- Это их рук дело?
   - Да.
   Ингольд подошел к останкам и нагнулся, рассматривая вызывающие отвращение кости. Руди отвернулся.
   - Рейдеры приносят жертву для умиротворения того, кого они боятся, ты видел это в долинах ниже Ренвета - и обычно, но не всегда, ставят магические кресты, чтобы владеть душой замученной жертвы.
   Он выпрямился, нахмурив брови.
   - Обычно умиротворяли ледяные бури, считая их злыми духами, позднее стали делать это для успокоения Дарков.
   - Но это... - он вернулся. В бледном свете лишенного тени дня Ингольд сам напоминал дух. - Такого я еще не видел.
   Он немного отодвинулся, исследуя посохом потрескавшуюся землю. Принесенная ветром пыль заметала его следы.
   - Они боятся чего-то настолько сильно, Руди, что принесли в жертву своего же товарища. Однако это не ледяная буря и не Дарки.
   - Почему ты так решил? - заинтересовался Руди.
   - Я сужу по образцу лент и меток, выцарапанных на дереве. Это необычное место для охоты любого известного мне племени Рейдеров. Они не рыщут в пустыне, а держатся равнин, преследуя бизонов или мамонтов. Только суровая зима или, возможно, нашествие Дарков могли привести их сюда.
   Он был похож на старателя, ищущего залежи среди кактусов и окотиллов.
   - Мы должны соблюдать осторожность и путать свои следы, - продолжал он, собирая привязь Че и поворачивая обратно к дороге.
   - Рейдеры ценят стальное оружие и скорее всего перережут нам горло, чтобы получить наши мечи.
   - Прекрасно, - обреченно сказал Руди. - Вот о чем нам надо позаботиться.
   - Не только об этом, - поправил его Ингольд. - Надо опасаться не только Рейдеров, но и того, чего они боятся сами.
   Два следующих дня никак не изменили их жизни. Они не заметили никаких признаков Белых Рейдеров. Ближе к полудню третьего дня Руди увидел облако пыли и какое-то движение на дороге впереди и предложил укрыться.
   - Ерунда, - сказал Ингольд. - Любой Рейдер, поднявший пыль выше своих колен, будет изгнан из банды и оставлен шакалам на растерзание.
   Руди прикрыл глаза от света и пристально вгляделся в сероватую даль.
   - Вряд ли одна семья сможет поднять такое адское облако пыли.
   Когда они подошли поближе, Руди увидел, что не одна или несколько семей, а целый город был в движении. Шли беженцы из Карста и Гея и оборванные, уцелевшие жители Пенамбры. Длинная вереница качающихся повозок была окружена кольцом всадников и разведчиков. Скрип кожи и лай собак казались таинственно завораживающими для ушей Руди. Он никогда не задумывался над тем, насколько сильно он привык к тишине пустыни.
   Во главе обоза шла одетая в плащ женщина. Она ускорила шаги. Всадники подтягивались с обеих сторон обоза. Руди улыбнулся, заметив, что расположение отряда сильно напоминает дуиков во время их путешествия.
   Женщина откинула капюшон, открывая длинное бледное лицо, когда-то прекрасное, но сейчас обезображенное шрамами от ударов хвостов Дарков и кислотой. Ее воины встали в строй. В руках мрачных, покрытых пылью мужчин и женщин, одетых в овчинные тулупы, были луки длиной в семь футов. Женщина во главе обоза несла алебарду, используя ее как посох. Огромное лезвие алебарды сияло в бледном дневном свете.
   - Здравствуйте, - крикнула она, подходя ближе.
   - Осторожней на дороге, странники.
   Руди заметил, что она лет на пять старше его. У нее были длинные, прямые черные волосы, собранные в хвост, и карие, так часто встречающиеся в Геттлсанде глаза.
   - Откуда вы держите путь, если следуете на запад? Вы не из Реальма? надежда, порыв и тревога отразились на ее лице и на лицах ее спутников.
   Ингольд склонил голову в приветствии.
   - Мы вышли из Реальма, - ответил он. - Боюсь, мы с плохими вестями, миледи. Гей пал. Король Элдор мертв.
   Женщина молчала. Лицо ее стало безжизненным. Воины, мужчины и женщины лишь печально переглянулись. В обозе заплакал ребенок, и женщина успокоила его.
   - Пал? - спросила она через минуту. - Как пал?
   - Город в руинах, - тихо сказал Ингольд. - Ночью его часто посещают Дарки, а днем вурдалаки, звери и одичавшие дуики. Дворец сожжен. Король Элдор погиб под его обломками. Мне жаль, - мягко сказал он, - что я приношу такие новости.
   Она опустила глаза. Руди обратил внимание на ее жилистые, исхудалые руки, сжимающие древко алебарды как будто для того, чтобы устоять на ногах. Она подняла воспаленные глаза.
   - Значит, вы оставили Гей? - спросила она. - Если вы направляетесь в Дели и надеетесь найти там убежище... - она показала рукой на обоз, медленно собирающийся вокруг незнакомцев на дороге. - Большинство беженцев из Дели, остальные из Иппита или из деревни вокруг Реки Долины. Я - Кара из Иппита, местная колдунья.
   Ингольд бросил быстрый взгляд на нее.
   - Ты колдунья?
   Она кивнула.
   - Я могу помогать силами, которые у меня есть...
   - У тебя есть какая-нибудь степень?
   - Нет. Я покинула Кво, где училась больше года, потому что моя мама заболела.
   Она неожиданно резко посмотрела на него, осознавая, что значил его вопрос.
   - Ты колдун?
   - Да. А твоя мать?
   Она кивнула. Руди увидел зарождение новой жизни на ее совершенно истощенном лице.
   - Есть какие-нибудь вести из Кво? - спросила она. - Я старалась, но не могла даже увидеть город. Ты - первый колдун, встреченный мною с тех пор, как это началось.
   Она протянула ему руку.
   - Ты не представляешь, как это здорово.
   - Прекрасно представляю, - возразил он с улыбкой. - У меня нет никаких вестей из Кво. С тех пор как пал Гей, я ни разу не встретил ни одного колдуна, кроме тебя. Сейчас мы идем в Кво. Нам нужна помощь Лохиро.
   Огонь стыда вспыхнул на ее смуглых щеках.
   - Боюсь, что называть меня колдуньей все равно, что называть этого маленького ослика боевым конем. Возможно, из одного семейства, но немного другого вида.
   Она снова вгляделась в его лицо. Черная бровь вдруг изогнулась, как будто колдунья пыталась что-то вспомнить.
   Ингольд улыбнулся.
   - Жеребенок боевого коня, - сказал он. - Куда ты ведешь своих людей, Кара?
   Она вздохнула и покачала головой.
   - В Гей или в речные долины, мы перебрались из Иппита в Дели, ближайший к Иппиту город. Мы не смогли долго продержаться в Иппите. Слишком много зданий там разрушено. Вторжение Дарков было опустошающим. Через три дня после того, как мы отправились в Дели, мы встретили обоз людей, спасающихся бегством из этого города. Мы разделили с ними свою провизию, потому что они голодали и мерзли. Мы в пути уже три недели и думали, что, если спуститься в речные долины...
   Она умолкла в безнадежном отчаянии.
   - Долины кишат Дарками. Их там намного больше, чем на равнинах. Алтира, сына короля Элдора, привели в старое Убежище в Ренвете у перевала Сарда. Канцлер Алвир сформировал там правительство. Но они тоже бедствуют, - продолжал Ингольд, переходя к картине, увиденной им и Руди в огне.
   Он рассказал, как Алвир и его отряды отказали в приюте беженцам Пенамбры.
   Кара кивала в отчаянии.
   - Я боялась этого, - прошептала она.
   - Томек Тиркенсон, наместник земли Геттлсанд, перестроил старое Убежище у Черного Камня. Я не знаю, много ли их там и хорошо ли у них со снабжением. Но вы могли бы просить его о помощи.
   Кара оглянулась на грязных скитальцев. Руди показалось, что без единого произнесенного слова предложение было внесено, обсуждено и принято. Она снова повернулась к Ингольду.
   - Спасибо, - сказала тихо. - Мы пойдем туда, и, если он нас прогонит, по крайней мере это будет лучше, чем оставаться умирать в Иппите.
   Она распрямила широкие плечи и откинула назад прямые тяжелые волосы.
   - У Тиркенсона плохая репутация в церковных кругах, - сказал ей Ингольд. - Но он как Лорд Геттлсанда может позволить себе какое-то милосердие. Кроме того, он понимает, как важно иметь колдунью в Убежище. Твоя мать тоже с тобой?
   Она кивнула.
   - Она посещала школу в Кво в свое время?
   В зеленоватых глазах появилась насмешка.
   - Чтобы познать это напыщенное, оторванное от жизни учение? Нет, только не она.
   Ингольд улыбнулся и неожиданно доброжелательное выражение его лица совершенно пленило ее. Она продолжала изучать его, пытаясь понять, кто он. В ее глазах озадаченность переходила в удивление и в благоговение. Она прошептала:
   - Ты Ингольд Бесславный?
   Он вздохнул.
   - Это моя несчастная судьба.
   Она сразу застенчиво смутилась, как Джил, когда ей говорили, что она сделала что-нибудь правильно.
   - Извините, сэр, - сказала она, заикаясь. - Я не представляла себе...
   - Пожалуйста, - попросил ее Ингольд. - Не называй меня так. Ты заставляешь меня чувствовать себя ужасно старым. - Он взял ее руки. - Еще об одном, Кара. Где-то поблизости орудует банда Рейдеров. Их не больше тридцати. Мы наткнулись два дня назад на магический крест. Я бы посоветовал тебе удвоить охрану и усилить дозор. Рейдеры в панике. Они могут принести в жертву кого-нибудь из твоих людей. И, конечно, они позарятся на ваших овец.
   Один из мужчин спросил обеспокоенно:
   - Напуганы? Кого они боятся? Дарков?
   При упоминании о Рейдерах по обозу прошел ропот, словно запах волка в стаде крупного рогатого скота. Они живут в пустыне, подумал Руди, возможно, некоторые из них видели останки умиротворительных жертв Рейдеров, этих местных привидений.
   - Может быть, - сказал Ингольд. - Но магический крест поставлен не против Дарков. Я не знаю, чего они боятся. Но они очень боятся.
   Кара задумчиво нахмурила брови:
   - В это время года здесь не бывает пожаров. И ледяных бурь здесь, далеко на юге, не бывает. Может быть, они не понимают, как далеко на юг они зашли...
   - Я не могу поверить, что банда Рейдеров не представляет, где она находится, - сказал Ингольд. - Но я видел другие умиротворительные жертвы. Это совсем иное. Слышали ли вы какую-нибудь молву или историю?
   Бородатый фермер с длинным луком ухмыльнулся.
   - Что может испугать Рейдеров? Может быть, миллион бегущих в панике мамонтов, преследуемых стаей ужасных птиц, или солнечный кот с колючкой в лапе...
   Ингольд покачал головой и тоже ухмыльнулся.
   - Нет, они не ставят магических крестов против того, кого могут убить.
   - Болезнь, - нерешительно предположила женщина.
   Он заколебался.
   - Может быть. Но у Рейдеров есть довольно простой способ борьбы с болезнью.
   - Хорошо, - допустила она. - Но при сильной эпидемии ты не сможешь оставить каждого позади.
   - Я видел, как они бросали до двадцати своих собратьев, мэм, им это раз плюнуть, - сказал фермер, почесывая затылок. - Зима голодная. Много людей болеет из-за отвратительной погоды.
   - Возможно, - снова сказал Ингольд. - Хотя Рейдеры относятся к болезни как к внутренней слабости, а не как к вторжению извне. Они смотрят на вещи не так, как мы. Иногда они боятся очень странных вещей. Но в любом случае, здесь есть что-то, и, чтобы противостоять этому и всем другим напастям, ты, Кара из Иппита, и все, кто идет за тобой, должны быть осторожны.
   Он благословил ее, делая знак над головой.
   - Пусть ваше путешествие завершится благополучно.
   Она застенчиво улыбнулась и повторила его знак.
   - И ваше, сэр.
   На этом они расстались. Руди и Ингольд продолжили свой путь, Кара и деревенские жители - свой. Пыль обоза осыпала двух странников, и какое-то время они были окружены белым туманом. Они шли мимо фургонов, среди женщин, детей, кур и коз. Ремесленники проходили мимо с тачками, полными инструментов, фермеры - с плугами на спинах, воины - с луками и алебардами. В слабом однообразном звоне колокольчиков собаки гнали овец вдоль обоза. Некоторые деревенские жители подняли руки, приветствуя путников. Старая бабка, вязавшая в задней части фургона, весело прокаркала:
   - Неверной дорогой идете, мальчики!
   Кара крикнула с осуждением:
   - Мама!
   Голос ее был едва слышен.
   Руди ухмыльнулся.
   - Невежественная колдунья! Что может быть опаснее? Она правильно оценивает свои скромные возможности.
   Ингольд улыбнулся при воспоминании об этой скромной, некрасивой женщине.
   - Как правило, полуобразованные маги даже хуже, чем необразованные, но у нее есть сердечная доброта, которой часто недостает колдуньям. Среди волшебников она исключение.
   - Почему?
   Ингольд пожал плечами.
   - Кудесники - нехорошие люди, Руди. Доброта сердца - редкость для мага. Мы горды, как Сатана, особенно те, кто обучался. Должно существовать что-то, противостоящее впечатлениям от знания того, что ты можешь изменить судьбу Вселенной. Разве ты не ощущал эйфорию, приходящую с осознанием того, что ты можешь заплетать огонь в своих руках и изменять направление ветров?
   Руди посмотрел на него с беспокойством и увидел глаза, знающие слишком много, и улыбку нехорошего веселья от того, что он прочел чужие мысли. Руди пробормотал с неохотой:
   - Да, ну... я думаю... Ну и что?
   Последнее стадо проходило мимо них. Беловатая пыль витала в воздухе. Каменистая пустота под невыразительным небом уходила в никуда.
   - Так что, на самом деле? - Ингольд улыбнулся. - Если бы у экстаза власти не было страшной особенности! Совет и Архимаг держат под контролем души тех, кто обладает властью.
   Руди вспомнил чувство, возникшее в его душе, когда он вызвал огонь. Эту быструю, ликующую искорку триумфа! И он вдруг увидел тропу, ведущую ко злу. Он искал знаний ради знаний, власти ради власти, оставляя Минальду в поисках своей судьбы и оставаясь в своей скрытой комнате, чтобы вникать в тайны кристалла. А Ингольд в это время был обращен к смерти и разорению Убежища. Он увидел в себе запас зла и необузданности.
   Ужаснувшись, он подумал, чувствует ли Ингольд то же самое? А Лохиро? Перед ним предстал образ Архимага. Это был молодой и очень строгий человек с пустыми, сверкающими глазами. Боролся ли он с экстазом безграничных горизонтов? "Он должен был бороться, - подумал Руди. - Ведь он - Архимаг, самый могущественный колдун в мире, господин всех других. Ты действительно должен контролировать свои действия, - подумал Руди. - Власть! Уход от нее должен превзойти любое лекарство".
   - И долго надо учиться в Кво? - спросил он.
   - Большинство людей обитает там от трех до пяти лет, - сказал старик, отворачиваясь от облака пыли на дороге далеко позади них и внимательно вглядываясь вдаль. - Но, как видишь, не все кудесники обучаются там. Раньше были другие центры колдовства, крупнейшие из которых располагались вокруг Пенамбры. Другие маги познают учение странствующих чародеев, что, вероятно, и делала мать Кары. А третьи - приносящие огонь, искатели действуют чисто инстинктивно, если действуют вообще. Но центр находится в Кво. Его башни - наш дом.
   День близился к концу. Темнота сгущалась на востоке. В Убежище под молитвы Джованнин и заурядные заклинания Бектиса скоро будут закрывать огромные двери.
   - Где Бектис приноровился к этому? - спросил Руди. - Он тоже учился в Кво?
   - Да, он почти на десять лет старше меня. Он чувствует, что я вернулся.
   - Так ты тоже учился магии в Кво?
   - Ну, не совсем, - Ингольд мельком взглянул на Руди. Вечерние тени скрывали черты его лица в полумраке капюшона.
   - Я учился в Кво почти семь лет, - продолжал он, - и узнал много о волшебстве, власти и материи во Вселенной. Но, к несчастью, никто там не сумел отучить меня от тщеславия и глупости. Я считал себя всемогущим, словно Бог. В результате мой первый поступок по возвращении домой легкомысленно привел в движение вереницу событий, уничтоживших всех членов моей семьи, любимую девушку и несколько сотен других совершенно невинных людей, большинство из которых я знал всю свою жизнь. Тогда я удалился в пустыню и стал отшельником. Именно в пустыне, Руди, я стал волшебником, мне кажется, я говорил когда-то, - тихо продолжал Ингольд, - настоящее волшебство имеет очень мало общего с магией.
   На это Руди нечего было ответить.
   6
   Брат строго-настрого запретил Минальде возвращаться в лагерь беженцев. Через неделю после своего первого визита Джил снова спустилась вниз. Она была осторожна, как охотник, выслеживающий леопарда. Она хорошо помнила предостережения Майо.
   Дорога все еще была под неусыпным наблюдением защитников Пенамбры, хотя каждый день гибли сотни людей. Стражник Калдерн, крупный, обманчиво медлительный деревенский житель с севера, побывал в лагере. Он сказал, что их осталось совсем немного, они жмутся к своим жалким кострам и варят пойманную в ловушку лису. Майо он не видел. Узнав об этом, Минальда заплакала.
   Стоя в кромешной тьме под неподвижными деревьями, Джил была переполнена предчувствием опасности, ей казалось, что за ней ведется неусыпное наблюдение.
   Ее окружало гнетущее, мрачное царство влажной коры тускло-коричневого цвета, черных сосновых иголок под бременем снега, голых кустов с изогнутыми ветками, торчащими из сугробов, словно руки окоченевших трупов. Уже три дня не было снегопада. Земля была превращена в грязное месиво там, где жители Пенамбры добывали пищу и ставили ловушки. Она чувствовала запах лагерных костров в неподвижном воздухе. Почему ей казалось, что за ней наблюдают? Какие подсознательные ключи, удивлялась она, так плохо настраивали ее напряженные нервы? Или это просто мнительный страх перед Белыми Рейдерами?
   "Ледяной Сокол понял бы, - подумала она. - Он бы не только почувствовал опасность, если это была опасность, но и установил бы, откуда она исходит". Но Ледяной Сокол остался в затопленных речных долинах и преодолевал свои трудности.
   Сквозь тишину леса до нее донеслись звуки с дороги: хлюпанье копыт в подмерзшей слякоти, скрип кожи, голоса мужчин и женщин, легкое бряцание кольчуг. Это были хорошо знакомые ей звуки, она успокоилась немного и поспешила к дороге. Фуражный обоз возвращался из долин.
   С высокой насыпи она увидела скользящих в подмерзшей грязи, старающихся изо всех сил лошадей. Она узнала Януса, идущего впереди обоза. Его лошадь тянула телегу, нагруженную грязными, покрытыми плесенью мешками с зерном и закопченными свиными тушами. Дорога здесь была плохой. Красные Монахи и воины Алвира, на чью долю это выпало, помогали вытаскивать колеса, тонущие в жидкой, доходящей до колен грязи. Все фургоны были наполнены до краев.
   Янус остановился и поднял руку, объявив о привале. Джил бросилось в глаза, что за неделю поисков он сильно похудел. Бессонные ночи и изнурительный труд оставили отпечаток на лице Януса. Его квадратное лицо с рыжеватой щетиной было покрыто сажей. Он шагнул вперед, проверяя дорогу палкой, которая сразу же утонула в слякоти. Как и его воины, он был весь покрыт полузасохшей, полузамерзшей грязью. Жестом он собрал отряд и поручил мужчинам подобрать сосновые сучья и ветки и уложить их на дорогу. Надо было что-нибудь соорудить, чтобы не торчать здесь до следующей недели.
   Мужчины и женщины разбрелись, карабкаясь по замерзшей насыпи, исчезая во тьме леса. Когда они спускались к речным долинам, их было больше и они не были так измождены. Одежда их обветшала. Янус стоял среди оставшихся собратьев и тревожно смотрел на чащобу. Он тоже почувствовал опасность. Увидев Джил, он немного расслабился.
   - Джил-Шалос! - окликнул он ее. - Как дела в Убежище?
   - Все так же, - крикнула она в ответ. - О Дарках не слышно. Ты проходил мимо лагеря беженцев?
   Он кивнул, и его напряженное, слишком взволнованное лицо, казалось, застыло в раскаяньи.
   - Да, - тихо ответил он. - Прокляните Алвира! Он мог бы принять оставшихся. Их выжило ничтожно мало. Они бы не причинили ему особого беспокойства.
   Другой голос, тихий, слабый и немного печальный, ответил:
   - Напрасно ты так думаешь.
   Джил посмотрела наверх. Напротив нее на высокой насыпи дороги стоял Майо из Трана. Он был похож на завернутый в тряпье труп нищего, чьи волосы и борода выросли уже после смерти. В лесу послышался шорох, люди Майо, словно дикие животные, появились из темноты деревьев, толкая перед собой около дюжины связанных, разоруженных, с кляпами во рту Красных Монахов, ушедших собирать сосновые сучья.
   Крик о помощи замер на губах Януса.
   - Это не так уж трудно, - продолжал аббат своим тихим голосом, - даже для умирающих от голода напасть из засады на одного или двух воинов. Действительно легче, чем поддерживать эту дорогу изрытой и сбитой в грязь, непригодной для груженых обозов, и ждать вас здесь. Если бы вас не было еще три дня, я сомневаюсь, что мы смогли бы поддерживать ее в таком состоянии. Но сейчас мы добыли еду, - он указал на фургоны, - и необходимые средства. Стоит только обрести силу, и мы пойдем дальше.
   Джил обернулась на шум. Жители Пенамбры выходили из леса. Они тоже были покрыты сажей и напоминали волков. Они так истощали, что женщин можно было отличить от мужчин только по отсутствию бороды. Те, у кого не было стального оружия, несли дубинки. У одной женщины была железная сковорода, окровавленное дно которой свидетельствовало об успехах хозяйки. Они уже ползли вниз по насыпям к дороге, намереваясь унести содержимое фургонов.
   - Когда-то мы вместе обучались военному делу, Янус, - продолжал Майо. В искалеченных руках он держал жезл. Джил подозревала, что только он и помогал ему держаться на ногах. - Может, ты окажешь мне услугу и передашь мое послание Алвиру.
   Джил вздохнула, потерев воспаленные глаза.
   - Я бы продала свою сестру арабам за чашку кофе, - заявила она в пустую темноту. Но никто не услышал это щедрое предложение, и только эхо полночной тишины прошептало ей ответ.
   На Убежище опустилась ночь.
   Впрочем, там всегда была ночь. Толстые стены сохраняли мрак внутри Убежища и надежно защищали от Дарков. Но днем лабиринты коридоров кишели мерцающими огнями, светом светильников из жира и тлением крошечных огоньков в грязных и переполненных кельях. Голоса повторялись эхом и снова отражались смехом, песней, бранью и слухами Убежища. Приход Церкви всегда был местом, где собирались ремесленники, меняющие свой товар на пищу, другой товар или просто добрую волю. Люди, стирающие одежду в прудах у каналов или просто желающие поговорить или поиграть на очки, монеты, любовь тоже собирались здесь. Глубокой ночью можно было почувствовать зрелость и возраст Убежища. Пустая тишина Убежища напоминала Джил описания Гнезд, в которых тайно плодились Дарки.
   Безмолвие угнетало ее. Дуновение ветра, липкое, как палец духа, коснулось ее лица.
   Что это?
   Джил напряглась и старалась быть начеку. Последние два дня изнурили ее. Она не принимала участия в Совете, созванном в связи с посланием Майо из Трана Алвиру, но видела, как канцлер и Джованнин встретили Януса на ступенях Убежища. Джил заметила мертвенную бледность, покрывшую темное лицо Алвира при известии, что и несколько тонн продовольствия, и фургоны, и резервные лошади присвоены аббатом Пенамбры и его людьми. Положение не улучшилось, когда после минутного потрясения Джованнин сказала:
   - Я предупреждала, что отряд должен быть больше.
   "Если бы Алвир был колдуном, - подумала Джил, - аббатиса Гея не миновала бы жестокой расправы".
   Какой-то толстяк в зеленом бархате выступил из свиты Алвира и неловко прокашлялся.
   - Милорд, могут ли Дарки уничтожить этого жалкого выскочку и негодяя?
   Джованнин сухо ответила.
   - У аббата Пенамбры достанет ума и сил, чтобы предотвратить даже это.
   Купец поиграл горностаевыми хвостами, что украшали его дублет.
   - Тогда мы сами расправимся с ним.
   - Этому не бывать.
   Резкость неожиданно раздавшегося ответа испугала всех. В серости хмурого полдня лицо Альды побелело, словно мрамор. Рот ее был крепко сжат, ноздри расширились от гнева. Никто не заметил, как она подошла.
   - Это друзья, а не враги, Бендл Стуфт, и мы дадим им приют в Убежище. Буду рада, если вы намотаете это себе на ус.
   Даже у Алвира не нашлось слов для ответа.
   Сразу же начались совещания и переговоры. Прежнюю систему распределения продовольствия, личный обмен, субсидии и беспорядочную благотворительность надо было заменить чем-то более разумным, и Джованнин билась изо всех сил против предложения о генеральной инвентаризации провизии в Убежище.
   Но в тот же день снаружи жители города построили хранилища и перевезли туда часть продуктов. Это была изнурительная, но необходимая работа для тех, кто заступал в дозор каждую ночь.
   Джил знала: что бы Алвир ни говорил теперь на переговорах, Майо и жителей Пенамбры примут в Убежище. "Так и должно быть", - подумала она, распрямляя плечи. Она всегда считала отказ беженцам чудовищно жестоким не только потому, что Убежище нуждалось в защитниках, но и потому, что это было просто бесчеловечно. Слишком много долгих ночей она провела в дозоре, чтобы освободиться когда-либо от ужаса пребывания на открытой местности в темноте.
   Джил подумала о Ледяном Соколе, пробирающемся в одиночестве через затопленные, полные опасностей долины, и о Руди и Ингольде в пустоте равнин. Ей так недоставало Ингольда. Джил отдала бы все на свете, чтобы увидеть их лица в свете костра. Конечно, это было несравнимо с присутствием Ингольда, с его своеобразным отношением ко всему окружающему, но по крайней мере она бы знала, что он жив. В ее собственном мире не было ни одного человека, чья утрата так взволновала бы ее.
   Сам мир был дорог ей - освещенное солнцем спокойствие лужаек университета, позолоченных осенними вечерами, тишина библиотеки в полночь, когда она наедине с заплесневевшими томами выискивала единственную ссылку в груде бумаги. К этому времени ее подруги и советник доктор Смэйлс уже сообщили об ее исчезновении, и родители кинулись на поиски.