Хайнлайн Роберт Энсон. Утраченное наследие

   Коуберн и Хаксли озабоченно выслушали рассказ Джоан.
   - Все ясно, - решил Фил. - Мы были слишком беззаботны. Отныне будем поддерживать связь круглосуточно, во сне и наяву. Кстати, я тоже плохо провел ночь, хотя и не так ужасно, как Джоан.
   - И я, Фил. Что было с тобой?
   - Да ничего особенного, только постоянно снились кошмары, и в них я все больше разуверялся в том, чему научился на Шасте. А что снилось тебе?
   - Почти то же самое. Всю ночь оперировал, и все мои больные умирали на столе. Не слишком-то приятно... Но случилось еще кое-что, и уже не во сне. Ты ведь знаешь, я пользуюсь старомодной опасной бритвой. Утром, как обычно, я начал бриться - и вдруг бритва выпрыгнула у меня из руки и здорово порезала горло. Видишь? Царапина еще не зажила. - И он показал на тонкую красную линию, проходившую наискось по правой стороне шеи.
   - Господи, Бен! - вскрикнула Джоан. - Ты ведь мог зарезаться насмерть!
   - Вот и я так же подумал, - сухо согласился он.
   - Знаете, ребятки, - медленно проговорил Фил, - все это не случайно...
   - Эй, вы, открывайте! - Приказ прозвучал из-за двери. Все трое дружно направили чувство прямого восприятия через прочную дубовую дверь и осмотрели говорившего. Гражданская одежда не способна была скрыть профессию верзилы, стоявшего за дверью, даже если бы они не разглядели золотистую бляху полицейского у него на пиджаке. Рядом стоял еще один человек, поменьше ростом и тоже без формы.
   Бен открыл дверь и спокойно спросил:
   - Чего вы хотите?
   Верзила попытался войти. Коуберн не пошевелился.
   - Я спросил, чего вы хотите.
   - Умничаешь, да? Я из полицейского управления. Это ты Хаксли?
   - Нет.
   - Коуберн? Бен кивнул.
   - Отлично. А вот этот тип за тобой - Хаксли? Вы что, дома вообще не бываете? Всю ночь здесь провели?
   - Нет, - ледяным тоном ответил Коуберн. - Впрочем, это не ваше дело.
   - Это уж мне решать. Мне нужно с вами обоими поговорить. Я из отдела по борьбе с мошенничеством. Что за фокусы вы показывали вчера газетчикам?
   - То, что мы показывали, вовсе не фокусы. Приходите сегодня в полдень на Першинг-сквер и увидите.
   - Представление на Першинг-сквер отменяется.
   - Почему?
   - Приказ комиссии по паркам.
   - Кем он утвержден?
   - Чего?
   - Назовите мне акт или указ, запрещающий гражданам использовать общественное место, не нарушая порядка. Кстати, кто это с вами?
   Низкорослый представился:
   - Я Фергюсон, из прокуратуры федерального судебного округа. Ваш приятель Хаксли обвиняется в злостной клевете. Вы двое будете свидетелями.
   Взгляд Бена стал еще более холодным.
   - А есть ли у кого-либо из вас, - спросил он чуть презрительно, - ордер на арест?
   Полицейские переглянулись, но ничего не ответили.
   - Тогда вряд ли целесообразно продолжать наш разговор, не так ли? - сказал Бен и закрыл дверь у них перед носом. Затем повернулся к друзьям и усмехнулся; - Ну, с этими покончено. Посмотрим, что в газетах.
   Они нашли только одну статью. Там ничего не говорилось о предполагавшейся демонстрации, зато сообщалось, что доктор Бринкли выдвинул против Фила иск по обвинению в клевете.
   - Впервые вижу, чтобы четыре городские газеты отказались от сенсационного материала, - заметил Бен. - Что ты будешь делать с иском Бринкли?
   - Ничего, - ответил Фил. - Может быть, еще поклевещу. Если он будет настаивать, у нас появится отличная возможность защитить наши права в суде. Кстати, нам надо позаботиться о том, чтобы сегодняшнее выступление все-таки состоялось. Эти сыщики могут вернуться с ордерами на арест в любую минуту. Где мы спрячемся?
   По совету Бена они провели время, укрывшись в маленькой городской библиотеке. Без пяти двенадцать друзья остановили такси и поехали на Першинг-сквер.
   Они вышли из машины - и тотчас очутились в объятиях шестерых дюжих полицейских.
   - Бен, Фил, долго мы еще будем терпеть это?
   - Спокойно, малышка. Не нервничай!
   - Да я не нервничаю, но зачем нам оставаться здесь, если мы можем смыться когда захотим?
   - В том-то и дело, что можем. Поэтому мы пока останемся. Никто из нас еще не бывал под арестом; поглядим, на что это похоже.
   В тот же вечер друзья собрались у камина в доме Джоан. Побег оказался нетрудным, но им пришлось дождаться, пока тюрьма затихнет, чтобы доказать, что каменные стены не устерегут человека, владеющего всеми силами разума.
   - На мой взгляд, у нас достаточно данных, чтобы подвести итоги, - сказал Бен.
   - А именно?
   - Сам сформулируй.
   - Ладно. Мы спустились с Шасты, полагая, что придется бороться с глупостью, невежеством и с обычным для людей ослиным упрямством. Теперь мы уже не столь наивны. Любая попытка дать людям хотя бы основы древних знаний встречается с решительным и хорошо организованным сопротивлением. Человека, отважившегося на такой шаг, пытаются уничтожить или покалечить.
   - На самом деле все еще хуже, - сказал Бен. - Пока мы сидели в каталажке, я многое узнал. Любопытно мне было, отчего это федеральный прокурор так заинтересовался нами. Я заглянул в его разум, усек, кто его шеф, а потом заглянул в разум шефа. И там я нашел такие занятные вещи, что решил отправиться в столицу штата и посмотреть, кто там заправляет делами. Это привело меня на Спринг-стрит и в финансовый район. И представляете, что оказалось? Что главные заправилы - весьма уважаемые столпы общества. Духовные лица, светские дамы, ведущие бизнесмены и так далее. - Он замолчал.
   - Ну и что? Только не говори, что все они отпетые негодяи, а то сейчас разревусь!
   - Нет, и это самое странное. Как раз почти все эти деятели - славные ребята, с которым приятно иметь дело. Но как правило - не всегда, но в большинстве случаев, - над славными ребятами стоит кто-то, кому они доверяют. Кто-то, кто помог им забраться наверх, - и эти "кто-то" уже совсем не славные ребята, мягко говоря. Я не смог пробиться в разум ко всем этим негодяям, но у тех, к кому пробился, обнаружил то же, что Фил нашел у Бринкли: холодный расчет и злобу. Все они прекрасно осознают, что их власть держится на людском неведении.
   Джоан поежилась.
   - Веселенькая история, Бен, особенно на ночь глядя. Что делаем дальше?
   - А ты что предлагаешь?
   - Я-то? Я еще ничего не решила. Может, займемся этими подонками и разгромим их одного за другим?
   - А ты, Фил?
   - Мне тоже ничего другого в голову не приходит. Но военную кампанию нужно будет вести с умом. Разработать какой-нибудь хитроумный план...
   - У меня несколько иное предложение.
   - Выкладывай.
   - Признаем, что мы взвалили на себя больше, чем можем потянуть. Вернемся на Шасту и попросим помощи.
   - Что ты, Бен! - разочарованному возгласу Джоан вторило не менее красноречивое, хотя и безмолвное уныние Фила. Но Бен упрямо продолжал;
   - Конечно, я согласен, что это унизительно, но гордость нам сейчас не по карману, дело слишком... - Он замолчал, заметив выражение лица Джоан; - Что случилось, малышка?
   - Давайте быстро примем какое-то решение - перед воротами остановилась полицейская машина. Бен повернулся к Филу:
   - Ну что, останемся и примем бой или вернемся за подкреплением?
   - Ты был прав. Я подумал об этом, как только заглянул в разум Бринкли, просто ужасно не хотел сознаваться.
   Трое друзей вышли в патио, взялись за руки и взмыли в воздух.
   Глава 11
   "И ДАМ ИМ ОТРОКОВ В НАЧАЛЬНИКИ..."
   - Добро пожаловать! - Эфраим Хоу встретил их, когда они приземлились. Рад, что вы вернулись. Старейший отвел их в свои личные апартаменты.
   - Отдохните, пока я немного раздую огонь. - Он подбросил в камин сосновое полено, подвинул уютное старое кресло-качалку так, чтобы оно было обращено и к камину, и к гостям, и уселся. - Ну, теперь можете рассказать мне все. Нет, я не связан с остальными. Доложите совету, когда будете готовы.
   - Собственно говоря, мистер Хоу, разве вы не в курсе всего, что с нами приключилось? - Фил посмотрел Старейшему прямо в глаза.
   - Нет, не в курсе. Мы предоставили вам полную самостоятельность, а Линь лишь присматривал за тем, чтобы вам не слишком вредили. Он мне ничего не докладывал.
   - Хорошо, сэр. - Они по очереди рассказывали Хоу о случившемся и порою давали ему заглянуть непосредственно в их разум и увидеть те события, в которых они принимали участие.
   Когда друзья закончили, Хоу взглянул на них со своей лукавой улыбкой и спросил:
   - Значит, вы соглашаетесь с точкой зрения совета?
   - Нет, сэр! - ответил ему Фил. - Более чем когда-либо мы убеждены в необходимости действовать решительно и без промедления. Но мы убедились также и в том, что у нас не хватит ни сил, ни мудрости, чтобы действовать в одиночку. Мы пришли просить о помощи, а еще мы надеемся убедить совет отказаться от его обычной тактики обучать лишь тех, кто демонстрирует свою готовность. Мы просим обучить всех, чей разум способен воспринять знания.
   - Видите ли, сэр, наши противники не ждут. Они все время действуют, и действуют активно. Они уже добились победы в Азии, они господствуют в Европе и могут прийти к власти и у нас в Америке, пока мы будем выжидать удобного случая.
   - Есть ли у вас какой-то конкретный план?
   - Нет, потому-то мы и вернулись. Когда мы попытались обучить людей тому, что знаем сами, нас тут же остановили.
   - В том-то вся и загвоздка, - согласился Хоу. - Я долгие годы мечтал начать действовать, но сделать это трудно. Ведь наши знания в книге не напечатаешь и по радио не передашь. Они должны передаваться непосредственно от одного разума к другому, и мы не упускаем случая, когда находим разум, готовый к восприятию.
   Они закончили обсуждение, но никакого решения так и не нашли. Хоу попросил их не беспокоиться.
   - Пойдите, - сказал он, - попробуйте посвятить несколько недель медитации и не прерывайте связи. Когда вам покажется, что вы наткнулись на стоящую идею, сообщите мне. Я созову совет, и мы все вместе рассмотрим ее.
   - Но, Старейший, - запротестовала Джоан от лица всего трио, - понимаете... Мы надеялись, что совет поможет нам разработать план, Мы не знаем, с чего начать, иначе мы бы не вернулись.
   Хоу покачал головой.
   - Вы самые младшие из братьев, моложе всех по возрасту и наименее опытные. Это ваши достоинства, а не недостатки. Тот факт, что вы не провели долгих лет жизни в раздумьях о вечности и человечестве, дает вам немалое преимущество. Слишком широкий взгляд, чересчур философский подход парализуют волю. Я хочу, чтобы вы обдумали все втроем.
   Так они и сделали. Несколько недель они обдумывали проблему объединенным разумом, обсуждали ее, разговаривая вслух, погружались в медитацию, размышляя о возможных последствиях. Разумом они прочесали все население страны, исследуя человеческую сущность политиков и общественных деятелей. По архивам они узнали, к какой тактике прибегали в прошлом братья общины, когда свобода мысли и действия в Америке находилась под угрозой. Предлагались и тут же отвергались десятки планов.
   - Нужно удариться в политику, - сказал Фил, - как братья поступали раньше. Если бы кто-нибудь из старших заделался министром образования, он смог бы основать государственную академию, которая стала бы источником подлинного свободомыслия и распространения древних знаний.
   Джоан возразила:
   - А если мы потерпим поражение на выборах?
   - А?
   - Несмотря на все способности братьев, нелегко будет набрать делегатов на национальный съезд, чтобы выдвинуть нашего кандидата, а затем заставить избрать его вопреки всей политической машине, лоббистам, прессе; всяким блатным ребятам, и прочая, и прочая. И еще не забудьте: оппозиция может вести любые грязные игры, но нам придется играть честно, иначе мы навредим себе сами.
   Бен кивнул.
   - Боюсь, что она права, Фил. Но и ты тоже прав, по крайней мере в одном: это и в самом деле проблема образования.
   Коуберн замолчал, погрузившись в медитацию и обратив свой разум внутрь себя.
   Наконец он снова заговорил:
   - А может, мы не с того конца решаем эту проблему? Мы все думаем, как перевоспитать взрослых, закосневших в своих предубеждениях. Может, начнем с детей? Они еще восприимчивы к новому - не легче ли опробовать обучить сначала их?
   Джоан села, глаза у нее заблестели.
   - Бен, ты нашел то, что нужно! Фил упрямо покачал головой:
   - Нет. Мне жаль вас обескураживать, только тут мы ничего не добьемся. Дети все время- под присмотром взрослых, нам до них не добраться. Не забывайте о местных школьных советах - это самые жесткие олигархии во всей политической системе.
   Они сидели под соснами на склоне Шасты. Внизу показалась группка людей, которые начали карабкаться наверх. Дискуссию на время прекратили. Троица смотрела на пришельцев дружелюбно, но без особого внимания.
   Группа состояла из мальчиков от десяти до пятнадцати лет; только вожак с серьезным достоинством шестнадцатилетнего нес нелегкое бремя ответственности за безопасность и здоровье младших, вверенных его попечению. На мальчиках были шорты и рубашки цвета хаки, шапочки военного образца и шейные платки, на которых красовались вышитая ель и слова "Горный патруль, отряд I". Каждый нес палку и рюкзак.
   Когда процессия подошла к сидевшим взрослым, вожак отряда помахал им в знак приветствия и нашивки на его рукаве блеснули на солнце. Все трое помахали в ответ, глядя, как ребята карабкаются дальше к вершине.
   Фил стремительным взглядом следил за скаутами.
   - Хорошие были денечки! - сказал он. - Я почти завидую этим малышам.
   - Ты тоже был скаутом? - спросил Бен, не спуская глаз с мальчиков. Помню, и гордился же я, когда получил нашивку за экзамен по оказанию первой медицинской помощи!
   - Ты прирожденный врач, да, Бен? - заметила Джоан с выражением материнской гордости в глазах. - Я не... послушайте!
   - Что с тобой?
   - Фил! Вот тебе и ответ! Вот как мы доберемся до детей, несмотря на родителей и школьные советы.
   И она переключилась на телепатическую связь, взволнованно передавая свои мысли в их разум. Потом они отутюжили все детали. Спустя некоторое время Бен кивнул и сказал:
   - Может, и сработает. Пошли, обсудим все с Эфраимом.
   - Сенатор Моултон, вот те молодые люди, о которых я вам рассказывал.
   Джоан взглянула на маленького седого старика с почти благоговейным трепетом: его имя давно стало синонимом неподкупной честности. Она испытывала такое же желание прижать руки к груди и поклониться, как и при виде мастера Линя. Бен и Фил, заметила Джоан, тоже почему-то казались по-жеребячьи неуклюжими.
   Эфраим Хоу продолжал:
   - Мы вместе разобрали их схему, и она кажется мне вполне осуществимой. Если вы с этим согласитесь, то совет возьмется осуществить ее. Но решение в основном зависит от вас.
   Сенатор взглянул на троих друзей с улыбкой - той самой улыбкой, которая покоряла сердца двух поколений прожженных политиков.
   - Расскажите мне все, - предложил он. Они рассказали о том, как сделали попытку в Западном университете и как она провалилась; как они ломали голову в поисках подходящего решения и как группа мальчиков, ходивших в поход на гору, подала им идею.
   - Видите ли, сенатор, если бы мы могли собрать здесь одновременно достаточно много мальчиков - юных и еще не испорченных жизнью, но уже воспитанных в духе вечных идеалов добра, уважения к себе и другим, взаимовыручки и умения постоять за себя - словом, в духе идеалов, включенных в скаутский кодекс; если бы, повторяем, у нас было здесь хотя бы пять тысяч мальчиков одновременно, мы обучили бы их телепатии и искусству передавать это знание другим.
   Когда мы обучим и отошлем их домой, каждый станет своего рода центром распространения знаний. И наши противники не смогут остановить это движение: оно будет распространяться подобно эпидемии. Через несколько лет каждый ребенок в стране овладеет приемами телепатии и даже сможет обучить своих родителей - тех, конечно, кто не слишком закоснел и способен к обучению.
   А когда люди станут телепатами, мы поведем их за собой и откроем им древнюю мудрость.
   Моултон кивнул, рассуждая вслух:
   - Да. Да, действительно, это можно осуществить. К счастью, Шаста - часть территории национального парка. Дай Бог памяти, кто там члены комитета? Понадобится принять совместную резолюцию и выделить небольшие ассигнования. Эфраим, дружище, если мне придется заключить небольшую сделку в сенате, ты простишь мне этот грех?
   Хоу добродушно усмехнулся.
   - Я говорю серьезно, - продолжал Моултон. - Люди так нетерпимы, так резки в суждениях по поводу политической беспринципности - в том числе и некоторые из наших братьев. Дайте подумать: года через два, пожалуй, мы сможем организовать первый лагерь.
   - Так долго ждать? - разочарованно спросила Джоан.
   - Увы, да, милая. В конгресс нужно будет представить два законопроекта, и придется немало потрудиться, чтобы впихнуть их в список, предназначенный к обсуждению. Нужно будет договориться с железной дорогой и автобусными фирмами о специальных скидках, чтобы дети смогли приехать. Мы должны провести рекламную кампанию и популяризировать вашу идею. И потом, нужно время, чтобы как можно больше наших братьев были избраны в органы управления этим движением и могли бы воспитывать детишек в лагерях, К счастью, я являюсь государственным попечителем детских организаций. Да, полагаю, года за два я справлюсь.
   - Господи Боже! - возразил Фил. - Не проще ли телепортировать ребят сюда, обучить их и тем же способом отправить обратно?
   - Мальчик мой, вы сами не понимаете, что вы говорите. Можно ли уничтожить насилие, если сам применяешь его? Каждый шаг должен быть сделан добровольно, под влиянием разума и убеждения. Каждый человек должен сам себя освободить: свободу невозможно навязывать силой. Да и так ли это долго - два года, чтобы выполнить работу, которая ждет своего часа со времен всемирного потопа?
   - Извините меня, сэр.
   - Не извиняйтесь. Ведь именно ваше юношеское нетерпение побудило нас заняться делом.
   Глава 12
   "И ПОЗНАЕТЕ ИСТИНУ..."
   Лагерь вырос на нижних склонах горы Шасты, возле Мак-Клауда. Глубоко в ущельях и на северных гребнях горы еще лежал весенний снег, когда тяжелые армейские грузовики загрохотали по дороге, построенной осенью военными инженерами. Из кузовов вынимали палатки и ставили их рядами на низменные места покатых склонов. Среди палаток появились кухни, лазарет, здание штаб-квартиры. Мало-помалу лагерь "Марк Твен", вначале существовавший только на бумаге, становился реальным.
   Сенатор Моултон, сняв мантию и надев бриджи, гетры, рубашку цвета хаки и шапочку с надписью "Директор лагеря", обходил свои владения, подбадривал рабочих, принимал решения за мелких руководителей и беспрестанно изучал разум любого, кто входил в лагерь или хотя бы появлялся в пределах видимости. Друг он или враг? Не явился ли сюда шпионить для отколовшихся братьев, выступивших против проекта? Сейчас нельзя себе позволить ни малейшей оплошности: слишком многое поставлено на карту.
   В западных и южных штатах, в Нью-Йорке и Новой Англии, в горах и на морских побережьях мальчишки укладывали чемоданы, покупали специальные билеты туда и обратно до лагеря на Шасте, обсуждали поездку со сверстниками, завидовавшими счастливцам.
   И по всей стране забеспокоились противники человеческой свободы и достоинства: рэкетиры, продажные политики, нечистоплотные адвокаты, мошенники от религии, владельцы потогонных предприятий и мелкие деспоты - все, кто наживается на человеческой нищете и угнетении и при этом неплохо разбирается в человеческой психологии, хорошо осознавая, сколь опасно могущество знания. Вся эта человеческая шушера забегала и заволновалась, не понимая, что происходит. Для них Моултон олицетворял все, что они ненавидели и боялись; гору Шасту им никогда не удавалось тронуть даже пальцем: самое название ее было им ненавистно. Они припоминали старые истории и содрогались от страха.
   Они содрогались от страха - но они действовали.
   Мальчиков будут перевозить в специальных трансконтинентальных автобусах может, подкупить кого-то из шоферов? Или завербовать? Может, удастся испортить двигатель или колеса? Молодежь будут перевозить и в поездах - может, перевести где-нибудь стрелку? Или попробовать отравить питьевую воду?
   Но и другая сторона была настороже. Поезд с мальчишками шел на запад; в нем сидел или над ним летел человек, чьим единственным заданием было проследить за безопасностью путешествия. Внутренним зрением этот человек обозревал окрестности и исследовал побуждения каждого, кто находился в радиусе многих миль от его подопечных.
   Быть может, кому-то из мальчиков и не удалось бы добраться до Шасты, если бы врагов свободы не застали врасплох. Ибо порок несет в себе недостаток: он не бывает по-настоящему умным. В самих его побудительных причинах кроется слабость. Спорадические попытки помешать мальчикам добраться до Шасты не имели успеха. Братья перешли в наступление, и меры, предпринятые ими, были более решительны и разумны, чем у их противников.
   В лагере плотный заслон окружал всю территорию национального парка горы Шасты. По совету Старейшего братья установили круглосуточный патруль, чтобы не допустить проникновения злобных и низких духом. Лагерь тоже подвергся проверке. Двух членов лагерного совета и десятка два мальчишек пришлось отправить домой, ибо после обследования оказалось, что их души уже испорчены. Мальчишкам не сообщили истинной причины отправки, а привели какие-то вполне правдоподобные объяснения.
   На первый взгляд лагерь ничем не отличался от сотен других скаутских лагерей. Проводились обычные курсы по ориентации в лесу. Как обычно, собирались суды чести, чтобы проэкзаменовать кандидатов. Вечерами, как водится, пели песни у костров, а перед завтраком делали зарядку. И почти не ощущалось, что здесь придавали чуть более серьезное значение клятве и законам скаутской организации.
   Каждый мальчик в течение лагерной смены хотя бы на одну ночь уходил в поход. Группами по пятнадцать-двадцать человек они отправлялись утром в сопровождении члена совета, то есть одного из братьев. Мальчики несли свернутые одеяла, рюкзаки с припасами, фляжки, ножи, компас и маленький топорик. Ночевали они на берегу горной речушки, куда стекали Ледниковые воды, и под шум ее бурных вод ужинали.
   Фил вышел в поход с одной из таких групп в первую же неделю лагерной смены. Он повел мальчиков по восточному склону горы, чтобы держаться как можно дальше от обычных туристских тропинок.
   После ужина все уселись у походного костра. Фил рассказывал ребятам о восточных праведниках и их чудесных способностях, о святом Франциске и птицах. Как раз посреди одного из рассказов в круге света, отбрасываемом костром, появился человек.
   Вернее, не только человек. Они увидели старика, одетого так, как мог бы одеться Дэви Крокетт. По бокам его шли звери; слева - горный лев, он заворчал при виде огня; а справа - олень с ветвистыми рогами, спокойно глядевший на ребят своими кроткими карими глазами.
   Кто-то из мальчиков испугался, но Хаксли тихонько предложил ребятам потесниться и дать место новоприбывшим. Они немного помолчали; детям нужно было время, чтобы привыкнуть к присутствию животных. Наконец один из ребят робко погладил огромную кошку, а лев перевернулся на спину и выставил напоказ брюхо. Мальчик поднял глаза на старика и спросил;
   - А как его зовут, мистер...
   - Эфраим. Его зовут Свобода.
   - Ого, да он совсем ручной! Как вы его приручили?
   - Он читает мои мысли и верит мне. Многие звери относятся к тебе дружелюбно, если они тебя знают. И многие люди тоже.
   Мальчик удивился:
   - Как же он может читать ваши мысли?
   - Это нетрудно. Ты тоже можешь читать его мысли. Хочешь, научу прямо сейчас?
   - Господи Боже!..
   - Погляди-ка мне в глаза. Хорошо! А теперь взгляни на него.
   - Ой... ой... правда могу!
   - Конечно, можешь. И мои мысли можешь читать. Я ведь не говорю вслух, ты заметил?
   - И правда не говорите. Я читаю ваши мысли!
   - А я твои. Несложно, верно?
   С помощью Фила всего за час Хоу научил ребят общаться путем передачи мысли. А потом, чтобы успокоить мальчишек, целый час рассказывал им истории, составлявшие важную часть их учебной программы. Он помог Филу уложить ребят спать и ушел в сопровождении зверей.
   На следующее утро перед Хаксли сразу же предстал юный скептик:
   - Скажите, тот старик с пумой и оленем - они мне приснились?
   - Приснились?
   - Вы же читаете мои мысли!
   - Конечно. А ты читаешь мои. Иди и расскажи всем мальчикам об этом.
   Перед возвращением в лагерь Хаксли посоветовал ребятам не рассказывать о своих приключениях тем, кто еще не ходил в ночной поход, но между собой и с другими посвященными общаться телепатическим способом, чтобы приобрести навыки.
   Все шло хорошо, пока одному мальчику не пришлось вернуться домой: ему сообщили о болезни отца. Старшие не хотели стирать из его разума вновь приобретенные знания, но за ним внимательно следили. Через какое-то время мальчик проболтался, и противники почти сразу же узнали обо всем. Хоу отдал приказ усилить телепатический патруль.
   Патрулю удавалось не пропускать в лагерь злоумышленников, но он был не слишком многочислен, не мог уследить за всем. Однажды глубокой ночью с подветренной стороны лагеря начался лесной пожар. Рядом с местом загорания никого не оказалось; совершенно очевидно было, что пользовались телекинезом.
   Но если, управляя материей на расстоянии, можно содеять зло, то так же можно его и исправить. Моултон усилием воли потушил пожар.
   На какое-то время враг, казалось, оставил попытки причинить мальчикам физический вред. Но враг не сдался. Однажды к Хаксли в панике обратился один из малышей, умоляя его немедленно прийти к ним в палатку: командир их отряда заболел. Фил обнаружил парнишку-командира в истерическом состоянии; соседи по палатке держали его, чтобы он не поранился. Он пытался перерезать себе ножом горло и пришел в безумную ярость, когда один из мальчиков схватил его за руку. Хаксли быстро оценил ситуацию и вызвал Бена.