- Фил, а дальше-то что? Ты же не просто собираешь факты из серии очевидное-невероятное?
   - Конечно, не просто. Но мне пришлось собрать кучу данных, прежде чем удалось сформулировать рабочую гипотезу. Сейчас она у меня есть.
   - Вот как?
   - Ты мне ее подсказал, оперируя Вальдеса. У меня и раньше были подозрения, что люди с необычными и на первый взгляд невероятными способностями случайно раскрыли в себе потенциальные возможности, заложенные в каждом из нас. Скажи-ка, когда ты вскрыл череп Вальдеса, ты заметил внешне что-нибудь необычное?
   - Нет. Если не считать раны, ничего особенного.
   - Хорошо. Тем не менее, после того как ты удалил поврежденную часть мозга, Вальдес утратил способность к ясновидению. Ты вырезал кусочек мозга из той доли, функции которой неизвестны. Для современной психологии и физиологии многие участки головного мозга - белые пятна с точки зрения функций. Но ведь нелепо предполагать, что самый высокоразвитый и наиболее специализированный человеческий орган имеет доли, не несущие никаких функций. Гораздо логичнее предположить, что мы о них просто ничего не знаем. И все-таки у некоторых людей удаляют немалые доли мозга, и при этом никаких заметных нарушений умственной деятельности у них не происходит, если сохраняются участки, контролирующие нормальные физиологические функции.
   В данном случае, с Вальдесом, мы обнаружили прямую связь между неисследованной долей мозга и необычной способностью, а именно ясновидением. Моя рабочая гипотеза как раз отсюда и исходит: потенциально у всех нормальных людей имеются все (или почти все) необычные способности - телепатия, ясновидение, особый математический дар, умение управлять своим телом и его функциями и так далее. И центры, контролирующие эти потенциальные способности, размещаются в неисследованных участках мозга.
   Коуберн поджал губы,
   - М-м-м... ну, не знаю. Если у нас у всех такие чудесные способности, почему тогда мы не может их использовать?
   - Я пока ничего не утверждаю. Это же рабочая гипотеза! Но я приведу аналогию. Эти способности не похожи на зрение, слух и осязание, которыми мы бессознательно пользуемся с рождения. Они скорее похожи на способность к речи; в нашем мозгу с рождения есть особые центры речи, но эту способность нужно развивать. Как ты думаешь, если ребенка будут воспитывать глухонемые, научится он разговаривать? Да ни в жизнь! Он тоже будет казаться глухонемым.
   - Сдаюсь, - признался Коуберн. - Ты выдвинул гипотезу и достаточно убедительно обосновал ее. Но как ее проверить? Не вижу, за что тут можно уцепиться. Очень интересная догадка, но без рабочей методики она так и останется догадкой.
   Хаксли перевернулся на спину и с несчастным видом посмотрел сквозь ветви деревьев на небо.
   - В том-то вся и загвоздка. Я потерял свой самый лучший образец необычной способности... Теперь не знаю, с чего начать.
   - Но, Фил, - возразила Джоан, - тебе ведь нужны нормальные люди. Это у них ты должен выявить особые таланты. Я думаю, это просто замечательно! Когда мы начинаем?
   - Что начинаем?
   - Да опыты со мной, конечно же! Возьми хотя бы способность к молниеносным подсчетам. Если ты поможешь мне развить ее, я буду считать тебя волшебником. На первом курсе я завалила алгебру. А таблицу умножения не знаю до сих пор!
   Глава 3
   КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК САМ СЕБЕ ГЕНИЙ
   - Ну что, начнем? - спросил Фил.
   - Нет, подожди, - возразила Джоан. - Давай сначала спокойно выпьем кофе. Пусть обед уляжется! Мы уже две недели не видели Бена. Я хочу послушать о том, что он делал в Сан-Франциско.
   - Спасибо, душенька, - отозвался хирург, - но лучше уж я послушаю о Безумном Ученом и его Трильби.
   - Да какая там Трильби! - запротестовал Хаксли, - Она попросту самонадеянная нахалка. И все-таки кое-что мы можем показать тебе, док.
   - Правда? Интересно! Что же?
   - Ну, ты помнишь, в первые два месяца особых сдвигов не наблюдалось. Но мы не сдавались. У Джоан проявилась некоторая способность к телепатии, только она оказалась непостоянной. Что же до математики, таблицу умножения она выучила, зато с треском провалилась на молниеносных подсчетах.
   Джоан вскочила, прошла между врачами и камином и направилась в свою крохотную встроенную кухоньку.
   - Я помою посуду и поставлю в сушилку, а то муравьи наползут. Говорите погромче, чтобы мне тоже было слышно.
   - Так что же Джоан умеет теперь делать, Фил?
   - Не скажу. Подожди - сам увидишь. Джоан! Где карточный столик?
   - За кушеткой. И не ори так, я тебя прекрасно слышу с тех пор, как обзавелась слуховой трубочкой для бабушек-щеголих.
   - Ладно, детка, нашел. Карты на месте?
   - Да. Я сейчас приду.
   Она вернулась в комнату, на ходу сняла веселенький цветастый передник, забралась на кушетку и уселась, обхватив колени руками.
   - Великий комик, Голливудский вампир готов! Все видит, все знает, а говорит еще больше. Предсказываем будущее, дерем зубы, культурно развлекаем всю семью!
   - Перестань паясничать. Начнем с простой телепатии. Сосредоточься, пожалуйста. А ты, Бен, сними карты. Коуберн снял.
   - А теперь что?
   - Сдавай их по одной - так, чтобы мы с тобой видели, а Джоан нет. Называй, малышка.
   Бен начал медленно сдавать. Джоан монотонно заговорила:
   - Семерка бубновая; червовый валет; червовый туз; тройка пик; десятка бубновая; шестерка трефовая; десятка пиковая; восьмерка трефовая...
   - Бен, я впервые в жизни вижу тебя удивленным.
   - Так ведь она назвала всю колоду без единой ошибки! Даже у дедушки Стоунбендера не получилось бы лучше!
   - Высокая оценка, дружище. Давай попробуем по-другому. Я отвернусь и не буду смотреть на карты. Не знаю, что получится: мы всегда работали с ней вдвоем. Теперь попробуй ты.
   Через несколько минут Коуберн положил последнюю карту.
   - Здорово! Ни одной ошибки. Джоан встала и подошла к столу.
   - А почему в этой колоде две червовые десятки? - Она вытащила из колоды карту. - Ага! Ты думал, седьмая карта - червовая десятка, а это бубновая десятка. Видишь?
   - Верно, - согласился Бен. - Извини, что я сбил тебя с толку. Здесь довольно темно.
   - Джоан больше озабочена художественным эффектом освещения, чем собственным зрением, - объяснил Фил. - Я рад, что так случилось; это доказывает, что она применяла телепатию, а не ясновидение. Теперь попробуем немножко математику. Опустим элементарное, вроде кубических корней, сложения и логарифмов гиперболических функций. Можешь поверить мне на слово: все это для нее семечки. Позже, если захочешь, проверишь сам. Мы продемонстрируем тебе кое-что получше. Тут тебе и скоростное чтение, и абсолютная память, и работа с немыслимым количеством перестановок и сочетаний, и математический поиск выбора. Ты пасьянс умеешь раскладывать, Бен?
   - Ну конечно.
   - Тогда хорошенько перемешай карты и разложи пасьянс Кэнфилда слева направо, а потом раскрывай из оставшейся колоды до тех пор, пока не застрянешь.
   - Ладно. А в чем тут смысл?
   - Когда пасьянс застопорится, стасуй колоду разок и подними карты по одной так, чтобы Джоан быстро взглянула на картинку. Потом подожди минутку.
   Коуберн молча сделал все, что его просили. Джоан сказала:
   - Придется тебе повторить, Бен. Я вижу только пятьдесят одну карту.
   - Наверное, две слиплись. Постараюсь поаккуратнее. Он повторил процедуру.
   - Теперь пятьдесят две. Хорошо.
   - Ты готова, Джоан?
   - Да, Фил. Поехали, складывай: черви на шестерку, бубны на четверку, пики на двойку, трефы не трогай. Коуберн взглянул с недоверием.
   - Ты хочешь сказать, что пасьянс сойдется?
   - Попробуй и увидишь.
   Бен начал медленно собирать пасьянс. В одном месте Джоан его прервала.
   - Нет, сюда лучше положи кучку с червовым королем, а не с пиковым. Если положишь пикового короля, то откроется трефовый туз, но как минимум три червовые карты окажутся недоступными.
   Коуберн ничего не сказал, но последовал ее совету. Она еще дважды останавливала его и предлагала другой выбор.
   Пасьянс сошелся в точности так, как она предсказала.
   Коуберн взъерошил волосы и уставился на карты.
   - Джоан, - спросил он смиренно, - у тебя головка не бо-бо?
   - От этой чепухи? Да тут и думать-то не о чем.
   - Знаешь, - серьезно проговорил Хаксли, - мне кажется, она действительно не напрягалась. Насколько я могу судить, мыслительный процесс совсем не требует потребления энергии. Очевидно, любой человек способен правильно думать без усилия. У меня есть подозрение, что как раз ошибочное мышление вызывает головную боль.
   - Но, черт подери, как она это делает, Фил? Да у меня голова начинает болеть, как только я представлю себе, сколько времени ушло бы на решение этой проблемы обычными математическими методами!
   - Не знаю, как она это делает. И она сама не знает.
   - Тогда как же она научилась этому?
   - Об этом поговорим позже. Сначала посмотри наш коронный номер.
   - Нет, больше не могу. Я и так обалдел.
   - Тебе понравится.
   - Погоди-ка, Фил, Я сам хочу провести эксперимент. С какой скоростью Джоан читает?
   - С мгновенной.
   - Хм... - Бен вытащил из кармана пиджака пачку листов с напечатанным текстом. - У меня здесь второй экземпляр статейки, которую я сейчас пишу. Пусть Джоан прочтёт страничку. Ладно, Джоан?
   Коуберн вынул одну страницу из середины и протянул Джоан. Она мельком взглянула на нее и отдала ему. Он недоуменно спросил:
   - В чем дело?
   - Ни в чем. Проверяй, я начинаю. - И она быстро забубнила: - Страница четыре: ...согласно Каннингэму, издание пятое, страница 547, "...другой пучок волокон, а именно fasciculus spinocerebellaris (задний), проходящий вверх в боковой finiculus medulla spinallis, постепенно уходит из этой части medulla oblongata. Этот участок лежит на поверхности, и он..."
   - Довольно, Джоан, остановись. Бог знает, как тебе это удалось, но ты за долю секунды прочла и запомнила целую страницу, напичканную специальными терминами. - Он лукаво улыбнулся: - Однако на некоторых словах ты слегка спотыкалась. А дедушка Стоунбендер произнес бы все без запинки!
   - Чего ты хочешь? Я не понимаю значения половины слов!
   - Джоан, как ты научилась всему этому?
   - Честное слово, доктор, не знаю. Это вроде того, как учишься ездить на велосипеде: свалишься раз, другой, третий, а потом в один прекрасный день садишься и едешь как ни в чем не бывало. А через неделю ездишь уже без руля и пробуешь всякие трюки. Вот так и со мной случилось - я знала, чего хочу, и в один прекрасный день научилась. Давайте продолжим, а то Фил уже нервничает.
   Коуберн погрузился в задумчивое молчание и безропотно позволил Хаксли подвести себя к письменному столу в углу комнаты.
   - Джоан, можно открыть любой ящик? О'кей. Бен, вытаскивай ящик, все равно какой, вынимай из него что захочешь и клади туда что душе угодно. А потом не глядя перемешай все в кучу, вытащи несколько предметов и положи в другой ящик. Я хочу исключить возможность телепатии.
   - Фил, я рада, что тебя не волнует, какой кавардак будет у меня в столе. Мои бесчисленные секретарши с наслаждением наведут там порядок, когда ты наиграешься.
   - Малышка, не становись на пути у науки. А кроме того, - добавил Фил, заглянув в ящик, - здесь порядок не наводили по меньшей мере полгода. Так что особого вреда не будет.
   - Ха! А чего ты хочешь, если я все свое время трачу, разучивая для тебя всякие салонные фокусы? И вообще, я знаю, где что лежит.
   - Вот этого я и боюсь, а потому хочу, чтобы Бен ввел сюда элемент произвольности. Ну давай же, Бен.
   Когда хирург выполнил все, о чем его просили, и закрыл ящик, Хаксли продолжил:
   - Джоан, возьми карандаш и лист бумаги. Вначале перечисли все, что видишь в ящике, а потом нарисуй схему, как вещи лежат.
   - Ладно.
   Джоан села за стол и стала быстро записывать:
   "Большая черная кожаная сумка. Шестидюймовая линейка".
   Коуберн остановил ее:
   - Постой-ка. Все неверно. Я бы заметил такой большой предмет, как сумка. Джоан наморщила лоб:
   - Какой ты сказал ящик?
   - Второй справа.
   - Мне послышалось "верхний".
   - Возможно, я оговорился.
   Девушка начала снова:
   "Медный ножик для бумаги. Шесть разных карандашей и еще красный карандаш. Тринадцать резинок. Перочинный ножичек с перламутровой ручкой".
   - Бен, это, наверное, твой ножик. Очень хорошенький; почему я раньше его не видела?
   - Я купил его в Сан-Франциско. Господи Боже, малышка! Ты же действительно не видела его!
   "Один спичечный коробок с рекламой отеля сэра Фрэнсиса Дрейка. Восемь писем и два счета. Два использованных билета в театр Фолли Бурлеск".
   - Доктор, ты меня удивляешь!
   - Давай пиши дальше.
   - Только если пообещаешь в следующий раз взять меня с собой.
   "Один термометр с зажимом. Клей и корректирующая лента для пишущей машинки. Три разных ключа. Один тюбик помады "Макс фактор No З". Блокнот и несколько картотечных карточек, исписанных с одной стороны. Маленький коричневый бумажный пакетик, а в нем пера чулок девятого размера темно-коричневого цвета".
   - А я и позабыла, что купила их; сегодня утром весь дом обыскала, хотела найти приличную пару.
   - Что же ты не включила свои рентгеновские глаза, миссис Гудини?
   Джоан страшно удивилась:
   - А знаешь, мне это и в голову не пришло! Я еще не привыкла пользоваться ими.
   - Есть еще что-нибудь в ящике?
   - Ничего, только пачка бумаги для заметок. Секундочку: сейчас нарисую.
   Минуты две она рисовала, высунув кончик языка; глаза ее перескакивали от бумаги к закрытому ящику и обратно.
   - Тебе обязательно нужно смотреть в направлении ящика, чтобы увидеть, что внутри? - спросил Бен.
   - Нет, но так лучше. У меня голова кружится, когда я вижу какую-то вещь, а смотрю не на нее.
   Проверили содержимое ящика и как расположены в нем вещи: все совпало. Закончив проверку, доктор Коуберн молча уселся в кресло. Хаксли, задетый отсутствием реакции, не выдержал:
   - Ну, Бен, что ты думаешь? Понравилось тебе?
   - Ты и сам знаешь, что я думаю. Ты полностью доказал свою теорию; но я думаю о ее значении и о некоторых возможностях. Представь себе, каким это может оказаться благом для хирурга! Джоан, ты можешь видеть внутренности человеческого организма?
   - Не знаю. Я еще не...
   - Посмотри-ка на меня.
   Она пристально посмотрела на Коуберна:
   - Ой... ой, я вижу, как у тебя сердце бьется! Я вижу...
   - Фил, ты можешь меня научить видеть, как она?
   Хаксли потер рукой нос.
   - Не знаю. Может быть...
   Джоан наклонилась над шезлонгом, в котором лежал хирург.
   - Не получается, Фил?
   - Ни черта. Я все перепробовал, разве что молотком по черепу не стучал. Там, по-видимому, вообще нет мозгов, так что и гипнотизировать нечего.
   - Не злись, лучше попробуй еще раз. Бен, как ты себя чувствуешь?
   - Нормально, только сна ни в одном глазу.
   - Я выйду из комнаты. Может, это я тебя отвлекаю. Будь послушным мальчиком и засни - баю-бай!
   Девушка вышла. Минут через пять Хаксли позвал ее:
   - Иди сюда, малютка. Уснул. Она вернулась и взглянула на Коуберна, растянувшегося на шезлонге.
   - Он готов к общению со мной? - спросила Джоан.
   - Да. Приготовься и ты тоже. Она легла на кушетку.
   - Ты знаешь, что мне нужно; постарайся установить связь с Беном, как только заснешь. Тебя нужно гипнотизировать, чтобы усыпить?
   - Нет.
   - Тем лучше - спи!
   Неподвижная, совсем расслабленная, она лежала на кушетке,
   - Ты под гипнозом, Джоан?
   - Да, фил.
   - Можешь ли ты проникнуть в мозг Бена? Немного помолчав, она ответила:
   - Да.
   - Ну и что там?
   - Ничего. Вроде как пустая комната, но уютная. Постой-ка - он приветствует меня.
   - Что говорит?
   - Приветствует без слов.
   - Бен, ты меня слышишь?
   - Ну конечно, Фил.
   - Вы чувствуете друг друга?
   - Да, безусловно.
   - Слушайте меня внимательно, оба. Медленно проснитесь, не разрывая связи. Потом Джоан обучит Бена, как проникать взглядом в невидимое. Сможете?
   - Да, Фил, сможем, - сказали они в один голос.
   Глава 4
   ОТПУСК
   - Честное слово, мистер Хаксли, не могу понять, почему вы так упрямитесь. - Взгляд немного выпученных глаз ректора Западного университета покоился на второй пуговице жилетки Фила. - Вам были предоставлены все условия для глубокой и основательной исследовательской работы над серьезными проблемами. Вас специально не перегружали преподаванием, чтобы вы могли доказать свои бесспорные способности. Вы временно исполняли обязанности заведующего кафедрой в прошедшем семестре. Однако вместо того чтобы использовать эти прекрасные возможности, вы, по вашему собственному признанию, увлеклись ребяческой игрой в бабушкины сказки и дурацкие небылицы. Видит Бог, дружище, я вас не понимаю! Фил ответил, сдерживая раздражение:
   - Но, доктор Бринкли, если позволите, я покажу вам...
   Ректор поднял руку:
   - Прошу вас, мистер Хаксли. Не будем повторять все сызнова. Да, кстати, я случайно узнал, что вы вмешиваетесь в работу медицинского факультета.
   - Медицинского факультета! Ноги моей там не было вот уже несколько недель...
   - Из совершенно достоверного источника мне стало известно, что под вашим влиянием доктор Коуберн делает операции, абсолютно игнорируя советы диагностов - между прочим, лучших диагностов на всем Западном побережье.
   Хаксли постарался сохранить вежливо-равнодушный тон:
   - Предположим на мгновение, что я и в самом деле оказал какое-то влияние на доктора Коуберна - я, впрочем, это отрицаю, - но можете ли вы привести хоть один пример, когда отказ доктора Коуберна следовать советам диагностов привел бы к неадекватному лечению больного?
   - Дело не в этом. Дело в том, что я не могу позволить, чтобы мои сотрудники вмешивались в работу других факультетов. Вы, безусловно, не можете с этим не согласиться.
   - Я не признаю, что я вмешивался в чью-то работу. Более того, я это отрицаю.
   - Боюсь, придется мне самому принять решение. - Бринкли встал из-за стола и подошел к Хаксли. - Мистер Хаксли, вы разрешите мне называть вас Филипом? Люблю, чтобы мои подчиненные относились ко мне как к другу. Я дам вам такой же совет, какой дал бы своему сыну. Через денек-другой семестр кончается. Полагаю, что вам необходим отдых. У совета возникли некоторые сомнения; стоит ли возобновлять с вами контракт, если вы до сих пор не закончили докторантуру? Я взял на себя смелость заверить совет, что вы представите диссертацию в следующем академическом году. Я совершенно уверен, что вы в состоянии сделать это, если сосредоточите свои усилия на серьезной, конструктивной работе. Уходите в отпуск, а когда вернетесь, можете представить мне тезисы диссертации. Я не сомневаюсь, что в таком случае совет не станет возражать против возобновления с вами контакта.
   - Я намерен обобщить в диссертации результаты моей нынешней исследовательской работы.
   Бринкли поднял брови с выражением вежливого удивления:
   - Вот как? Но об это не может быть и речи, мальчик мой, вы ведь знаете! Вам действительно необходимо отдохнуть. Итак, до свидания; на случай, если мы с вами не увидимся до окончания семестра, разрешите пожелать вам приятно провести отпуск.
   Когда массивная дверь закрылась за ним, Хаксли забыл о своих претензиях на светские манеры и помчался по университетскому городку, не обращая внимания ни на преподавателей, ни на студентов. Он нашел Коуберна и Джоан на их любимой скамейке, где они сидели, глядя через Ямы Ла Бри на Уилширский бульвар.
   Хаксли плюхнулся на скамейку рядом с ними. Мужчины молчали, но Джоан, не в силах сдержать нетерпение, спросила:
   - Ну, Фил? Что сказал старый хрыч?
   - Дайте-ка сигаретку. - Коуберн протянул ему пачку и выжидающе взглянул на друга. - Да, в общем, мало что сказал. Пригрозил уволить с работы и испортить мне научную репутацию, если я не подчинюсь и не буду плясать под его дудку. Разумеется, все это говорилось в самых любезных выражениях.
   - Но, Фил, почему ты не предложил ему привести меня и показать, каких успехов ты добился?
   - Я не хотел тебя впутывать; к тому же это бесполезно. Он отлично знает, кто ты такая. Он слегка проехался по поводу того, что молодым преподавателям не следует встречаться со студентками во внеслужебное время и все бубнил о высоком моральном облике университета и о наших обязательствах перед обществом.
   - Ах он старый грязный козел! Да я его на куски разорву!
   - Спокойно, Джоан, - мягко прервал ее Бен Коуберн. - Скажи-ка, Фил, чем именно он тебе угрожал?
   - Отказался продлить контракт со мною сейчас. Хочет промурыжить меня все лето, а если осенью я приду и заблею овечкой, он, может, и продлит - если пожелает. Чтоб ему пусто было! Но чем он меня достал больше всего, так это предположением, что я сдаю и мне нужно отдохнуть.
   - Ну и что ты будешь делать?
   - Работу искать, наверное. Есть-то нужно.
   - Преподавательскую?
   - Скорее всего, Бен.
   - Не слишком-то много у тебя шансов, пока официально не уволишься из университета. Тебе могут здорово подпортить репутацию. Пожалуй, в этом смысле ты ничуть не свободнее, чем профессиональный футболист.
   Хаксли помрачнел, Джоан вздохнула, поглядела на болотца, окружающие Ямы. Потом, улыбнувшись, сказала:
   - Давайте заманим старого шута сюда и столкнем в яму!
   Коуберн улыбнулся, но ничего не ответил. Джоан пробурчала про себя что-то насчет трусливых зайцев. Коуберн обратился к Хаксли:
   - А знаешь; Фил, предложение старика насчет отпуска было не таким уж дурацким. Мне и самому отпуск не помешал бы.
   - Ты серьезно?
   - Ну да, более или менее. Я живу здесь уже семь лет, а штата еще не знаю по-настоящему. Мне бы хотелось поехать куда глаза глядят. Можно махнуть через Сакраменто на север Калифорнии. Говорят, там чудесно. А на обратном пути можно заехать в Хай-Сьерры и в Бит Триз.
   - Звучит заманчиво.
   - Возьми с собой записи, по пути мы их обсудим. А если тебе понадобится что-то дописать, остановимся и подождем.
   Хаксли протянул руку.
   - Идет, Бен. Когда выезжаем?
   - Как только закончится семестр.
   - Значит, мы сможем выехать в пятницу вечером. Чью машину возьмем, твою или мою?
   - Мою, двухместную. У нее большой багажник. Джоан, которая с интересом прислушивалась к разговору, вмешалась:
   - Почему твою, Бен? В двухместной машине неудобно втроем.
   - Втроем? Почему втроем? Ты не едешь, светлоглазка!
   - Да? Это только ты так думаешь! Вы от меня так легко от отделаетесь: я подопытный кролик.
   - Но, Джоан, это чисто мужское дело.
   - А меня, значит, под зад коленом?
   - Джоан, мы этого не говорили. Но будет ужасно неприлично, если ты станешь шататься повсюду с двумя мужчинами...
   - Трусы! Слюнтяи! Ханжи! Боитесь за свою репутацию.
   - Вовсе нет. За твою боимся.
   - Неубедительно. Если девушка живет одна, у нее нет никакой репутации. Пусть она чище куска туалетного мыла, все равно сплетники разберут ее по косточкам. Чего вы испугались? Мы же не будем выезжать за границы штата...
   Бен с Филом переглянулись: так глядят друг на друга мужчины, когда неразумная женщина настаивает на своем.
   - Джоан, осторожнее!
   Большой красный автобус из Санта-Фе вывернул из-за поворота навстречу и промчался мимо. Джоан, обогнав на своей полосе бензовоз и трейлер, обернулась к Хаксли, сидевшему на заднем сиденье.
   - В чем дело, фил?
   - Да мы бы разбились в лепешку, если бы столкнулись с двадцатитонным подвижным составом из Санта-Фе!
   - Не нужно нервничать; я вожу машину с шестнадцати лет и еще ни разу не попадала в аварию.
   - Ничего удивительного - первая же твоя авария будет и последней. Слушай, неужели ты не можешь глядеть на дорогу? Я ведь не слишком много прошу, верно?
   - Мне вовсе не обязательно смотреть на дорогу. Гляди. - Она развернулась к нему лицом: глаза были плотно закрыты. Стрелка спидометра показывала девяносто миль в час.
   - Джоан! Прошу тебя!
   Она открыла глаза и отвернулась.
   - Да мне же не нужно глядеть, чтобы видеть. Ты меня сам научил, не помнишь, что ли?
   - Да, только мне и в голову не приходило, что ты будешь проделывать такие фокусы за рулем!
   - А почему бы и нет? Я самый безопасный в мире водитель: я вижу на дороге все, даже за поворотом. Если нужно, я читаю мысли других шоферов и узнаю, что они намерены делать.
   - Фил, она права. Я немного понаблюдал за тем, как она ведет машину: не придерешься, я и сам не смог бы лучше. Вот почему я не нервничаю.
   - Ладно, ладно, - пробурчал Хаксли. - Но вы, пожалуйста, не забывайте, супермены, что у вас на заднем сиденье есть обычный нервозный смертный, который не видит, что там, за углом.
   - Я исправлюсь, - смиренно сказала Джоан. - Я не хотела пугать тебя, Фил.
   - Объясни мне, Джоан, - попросил Коуберн. - Ты сейчас сказала, что не смотришь на то, что хочешь увидеть. У меня так не получается. Помню, раньше ты говорила - у тебя голова кружится, если ты смотришь назад, а видишь то, что впереди.
   - Было, Бен, но я с этим справилась. И ты тоже справишься. Нужно просто перебороть старые привычки. Для меня теперь все "впереди" - вокруг, вверху и внизу. Могу сосредоточить внимание на любом направлении или на двух-трех направлениях сразу. Могу даже выбрать точку вдали от того места, где я нахожусь физически, и посмотреть на обратную сторону предмета. Но это труднее.