт. Хау – первый пример того. с чем нам придется столкнуться, – того, как отнесутся общепринятые религии к этой, которую изобрели мы.
– Может быть, нам следовало подражать какой-нибудь из них? – заметил Уилки.
– Может быть. Очень может быть. Я об этом думал. но ничего подходящего не придумал. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из нас начал изображать из себя, скажем, пастора обычной протестантской церкви. Я человек не слишком религиозный, но и я бы этого переварить не смог. Возможно, что в конечном счете меня беспокоит то же самое, что и Хау. Но у нас нет другого выхода. Мы вынуждены считаться со взглядами других церквей и по возможности не вступать с ними в конфликт.
– Можно вот что сделать, – предложил Томас. – Один из догматов нашей церкви мог бы состоять в том, чтобы допускать и даже поощрять поклонение любым другим богам. Кроме того. всякая церковь нуждается в деньгах, особенно сейчас. Мы могли бы предложить им финансовую поддержку без всяких предварительных условий.
– Да, и то и другое будет полезно, – согласился Ардмор. – Но это штука деликатная. Мы должны использовать любую возможность, чтобы завербовать как можно больше настоящих священников. Будьте уверены. что к нам примкнет каждый американец, как только поймет, куда мы метим. Задача будет состоять в том, чтобы отобрать тех, кому можно доверить нашу тайну Теперь насчет Денвера, – Джефф, ты готов снова отправиться туда. скажем, завтра?
– А Хау?
– Мне кажется, он все-таки согласится.
– Минутку, майор! – Это был доктор Брукс, который до сих пор, по своему обыкновению, молча слушал. – Мне кажется, лучше было бы подождать день или два, пока Шир не внесет кое-какие изменения в конструкцию посохов. – Что за изменения?
– Помните, мы экспериментально установили, что эффект Ледбеттера можно использовать для стерилизации?
– Да, конечно.
– Благодаря этому мы и можем со спокойной совестью обещать больным исцеление. Но мы недооценили возможностей этого метода. На этой неделе я заразил себя сибирской язвой.
– Сибирской язвой?! Господи, доктор, зачем же так рисковать?
Брукс спокойно взглянул на Ардмора.
– Но ведь без этого не обойтись, – начал терпеливо объяснять он. Эксперименты на морских свинках дали хороший результат, но разработать методику можно только в опытах на человеке. Так вот, я заразил себя сибирской язвой, подождал некоторое время, чтобы дать болезни развиться, а потом подверг себя ледбеттеровскому облучению на всех диапазонах, кроме тех частот, которые смертельны для теплокровных позвоночных. Болезнь исчезла.
Меньше чем через час в результате естественного преобладания анаболизма над катаболизмом от патологических симптомов не осталось и следа. Я выздоровел.
– Будь я проклят! А как по-вашему, при других болезнях это тоже поможет так же быстро?
– Не сомневаюсь. Дело не только в том, что это подтверждают опыты на животных. Такой же результат дал еще один эксперимент, хоть и непреднамеренный, – впрочем, это можно было предвидеть заранее. Может быть, кто-нибудь из вас заметил, что у меня в последние дни был сильный насморк.
Облучение и его вылечило заодно с сибирской язвой. Известно, что насморк вызывают несколько десятков патогенных вирусов, а облучение уничтожило их всех без разбора.
– Очень рад это слышать, доктор, – сказал Ардмор. – В конечном счете одно это принесет человечеству, может быть, больше пользы, чем любое военное применение эффекта Ледбеттера. Но какое отношение это имеет к организации филиала нашей церкви в Денвере?
– К этому, возможно, и не имеет. Но я позволил себе дать указания Ширу переделать один портативный излучатель, чтобы любой из наших агентов, не имея в руках ничего, кроме посоха, мог исцелять больных. Я думаю, стоит подождать, пока Шир не переделает таким же образом посохи Томаса и Хау.
– Я думаю, вы правы, если это не займет слишком много времени. А можно посмотреть, как его переделали?
Шир продемонстрировал посох, над которым работал. Внешне он ничем не отличался от прочих: это был шест почти двухметровой длины, увенчанный резным набалдашником в форме куба с ребром сантиметров в десять. Грани куба были окрашены в те же цвета, что и стены храма. Причудливые золотые завитушки, арабески и рельефные фигурки на поверхности набалдашника и самого посоха скрывали рукояти управления излучателем, встроенным в куб. Не изменив внешний вид посоха, Шир всего лишь добавил в излучатель дополнительную схему, позволявшую ему генерировать излучение на всех частотах сразу, кроме тех, что смертельны для позвоночных. Для этого нужно было только нажать на определенный золотой листок на поверхности посоха. Над конструкцией посоха и его оформлением Шир и Грэхем бились долго, стремясь к тому, чтобы украшения и скрытый среди них излучатель составляли единое целое. Они прекрасно сработались, и неудивительно, ведь способности у них были сродни: художник всегда на две трети мастер-ремесленник, а ремесленник в душе всегда отчасти художник.
– Я бы вот что еще предложил, – сказал Брукс, после того как все осмотрели посох и познакомились с его действием. – Нужно, чтобы этот новый эффект был посвящен Тамар, Властительнице Милосердия, и чтобы загорался ее цвет, когда будет включен излучатель.
– Правильно, – согласился Ардмор. – Хорошая идея. Приводя в действие посох, нужно, чтобы он всякий раз светился тем цветом, что закреплен за соответствующим богом, к которому мы якобы взываем Давайте установим такое правило. И пусть они ломают голову, как обыкновенный свет может творить чудеса.
– Зачем заниматься всей этой ерундой? – спросил Кэлхун. – Все равно паназиаты не догадаются, как у нас это получается.
– По двум причинам, полковник. Прежде всего, таким способом мы наведем их на ложный след и введем в заблуждение их ученых, когда те попытаются раскрыть нашу тайну. Не надо недооценивать их способностей. Но еще важнее психологическое действие, которое это окажет на людей, чуждых науке, – и желтых, и белых. Если что-то похоже на чудо, все думают, что это и есть чудо. Научными чудесами обыкновенного американца не удивить, он к ним привык и считает в порядке вещей: «Ну и что, подумаешь? Вам за это и платят». Но добавьте к этому пару дешевых эффектов и дурацких заклинаний, а главное не заикайтесь о науке, – и он будет потрясен. Чисто рекламный трюк.
– Ну ладно, – сказал Кэлхун, явно не желая продолжать разговор, вам, конечно, лучше знать – у вас, по-видимому, большой опыт по части того, как дурачить публику. Я над такими вещами никогда не задумывался, мое дело – настоящая наука. Если я больше вам не нужен, майор, я пойду, мне нужно работать.
– Конечно, полковник. Конечно! Продолжайте свою работу, она для нас важнее всего. – Но когда Кэлхун вышел, Ардмор задумчиво добавил: и все-таки не понимаю, почему психологию масс нельзя считать наукой. Если бы кто-нибудь из ученых в свое время взялся всерьез исследовать то, что прекрасно знает из опыта любой рекламный агент или политик, мы бы, может быть, теперь не оказались в таком положении.
– Кажется, я мог бы вам ответить, – скромно заметил доктор Брукс.
– Что-что? А, конечно, доктор. Что вы хотите сказать?
– Психологию не считают наукой, потому что там все слишком сложно.
Ученые мыслят упорядочение и любят ясность. Таких областей знаний, где ясности не хватает, они стараются избегать, а тяготеют к тем, где ее внести сравнительно легко – например, к физическим наукам. И получается, что в более сложных предметах предоставляется разбираться практикам. Например, есть достаточно строгая наука термодинамика, но вряд ли в ближайшие годы появится наука психодинамика.
Уилки повернулся к Бруксу:
– Вы в самом деле так считаете, Брукси?
– Конечно, мой дорогой Боб.
Ардмор постучал по столу.
– Это очень интересная тема, и я с удовольствием продолжил бы вашу беседу, но сейчас хватает дел поважнее. Вернемся к нашей церкви в Денвере, – у кого есть еще какие-нибудь предложения?
Глава 6
– Очень рад, что мне не придется этим заниматься, – сказал Уилки. представления не имею, с чего начинать.
– Очень может быть, что вам все-таки придется этим заняться, возразим Ардмор. – И всем нам тоже. Черт возьми, была бы у нас хоть сотня-другая людей, на которых можно положиться! Но их нет, а нас только девять человек… – он помолчал, барабаня пальцами по столу. – Всего девять!
– Вам никогда не заставить полковника Кэлхуна изображать из себя проповедника, – заметил Брукс.
– Ну хорошо, значит, восемь. Сколько в Соединенных Штатах городов, Джефф?
– Фрэнк Митсуи тоже не годится, – продолжал Брукс. – И, уж если на то пошло, я хоть и не отказываюсь, но не представляю себе, чем могу быть здесь полезен. С таким же успехом я мог бы давать уроки танцев. – Не волнуйтесь, доктор, я в этом понимаю не больше вашего. Будем импровизировать на ходу. К счастью, никаких правил в этих играх не существует, – можем изобретать свои собственные.
– Но как вы добьетесь, чтобы это звучало убедительно?
– А нам не надо, чтобы это звучало убедительно. Мы не собираемся никого обращать в свою веру. С теми, кто уверует по-настоящему, будут только лишние хлопоты. Нам нужно одно – чтобы наши повелители сочли новую религию законной. А для этого особой убедительности не понадобится – всякая религия при ближайшем рассмотрении выглядит глуповато. Вот, например… – Ардмор поймал взгляд Шира и сказал: – Прошу прощения, я никого не хочу обидеть.
Тем не менее это факт, и мы должны им воспользоваться в военных целях.
Возьмите любую религиозную мистерию, любой теологический догмат – если пересказать их на обычном языке, всякому нормальному человеку станет ясно, какая это сущая чепуха. Начиная от ритуального, символического поедания человеческой плоти и крови, которое практикуют все христианские секты, и кончая прямым людоедством, которым занимаются дикари. Подождите! продолжал он. – Не надо бросать в меня тяжелыми предметами! Я не осуждаю никакую веру, я просто хочу сказать, что мы вольны делать что угодно, если только это будет называться религиозным ритуалом и не вызовет возражений у желтомордых. Но мы должны решить, что именно собираемся делать и что будем при этом говорить.
– Что мы будем говорить, по-моему, не так уж важно, – сказал Томас.
– Я ничего такого не говорил, кроме красивых слов, и все сошло прекрасно.
Важно другое – как нам на самом деле пустить корни в городах. У нас для этого просто не хватит людей. Вы именно об этом подумали, когда спросили меня, сколько в стране городов?
– Хм… Ну да. Мы не сможем приступить к действиям, пока не охватим все Соединенные Штаты. Придется готовиться к долгой войне.
– Майор, а зачем нам нужно охватить все города до единого?
Ардмор внимательно посмотрел на Томаса.
– Продолжайте.
– Видите ли, – осторожно начал Томас, – судя по тому, что мы уже знаем, паназиаты не держат гарнизонов в каждом поселке. Их армия сосредоточена в шестидесяти или семидесяти местах. А в большинстве мелких городишек есть только сборщик налогов, мэр и начальник полиции в одном лице, который присматривает за исполнением приказов Кулака. Собственно говоря, такие местные начальники – даже не военные, хоть и носят оружие и одеты в форму. Они что-то вроде наместников – гражданские чиновники в должности военных губернаторов. Мне кажется, мы вполне можем не принимать их в расчет: они не продержатся у власти и пяти минут, если лишатся поддержки гарнизона, расположенного в ближайшем большом городе.
Ардмор кивнул.
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что нужно заниматься только большими городами, где стоят гарнизоны, а на остальные махнуть рукой.
Но имейте в виду, Джефф, – не стоит недооценивать противника. Если Великий Бог Мотаа будет являться только там, где стоят гарнизоны, это может показаться странным кому-нибудь из паназиатской службы безопасности, если ему вздумается поинтересоваться статистикой местных религий. Я считаю, что наша церковь должна быть вездесущей.
– А я все-таки позволю себе заметить, сэр, что это невозможно. У нас не хватит рук. Не так просто будет набрать и обучить даже столько людей, чтобы организовать по церкви хотя бы в каждом крупном городе.
Ардмор задумался, грызя ноготь. Потом он сказал:
– Вы, наверное, правы. Черт возьми, но ведь мы вообще ничего не добьемся, если будем сидеть тут и ломать себе голову над будущими трудностями. Я же говорю, что придется импровизировать на ходу. Сначала надо организовать штабквартиру в Денвере. Джефф, что вам для этого понадобится?
Томас нахмурился.
– Не знаю. Деньги, наверное.
– Это не проблема, – сказал Уилки. – Сколько надо? Я могу сделать вам хоть полтонны золота.
– Не думаю, чтобы я смог унести больше двадцати килограммов. – Но ему не так просто будет реализовать слитки, – заметил Ардмор. Нужна звонкая монета.
– Годятся и слитки, – возразил Томас. – Я просто отнесу их в Имперский банк. Добыча золота разрешена и даже поощряется, только когда меняешь его на деньги, наши добрые повелители оставляют себе изрядный процент.
Ардмор покачал головой.
– Вы забываете о том, как это будет выглядеть. Священнику в мантии и с нимбом над головой не к лицу лезть в карман за чековой книжкой и авторучкой.
И вообще счет в банке вам ни к чему: по нему противник сможет в точности выяснить, чем вы занимаетесь. Вы должны за все расплачиваться красивыми, новенькими, сверкающими золотыми монетами. Это произведет огромное впечатление. Шир, вы умеете делать фальшивые монеты?
– Никогда не пробовал, сэр.
– Самое время начать. У нас каждый должен иметь вторую профессию.
Джефф, когда вы были в городе, вам не представился случай раздобыть хотя бы одну монету Империи для образца?
– Нет. Но думаю, что монету можно будет достать – я дам знать своим хобо. что мне нужно.
– Жаль только, что придется ждать. Но без денег соваться в Денвер не стоит.
– А это обязательно должны быть монеты Империи? – спросил доктор Брукс.
– Что-что?
Биолог выудил из кармана золотой пятидолларовик.
– Эту монетку я с детства ношу с собой на счастье. По-моему, время настало, пора пустить ее в оборот.
– Хм-м-м… Что вы об этом скажете, Джефф? Можно будет расплачиваться американскими деньгами?
– Ну, бумажные деньги не годятся, а что до золотых монет. Сдается мне, эти кровопийцы возражать не станут, лишь бы монеты были золотые. Во всяком случае, по цене лома их принимать будут. А уж американцы от таких не откажутся.
– По какой цене их будут принимать, не так важно. – Ардмор бросил монету Ширу. – Сколько времени вам понадобится, чтобы изготовить килограммов двадцать вот таких?
Сержант внимательно осмотрел монету.
– Не так уж много, если их не чеканить, а отливать. Вы хотите, чтобы все они были одинаковые, сэр?
– А почему бы и нет?
– Видите ли, на них стоит год выпуска.
– А, понимаю. Ну ничего не поделаешь – это наш единственный образец.
Будем надеяться, что они не обратят внимания или не придадут этому значения.
– Если вы дадите мне немного больше времени, сэр, то, думаю, я мог бы кое-что сделать. Я отолью штук двадцать в точности таких же, а потом вручную награвирую разные годы. Получится двадцать разных типов монет, а не один.
– Шир, вы настоящий художник. Так и сделайте. И заодно постарайтесь, чтобы на них были царапины и вмятины, на всех разные.
– Я уже об этом подумал, сэр.
Ардмор усмехнулся.
– Похоже, мы сумеем доставить Его Небесному Величеству множество неприятностей. Ну, что еще, Джефф? Есть какие-нибудь вопросы или можно закрывать заседание?
– Только один вопрос, командир. Как мне добраться до Денвера? Или нам, если Хау все-таки согласится?
– Я ждал, когда вы об этом вспомните. Дело непростое: вряд ли Кулак даст вам вертолет, как бы вы его ни просили. А если на своих двоих? У вас, надеюсь, нет плоскостопия или каких-нибудь там мозолей?
– Будь я проклят, если это доставит мне удовольствие. До Денвера далековато.
– Ничего не поделаешь. Хуже всего то, что с этой проблемой придется сталкиваться постоянно, если мы хотим распространить нашу организации на всю страну.
– Я не понимаю, в чем тут трудность. – вмешался Брукс. – По-моему, населению все же разрешено пользоваться транспортом, кроме воздушного.
– Ну да, только нужно получить пропуск, а это долгая процедура.
Ничего, – продолжал Ардмор, – настанет день, когда одеяние жреца бога Мотаа само по себе будет пропуском куда угодно. Если мы правильно себя поведем, мы сделаемся их любимчиками и получим всевозможные привилегии. Но пока надо доставить Джеффа в Денвер так, чтобы не привлечь к нему излишнего внимания и не натрудить ему ноги. Скажите-ка, Джефф, а как вы сегодня добирались до города? Мы это совсем упустили.
– На попутных машинах. Тоже не такое уж простое дело. Большая часть водителей слишком боится полиции и не хочет рисковать.
– Нет, это никуда не годится, Джефф. Жрец бога Мотаа не должен просить, чтобы его подвезли. Это никак не вяжется с чудесами.
– А что же по-вашему, следовало делать? Черт возьми, майор, если бы я шел пешком, я бы и до сих пор не вернулся. А скорее всего, меня бы сгреб первый же полицейский, до которого еще не дошли последние новости, возразил Томас с необычным для него раздражением.
– Прошу прощения, Джефф, я не должен был к этому цепляться. Но нам придется придумать что-нибудь получше.
– А что если мне просто подбросить его на одной из наших машин-разведчиков? – спросил Уилки. – Ночью, разумеется.
– Радары работают и по ночам, Боб. Вас попросту собьют.
– Не думаю. В нашем распоряжении огромные запасы энергии, иногда мне и думать страшно, как они велики. Я, пожалуй, мог бы соорудить такое устройство, чтобы всякий радар, который нас засечет, тут же перегорел.
– А противник после этого будет знать, что здесь еще остались люди, которые разбираются в электронике? Нет, раскрывать наши карты еще рано. Боб.
Уилки сконфуженно умолк. Немного подумав, Ардмор сказал:
– Впрочем, рисковать все равно придется. Сооружайте ваше устройство, Боб, и летите всю дорогу на бреющем полете. Мы вас отправим часа в три-четыре ночи – авось удастся проскочить незамеченными. А если надо будет, пускайте это устройство в ход. Только потом все должны немедленно возвратиться на базу. Нельзя, чтобы кто-нибудь сообразил, что тут замешаны жрецы бога Мотаа..Даже время не должно совпадать. То же самое относится и к вам, Джефф. Если на вас нападут после того, как Уилки доставит вас на место, пускайте в ход эффект Ледбеттера и уничтожьте всех солдат, кто окажется поблизости, а сами тут же уходите в подполье. Паназиаты ни при каких обстоятельствах не должны догадаться, что жрецы Мотаа способны на что-нибудь еще, кроме произнесения проповедей. Ликвидируйте свидетелей и исчезайте.
– Будет сделано, командир.
Маленькая машина-разведчик зависла над горой Лукаут поблизости от Денвера. Люк распахнулся, и на землю тяжело спрыгнул человек в мантии, чуть не упав при этом: под мантией у него был тяжелый пояс с золотом. За ним из машины легко выскочил еще один человек в такой же мантии.
– Все в порядке, Джефф?
– Вполне.
Уилки высунул голову в иллюминатор и крикнул:
– Удачи вам!
– Спасибо. А теперь заткнись и лети обратно.
– Ладно.
Люк захлопнулся, и машина исчезла в темноте.
Уже рассветало, когда Томас и Хау спустились к подножью горы и направились в сторону Денвера. По-видимому, никто их не заметил, хотя один раз им пришлось, затаив дыхание, несколько минут просидеть в кустах, прячась от проходившего мимо патруля. Джефф держал наготове свой посох, положив большой палец на золотой листок под набалдашником. Но патруль миновал их. не догадываясь, какие рукотворные молнии на него нацелены.
Когда они добрались до города, было уже светло. Теперь они больше не прятались. В такой ранний час паназиатов на улицах почти не было: они еще спокойно спали, хотя рабы уже спешили на работу. При виде Томаса и Хау американцы только с любопытством посматривали на них, но не останавливались и не пытались с ними заговорить. Все уже твердо усвоили первейший закон любого полицейского государства – никогда не совать нос не в свое дело.
Заметив вдали направлявшегося к ним паназиата-полицейского, Джефф и Алекс сошли с тротуара, включили защитные экраны и стали ждать. Американцев поблизости не было видно – стоило появиться полиции, как улица пустела.
Джефф облизнул пересохшие губы и сказал:
– Я буду говорить, Алекс.
– Идет.
– Вот он. Господи, Алекс, включи же нимб!
– Сейчас.
Хау залез пальцем под тюрбан за правым ухом, и тут же у него над головой вспыхнул радужный мерцающий нимб. Это было просто свечение ионизированного воздуха, как во время полярного сияния, – сущие пустяки по сравнению с прочими чудесами, но выглядел нимб очень эффектно – Так-то лучше, – вполголоса сказал Джефф. – А что у тебя с бородой?
– То и дело отклеивается. Я вспотел.
– Смотри, чтобы не отклеилась не вовремя! Сейчас он подойдет.
Томас встал в позу благословения, Хау последовал его примеру.
– Мир тебе, повелитель, – произнес Джефф нараспев. Полицейский остановился. Его познания в английском языке ограничивались лишь несколькими приказаниями: «Стой!», «Иди!», «Предъяви карточку!», а во всех остальных случаях он объяснялся с рабами при помощи дубинки. Однако одеяния на этих белых показались ему знакомыми – точно такие были изображены на объявлениях, только что расклеенных в казарме, где говорилось, что это еще одно дурачество, дозволенное рабам.
Тем не менее раб есть раб и должен знать свое место. Он должен поклониться, а эти два раба не кланялись. Полицейский замахнулся дубинкой, чтобы ткнуть в живот того, кто стоял ближе. Однако дубинка, не достигнув цели, отскочила назад с такой силой, что у него заныла рука, как будто он с размаху стукнул по чему-то очень твердому.
– Мир тебе! – повторил Джефф, следя за каждым движением паназиата.
На боку у полицейского болтался вихревой пистолет; Джеффу он был не страшен, но в его планы не входило демонстрировать этому типу, что оружие против него бессильно. Он жалел о том, что пришлось привести в действие защитный экран, и надеялся, что полицейский просто не поверит своим глазам и ощущениям.
Тот стоял в полном недоумении. Он удивленно посмотрел на свою дубинку, замахнулся еще раз, но передумал и решил прибегнуть к своему скудному запасу английских слов. – Иди!
Джефф снова воздел руку.
– Мир тебе! Не подобает фарджону снипировать каскопады в присутствии Великого Бога Мотав! Фрапуй!
И он указал другой рукой на Хау.
Полицейский бросил на него непонимающий взгляд. отступил на несколько шагов, огляделся вокруг и засвистел в свисток.
– Зачем ты показал на меня? – спросил Алекс шепотом.
– Не знаю. Так просто. Не зевай!
Подбежал еще один полицейский, очевидно, постарше чином, и оба осторожно приблизились к Томасу и Хау, обмениваясь короткими замечаниями на своем певучем языке. Второй полицейский достал пистолет.
– Ну-ка, парни, пошли быстро!
– Идем, Алекс! – Томас выключил защитный экран и последовал за полицейским, надеясь, что Алекс сделает то же самое: рекламировать чудесные свойства экранов пока не стоило.
Паназиаты отвели их в ближайший полицейский участок. Джефф шел, благословляя всех, кто попадался навстречу. Когда участок был уже близко, старший полицейский послал младшего вперед, и в дверях их встретил дежурный офицер – видно было, что ему не терпится поглядеть, какой необычный улов доставили его подчиненные. Кроме нетерпения, он испытывал и некоторую тревогу, потому что знал, какая судьба постигла несчастного лейтенанта, первым обнаружившего этих странных святых людей. Он твердо решил, что не повторит его ошибки и не потеряет лицо.
Джефф подошел к нему, встал в позу и произнес:
– Мир тебе! Повелитель, я должен пожаловаться тебе на твоих слуг. Они помешали нам делать свое святое дело, которое получило благословение Его Императорского Высочества – самого Кулака Императора!
– Очень может быть, что вам все-таки придется этим заняться, возразим Ардмор. – И всем нам тоже. Черт возьми, была бы у нас хоть сотня-другая людей, на которых можно положиться! Но их нет, а нас только девять человек… – он помолчал, барабаня пальцами по столу. – Всего девять!
– Вам никогда не заставить полковника Кэлхуна изображать из себя проповедника, – заметил Брукс.
– Ну хорошо, значит, восемь. Сколько в Соединенных Штатах городов, Джефф?
– Фрэнк Митсуи тоже не годится, – продолжал Брукс. – И, уж если на то пошло, я хоть и не отказываюсь, но не представляю себе, чем могу быть здесь полезен. С таким же успехом я мог бы давать уроки танцев. – Не волнуйтесь, доктор, я в этом понимаю не больше вашего. Будем импровизировать на ходу. К счастью, никаких правил в этих играх не существует, – можем изобретать свои собственные.
– Но как вы добьетесь, чтобы это звучало убедительно?
– А нам не надо, чтобы это звучало убедительно. Мы не собираемся никого обращать в свою веру. С теми, кто уверует по-настоящему, будут только лишние хлопоты. Нам нужно одно – чтобы наши повелители сочли новую религию законной. А для этого особой убедительности не понадобится – всякая религия при ближайшем рассмотрении выглядит глуповато. Вот, например… – Ардмор поймал взгляд Шира и сказал: – Прошу прощения, я никого не хочу обидеть.
Тем не менее это факт, и мы должны им воспользоваться в военных целях.
Возьмите любую религиозную мистерию, любой теологический догмат – если пересказать их на обычном языке, всякому нормальному человеку станет ясно, какая это сущая чепуха. Начиная от ритуального, символического поедания человеческой плоти и крови, которое практикуют все христианские секты, и кончая прямым людоедством, которым занимаются дикари. Подождите! продолжал он. – Не надо бросать в меня тяжелыми предметами! Я не осуждаю никакую веру, я просто хочу сказать, что мы вольны делать что угодно, если только это будет называться религиозным ритуалом и не вызовет возражений у желтомордых. Но мы должны решить, что именно собираемся делать и что будем при этом говорить.
– Что мы будем говорить, по-моему, не так уж важно, – сказал Томас.
– Я ничего такого не говорил, кроме красивых слов, и все сошло прекрасно.
Важно другое – как нам на самом деле пустить корни в городах. У нас для этого просто не хватит людей. Вы именно об этом подумали, когда спросили меня, сколько в стране городов?
– Хм… Ну да. Мы не сможем приступить к действиям, пока не охватим все Соединенные Штаты. Придется готовиться к долгой войне.
– Майор, а зачем нам нужно охватить все города до единого?
Ардмор внимательно посмотрел на Томаса.
– Продолжайте.
– Видите ли, – осторожно начал Томас, – судя по тому, что мы уже знаем, паназиаты не держат гарнизонов в каждом поселке. Их армия сосредоточена в шестидесяти или семидесяти местах. А в большинстве мелких городишек есть только сборщик налогов, мэр и начальник полиции в одном лице, который присматривает за исполнением приказов Кулака. Собственно говоря, такие местные начальники – даже не военные, хоть и носят оружие и одеты в форму. Они что-то вроде наместников – гражданские чиновники в должности военных губернаторов. Мне кажется, мы вполне можем не принимать их в расчет: они не продержатся у власти и пяти минут, если лишатся поддержки гарнизона, расположенного в ближайшем большом городе.
Ардмор кивнул.
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что нужно заниматься только большими городами, где стоят гарнизоны, а на остальные махнуть рукой.
Но имейте в виду, Джефф, – не стоит недооценивать противника. Если Великий Бог Мотаа будет являться только там, где стоят гарнизоны, это может показаться странным кому-нибудь из паназиатской службы безопасности, если ему вздумается поинтересоваться статистикой местных религий. Я считаю, что наша церковь должна быть вездесущей.
– А я все-таки позволю себе заметить, сэр, что это невозможно. У нас не хватит рук. Не так просто будет набрать и обучить даже столько людей, чтобы организовать по церкви хотя бы в каждом крупном городе.
Ардмор задумался, грызя ноготь. Потом он сказал:
– Вы, наверное, правы. Черт возьми, но ведь мы вообще ничего не добьемся, если будем сидеть тут и ломать себе голову над будущими трудностями. Я же говорю, что придется импровизировать на ходу. Сначала надо организовать штабквартиру в Денвере. Джефф, что вам для этого понадобится?
Томас нахмурился.
– Не знаю. Деньги, наверное.
– Это не проблема, – сказал Уилки. – Сколько надо? Я могу сделать вам хоть полтонны золота.
– Не думаю, чтобы я смог унести больше двадцати килограммов. – Но ему не так просто будет реализовать слитки, – заметил Ардмор. Нужна звонкая монета.
– Годятся и слитки, – возразил Томас. – Я просто отнесу их в Имперский банк. Добыча золота разрешена и даже поощряется, только когда меняешь его на деньги, наши добрые повелители оставляют себе изрядный процент.
Ардмор покачал головой.
– Вы забываете о том, как это будет выглядеть. Священнику в мантии и с нимбом над головой не к лицу лезть в карман за чековой книжкой и авторучкой.
И вообще счет в банке вам ни к чему: по нему противник сможет в точности выяснить, чем вы занимаетесь. Вы должны за все расплачиваться красивыми, новенькими, сверкающими золотыми монетами. Это произведет огромное впечатление. Шир, вы умеете делать фальшивые монеты?
– Никогда не пробовал, сэр.
– Самое время начать. У нас каждый должен иметь вторую профессию.
Джефф, когда вы были в городе, вам не представился случай раздобыть хотя бы одну монету Империи для образца?
– Нет. Но думаю, что монету можно будет достать – я дам знать своим хобо. что мне нужно.
– Жаль только, что придется ждать. Но без денег соваться в Денвер не стоит.
– А это обязательно должны быть монеты Империи? – спросил доктор Брукс.
– Что-что?
Биолог выудил из кармана золотой пятидолларовик.
– Эту монетку я с детства ношу с собой на счастье. По-моему, время настало, пора пустить ее в оборот.
– Хм-м-м… Что вы об этом скажете, Джефф? Можно будет расплачиваться американскими деньгами?
– Ну, бумажные деньги не годятся, а что до золотых монет. Сдается мне, эти кровопийцы возражать не станут, лишь бы монеты были золотые. Во всяком случае, по цене лома их принимать будут. А уж американцы от таких не откажутся.
– По какой цене их будут принимать, не так важно. – Ардмор бросил монету Ширу. – Сколько времени вам понадобится, чтобы изготовить килограммов двадцать вот таких?
Сержант внимательно осмотрел монету.
– Не так уж много, если их не чеканить, а отливать. Вы хотите, чтобы все они были одинаковые, сэр?
– А почему бы и нет?
– Видите ли, на них стоит год выпуска.
– А, понимаю. Ну ничего не поделаешь – это наш единственный образец.
Будем надеяться, что они не обратят внимания или не придадут этому значения.
– Если вы дадите мне немного больше времени, сэр, то, думаю, я мог бы кое-что сделать. Я отолью штук двадцать в точности таких же, а потом вручную награвирую разные годы. Получится двадцать разных типов монет, а не один.
– Шир, вы настоящий художник. Так и сделайте. И заодно постарайтесь, чтобы на них были царапины и вмятины, на всех разные.
– Я уже об этом подумал, сэр.
Ардмор усмехнулся.
– Похоже, мы сумеем доставить Его Небесному Величеству множество неприятностей. Ну, что еще, Джефф? Есть какие-нибудь вопросы или можно закрывать заседание?
– Только один вопрос, командир. Как мне добраться до Денвера? Или нам, если Хау все-таки согласится?
– Я ждал, когда вы об этом вспомните. Дело непростое: вряд ли Кулак даст вам вертолет, как бы вы его ни просили. А если на своих двоих? У вас, надеюсь, нет плоскостопия или каких-нибудь там мозолей?
– Будь я проклят, если это доставит мне удовольствие. До Денвера далековато.
– Ничего не поделаешь. Хуже всего то, что с этой проблемой придется сталкиваться постоянно, если мы хотим распространить нашу организации на всю страну.
– Я не понимаю, в чем тут трудность. – вмешался Брукс. – По-моему, населению все же разрешено пользоваться транспортом, кроме воздушного.
– Ну да, только нужно получить пропуск, а это долгая процедура.
Ничего, – продолжал Ардмор, – настанет день, когда одеяние жреца бога Мотаа само по себе будет пропуском куда угодно. Если мы правильно себя поведем, мы сделаемся их любимчиками и получим всевозможные привилегии. Но пока надо доставить Джеффа в Денвер так, чтобы не привлечь к нему излишнего внимания и не натрудить ему ноги. Скажите-ка, Джефф, а как вы сегодня добирались до города? Мы это совсем упустили.
– На попутных машинах. Тоже не такое уж простое дело. Большая часть водителей слишком боится полиции и не хочет рисковать.
– Нет, это никуда не годится, Джефф. Жрец бога Мотаа не должен просить, чтобы его подвезли. Это никак не вяжется с чудесами.
– А что же по-вашему, следовало делать? Черт возьми, майор, если бы я шел пешком, я бы и до сих пор не вернулся. А скорее всего, меня бы сгреб первый же полицейский, до которого еще не дошли последние новости, возразил Томас с необычным для него раздражением.
– Прошу прощения, Джефф, я не должен был к этому цепляться. Но нам придется придумать что-нибудь получше.
– А что если мне просто подбросить его на одной из наших машин-разведчиков? – спросил Уилки. – Ночью, разумеется.
– Радары работают и по ночам, Боб. Вас попросту собьют.
– Не думаю. В нашем распоряжении огромные запасы энергии, иногда мне и думать страшно, как они велики. Я, пожалуй, мог бы соорудить такое устройство, чтобы всякий радар, который нас засечет, тут же перегорел.
– А противник после этого будет знать, что здесь еще остались люди, которые разбираются в электронике? Нет, раскрывать наши карты еще рано. Боб.
Уилки сконфуженно умолк. Немного подумав, Ардмор сказал:
– Впрочем, рисковать все равно придется. Сооружайте ваше устройство, Боб, и летите всю дорогу на бреющем полете. Мы вас отправим часа в три-четыре ночи – авось удастся проскочить незамеченными. А если надо будет, пускайте это устройство в ход. Только потом все должны немедленно возвратиться на базу. Нельзя, чтобы кто-нибудь сообразил, что тут замешаны жрецы бога Мотаа..Даже время не должно совпадать. То же самое относится и к вам, Джефф. Если на вас нападут после того, как Уилки доставит вас на место, пускайте в ход эффект Ледбеттера и уничтожьте всех солдат, кто окажется поблизости, а сами тут же уходите в подполье. Паназиаты ни при каких обстоятельствах не должны догадаться, что жрецы Мотаа способны на что-нибудь еще, кроме произнесения проповедей. Ликвидируйте свидетелей и исчезайте.
– Будет сделано, командир.
Маленькая машина-разведчик зависла над горой Лукаут поблизости от Денвера. Люк распахнулся, и на землю тяжело спрыгнул человек в мантии, чуть не упав при этом: под мантией у него был тяжелый пояс с золотом. За ним из машины легко выскочил еще один человек в такой же мантии.
– Все в порядке, Джефф?
– Вполне.
Уилки высунул голову в иллюминатор и крикнул:
– Удачи вам!
– Спасибо. А теперь заткнись и лети обратно.
– Ладно.
Люк захлопнулся, и машина исчезла в темноте.
Уже рассветало, когда Томас и Хау спустились к подножью горы и направились в сторону Денвера. По-видимому, никто их не заметил, хотя один раз им пришлось, затаив дыхание, несколько минут просидеть в кустах, прячась от проходившего мимо патруля. Джефф держал наготове свой посох, положив большой палец на золотой листок под набалдашником. Но патруль миновал их. не догадываясь, какие рукотворные молнии на него нацелены.
Когда они добрались до города, было уже светло. Теперь они больше не прятались. В такой ранний час паназиатов на улицах почти не было: они еще спокойно спали, хотя рабы уже спешили на работу. При виде Томаса и Хау американцы только с любопытством посматривали на них, но не останавливались и не пытались с ними заговорить. Все уже твердо усвоили первейший закон любого полицейского государства – никогда не совать нос не в свое дело.
Заметив вдали направлявшегося к ним паназиата-полицейского, Джефф и Алекс сошли с тротуара, включили защитные экраны и стали ждать. Американцев поблизости не было видно – стоило появиться полиции, как улица пустела.
Джефф облизнул пересохшие губы и сказал:
– Я буду говорить, Алекс.
– Идет.
– Вот он. Господи, Алекс, включи же нимб!
– Сейчас.
Хау залез пальцем под тюрбан за правым ухом, и тут же у него над головой вспыхнул радужный мерцающий нимб. Это было просто свечение ионизированного воздуха, как во время полярного сияния, – сущие пустяки по сравнению с прочими чудесами, но выглядел нимб очень эффектно – Так-то лучше, – вполголоса сказал Джефф. – А что у тебя с бородой?
– То и дело отклеивается. Я вспотел.
– Смотри, чтобы не отклеилась не вовремя! Сейчас он подойдет.
Томас встал в позу благословения, Хау последовал его примеру.
– Мир тебе, повелитель, – произнес Джефф нараспев. Полицейский остановился. Его познания в английском языке ограничивались лишь несколькими приказаниями: «Стой!», «Иди!», «Предъяви карточку!», а во всех остальных случаях он объяснялся с рабами при помощи дубинки. Однако одеяния на этих белых показались ему знакомыми – точно такие были изображены на объявлениях, только что расклеенных в казарме, где говорилось, что это еще одно дурачество, дозволенное рабам.
Тем не менее раб есть раб и должен знать свое место. Он должен поклониться, а эти два раба не кланялись. Полицейский замахнулся дубинкой, чтобы ткнуть в живот того, кто стоял ближе. Однако дубинка, не достигнув цели, отскочила назад с такой силой, что у него заныла рука, как будто он с размаху стукнул по чему-то очень твердому.
– Мир тебе! – повторил Джефф, следя за каждым движением паназиата.
На боку у полицейского болтался вихревой пистолет; Джеффу он был не страшен, но в его планы не входило демонстрировать этому типу, что оружие против него бессильно. Он жалел о том, что пришлось привести в действие защитный экран, и надеялся, что полицейский просто не поверит своим глазам и ощущениям.
Тот стоял в полном недоумении. Он удивленно посмотрел на свою дубинку, замахнулся еще раз, но передумал и решил прибегнуть к своему скудному запасу английских слов. – Иди!
Джефф снова воздел руку.
– Мир тебе! Не подобает фарджону снипировать каскопады в присутствии Великого Бога Мотав! Фрапуй!
И он указал другой рукой на Хау.
Полицейский бросил на него непонимающий взгляд. отступил на несколько шагов, огляделся вокруг и засвистел в свисток.
– Зачем ты показал на меня? – спросил Алекс шепотом.
– Не знаю. Так просто. Не зевай!
Подбежал еще один полицейский, очевидно, постарше чином, и оба осторожно приблизились к Томасу и Хау, обмениваясь короткими замечаниями на своем певучем языке. Второй полицейский достал пистолет.
– Ну-ка, парни, пошли быстро!
– Идем, Алекс! – Томас выключил защитный экран и последовал за полицейским, надеясь, что Алекс сделает то же самое: рекламировать чудесные свойства экранов пока не стоило.
Паназиаты отвели их в ближайший полицейский участок. Джефф шел, благословляя всех, кто попадался навстречу. Когда участок был уже близко, старший полицейский послал младшего вперед, и в дверях их встретил дежурный офицер – видно было, что ему не терпится поглядеть, какой необычный улов доставили его подчиненные. Кроме нетерпения, он испытывал и некоторую тревогу, потому что знал, какая судьба постигла несчастного лейтенанта, первым обнаружившего этих странных святых людей. Он твердо решил, что не повторит его ошибки и не потеряет лицо.
Джефф подошел к нему, встал в позу и произнес:
– Мир тебе! Повелитель, я должен пожаловаться тебе на твоих слуг. Они помешали нам делать свое святое дело, которое получило благословение Его Императорского Высочества – самого Кулака Императора!