Страница:
Две пары глаз непонимающе уставились на девушку, прежде чем влюбленные вспомнили, что в комнате есть еще кто-то, кроме них.
— Мы начинаем работать завтра, леди Кент.
— Можно нам посмотреть? — мило улыбнулась Джоан.
— Но это не место для дам.
— Конечно, можно. Я здесь хозяйка, — твердо ответила Брайенна.
Они весело переглянулись. Брайенна обычно не любила подчеркивать свою власть.
— Хозяйка, — дерзко пробормотал Хоксблад, — госпожа[48] … в этом слове содержится столько значении и столько запретных фантазий, что я слабею при одной мысли…
Дьявол! Перестанет ли она когда-нибудь краснеть?! Брайенна не смела взглянуть в эти чарующие, затягивающие, словно омут, глаза, а опустив ресницы, увидела смуглые пальцы, сжимающие кубок. Этот взгляд был ошибкой: его руки настольно влекли к себе, что сладостная боль томления охватила Брайенну, сразу захотевшую, чтобы он коснулся ее. Эта животная сила, исходившая от Хоксблада, побуждала молить о счастье очутиться в его объятиях. Она едва не вскрикнула, с трудом удержавшись, чтобы не попросить его дотронуться до нее. Она закричит, если этого не произойдет, и сделает то же самое, если это случится!
Брайенна потянулась за кубком, пытаясь охладить горевшее горло. В Бедфорде не оказалось вина, только сваренный в октябре эль для мужчин и сидр для дам, но сегодня даже этот легкий напиток почему-то опьянял. У Брайенны кружилась голова, перед глазами все плыло, хотя девушка понимала, что отнюдь не выпитый сидр почти лишил ее разума.
Кристиан подвинул к себе грушевый торт и поднес ложку к ее губам. Брайенна позволила положить ей в рот кусочек торта и жадно облизала ложку. Настала очередь Кристиана вздрогнуть от желания. Ресницы девушки взлетели вверх так, что взгляды влюбленных наконец-то могли встретиться, но вместо этого Кристиан, не отрываясь, смотрел на ее губы с такой жгучей страстью, что Брайенна поспешила снова прикрыть глаза.
Слуги начали убирать со столов, давая понять, что ужин закончен и присутствующие могут размять ноги, или заняться беседой, или игрой в кости. Но сидевшие во главе стола не хотели расставаться. Адель рассказывала Джоан, Глинис и оруженосцам Хоксблада о былых временах. Джоан, взяв украшенную лентами лютню, протянула ее тетке Брайенны.
— Адель обещала спеть, как раньше, когда была маленькой девочкой.
— Как прекрасно! Я помню несколько вечеров, когда она и мама пели старинные ирландские баллады. Это были радостные дни для Бедфорда, — вздохнула Брайенна.
— У Брайенны голос был куда лучше, чем у меня, — скромно заметила Адель. — В счастливом доме должна звучать музыка. Я спою, если Брайенна поможет мне развлечь гостей.
Все захлопали в ладоши и приготовились слушать. У Адели был мягкий нежный голос, негромкий, но чистый. Она запела жалобную ирландскую балладу, аккомпанируя себе на лютне, и мгновенно из ничем не примечательной простушки превратилась в красавицу. Брайенна с удивлением заметила, что на глазах Пэдди блеснули слезы. Когда Адель смолкла, слушатели, аплодируя, умоляли ее петь снова и снова, пока она не устала. Закончив, Адель объявила, что теперь очередь Брайенны порадовать гостей. Брайенна поднялась, направилась в угол, где стояла кельтская арфа, и прислонила причудливо изогнутый инструмент к плечу. Все, кроме Адели, были поражены ее звучным сильным голосом, хоть и не подходящим для грустных мелодий, но словно предназначенным для зажигательных, воспламеняющих кровь песен, которые зовут на битву и ведут воинов к победе. Ее голос был похож на густое темное вино. Если баллады Адели обращались к душе, песни Брайенны возбуждали тело, вливали в него огонь.
И сама Брайенна в необыкновенном переливчато-синем «павлиньем» платье, с нимбом вокруг головы, который создали мягкие отсветы пламени свечей, выглядела настоящей графиней, хозяйкой замка. Она не скрывала, что поет лишь для Кристиана.
Хоксблад чувствовал, что заворожен и очарован. Глядя на девушку и слушая этот волшебный голос, он всей душой ощущал, что в его постели она будет безоглядно щедрой, безрассудной, великолепной. Настоящей женщиной для восточного принца!
Драккар улыбнулся. Все шло точно так, как он предвидел. Когда Брайенна смолкла, разразились оглушительные аплодисменты. Присутствующие в трапезной оставили свои занятия, привлеченные пением хозяйки. Все было так, как будто графиня явилась им в грезах знамением того, что к Бедфорду снова вернется былое процветание. Брайенна допоздна задержалась в зале, не в силах расстаться с Кристианом Хоксбладом, но в конце концов со вздохом встала, и все дамы направились в свои спальни.
Оставшись одна, девушка подошла к зеркалу и застыла, ослепленная собственным отражением. Платье преобразило ее физически и духовно. Она глубоко осознала суть этой перемены: девушка превращалась в женщину.
Брайенна закрыла глаза, чтобы насладиться новь необычными ощущениями. Потом обхватила себя руками, и шелк под пальцами заструился так чувственно, что Брайенне расхотелось переодеваться. Она вновь подняла ресницы, чтобы в последний раз полюбоваться собой, встретилась с взглядом аквамариновых глаз. О Боже опять началось!
— Ты моя женщина.
Брайенна быстро обернулась и оказалась лицом лицу с Кристианом Хоксбладом, не призраком, а чиной из плоти и крови. Она должна возмутиться прогнать его из спальни. Обвинить в дерзости и ни что не оставаться наедине с ним.
Брайенна знала, как в точности ей следует поступить. И не сделала ничего. Совсем ничего.
— Я знала, что ты придешь, — просто сказала она. Последние несколько ступенек к близости все еще были пройдены, но оба знали: это случится сегодня ночью.
Хоксблад, не колеблясь, потянулся к синей ленте развязал бант, и начал расплетать косы. Он с первой встречи предвкушал сладостное ощущение шелковистой массы волос, упавших ему на руки, расплескавшихся золотистыми волнами, но и представить себе не мог, насколько будет потрясен, когда это случится на самом деле. Словно молния ударила в грудь, пронзила все тело и скользнула по мужской плоти, сделав ее разгоряченной, набухшей и твердой. Куда девалось его самообладание, которое он вырабатывал чуть ли не всю жизнь?
Кристиан потянулся к другой косе, зная, что прикосновение руки к волосам и голове возлюбленной — важный шаг к взаимному доверию и близости. Случалось, что повреждение головы приводило к немедленной смерти, и, когда кто-то протягивал руку к чужому лицу или волосам, инстинктивным движением человека было увернуться. Однако Брайенна молча ждала, оставаясь неподвижной, позволяя Хоксбладу делать с ее роскошными волосами все, что захочется.
— Я, кажется, всю жизнь мечтал ощутить их благоухание, дотронуться до них, а потом окунуться лицом и руками.
От ее волос исходил густой пряный аромат цветов и женщины. Следующей ступенькой к близости должно было стать слияние губ. Брайенна бессознательно лизнула полную нижнюю губку в ожидании поцелуя. Вид кончика розового языка заставил Кристиана окончательно потерять голову. Его рот припал к ее рту, завладел нежными губами, с жадностью втянул их, словно желая поглотить.
Брайенна отвечала ему раскованно, самозабвенно, пока Кристиан удерживал обеими руками ее голову, словно захватив в плен и не давая двигаться, опьяняя лаской губ и языка. Какой божественный вкус у ее поцелуев! Об этом он грезил в видениях и снах, и теперь дал волю чувствам. Он мог видеть, слышать, обонять и пробовать на вкус ее женственную суть, вдыхать эссенцию обольщения, сводившую с ума, кружившую голову.
Руки Брайенны скользнули по его груди, наслаждаясь прикосновениями к стальным мускулам. Она не собиралась отталкивать его и была счастлива, что наконец может прикоснуться к этому великолепному телу.
Когда Кристиан немного отстранился, она обняла его за шею и прикоснулась губами к тому месту на горле, где можно было ощутить биение пульса. Когда подняла руки, ее груди так нежно скользнули по его груди, что желание Кристиана превратилось в бушующее пламя, неутолимый голод.
Сжав талию девушки, он нарочито медленно притянул к себе стройное тело, подняв его так, что их глаза оказались на одном уровне. Брайенна рассмеялась — зазывно, обещающе и вместе с тем доверчиво. Золотистая грива рассыпалась по его груди, когда Кристиан, осторожно лизнув крохотную ведьмину метку, вновь припал к ее рту, изучая языком очертания прихотливо изогнутых губ и встречая ее дразнящий язычок. Потом, так же неспешно, восхитительно неторопливо позволил ей соскользнуть по его телу, пока пальцы ее ног не коснулись ковра. Он сделает это еще раз, когда оба останутся обнаженными, чтобы они смогли испытать ослепительно-жаркое ощущение соприкосновений влажной от любовного пота кожи мужчины и женщины.
Страсть безумствовала в нем с такой силой, что, когда Брайенна провела кончиком пальцев по заостренным скулам, лицо Кристиана сделалось неподвижным, а кровь стучала в голове, горле, даже в ступнях ног. Но в средоточии мужской силы кровь не билась, а дико, требовательно пульсировала, воспламеняя ошеломляющее, доселе никогда не испытанное им возбуждение.
Кристиан хотел, чтобы Брайенна наслаждалась каждым оттенком, каждым нюансом этого возбуждения, чтобы она ощущала желание всей своей шелковистой кожей, чтобы ее страсть претерпела всю гамму испытаний — от сладостного рая до изощренно-жестокого ада. Губы рыцаря, целуя ее в висок, шептали любовные признания, потом опустились к уху Брайенны, где нежные слова смешались с бесстыдно-откровенными, а когда рот Кристиана передвинулся к стройной шее, его речь стала чарующе-соблазнительной. Сильные пальцы расстегнули таинственно-синее платье, обнажая плечи, шепот искушал и манил, обжигая и без того горячий шелк кожи.
Брайенна задышала чаще, так что ее груди, казалось, сами поднялись навстречу жадно-ищущему рту. Теплое дыхание наполнило тугие холмики сладким предвкушением, загорелые руки сжали груди, игриво лаская, взвешивая, как будто обожествляя их, словно бесценные чаши на алтаре любви.
Брайенне хотелось кричать, биться в экстазе от того, что их обнаженные тела соприкоснулись. Жадные пальцы девушки расстегнули полотняную сорочку, стянули ее с широких плеч. Когда он прижал ее нежную грудь к своей — могучей, мускулистой, покрытой порослью темных волос, Брайенна и в самом деле вскрикнула от чистого, незамутненного вожделения. Она тяжело дышала, почти теряя сознание, не зная, как сплавиться со все возрастающим желанием.
Кристиан улыбнулся, понимая, что бурные эмоции требуют выхода.
— Можешь кричать и кусаться, любовь моя, — шепнул он, и искушение оказалось настолько непреодолимым, что она вонзила зубы в его плечо, оставляя крошечные полумесяцы на темной коже.
Все препятствия на пути к близости были сметены. Обнаженные до пояса, они предавались бесконечным любовным играм, и оба запутались в ее волосах, словно связавших их вместе тонкими золотыми нитями.
Кристиан, нагнув голову, проник кончиком языка в ямку пупка, пока руки скользнули по ногам девушки, поднимая подол «павлиньего» платья до самого золотистого венерина холма. Теплые ладони накрыли ее ягодицы, притянули к жестким мужским бедрам. Кристиан, ожидая, что из груди девушки вырвется стон наслаждения, быстро накрыл ее губы своими.
Брайенна ощутила, как по телу прошла восхитительная дрожь, и приоткрыла губы навстречу его жадному рту, настойчивому языку, проникшему внутрь. Почти без чувств она терлась воспаленным женским естеством о набухший фаллос, ощущая его жар даже сквозь лосины. Она неожиданно захотела, чтобы он взял ее, захотела принадлежать ему полностью, целиком, навечно, навсегда, захотела, чтобы он проник в нее глубоко-глубоко, туда, в ее влажную теплоту, чтобы он всадил свой меч в ее тугие ножны. И пусть они станут единым целым.
Платье превратилось в невыносимую помеху, и она, потеряв голову, старалась освободиться от гладкого, тяжелого шелка. Брайенна с невольным криком стягивала его с себя, пока платье не упало на пол.
Она переступила через переливчато-синюю лужицу и в этот же момент пришла в себя. Что же, во имя Господа, она делает? Совсем голая, во власти этих властных рук и жадного рта! Какое безумие овладело ею? Как она могла позволить ему раздеть ее?
Брайенна отчаянно пыталась прикрыть наготу волосами и в ослепительной вспышке озарения поняла, что именно материнское платье стало причиной этих странных перемен в ее чувствах, вызвало крушение всех барьеров и страхов. То же самое произошло на турнире, когда она надела серый плащ матери. Она видела Кристиана Хоксблада глазами того, кто обладает вторым зрением! ясновидением! Мистическая сила через одежду матери перешла к дочери.
— Прекрати! Хоксблад, я не могу сделать этого! — вскрикнула она.
Он не отнял рук наоборот, сжал ее еще крепче.
— Мы предназначены друг для друга, мы не можем отступить, — хрипло выдохнул он.
— Нет, это все платье, неужели не видишь, — отчаянно закричала Брайенна. — Когда я ношу наряды матери, меня неодолимо тянет к тебе, когда снимаю, сразу прихожу в себя, становлюсь прежней Брайенной.
— Любовь моя, мне никогда еще не приходилось слышать такого вздора. Ты всегда была Брайенной и ею останешься навсегда.
Слова Кристиана звучали настолько здраво, что нельзя было не согласиться. Ее заманила в ловушку не таинственная материнская сила, а неотразимые чары Кристиана Хоксблада.
— Ты зачаровал меня, чтобы завладеть! Ты повелеваешь моими разумом и телом и хочешь получить душу!
Ее глаза были расширены от страха и стыда за откровенную чувственность.
— Как ты можешь заставлять меня делать подобные веши?! Оставь меня сейчас же! Это ужасно! Ужасно!
Образ Роберта во всей его светлой красоте встал перед ней, и угрызения совести начали терзать ее.
Хоксблад безжалостно сжал ее обнаженные плечи, встряхнул и жестко потребовал:
— Перестань, немедленно перестань! Брайенна, обнаженная, ощущая мощь его рук и жгучую ярость, полыхающую в глазах, беспомощно смотрела на него, не зная, что делать.
— Все это не имеет ничего общего с твоей матерью. И с теми несуществующими чарами, которые ты мне приписываешь! Дело в тебе, и только в тебе, Брайенна. Ты выбрала меня по собственной воле, и пора это понять. Будь женщиной и признайся себе, что хочешь меня.
Эти слова стали откровением. Его глаза выдержали ее взгляд, вынуждая девушку признать правду. Драккар де Бошем был наделен неотразимой властью, которой нельзя противиться. Брайенна хотела его. Хотела таким, каким он был. Истина в том, что она любит Кристиана, всегда любила и будет любить.
Голова Брайенны откинулась, обнажая соблазнительный, беспомощно-трогательный изгиб шеи. Казалось, блестящая масса волос слишком тяжела для нее. Кристиан, просунув руку под ее колени, подхватил Брайенну, прижал к груди и понес к кровати.
— Мы будем более близкими, чем все любовники от Адама и Евы до наших дней. И начнем с обыкновенного разговора.
Кристиан, предвидя, сколько выдержки потребуется от него, решил не снимать лосин ради общего блага.
Осторожно положив девушку на постель, он окинут ее жадным взором. Она впервые предстала перед обнаженной. Брайенна была так прекрасна, что у него закружилась голова. Часть золотистых волос, рассыпавшись по кровати, ниспадала на ковер сверкающим водопадом, другая — на соблазнительные изгибы тела, доход до самых ног, то скрывая, то обнажая полные упругие груди и венерин холм, увенчанный завитками золотого пламени.
Он поднял ее ногу, нежно поцеловал высокий подъем. Брайенна, зажмурившись от удовольствия, поджала пальцы. Она хотела наслаждаться ощущениями, пробуждаемыми в ней Кристианом, но боялась и подумать о том, что будет дальше. Кристиан прочел ее мысли.
— Доверься мне, — хрипловато-чувственно пробормотал он. — Я знаю, ты девственница, и потому не наброшусь на тебя и не стану брать силой, любовь моя. Все придет само собой, когда ты научишься обладать мной. Любовная игра создана для обоих любовников, чтобы они могли наслаждаться растущим желанием и его исполнением, иначе блаженство не будет так велико.
Он поднял прядь ее волос, глубоко вдохнул их аромат и долго смотрел, как густой локон обвился вокруг пальцев.
— Я должен развеять твое заблуждение по поводу мистических сил, которыми будто бы владею, Брайенна, — прошептал он. — Это неправда! В раннем детстве меня отдали на попечение Ордена рыцарей Госпитальеров Святого Иоанна. Когда я стал старше, меня посвятили в Мистический Орден Золотой Зари, образованный рыцарями-тамплиерами, после того, как их Орден был распущен и запрещен. Меня научили вызывать и увеличивать силу, которой обладает каждый человек. Постоянными тренировками и обучением я добился того, что могу удесятерять ее и разумно управлять этой силой, которую многие теряют просто потому, что не подозревают о ее существовании.
Это торжество ума над чувствами. Мозг должен управлять телом и эмоциями, а не наоборот. Это бесценная истина, которую должен знать каждый рыцарь, чтобы развивать в себе такие способности. В битве они позволяют сосредоточиться на стремлении победить, отбросив страх перед смертью и болью. Когда разум подчинен главной цели, восприятие времени замедляется, и это позволяет тебе яснее видеть и понимать замыслы врага. Умение владеть собой дает много преимуществ в жизни. Вообрази, что бы я сейчас здесь делал, если бы не искусство держать под контролем ум и тело?
Брайенна улыбнулась про себя. Она хотела сокрушить это самообладание еще до того, как они вернутся в Виндзор. Но какое необычное, сладостно-эротическое ощущение лежать перед ним обнаженной и говорить не о любви.
— А твои видения?
— Любой человек способен на это. Необходимо просто отточить шестое чувство. Ведь и тебе в последнее время не раз они являлись, любовь моя.
Брайенна была вынуждена молчаливо признать, что Кристиан говорит правду.
— Я знаю, на турнире ты был в черных доспехах и сражался вместо принца Эдуарда.
Глаза Кристиана широко раскрылись. Брайенна начинала проникать в скрытую суть вещей.
— Из тебя выйдет прекрасная ученица. Сначала я научу тебя всем оттенкам любви, а дальше мы пойдем вперед вместе.
Брайенна провела языком по внезапно пересохшим губам, и Кристиану пришлось напрячь все силы, чтобы накинуть узду на грозившее вырваться на волю желание.
— А тот день в лесу? Это ты сделал так, что еда показалась принцессе горькой?
Кристиан, терпеливо улыбнувшись, покачал головой.
— Здесь не магическая сила, просто трюк фокусника.
Мой разум гораздо сильнее, чем у нее. Я просто внушил ей, что еда отдает горечью. Я не могу изменить сам вкус или запах, только их восприятие.
— А твой разум сильнее моего? — вырвалось у нее.
— Иногда да, но чаще нет. Будь иначе, ты согревала бы мою постель в первую же ночь, как я увидел тебя.
Щеки девушки порозовели, и Кристиан, протянул палец, осторожно коснулся крохотной черной точке на скуле.
— Однажды, в моем видении, ты отвернулась от меня и я увидел близнеца этой «ведьминой метки».
— Родинки, — поправила она, краснея.
— Я знаю, что ты колдунья, возлюбленная, — покачал он головой.
Это замечание почему-то обрадовало Брайенну. Может, она в самом деле колдунья. Ведь видела же она странный шрам на бедре Хоксблада, и не наяву, а в мечтах. Взгляды их встретились, оба понимающе улыбнулись, читая мысли друг друга.
— Наверное, настало время и мне предстать перед тобой таким, каким меня создал Бог. Я открою все, как это великодушно сделала ты.
Брайенна, задохнувшись, в зачарованном ужасе наблюдала, как Кристиан, встав, начал снимать лосины. Его фаллос, гордо вздымающийся из черной поросли, казался невероятно длинным и толстым. Ниже, на внутренней стороне бедра, изгибался черный ятаган. Кристиан, не двигаясь, терпеливо позволил Брайенне разглядывать его.
— А какой меч оруженосцы называют «Килбрайд»? — спросила она наконец.
Кристиан, откинув голову, заразительно рассмеялся.
— Эти дьяволы любят подшучивать надо мной. Служанки в Виндзоре вечно заглядывают украдкой в мою спальню, надеясь увидеть то, что у меня между ног.
Брайенна ничего не смогла с собой поделать. Она нерешительно протянула руку, чтобы коснуться таинственного предмета. Кожа была изуродована широким рубцом давно зажившей раны, и Брайенна вздрогнула, представив, какую боль ему пришлось вытерпеть.
— Что это?
— Клеймо. Ритуал посвящения, прежде, чем я стал рыцарем Мистического Ордена.
Воцарилось напряженное молчание.
— Расскажи, — тихо попросила она.
— После того, как к ноге приложили раскаленное железо, в рану втерли черный песок, а потом меня оставили в пустыне — умереть или выжить.
— Страдания были невыносимыми, — прошептала Брайенна.
— Именно там я научился не замечать боли, не думать о ней. Урок оказался бесценным.
Брайенна не могла заставить себя взглянуть на другое оружие. Кристиан понимающе кивнул.
— Шрам не вызывает у тебя отвращения? — спросил он.
— Нет, — быстро ответила Брайенна.
— А это? — допытывался он, показывая на набухшее желанием мужское естество.
— Я… не уверена. Я ничего не понимаю в подобных вещах.
Сердце Кристиана запело от счастья. Она чиста и невинна и никому не принадлежала до него.
— Думаю, время разговоров прошло. Я не могу рассказать о любви, могу только показать, как люблю тебя.
Глава 19
— Мы начинаем работать завтра, леди Кент.
— Можно нам посмотреть? — мило улыбнулась Джоан.
— Но это не место для дам.
— Конечно, можно. Я здесь хозяйка, — твердо ответила Брайенна.
Они весело переглянулись. Брайенна обычно не любила подчеркивать свою власть.
— Хозяйка, — дерзко пробормотал Хоксблад, — госпожа[48] … в этом слове содержится столько значении и столько запретных фантазий, что я слабею при одной мысли…
Дьявол! Перестанет ли она когда-нибудь краснеть?! Брайенна не смела взглянуть в эти чарующие, затягивающие, словно омут, глаза, а опустив ресницы, увидела смуглые пальцы, сжимающие кубок. Этот взгляд был ошибкой: его руки настольно влекли к себе, что сладостная боль томления охватила Брайенну, сразу захотевшую, чтобы он коснулся ее. Эта животная сила, исходившая от Хоксблада, побуждала молить о счастье очутиться в его объятиях. Она едва не вскрикнула, с трудом удержавшись, чтобы не попросить его дотронуться до нее. Она закричит, если этого не произойдет, и сделает то же самое, если это случится!
Брайенна потянулась за кубком, пытаясь охладить горевшее горло. В Бедфорде не оказалось вина, только сваренный в октябре эль для мужчин и сидр для дам, но сегодня даже этот легкий напиток почему-то опьянял. У Брайенны кружилась голова, перед глазами все плыло, хотя девушка понимала, что отнюдь не выпитый сидр почти лишил ее разума.
Кристиан подвинул к себе грушевый торт и поднес ложку к ее губам. Брайенна позволила положить ей в рот кусочек торта и жадно облизала ложку. Настала очередь Кристиана вздрогнуть от желания. Ресницы девушки взлетели вверх так, что взгляды влюбленных наконец-то могли встретиться, но вместо этого Кристиан, не отрываясь, смотрел на ее губы с такой жгучей страстью, что Брайенна поспешила снова прикрыть глаза.
Слуги начали убирать со столов, давая понять, что ужин закончен и присутствующие могут размять ноги, или заняться беседой, или игрой в кости. Но сидевшие во главе стола не хотели расставаться. Адель рассказывала Джоан, Глинис и оруженосцам Хоксблада о былых временах. Джоан, взяв украшенную лентами лютню, протянула ее тетке Брайенны.
— Адель обещала спеть, как раньше, когда была маленькой девочкой.
— Как прекрасно! Я помню несколько вечеров, когда она и мама пели старинные ирландские баллады. Это были радостные дни для Бедфорда, — вздохнула Брайенна.
— У Брайенны голос был куда лучше, чем у меня, — скромно заметила Адель. — В счастливом доме должна звучать музыка. Я спою, если Брайенна поможет мне развлечь гостей.
Все захлопали в ладоши и приготовились слушать. У Адели был мягкий нежный голос, негромкий, но чистый. Она запела жалобную ирландскую балладу, аккомпанируя себе на лютне, и мгновенно из ничем не примечательной простушки превратилась в красавицу. Брайенна с удивлением заметила, что на глазах Пэдди блеснули слезы. Когда Адель смолкла, слушатели, аплодируя, умоляли ее петь снова и снова, пока она не устала. Закончив, Адель объявила, что теперь очередь Брайенны порадовать гостей. Брайенна поднялась, направилась в угол, где стояла кельтская арфа, и прислонила причудливо изогнутый инструмент к плечу. Все, кроме Адели, были поражены ее звучным сильным голосом, хоть и не подходящим для грустных мелодий, но словно предназначенным для зажигательных, воспламеняющих кровь песен, которые зовут на битву и ведут воинов к победе. Ее голос был похож на густое темное вино. Если баллады Адели обращались к душе, песни Брайенны возбуждали тело, вливали в него огонь.
И сама Брайенна в необыкновенном переливчато-синем «павлиньем» платье, с нимбом вокруг головы, который создали мягкие отсветы пламени свечей, выглядела настоящей графиней, хозяйкой замка. Она не скрывала, что поет лишь для Кристиана.
Хоксблад чувствовал, что заворожен и очарован. Глядя на девушку и слушая этот волшебный голос, он всей душой ощущал, что в его постели она будет безоглядно щедрой, безрассудной, великолепной. Настоящей женщиной для восточного принца!
Драккар улыбнулся. Все шло точно так, как он предвидел. Когда Брайенна смолкла, разразились оглушительные аплодисменты. Присутствующие в трапезной оставили свои занятия, привлеченные пением хозяйки. Все было так, как будто графиня явилась им в грезах знамением того, что к Бедфорду снова вернется былое процветание. Брайенна допоздна задержалась в зале, не в силах расстаться с Кристианом Хоксбладом, но в конце концов со вздохом встала, и все дамы направились в свои спальни.
Оставшись одна, девушка подошла к зеркалу и застыла, ослепленная собственным отражением. Платье преобразило ее физически и духовно. Она глубоко осознала суть этой перемены: девушка превращалась в женщину.
Брайенна закрыла глаза, чтобы насладиться новь необычными ощущениями. Потом обхватила себя руками, и шелк под пальцами заструился так чувственно, что Брайенне расхотелось переодеваться. Она вновь подняла ресницы, чтобы в последний раз полюбоваться собой, встретилась с взглядом аквамариновых глаз. О Боже опять началось!
— Ты моя женщина.
Брайенна быстро обернулась и оказалась лицом лицу с Кристианом Хоксбладом, не призраком, а чиной из плоти и крови. Она должна возмутиться прогнать его из спальни. Обвинить в дерзости и ни что не оставаться наедине с ним.
Брайенна знала, как в точности ей следует поступить. И не сделала ничего. Совсем ничего.
— Я знала, что ты придешь, — просто сказала она. Последние несколько ступенек к близости все еще были пройдены, но оба знали: это случится сегодня ночью.
Хоксблад, не колеблясь, потянулся к синей ленте развязал бант, и начал расплетать косы. Он с первой встречи предвкушал сладостное ощущение шелковистой массы волос, упавших ему на руки, расплескавшихся золотистыми волнами, но и представить себе не мог, насколько будет потрясен, когда это случится на самом деле. Словно молния ударила в грудь, пронзила все тело и скользнула по мужской плоти, сделав ее разгоряченной, набухшей и твердой. Куда девалось его самообладание, которое он вырабатывал чуть ли не всю жизнь?
Кристиан потянулся к другой косе, зная, что прикосновение руки к волосам и голове возлюбленной — важный шаг к взаимному доверию и близости. Случалось, что повреждение головы приводило к немедленной смерти, и, когда кто-то протягивал руку к чужому лицу или волосам, инстинктивным движением человека было увернуться. Однако Брайенна молча ждала, оставаясь неподвижной, позволяя Хоксбладу делать с ее роскошными волосами все, что захочется.
— Я, кажется, всю жизнь мечтал ощутить их благоухание, дотронуться до них, а потом окунуться лицом и руками.
От ее волос исходил густой пряный аромат цветов и женщины. Следующей ступенькой к близости должно было стать слияние губ. Брайенна бессознательно лизнула полную нижнюю губку в ожидании поцелуя. Вид кончика розового языка заставил Кристиана окончательно потерять голову. Его рот припал к ее рту, завладел нежными губами, с жадностью втянул их, словно желая поглотить.
Брайенна отвечала ему раскованно, самозабвенно, пока Кристиан удерживал обеими руками ее голову, словно захватив в плен и не давая двигаться, опьяняя лаской губ и языка. Какой божественный вкус у ее поцелуев! Об этом он грезил в видениях и снах, и теперь дал волю чувствам. Он мог видеть, слышать, обонять и пробовать на вкус ее женственную суть, вдыхать эссенцию обольщения, сводившую с ума, кружившую голову.
Руки Брайенны скользнули по его груди, наслаждаясь прикосновениями к стальным мускулам. Она не собиралась отталкивать его и была счастлива, что наконец может прикоснуться к этому великолепному телу.
Когда Кристиан немного отстранился, она обняла его за шею и прикоснулась губами к тому месту на горле, где можно было ощутить биение пульса. Когда подняла руки, ее груди так нежно скользнули по его груди, что желание Кристиана превратилось в бушующее пламя, неутолимый голод.
Сжав талию девушки, он нарочито медленно притянул к себе стройное тело, подняв его так, что их глаза оказались на одном уровне. Брайенна рассмеялась — зазывно, обещающе и вместе с тем доверчиво. Золотистая грива рассыпалась по его груди, когда Кристиан, осторожно лизнув крохотную ведьмину метку, вновь припал к ее рту, изучая языком очертания прихотливо изогнутых губ и встречая ее дразнящий язычок. Потом, так же неспешно, восхитительно неторопливо позволил ей соскользнуть по его телу, пока пальцы ее ног не коснулись ковра. Он сделает это еще раз, когда оба останутся обнаженными, чтобы они смогли испытать ослепительно-жаркое ощущение соприкосновений влажной от любовного пота кожи мужчины и женщины.
Страсть безумствовала в нем с такой силой, что, когда Брайенна провела кончиком пальцев по заостренным скулам, лицо Кристиана сделалось неподвижным, а кровь стучала в голове, горле, даже в ступнях ног. Но в средоточии мужской силы кровь не билась, а дико, требовательно пульсировала, воспламеняя ошеломляющее, доселе никогда не испытанное им возбуждение.
Кристиан хотел, чтобы Брайенна наслаждалась каждым оттенком, каждым нюансом этого возбуждения, чтобы она ощущала желание всей своей шелковистой кожей, чтобы ее страсть претерпела всю гамму испытаний — от сладостного рая до изощренно-жестокого ада. Губы рыцаря, целуя ее в висок, шептали любовные признания, потом опустились к уху Брайенны, где нежные слова смешались с бесстыдно-откровенными, а когда рот Кристиана передвинулся к стройной шее, его речь стала чарующе-соблазнительной. Сильные пальцы расстегнули таинственно-синее платье, обнажая плечи, шепот искушал и манил, обжигая и без того горячий шелк кожи.
Брайенна задышала чаще, так что ее груди, казалось, сами поднялись навстречу жадно-ищущему рту. Теплое дыхание наполнило тугие холмики сладким предвкушением, загорелые руки сжали груди, игриво лаская, взвешивая, как будто обожествляя их, словно бесценные чаши на алтаре любви.
Брайенне хотелось кричать, биться в экстазе от того, что их обнаженные тела соприкоснулись. Жадные пальцы девушки расстегнули полотняную сорочку, стянули ее с широких плеч. Когда он прижал ее нежную грудь к своей — могучей, мускулистой, покрытой порослью темных волос, Брайенна и в самом деле вскрикнула от чистого, незамутненного вожделения. Она тяжело дышала, почти теряя сознание, не зная, как сплавиться со все возрастающим желанием.
Кристиан улыбнулся, понимая, что бурные эмоции требуют выхода.
— Можешь кричать и кусаться, любовь моя, — шепнул он, и искушение оказалось настолько непреодолимым, что она вонзила зубы в его плечо, оставляя крошечные полумесяцы на темной коже.
Все препятствия на пути к близости были сметены. Обнаженные до пояса, они предавались бесконечным любовным играм, и оба запутались в ее волосах, словно связавших их вместе тонкими золотыми нитями.
Кристиан, нагнув голову, проник кончиком языка в ямку пупка, пока руки скользнули по ногам девушки, поднимая подол «павлиньего» платья до самого золотистого венерина холма. Теплые ладони накрыли ее ягодицы, притянули к жестким мужским бедрам. Кристиан, ожидая, что из груди девушки вырвется стон наслаждения, быстро накрыл ее губы своими.
Брайенна ощутила, как по телу прошла восхитительная дрожь, и приоткрыла губы навстречу его жадному рту, настойчивому языку, проникшему внутрь. Почти без чувств она терлась воспаленным женским естеством о набухший фаллос, ощущая его жар даже сквозь лосины. Она неожиданно захотела, чтобы он взял ее, захотела принадлежать ему полностью, целиком, навечно, навсегда, захотела, чтобы он проник в нее глубоко-глубоко, туда, в ее влажную теплоту, чтобы он всадил свой меч в ее тугие ножны. И пусть они станут единым целым.
Платье превратилось в невыносимую помеху, и она, потеряв голову, старалась освободиться от гладкого, тяжелого шелка. Брайенна с невольным криком стягивала его с себя, пока платье не упало на пол.
Она переступила через переливчато-синюю лужицу и в этот же момент пришла в себя. Что же, во имя Господа, она делает? Совсем голая, во власти этих властных рук и жадного рта! Какое безумие овладело ею? Как она могла позволить ему раздеть ее?
Брайенна отчаянно пыталась прикрыть наготу волосами и в ослепительной вспышке озарения поняла, что именно материнское платье стало причиной этих странных перемен в ее чувствах, вызвало крушение всех барьеров и страхов. То же самое произошло на турнире, когда она надела серый плащ матери. Она видела Кристиана Хоксблада глазами того, кто обладает вторым зрением! ясновидением! Мистическая сила через одежду матери перешла к дочери.
— Прекрати! Хоксблад, я не могу сделать этого! — вскрикнула она.
Он не отнял рук наоборот, сжал ее еще крепче.
— Мы предназначены друг для друга, мы не можем отступить, — хрипло выдохнул он.
— Нет, это все платье, неужели не видишь, — отчаянно закричала Брайенна. — Когда я ношу наряды матери, меня неодолимо тянет к тебе, когда снимаю, сразу прихожу в себя, становлюсь прежней Брайенной.
— Любовь моя, мне никогда еще не приходилось слышать такого вздора. Ты всегда была Брайенной и ею останешься навсегда.
Слова Кристиана звучали настолько здраво, что нельзя было не согласиться. Ее заманила в ловушку не таинственная материнская сила, а неотразимые чары Кристиана Хоксблада.
— Ты зачаровал меня, чтобы завладеть! Ты повелеваешь моими разумом и телом и хочешь получить душу!
Ее глаза были расширены от страха и стыда за откровенную чувственность.
— Как ты можешь заставлять меня делать подобные веши?! Оставь меня сейчас же! Это ужасно! Ужасно!
Образ Роберта во всей его светлой красоте встал перед ней, и угрызения совести начали терзать ее.
Хоксблад безжалостно сжал ее обнаженные плечи, встряхнул и жестко потребовал:
— Перестань, немедленно перестань! Брайенна, обнаженная, ощущая мощь его рук и жгучую ярость, полыхающую в глазах, беспомощно смотрела на него, не зная, что делать.
— Все это не имеет ничего общего с твоей матерью. И с теми несуществующими чарами, которые ты мне приписываешь! Дело в тебе, и только в тебе, Брайенна. Ты выбрала меня по собственной воле, и пора это понять. Будь женщиной и признайся себе, что хочешь меня.
Эти слова стали откровением. Его глаза выдержали ее взгляд, вынуждая девушку признать правду. Драккар де Бошем был наделен неотразимой властью, которой нельзя противиться. Брайенна хотела его. Хотела таким, каким он был. Истина в том, что она любит Кристиана, всегда любила и будет любить.
Голова Брайенны откинулась, обнажая соблазнительный, беспомощно-трогательный изгиб шеи. Казалось, блестящая масса волос слишком тяжела для нее. Кристиан, просунув руку под ее колени, подхватил Брайенну, прижал к груди и понес к кровати.
— Мы будем более близкими, чем все любовники от Адама и Евы до наших дней. И начнем с обыкновенного разговора.
Кристиан, предвидя, сколько выдержки потребуется от него, решил не снимать лосин ради общего блага.
Осторожно положив девушку на постель, он окинут ее жадным взором. Она впервые предстала перед обнаженной. Брайенна была так прекрасна, что у него закружилась голова. Часть золотистых волос, рассыпавшись по кровати, ниспадала на ковер сверкающим водопадом, другая — на соблазнительные изгибы тела, доход до самых ног, то скрывая, то обнажая полные упругие груди и венерин холм, увенчанный завитками золотого пламени.
Он поднял ее ногу, нежно поцеловал высокий подъем. Брайенна, зажмурившись от удовольствия, поджала пальцы. Она хотела наслаждаться ощущениями, пробуждаемыми в ней Кристианом, но боялась и подумать о том, что будет дальше. Кристиан прочел ее мысли.
— Доверься мне, — хрипловато-чувственно пробормотал он. — Я знаю, ты девственница, и потому не наброшусь на тебя и не стану брать силой, любовь моя. Все придет само собой, когда ты научишься обладать мной. Любовная игра создана для обоих любовников, чтобы они могли наслаждаться растущим желанием и его исполнением, иначе блаженство не будет так велико.
Он поднял прядь ее волос, глубоко вдохнул их аромат и долго смотрел, как густой локон обвился вокруг пальцев.
— Я должен развеять твое заблуждение по поводу мистических сил, которыми будто бы владею, Брайенна, — прошептал он. — Это неправда! В раннем детстве меня отдали на попечение Ордена рыцарей Госпитальеров Святого Иоанна. Когда я стал старше, меня посвятили в Мистический Орден Золотой Зари, образованный рыцарями-тамплиерами, после того, как их Орден был распущен и запрещен. Меня научили вызывать и увеличивать силу, которой обладает каждый человек. Постоянными тренировками и обучением я добился того, что могу удесятерять ее и разумно управлять этой силой, которую многие теряют просто потому, что не подозревают о ее существовании.
Это торжество ума над чувствами. Мозг должен управлять телом и эмоциями, а не наоборот. Это бесценная истина, которую должен знать каждый рыцарь, чтобы развивать в себе такие способности. В битве они позволяют сосредоточиться на стремлении победить, отбросив страх перед смертью и болью. Когда разум подчинен главной цели, восприятие времени замедляется, и это позволяет тебе яснее видеть и понимать замыслы врага. Умение владеть собой дает много преимуществ в жизни. Вообрази, что бы я сейчас здесь делал, если бы не искусство держать под контролем ум и тело?
Брайенна улыбнулась про себя. Она хотела сокрушить это самообладание еще до того, как они вернутся в Виндзор. Но какое необычное, сладостно-эротическое ощущение лежать перед ним обнаженной и говорить не о любви.
— А твои видения?
— Любой человек способен на это. Необходимо просто отточить шестое чувство. Ведь и тебе в последнее время не раз они являлись, любовь моя.
Брайенна была вынуждена молчаливо признать, что Кристиан говорит правду.
— Я знаю, на турнире ты был в черных доспехах и сражался вместо принца Эдуарда.
Глаза Кристиана широко раскрылись. Брайенна начинала проникать в скрытую суть вещей.
— Из тебя выйдет прекрасная ученица. Сначала я научу тебя всем оттенкам любви, а дальше мы пойдем вперед вместе.
Брайенна провела языком по внезапно пересохшим губам, и Кристиану пришлось напрячь все силы, чтобы накинуть узду на грозившее вырваться на волю желание.
— А тот день в лесу? Это ты сделал так, что еда показалась принцессе горькой?
Кристиан, терпеливо улыбнувшись, покачал головой.
— Здесь не магическая сила, просто трюк фокусника.
Мой разум гораздо сильнее, чем у нее. Я просто внушил ей, что еда отдает горечью. Я не могу изменить сам вкус или запах, только их восприятие.
— А твой разум сильнее моего? — вырвалось у нее.
— Иногда да, но чаще нет. Будь иначе, ты согревала бы мою постель в первую же ночь, как я увидел тебя.
Щеки девушки порозовели, и Кристиан, протянул палец, осторожно коснулся крохотной черной точке на скуле.
— Однажды, в моем видении, ты отвернулась от меня и я увидел близнеца этой «ведьминой метки».
— Родинки, — поправила она, краснея.
— Я знаю, что ты колдунья, возлюбленная, — покачал он головой.
Это замечание почему-то обрадовало Брайенну. Может, она в самом деле колдунья. Ведь видела же она странный шрам на бедре Хоксблада, и не наяву, а в мечтах. Взгляды их встретились, оба понимающе улыбнулись, читая мысли друг друга.
— Наверное, настало время и мне предстать перед тобой таким, каким меня создал Бог. Я открою все, как это великодушно сделала ты.
Брайенна, задохнувшись, в зачарованном ужасе наблюдала, как Кристиан, встав, начал снимать лосины. Его фаллос, гордо вздымающийся из черной поросли, казался невероятно длинным и толстым. Ниже, на внутренней стороне бедра, изгибался черный ятаган. Кристиан, не двигаясь, терпеливо позволил Брайенне разглядывать его.
— А какой меч оруженосцы называют «Килбрайд»? — спросила она наконец.
Кристиан, откинув голову, заразительно рассмеялся.
— Эти дьяволы любят подшучивать надо мной. Служанки в Виндзоре вечно заглядывают украдкой в мою спальню, надеясь увидеть то, что у меня между ног.
Брайенна ничего не смогла с собой поделать. Она нерешительно протянула руку, чтобы коснуться таинственного предмета. Кожа была изуродована широким рубцом давно зажившей раны, и Брайенна вздрогнула, представив, какую боль ему пришлось вытерпеть.
— Что это?
— Клеймо. Ритуал посвящения, прежде, чем я стал рыцарем Мистического Ордена.
Воцарилось напряженное молчание.
— Расскажи, — тихо попросила она.
— После того, как к ноге приложили раскаленное железо, в рану втерли черный песок, а потом меня оставили в пустыне — умереть или выжить.
— Страдания были невыносимыми, — прошептала Брайенна.
— Именно там я научился не замечать боли, не думать о ней. Урок оказался бесценным.
Брайенна не могла заставить себя взглянуть на другое оружие. Кристиан понимающе кивнул.
— Шрам не вызывает у тебя отвращения? — спросил он.
— Нет, — быстро ответила Брайенна.
— А это? — допытывался он, показывая на набухшее желанием мужское естество.
— Я… не уверена. Я ничего не понимаю в подобных вещах.
Сердце Кристиана запело от счастья. Она чиста и невинна и никому не принадлежала до него.
— Думаю, время разговоров прошло. Я не могу рассказать о любви, могу только показать, как люблю тебя.
Глава 19
Он лег рядом с ней, вытянув длинные ноги, и Брайенна поспешно отодвинулась.
— Отдайся мне, любимая!
Поколебавшись несколько мгновений, она раскрыла объятия, предлагая ему себя. Кристиан обвил ее сильными руками, наклонился над девушкой, приник к ее рту жадно, дерзко, и она приоткрыла губы, позволяя ему ласкать языком сладостно-нежные глубины. Когда Кристиан почувствовал, что желание вот-вот захлестнет его он излил свою чувственность в поцелуе. Он знал, что должен пробудить в Брайенне неведомые ей доселе ощущения. Когда из горла девушки вырвутся низкие стонущие звуки, а по телу пробежит легкая дрожь, он сможет пойти дальше. Кристиан полагал, что на это потребуется не меньше сотни поцелуев.
Затененная комната была погружена в полумрак и наполнена чувственными звуками — шуршанием ткани, вздохами и стонами, шорохом кожи, трепетным дыханием из уст в уста, шелестом шелковистых прядей, к которым прикасаются грубые мужские руки, вибрацией разгоряченной жаждущей плоти. Эротические звуки, интимные звуки, любовные звуки.
Когда рот Брайенны припух от бесчисленных поцелуев, губы Кристиана медленно проложили накаленную страстью дорожку вниз, по ее горлу к груди. Ощущение было настолько новым и сокровенным, что Брайенна замерла, потрясенная. Но Кристиан скоро растопил остатки стыдливости, осторожно покусывая, гладя языком, вбирая в жадный рот розовые кончики нежных сосков.
Брайенну ошеломили испытываемые ею чувства. Какое невероятное блаженство! Словно жидкое пламя распространяется от груди вниз, по животу и дальше, проникая в средоточие ее женственности, угрожая поглотить разум и рассудок. Медленно пробудилась в ней жгучая, непереносимая жажда изведать то, что ждет впереди. Она сама еще не понимала, что именно, хотя сознавала, что умрет, если не получит этого.
Брайенна опустила глаза, желая увидеть, как его губы обожествляют ее тело, и, коснувшись кончиками пальцев его лица, начала повторять его имя снова и снова, как молитву:
— Кристиан, Кристиан, Кристиан… Хоксблад знал, что Брайенна не готова к тому, о чем просит. Каждая ступенька близости укрепляла связь между ними. Их поцелуи и ласки навсегда соединили души, но он не дотронулся ни губами, ни руками до нежной расщелины — средоточия ее женственности, а пока традиционные любовные игры не завершены, невозможно насладиться соитием по-настоящему.
Он прижал ее к подушкам, расстелил по кровати золотистые волосы и, положив одну ее руку ей на грудь, осторожно надавил, одновременно приблизив пальцы другой руки к венериному холму. Опустив глаза, она заметила завитки червонного золота, похожие на язычки огня. Их сплетенные пальцы коснулись непокорных завитков.
— О-о-о! — вскрикнула Брайенна, как от ожога. Корень жизни Кристиана уперся в ее бедро, и она представила себе копье с бархатным наконечником. Он пронзит ее этим копьем, беспомощную и трепещущую, покорит своим великолепным оружием. Сможет ли она вынести эту безжалостную пытку? Да, да, миллион раз да! Он настоящий мужчина, и Брайенна могла только надеяться, что станет для него достойной женщиной.
Кристиан выпустил ее руку.
— Дотронься пальцами до тыльной стороны моей ладони, чтобы знать, что я делаю. Если тебе не понравится, можешь остановить мою руку. Если почувствуешь, что испытала наслаждение, слегка надави, чтобы я продолжал.
Испуганно вздрогнув, Брайенна повиновалась. Его большая теплая ладонь сжала тонкие пальцы, провела ими по золотистым завиткам, еще и еще раз. Ощущение было почти опьяняющим. Потом Кристиан поднес большой палец к розовой расщелине, и Брайенна с жадностью выгнулась навстречу. Он надавил сильнее, открывая влажную раковину и сокрушая последние остатки сопротивления. Брайенна, забыв обо всем, отняла руку, безмолвно разрешая Кристиану все. Ведь он сам: просил довериться ему в любви.
— Отдайся мне, любимая!
Поколебавшись несколько мгновений, она раскрыла объятия, предлагая ему себя. Кристиан обвил ее сильными руками, наклонился над девушкой, приник к ее рту жадно, дерзко, и она приоткрыла губы, позволяя ему ласкать языком сладостно-нежные глубины. Когда Кристиан почувствовал, что желание вот-вот захлестнет его он излил свою чувственность в поцелуе. Он знал, что должен пробудить в Брайенне неведомые ей доселе ощущения. Когда из горла девушки вырвутся низкие стонущие звуки, а по телу пробежит легкая дрожь, он сможет пойти дальше. Кристиан полагал, что на это потребуется не меньше сотни поцелуев.
Затененная комната была погружена в полумрак и наполнена чувственными звуками — шуршанием ткани, вздохами и стонами, шорохом кожи, трепетным дыханием из уст в уста, шелестом шелковистых прядей, к которым прикасаются грубые мужские руки, вибрацией разгоряченной жаждущей плоти. Эротические звуки, интимные звуки, любовные звуки.
Когда рот Брайенны припух от бесчисленных поцелуев, губы Кристиана медленно проложили накаленную страстью дорожку вниз, по ее горлу к груди. Ощущение было настолько новым и сокровенным, что Брайенна замерла, потрясенная. Но Кристиан скоро растопил остатки стыдливости, осторожно покусывая, гладя языком, вбирая в жадный рот розовые кончики нежных сосков.
Брайенну ошеломили испытываемые ею чувства. Какое невероятное блаженство! Словно жидкое пламя распространяется от груди вниз, по животу и дальше, проникая в средоточие ее женственности, угрожая поглотить разум и рассудок. Медленно пробудилась в ней жгучая, непереносимая жажда изведать то, что ждет впереди. Она сама еще не понимала, что именно, хотя сознавала, что умрет, если не получит этого.
Брайенна опустила глаза, желая увидеть, как его губы обожествляют ее тело, и, коснувшись кончиками пальцев его лица, начала повторять его имя снова и снова, как молитву:
— Кристиан, Кристиан, Кристиан… Хоксблад знал, что Брайенна не готова к тому, о чем просит. Каждая ступенька близости укрепляла связь между ними. Их поцелуи и ласки навсегда соединили души, но он не дотронулся ни губами, ни руками до нежной расщелины — средоточия ее женственности, а пока традиционные любовные игры не завершены, невозможно насладиться соитием по-настоящему.
Он прижал ее к подушкам, расстелил по кровати золотистые волосы и, положив одну ее руку ей на грудь, осторожно надавил, одновременно приблизив пальцы другой руки к венериному холму. Опустив глаза, она заметила завитки червонного золота, похожие на язычки огня. Их сплетенные пальцы коснулись непокорных завитков.
— О-о-о! — вскрикнула Брайенна, как от ожога. Корень жизни Кристиана уперся в ее бедро, и она представила себе копье с бархатным наконечником. Он пронзит ее этим копьем, беспомощную и трепещущую, покорит своим великолепным оружием. Сможет ли она вынести эту безжалостную пытку? Да, да, миллион раз да! Он настоящий мужчина, и Брайенна могла только надеяться, что станет для него достойной женщиной.
Кристиан выпустил ее руку.
— Дотронься пальцами до тыльной стороны моей ладони, чтобы знать, что я делаю. Если тебе не понравится, можешь остановить мою руку. Если почувствуешь, что испытала наслаждение, слегка надави, чтобы я продолжал.
Испуганно вздрогнув, Брайенна повиновалась. Его большая теплая ладонь сжала тонкие пальцы, провела ими по золотистым завиткам, еще и еще раз. Ощущение было почти опьяняющим. Потом Кристиан поднес большой палец к розовой расщелине, и Брайенна с жадностью выгнулась навстречу. Он надавил сильнее, открывая влажную раковину и сокрушая последние остатки сопротивления. Брайенна, забыв обо всем, отняла руку, безмолвно разрешая Кристиану все. Ведь он сам: просил довериться ему в любви.