Страница:
Проснувшийся Тир с готовностью поднял ручки и сонно заворковал:
– 'Уди! 'Уди!
Руди с усмешкой взял его на руки.
– Чем тебя мама кормит, толстячок, неужто камнями? Все в Убежище только и думают о еде и воруют ее друг у друга, а ты все толстеешь. Как тебе это удается?
Тир только радостно засмеялся. Это обвинение вряд ли было справедливым: пока он был всего лишь младенцем, но в будущем обещал стать юношей, столь же стройным и изящным, как мать.
– Похоже, камер сгорания нам больше не найти, – вздохнул Руди, опускаясь на скамью рядом с Минальдой. – Отыскали всего пятьдесят две, при том, что обшарили кладовые сверху донизу. А огнеметчиков почти восемьдесят, придется использовать лишних людей на подмене.
Минальда встала у него за спиной и начала массировать его шею кончиками пальцев.
– Правда ли, что посол просит показать отряд огнеметчиков в действии? – спросила она.
– Мелантис уже натаскивает своих людей, – ответил Руди, закрыв глаза от удовольствия – Ты никогда не хотела стать профессиональной массажисткой? Через денек-другой я кое-что подготовлю для его милости. – Руди поймал руки своей возлюбленной, притянул ее к себе и, откинувшись, заглянул ей в глаза. – Он беспокоится о своем войске, – пояснил он, хотя все было и так ясно. – Господи, так ведь и я беспокоюсь о нем.
«И не без оснований», – подумала Джил, но вслух ничего не сказала. После того, как они ушли, она долго сидела, размышляя о Руди и Минальде, о Зимнем празднестве, о Дарках. В лабиринтах вокруг нее установилась тишина. Мерцающий камень на столе отбрасывал ее огромную тень на мрачную стену, выхватывая каждую щербинку и трещину на деревянном столе, резко очерчивая каждый пергамент, каждый кристалл на его поверхности. Он высвечивал грязь и убогость тесной каморки, ту тягостную обстановку, к которой Джил уже начала привыкать: отсутствие мебели, стол на козлах, продавленная койка.
«Ничего удивительного, – подумала она, – что Алвир прельстился атласными туфлями и запасом мыла. Возможно, он единственный человек в Убежище, у которого вся одежда в порядке. Одному Богу известно, где он раздобыл знамена, под которыми приветствовал Ваира. Но понимает, что и его запасы небезграничны».
Будучи историком, Джил знала множество примеров того, как богатые промышленные регионы без труда подчиняют себе малонаселенные сельские области. «К тому же, – подумала она, – Алвир не откажется стать управителем при императоре, если это принесет ему комфорт и престиж. Лучше быть негром в доме богача, чем помирающим от голода белым бедняком».
Откуда-то из каморок, окружавших ее кабинет, раздался странный звук. Было уже очень поздно, и все другие шумы штаб-квартиры Совета уже стихли. Джил никогда раньше такого не слышала: еле различимый, однако поражавший своей безудержней резкостью. Плач мужчины.
Какое-то время Джил сидела взволнованная и смущенная. Как и большинство незамужних женщин, она никогда не видела рыдающего мужчину и испытывала ужасное чувство: это казалось даже более постыдным, чем подслушивать, как кто-то занимается любовью... Возможно, кому-то из обитателей Убежища приснился горестный сон о том, как был разрушен его дом?
Но отчаяние этих душераздирающих рыданий все же принудило ее бросить занятия и покинуть кабинет в поисках тишины в общей комнате. Такому горю она ничем не могла помочь.
В общей комнате царила почти непроглядная темнота. Лишь голубоватый свет, похожий на мерцающий болотный огонь, пробивался сквозь занавес, скрывавший вход в каморку Ингольда. Приблизившись, она услышала мягкое поскрипывание пера.
– А, моя дорогая...
Маг протянул ей навстречу руки, как только Джил вошла в каморку. Поношенный коричневый плащ, который он накинул на плечи, сполз на спинку замысловато изогнутого и чиненого-перечиненого стула. Как всегда, руки у него были теплыми, и, как всегда, он словно вливал в нее свою жизнеутверждающую силу. Джил заметила следы усталости на его лице, но ничего по этому поводу не сказала. Он жестом пригласил ее сесть, а сам направился к очагу, чтобы налить чаю.
Джил посмотрела на пергамент, над которым он работал. Карта тоннелей и пещер Логова, похожая по своей запутанности на тарелку с макаронами. Она бросила взгляд на присевшего на корточки перед очагом старика; от его рук словно бы исходило теплое сияние.
– Ты сомневаешься, что Алвир нам поверит, да?
Ингольд обернулся.
– А ты сама?
Джил возмутилась.
– Он обязан поверить, – запротестовала она. – Черт возьми, у меня есть доказательства! Целый мешок доказательств... Он не может так просто отмахнуться от них!
Волшебник кряхтя встал и подошел к ней.
– Возможно, – согласился он. – Я очень на это надеюсь. Только, видишь ли, Ледяной Сокол ничуть не обманул меня своими недомолвками. Он вернулся сюда с отрядом Белых Всадников, и, я подозреваю, что они все еще где-то здесь, в Долине. Они знают, сколько людей отправится в Логово в Гае, и будут знать, сколько вернется обратно.
Джил молча сидела, рассматривая его лицо, – решительный подбородок и плоские скулы, очерченные отблесками очага. Как и прежде, ей казалось сейчас, что это лицо она знала всегда.
– Ингольд, – тихо спросила Джил, – почему Дарки охотятся за тобой? Я тебя уже спрашивала об этом прошлой осенью, когда ты отправлялся в Кво. Мне казалось, с тех пор ты сумел найти ответ.
Он отвел глаза.
– Не знаю, – откликнулся маг почти неслышным голосом. – Прежде мне казалось, это из-за того, что я знаю нечто важное. А теперь боюсь, что все дело лишь в том, кто я такой.
– То есть?
– Архимаг, – без всякого выражения произнес он, – тот, кому известно Старшее заклинание, подчиняющее себе все остальные.
Джил нахмурилась от внезапной горечи в его голосе.
– Не понимаю.
– Вот и хорошо. – Ингольд неожиданно улыбнулся и ласково обнял ее за плечи. – Хорошо. В любом случае, если дело дойдет до вторжения, то, будучи магом, у меня куда больше шансов выжить, чем у всех остальных. К тому же, если я не отправлюсь в поход вместе с войском, то останусь здесь, в Убежище, вместе с Джованнин и инквизитором Пинардом.
На это Джил было нечего возразить.
– Церковь на Юге не та, что была в королевстве Дарвет, – продолжал он. – Здесь Церковь всегда держалась в рамках законов. Но на Юге она сама и есть закон. Она не только благословляет королей, но и коронует их, а в некоторых случаях и сама выбирает их. Джованнин признает духовное главенство инквизиции.
– То есть подчинится приказам Пинарда?
Он хмыкнул.
– Джованнин Нармелион никогда в жизни не подчинялась ничьим приказам. Но она прислушивается к его словам, что Бог оправдает любые средства, которые изберут его верные служители. И она никогда не простит меня за то, что я отнял у Церкви брата Венда. Наверное, можно сказать, что своими речами инквизитор окончательно развратил ее, хотя при этом они оба считают, что руководствуются самыми благими намерениями. А поскольку Майя Пенамбрийский с ними не согласен, то рискует заслужить клеймо раскольника.
– Хотя он всего лишь верный приверженец Церкви, – иронично усмехнулась Джил, затем внезапно спросила: – Это правда, что ты отсек руку Ваиру в нечестном бою?
– Еще бы. – В его глазах сверкнул проказливый огонек. – Учитывая то, что он был верхом и вооружен длинным мечом, в то время как меня приковали за запястье к столбу и дали простой двухфутовый клинок... этот бой вполне можно назвать нечестным. Как ты уже, наверное, поняла, это случилось, когда я был рабом в кавалерийских бараках Кхирсрита. Мне и в голову не приходило, что в этой схватке Ваир потерял руку: не так уж и серьезно я его ранил. Хотя, конечно, алкетчские лекари не пользуются магией и не слишком искусны в своем ремесле... В общем, я почти и не вспоминал об этой истории, как только зажили мои собственные раны, и больше никогда не встречался с Ваиром. Но теперь, оглядываясь назад, я полагаю, что это именно он потом пытался меня убить и вынудил бежать из Алкетча.
Волшебник помолчал, его глаза затуманились, вглядываясь в далекое прошлое.
– Ваир всегда скверно владел мечом, – добавил он, взглянув на Джил, – несмотря на все его заверения. Насколько мне помнится, во время тренировочного боя я выбил у него меч, и он заработал плохую оценку от наставника. Тогда, против всех правил, он, взъярившись, вернулся, чтобы довершить начатое.
– Тем самым увенчав грех гневливости грехом глупости. – Джил ухмыльнулась. Затем, слегка нахмурившись, спросила: – Ты тогда уже был магом?
– А ты сама как думаешь?
Она покачала головой.
– Но ведь ты был уже взрослым...
Волшебник вздохнул.
– Мне сравнялось двадцать два года. Как верно заметил наш однорукий друг, в этом возрасте большинство магов уже успевают овладеть своей силой, которая обычно проявляется где-то между девятью и четырнадцатью годами.
Он откинулся на спинку стула и набросил на плечи плащ, как будто хотел защититься от холода.
– Видишь ли, когда я вернулся из Кво, началась война. Наши земли граничили с Геттлсендом. Мой отец был правителем Гирфайи, это княжество близ Дила. В последней битве перед дверями отчей крепости я получил удар по голове, который едва не прикончил меня. И когда я пришел в себя в Алкетче, в загоне для рабов, я не мог вспомнить даже как меня зовут, не говоря уж о моих способностях или – к счастью – о моей роли в этой войне.
Долгое время Джил молча рассматривала его, и внезапно перед ней предстал отчетливый образ того блестящего самонадеянного светловолосого юноши, каким был Ингольд Инглорион в двадцать два года.
– И когда же ты вспомнил? – тихо спросила она.
– После бегства из Кхирсрита. В пустыне. У меня была лихорадка, я тогда чуть не умер. Меня нашел Кта. – Ингольд помолчал, уставившись на огонь в очаге. – Затем я много лет провел отшельником. Я вспомнил о себе все. Но я вспомнил и то, что война началась из-за меня. Из-за моих занятий черной магией и вмешательства в те дела, которые вовсе меня не касались... Прошло очень много времени, прежде чем я набрался храбрости зажечь огонь без огнива. Я свыкся с мыслью о гибели родителей и моего младшего брата, Лиардина... – Он покачал головой, будто старался избавиться от эха полузабытых старых голосов. – Но Гирфайя так и не воскресла из пепла. Возможно, я единственный, кто вообще помнит, где она находилась. Маги – опасные люди, Джил, – закончил он, снова притрагиваясь к ее руке. – С нами лучше не связываться. Ледяной Сокол был прав. Нужно быть отважным человеком, чтобы водить дружбу с мудрецами.
Она пожала плечами.
– Я в это не верю.
– Правильно, ведь ты же очень отважна, – улыбнулся он.
– Так вот почему... – начала было она и замолчала на полуслове. – Порой я сомневаюсь, что ты и впрямь так умен, как о себе думаешь.
И, не дав ему опомниться, неожиданно даже для себя самой, Джил наклонилась и нежно поцеловала его в лоб, а затем вышла из комнаты.
После слабого света в каморке Ингольда, темнота в общей зале показалась ей непроглядной. С привычной осторожностью, которой она научилась у Ледяного Сокола, Джил не стала останавливаться, чтобы дать своим глазам привыкнуть к темноте, а просто сделала шаг в сторону, дабы остаться незамеченной. Поэтому, когда какая-то тень возникла во мраке одного из многочисленных проходов, ведущих в общую комнату, Джил лишь плотнее прижалась к стене и замерла.
Ей удалось уловить смутные очертания бледного безбородого лица и бритого черепа, мелькнувшего на фоне двери. На мгновение тонкая рука задержалась на косяке, и пробегающие по почти погасшим углям очага огоньки вызвали ответный отблеск кольца с аметистом.
ГЛАВА 9
– 'Уди! 'Уди!
Руди с усмешкой взял его на руки.
– Чем тебя мама кормит, толстячок, неужто камнями? Все в Убежище только и думают о еде и воруют ее друг у друга, а ты все толстеешь. Как тебе это удается?
Тир только радостно засмеялся. Это обвинение вряд ли было справедливым: пока он был всего лишь младенцем, но в будущем обещал стать юношей, столь же стройным и изящным, как мать.
– Похоже, камер сгорания нам больше не найти, – вздохнул Руди, опускаясь на скамью рядом с Минальдой. – Отыскали всего пятьдесят две, при том, что обшарили кладовые сверху донизу. А огнеметчиков почти восемьдесят, придется использовать лишних людей на подмене.
Минальда встала у него за спиной и начала массировать его шею кончиками пальцев.
– Правда ли, что посол просит показать отряд огнеметчиков в действии? – спросила она.
– Мелантис уже натаскивает своих людей, – ответил Руди, закрыв глаза от удовольствия – Ты никогда не хотела стать профессиональной массажисткой? Через денек-другой я кое-что подготовлю для его милости. – Руди поймал руки своей возлюбленной, притянул ее к себе и, откинувшись, заглянул ей в глаза. – Он беспокоится о своем войске, – пояснил он, хотя все было и так ясно. – Господи, так ведь и я беспокоюсь о нем.
«И не без оснований», – подумала Джил, но вслух ничего не сказала. После того, как они ушли, она долго сидела, размышляя о Руди и Минальде, о Зимнем празднестве, о Дарках. В лабиринтах вокруг нее установилась тишина. Мерцающий камень на столе отбрасывал ее огромную тень на мрачную стену, выхватывая каждую щербинку и трещину на деревянном столе, резко очерчивая каждый пергамент, каждый кристалл на его поверхности. Он высвечивал грязь и убогость тесной каморки, ту тягостную обстановку, к которой Джил уже начала привыкать: отсутствие мебели, стол на козлах, продавленная койка.
«Ничего удивительного, – подумала она, – что Алвир прельстился атласными туфлями и запасом мыла. Возможно, он единственный человек в Убежище, у которого вся одежда в порядке. Одному Богу известно, где он раздобыл знамена, под которыми приветствовал Ваира. Но понимает, что и его запасы небезграничны».
Будучи историком, Джил знала множество примеров того, как богатые промышленные регионы без труда подчиняют себе малонаселенные сельские области. «К тому же, – подумала она, – Алвир не откажется стать управителем при императоре, если это принесет ему комфорт и престиж. Лучше быть негром в доме богача, чем помирающим от голода белым бедняком».
Откуда-то из каморок, окружавших ее кабинет, раздался странный звук. Было уже очень поздно, и все другие шумы штаб-квартиры Совета уже стихли. Джил никогда раньше такого не слышала: еле различимый, однако поражавший своей безудержней резкостью. Плач мужчины.
Какое-то время Джил сидела взволнованная и смущенная. Как и большинство незамужних женщин, она никогда не видела рыдающего мужчину и испытывала ужасное чувство: это казалось даже более постыдным, чем подслушивать, как кто-то занимается любовью... Возможно, кому-то из обитателей Убежища приснился горестный сон о том, как был разрушен его дом?
Но отчаяние этих душераздирающих рыданий все же принудило ее бросить занятия и покинуть кабинет в поисках тишины в общей комнате. Такому горю она ничем не могла помочь.
В общей комнате царила почти непроглядная темнота. Лишь голубоватый свет, похожий на мерцающий болотный огонь, пробивался сквозь занавес, скрывавший вход в каморку Ингольда. Приблизившись, она услышала мягкое поскрипывание пера.
– А, моя дорогая...
Маг протянул ей навстречу руки, как только Джил вошла в каморку. Поношенный коричневый плащ, который он накинул на плечи, сполз на спинку замысловато изогнутого и чиненого-перечиненого стула. Как всегда, руки у него были теплыми, и, как всегда, он словно вливал в нее свою жизнеутверждающую силу. Джил заметила следы усталости на его лице, но ничего по этому поводу не сказала. Он жестом пригласил ее сесть, а сам направился к очагу, чтобы налить чаю.
Джил посмотрела на пергамент, над которым он работал. Карта тоннелей и пещер Логова, похожая по своей запутанности на тарелку с макаронами. Она бросила взгляд на присевшего на корточки перед очагом старика; от его рук словно бы исходило теплое сияние.
– Ты сомневаешься, что Алвир нам поверит, да?
Ингольд обернулся.
– А ты сама?
Джил возмутилась.
– Он обязан поверить, – запротестовала она. – Черт возьми, у меня есть доказательства! Целый мешок доказательств... Он не может так просто отмахнуться от них!
Волшебник кряхтя встал и подошел к ней.
– Возможно, – согласился он. – Я очень на это надеюсь. Только, видишь ли, Ледяной Сокол ничуть не обманул меня своими недомолвками. Он вернулся сюда с отрядом Белых Всадников, и, я подозреваю, что они все еще где-то здесь, в Долине. Они знают, сколько людей отправится в Логово в Гае, и будут знать, сколько вернется обратно.
Джил молча сидела, рассматривая его лицо, – решительный подбородок и плоские скулы, очерченные отблесками очага. Как и прежде, ей казалось сейчас, что это лицо она знала всегда.
– Ингольд, – тихо спросила Джил, – почему Дарки охотятся за тобой? Я тебя уже спрашивала об этом прошлой осенью, когда ты отправлялся в Кво. Мне казалось, с тех пор ты сумел найти ответ.
Он отвел глаза.
– Не знаю, – откликнулся маг почти неслышным голосом. – Прежде мне казалось, это из-за того, что я знаю нечто важное. А теперь боюсь, что все дело лишь в том, кто я такой.
– То есть?
– Архимаг, – без всякого выражения произнес он, – тот, кому известно Старшее заклинание, подчиняющее себе все остальные.
Джил нахмурилась от внезапной горечи в его голосе.
– Не понимаю.
– Вот и хорошо. – Ингольд неожиданно улыбнулся и ласково обнял ее за плечи. – Хорошо. В любом случае, если дело дойдет до вторжения, то, будучи магом, у меня куда больше шансов выжить, чем у всех остальных. К тому же, если я не отправлюсь в поход вместе с войском, то останусь здесь, в Убежище, вместе с Джованнин и инквизитором Пинардом.
На это Джил было нечего возразить.
– Церковь на Юге не та, что была в королевстве Дарвет, – продолжал он. – Здесь Церковь всегда держалась в рамках законов. Но на Юге она сама и есть закон. Она не только благословляет королей, но и коронует их, а в некоторых случаях и сама выбирает их. Джованнин признает духовное главенство инквизиции.
– То есть подчинится приказам Пинарда?
Он хмыкнул.
– Джованнин Нармелион никогда в жизни не подчинялась ничьим приказам. Но она прислушивается к его словам, что Бог оправдает любые средства, которые изберут его верные служители. И она никогда не простит меня за то, что я отнял у Церкви брата Венда. Наверное, можно сказать, что своими речами инквизитор окончательно развратил ее, хотя при этом они оба считают, что руководствуются самыми благими намерениями. А поскольку Майя Пенамбрийский с ними не согласен, то рискует заслужить клеймо раскольника.
– Хотя он всего лишь верный приверженец Церкви, – иронично усмехнулась Джил, затем внезапно спросила: – Это правда, что ты отсек руку Ваиру в нечестном бою?
– Еще бы. – В его глазах сверкнул проказливый огонек. – Учитывая то, что он был верхом и вооружен длинным мечом, в то время как меня приковали за запястье к столбу и дали простой двухфутовый клинок... этот бой вполне можно назвать нечестным. Как ты уже, наверное, поняла, это случилось, когда я был рабом в кавалерийских бараках Кхирсрита. Мне и в голову не приходило, что в этой схватке Ваир потерял руку: не так уж и серьезно я его ранил. Хотя, конечно, алкетчские лекари не пользуются магией и не слишком искусны в своем ремесле... В общем, я почти и не вспоминал об этой истории, как только зажили мои собственные раны, и больше никогда не встречался с Ваиром. Но теперь, оглядываясь назад, я полагаю, что это именно он потом пытался меня убить и вынудил бежать из Алкетча.
Волшебник помолчал, его глаза затуманились, вглядываясь в далекое прошлое.
– Ваир всегда скверно владел мечом, – добавил он, взглянув на Джил, – несмотря на все его заверения. Насколько мне помнится, во время тренировочного боя я выбил у него меч, и он заработал плохую оценку от наставника. Тогда, против всех правил, он, взъярившись, вернулся, чтобы довершить начатое.
– Тем самым увенчав грех гневливости грехом глупости. – Джил ухмыльнулась. Затем, слегка нахмурившись, спросила: – Ты тогда уже был магом?
– А ты сама как думаешь?
Она покачала головой.
– Но ведь ты был уже взрослым...
Волшебник вздохнул.
– Мне сравнялось двадцать два года. Как верно заметил наш однорукий друг, в этом возрасте большинство магов уже успевают овладеть своей силой, которая обычно проявляется где-то между девятью и четырнадцатью годами.
Он откинулся на спинку стула и набросил на плечи плащ, как будто хотел защититься от холода.
– Видишь ли, когда я вернулся из Кво, началась война. Наши земли граничили с Геттлсендом. Мой отец был правителем Гирфайи, это княжество близ Дила. В последней битве перед дверями отчей крепости я получил удар по голове, который едва не прикончил меня. И когда я пришел в себя в Алкетче, в загоне для рабов, я не мог вспомнить даже как меня зовут, не говоря уж о моих способностях или – к счастью – о моей роли в этой войне.
Долгое время Джил молча рассматривала его, и внезапно перед ней предстал отчетливый образ того блестящего самонадеянного светловолосого юноши, каким был Ингольд Инглорион в двадцать два года.
– И когда же ты вспомнил? – тихо спросила она.
– После бегства из Кхирсрита. В пустыне. У меня была лихорадка, я тогда чуть не умер. Меня нашел Кта. – Ингольд помолчал, уставившись на огонь в очаге. – Затем я много лет провел отшельником. Я вспомнил о себе все. Но я вспомнил и то, что война началась из-за меня. Из-за моих занятий черной магией и вмешательства в те дела, которые вовсе меня не касались... Прошло очень много времени, прежде чем я набрался храбрости зажечь огонь без огнива. Я свыкся с мыслью о гибели родителей и моего младшего брата, Лиардина... – Он покачал головой, будто старался избавиться от эха полузабытых старых голосов. – Но Гирфайя так и не воскресла из пепла. Возможно, я единственный, кто вообще помнит, где она находилась. Маги – опасные люди, Джил, – закончил он, снова притрагиваясь к ее руке. – С нами лучше не связываться. Ледяной Сокол был прав. Нужно быть отважным человеком, чтобы водить дружбу с мудрецами.
Она пожала плечами.
– Я в это не верю.
– Правильно, ведь ты же очень отважна, – улыбнулся он.
– Так вот почему... – начала было она и замолчала на полуслове. – Порой я сомневаюсь, что ты и впрямь так умен, как о себе думаешь.
И, не дав ему опомниться, неожиданно даже для себя самой, Джил наклонилась и нежно поцеловала его в лоб, а затем вышла из комнаты.
После слабого света в каморке Ингольда, темнота в общей зале показалась ей непроглядной. С привычной осторожностью, которой она научилась у Ледяного Сокола, Джил не стала останавливаться, чтобы дать своим глазам привыкнуть к темноте, а просто сделала шаг в сторону, дабы остаться незамеченной. Поэтому, когда какая-то тень возникла во мраке одного из многочисленных проходов, ведущих в общую комнату, Джил лишь плотнее прижалась к стене и замерла.
Ей удалось уловить смутные очертания бледного безбородого лица и бритого черепа, мелькнувшего на фоне двери. На мгновение тонкая рука задержалась на косяке, и пробегающие по почти погасшим углям очага огоньки вызвали ответный отблеск кольца с аметистом.
ГЛАВА 9
Обстановка в Убежище накалялась. Однажды ночью Минальда, вопреки обыкновению, не пришла в каморку Руди.
Несколько часов он бодрствовал, надеясь расслышать звук ее легких шагов по извилистым коридорам, лабиринты которых она так хорошо знала, и приглушенное шуршание мехового плаща, – лишь волшебник мог бы услышать все это. Прошло уже около двух часов с тех пор, как до него донесся неясные далекие голоса стражи, отправлявшейся в ночной караул.
Она никогда раньше не запаздывала так сильно.
Однако Руди был уверен, что сегодня Альда собиралась прийти к нему.
Днем прошли показательные стрельбы отряда огнеметчиков. Все население Убежища, за исключением Джил, которая, как подозревал Руди, настолько была захвачена своими таинственными исследованиями, что забыла обо всем на свете, и фактически все войско Алкетча присутствовали при этом. Всем хотелось посмотреть на оружие, которым, согласно слухам, правитель Ренвета в стародавние времена разгромил Дарков. На дальнем конце поля, рядом с дорогой, был возведен помост, над которым развевались мрачно-черные и кроваво-алые стяги королевства и Церкви, вперемежку с пестрыми, расшитыми золотом знаменами южан.
Лежа в темной каморке, Руди вспоминал события прошедшего дня, перебирая их, как яркие глянцевые фотографии. Перед его мысленным взором возникли ряды огнеметчиков: от мальчишек девяти-двенадцати лет до старой дамы, которой было уже под восемьдесят. В ушах звучали отрывистые команды, которые выкрикивала Мелантрис.
Ему на память пришли и другие картины прошедшего дня: Ваир и Стюарт, облаченные в оранжевые с алым одежды, увешанные драгоценностями... Бектис, стоящий у подножия помоста среди прочих волшебников: его не допустили к вельможам, ибо Джованнин отлучила бы от Церкви все королевство за одно только предложение, чтобы ей с инквизитором Пинардом встать рядом с колдуном... и наконец Алвир, чье лицо выражало смесь беспокойства и самодовольства.
Особенно ярко помнил Руди Минальду, державшую на руках Тира...
Ингольд держался поодаль ото всех; откинув тяжелые складки плаща за спину, он небрежно жонглировал маленькими сверкающими разноцветными иллюзорными пузырьками из воздуха, искоса наблюдая за происходящим.
Поскольку Руди прекрасно знал, как проводят время молодые маги в дождливые ненастные дни, это зрелище не слишком удивило его. Но он слышал беспокойный шепоток толпы, поднимавшийся, едва лишь Ингольд подбрасывал в воздух маленькие, переливающиеся разными цветами шарики, и те – зеленые, алые, небесно-голубые, – мерцая, вырастали до двух футов в диаметре и лопались у него над головой.
Отряд огнеметчиков выступил вперед. По взмаху руки Ингольда, пузырьки взмыли вверх, как вихрь осенних листьев. Кто-то из толпы в ужасе вскрикнул; Руди услышал шепот Ваира:
– Дьявольщина!
Смехотворные радужные игрушки теперь двигались в точности как Дарки: они, делая плавные повороты, парили в воздухе... Эти движения были знакомы всем присутствующим: каждый хоть раз в жизни видел нападающих Дарков. Не успела Мелантрис на полушаге развернуться и сбить пульсирующий алый шар, – и тут же раздался взрыв аплодисментов. Движущиеся цели вспыхивали и исчезали, едва их касались языки пламени, а одобрительные крики превратились в рев, как будто в самом деле погибали настоящие Дарки. На помосте Алвир и разряженные, как павлины, лорды Алкетча удовлетворенно кивали друг другу, а внизу волшебники и стражники возбужденно колотили друг друга по спинам, Руди обнаружил, что его толкают, похлопывают, обнимают и поздравляют друзья и совершенно незнакомые люди. Даже Вос снисходительно проронил:
– Впечатляет.
А сколько гордости за него было в глазах Минальды!
«Почему она не пришла?»
Ведь когда они на мгновение оказались рядом посреди бурлящей толпы, он явно прочел в ее взгляде обещание скорой встречи.
«А времени осталось так мало, – в отчаянии подумал Руди. – Зимние празднества начнутся уже через три дня! А потом...»
Он прогнал грустные мысли, как делал это на протяжении последних недель, чтобы не омрачать оставшиеся часы. В тщетной надежде Руди прислушался, пытаясь вычленить в сыром пустынном безмолвии звуки, говорившие о приближении Альды. Но ничего не было слышно, только сонное бормотание отца, успокаивавшего плачущего младенца, да капанье и журчанье воды, что текла по каменным венам Убежища.
Руди давно привык к ночным звукам Убежища. Пожалуй, этим он был обязан Логову. В своих снах он снова и снова блуждал в темном отвратительном мире, где белолицые создания с коровьими глазами волочили ноги по гниющему мху бесконечных пещер, потолки которых усеивали чудовищные твари, испускавшие капли слизи.
Снова и снова чувствовал прикосновение ветра к своему лицу; иногда он опять видел высокого седовласого пленника, который бежал прямиком в содрогающуюся тьму... Его глаза были широко раскрыты, – безумные глаза существа, которое полностью позабыло, что такое быть человеком...
А были и еще более ужасные сны. В них лица визжащих бледных существ, которые разбегались при его приближении, казались ему до боли знакомыми: Альда, Ингольд, даже он сам, собственной персоной.
После таких кошмаров Руди просыпался, прислушиваясь к спящему Убежищу.
Он знал, что остальные спят еще меньше. Иногда Руди улавливал отголоски крика Кары, пробудившейся от подобных снов. Понемногу ее всхлипывания замирали, но дыхание оставалось прерывистым. Временами до его слуха доносились слабые постукивания восковых табличек Джил, или, из другого угла, приглушенное хихиканье и резкое ритмичное поскрипывание кровати. Дважды он слышал мужские рыдания, которые кто-то отчаянно пытался заглушить под одеялом.
«Но где же Альда?!»
«Она могла передумать», – пытался он найти объяснение... но тут же вспоминал сияющее выражение ее лица и взгляд, ясно говоривший: «Я приду к тебе, как только смогу!»
Может, ее что-то задержало?
«Но что могло случиться? – возражал он сам себе. – Алвир обещал нам покровительство».
Руди пришло на ум выяснить все, заглянув в один из волшебных кристаллов. Он тут же возмутился в душе: «Во имя всего святого! Разве мало за ней шпионит Алвир. Минальда не твоя собственность!»
И все же эта идея захватила его. Маленький зеленоватый кристалл, который он нашел в нижних лабораториях, казалось, подмигивал ему из темноты наспех сделанных полок, где расположилось все его немногочисленное имущество. Пальцы горели от желания притронуться к кристаллу.
«Прекрати! – велел он себе. – Какое тебе дело до того, почему она не пришла? У тебя нет никаких прав на эту женщину – ведь это ты уходишь от нее. Это все детские штучки: проехать мимо дома подружки, чтобы посмотреть, чья машина припаркована у крыльца... Раз уж она решила не приходить, то нечего за ней подсматривать!»
Руди, набросив на плечи одеяло, метался из угла в угол по своей каморке. Искра колдовского света вспыхнула над головой, как только он взял в руки зеленоватый кристалл. Грани заискрились светом, когда Руди принялся крутить его в руках, а потом уставился в самую сердцевину камня.
Свечи в комнате Минальды полностью оплыли. Капли воска образовывали толстые белые колонны на плечах двух маленьких бронзовых рыцарей подсвечника, и блестящую лужицу на полированной столешнице. Угасающий свет отражался на широкой парчовой отделке халата, плясал в драгоценностях, все еще остававшихся в растрепавшейся церемонной прическе, поблескивал на кольцах и серьгах, которые кучкой лежали у согнутого локтя.
Руди не мог видеть ее лица, так как она спала, положив голову на стол и спрятав лицо в ладони.
Чистый листок бумаги лежал рядом с ней, на нем что-то было написано большими неровными рунами. Руди к этому времени достаточно хорошо овладел письменностью Восса, чтобы прочитать послание:
Руди, прошу тебя, приди!
Руди прижал руки к двери и, закрыв глаза, прощупал механизм замка, как учил его Ингольд. Все оказалось проще простого: это замок был сделан в тяжелые времена, когда уровень мастерства резко упал; составить нужное заклинание в уме оказалось куда проще, чем заставить дверь бесшумно распахнуться на петлях, изъеденных ржавчиной.
Когда Руди закрывал за собой дверь, Тир тут же поднялся, уцепившись пухлыми розовыми ручонками за изогнутую спинку колыбельки, и весело позвал:
– 'Уди!
Изумленно вскрикнув, Минальда вскинула голову.
– Руди! – всхлипнула она.
Минальда привстала, и он обнял ее. Ее лицо, если не считать покрасневших глаз, было совершенно бесцветным. Руди почувствовал на губах привкус соленых слез. Содрогаясь от рыданий, Альда неистово прижималась к нему.
– Я думала, ты уже никогда не придешь.
– Детка, что произошло? Почему закрыта дверь? В чем дело?
Ее голос упал до отчаянного шепота:
– Алвир собирается выдать меня за сына императора Алкетча.
– Выдать? – переспросил Руди, неуверенный, что правильно расслышал ее. Затем, когда ярость захлестнула его горячей волной, вскричал: – Выдать тебя замуж?! – Он вовремя вспомнил, где находится, и его крик тут же превратился во взволнованный шепот. – Он не может этого сделать!
– Мне сообщил инквизитор, – продолжала она тихим голосом, – после того как кончился Совет... о, гораздо позже! Наверное, они продолжали совещаться еще долго после моего ухода. Я... я пошла к Алвиру... он сказал, что договор уже подписан... сказал, что о помолвке будет объявлено вечером после Зимнего празднества. Меня отправят со Стюартом и с почетным эскортом в Алкетч, когда войска выступят в Гай. После этого он запер меня...
Длительное знакомство Руди с рокерами давало возможность высказать свои чувства с достаточной силой. Как он мог быть настолько наивным, что поверил словам Алвира! Длинная тирада насчет предков канцлера, его личных привычек и будущей судьбы, едва не сорвавшаяся с уст Руди, отчасти относилась и к его собственной глупости. Но он уже достаточно долго был магом, чтобы не сознавать: такие реплики – это лишь пустая трата времени.
Вместо этого он сказал:
– Но ведь они не могут отправить Тира в Алкетч!
– А они и не собираются! – яростным шепотом ответила она. – Тир останется здесь, дабы управлять северными землями, с Алвиром в качестве регента. – Она прижалась лбом к его плечу. – Руди, что нам делать?
«Чертовски хороший вопрос», – подумал он. Чувство, очень похожее на панику, охватило Руди. Что они могут сделать? Убежище – единственное спасение от Дарков, но в нем вряд ли найдется такое местечко, где они будут не подвластны Алвиру. Если брат откажется от Альды и отнимет Тира, она утратит остатки независимости. Конечно, в таком случае алкетчский наследник на ней не женится... или все равно женится? Руди ломал себе голову, не испытывая ничего, кроме смятения и досады на собственное невежество. Его мысли сбивались в комок, как путник, застигнутый снежной бурей.
«Что толку бежать? – думал он. – В Убежище мы повсюду останемся пленниками Алвира. Да и куда нам идти?»
Как только он задал себе этот вопрос, ответ тут же сделался очевидным.
Он наклонился и поцеловал испуганное, запрокинутое лицо.
– Надевай свой плащ, милая, – угрюмо сказал он. – Я не знаю, что нам делать, но уж Ингольд-то, черт подери, должен это знать.
Несмотря на поздний час, волшебник еще не спал; он сидел на стуле, уставившись на горстку еле тлевших углей. Пергаменты, книги, листки с непонятными диаграммами, которые для него составляла Джил, был в беспорядке разбросаны по столу и по полу у ног.
Ингольд поднял голову. Взглянув сперва на Руди, затем на Минальду. Когда он увидел, что она держит на руках сына, завернутого в бархатное одеяло, его брови сурово нахмурились.
– Что такое? Что происходит?
Сжато и сбивчиво, пересыпая речь ругательствами, Руди пустился в объяснения. Пока он говорил, волшебник встал, магический огонь над его головой засветился ярче. Маг взял Минальду за руку и усадил на стул, а Тира бережно положил на кровать. Тир тут же начал проворно высвобождаться из одеяла, чтобы исследовать каморку волшебника.
Пока Руди рассказывал, Минальда сидела с потупленным взором, еле заметно дрожа под плащом, который Ингольд заботливо накинул ей на плечи. И только когда закончился рассказ, она подняла взгляд. Ее глаза были сухими, исчез страх, который поселился в них, когда Руди вел ее по коридорам Убежища под защитой скрывающих чар. Вместо него появилось выражение непреклонной решимости, которое Руди видел в тот вечер, когда она согласилась пройти через гнодирр.
Она тихо спросила:
– Ингольд... если Алвир согласился на этот брак у меня за спиной... о чем он еще мог с ними договориться?..
Старик задумчиво посмотрел на нее.
– Есть несколько возможных предположений, – ответил он. – Аббат Майя мне говорил, что Алкетч уже делал попытки захватить дельту Пенамбры. Ну и, конечно, остается открытым вопрос о границах Геттлсенда.
Ее глаза цвета ириса, казалось, стали еще темней от обиды и бессильного гнева; тонкие пальцы дрожали, вцепившись в грубый мех.
– Он зашел слишком далеко, – прошептала она.
Неожиданно Руди почувствовал себя не в своей тарелке. Что такое его чувства и тревоги по сравнению с высокой политикой и вопросами власти? Рядом с этим его любовь к хрупкой темноволосой девушке показалась такой незначительной. А возможно, так оно и было всегда...
Ингольд сложил на груди руки.
– А как далеко готова зайти ты сама?
– Как далеко? – спросила она натянутым голосом. – Что бы мы ни говорили, но я все равно остаюсь его пленницей, хоть здесь, хоть в своей комнате. Он отыщет способ подчинить меня своей воле...
Несколько часов он бодрствовал, надеясь расслышать звук ее легких шагов по извилистым коридорам, лабиринты которых она так хорошо знала, и приглушенное шуршание мехового плаща, – лишь волшебник мог бы услышать все это. Прошло уже около двух часов с тех пор, как до него донесся неясные далекие голоса стражи, отправлявшейся в ночной караул.
Она никогда раньше не запаздывала так сильно.
Однако Руди был уверен, что сегодня Альда собиралась прийти к нему.
Днем прошли показательные стрельбы отряда огнеметчиков. Все население Убежища, за исключением Джил, которая, как подозревал Руди, настолько была захвачена своими таинственными исследованиями, что забыла обо всем на свете, и фактически все войско Алкетча присутствовали при этом. Всем хотелось посмотреть на оружие, которым, согласно слухам, правитель Ренвета в стародавние времена разгромил Дарков. На дальнем конце поля, рядом с дорогой, был возведен помост, над которым развевались мрачно-черные и кроваво-алые стяги королевства и Церкви, вперемежку с пестрыми, расшитыми золотом знаменами южан.
Лежа в темной каморке, Руди вспоминал события прошедшего дня, перебирая их, как яркие глянцевые фотографии. Перед его мысленным взором возникли ряды огнеметчиков: от мальчишек девяти-двенадцати лет до старой дамы, которой было уже под восемьдесят. В ушах звучали отрывистые команды, которые выкрикивала Мелантрис.
Ему на память пришли и другие картины прошедшего дня: Ваир и Стюарт, облаченные в оранжевые с алым одежды, увешанные драгоценностями... Бектис, стоящий у подножия помоста среди прочих волшебников: его не допустили к вельможам, ибо Джованнин отлучила бы от Церкви все королевство за одно только предложение, чтобы ей с инквизитором Пинардом встать рядом с колдуном... и наконец Алвир, чье лицо выражало смесь беспокойства и самодовольства.
Особенно ярко помнил Руди Минальду, державшую на руках Тира...
Ингольд держался поодаль ото всех; откинув тяжелые складки плаща за спину, он небрежно жонглировал маленькими сверкающими разноцветными иллюзорными пузырьками из воздуха, искоса наблюдая за происходящим.
Поскольку Руди прекрасно знал, как проводят время молодые маги в дождливые ненастные дни, это зрелище не слишком удивило его. Но он слышал беспокойный шепоток толпы, поднимавшийся, едва лишь Ингольд подбрасывал в воздух маленькие, переливающиеся разными цветами шарики, и те – зеленые, алые, небесно-голубые, – мерцая, вырастали до двух футов в диаметре и лопались у него над головой.
Отряд огнеметчиков выступил вперед. По взмаху руки Ингольда, пузырьки взмыли вверх, как вихрь осенних листьев. Кто-то из толпы в ужасе вскрикнул; Руди услышал шепот Ваира:
– Дьявольщина!
Смехотворные радужные игрушки теперь двигались в точности как Дарки: они, делая плавные повороты, парили в воздухе... Эти движения были знакомы всем присутствующим: каждый хоть раз в жизни видел нападающих Дарков. Не успела Мелантрис на полушаге развернуться и сбить пульсирующий алый шар, – и тут же раздался взрыв аплодисментов. Движущиеся цели вспыхивали и исчезали, едва их касались языки пламени, а одобрительные крики превратились в рев, как будто в самом деле погибали настоящие Дарки. На помосте Алвир и разряженные, как павлины, лорды Алкетча удовлетворенно кивали друг другу, а внизу волшебники и стражники возбужденно колотили друг друга по спинам, Руди обнаружил, что его толкают, похлопывают, обнимают и поздравляют друзья и совершенно незнакомые люди. Даже Вос снисходительно проронил:
– Впечатляет.
А сколько гордости за него было в глазах Минальды!
«Почему она не пришла?»
Ведь когда они на мгновение оказались рядом посреди бурлящей толпы, он явно прочел в ее взгляде обещание скорой встречи.
«А времени осталось так мало, – в отчаянии подумал Руди. – Зимние празднества начнутся уже через три дня! А потом...»
Он прогнал грустные мысли, как делал это на протяжении последних недель, чтобы не омрачать оставшиеся часы. В тщетной надежде Руди прислушался, пытаясь вычленить в сыром пустынном безмолвии звуки, говорившие о приближении Альды. Но ничего не было слышно, только сонное бормотание отца, успокаивавшего плачущего младенца, да капанье и журчанье воды, что текла по каменным венам Убежища.
Руди давно привык к ночным звукам Убежища. Пожалуй, этим он был обязан Логову. В своих снах он снова и снова блуждал в темном отвратительном мире, где белолицые создания с коровьими глазами волочили ноги по гниющему мху бесконечных пещер, потолки которых усеивали чудовищные твари, испускавшие капли слизи.
Снова и снова чувствовал прикосновение ветра к своему лицу; иногда он опять видел высокого седовласого пленника, который бежал прямиком в содрогающуюся тьму... Его глаза были широко раскрыты, – безумные глаза существа, которое полностью позабыло, что такое быть человеком...
А были и еще более ужасные сны. В них лица визжащих бледных существ, которые разбегались при его приближении, казались ему до боли знакомыми: Альда, Ингольд, даже он сам, собственной персоной.
После таких кошмаров Руди просыпался, прислушиваясь к спящему Убежищу.
Он знал, что остальные спят еще меньше. Иногда Руди улавливал отголоски крика Кары, пробудившейся от подобных снов. Понемногу ее всхлипывания замирали, но дыхание оставалось прерывистым. Временами до его слуха доносились слабые постукивания восковых табличек Джил, или, из другого угла, приглушенное хихиканье и резкое ритмичное поскрипывание кровати. Дважды он слышал мужские рыдания, которые кто-то отчаянно пытался заглушить под одеялом.
«Но где же Альда?!»
«Она могла передумать», – пытался он найти объяснение... но тут же вспоминал сияющее выражение ее лица и взгляд, ясно говоривший: «Я приду к тебе, как только смогу!»
Может, ее что-то задержало?
«Но что могло случиться? – возражал он сам себе. – Алвир обещал нам покровительство».
Руди пришло на ум выяснить все, заглянув в один из волшебных кристаллов. Он тут же возмутился в душе: «Во имя всего святого! Разве мало за ней шпионит Алвир. Минальда не твоя собственность!»
И все же эта идея захватила его. Маленький зеленоватый кристалл, который он нашел в нижних лабораториях, казалось, подмигивал ему из темноты наспех сделанных полок, где расположилось все его немногочисленное имущество. Пальцы горели от желания притронуться к кристаллу.
«Прекрати! – велел он себе. – Какое тебе дело до того, почему она не пришла? У тебя нет никаких прав на эту женщину – ведь это ты уходишь от нее. Это все детские штучки: проехать мимо дома подружки, чтобы посмотреть, чья машина припаркована у крыльца... Раз уж она решила не приходить, то нечего за ней подсматривать!»
Руди, набросив на плечи одеяло, метался из угла в угол по своей каморке. Искра колдовского света вспыхнула над головой, как только он взял в руки зеленоватый кристалл. Грани заискрились светом, когда Руди принялся крутить его в руках, а потом уставился в самую сердцевину камня.
Свечи в комнате Минальды полностью оплыли. Капли воска образовывали толстые белые колонны на плечах двух маленьких бронзовых рыцарей подсвечника, и блестящую лужицу на полированной столешнице. Угасающий свет отражался на широкой парчовой отделке халата, плясал в драгоценностях, все еще остававшихся в растрепавшейся церемонной прическе, поблескивал на кольцах и серьгах, которые кучкой лежали у согнутого локтя.
Руди не мог видеть ее лица, так как она спала, положив голову на стол и спрятав лицо в ладони.
Чистый листок бумаги лежал рядом с ней, на нем что-то было написано большими неровными рунами. Руди к этому времени достаточно хорошо овладел письменностью Восса, чтобы прочитать послание:
Руди, прошу тебя, приди!
* * *
Ее дверь оказалась заперта. Скрывающие чары, укрывшие Руди от глаз двух стражников, стоявших в конце коридора, окажутся бесполезными, если он крикнет, чтобы разбудить ее.Руди прижал руки к двери и, закрыв глаза, прощупал механизм замка, как учил его Ингольд. Все оказалось проще простого: это замок был сделан в тяжелые времена, когда уровень мастерства резко упал; составить нужное заклинание в уме оказалось куда проще, чем заставить дверь бесшумно распахнуться на петлях, изъеденных ржавчиной.
Когда Руди закрывал за собой дверь, Тир тут же поднялся, уцепившись пухлыми розовыми ручонками за изогнутую спинку колыбельки, и весело позвал:
– 'Уди!
Изумленно вскрикнув, Минальда вскинула голову.
– Руди! – всхлипнула она.
Минальда привстала, и он обнял ее. Ее лицо, если не считать покрасневших глаз, было совершенно бесцветным. Руди почувствовал на губах привкус соленых слез. Содрогаясь от рыданий, Альда неистово прижималась к нему.
– Я думала, ты уже никогда не придешь.
– Детка, что произошло? Почему закрыта дверь? В чем дело?
Ее голос упал до отчаянного шепота:
– Алвир собирается выдать меня за сына императора Алкетча.
– Выдать? – переспросил Руди, неуверенный, что правильно расслышал ее. Затем, когда ярость захлестнула его горячей волной, вскричал: – Выдать тебя замуж?! – Он вовремя вспомнил, где находится, и его крик тут же превратился во взволнованный шепот. – Он не может этого сделать!
– Мне сообщил инквизитор, – продолжала она тихим голосом, – после того как кончился Совет... о, гораздо позже! Наверное, они продолжали совещаться еще долго после моего ухода. Я... я пошла к Алвиру... он сказал, что договор уже подписан... сказал, что о помолвке будет объявлено вечером после Зимнего празднества. Меня отправят со Стюартом и с почетным эскортом в Алкетч, когда войска выступят в Гай. После этого он запер меня...
Длительное знакомство Руди с рокерами давало возможность высказать свои чувства с достаточной силой. Как он мог быть настолько наивным, что поверил словам Алвира! Длинная тирада насчет предков канцлера, его личных привычек и будущей судьбы, едва не сорвавшаяся с уст Руди, отчасти относилась и к его собственной глупости. Но он уже достаточно долго был магом, чтобы не сознавать: такие реплики – это лишь пустая трата времени.
Вместо этого он сказал:
– Но ведь они не могут отправить Тира в Алкетч!
– А они и не собираются! – яростным шепотом ответила она. – Тир останется здесь, дабы управлять северными землями, с Алвиром в качестве регента. – Она прижалась лбом к его плечу. – Руди, что нам делать?
«Чертовски хороший вопрос», – подумал он. Чувство, очень похожее на панику, охватило Руди. Что они могут сделать? Убежище – единственное спасение от Дарков, но в нем вряд ли найдется такое местечко, где они будут не подвластны Алвиру. Если брат откажется от Альды и отнимет Тира, она утратит остатки независимости. Конечно, в таком случае алкетчский наследник на ней не женится... или все равно женится? Руди ломал себе голову, не испытывая ничего, кроме смятения и досады на собственное невежество. Его мысли сбивались в комок, как путник, застигнутый снежной бурей.
«Что толку бежать? – думал он. – В Убежище мы повсюду останемся пленниками Алвира. Да и куда нам идти?»
Как только он задал себе этот вопрос, ответ тут же сделался очевидным.
Он наклонился и поцеловал испуганное, запрокинутое лицо.
– Надевай свой плащ, милая, – угрюмо сказал он. – Я не знаю, что нам делать, но уж Ингольд-то, черт подери, должен это знать.
Несмотря на поздний час, волшебник еще не спал; он сидел на стуле, уставившись на горстку еле тлевших углей. Пергаменты, книги, листки с непонятными диаграммами, которые для него составляла Джил, был в беспорядке разбросаны по столу и по полу у ног.
Ингольд поднял голову. Взглянув сперва на Руди, затем на Минальду. Когда он увидел, что она держит на руках сына, завернутого в бархатное одеяло, его брови сурово нахмурились.
– Что такое? Что происходит?
Сжато и сбивчиво, пересыпая речь ругательствами, Руди пустился в объяснения. Пока он говорил, волшебник встал, магический огонь над его головой засветился ярче. Маг взял Минальду за руку и усадил на стул, а Тира бережно положил на кровать. Тир тут же начал проворно высвобождаться из одеяла, чтобы исследовать каморку волшебника.
Пока Руди рассказывал, Минальда сидела с потупленным взором, еле заметно дрожа под плащом, который Ингольд заботливо накинул ей на плечи. И только когда закончился рассказ, она подняла взгляд. Ее глаза были сухими, исчез страх, который поселился в них, когда Руди вел ее по коридорам Убежища под защитой скрывающих чар. Вместо него появилось выражение непреклонной решимости, которое Руди видел в тот вечер, когда она согласилась пройти через гнодирр.
Она тихо спросила:
– Ингольд... если Алвир согласился на этот брак у меня за спиной... о чем он еще мог с ними договориться?..
Старик задумчиво посмотрел на нее.
– Есть несколько возможных предположений, – ответил он. – Аббат Майя мне говорил, что Алкетч уже делал попытки захватить дельту Пенамбры. Ну и, конечно, остается открытым вопрос о границах Геттлсенда.
Ее глаза цвета ириса, казалось, стали еще темней от обиды и бессильного гнева; тонкие пальцы дрожали, вцепившись в грубый мех.
– Он зашел слишком далеко, – прошептала она.
Неожиданно Руди почувствовал себя не в своей тарелке. Что такое его чувства и тревоги по сравнению с высокой политикой и вопросами власти? Рядом с этим его любовь к хрупкой темноволосой девушке показалась такой незначительной. А возможно, так оно и было всегда...
Ингольд сложил на груди руки.
– А как далеко готова зайти ты сама?
– Как далеко? – спросила она натянутым голосом. – Что бы мы ни говорили, но я все равно остаюсь его пленницей, хоть здесь, хоть в своей комнате. Он отыщет способ подчинить меня своей воле...