Страница:
Она снова сделала вдох, и он приложил палец к её губам, — интимный жест любовника, предназначенный заставить её умолкнуть.
— Не стоит геройствовать попусту, детка. Всегда есть способы добиться своего, не губя себя.
«Он не хочет лезть по этой шахте, — подумал Люк. — Он сказал себе, что есть другой способ, — и он, вероятно, даже верит в это, — но в глубине души он не хочет быть тем, кто полезет через решётку, в то время как она применяет Силу, чтобы запутать след».
И это понимание он увидел в серых глазах Кал-листы.
— Гейт, — тихо произнесла она, и в её колебании Люк услышал эхо своих прежних вспышек ярости. — Иногда их нет.
Он воздел руки вверх.
— Ты говоришь, словно старый ина Джинн!
— Ну так что же?
— Для парня, который сотню лет никуда носа не высовывал с этого своего гноящегося газового шара, старина Джинн, чёрт его побери, чересчур охотно указывает другим людям, как им следует умирать! Калли, я повидал свет. Я и знаю, о чём говорю.
— А я знаю, что мы понятия не имеем, сколько осталось времени, прежде чем эта штука уйдёт в гиперпространство. — Она по-прежнему не повышала голоса, но что-то в её интонации не позволило ему снова перебить её. — Нет. Если мы её уничтожим, она исчезнет. Погибнет. А если мы покинем её, сбежим с неё…
— Нет ничего плохого в том, чтобы отскочить подальше и получить подмогу!
— За исключением того, что тогда мы потеряем свой единственный верный шанс.
— Ты хочешь сказать, потеряем свой шанс взорваться к чёртовой матери вместе с этой штукой!
— Да, — согласилась Каллиста. — Именно это я и хочу сказать. Ты мне поможешь или нет?
Он положил руки на бёдра, посмотрел на неё сверху вниз, так как был человеком высоким.
— Ты упрямая наездница на рыбах. — В его улыбке обнаружился проблеск нежности.
Её голос еле заметно дрогнул, когда она подняла голову, посмотрев ему в лица
— Не покидай меня, Гейт. Одна я не справлюсь.
И Люк увидел, что в голубых глазах Гейта что-то изменилось — самую малость.
Боль вернулась к нему, разорвав в клочья сцену в ангаре. Он открыл глаза, почувствовав под собой лёгкий, плавный толчок движения. Над головой у него тянулись идущие от головы к ногам тонкие тёмные линии, похожие на провода сканера… потолочные швы.
Подвигав головой, он увидел, что лежит на маленьких антигравных салазках, из-за которых виднелись грязная и помятая металлическая голова и плечи Си-Трипио, когда дройд направлял салазки по коридору. Где-то впереди раздался звук, и Трипио застыл — как может застыть лишь механизм. По металлической маске лица Трипио прошло жёлтое мерцание тусклых огоньков дройда-обнаружителя, отразившись от полированной поверхности его руки, лежавшей на краю салазок.
Жёлтые огоньки поплыли дальше. Трипио снова двинулся вперёд, шаги его гулко отдавались в пустом коридоре. Люк снова стал погружаться во тьму.
«Щебетунчик», — подумал он. Он вызвал осечку энклизионной решётки и толкнул серебристый шар на десять метров вверх по шахте, но в него все равно попали — четыре, а может, и пять раз. Он слышал взвизгивание рикошетящих о металл пуль. Трипио перерезал узел связи, Крей в опасности, он не мог лежать здесь…
«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильней им захочется тебя добить».
Он увидел её в орудийном гнезде.
Там тоже горел свет.
Она была одна. Все мониторы сдохли, пустые чёрные идиотские лица, дырки в зловредности Повеления, — она сидела совершенно неподвижно на углу пульта, но он знал, что она слушала. Голова опущена, длинные руки свободно лежат на коленях, он видел напряжение в том, как она дышала. Она слушала.
Один раз она посмотрела на хронометр над дверью.
— Не делай этого со мной, Гейт. — Голос её был едва слышен. — Не делай этого.
После долгого-предолгого мучительного, тяжёлого молчания, похожего на многие годы тяжёлой болезни, хотя в помещении абсолютно ничего не изменилось, она наконец поняла. Она поднялась на ноги, подошла к пульту, отстучала команды: высокая девушка, в сером лётном комбинезоне, висевшем на ней мешком, с висящим на боку Мечом Джедая, украшенным цепочкой танцующих морских клоунов. Она оживила экран, и Люк увидел у неё за плечом ангар с изувеченным рогаткокрылом и пустыми метрами бетонного пола там, где раньше стояла скоростная шлюпка.
Она включила линию показаний приборов, а затем, словно их было недостаточно, отстучала: ВИЗУАЛЬНАЯ ЗАПИСЬ.
Глаза Люка были глазами видеокамеры, скрытой среди кратеров неровного корпуса дредноута. Не возникало никаких сомнений в том, что пилотом Гейт был лихим. Скоростные шлюпки были десантными судами, а не истребителями, — неуклюжие в управлении, хотя и обладавшие скоростью, чтобы оставить позади почти любую погоню. И Гейт был прав, — наполовину наблюдением, наполовину инстинктом Люк почувствовал схему выстрелов, совершаемых Повелением, сложный двойной эллипс с парой скальных поворотов.
Парой, а не одним, как утверждал Гейт.
Увёртываясь, падая, маневрируя среди слоёв наполненной светом пыли, полускрытый кусками кувыркающихся скал, Гейт управлял скоростной шлюпкой так, словно та была имперским истребителем, скача сквозь белые полосы смерти с захватывающей дух скоростью. Он находился за пределами дальнобойности, когда шальной луч, которому никак не полагалось тут быть, продырявил ему стабилизатор.
«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильнее им захочется тебя добить».
Должно быть, он каким-то образом справился с управлением судном, оно безумно вращалось вокруг оси, но сохраняло свою траекторию. Из пыли выплыл астероид и снёс один из его двигателей, волоча его за собой…
И всё закончилось.
Люк увидел как вспышка последнего взрыва на мониторе залила белым светом лицо Каллисты.
Она закрыла глаза. Слёзы оставили борозды на испачканном лице. Она не ела и не спала много суток; она измотана, она вот-вот сорвётся. Возможно, у Повеления имелись какие-то хитрые приёмы для расправы с теми, кто проникал иными средствами, кроме десантных судов с их отсеками индоктринации. — Возможно, будь Гейт стопроцентно бдителен, стопроцентно подтянут, то сумел бы сделать то, что собирался, и вырваться, приведя подмогу.
Она повернула голову и подняла взгляд на тёмную шахту, похожую на перевёрнутый колодец, уходящий в ночь над потолком. Энклизионная решётка имела вид бледных, до умопомрачения неизменных звёзд. Она медленно втянула сквозь зубы воздух и так же медленно выдохнула его.
Он снова очнулся — или подумал, что очнулся, — в полнейшей темноте, и она была там, лежала, прижимаясь к его спине. Её тело прильнуло к нему, её бедро касалось тыльной стороны его ноги — а нога у него не болела, сообразил он, вообще ничего не болело, — её рука лежала у него на боку, а её щека прижималась к его лопатке, словно зверёк, тайком подкравшийся к человеку, в поисках успокоения и тепла. Его напугало напряжение её мышц, затаённое горе.
Горе, вызванное пережитым сном, который видел и он. Воспоминанием того, кто её предал. Необходимостью справиться одной.
Осторожно, боясь, что, если он хоть чуть-чуть пошевельнётся, она убежит, он повернулся и заключил её в объятия.
Так же как в орудийном отсеке, она сделала один вдох, держась из последних сил, а потом выдохнула.
И долго плакала, молча и без суетливости или оправданий. Горячая влага её слез впитывалась в его драный комбинезон, а плечи вздрагивали при вдохах и выдохах.
— Все хорошо, — тихо произнёс Люк. Её волосы, такие жёсткие с виду, были поразительно тонкими на ощупь, они окутывали его ладони, наполняя и переполняя их. — Все хорошо.
После долгого молчания она сказала:
— Он думал, что сама я и пытаться не стану. Он хотел спасти мне жизнь. Я знаю это. И он знал, что я пойму.
— Но всё равно он решил без тебя.
Он почувствовал, что она чуть заметно криво улыбнулась, уткнувшись лицом в его грязный комбинезон.
— Ну, это было его решение, и, значит, оно должно было быть верным, не так ли? Извини. Это звучит зло — многие из его решений были верны. Он был настоящим демоном-истребителем в истребителе. Но это… Я это чувствовала. Я знала, что, как только мы отвалим, никакого возврата не будет. Я долго злилась на него.
— А я до сих пор злюсь на него. И вспомнил слабое, уплывающее ощущение её в орудийном отсеке, даже меньше, чем призрак.
Скрытая, размытая, измотанная, превращённая усталостью почти в ничто.
— Я удивлён, что ты вообще помогла мне.
— Я не собиралась, — ответила она. Он почувствовал, как она переместила руку, убирая волосы с лица. — На самом-то деле не из ненависти, но… Всё казалось таким далёким. Таким нереальным. Всё равно как смотреть, как моррты шныряют вокруг обломков скелета корабля.
— И всё же ты осталась, — заметил Люк, понимая, что видит сон; понимая, что тепло её тела, длинные руки и мягкие тонкие волосы и лежавшая у него на плече щека были её воспоминаниями о её теле, её памятью о том, как оно выглядело, воспоминаниями, давно похороненными. — Ты использовала последние остатки Силы для того, чтобы поместить себя в орудийный компьютер, чтобы помешать захватить корабль любому другому. А ведь ты знала, на веки вечные.
Он почувствовал её вздох у своего плеча.
— Я не могла", позволить кому-либо проникнуть на борт.
— Все эти годы…
— Всё было… не так уж плохо, после того как прошло какое-то время. Джинн теоретически обучил нас технике проецирования своего разума во что-то другое, что-то, способное принять разум и сознание, но, похоже, он рассматривал это как трусость. Как боязнь или неохоту перейти на следующую ступень, переправиться на другую сторону. Коль скоро я оказалась в компьютере…
Она покачала головой и как-то неопределённо махнула рукой, словно вспоминая о каком-то опыте, ему неизвестном.
— Через некоторое время мне стало казаться, что так было всю мою жизнь. Что происходившее прежде — Чад, и море, и папа, и наставления Джинна, платформа на Беспине и… и Гейт… — они превратились в своего рода сон. Но трехноги… они немного похожи на тримов с нашей планеты, милых, безвредных, добродушных. Я хотела помочь им. И так обрадовалась, когда ты помог. Это был первый раз, когда я действительно… — действительно увидела тебя. И даже джавасы…
Она снова вздохнула и обняла его крепче. И почему-то форма и сила, и давление её ладоней содержали в себе ту истину, с которой начиналось всё остальное. Он впервые понял, как его друг Ведж Клин мог писать поэмы о бледных перистых волосах Кви Ксукс. Вся разница состояла в том, что это ведь были волосы Кви.
— Люк… — прошептала она, и он склонился к ней и поцеловал её в губы.
— Не стоит геройствовать попусту, детка. Всегда есть способы добиться своего, не губя себя.
«Он не хочет лезть по этой шахте, — подумал Люк. — Он сказал себе, что есть другой способ, — и он, вероятно, даже верит в это, — но в глубине души он не хочет быть тем, кто полезет через решётку, в то время как она применяет Силу, чтобы запутать след».
И это понимание он увидел в серых глазах Кал-листы.
— Гейт, — тихо произнесла она, и в её колебании Люк услышал эхо своих прежних вспышек ярости. — Иногда их нет.
Он воздел руки вверх.
— Ты говоришь, словно старый ина Джинн!
— Ну так что же?
— Для парня, который сотню лет никуда носа не высовывал с этого своего гноящегося газового шара, старина Джинн, чёрт его побери, чересчур охотно указывает другим людям, как им следует умирать! Калли, я повидал свет. Я и знаю, о чём говорю.
— А я знаю, что мы понятия не имеем, сколько осталось времени, прежде чем эта штука уйдёт в гиперпространство. — Она по-прежнему не повышала голоса, но что-то в её интонации не позволило ему снова перебить её. — Нет. Если мы её уничтожим, она исчезнет. Погибнет. А если мы покинем её, сбежим с неё…
— Нет ничего плохого в том, чтобы отскочить подальше и получить подмогу!
— За исключением того, что тогда мы потеряем свой единственный верный шанс.
— Ты хочешь сказать, потеряем свой шанс взорваться к чёртовой матери вместе с этой штукой!
— Да, — согласилась Каллиста. — Именно это я и хочу сказать. Ты мне поможешь или нет?
Он положил руки на бёдра, посмотрел на неё сверху вниз, так как был человеком высоким.
— Ты упрямая наездница на рыбах. — В его улыбке обнаружился проблеск нежности.
Её голос еле заметно дрогнул, когда она подняла голову, посмотрев ему в лица
— Не покидай меня, Гейт. Одна я не справлюсь.
И Люк увидел, что в голубых глазах Гейта что-то изменилось — самую малость.
Боль вернулась к нему, разорвав в клочья сцену в ангаре. Он открыл глаза, почувствовав под собой лёгкий, плавный толчок движения. Над головой у него тянулись идущие от головы к ногам тонкие тёмные линии, похожие на провода сканера… потолочные швы.
Подвигав головой, он увидел, что лежит на маленьких антигравных салазках, из-за которых виднелись грязная и помятая металлическая голова и плечи Си-Трипио, когда дройд направлял салазки по коридору. Где-то впереди раздался звук, и Трипио застыл — как может застыть лишь механизм. По металлической маске лица Трипио прошло жёлтое мерцание тусклых огоньков дройда-обнаружителя, отразившись от полированной поверхности его руки, лежавшей на краю салазок.
Жёлтые огоньки поплыли дальше. Трипио снова двинулся вперёд, шаги его гулко отдавались в пустом коридоре. Люк снова стал погружаться во тьму.
«Щебетунчик», — подумал он. Он вызвал осечку энклизионной решётки и толкнул серебристый шар на десять метров вверх по шахте, но в него все равно попали — четыре, а может, и пять раз. Он слышал взвизгивание рикошетящих о металл пуль. Трипио перерезал узел связи, Крей в опасности, он не мог лежать здесь…
«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильней им захочется тебя добить».
Он увидел её в орудийном гнезде.
Там тоже горел свет.
Она была одна. Все мониторы сдохли, пустые чёрные идиотские лица, дырки в зловредности Повеления, — она сидела совершенно неподвижно на углу пульта, но он знал, что она слушала. Голова опущена, длинные руки свободно лежат на коленях, он видел напряжение в том, как она дышала. Она слушала.
Один раз она посмотрела на хронометр над дверью.
— Не делай этого со мной, Гейт. — Голос её был едва слышен. — Не делай этого.
После долгого-предолгого мучительного, тяжёлого молчания, похожего на многие годы тяжёлой болезни, хотя в помещении абсолютно ничего не изменилось, она наконец поняла. Она поднялась на ноги, подошла к пульту, отстучала команды: высокая девушка, в сером лётном комбинезоне, висевшем на ней мешком, с висящим на боку Мечом Джедая, украшенным цепочкой танцующих морских клоунов. Она оживила экран, и Люк увидел у неё за плечом ангар с изувеченным рогаткокрылом и пустыми метрами бетонного пола там, где раньше стояла скоростная шлюпка.
Она включила линию показаний приборов, а затем, словно их было недостаточно, отстучала: ВИЗУАЛЬНАЯ ЗАПИСЬ.
Глаза Люка были глазами видеокамеры, скрытой среди кратеров неровного корпуса дредноута. Не возникало никаких сомнений в том, что пилотом Гейт был лихим. Скоростные шлюпки были десантными судами, а не истребителями, — неуклюжие в управлении, хотя и обладавшие скоростью, чтобы оставить позади почти любую погоню. И Гейт был прав, — наполовину наблюдением, наполовину инстинктом Люк почувствовал схему выстрелов, совершаемых Повелением, сложный двойной эллипс с парой скальных поворотов.
Парой, а не одним, как утверждал Гейт.
Увёртываясь, падая, маневрируя среди слоёв наполненной светом пыли, полускрытый кусками кувыркающихся скал, Гейт управлял скоростной шлюпкой так, словно та была имперским истребителем, скача сквозь белые полосы смерти с захватывающей дух скоростью. Он находился за пределами дальнобойности, когда шальной луч, которому никак не полагалось тут быть, продырявил ему стабилизатор.
«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильнее им захочется тебя добить».
Должно быть, он каким-то образом справился с управлением судном, оно безумно вращалось вокруг оси, но сохраняло свою траекторию. Из пыли выплыл астероид и снёс один из его двигателей, волоча его за собой…
И всё закончилось.
Люк увидел как вспышка последнего взрыва на мониторе залила белым светом лицо Каллисты.
Она закрыла глаза. Слёзы оставили борозды на испачканном лице. Она не ела и не спала много суток; она измотана, она вот-вот сорвётся. Возможно, у Повеления имелись какие-то хитрые приёмы для расправы с теми, кто проникал иными средствами, кроме десантных судов с их отсеками индоктринации. — Возможно, будь Гейт стопроцентно бдителен, стопроцентно подтянут, то сумел бы сделать то, что собирался, и вырваться, приведя подмогу.
Она повернула голову и подняла взгляд на тёмную шахту, похожую на перевёрнутый колодец, уходящий в ночь над потолком. Энклизионная решётка имела вид бледных, до умопомрачения неизменных звёзд. Она медленно втянула сквозь зубы воздух и так же медленно выдохнула его.
Он снова очнулся — или подумал, что очнулся, — в полнейшей темноте, и она была там, лежала, прижимаясь к его спине. Её тело прильнуло к нему, её бедро касалось тыльной стороны его ноги — а нога у него не болела, сообразил он, вообще ничего не болело, — её рука лежала у него на боку, а её щека прижималась к его лопатке, словно зверёк, тайком подкравшийся к человеку, в поисках успокоения и тепла. Его напугало напряжение её мышц, затаённое горе.
Горе, вызванное пережитым сном, который видел и он. Воспоминанием того, кто её предал. Необходимостью справиться одной.
Осторожно, боясь, что, если он хоть чуть-чуть пошевельнётся, она убежит, он повернулся и заключил её в объятия.
Так же как в орудийном отсеке, она сделала один вдох, держась из последних сил, а потом выдохнула.
И долго плакала, молча и без суетливости или оправданий. Горячая влага её слез впитывалась в его драный комбинезон, а плечи вздрагивали при вдохах и выдохах.
— Все хорошо, — тихо произнёс Люк. Её волосы, такие жёсткие с виду, были поразительно тонкими на ощупь, они окутывали его ладони, наполняя и переполняя их. — Все хорошо.
После долгого молчания она сказала:
— Он думал, что сама я и пытаться не стану. Он хотел спасти мне жизнь. Я знаю это. И он знал, что я пойму.
— Но всё равно он решил без тебя.
Он почувствовал, что она чуть заметно криво улыбнулась, уткнувшись лицом в его грязный комбинезон.
— Ну, это было его решение, и, значит, оно должно было быть верным, не так ли? Извини. Это звучит зло — многие из его решений были верны. Он был настоящим демоном-истребителем в истребителе. Но это… Я это чувствовала. Я знала, что, как только мы отвалим, никакого возврата не будет. Я долго злилась на него.
— А я до сих пор злюсь на него. И вспомнил слабое, уплывающее ощущение её в орудийном отсеке, даже меньше, чем призрак.
Скрытая, размытая, измотанная, превращённая усталостью почти в ничто.
— Я удивлён, что ты вообще помогла мне.
— Я не собиралась, — ответила она. Он почувствовал, как она переместила руку, убирая волосы с лица. — На самом-то деле не из ненависти, но… Всё казалось таким далёким. Таким нереальным. Всё равно как смотреть, как моррты шныряют вокруг обломков скелета корабля.
— И всё же ты осталась, — заметил Люк, понимая, что видит сон; понимая, что тепло её тела, длинные руки и мягкие тонкие волосы и лежавшая у него на плече щека были её воспоминаниями о её теле, её памятью о том, как оно выглядело, воспоминаниями, давно похороненными. — Ты использовала последние остатки Силы для того, чтобы поместить себя в орудийный компьютер, чтобы помешать захватить корабль любому другому. А ведь ты знала, на веки вечные.
Он почувствовал её вздох у своего плеча.
— Я не могла", позволить кому-либо проникнуть на борт.
— Все эти годы…
— Всё было… не так уж плохо, после того как прошло какое-то время. Джинн теоретически обучил нас технике проецирования своего разума во что-то другое, что-то, способное принять разум и сознание, но, похоже, он рассматривал это как трусость. Как боязнь или неохоту перейти на следующую ступень, переправиться на другую сторону. Коль скоро я оказалась в компьютере…
Она покачала головой и как-то неопределённо махнула рукой, словно вспоминая о каком-то опыте, ему неизвестном.
— Через некоторое время мне стало казаться, что так было всю мою жизнь. Что происходившее прежде — Чад, и море, и папа, и наставления Джинна, платформа на Беспине и… и Гейт… — они превратились в своего рода сон. Но трехноги… они немного похожи на тримов с нашей планеты, милых, безвредных, добродушных. Я хотела помочь им. И так обрадовалась, когда ты помог. Это был первый раз, когда я действительно… — действительно увидела тебя. И даже джавасы…
Она снова вздохнула и обняла его крепче. И почему-то форма и сила, и давление её ладоней содержали в себе ту истину, с которой начиналось всё остальное. Он впервые понял, как его друг Ведж Клин мог писать поэмы о бледных перистых волосах Кви Ксукс. Вся разница состояла в том, что это ведь были волосы Кви.
— Люк… — прошептала она, и он склонился к ней и поцеловал её в губы.
Глава 18
В пульсирующей индиговой темноте Фрамджем Спатен откинул голову назад, так что длинные электрические кабели его светящихся волос стали мести пол, поднял сверкавшие в кровавом свете накожными алмазами руки и завопил. Вопль этот, казалось, поднял его на цыпочки, сотрясая тело с твёрдыми мускулами в агонии звука, боли и экстаза, когда он откидывал голову, дёргал бёдрами и тянул кверху пальцы…
— Все эти мускулы действительно были евонные? — гадал Брайан Кемпл, затягиваясь из кальяна, который вонял словно старое бельё, замоченное в спирте, и разглядывая полузакрытыми глазами голограмму — крайне старую: Хэн Соло видел подобную в дюжине дешёвых клубов отсюда до Звёздного Конца.
— Разумеется, его, — заверил собеседника Хэн. — Он заплатил за них по двести кредитов за унцию плюс за пересадку, но после этого они бесспорно стали его мускулами.
Танцоры по обе стороны от голограммы Фрамджема были настоящими; бескостный гибкий молодой тви'лек и гаморреанка с массивными грудями, извивающиеся, колышущиеся под красным пыланием прожекторов для наставления на путь истинный полудюжины невзрачных завсегдатаев. Было трудно представить себе что-либо менее способствующее похоти. В зале крутились работавшие «в дневную смену» путаны разных рас и полов, болтая с посетителями и выхлёбывая бокал за бокалом разбавленное спиртное, отпускавшееся по ценам, за которые можно было бы приобрести стопроцентное «Дыхание Рая». Даже они выглядели утомлёнными.
Хэн полагал, что необходимость слушать восемь часов выступление Фрамджема пятнадцатилетней давности утомит кого угодно.
Брайан Кемпл тяжело вздохнул:
— Нубблик Слайт. Вот этот малый умел делать дела. В его время всё обстояло по-иному.
Хэн пригубил свой напиток. Даже пиво тут подавали разбавленное.
— Весьма оживлённо, верно?
— Оживлённо? Тьфу! — Кемпл сделал пренебрежительный жест в сторону потолка, надо полагать, сигналя вознёсшемуся духу Слайта. — Даже слова такого не было. Полдюжины рейсов в неделю, никогда не заканчивавшиеся в порту, записанном в документах, люди, возникающие из туннелей подо льдом и пропадающие там же" Приличная выпивка и приличные девушки. Эй, Сэди, — заорал он, делая жест-знак одноглазой барменше. — Принеси-ка моему другу приличную выпивку, ради всего святого!.. Треклятая барменша не в состоянии отличить лоха от деятеля в законе, мать её так.
Он снова покачал головой и вытер широкий бледно-зелёный лоб замызганным квадратом платка, извлечённого им из глубин жёлтого полифиброзного комбинезона. Его кудрявые каштановые волосы покорились неизбежному, и у него прибавилась пара подбородков за годы, прошедшие с тех пор, как Хэн видел его в последний раз, зная его тогда как мелкого торговца контрабандным оружием в системе Джавекс.
— Так что же случилось?
— Что случилось? — Кемпл прищурился, глядя на него во мраке. — Хазу очистили. Он раскурочивал под развалинами старые механизмы, дройдов и компьютеры, всякое там лабораторное барахло. Должно быть, в тех развалинах находились какие-то старые лаборатории, и их там были целые комнаты, говорил Нубблик. Чего у Нубблика никак не отнимешь…
Барменша принесла Хэну напиток, долженствующий подавить раздражение, и Кемпл, очевидно забывший, кому он заказал его, быстро покончил с ним, выискивая длинным, хватким языком случайные капли на дне бокала.
— Чего у Нубблика никак не отнимешь, добычу он держал крепко, сам её раскручивал, а прочих к ней и близко не подпускал. Это была его игра, и больше ничья, и он не доверял ни одной душе. Да и с чего б ему, а? Дело есть дело. Он даже мне ни разу не говорил, как он проникает в туннели.
— Ты искал вход после того, как он убрался?
— Канешно, искал! — Вертикальные зрачки Кемпла обиженно сузились и вновь расширились. — Думаешь, я дурак или сроду так? — Двое новых танцоров присоединились к ещё более старой — и более поцарапанной — голограмме Пекки Блю и «Звёздных парней». Хэн поморщился.
— Мы проверяли подвал этого заведения и тот дом, который он держал на улице Нарисованных Дверей, и, наконец, просканировали глубинным скальным сенсором сами развалины. — Он пожал плечами: — По нулям. Под ними недостаточно золота или ксилена, чтобы приборы их зарегистрировали. Мы не смогли даже оплатить аренду сканера. Должно быть, он очистил хазу прежде…
Он оборвал фразу.
Соло поднял брови.
— Очистил хазу прежде, чем убрался. Куда?
— Не знаем. — Он понизил голос и нервно оглянулся на барменшу, которая наливала бокал высокой чернокожей девушке и выслушивала длинную повесть последней «пассажирки» о вероломстве. — Женщина, что снимает тот дом на улице Нарисованных Дверей, говорит, что кредитная фирма, которой она каждый месяц высылает плату, меняется пару раз в ГОДУ, так что, по всей видимости, Нубблик в бегах. Но прежде, чем убраться, он сказал-.
Он нагнулся поближе к собеседнику и прошептал;
— Он сказал что-то о Руке Императора. Мара Шейд. Брови Соло изогнулись кверху. В разговоре прошлой ночью она как-то не сочла нужным упомянуть об этом.
— Да ну?
Кемпл кивнул. Соло вспомнил, что этот малый никогда не умел держать свой длинный язык за зубами.
— Он сказал, что на планете находится Рука Императора и что его жизнь в опасности. — Он наклонился к Соло достаточно близко, чтобы тот смог по запаху его дыхания и пота определить состав выпитых им трёх последних коктейлей. — Думаю, он собрал манатки и сбежал.
— Мог ли он забрать столько добычи?
— Сколько? — Кемпл выпрямился и снова потянулся за кальяном. — Должно быть, она была не так велика, раз он смог всю её забрать с собой. Поверь мне, мы просканировали развалины и его дом, и уж столько отказов у сенсоров не бывает.
«Ой ли?» — подумал Соло, вспоминая вопросы Леи о необъяснимых колебаниях в поведении дройдов.
— Маббин в это не поверил.
Хэн резко обернулся на новый голос. Он принадлежал одному из сутенёров, похожему на ребёнка омвату, выглядевшему словно маленький голубой эльф с глазами тысячелетнего старца.
— Маббин Випхид, — объяснил он. — Ещё один из контрабандистов Слайта. Он всегда говорил, что добрал там внизу, хватит ещё не на один корабельный груз.
— Маббин не соображал, о чём болтает, — быстро возразил городской босс, глаза у него нервно блеснули. Он снова перевёл взгляд на Хэна: — Да, я слышал, что Маббин треплется о том, сколько добра там ещё осталось".
— Он ведь был корешем Драба Маккама, не так ли? — Соло обратился с этим вопросом к сутенёру, а не к Кемплу. Он вспомнил Випхида, убитого Чуви, — худого, голодного и вопящего в темноте.
Парень кивнул.
— Одна из моих приятельниц была с Драбом, когда он спустился в тот колодец в развалинах и посканировал, ища Маббина. Драб был убеждён, что он спустился на поиски барахла, да так и не вылез. — Он взглянул на Кемпла. — Некоторые отказались помочь ему, когда он сказал, что пойдёт посмотреть сам.
— Те сканеры совершенно ничего не обнаружили, — поспешно сказал Кемпл. — Ноль. Одни нули. Если уж Драба и это не удовлетворило, то…
— Минутку, — остановил его Хэн. — Они задействовали там внизу сканеры жизни?
— В той комнате, где колодец, да, — сказал омват. Как и большинство представителей его расы, он обладал высоким, приятным голосом, как у флейты. — Моя приятельница — охотница за сокровищами. У неё есть «Спейзок 0-2000», снятый ею с имперского корабля «Кариллион», а эта штука способна засечь гаморреанского моррта на квадратном километре пермабетона.
— И там внизу не было ничего, кроме креча и шахтной плесени. — Кемпл выпустил тонкое, редкое облако пара. — Драб задействовал два или три сканера — один для поисков Випхида, а другой — ксилена и золота. И сделал то же самое из дома на улице Нарисованных Дверей, разыскивая там вход в туннель.
— А что он наплёл женщине, снимавшей дом?
— Мисс Роганде? — Парень усмехнулся. — Что они получили сообщения о появлении масс вредных насекомых и проверяют в городе все старые постройки млуки. Она горела желанием помочь и предложила им чаю.
— Роганда? — Хэн почувствовал, как вздыбились волосы у него на затылке. — Ты хочешь сказать, что это она снимает прежний дом Нубблика?
— Разумеется, — подтвердил Кемпл, снова переключая внимание на танцоров. — Милая дамочка — и к тому же чертовски хорошенькая. Она могла бы работать в этом заведении танцовщицей, правда, это заведение, да и любое другое в городе, теперь уже никак нельзя назвать классным. Во всяком случае, у неё есть кто-то, содержащий её в роскоши. Появилась через месяц-другой после того, как исчез Слайт, и сказала, что договорилась снять эту хазу. Похоже, она его знала. — Он подмигнул Хэну, стараясь казаться этаким старым волком, но вместо этого вдруг стал здорово смахивать на мальчишку. — Роганда Исмарен.
Большая комната, куда поместили Лею, была высечена в скале и имела — поразительное дело — окно из трёх широких створных переплётов, сквозь которое просачивался бледный дневной свет. Тем не менее лорд Гаронн хлопнул ладонью по стенному выключателю, активировав осветительные панели потолка.
— Пытайтесь сколько угодно разбить его, если это позабавит вас, ваше высочество, — предложил он, заметив быстрый взгляд Леи. — Оно было вставлено задолго до создания купола, и запоры сделаны так, чтобы выдержать почти всё что угодно.
Она подошла к окну, оставив лорда Гаронна, Ирека и Роганду в дверях. Окно было проделано в своеобразном изгибе скалы, выступ которой делал стекла совершенно незаметными снизу. Более массивный выступ нависал над ним сверху, покрытый, как любая неровность в скалах, занавесом из ползучих растений, так что свет из этого окна ночью не могли увидеть нигде в ущелье. Сквозь свисающие лианы Лея увидела внизу и справа руины старой башни.
Она вспомнила, что видала из башни этот заросший ползучими растениями выступ, один из многих на скальной стене позади дома Плетта. Сколько из них, гадала теперь она, скрывали окна этого лабиринта туннелей и комнат? Извернувшись, она могла разглядеть внизу каменную ограду, где она уловила эхо играющих детей Джедаев. А дальше ущелье представлялось озером тумана с торчащими верхушками деревьев, над которыми висели сады, плававшие словно армада разукрашенных цветами воздушных судов. Лея разглядела и тех, кто грузил удобрения, — в основном они принадлежали к более ловким расам, вроде чадра-фанов или верпаев, поскольку о роботах при таких обстоятельствах не могло быть и речи, — карабкавшихся по канатам и подвесным мосткам, тянувшимся от грядки к грядке или от грядок к подвозящим платформам карабкаясь по скальной стене среди роскошных водопадов сладких ягод,
— Я по-прежнему думаю, что нам следовало посадить её в одну из нижних комнат, — настаивал Ирек. Он мотнул головой, откидывая назад волосы: длинные, чёрные, как зимняя полночь, и более кудрявые, чем у его матери. Как и у неё, его кожа была слегка золотистой, но бледноватой от жизни, прожитой в основном под землёй. Как и она, он одевался просто, но держался с самоуверенной надменностью того, кто считает себя центром вселенной.
Лея была знакома с такой осанкой со времён своего пребывания на «рынке невест» при дворе Императора. Там было более чем достаточно молодых людей, знавших, что вселенная вращается исключительно вокруг них.
— Если нам вообще нужно держать её, — добавил он, смерив её с головы до пят пренебрежительным взглядом.
— Какое бы она ни занимала положение в Республике, лорд Ирек, её высочество заслуживает внимания как потомок одной из Великих Династий.
Ирек открыл было рот, собираясь сказать что-то резкое, и губы Дроста Элегина слегка скривились в подобие самодовольной улыбки, словно его мнение об этом юнце и его матери лишний раз подтвердилось — и мнение явно не лестное. Роганда быстро положила руку на плечо сына и добавила:
— И на данный момент, сынок, она наша гостья. А для наших гостей мы обязаны сделать именно эта
Это могла бы сказать сама тётя Руж — Лея видела, что Роганда не сводила глаз с Элегина, и догадалась, что эти слова диктовались не столько искренней заботой об удобствах Леи, сколько стремлением произвести на него впечатление знанием того, как Следует Делать Дела.
— Но… — Ирек перевёл взгляд с матери на Гаронна, а затем на Лею и умолк. Его полные губы мрачно сжались, а в голубых глазах тлело недовольство.
— Нам пора повидать других гостей. Ирек снова бросил самоуверенный взгляд на Лею и сказал с умышленной злобой:
— Полагаю, убить её мы можем и позже, не так ли? — И, переведя взгляд на Гаронна, добавил: — Вы уже поймали её сбежавшего дройда?
— Люди обыскивают туннели между этим местом и стартовой платформой, — ответил лорд Гаронн. — Далеко он не уйдёт.
— Лучше бы так оно и было.
Юнец повернулся и широким шагом вышел в коридор, а за ним, шелестя шелками, последовала и Роганда.
Гаронн снова повернулся к Лее.
— Они парвеню, — сказал он самым обыденным тоном, содержавшим нечто более глубокое, нежели просто презрение к тем, кто не принадлежал к Древним Династиям. — Но такие люди по-своему полезны. Используя его в качестве нашего тарана, мы сможем вести переговоры с военными иерархиями, дерущимися за контроль над остатками Нового Порядка Палпатина с позиции Силы. Надеюсь, вам будет удобно, ваше высочество.
Лея могла быть Главой Государства Новой Республики и вдохновителем Восстания, но она увидела, что в его глазах она оставалась дочерью Бейла Органы… и последним уцелевшим членом Династии Органа. Последней принцессой Альдераана.
— Спасибо, — поблагодарила она, проглотив раздражение, которое всегда испытывала к старой сенекской аристократии, и заговорила с ним как аристократка с аристократом, чувствуя, что он окажется слабым звеном в сковывавших её цепях. — Ценю вашу доброту, милорд. Меня убьют? — Она постаралась не дать сарказму проникнуть в её голос, а выдержать ту ноту мученичества и достоинства, с которой, как её учили, знатные дамы аристократии преодолевали все напасти — от геноцида до жирной, покрытой пятнами посуды за чаем.
Он заколебался.
— Я считаю, ваше высочество, вы будете намного полезней как заложница, нежели в качестве показательного примера.
Она склонила голову, опустив ресницы. Лорд Гаронн происходил из класса, в котором не была принято убивать заложников.
Другое дело, можно ли было сказать то же о Роганде и её сыне.
— Благодарю вас, милорд.
«И благодарю тебя, тётя Руле», — мысленно добавила она, когда дородный аристократ поклонился ей и закрыл за собой дверь.
Прежде чем лязгнул последний засов, Лея принялась обследовать комнату.
К несчастью, особых трудов для этого не потребовалось. Хотя помещение и было большим, в нём не имелось почти никакой мебели: кровать, сколоченная из прямоугольно обтёсанных брёвен ампора и снабжённая старомодным набивным матрасом и одной пеноподушкой, настолько старой, что пена начала желтеть; письменный стол, тоже из ампора, прекрасной работы, но с совершенно пустыми ящиками; лёгкий пластиковый стул омерзительного лавандового цвета. Огороженный ширмами санузел; штырь без занавески с вбитыми за ним в стенку колышками, указывавшими, что кто-то некогда вешал здесь одежду.
— Все эти мускулы действительно были евонные? — гадал Брайан Кемпл, затягиваясь из кальяна, который вонял словно старое бельё, замоченное в спирте, и разглядывая полузакрытыми глазами голограмму — крайне старую: Хэн Соло видел подобную в дюжине дешёвых клубов отсюда до Звёздного Конца.
— Разумеется, его, — заверил собеседника Хэн. — Он заплатил за них по двести кредитов за унцию плюс за пересадку, но после этого они бесспорно стали его мускулами.
Танцоры по обе стороны от голограммы Фрамджема были настоящими; бескостный гибкий молодой тви'лек и гаморреанка с массивными грудями, извивающиеся, колышущиеся под красным пыланием прожекторов для наставления на путь истинный полудюжины невзрачных завсегдатаев. Было трудно представить себе что-либо менее способствующее похоти. В зале крутились работавшие «в дневную смену» путаны разных рас и полов, болтая с посетителями и выхлёбывая бокал за бокалом разбавленное спиртное, отпускавшееся по ценам, за которые можно было бы приобрести стопроцентное «Дыхание Рая». Даже они выглядели утомлёнными.
Хэн полагал, что необходимость слушать восемь часов выступление Фрамджема пятнадцатилетней давности утомит кого угодно.
Брайан Кемпл тяжело вздохнул:
— Нубблик Слайт. Вот этот малый умел делать дела. В его время всё обстояло по-иному.
Хэн пригубил свой напиток. Даже пиво тут подавали разбавленное.
— Весьма оживлённо, верно?
— Оживлённо? Тьфу! — Кемпл сделал пренебрежительный жест в сторону потолка, надо полагать, сигналя вознёсшемуся духу Слайта. — Даже слова такого не было. Полдюжины рейсов в неделю, никогда не заканчивавшиеся в порту, записанном в документах, люди, возникающие из туннелей подо льдом и пропадающие там же" Приличная выпивка и приличные девушки. Эй, Сэди, — заорал он, делая жест-знак одноглазой барменше. — Принеси-ка моему другу приличную выпивку, ради всего святого!.. Треклятая барменша не в состоянии отличить лоха от деятеля в законе, мать её так.
Он снова покачал головой и вытер широкий бледно-зелёный лоб замызганным квадратом платка, извлечённого им из глубин жёлтого полифиброзного комбинезона. Его кудрявые каштановые волосы покорились неизбежному, и у него прибавилась пара подбородков за годы, прошедшие с тех пор, как Хэн видел его в последний раз, зная его тогда как мелкого торговца контрабандным оружием в системе Джавекс.
— Так что же случилось?
— Что случилось? — Кемпл прищурился, глядя на него во мраке. — Хазу очистили. Он раскурочивал под развалинами старые механизмы, дройдов и компьютеры, всякое там лабораторное барахло. Должно быть, в тех развалинах находились какие-то старые лаборатории, и их там были целые комнаты, говорил Нубблик. Чего у Нубблика никак не отнимешь…
Барменша принесла Хэну напиток, долженствующий подавить раздражение, и Кемпл, очевидно забывший, кому он заказал его, быстро покончил с ним, выискивая длинным, хватким языком случайные капли на дне бокала.
— Чего у Нубблика никак не отнимешь, добычу он держал крепко, сам её раскручивал, а прочих к ней и близко не подпускал. Это была его игра, и больше ничья, и он не доверял ни одной душе. Да и с чего б ему, а? Дело есть дело. Он даже мне ни разу не говорил, как он проникает в туннели.
— Ты искал вход после того, как он убрался?
— Канешно, искал! — Вертикальные зрачки Кемпла обиженно сузились и вновь расширились. — Думаешь, я дурак или сроду так? — Двое новых танцоров присоединились к ещё более старой — и более поцарапанной — голограмме Пекки Блю и «Звёздных парней». Хэн поморщился.
— Мы проверяли подвал этого заведения и тот дом, который он держал на улице Нарисованных Дверей, и, наконец, просканировали глубинным скальным сенсором сами развалины. — Он пожал плечами: — По нулям. Под ними недостаточно золота или ксилена, чтобы приборы их зарегистрировали. Мы не смогли даже оплатить аренду сканера. Должно быть, он очистил хазу прежде…
Он оборвал фразу.
Соло поднял брови.
— Очистил хазу прежде, чем убрался. Куда?
— Не знаем. — Он понизил голос и нервно оглянулся на барменшу, которая наливала бокал высокой чернокожей девушке и выслушивала длинную повесть последней «пассажирки» о вероломстве. — Женщина, что снимает тот дом на улице Нарисованных Дверей, говорит, что кредитная фирма, которой она каждый месяц высылает плату, меняется пару раз в ГОДУ, так что, по всей видимости, Нубблик в бегах. Но прежде, чем убраться, он сказал-.
Он нагнулся поближе к собеседнику и прошептал;
— Он сказал что-то о Руке Императора. Мара Шейд. Брови Соло изогнулись кверху. В разговоре прошлой ночью она как-то не сочла нужным упомянуть об этом.
— Да ну?
Кемпл кивнул. Соло вспомнил, что этот малый никогда не умел держать свой длинный язык за зубами.
— Он сказал, что на планете находится Рука Императора и что его жизнь в опасности. — Он наклонился к Соло достаточно близко, чтобы тот смог по запаху его дыхания и пота определить состав выпитых им трёх последних коктейлей. — Думаю, он собрал манатки и сбежал.
— Мог ли он забрать столько добычи?
— Сколько? — Кемпл выпрямился и снова потянулся за кальяном. — Должно быть, она была не так велика, раз он смог всю её забрать с собой. Поверь мне, мы просканировали развалины и его дом, и уж столько отказов у сенсоров не бывает.
«Ой ли?» — подумал Соло, вспоминая вопросы Леи о необъяснимых колебаниях в поведении дройдов.
— Маббин в это не поверил.
Хэн резко обернулся на новый голос. Он принадлежал одному из сутенёров, похожему на ребёнка омвату, выглядевшему словно маленький голубой эльф с глазами тысячелетнего старца.
— Маббин Випхид, — объяснил он. — Ещё один из контрабандистов Слайта. Он всегда говорил, что добрал там внизу, хватит ещё не на один корабельный груз.
— Маббин не соображал, о чём болтает, — быстро возразил городской босс, глаза у него нервно блеснули. Он снова перевёл взгляд на Хэна: — Да, я слышал, что Маббин треплется о том, сколько добра там ещё осталось".
— Он ведь был корешем Драба Маккама, не так ли? — Соло обратился с этим вопросом к сутенёру, а не к Кемплу. Он вспомнил Випхида, убитого Чуви, — худого, голодного и вопящего в темноте.
Парень кивнул.
— Одна из моих приятельниц была с Драбом, когда он спустился в тот колодец в развалинах и посканировал, ища Маббина. Драб был убеждён, что он спустился на поиски барахла, да так и не вылез. — Он взглянул на Кемпла. — Некоторые отказались помочь ему, когда он сказал, что пойдёт посмотреть сам.
— Те сканеры совершенно ничего не обнаружили, — поспешно сказал Кемпл. — Ноль. Одни нули. Если уж Драба и это не удовлетворило, то…
— Минутку, — остановил его Хэн. — Они задействовали там внизу сканеры жизни?
— В той комнате, где колодец, да, — сказал омват. Как и большинство представителей его расы, он обладал высоким, приятным голосом, как у флейты. — Моя приятельница — охотница за сокровищами. У неё есть «Спейзок 0-2000», снятый ею с имперского корабля «Кариллион», а эта штука способна засечь гаморреанского моррта на квадратном километре пермабетона.
— И там внизу не было ничего, кроме креча и шахтной плесени. — Кемпл выпустил тонкое, редкое облако пара. — Драб задействовал два или три сканера — один для поисков Випхида, а другой — ксилена и золота. И сделал то же самое из дома на улице Нарисованных Дверей, разыскивая там вход в туннель.
— А что он наплёл женщине, снимавшей дом?
— Мисс Роганде? — Парень усмехнулся. — Что они получили сообщения о появлении масс вредных насекомых и проверяют в городе все старые постройки млуки. Она горела желанием помочь и предложила им чаю.
— Роганда? — Хэн почувствовал, как вздыбились волосы у него на затылке. — Ты хочешь сказать, что это она снимает прежний дом Нубблика?
— Разумеется, — подтвердил Кемпл, снова переключая внимание на танцоров. — Милая дамочка — и к тому же чертовски хорошенькая. Она могла бы работать в этом заведении танцовщицей, правда, это заведение, да и любое другое в городе, теперь уже никак нельзя назвать классным. Во всяком случае, у неё есть кто-то, содержащий её в роскоши. Появилась через месяц-другой после того, как исчез Слайт, и сказала, что договорилась снять эту хазу. Похоже, она его знала. — Он подмигнул Хэну, стараясь казаться этаким старым волком, но вместо этого вдруг стал здорово смахивать на мальчишку. — Роганда Исмарен.
Большая комната, куда поместили Лею, была высечена в скале и имела — поразительное дело — окно из трёх широких створных переплётов, сквозь которое просачивался бледный дневной свет. Тем не менее лорд Гаронн хлопнул ладонью по стенному выключателю, активировав осветительные панели потолка.
— Пытайтесь сколько угодно разбить его, если это позабавит вас, ваше высочество, — предложил он, заметив быстрый взгляд Леи. — Оно было вставлено задолго до создания купола, и запоры сделаны так, чтобы выдержать почти всё что угодно.
Она подошла к окну, оставив лорда Гаронна, Ирека и Роганду в дверях. Окно было проделано в своеобразном изгибе скалы, выступ которой делал стекла совершенно незаметными снизу. Более массивный выступ нависал над ним сверху, покрытый, как любая неровность в скалах, занавесом из ползучих растений, так что свет из этого окна ночью не могли увидеть нигде в ущелье. Сквозь свисающие лианы Лея увидела внизу и справа руины старой башни.
Она вспомнила, что видала из башни этот заросший ползучими растениями выступ, один из многих на скальной стене позади дома Плетта. Сколько из них, гадала теперь она, скрывали окна этого лабиринта туннелей и комнат? Извернувшись, она могла разглядеть внизу каменную ограду, где она уловила эхо играющих детей Джедаев. А дальше ущелье представлялось озером тумана с торчащими верхушками деревьев, над которыми висели сады, плававшие словно армада разукрашенных цветами воздушных судов. Лея разглядела и тех, кто грузил удобрения, — в основном они принадлежали к более ловким расам, вроде чадра-фанов или верпаев, поскольку о роботах при таких обстоятельствах не могло быть и речи, — карабкавшихся по канатам и подвесным мосткам, тянувшимся от грядки к грядке или от грядок к подвозящим платформам карабкаясь по скальной стене среди роскошных водопадов сладких ягод,
— Я по-прежнему думаю, что нам следовало посадить её в одну из нижних комнат, — настаивал Ирек. Он мотнул головой, откидывая назад волосы: длинные, чёрные, как зимняя полночь, и более кудрявые, чем у его матери. Как и у неё, его кожа была слегка золотистой, но бледноватой от жизни, прожитой в основном под землёй. Как и она, он одевался просто, но держался с самоуверенной надменностью того, кто считает себя центром вселенной.
Лея была знакома с такой осанкой со времён своего пребывания на «рынке невест» при дворе Императора. Там было более чем достаточно молодых людей, знавших, что вселенная вращается исключительно вокруг них.
— Если нам вообще нужно держать её, — добавил он, смерив её с головы до пят пренебрежительным взглядом.
— Какое бы она ни занимала положение в Республике, лорд Ирек, её высочество заслуживает внимания как потомок одной из Великих Династий.
Ирек открыл было рот, собираясь сказать что-то резкое, и губы Дроста Элегина слегка скривились в подобие самодовольной улыбки, словно его мнение об этом юнце и его матери лишний раз подтвердилось — и мнение явно не лестное. Роганда быстро положила руку на плечо сына и добавила:
— И на данный момент, сынок, она наша гостья. А для наших гостей мы обязаны сделать именно эта
Это могла бы сказать сама тётя Руж — Лея видела, что Роганда не сводила глаз с Элегина, и догадалась, что эти слова диктовались не столько искренней заботой об удобствах Леи, сколько стремлением произвести на него впечатление знанием того, как Следует Делать Дела.
— Но… — Ирек перевёл взгляд с матери на Гаронна, а затем на Лею и умолк. Его полные губы мрачно сжались, а в голубых глазах тлело недовольство.
— Нам пора повидать других гостей. Ирек снова бросил самоуверенный взгляд на Лею и сказал с умышленной злобой:
— Полагаю, убить её мы можем и позже, не так ли? — И, переведя взгляд на Гаронна, добавил: — Вы уже поймали её сбежавшего дройда?
— Люди обыскивают туннели между этим местом и стартовой платформой, — ответил лорд Гаронн. — Далеко он не уйдёт.
— Лучше бы так оно и было.
Юнец повернулся и широким шагом вышел в коридор, а за ним, шелестя шелками, последовала и Роганда.
Гаронн снова повернулся к Лее.
— Они парвеню, — сказал он самым обыденным тоном, содержавшим нечто более глубокое, нежели просто презрение к тем, кто не принадлежал к Древним Династиям. — Но такие люди по-своему полезны. Используя его в качестве нашего тарана, мы сможем вести переговоры с военными иерархиями, дерущимися за контроль над остатками Нового Порядка Палпатина с позиции Силы. Надеюсь, вам будет удобно, ваше высочество.
Лея могла быть Главой Государства Новой Республики и вдохновителем Восстания, но она увидела, что в его глазах она оставалась дочерью Бейла Органы… и последним уцелевшим членом Династии Органа. Последней принцессой Альдераана.
— Спасибо, — поблагодарила она, проглотив раздражение, которое всегда испытывала к старой сенекской аристократии, и заговорила с ним как аристократка с аристократом, чувствуя, что он окажется слабым звеном в сковывавших её цепях. — Ценю вашу доброту, милорд. Меня убьют? — Она постаралась не дать сарказму проникнуть в её голос, а выдержать ту ноту мученичества и достоинства, с которой, как её учили, знатные дамы аристократии преодолевали все напасти — от геноцида до жирной, покрытой пятнами посуды за чаем.
Он заколебался.
— Я считаю, ваше высочество, вы будете намного полезней как заложница, нежели в качестве показательного примера.
Она склонила голову, опустив ресницы. Лорд Гаронн происходил из класса, в котором не была принято убивать заложников.
Другое дело, можно ли было сказать то же о Роганде и её сыне.
— Благодарю вас, милорд.
«И благодарю тебя, тётя Руле», — мысленно добавила она, когда дородный аристократ поклонился ей и закрыл за собой дверь.
Прежде чем лязгнул последний засов, Лея принялась обследовать комнату.
К несчастью, особых трудов для этого не потребовалось. Хотя помещение и было большим, в нём не имелось почти никакой мебели: кровать, сколоченная из прямоугольно обтёсанных брёвен ампора и снабжённая старомодным набивным матрасом и одной пеноподушкой, настолько старой, что пена начала желтеть; письменный стол, тоже из ампора, прекрасной работы, но с совершенно пустыми ящиками; лёгкий пластиковый стул омерзительного лавандового цвета. Огороженный ширмами санузел; штырь без занавески с вбитыми за ним в стенку колышками, указывавшими, что кто-то некогда вешал здесь одежду.