— Да нет, ладно.
   — Нет, скажи мне, Клари. Мэрилин? Она знает, что ты здесь?
   — Я не то хотел сказать.
   Мать удивленно посмотрела на него, поцеловала в щеку и ушла.
   Какие бы успокоительные ему ни давали, их действие, конечно, сказывалось. Кларенс мало-помалу осознавал, что около кровати сидит отец, он слышал его звонкий ясный голос, видел улыбку, которая становилась все яснее, как улыбка Чеширского кота.
   — ...как только что сказала мне твоя мать. Что ж, могло быть хуже... проведешь пару недель у нас, Клари, старина, отдохнешь немного...
   Кларенс приподнялся на подушке, пытаясь проснуться, и тут же ощутил острую боль в плече.
   — Извини. Я, кажется, не могу проснуться. — Почему все его мысли в беспорядке вертелись вокруг Мэрилин, Эда, Греты, но только не родителей?
   — ...думаю, тебе надо поспать. Не пытайся побороть сон. Увидимся, Клари. Поправляйся, сынок.
   Кларенс заснул и проснулся, когда было темно, только из-под двери в коридор пробивалась полоска неестественно синего света. Ему хотелось в туалет, но вставать не разрешали, а он стеснялся попросить утку. «Я неудачник, — подумал Кларенс. — Я потерял Мэрилин, ничего не стою как полицейский, и что думают обо мне Рейнолдсы? Мне не удалось спасти их собаку или хотя бы деньги, которые они заплатили за собаку. И Мэрилин ненавидит меня за то, что я взвалил на ее плечи такой груз. Я совершил ошибку, убив человека. И теперь я должен убить себя». Тело Кларенса напряглось при этой мысли, но он не обращал внимания на боль. Он сжал зубы. Убить себя казалось достойным и закономерным выходом из сложившейся ситуации. Тогда он не будет больше совершать ошибки и многих людей избавит от хлопот.
   В палату торопливо вошла сестра, двигаясь, как бесплотное привидение, и прижала обе его руки к ребрам:
   — Ш-ш-ш! Не вставайте! Вы очень шумите!
   С других коек также послышалось недовольное бормотание. В левую руку Кларенса вонзилась игла. Боже, какие они безжалостные! И что, черт возьми, они ему колют?
   Кларенс видел сон: он был как бы другим человеком и в то же время оставался самим собой. Он убил двоих и избавлялся от второго трупа, запихивая его, как и первый, в большой контейнер для мусора на углу пустынной улицы. Второй жертвой был Манзони (первая не имела своего лица в его сне). Потом Кларенс оказался в магазине или в каком-то похожем на магазин помещении; он что-то бормотал про себя, но понимал, что несколько человек смотрят на него, думая, что он чокнутый и от него надо держаться подальше. И Кларенс понял, что он сделал: убил двух человек и запихнул их тела в мусорный контейнер, где наверняка их очень скоро найдут. «Если тот крутой детектив попытается выбить из меня правду, — подумал Кларенс, — я, конечно, расколюсь и все расскажу». Потом его обожгло вдруг острое чувство вины, ему стыдно было смотреть в глаза людям из-за того, что он совершил нечто такое, чего еще не делал никто и никогда. Он был проклят, непохож на других и внушал ужас и проснулся с ощущением неизбывной печали.
   В палате царил полумрак, и горела только одна маленькая лампочка около постели, где мужчина читал книгу.
   Кларенс попытался стряхнуть с себя оцепенение и помотал головой, чтобы преодолеть действие таблеток. Это, однако, был не сон. Он действительно убил человека. И то чувство, с которым он проснулся, не исчезнет. Отныне он будет жить один в страхе, что все выплывет наружу. Тоска нахлынула неожиданно, и Кларенс долго лежал, опершись на локоть, приоткрыв в изумлении рот. Ему хотелось закричать, однако он сдержался.

Глава 21

   Предполагалось, что Кларенс проведет в госпитале еще два дня, до вечера пятницы. Макгрегор позвонил в среду, и Кларенс разговаривал с ним по телефону в коридоре.
   — Мы справлялись о тебе, — сказал Макгрегор. — Я рад, что дела идут на поправку.
   И все. Коротко, но Кларенса удивило и ободрило, что капитан беспокоился о нем.
   Около пяти часов в среду Кларенс позвонил Рейнолдсам. Сегодня вечером Грета должна была встретиться с Мэрилин. Грета подошла к телефону.
   — Кларенс Духамель, — вежливо представился Кларенс. — Как поживаете? Ходили на балет вчера?
   — Да, ходили и получили громадное удовольствие. Спасибо вам, Кларенс.
   — Я звоню, потому что я сейчас в госпитале. Только до пятницы, и я...
   — В госпитале? Что случилось?
   — Всего лишь сквозное ранение. Пулевое.
   — Какой ужас! Кто стрелял в вас?
   — О... какие-то люди на Сто пятнадцатой. Да у меня ничего серьезного.
   — Какой госпиталь?.. Вас навещают?.. Я приду навестить вас завтра. Завтра утром, Кларенс.
   — Пожалуйста, не беспокойтесь, Грета!
   Но она твердо решила беспокоиться. Кларенс проковылял к своей кровати, чувствуя себя намного счастливее. Завтра Грета расскажет ему о встрече с Мэрилин, и, может быть, Мэрилин спросит что-нибудь о нем. Кларенс закрыл глаза и погрузился в дремоту. Мужчина, лежавший справа от него, разговаривал со старым товарищем, пришедшим его проведать.
   — ...ночные сестры и все такое, когда я был в Сингапуре. Британский госпиталь, конечно.
   «Сингапур?»
   — ... — Смех. — Малярия... подхватишь ее там. Она свирепствовала в японских концлагерях... хуже всего церебральная. Некоторые так и не выздоровели...
   Грета пришла на следующее утро около одиннадцати и принесла пластиковую сумку с зеленоватыми грейпфрутами и толстой книгой в новой темной обложке. Это был сборник эссе и журнальных статей Джорджа Оруэлла «Памяти Каталонии».
   — Вам нравится Оруэлл? — спросила Грета. — Возможно, вы все это читали.
   — Я читал «Каталонию». Но у меня ее нет. Спасибо. Вам удобно? — Кларенс готов был предложить ей одну из своих подушек, потому что стул казался каким-то нескладным. Он немного стеснялся. Он все еще помнил тот ужасный сон и чувствовал скованность, будто на его лице, как в раскрытой книге, можно было прочесть его содержание.
   Грета заверила, что со стулом все в порядке. Она хотела услышать, что случилось с ним. Он рассказал ей о происшествии, пистолете; глупо, сказал он, что ему не удалось запомнить номер машины.
   — Вы виделись вчера с Мэрилин? — спросил Кларенс.
   — О да! — Лицо Греты засияло. — Надеюсь, она получила удовольствие. У нас было два докладчика, а вторая часть вечера была поэтическая. Каждый читал свое или что хотел.
   — У Мэрилин все нормально? — Ему было неприятно, что мужчина, лежавший справа, вероятно, прислушивался к их разговору, глаза закрыты, но это ничего не значит. Он подслушивал ради развлечения.
   — По-моему, да. Она сказала, что живет в Западном округе, на Одиннадцатой улице.
   Острая боль пронзила Кларенса, как будто он получил еще одну пулю. Западный округ, Одиннадцатая улица, означало: Денни, танцовщик. Значит, она живет у Денни.
   — Она не сказала, — продолжал Кларенс, — с кем живет?
   Грета на мгновение запнулась:
   — Нет. Не говорила.
   Она, возможно, догадывалась, что Мэрилин переехала к дружку. Но как она спокойно к этому отнеслась, подумал Кларенс. А что еще он ожидал? И он не стал рассказывать Грете о Денни.
   — Она... Говорила она что-нибудь обо мне?
   — О! Я сказала ей, что вы в госпитале. Успокоила ее, что ничего серьезного не случилось, потому что вы меня в этом заверили.
   Кларенс понимал: Грета наверняка знает, что Мэрилин даже не позвонила. Он почему-то немного этого стеснялся или стыдился.
   — Вам сейчас тяжело, да, Кларенс?
   «Я иногда вообще перестаю верить, что Мэрилин вернется», — хотел сказать Кларенс.
   — Сколько вам еще ходить с повязкой?
   — Ах, это. Возможно, ее снимут в пятницу. Перед выпиской. Родители хотят, чтобы я пожил у них несколько дней. В моей квартире на Девятнадцатой улице нет лифта. Трудно подниматься с такой ногой.
   — Конечно, поживите с ними. Будет кому приготовить вам еду.
   Вошла сестра, улыбающаяся пуэрториканка, и предупредила, что Грете пора уходить.
   — Мэрилин не дала вам своего телефона? — спросил Кларенс.
   — Нет, но сказала, что как-нибудь заглянет ко мне.
   Кларенса смутила многозначительная улыбка Греты. Он чувствовал: Грета понимает, что у них с Мэрилин все кончено, и считает, как это свойственно пожилым людям, что он должен смириться с этим.
   — Знаете, Кларенс, если захотите пожить несколько дней у нас, мы будем очень рады. У нас есть лишняя комната, я уже обговорила это с Эдом.
   Кларенс не сразу поверил такому счастью:
   — Вы очень добры ко мне. Но мои родители...
   — Они живут на Лонг-Айленде. В пашей квартире вам было бы легче встретиться с Мэрилин.
   Это правда.
   — Мне не хотелось бы беспокоить вас. Лишние хлопоты.
   — Чепуха! Я совсем свободна. — Грета поднялась, улыбаясь ему, при этом уголки ее глаз, как и уголки губ, поднялись кверху. — Эд, наверное, позвонит вам. Можно позвонить вам сюда?
   — Да, в коридоре есть телефон. Спасибо, что пришли, Грета. И за книгу, и за грейпфруты. — Кларенсу уже разрешили сидеть, и ему удалось проводить Грету до двери, но он чувствовал себя неловко в ночной рубашке.
   Грета ушла. Степы снова стали блекло-голубыми, комната не сохранила ее тепла.
   Родители Кларенса, пришедшие навестить его в тот вечер, удивились, что их сын решил воспользоваться гостеприимством семьи, с которой едва знаком.
   — Не семья, мама, просто муж и жена.
   Кто такие Рейнолдсы? Они не слышали о них, пока их фамилию не упомянул детектив, который звонил к ним домой.
   Кларенс объяснил, как он познакомился с Рейнолдсами в прошлом месяце.
   — Я не собираюсь сразу ехать к ним. — Конечно, ему хотелось бы поехать туда немедленно. Астория его не привлекала. — Эдуард Рейнолдс работает в «Кросс и Дикенсон». Старшим редактором. Они очень милые люди, мама.
   — Сначала поживешь с нами, — решила мать. — Надо окрепнуть, прежде чем переезжать к людям, которых ты не очень хорошо знаешь.
   — Мы приедем на машине завтра в это же время и заберем тебя, Клари, мой мальчик, — заявил Ральф.
   Выхода не было.
   — Мне надо забрать кое-что из дома. Почту, возможно, счета.
   — У тебя есть ключи, Клари? — спросила мать. — Может, мы заедем туда завтра вечером? Но тебе нельзя карабкаться по этим лестницам... я привезу тебе одежду из домашних запасов. В нашем доме полно твоей одежды, и тебе всегда нравились старые вещи.
   Кларенс потянулся за кольцом с ключами, лежавшим в тумбочке около его кровати. На кольце висели два ключа от квартиры Мэрилин, уже ставшие бесполезными.
   — Возьми джинсы, может, пару рубашек. Рубашки в среднем ящике комода. Не французские рубашки с манжетами, обычные.
   — Знаю, — успокоила его довольная мать.
   — Мэрилин навещала тебя? — спросил отец. — Я надеялся увидеться с ней здесь.
   Кларенс понимал, что его мать выглядит моложе Греты, она очень хорошенькая, ей так идет черное пальто с меховым воротником, застегнутым вокруг шеи, и жизнерадостная улыбка сияет на ее лице, и выглядит она прекрасно. Но Грета казалась ему более привлекательной, хотя, если судить по чертам лица, ее можно было бы назвать некрасивой. Он понял, что немного влюблен в Грету.
   Отец говорил о том, как повезло Кларенсу:
   — Двадцать один полицейский убит только в одном Нью-Йорке...
   Вошла сестра. Родителям было пора уходить. Кларенс взялся за книгу и на несколько минут погрузился в чтение. Потом подумал о Денни, о Мэрилин на Одиннадцатой улице Западного округа... Мэрилин, возможно, готовит ему еду, развешивает в шкафу свою одежду и подыскивает удобное место для пишущей машинки (Кларенс почему-то представлял, что у Денни шикарная квартира), и он ощущал, как в нем натягивается какая-то струна. Он закрыл глаза. Так не могло продолжаться, не могло быть ничего серьезного у Мэрилин и Денни. Денни знал, что Мэрилин его девушка. И сам никогда не относился к ней серьезно. Кларенс дважды видел его. Если мужчина не интересовал ее, Мэрилин могла быть холодной, неженственной, могла вести себя просто по-товарищески, казаться бесполой. Кларенс не раз видел это. И что такого замечательного в Денни? Ему двадцать шесть, а он еще ничего не добился. Родители помогали ему платить за квартиру, он вспомнил, как Мэрилин говорила об этом. Может, он даже снимает квартиру на двоих, там живет еще один парень. Кларенс надеялся на это.
   Когда Кларенс без аппетита рассматривал обед, принесенный на подносе, вошла сестра и сказала, что его просят к телефону. Мэрилин, подумал Кларенс. Он вылез из постели, стараясь побыстрее добраться до телефона, и приготовился выслушать самые обычные замечания по поводу его раны. И он мог бы сказать: «Надеюсь, на Одиннадцатой улице тебе живется спокойнее».
   — Добрый день. Кларенс?
   Кларенс узнал голос Эда:
   — Да. Здравствуйте, Эд. Как вы?
   — Я звоню, чтобы спросить вас о том же. Грета сочла, что выглядите вы хорошо, ну более-менее.
   — О, со мной все в порядке. Завтра выписываюсь. Родители приедут забрать меня.
   — Грета сказала, что вы, возможно, поживете у нас несколько дней. Надеюсь, вам это удастся. Как надолго вы выбыли из строя?
   — На три недели, говорят. Я уже могу ходить. Просто не буду работать.
   Кларенс вернулся в постель, к своему подносу. Он надеялся, что Эд упомянет о Мэрилин, скажет что-нибудь о том, что видел ее в среду вечером. Как бессмысленно, подумал Кларенс, вот так хвататься за каждое слово, за впечатление, которое могло возникнуть у Эда, если Эд вообще видел Мэри лип, а вполне возможно, что и не видел. Кларенс понимал, что потерял ощущение реальности, цепляясь за надежду, скорее всего несбыточную. Мэрилин даже не позвонила.

Глава 22

   Во вторник вечером Рейнолдсы ожидали Кларенса Духамеля. Его родители, вернее, отец должен был привезти Кларенса в Манхэттен, и Рейнолдсы попросили Кларенса привести к ним его, а если получится, и маму: они хотели познакомиться с ними. Джульетту заранее вывели погулять. Грета приготовила довольно изысканный обед — жареную утку, привела в порядок комнату, служившую ей студией: свой мольберт затолкала в угол, все краски сдвинула в конец длинного рабочего стола и украсила временное жилище горшком цветущей бегонии. На столик около кровати она положила несколько книг, которые, по ее мнению, могли поправиться Кларенсу. Она надеялась, что родители Духамеля останутся пообедать.
   Зазвонил телефон, и Эд поднял трубку.
   — Алло, мистер Рейнолдс? Говорит патрульный Питер Манзони. Я работаю в том же полицейском участке, что Духамель. Вы его, кажется, знаете: Кларенс.
   — Да?
   — Мне хотелось бы встретиться с вами, мистер Рейнолдс. Я нахожусь поблизости и хотел узнать, не найдется ли у вас нескольких минут.
   — Сегодня вечером я...
   — Или позднее, после обеда? Меня это устроит.
   — Сегодня мне неудобно. У нас гости. Могу я узнать, в чем дело?
   — Мне просто хотелось бы задать вам несколько вопросов относительно Кларенса. Ничего сложного.
   Такая назойливость рассердила Эда.
   — Вопросы, которые вы не можете задать ему?
   Полицейский рассмеялся:
   — Не совсем. Разные вопросы. Как насчет завтрашнего вечера? Скажем, в районе половины седьмого? Семи?
   Эд нерешительно произнес:
   — Мне хотелось бы знать, о чем идет речь.
   — Я не могу обсуждать это по телефону. Это моя работа, мистер Рейнолдс.
   Эд подумал, что для Кларенса будет хуже, если он станет уклоняться от встречи.
   — Хорошо. Завтра? Около семи?.. Я встречу вас в вестибюле, внизу. — Эд повесил трубку.
   — Кто это? — спросила Грета.
   — Тот парень, о котором, по твоим словам, упоминал Кларенс. Манзони. Хочет встретиться со мной завтра вечером.
   — Встретиться с тобой? Зачем?
   — Говорит, что хочет задать мне какие-то вопросы относительно Кларенса.
   Зазвонил внутренний телефон на кухне, и Грета направилась туда.
   Эд спросил себя, знают ли в полицейском участке Кларенса, что тот собирается провести у них несколько дней? Возможно. Тогда они просто хотят прояснить ситуацию, почему бы и нет?
   — Я не намерен ничего рассказывать этому человеку, — заявил Эд Грете.
   Позвонили в дверь.
   Кларенс вошел со своим отцом и поставил чемодан в прихожей.
   — Эд — Грета — мой отец. Мистер и миссис Рейнолдс.
   — Как поживаете? — произнес Ральф, кланяясь Грете и протягивая руку Эду. — Счастлив познакомиться с вами, потому что сын много рассказывал мне о вас.
   — А ваша жена не приехала с вами? — спросил Эд.
   — Нет, у нее сегодня вечером, в восемь часов, совещание. Она могла бы приехать, но, по-моему, не захотела утруждать вас большим количеством гостей.
   Они прошли в гостиную.
   Ральф Духамель понравился Эду с первого взгляда. Он выглядел человеком открытым, бесхитростным, однако уверенным в себе. Кларенс унаследовал от него красивые полные губы, но волосы у Ральфа были темнее, чем у Кларенса, и ростом он был ниже.
   — Вы чувствуете себя лучше, Кларенс? — спросила Грета.
   — Абсолютно нормально, — ответил Кларенс.
   Ральф принял предложенное ему виски, но сказал, что не останется, когда Грета выразила надежду, что он пообедает с ними.
   — Клари рассказал мне о вашей собачке. Ужасная история. И это надувательство с выкупом. Отвратительно. Манхэттен опасней того района, где живем мы. Несомненно. Мы живем в Астории. Конечно, ничего сверхъестественного, но для нас это родные места. Клари там вырос.
   По тому, как говорил Ральф, Эд понял, что тот не знает и не подозревает, что Кларенс убил Роважински.
   — Клари считает, что не сумел как следует помочь вам, — сказал Ральф. — Последнее время он только и говорит об этом.
   — Что он мог сделать? — возразил Эд. — Боюсь, собаку убили сразу.
   — Да, понимаю. Клари говорит, что вы встречались с Мэрилин.
   — Один раз. — Эд был рад сменить тему. Грета и Кларенс беседовали в другом конце комнаты. — Мне она показалась очень милой. Весьма образованной.
   — Вот как? — удивился Ральф. — Серьезная девушка?
   — О да. Увлекается политикой, — улыбнулся Эд.
   — Клари просто сходит по ней с ума. По крайней мере, она сама зарабатывает себе на жизнь. Надеюсь, не балуется наркотиками. Клари говорит, что она даже не курит травку.
   Кларенс показал отцу картины Греты. Ральфу, похоже, очень понравился морской пейзаж. Он отказался от второго стакана виски.
   — Веди себя хорошо, Клари, — сказал Ральф на прощанье. У дверей он опять обменялся рукопожатием с Эдом.
   — Давайте взглянем на вашу комнату, Кларенс, — предложила Грета. — Забирайте свой чемодан. Сможете донести его?
   — Да он ничего не весит. Маленький чемоданчик. — Кларенс поднял чемодан и пошел за ней по коридору, который вел от кухни налево. Его комната размещалась в левой половине квартиры, окно выходило на улицу. — Какая красивая комната! — воскликнул Кларенс.
   Пол был покрыт плотным темно-зеленым ковром, на кровати ярко-оранжевое покрывало, очень удобный стол, белые стены — везде гармония и порядок. У Рейнолдсов хороший вкус. Кларенс захватил с собой немного вещей, поскольку считал, что не должен оставаться у Рейнолдсов больше двух дней. Он вымыл руки и лицо в облицованной голубой плиткой ванной комнате — Грета показала ему его полотенца. Потом вернулся в гостиную с бутылкой французского вина, которую привез с собой.
   Обед был готов.
   Позднее, вечером, когда Кларенс ушел в свою комнату, Эд стоял у окна гостиной, глядя вниз на дома из коричневого кирпича, зажатые между высотными зданиями на противоположной стороне улицы. Грета вышла погулять со щенком. Кларенс предложил вывести собаку, но Грета хотела сделать это сама. Эду предстояло перед сном еще кое-что прочитать. Он думал о завтрашней встрече с Манзони, заранее страшась ее. Он должен сохранять спокойствие, быть немногословным и придерживаться фактов — только фактов до определенного момента. Манзони, возможно, скажет: «Я слышал, что Духамель живет сейчас у вас». Эду следовало бы заняться рукописью, но он хотел сначала услышать слабый хлопок двери лифта, шаги Греты в коридоре и увериться, что она благополучно вернулась домой. Он сел на диван, открыл на девятой странице информационный бюллетень, озаглавленный «Сравнительный анализ научно-популярной литературы: год нынешний и предыдущий». Реклама, местные распродажи, официальные отчеты, все подробно перечислено по пунктам. Эд был рад увидеть, что две предложенные им книги получили хорошие отзывы, но одна книга, против издания которой он возражал, получила еще более лестный отзыв. Такова жизнь.
   — Что Кларенс собирается делать завтра? — спросил Эд.
   — Хочет помочь мне с покупками. И выгулять собаку. — Грета рассмеялась.
   — Мне не хотелось бы, чтобы он гулял с собакой, — произнес Эд, понизив голос. — Мы справимся сами.
   — Ему хочется быть полезным. Он...
   — Звонил тот самый Манзони, — прервал ее Эд. — Не знаю. Возможно, он следит за домом. Мне это не правится.
   Грета пристально посмотрела на него:
   — Хорошо, Эдди.
   — Завтра расскажу подробней, что ему надо.
* * *
   Следующим вечером, без десяти семь, Эд спустился в вестибюль своего дома.
   — Жду одного человека, — с улыбкой объяснил он швейцару.
   Кларенс выходил днем в кино, но сейчас был дома и хотел пригласить Эда и Грету пойти куда-нибудь пообедать. Эд сказал Кларенсу, что у него назначена встреча с одним из его авторов, который живет неподалеку, и он вернется через полчаса.
   Манзони был пунктуален, и Эд сразу признал в нем полицейского, как только швейцар впустил его: мужчина приблизительно пяти футов роста, черные вьющиеся волосы, синий плащ, надменная улыбка на широком помятом лице.
   — Мистер Рейнолдс? — спросил он.
   — Да. Добрый вечер.
   — Что ж, зайдем куда-нибудь?
   Они нашли неподалеку небольшой бар. Манзони направился к угловому столику. Когда они уселись, он сказал:
   — Узнал сегодня, что Кларенс поселился у вас. От его родителей.
   — Да. На пару дней. Он только что вышел из госпиталя, как вам, вероятно, известно.
   — Думмель обязан был доложить, где находится. Он остается копом, даже если в данный момент болен. Вот почему я позвонил его родителям. Его телефон не отвечал.
   Эд промолчал.
   — Так вот, — улыбнулся Манзони, — что вам известно относительно Роважински, мистер Рейнолдс? Я пришел спросить, что рассказал о нем Думмель.
   — Знаю только, что его нашли мертвым, — ответил Эд.
   Подошел официант. Манзони пробормотал что-то. Эд заказал виски с содовой.
   Манзони закурил сигарету. У него были пухлые сильные руки, под стать лицу.
   — Понимаете, отдел по расследованию убийств не знает, кто убил Роважински, но они подозревают, что это дело рук Думмеля. А чьих же еще, в самом деле? Как вы считаете?
   — Я не думал об этом.
   — Нет? В самом деле?
   Эд постарался успокоиться и вытащил сигареты.
   — Вы что, полагаете, что мне доставляет удовольствие вспоминать Роважински? Я забыл о нем.
   — Честно говоря, я хочу спросить вас: не думаете ли вы, что это сделал Кларенс? Он не рассказывал вам?
   — Нет. — Эд слегка нахмурился, изобразил легкое удивление: он понял, что немного играет и что это правильно. — Вам известно столько же, сколько мне, и даже, наверное, больше. — Поскольку Манзони молчал, наблюдая за ним со скептической улыбкой, Эд спросил: — Вы детектив?
   — Нет. Стану им.
   Принесли их заказ.
   Манзони отпил из своего стакана и зажал кусочек льда между зубами.
   — Мне пришло в голову, мистер Рейнолдс, что, если Думмель убил парня, вы должны быть на стороне Думмеля, правда? В конце концов, вам не правился Роважински.
   Эд снова притворно вздохнул:
   — Я не настолько ненавидел Роважински, чтобы желать убить его. Он был больным человеком, сумасшедшим.
   Манзони кивнул:
   — Что бы Кларенс ни говорил вам... Послушайте, мистер Рейнолдс, мы уверены, что это сделал Думмель, и ему придется отвечать на наши вопросы, понимаете? Конечно, он только что выписался из госпиталя...
   — Вот как? Вы уверены?
   — У Думмеля был мотив. Вы знаете об этом. Этот поляк приставал к его подружке. Он обвинил Думмеля, что тот получил взятку. Нечто, чего нельзя доказать: да или нет! — объяснил Манзони, подняв вверх толстый указательный палец. — Думмель без ума от таких людей, как вы, хотел сделать что-нибудь хорошее для вас. Общественный прилипала.
   Эд с притворным изумлением покачал головой:
   — Так в чем дело?
   — Я не могу представить вам неопровержимых улик. Понимаю, что вы, конечно, станете покрывать своего приятеля.
   Эд поспешил допить свой стакан, ему хотелось поскорее уйти.
   — Мистер Рейнолдс, Думмеля уже взяли в оборот, и мы доберемся до него. Не знаю только... как. — Манзони затих, приподняв плечи, углубившись на несколько секунд в свои мысли. — Но это не составит труда.
   Очевидно, предположил Эд, Манзони не настолько уверен в своей правоте, иначе он прямо сказал бы, что он, Эд Рейнолдс, покрывает Думмеля. Эд тоже пожал плечами, как бы говоря: «Это ваша забота».
   Манзони пристально посмотрел на Эда, слегка улыбаясь, но испепеляя его суровым взглядом, который Эд видел в фильмах и телесериалах: крутой детектив добивается откровенного признания, настал критический момент или, возможно, противники меряются силами.
   — Так вы утверждаете, что Кларенс не сказал вам ни слова.
   — Именно, — подтвердил Эд.
   — Он только сказал, что провел ту ночь со своей подружкой?
   — Ту ночь?
   — Ночь, когда был убит Роважински. Вторник. Тот вторник.
   — Да. Именно так он говорил.
   — Возможно, вам известно, что подружка Думмеля бросила его. Мэрилин.